Текст книги "Новая игра"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Феликс Разумовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Мастер и Азиат. Удар будет страшен

– Можно? – Лжечукча Мирзоев, по обыкновению, бочком просочился в прихожую Мастера, где сидела охрана. – Привет вам, о братья, я к Дяде… Он мне звонил, сказал, чтобы я зашёл. Срочно.

Был обеденный час Вэй, [31]31
  Время от 13 до 15 часов.


[Закрыть]однако на столике у бойцов не имелось даже намёка на еду. Зато у одного из них рос и наливался цветами внушительный, на пол-лица, синячище. Такой, что левый глаз, и без того узкий, превратился в форменную смотровую щель, да и та грозилась закрыться. Взглянув на него, Азиат пришёл к здравому выводу, что случилось впрямь что-то срочное. И, видит Бог, нехорошее.

– Ты бы лучше подождал, – братски посоветовала охрана. – У Мастера менты. Поганые. Уже давно. Кровь пьют…

Эту последнюю фразу на самом деле толковать можно было по-разному. В том числе и как совместное распитие, Азиат бы не удивился. Правда, от поедателей белых зайцев столь тонкой словесной игры ждать было трудно…

Почти сразу, как бы отвечая на мысли лжечукчи, дверь отворилась, и в прихожую из комнаты Мастера высунулась фуражка.

– Эй, кто тут утром-то в милицию звонил? Ты? – сурово посмотрел участковый на бойца с разукрашенным фейсом. – Давай заходи. Будешь показания давать.

«Вот тебе и „Книга Перемен“, – скорбно вздохнул Азиат, когда дверь за Козодоевым затворилась. – Как говорят эти русские, за что боролись, на то и напоролись…»

В строгом старшем прапорщике непросто было узнать участкового Козодоева, пусть неумеренно жадного, зато предсказуемого, а стало быть, управляемого. Эх, Дядюшка, Дядюшка, ну и кто же в итоге оказался жаден не в меру?.. Кто во имя пригоршни местных рублей поторопился метнуть магическую силу, не озаботившись тщательно просчитать все последствия?.. Опять же, по выражению русских, хотели как лучше, а получилось как всегда. Козодоев, которому полагалось бы стать овощем, превратился в форменного Терминатора. Разрозненные Дядюшкины фразы наталкивали на мысль, что Мастер Гаданий пытался воздействовать на Козодоева снова, но необъяснимым образом не совладал. Ненормального зомби, взявшегося до посинения отстаивать закон и порядок, словно бы ещё и прикрывала непроницаемая броня. Так-то вот. Магия, она ошибок не прощает… Участковый разогнал нищих, прокажённым пришлось чудесным образом исцелиться… Кажется, одна тётушка Синь продолжала как ни в чём не бывало хлопотать у своей кухни. Остальным пришлось туго. Ни тебе наркоты, ни контрафакта, ни раскрашенных малолеток. Торговые ряды переменились, хоть совсем на них не смотри. Сплошь местные бабки-огородницы, у которых тётушка Синь приспособилась покупать овощи. Эх, не послушал Дядя племянничка, а ведь тот дело толковал – про кипящее-то масло…

Наконец затопотали ноги, энергично отворилась дверь, и из комнаты Мастера вышла троица – двое славян в форме, третий в джинсе. Хмыкнули, фыркнули, по-соколиному зыркнули на бойцов и, хвала всем Богам, убрались. Хорошо бы, с концами.

Едва они скрылись, в комнате смачно чмокнуло, но не так, как при поцелуе. Это был звук страшного мастерского удара, от которого никакая «железная рубашка» [32]32
  «Железная рубашка»– особая техника укрепления духа и плоти, позволяющая без повреждений выдерживать удары, способные искалечить неподготовленного человека.


[Закрыть]не убережёт. Раздался стон, и наружу, шатаясь, вывалился боец, имевший неосторожность вызвать милицию. Его правый глаз стремительно превращался в такую же смотровую щель, что и левый. Мирзоев только вздохнул. Он-то видел, что Дядюшка ещё пожалел дурака. Так, вразумил по-родственному, и не более.

– Запомните, недоумки! – Дядя, лёгок на помине, возник в дверном проёме, и смотреть на него было по-настоящему страшно. – Только слабые обращаются за помощью к третьей силе, особенно к этой русской милиции. Мы свои дела привыкли улаживать сами. Ясно? – Тут на глаза ему попался Азиат, и Мастер немного смягчился: – А, племянничек… Заходи.

Внутренне трепеща, Мирзоев вошёл и… О Боги, что это?

Кажется, у бедолаги, вызвавшего ментов, имелся веский резон…

Огромный, весом в тонну, дядюшкин сейф – между прочим, четвёртого класса [33]33
  Четвёртый класс предполагает, что в полевых условиях сейф сопротивляется квалифицированному взлому в течение восьми часов.


[Закрыть]– стоял распахнутый настежь, бесстыдно демонстрируя пустоту чрева. Ну, то есть… как бы выразиться… не вполне пустоту. Взломанная сокровищница воняла, точно деревенский сортир. На нижней полке, где полагалось бы храниться золоту и драгоценным камням, громоздилась изрядная куча совсем другого «золота».

Вот тебе и продуманная система высокопрочных ригелей, и холоднокатаная сталь, и четыре дюйма весьма нерядового бетона…

– Сработано чисто. Отметился специалист экстра-класса, – тихо, с невозмутимостью истинного посвящённого прокомментировал Дядя.

Мирзоев кивнул. Эти русские! Эти русские воры! С этим их старинным поверьем, дескать, стоит испражниться на месте преступления – и тебя ни с какими собаками не найдут…

Вслух он только спросил:

– Много денег унесли, Дядюшка?

– Деньги, дорогой племянничек, хранят в сейфах лишь идиоты, – страшно улыбнулся Дядя. – Я что, похож на одного из них? – Выдержав зловещую паузу, он глянул, словно полоснул клинком. – А вот бумаги пропали все. Регистрации, лицензии, печати, разрешения, паспорта. Бланки строгой отчётности, налоговые документы. Кто-то, дорогой племянничек, в самом деле хочет испортить нам жизнь. Кто же этот несчастный?

В руках у него, словно из воздуха, возник стебель тысячелистника. Войдя в транс, мастер прислушался к дыханию Яо, внял состояние небесных сфер, узрел их проекции на земные ветви. Даже вычертил было фигуру Синь-Гуа… и вдруг, всё отбросив, неторопливо встал и взялся за любимую фарфоровую трубку.

– К гадалке не ходи, – по-русски процитировал он ещё одно любимое изречение аборигенов. – И так ясно, кто это нам… с сейфом. Не ясно только как…

В голосе его, вроде бы спокойном, слышалось шипение кобры.

– Уж не тех ли немцев из леса уважаемый Дядюшка имеет в виду? – встрепенулся Мирзоев, и раскосые глаза временно приобрели европейский разрез. – О да, Дядюшка, вероятно, вы, как всегда, правы…

Мастер великодушно кивнул.

– Ты делаешь успехи, племянник. Ещё немного, и ты сам догадался бы, что без прусских варваров дело не обошлось. – Он раскурил трубку, и Мирзоев не был уверен, что для этого ему понадобилась зажигалка. – Теперь наша очередь, и удар будет страшен. Мы поразим их в самое болезненное место. А кроме того, – он выпустил ароматный дым, – убьём разом двух зайцев. Белых… Петушиные бои у нас есть?

– На Вокзальной площадке, – с готовностью доложил Азиат. Он имел в виду вырубку в лесу, сделанную ещё при царе под будущий железнодорожный вокзал. Перед Второй мировой вырубку подновили, но в итоге вокзал опять не построили. Лес на этом месте почему-то так и не вырос, и, вероятно, поэтому площадка пользовалась у местного населения очень дурной славой. – Хотим ещё привезти мангустов и стравить со здешними гадюками, а в перспективе – игрища с холодным оружием…

– А вот собачьих боев, как я понимаю, до сих пор нет, – тихо и веско прервал Дядя. – Досадное упущение. Следует его немедленно исправить. Ты меня понял?

Мирзоев начал было припоминать хозяйское и бесхозное поголовье пещёрских собак, но мгновение спустя его осенило. Дауфман! Толстая шея, мощные челюсти, скошенный круп наследника африканских гиен… Любимец доктора Эльзы Киндерманн, она же – Белая Бритва…

– Я за этого Зигги, – начал он расплываться в улыбке, – теперь не дам ни одного паршивого русского рубля…

– Я же говорю, племянничек, ты явно делаешь успехи, – усмехнулся Дядя и пыхнул трубкой. – Разыщи Сунга Лу. Пусть всё сделает чисто, не рискуя. Разрешаю привлечь людей со стороны. Пруссаки никоим образом не должны связать исчезновение пса с нашими братьями. Понял? Если понял, иди.

– Понял, дядюшка, уже иду. – Тем не менее Азиат замялся в дверях и всё-таки решился спросить: – А как велишь поступить с этим… Козодоевым? – Участковый был таким чирьем, что Мирзоев даже дерзнул предложить: – Может, всё-таки в котёл? С маслом… и крышечку потяжелей…

– А-а, участковый. – Дядя отнюдь не разгневался, так, словно Козодоев был мелочью, отнюдь не заслуживавшей внимания Мастера. – Я продолжаю считать, что лучше пускай с ним расправятся свои же. Скомпрометируем его. Обесчестим… – Вытащил трубку изо рта, улыбнулся по-отечески, но строго. – Займись, племянничек. Ну, ступай…

Фраерман. Козырный интерес

– Ну, Олег Батькович, благодарствую, с меня причитается. – Фраерман уважительно попрощался с Краевым, убрал подальше бесценную карту и вдруг услышал зуммер рации. Исключительно противный, специально подобранный по тембру, насколько Фраерману было известно, чтобы наибольшим образом тревожить человеческое ухо, привлекая внимание.

На связи объявился на ночь глядя Кондрат Приблуда.

– Первый, это Третий. Паха… Матвей Иосифович, поговорить бы надо. Без чужих ушей. Я тут рядом, у сосны…

– Понял, сейчас буду, – отозвался Фраерман. Включил отпугиватель комаров, повесил, словно крест, на грудь и вышел в светлую ночь. Светлую, тёплую и… звонкую от мириад крохотных крылышек. Гнус торжествовал, ища себе жертву.

Приблуда действительно стоял под огромной, сплошь в живице, приземистой сосной. И смолил что-то горлодёрное, то ли «Беломор», то ли «Приму». Ставил дымовую завесу и отмахивался от врага. Отпугивателя у него не было.

– Значит, Матвей Иосифович, так! – с ходу начал он, не дожидаясь вопросов. – Что-то не нравятся мне фрицы, особенно их малахольный шофёр! Сегодня утром спёр лопату, свинтил куда-то на север и пропал на весь день. Вон, только что вернулся, весь в мыле. Перловки с колбасой две пайки сожрал и ещё третью выпросил… А главный фашист со своей эсэсовкой утром и вечером выгуливали кобеля, и тоже в этом направлении. Что у них там, на севере, за интерес козырный? Сдается мне, пахан, роют они что-то. Без нас. А может, и под нас… – Он затоптал окурок, брезгливо сплюнул и прорычал: – С них станется, в натуре. Фашисты, мать их ети.

Вспомнил, наверное, своего деда-«автоматчика», [34]34
  Напомним: «автоматчик» – вор в законе, принявший оружие из рук властей, что по воровскому кодексу строго запрещено. Во время Великой Отечественной некоторые воры, движимые патриотическими чувствами, отправились воевать. По возвращении с фронта часть преступного сообщества отвернулась от них, объявив «ссученными». Это привело к настоящему расколу криминалитета, вылившемуся в серию кровопролитных войн, которые так и были названы – «сучьими».


[Закрыть]геройски погибшего под Берлином.

– Значит, на север? – Фраерман задумался, покусал губу, отметив между прочим, что «Тайфун» устроил гнусу неплохой Сталинград. – Ты, Кондратий, вот чего… Сядь на хвост немчуре. Плотно сядь. Проследи, что да как. Может, дело яйца выеденного не стоит, так что не будем рубить сплеча. Они всё-таки гости… – И, меняя тему, спросил: – Что там, негра нашего всё не видать?

От сообщения Приблуды настроение у него не то чтобы испортилось, но в крови разом добавилось адреналина. Немцы совершенно точно имели интерес в северной стороне. Значит, Краев маху не дал. Там, куда указывала Полярная звезда, действительно было… что-то. Может, тот самый немецкий блиндаж, засыпанный взрывом. И меч-кладенец под слоем земли… Похоже, с этой минуты предстояло действовать по принципу: кто не успел, тот опоздал.

– Негра сам не видел, но знаю, – сунул в рот очередную сигарету Кондрат. – Собирался со Степанычем и евонной бабой на раков, скорее всего, будут у Ржавой горы. Завтра ж у вас вроде пир горой?

«Вот так, блин, как всегда, – послышалось Фраерману. – Не у нас, а у вас. Кому раки горячие и пиво холодное, а кому с утра пораньше в наружку за врагом…»

– Ну надо же выздоровление Олега отметить, – улыбнулся Фраерман и похлопал кореша по плечу. – Не грусти, Кондратий, будет тебе компенсация за работу в праздник. Как стахановцу производства.

– А я, пахан, и не грущу, – с силой затянулся Приблуда. – Мне ради этих гостей, которых за хрен и в музей, и субботы не жалко. Готов вообще работать без выходных. Сверхурочно, в две смены. Бабушка, покойница, рассказывала, бывало, как жила в оккупации при этих гостях…

Да, в активисты общества советско-германской дружбы он был явно не ходок.

– Ладно, корешок, до связи, – кивнул Фраерман и двинулся прочь по тропке между сонных деревьев.

Впереди был берег реки, обрывавшийся в воду глинистым откосом. Не Бог весть какая гора, зато и правда кроваво-рыжая, крупно слоистая – глаз помимо воли ищет, не выкатится ли из размытых слоёв яйцо динозавра, да с птенчиком, спящим внутри. Несмотря на поздний час, на горке вовсю кипела жизнь. Сверху горел большой костёр, и оттуда вниз бил кинжальный луч фонаря. Большая охота шла с переменным успехом. Лжеинженер Степаныч и его подруга Эльвира бродили по горло в воде, временами ныряя. Они ворочали коряги, шарили под камнями, пускали в ход и руки, и ноги. Рак нынче был квёлый, линялый, на приманку не шёл, вот и оставалось вытягивать его вручную из нор. Если повезёт, хватать за спинку. А не повезёт – давать сцапать себя за палец и тащить, не зевая. Благо в воде совсем не больно. Народ чай недаром советует добывать рака только в месяцы, у которых в названии есть буква «р». А нынче – июль.

– Здорово, Мгиви! – Фраерман подошёл к костру, прищурился, критически оглядел добычу в корзинке. – Да-а, не густо. Хорошо, свининкой запаслись, так-то оно вернее.

В корзине шевелили клешнями от силы с полсотни раков. Да и те сплошь мелкие, снулые. Река ни дать ни взять ограждала племенное поголовье, прятала его от двуногих чревоугодников.

– Не ловля, а онанизм. – Мгиви зябко передёрнул плечами и повёл туда-сюда лучом фонаря. – Только мёрзнем напрасно да зря батарейки жгём. [35]35
  Раки охотно идут на свет костра или фонаря.


[Закрыть]Я ведь им сразу сказал: ребята, не фиг баловаться, давайте лучше щёлкну…

– Щёлкну – это как? – заинтересовался Фраерман.

В это время внизу плеснула вода, и у костра нарисовались лжеинженер с подругой. Продрогшие, сопровождаемые тучами комаров.

– Ы-ы-ы-ы-ы!..

Они дружно кинулись к спасительному костру, Эльвира сразу схватилась за полотенце, а инженер задержался возле корзинки, чтобы стыдливо побросать в неё добытое. С десяток раков, на раков-то не очень похожих. Сам он, впрочем, тоже не слишком напоминал инженера. По крайней мере такого, какого изображали плакаты советских времён: в очках и белом халате, соплёй перешибить. Фраерман цепко мазнул взглядом: широкие плечи, отлично прочеканенная грудь, бугристые бицепсы… А ещё – длинная побелевшая строчка операционной штопки и милая татуировочка на плече. Там скалился выцветший череп, увенчанный надписью по-английски: «Killing is not murder». [36]36
  «Умерщвление – не убийство».


[Закрыть]Взгляд Фраермана сместился, и в душу пролилось тепло. Эльвира определённо была беглой голливудской звездой. Точёные ножки, нежная талия… ну и всё такое прочее. Сплошь синее, дрожащее, в пупырышках гусиной кожи.

– Ребята, ну, может, хорош уже дурью мучиться, а? – подбросил дров в костёр Мгиви. – Нашли экзотику! Давайте щёлкну, а потом пойдём чайку попьём. С ромом. Карибским, отвечаю… Давайте щёлкну, простудитесь!

В его голосе Фраерману послышалось искреннее сострадание.

Вместо ответа инженер усмехнулся, поставил спутницу между собой и огнём и принялся сноровисто растирать. Фраерман посмотрел, как двигались его руки, и распознал навык, которым рядовому российскому инженеру обладать опять же не полагалось.

– Ну что, согрелась? – спросил массажист. – Тогда пошли, пошарим ещё.

– Как скажешь, дорогой, – улыбнулась та. Тряхнула головой и первая направилась к воде. Комарьё взвыло от восторга и тотчас густо облепило скульптурные формы…

– Господи, за что ж он её так? – невольно сморщился Фраерман. – Что за укрощение строптивой?

– Да был у неё с Краевым грех… – усмехнулся Мгиви. Глянул на огонь, на Матвея Иосифовича и поправился: – Нет, не тот, о котором ты сразу подумал… Тут о высшей магии речь. Теперь вот искупает, старается изо всех сил. Хочет жить дружно… Да, впрочем, все хотят, дурных нет… – Фраерман непонимающе смотрел на него, и Мгиви вздохнул. – Нет, не догоняешь ты, Мотя. Совсем. Краев, он… Ну вот есть, к примеру, пахан хаты, вор отряда, смотрящий зоны, вор в законе… А как назвать человека, который стоит над всеми смотрящими, над всеми положенцами, [37]37
  Положенец– уголовный авторитет, отвечающий за положение в каком-либо месте. Положенцы, в свою очередь, назначают смотрящих.


[Закрыть]над всеми законными ворами? Да не в масштабе одного отдельно взятого государства, а всего мира в целом? Не знаешь? Я тоже не знаю… Но если перевести с блатного языка на оккультный, фамилия этого человека Краев. Он ещё не знает о своих возможностях, но, думаю, очень скоро разберётся. Вот все и хотят с ним жить дружно…

Фраерман дал ему выговориться и кивнул.

– В оккультном, Гиви, я не силён, но сегодня, похоже, Краев нашёл твой меч-кладенец, из-за которого ты двадцать лет чалил. На севере отсюда, у излучины реки, там, где лесистая горушка. Можешь забирать. Только ушки на макушке держи – немцы, похоже, пронюхали чего, завтра поутряне Приблуда садится им на хвост, чтобы внести в дело ясность. Хочешь, двигай с ним, только на дистанции, чтобы Кондрат не обиделся, не решил, что за ним секут… В общем, корешок, бери и владей. Что твоё, то твоё.

Выслушав эту новость, негр очень долго молчал.

– А помнишь, Мотя, – тихо проговорил он затем, – как мы с тобой однажды в «бочке» сидели? Как майку твою хавали? Как от зусмана дубели? Как спали «в розе»? [38]38
  Будка, бочка, ШИЗО, ПКТ– штрафной изолятор в зоне, помещение камерного типа. «Съедобная» майка – пропитанная высохшим конфетным раствором. При долгой отсидке в холодном мрачном помещении каждая капелька сладости была драгоценна.
  Зусман– холод.
  Спать «в розе»(клумбе, цветке) – особый способ выживания в суровых условиях, когда двое ложатся на бок и сворачиваются в один клубок, сверху запахиваясь одеждой.


[Закрыть]Так что одному мне этот меч теперь на фиг не нужен. Давай, корешок, свалим на пару. С песнями. Хочешь?..

– Свалим? Да ещё с песнями? Это куда? – спросил Фраерман, а сам вспомнил давнее: холод, голод, сырость, сквозняк, смертную обречённость карцера. Плесень шубой на стенах, едва живую батарею, мокрые, вонючие, до крови натирающие ноги чивильботы… [39]39
  Чивильботы – валенки, обрубленные на сгибах.


[Закрыть]И хомо сапиенсы, обречённые терпеть. И другие сапиенсы, для них всё это придумавшие.

– Сам толком не знаю, – печально сознался негр. – Говорят, куда-то на новый уровень. Известно лишь, что существует дверь, а меч этот является ключом к любому замку… – Мгиви крякнул, усмехнулся, косо глянул на Фраермана. – Нет, Мотя, нет, с головкой у меня покамест порядок. Лучше вспомни классика: что наша жизнь – игра…

– Да уж, – подошёл к корзине Фраерман, вытащил членистоногого, повертел на фоне светлого неба, тронул за усы и вновь бросил в корзину. – Дверь, говоришь? На новый уровень? И где же она?

Матвей Иосифович был далеко не сентиментален, но на какой-то миг ему стало жаль рака. Сидел себе спокойно, никого не трогал, линял, наращивал хитин, а его вдруг цап – и в ШИЗО. С перспективой быть заживо сваренным. Вся жизнь – игра, а люди – карты. Кто-то козырный, кто-то битый уже, кто-то у кого-то прячется в рукаве. А кто-то вдруг возьмёт и заявит, что игра вовсе не стоит свеч. И поставит на плиту ведро с кипятком.

– В точности никому не известно, но говорят, дверь где-то тут, в болотах, совсем рядом… – Мгиви вздрогнул от холода и неудержимо зевнул. – Ты с Краевым на эту тему поговори. Или вот с ней, – ткнул он пальцем вниз в сторону реки. – Она девушка умная, начитанная, только вряд ли просто так что-нибудь скажет. Потому что не просто начитанная, но ещё и хозяйственная.

Последнюю фразу он произнёс буднично, без тени осуждения. Ну да, за всё надо платить. Бесплатный сыр – он известно где…

– Хорошая, блин, тут у нас компашка подобралась, – задумчиво заметил Фраерман. – Куда ни плюнь, в мага и волшебника попадёшь.

Давать ответ на серьёзный вопрос, заданный ему Мгиви, он сразу не собирался.

– Ну это, Мотя, как посмотреть, – усмехнулся Мгиви. – Раньше все люди были волшебниками, а магия – привычным ремеслом. Только времена изменились, и люди опустили себя ниже плинтуса. Превратились в опущенных. Теперь вот так и живут – беспомощные и слепые… – Кашлянув, он нахмурился и замолчал, потому что к костру, выбивая зубами дробь, вновь явились гореловцы.

Они принесли с собой облако голодных комаров. И жалкую пару-тройку членистоногих.

– Крокодил не ловится, не растёт кокос, – признался лжеинженер. И, яростно растираясь полотенцем, предложил: – А может, толом их? Живо повылезают небось…

На пальцах его правой руки были ясно различимы вмятины от клешней.

– Не надо толом. Надо просто щёлкнуть пальцами… – мягко, словно несообразительному ребёнку, повторил Мгиви. И глянул на часы: – О, полночь скоро… Раки, да, но товарищ режим уже велит спать… – Не удержался, зевнул, повернулся к Эльвире: – Так, ну и что скажет дама?

Ответа, впрочем, он дожидаться не стал. Даже не поднимаясь, воздел руку жестом, за которым непонятным образом увиделся целый танец, и прищёлкнул пальцами:

– Ап!

Снизу тотчас послышался плеск. Освещённая фонарём поверхность воды забурлила – и на берег реки, на самое отлогое место, гонимые неведомой силой, стали дружно выходить раки. Они лезли вверх по песчаному откосу, мимо сонных кустов, на круглую землистую проплешину, посередине которой дымил костерок. Здесь усатые рати двинулись по кругу, сворачиваясь зелёно-бурой спиралью.

– Ну что, вроде достаточно, – самым будничным тоном подытожил Мгиви. Почесал живот и снова прищёлкнул пальцами. – Ап! – Равнодушно посмотрел на раков и кивнул лжеинженеру: – Сами донесёте?

Оглянулся на Фраермана, дескать, помнишь, о чём с тобой говорили? Поразмысли на досуге-то… Поднялся и пошёл себе прочь. Такой, понимаете, волшебник-браконьер.

– Эльвира, солнышко, помогай, а то замёрзнешь, – сказал лжеинженер. Фраерман прислушался и подумал, что на магические фокусы тот явно успел насмотреться…