Текст книги "Новая игра"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Феликс Разумовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Ещё одна сакральная наука древних, – скептически буркнул Наливайко. Посмотрел на Краева, тяжело вздохнул и отведал каши. – Что-то не очень я верю в искренность мадам Блаватской, авантюристка она, по-моему. [70]70
  О диплотератологии упоминает Е. П. Блаватская в своей книге «Разоблачённая Исида». Тут надо учесть, что личность самой Елены Петровны крайне сложна и противоречива: с одной стороны – духовные искания, дерзкий полёт мысли, с другой – тяга к приключениям, неразборчивость в средствах и желание заявить о себе любой ценой…


[Закрыть]И вообще, на что нам эта наука, у нас Чернобыль есть. Да и без Чернобыля такие экземпляры попадаются…

А сам покосился на улёгшегося Шерхана и вспомнил сперва дауфмана Зигги, потом соседского кобеля породы московская сторожевая. [71]71
  Породу московская сторожевая вывели в питомнике «Красная звезда». Целью было получение крупной, голосистой, обильно «одетой» и не слишком свирепой караульной собаки с окрасом, хорошо заметным в темноте. Для этого скрестили кавказскую овчарку и сенбернара, добавив русскую пегую гончую (для голоса), немецкую овчарку (для управляемости) и русскую псовую борзую. Говорят, это было насилие над природой, и в итоге первоначальному замыслу соответствовала лишь обильная бело-рыжая шерсть. Собака получилась молчаливой, часто очень злобной и в целом весьма нестабильной по своим свойствам. Фактически это метис с трудно прогнозируемой наследственностью. Поэтому международные кинологические организации московскую сторожевую за породу не признают.


[Закрыть] «А что, если действительно?..»

Краев задумчиво кивнул.

– Диплотератология, – проговорил он. – Древние греки унаследовали её от египтян. Что-то такое припоминаю… – И вдруг, мотнув головой, ругнулся: – Чёрт!

Побелевшая Варенцова чуть не выронила поварёшку, но Олег ничего не заметил. Ему – причём не в первый уже раз – показалось, будто неведомый канал подсоединил его память к компьютеру. Огромному, несусветно мощному и под завязку набитому информацией решительно обо всём. Стоило даже неосознанно послать ему запрос – и поток данных едва не отправил Краева в глубокий нокаут. Страшные египетские зверолюди явили ему свою суть, Сфинкс и Химера открыли бережно хранимые тайны, а Сирин, Алконост, Гриф-птица и Гамаюн [72]72
  Сирин и Алконост– полуптицы-полудевы в славянской мифологии. Гриф-птица – мифическое существо, наполовину птица, наполовину зверь. Гамаюн – птица с женским лицом и грудью.


[Закрыть]сели, казалось, прямо на плечо… В мозгу улёгся опыт восточных магов, египетских жрецов, Агриппы, Парацельса, Сен-Жермена, Калиостро, великих знающих и посвящённых всех времён [73]73
  Агриппа– философ, мудрец и богослов эпохи Возрождения. Часто его образ ассоциируется с доктором Фаустом.


[Закрыть]– вплоть до Уотсона с Криком, открывших структуру ДНК, и дальше, дальше, по восходящей спирали, к тонким полям, информационному взаимодействию и волновой генетике с её удивительным обоснованием многих древних воззрений… [74]74
  Волновая отрасль генетики создана русским учёным П. Горяевым. Несмотря на очень интересные результаты, в официальной науке ещё, так сказать, не канонизирована.


[Закрыть]

Поняв, что происходило, Олег исполнился лихости и мысленно вопросил: «А дальше? Дальше что будет?..»

Ноосфера ехидно промолчала. «А дальше, – ответил сам себе Краев, – будет то знание и то будущее, которое создадим мы…»

– Раствор!.. – надрывно звучало неподалёку. Вот так. Высокие вибрации, Сцилла, Харибда, Тифон с Минотавром, прошлое, будущее… И немецкий водитель-вервольф, снова принявшийся вопить дурным голосом.

– Раствор, герр штандартенфюрер! Битте, битте… Краев потёр лоб, смущённо улыбнулся и наконец-то заметил тревогу в глазах Варенцовой.

– Пойду крышу ему подклею, пока напрочь не съехала, – сказал он и поднялся. – Только без меня к блиндажу не уходите! Я быстро…

Арийцы. Чудовища в тумане

– Вольно, штурмбанфюрер, вольно. Вы свободны, – небрежно махнул рукой Эрик фон Кройц. – Возвращайтесь на базу, отдыхайте перед трансформацией… – И предупредил: – Только не вздумайте позариться на праздничный обед этих русских! Пища, добытая не без магии низших рас, может вам повредить… А мы пока, – тут он оглянулся на спутницу, – навесим здесь магический замок, чтобы защитить историю от глумления…

– Хватит уже и того, что написали её так называемые победители. – Фрау Эльза отпустила Зигфрида на длинный поводок. – Итак, приступим. Ты, надеюсь, не забыл Третье заклинание Альберта Великого? [75]75
  Альберт Великий, он же Альберт Кёльнский, он же Альберт фон Боштедт – философ, теолог, учёный, алхимик, в католицизме признан учителем Церкви.


[Закрыть]

Обретая предельную концентрацию, она менялась на глазах. Зрачки сузились, щёки побледнели, голос стал вибрирующим, раскатистым и низким. Ни дать ни взять древняя прорицательница, готовящаяся к беседе с Богами.

– Конечно помню! – Эрик повёл плечами, расправляя суставы, но тут же отвлёкся, прислушался и неожиданно улыбнулся. – Ишь, птицы распелись… А помнишь, дорогая, тех Соловьёв в парке у твоего замка? И беседку в зарослях акации у пруда… И ту благословенную лунную ночь, когда ты в первый раз…

Он улыбался, его глаза в полном смысле слова смотрели сквозь время и, кажется, готовы были увлажниться. Вот он, германский романтизм, воспетый поэтами.

Суровая прорицательница сперва нахмурилась, но затем улыбнулась в ответ.

– О да… да, конечно же помню, – тихо проговорила она. – Вишни были одеты в кружева… А ты, Эрик, пришёл ко мне в белом камзоле с бранденбурами, [76]76
  Бранденбуры– двойные пуговицы, которые застёгиваются на шнуры или позументы. Названы в честь герцога Бранденбургского, жившего в XVII в.


[Закрыть]при парадной шпаге и…

Она не договорила. Поводок натянулся так резко, что фрау Киндерманн чуть не потеряла равновесие.

– Зигги, что за…

Продолжая судорожно вырываться, дауфман поджал хвост и завыл. Это был вой обречённой души, низвергающейся в адскую бездну. Хозяева завертели головами, силясь понять, что могло до такой степени напугать кобеля, и почувствовали, как души начала стискивать незримая ледяная рука. Ужас, взявшийся неизвестно откуда, гнал прочь все слова, мысли, желания.

«Бежать!» – одновременно поняли все трое арийцев. Куда бежать и от чего, оставалось по-прежнему неизвестно. Сомнению не подлежало лишь то, что оставаться на прежнем месте было смерти подобно.

Храбрый Зигфрид отчаянно завертелся на поводке и, прижав уши, рванул прочь, увлекая за собой Эльзу и Эрика. Да те и не пытались его удержать.

– О, майн готт!..

Нежные краски белой ночи сменились для них кромешной чернотой, птицы зловеще умолкли. Беглецы даже не пытались хотя бы приблизительно определить направление, в котором увлекал их Зигги. Перестало существовать даже время, осознание ограничивалось лишь очередным прыжком – то сквозь хлёсткую путаницу ветвей, то по глине, то сквозь чавкающую топь…

Наконец хватка ужаса немного ослабла, время и пространство соединились в континуум, окружающий мир начал заново обретать звуки, запахи и цвета.

– О, майн либер готт! – Учёный секретарь кое-как перевёл дух и начал оглядываться по сторонам. – Что это было? Куда нас занесло?..

– Не удивлюсь, если прямиком в ад. – Фрау Эльза обессиленно привалилась к чешуйчатому стволу и вполне по-мужски высморкалась в два пальца, потом вытерла подбородок, залитый слюной, точно у биатлонистки на олимпийском финише. И невольно понизила голое. – Не удивлюсь, если прямо к ледяной реке, несущей мечи и кинжалы… [77]77
  Один из наказующих образов германской языческой преисподней.


[Закрыть]

Действительно, место, куда занесла их нелёгкая, глаз вовсе не радовало. Здоровенные хвощи, гигантские стволы, возносящиеся сквозь туман, папоротники в два человеческих роста… Эльза поймала себя на том, что уже озирается со смутной мыслью о динозаврах. А воздух! Куда подевалась северная прохлада, напоённая ароматом багульника? Воздух был душный, влажный, с густыми токами ни на что не похожих запахов.

– Да, ни сосен, ни ландышей, – мрачно согласился Отто. – А это что? Неужели женьшень?..

Как следует удивиться он не успел. Где-то за хвощами вдруг плеснуло так, словно в торфяное озеро погружался «Титаник», и прозвучал чудовищный рёв. Говорят, так звучал пароходный гудок, ох, не зря называвшийся «тифоном»… Несчастный дауфман не выдержал – снова рванул неизвестно куда, да так резко, что на сей раз фрау Эльза не успела перехватить поводок.

– Зигги… о, холера! – встрепенулась арийка и явила себя истинной собачницей, для которой важнее всего благополучие питомца. Остальное, в том числе даже собственная безопасность, – потом, потом! – Эрик, прибор у тебя?..

Фон Кройц кивнул и проворно вытащил приёмный пульт от Зигфридова радиофицированного ошейника. Он был готов к тому, что GPS не сработает – ему ли было не знать, что за чудеса творились порой на этих болотах… К его удивлению, сигнал был чётким и ясным.

– Дорогая, – повернулся он к Эльзе, – нам сюда…

– Зигги!.. – на всякий случай громко позвала она.

Ответа не последовало…

И они снова зашагали по ненадёжному, влажно чавкающему мху, вдоль края чёрных разливов. Скоро в зарослях папоротников обнаружилась просека. И не какая-нибудь лесовозная дорога. Скорее уж здесь прошла танковая колонна. Да ещё и проволокла за собой нечто уже запредельно громадное. Ракету-носитель для полёта на Марс.

– Ох, эта жара… – вытер обильный пот Эрик. Глянул очередной раз на прибор и даже остановился. – Шайзе! Ничего не понимаю! Где сигнал?

– Зигги, малыш!.. – Было видно, что Эльза успела воочию представить себе дауфмана, гибнущего в трясине. – Где последняя точка?

Эрик раскрыл было рот, но тут где-то впереди и совсем рядом снова взревело. Львиный рык, разносящийся над саванной на километры, по сравнению с этим рёвом сошёл бы за мяуканье котёнка.

Бывший штандартенфюрер побледнел и принялся вертеть прибор, как крыловская мартышка – очки. Эльза молча вытащила нож, нехорошо оскалилась и тихо, точно пантера на охоте, пошла в направлении звука. Фон Кройцу не оставалось ничего, как послушно следовать за нею. Скоро могучие папоротники сменились зарослями хвощей и навстречу потянуло зловонием тухлых яиц, да таким, словно впереди истекал из недр весь сероводород планеты.

– Нет, по-моему, нам не туда… – пытаясь дышать через рукав, робко пожаловался Отто…

А в следующий миг они с Эльзой одновременно замерли, превратившись в два соляных столпа.

И было отчего!

Впереди курилась тёплым паром исполинская смердящая лужа. А на мшистом берегу, видимо наслаждаясь ароматом, мирно возлежал дракон. Самый настоящий дракон. Не совсем как у китайцев на халатах, но всё же с крыльями, с лапами и с хвостом. Толщиной с мусорное пухто. И при длинной всклокоченной бороде, что, в общем-то, придавало ему вид вовсе не злой. Скорее – ленивый такой, вальяжный…

– Майн готт… – шепотом выдавил Эрик и сразу сделался уже в плечах. Покосился на прибор и неожиданно констатировал: – Есть сигнал, только слабый… совсем рядом… Ничего не пойму…

– Думпкопф! – яростно закричала Эльза, и в глазах её вспыхнули жуткие огни. – Эта ползучая тварь только что сожрала его! Зигга! Мой малыш!.. – И, держа нож наготове, она с бешенством настоящего берсерка двинулась прямо к чудовищу. – А не подавишься, гадина?..

– Что? Зигфрида? Сожрал?.. – Эрик метнулся следом, догнал подругу, придержал, заслонил. – Стой, любимая, оставь это мне…

В руках у него сам собой возник автомат. Вскинулось хищное дуло, палец привычно надавил на крючок…

Проверенное оружие наотрез отказалось стрелять.

Дракон фыркнул, тряхнул бородой и принялся свиваться в кольца, устраиваясь поудобнее. Отто дёргал и дёргал затвор, и в конце концов резкие металлические звуки потревожили ящера. Он неторопливо опустил в воду хвост и ударил им, как кнутом. Небрежно, с ленцой, словно отмахиваясь от мухи…

Озёрная вода поднялась смрадной стеной, плеснула на берег, отшвырнула арийцев и бросила их лицами в мох. Пропитанный, как и всё кругом, запахом застарелой тухлятины…

А вот это – швырять в вонючую грязь рыцаря и его даму – никому не было рекомендовано делать. Эльза и Эрик отреагировали на оскорбление одинаково. Фон Кройц, вскочив, сдёрнул с пояса амулет, чью силу древние книги описывали в превосходных степенях. Эльза встала в боевую позицию, сделала глубокий вдох, зашипела сквозь зубы и с силой простёрла руки вперёд…

Против всех ожиданий магическая атака подействовала на дракона, точно красный плащ на быка. С рыком, от которого по озерку прошла рябь, ящер вскочил и, впечатывая в хлюпающий мох когтистые лапы, двинулся прямо к арийцам. Куда делось всё его благодушие! Борода встала дыбом, жуткая пасть оскалилась, между рогами красным треугольником надулся гребень. Машина для убийства приближалась неумолимо и… до чего же быстро…

Двое немцев не стали тратить время на повторение бесполезной попытки. Живо повернулись и бросились в хвощи, надеясь среди них затеряться. Увы, ящер, сбежавший со съёмок Стивена Спилберга, знал свой «лесопарк Юрского периода» гораздо лучше, чем его жертвы. Хвощи, выглядевшие спасительными, скоро начали редеть, моховой ковёр закачался под ногами и стал совсем зыбким. Туман не очень-то позволял разглядеть, что делалось впереди, но было ясно, что там ждала смерть. Дракон уверенно гнал двоих людей в болотную мышеловку.

– Дьявол. – Провалившись почти по колено, Эльза наконец поняла, что отступать сделалось некуда. – Хватит, – на удивление спокойно сказала она. – Подыхать, так уж с музыкой.

Между прочим, похоронный марш написал в своё время не только Шопен. Есть он и у Вагнера. Величественный, прекрасный и грозный, он звучит в сцене из оперы, когда герои уносят тело павшего Зигфрида.

Отто кивнул и перехватил автомат за ствол – не желаешь стрелять, поработай дубинкой. Он сказал:

– А вот и первая скрипка…

– А вот и вторая! – Эльза выхватила нож, прищурила глаза-бритвы, и двое арийцев пошли навстречу дракону. Это было мужество отчаявшихся людей, собиравшихся дорого продать свои жизни. И отлично понимавших, что эти самые жизни сейчас не стоили и гроша. Что такое дубинка и нож против дракона?..

Чудовище уже примеривалось, с кого начинать ужин, когда из травяных зарослей неспешно вышел человек. Невысокий, в штормовке, с корзиной на сгибе руки… Напоминавший то ли геолога с плаката эпохи развитого социализма, то ли жителя Севера, которого любили рядом с этим геологом изображать…

Он махнул рукой и что-то крикнул, и дракон сперва обернулся на голос, а потом притих, точно послушная овчарка, которую хозяин отозвал посередине атаки (уж в этом Эльза толк понимала). В глазах потух кровавый блеск, гребень между рогами опал, машина для убийства превратилась в безобидную куклу из съёмочного реквизита. Вот она развернулась – и мирно поползла в сторону любимой лужи, чтобы улечься на боковую.

– Готт мит унс, [78]78
  С нами Бог (нем.).


[Закрыть]– облегчённо вздохнули арийцы, опустили оружие и направились к своему спасителю, однако на полдороге остановились.

– Катцендрейк! – вырвалось у Эльзы. – Не может быть!

Перед ними стоял Змеиный Лама, человек, которого они искали столько лет. Стоял и ухмылялся… предатель.

– Здравствуйте, коллеги, – поднял он руку в жесте доброй воли и мира. – Воистину жизнь – очень странная штука…

– Странная чем? – угрюмо ответила Эльза. – Тем, что ещё не всех иуд развешали по осинам?

Впрочем, настоящей злобы в её голосе не было. Наверное, слишком много минуло лет. Да и жизнь им с Эриком этот отступник спас очень по-настоящему.

– Странность жизни в том, что я забрался в эту глушь, желая спрятаться от вас, – рассмеялся Змеиный Лама. – И вот, извольте, встреча на Эльбе… Кстати, – он сделался серьёзен, – вам обоим следует принять ванну, причём как можно быстрее. Здешняя грязь, высыхая, образует плотную корку… Тринаги таким манером чистят шкуру от паразитов, ну а с вас минут через сорок эта корка сойдёт вместе с кожей… В общем, прошу ко мне.

Он говорил очень будничным тоном, не оставлявшим места сомнениям. Арийцы физически ощутили тиканье незримых часов: тридцать девять минут пятьдесят девять секунд… тридцать девять минут пятьдесят восемь секунд…

– Идём, дорогая, – шагнул вперёд Эрик.

Эльза, однако, осталась стоять, лишь косо посмотрела на ламу.

– Вы сказали, тринаги? Но, по-моему, мы видели дракона. И притом такого послушного…

Она подчёркнуто обращалась к нему на «вы». Будто и не обзывала в своё время грязным думкопфом.

– Именно тринаги. – Лама кивнул. – Это низшая каста разумных ящеров-нагов, живших когда-то в мире с людьми. Пока не пришли драконы и не поссорили нас… Послушного, говорите? А зря ли меня называют Змеиным Ламой? Поверьте, я знаю, что сказать взбешённому тринагу… Скорее уж, герр Отто, это я должен спросить, чем это вы так рассердили незлобивое существо?

– Оно сожрало нашу собаку! – нахмурился Отто, он же Эрик. – Наверное, мы с ним вежливо раскланяться должны были? – Он расстегнул плащ, показывая амулет.

О том, что древний артефакт оказал действие, прямо противоположное задуманному, он предпочёл умолчать. Сознаваться в обидной и опасной ошибке, да ещё при нынешних обстоятельствах, ему совсем не хотелось.

– А чего вы ждали? – Едва глянув, лама с отвращением отвернулся. – Вы-то сами как бы отреагировали, покажи вам какая-то крыса человеческий скальп?

Иные, вероятно, усомнились бы в правомерности подобного сравнения, но люди, только что шедшие в последний бой из мести за проглоченную собаку, восприняли его как само собой разумеющееся.

Между тем хвощи сменились могучими папоротниками, троица миновала залежи поваленных стволов, и природа вокруг удивительным образом переменилась. Съёмочная площадка «Парка Юрского периода» уступила место декорациям на тему северных европейских легенд. Над кронами вековой дубравы закаркало откормленное воронье, и карканье – это чувствовалось печёнками – было вещим, исполненным всех тайн бытия. Где-то дробно постукивали копыта, густо пахло волшебными травами, корой и готовой сбыться сказкой.

– Это что, мираж? Обман зрения? – закрутили головами арийцы. – Куда мы попали, коллега?

Они не были испуганы, даже особо удивлены, их распирало любопытство исследователей, оказавшихся в присутствии неизведанного.

– Увы, коллеги, это здешняя реальность, – усмехнулся Лама. – Не забыли небось, как самолётик ваш падал? И сам-то самолёт был не простой, да ещё этот менгир с древними рунами… Вывалить такое у входа в Шамбалу, или, как вам угодно выражаться, возле Портала. Да в полнолуние, когда энергетические каналы… А теперь удивляетесь, что хвощи соседствуют с дубами, верные шмайсеры отказываются стрелять, а тонкоматериальные поля, – (это уже касалось Эльзы), – не желают подчиняться. Ну прямо как во внешнем мире, где льют в реки отраву, а потом удивляются рождению телят с двумя головами…

– И чтобы мы всё это полнее прочувствовали, вы чуть не дали своему ручному чудищу нас слопать? – сощурилась фрау Киндерманн. – Стояли за кустиком и до последнего не спешили его отозвать?

– Конечно, – сознался лама. – Я хотел убедиться, что вы уже не опасны. И не попытаетесь снова убить меня. Иначе, видит Бог, не стал бы из-за кустика выходить… Впрочем, оставим прошлое прошлому. – Он раздвинул кусты и оглянулся на арийцев. – Мы пришли. Прошу за мной.

И он первым шагнул на уютную полянку, поросшую густой муравой. На одном краю рос исполинский – метров пять, а может, и все шесть толщиной – дуб, при виде которого русский человек точно начал бы искать глазами златую цепь и учёного кота. По другую сторону поляны виднелась… нет, не избушка на курьих ножках – огромный валун, силуэтом смахивавший на танк с отломанной пушкой. Из-под камня густо шёл пар и вырывался торопливый ручей, падавший в солидную яму, обложенную камнями. Поблизости красовался архаичного вида колодец – замшелый сруб, толстый ворот, деревянное ведёрко.

– Действуйте, воды хватит, – указал на яму тибетец. – Я пока одежду вам подберу и ужин поставлю.

Корзина у него на руке, между прочим, была не пустая, в ней теснились тугие румяно-шоколадные шляпки, не пребывавшие даже в отдалённом родстве с бледными магазинными шампиньонами. Лама повернулся и зашагал через полянку прямо к дубу, в замшелой коре которого неожиданно открылась маленькая дверь – если не знать, в жизни не заподозришь.

Отто посмотрел на часы.

– Дорогая, у нас осталось всего шестнадцать минут… – Он торопливо разделся (причём одежда местами отходила от кожи вместе с волосами, весьма болезненным образом) и, присев на корточки у края ямы, осторожно сунул руку в воду. – Ого, горячая… – И заторопился к колодцу. – Пятнадцать минут!

Поглядев на него, Эльза не стала дожидаться, пока её спутник доведёт воду до комфортных кондиций. Побросала одежду на травку и – скорей, скорей! – нырнула в спасительный кипяток. Скрылась в нём с головой… и всплыла с улыбкой облегчения и блаженства. На дне ямы, оказывается, бил холодный родник.

– Тринадцать минут четырнадцать секунд… – бешено крутя ворот, отсчитывал Отто.

– Иди сюда, здесь и так хорошо, – окликнула Эльза. – А то, чего доброго, действительно шкура слезет. Хватит уже нам на сегодня бедного Зигги…

Грибы Лама вычистил быстро. Крепкие боровики особой обработки и не требовали. Так, срезать самый корешок, обмахнуть с ножки песчинки, снять со шляпки иголочку да травинку… Наведавшись в дом-дупло, Лама вынес старинный объёмистый, финского образца котёл и повесил его на цепь над костерком.

– Как вы, штандартенфюрер, насчёт тушёного бобра? С грибами-то?

Отто успел решить, что сейчас ему предложат пойти добыть упомянутого бобра, да ещё и желчно прокомментируют, и хотел уже отовраться вегетарианством, но тотчас забыл всё, что собирался сказать, и застыл столбом, врастая в мягкую землю поляны. Он не видел, чтобы Лама подавал какой-нибудь знак, но сбоку наметилось движение и…

Нет, это не был одурманенный магией бобёр, обречённо шествующий прямо к котлу. Из папоротников возникло и неторопливо заструилось по траве существо почти столь же невероятное, как давешний ящер. Это была «всего лишь» здоровенная анаконда вполне бразильского толка. Метров восемь длиной. И толщиной с телеграфный столб. Она без спешки обогнула дуб, подползла к костру и замерла, преданно глядя на Ламу. Вот так и поверишь, что в родной Бразилии её родичей держат в качестве домашних питомцев, доверяя им охрану детей. В этот момент рептилия в самом деле напоминала пса, говорящего всем своим видом: «Здравствуй, хозяин! Чем тебе послужить?»

– А, это ты, дружок, – оглянулся Лама и бросил в котёл пучок зелёных стеблей, связанных ниткой. – Ну? Поделишься?

Отто мог бы поклясться – змея кивнула. После чего подобралась, вскинулась, разверзла ужасную пасть, по телу пробежала упругая волна, потом ещё и ещё… Эльза, заинтересовавшись, подошла ближе. Анаконда напрягалась и тужилась. Вот показался плоский хвост, задние перепончатые лапы, плотная крепкая спина… И выпал на траву тот самый бобёр. Несколько помятый в процессе охоты, но, что самое главное, абсолютно свежий. Без каких-либо следов воздействия желудочных соков.

– Спасибо, дружок. – Лама поднял бобра, погладил анаконду по голове и пояснил гостям: – На той неделе вот страуса приволок…

Когда запах от котла сделался невыносимо вкусным, Лама снял его с огня и повёл всех в обжитое дупло.

Внутри обнаружилась круглая комнатка, обставленная с северной обстоятельностью и очень ладно: стол на полозьях, вместо стульев – удобные выдолбленные чурбаки, но стенам полки с горшками, в сторонке большой ларь. Мохнатая шкура на стене, видимо, закрывала проход куда-то ещё.

Отто сел за стол, взял в руки деревянную ложку… И вдруг физически ощутил, как отодвинулся от него внешний мир. С его кругами, порталами, уровнями и проблемами. Зачем рваться куда-то, посягать на эфемерные высшие сферы, когда есть вот это?.. Дыхание потемневших стен, ароматный пар над чугунным котлом, а снаружи – шёлковая травка у родника и бледная ночь, плывущая над коронованными макушками елей…

– А хорошо здесь у вас, коллега, – нарушил ход его мыслей голос Эльзы. – Я бы только дополнила колорит оружием на стенах. Ну, например, каким-нибудь мечом. На худой конец – ножнами…

Она улыбалась, но в ледяных глазах стыл вопрос: куда волшебные ножны дел?

– Если вы, коллега, имеете в виду те магические ножны… увы, – развёл руками Лама, – у меня их уже нет. Экспроприировали.

Он выговорил это тихо и просто, глядя в глаза, и Эльза почему-то сразу поверила: Лама говорил правду. Она лишь спросила:

– Как это – экспроприировали? Кто? Большевики? – Это вроде бы подразумевалось словом, которое употребил Лама, но тибетец покачал головой, и Эльза предположила: – Мафия? Триада? Органы? Зелёные человечки?..

– Да нет, две какие-то древние старухи, по виду сущие кикиморы, – положил ложку на стол Лама. – Сдается мне, это были Хранители. Более того, я почти в этом уверен.

Сказал, и в голове тотчас отозвался голос: «Помни, ты ведь тоже каким-то боком человек». Голос этот, грозный, как набат, он слышал каждый день вот уже столько лет. Деться от него было некуда.

– Хранители? – Эльза переглянулась с Отто, нахмурилась, покачала головой. – Гм… Похоже, вы слишком много знаете, коллега, слишком много. Вам бы не тибетцем быть, а… – Она не закончила мысль, задумалась и посмотрела на Отто. – Думаю, вы правы. Конечно, Хранители! Кто ещё мог погнать нас в подобный марш-бросок по болотам! Держу пари, – она зло фыркнула, – что меча в раскопе уже и след простыл. Зря землю рыли… – Вспомнив обстоятельства марш-броска, Эльза неожиданно всхлипнула: – О, бедный Зигги, как я могла сердиться на тебя, мой малыш…

– Ненавижу Хранителей, – буркнул Отто, тяжело вздохнул и потянулся за добавкой. – Всё куда-то лезут, всё что-то высматривают, всё им что-то надо…

– Да и пусть их, – неожиданно пылко возразил Лама. – Да если бы не они…

Он не договорил. Снаружи задрожала земля, сотрясаемая чьими-то копытами, раздалось чудовищное хрюканье, и вода в родниковой яме расступилась с плеском, опять-таки вызывавшим мысль о катастрофе «Титаника». Только вместо криков тонущих слуха замерших арийцев достигали звуки блаженства.

– Хорошо ещё, вода проточная, – с кротостью принимая что-то, что отменить он, видимо, был не в силах, вздохнул Лама. – А ещё говорят: грязный, как свинья. Под присягой подтвердить могу: клевета…

– Свинья? Значит, завтра у нас будет швайн-фест? [79]79
  Праздник по случаю забоя свиньи.


[Закрыть]– по-охотничьи воодушевился Отто. Дикий кабан – это вам не бобёр из желудка анаконды. Отважный ариец резво сунулся в дверь, но тотчас, причём ещё стремительней, шарахнулся обратно. – О, майн готт, не нужен нам такой швайнфест…

С поверхности воды на него смотрели добрые глаза, опушённые рыжими девичьими ресницами. Глаза показались Отто голубыми. Зато морда, на которой они располагались, была откровенно свирепа, с длинными клыками, могучим пятачком и рваными, несомненно в драках, ушами. Такой и от дракона, слопавшего Зигги, не побежал бы. Устроил бы ему самому… ящер-фест.

– Всех змей в округе извёл, паразит, [80]80
  Свиньи охотно уничтожают и поедают змей. Первое, что делали поселенцы в Австралии, это выпускали на свой участок стадо хрюшек, одолженное у соседа. И змеиный вопрос решался на корню.


[Закрыть]– подтвердил его догадку Лама. – Грибы и жёлуди держит за гарнир. А попробуй его тронь – беды не оберёшься. Жуткое создание. Куда там тринагу…

Отто продолжал подсматривать в щёлочку. Вот зашумела Ниагара, и из ямы вылез исполинский хряк, телесные стати которого полностью соответствовали внушительной физиономии. С уханьем встряхнулся, так что брызги долетели до дверцы, за которой прятался Отто, и, слава Тебе, Господи, убрался. Только кусты затрещали, словно по лесу прогуливался бульдозер.

– Вот такой швайнфест, – улыбнулся Лама. Встал и отодвинул шкуру на стене, и за ней в самом деле обнаружился проход. – Спать будете наверху, места на двоих хватит. Я устроюсь здесь, на ларе. А то сейчас солнце сядет, повиснет туман… И всё, жизнь замрет. Ночью тут у нас делать нечего, только спать.

Узкая лесенка вела куда-то наверх.

– Данке, коллега, бобёр был великолепен… – Эльза встала из-за стола. – Надеюсь, я успею вымыть руки? Пока жизнь не замерла?

Лама кивнул, и арийцы выбрались на воздух. Им сразу бросилось в глаза, что солнце как-то слишком быстро уходило за горизонт. Тени деревьев вытягивались прямо на глазах.

«Сейчас ещё как выяснится, что это вообще не наш мир…» – уже без особого удивления подумала Эльза и глянула на часы, подняла глаза к небу… и неожиданно выругалась.

– Отто, ты видишь это?

Часы у неё были хитрые, на все случаи жизни, с пятью циферблатами, искусственными бриллиантами и, что немаловажно, со встроенным компасом.

– Вижу, конечно вижу, – отозвался её спутник. – Солнце садится в облака, значит, завтра будет ветреная погода. Хоть комаров сдует… Так ведь, майне либлих?

– Да при чём тут комары?! – возмутилась Эльза. – Ты на солнце посмотри! Оно же на востоке садится!

– Шайзе… – закусил губу Отто, а в это время солнце погасло окончательно, и на землю опустилась густая полутьма. И тут же, словно того только и дожидался, из леса начал наплывать туман.

Он сразу заставил вспомнить вроде бы вскользь брошенное предупреждение Ламы о замирании всей здешней жизни после заката. Чтобы ориентироваться в тяжёлой сырой мгле, требовалось как минимум инфракрасное зрение. В зубах у Отто с шипением погасла едва раскуренная сигара, он перестал видеть собственные колени и понял, куда ездил за вдохновением Стивен Кинг, работая над своим знаменитым романом. [81]81
  В романе С. Кинга «Туман» Соединённые Штаты накрывает неизвестно откуда взявшийся, возможно техногенный, туман, в котором снуют хищные чудовища.


[Закрыть]Какое там определиться со сторонами света и проверить предположение Эльзы насчёт неправильного заката!.. Дай Боже вспомнить, где тут хотя бы дуб, в котором Лама устроил себе жильё…

Отто испытал несказанное облегчение, услышав совсем рядом голос тибетца:

– Эй, коллеги, вы где?

– Мы здесь, – хором отозвались арийцы и ощупью, спотыкаясь, преодолели несколько шагов. Какое счастье было вновь почувствовать под руками морщины и трещины тысячелетней коры!

– Забирайтесь. – Лама открыл перед ними дверцу, за которой приветливо мерцал огонёк. – Ждите меня здесь, я сейчас вернусь. Только на засов обязательно закройтесь…

Зажёг лампу-моргалку, взял кастрюлю с остатками бобритины, вспомнил о чём-то и, вновь поставив кастрюлю, приподнял крышку ларя. В руках у него оказалась бутылка. Лама резко встряхнул её, и внутри начало разгораться свечение, поначалу ленивое, но потом Эльзе пришлось прищурить глаза. В бутылке свернулась гусеница, толстая и длинная, как сосиска для хот-догов, только не химически-розовая, как напичканная «улучшителями» сосиска, а оранжевая и светящаяся. Свет был отчётливо мрачным и вызывал конкретные посткатастрофные ассоциации.

– Поосторожней, смотрите не разбейте, – предупредил Лама. – От её яда нет противоядия даже у меня.

Подхватил кастрюлю, вышел за дверь и скрылся в тумане. Арийцы не стали задавать ему глупых вопросов. Видно было – человек хорошо знает, что делает. Не первый день здесь живёт. И не первую ночь.

– Ах, майне либлих, – присаживаясь на узенькую лавку, тихо проговорил Отто. – Устал я что-то…

Женщина, вполне соответствовавшая своему прозвищу – Белая Бритва, – хотела было как следует отругать бестолкового спутника, но потом внимательней прислушалась к собственным ощущениям и, негромко вздохнув, присоединилась к мужчине. Жизнь, которая, казалось, ничем уже не могла её удивить, всё-таки умудрилась подсунуть Эльзе нечто новенькое. Вот эту серую, отупляющую, вселяющую безразличие усталость, и притом когда? На самом пороге новой и небывало великой судьбы. Почему так хочется послать всё подальше, опустить голову Эрику на плечо – и больше не открывать глаз? Может, во всём виноват плавающий снаружи туман?.. Или это гибель бедного Зигги так на них повлияла?..

А ведь когда-то они любили повеселиться. Эти ночи, озарённые пламенем пылающих замков… Когда дым закручивался столбом, с крыш ручьями тёк расплавленный свинец, а чужая кровь забрызгивала колени… Эльза и Эрик не оплошали и в двадцатом веке с его рискованными возможностями: звание штандартенфюрера СС небось кому попало за просто так не давали…

Что же случилось теперь?

Или это просто накатил момент слабости, который скоро пройдёт, и она с прежним воодушевлением окунётся в игру? Дьявольскую, лживую, коварную? Зашагает по головам недоумков и простаков, уверенная в своей избранности, – расступись, быдло, идёт Туснельда, дочь вождя херусков. Туснельда, один на один убившая в Тевтобургском лесу легионера… [82]82
  Херуски– древнегерманское племя, название которого происходит от слова bairn, означавшего «меч». В сражении в Тевтобургском лесу в сентябре 9 года н. э. германские племена наголову разбили римлян. Были уничтожены три легиона, шесть когорт и три конных отряда.


[Закрыть]Ну и что с того, что после Инициации в Корректоры она со временем переметнулась в Серые, после чего, само собой, оказалась среди Бывших? За ней по-прежнему было право чести, древней крови и рода, а посему – с дороги, хамы, безликая толпа!