Текст книги "Новая игра"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Феликс Разумовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Песцов. О людях и крысах

Следующий день выдался для трудных детей нелёгким, но интересным. Коля Борода всех поднял чуть свет – грузить нарытое в «Газель», и аура нелегальной таинственности, сопровождавшая скучное, в общем, мероприятие, заметно прибавила подросткам энтузиазма.

Потом, руководимые Песцовым, они готовили на кухне завтрак, после чего Фраерман вывел их в лес и выстроил цепью – искать пропавших арийцев. Правда, в глубине души Матвей Иосифович был уверен, что всё это зря. Так сказал Краев, а значит, так оно и будет. Впрочем, ладно. Дети нагуляются, глядишь, грибов к обеду притащат, а главное, на душе греха не добавится. И так-то – бульдозером не разгрести…

Когда над лагерем повисла тишина, Краев плотно уселся за ноутбук.

– Всё, меня не кантовать, – сказал он Оксане. – Зарэжу.

И – только клавиши застучали. Дорвался.

Варенцова легонько погладила его по голове и привычно отправилась на кухню, где уже трудился Песцов. В данный момент Оксанин коллега-террорист потрошил упитанную ондатру. Зверька добыл на речке Шерхан, причём с ловкостью, которой от громадной собаки люди обыкновенно не ждут. В руках Песцова всё кипело, ладилось и скворчало – приятно посмотреть. Бьянка тихо сидела над ведром с картошкой и с горестным отвращением выковыривала чёрные глазки.

– И вот это мы будем есть, – пожаловалась она Варенцовой. – Какую-то прошлогоднюю гниль из подвала. Когда молодую на рынке уже вовсю продают…

Нож и клубни она держала брезгливо, кончиками пальцев. «Ах, где ты, небо Италии… Лангустины, козий сыр, оливковое масло, молодое вино…»

– Дарёному коню… – усмехнулась Варенцова. – Особенно если он без фосфатов и азотов! – Вытащила нож и кончиком его, словно хотела проткнуть небо, важно показала куда-то наверх. – Это вам не фастфуд, а высокая оккультная политика. От самой Ерофеевны…

Присела рядом, засучила рукава и взялась за картошку – только кожура полетела.

При этом Оксана успевала поглядывать на Песцова. Интересно, что всё-таки он будет делать с ондатрой? Тушить, жарить на углях, варить, припускать в собственном соку?..

Песцов тем временем решительно открыл железный шкаф, в котором хранились концентраты, окинул взглядом полки и задумался, как полководец перед битвой. «Ну, со вторым всё ясно – пюре и тушёнка. А вот что изобразить в качестве супа? Бульон из копчёной грудинки у нас есть, но вот что бы в нём развести?..»

Брикетов и концентратов, клятвенно суливших то «вкус бабушкиного борща», то «аромат домашнего рассольника», имелось в избытке, но доверия Песцову они не внушали.

– Бьянка, угадай, – оглянулся он на подругу. – Первое, второе, третье или четвёртое?

Варенцовой они давно уже не опасались, а потому «Эльвира» была отправлена в отставку. Оксана была своя в доску. Не предаст, не продаст. Потому как на одной льдине, под одним Богом, в одном мире…

– Пятое, – тоном христианской мученицы отозвалась Бьянка. – А крыса для кого? Ох, Песцов, Песцов, доиграешься, будет тебе матросский бунт на «Потёмкине»… [128]128
  Броненосец «Князь Потёмкин Таврический», на котором в 1905 году состоялся знаменитый бунт, спровоцированный скверным качеством пищи.


[Закрыть]

– Ондатру, – Песцов принял стратегическое решение и начал вытаскивать из шкафа кирпичики борща, – чтобы ты знала, посвящённые называют «водяным кроликом», за вкус мяса. Оно у неё диетическое. И вообще, при мне про крыс плохо не говорить! [129]129
  Для тех, кто не читал первой книги: Песцов относился к крысам с нескрываемым уважением, ибо они очень помогали ему в профессиональной деятельности. А был он по профессии киллером.


[Закрыть]

– Потому что крыски и мышки – звенья пищевой цепочки, их кошки едят, – рассмеялась Варенцова и внезапно спохватилась: – Тишка, ты где? Тихон, гад! Кис-кис-кис!..

Рыжий гад действительно не показывался с самого утра, и Оксана за него беспокоилась. Ну да, кот был очень самостоятельный и неплохо умел за себя постоять. И вообще – древнее, священное животное, умудрённое мудростью мудрых. Но вокруг всё-таки дремучий лес. А в нём – волки, коршуны, рыси…

– Мя-а-а, – отозвался знакомый голос с берёзы. Оказывается, пакостник Тишка уютно разлёгся на толстой развилке и подрёмывал там, свесив рыжую метёлку хвоста. Фига ли ему в дремучем лесу? Ему и при кухне очень неплохо…

– Тьфу на тебя, – с облегчением ругнулась Оксана.

Полководец Песцов тем временем постановил изготовить на десерт черничный кисель. Но не из ягод, которые дозревали в лесу, а опять-таки из брикетов. Размяв, он залил их холодной водой, размешал и начал доводить до кипения. Когда забулькало и поднялось, Песцов оттащил кастрюлю в тенёк и вновь переключился на успевшую подмариноваться ондатру. Накрошил лука, водрузил на сковородку и прижал крышку камнем потяжелее. Скоро пошёл такой аромат, что даже Бьянка не удержалась:

– «Потёмкин», кажется, отменяется…

– Тихо, женщина, не мешай процессу, – с напускной строгостью воздел ложку Песцов. Сбросил нагревшийся камень и принялся обкладывать ондатру картошкой. – Служенье муз не терпит суеты… Иди-ка лучше разбодяжь сухого молока для пюре!

Да, древние греки явно забыли предусмотреть музу не только для шахмат, но и для кулинарии. Ондатра «а-ля Песцов» румянилась и благоухала, жареная картошка покрывалась золотой корочкой. «Вы не любите крыс? Вы просто не умеете правильно их готовить…»

– Ондатра тапака, [130]130
  Обычно мы говорим «табака», хотя табак совершенно здесь ни при чём. Название блюду дано по традиционной сковороде «тала».


[Закрыть]– объявил Песцов, последний раз снял пробу и ловко перехватил сковородник. – Ну, милая, пойдём…

– Куда? – удивилась Варенцова. – Может, ей лучше остаться?

– Нет, пойду Ганса кормить, – неожиданно серьёзно ответил Песцов. – Пусть хоть пожрёт как следует. А то сколько можно изгаляться над человеком – магия такая, магия сякая… Волшебники, блин! Виртуозы! А ему каково? – И, как положено полководцу, отдал Бьянке приказ: – Готовность картошки определишь, потыкав… не ножом, женщина, спичкой! Как сварится, воду слей, да как следует, и сразу начинай мять пестиком, потихоньку подливая молоко… Да не халтурь, мне комки не нужны. Вернусь, блин, проверю!

«Медведь с большой буквы» ещё похрапывал – товарищ Краев вчера вечером велели ему спать, и этот приказ пока ещё пребывал в силе.

– А ну-ка подъём! Сорок пять секунд! – фельдфебельским голосом заорал Песцов. – Умываться и жрать! Потом перекурить и приступать к уборке территории! Вперёд, время пошло! Меня сам товарищ Краев уполномочил!

Это подействовало безотказно.

– Есть, товарищ Сергей! – Ганс Потапович мгновенно вскочил, запрыгнул в сапоги и проворно побежал в сторону сортира. Песцову бросилось в глаза, что бежал он косолапо, конкретно по-медвежьи.

«Нет, с этим надо что-то делать…» – посмотрел ему вслед Песцов. Ему неожиданно вспомнилась апокрифическая легенда про «рыцаря революции». Пребывая в туруханской ссылке, Феликс Эдмундович завёл себе ручного медвежонка. Играл, воспитывал, кормил, дрессировал… Легенда гласила, что медведь даже рыбу ему из речки притаскивал. И всё было хорошо, но потом Дзержинского отправили в Коломенский централ. А туда с медведями, ясен пень, не пускают… Дело кончилось тем, что Феликс Эдмундович снял с воспитанника шкуру, и та потом отлично согревала его на этапах и в тюрьмах.

Может, тот мишка был дальним родственником герра Опопельбаума? А что! Во-первых, генетическая родня. А во-вторых, с Ганса словно шкуру сняли, лишили человеческой индивидуальности, превратили в безвольный автомат. Принеси то, сделай это… Побыл человеком? А теперь давай-ка трансформируйся в медведя. А хорошо это или плохо, не твоё, скотина, дело.

– Волшебники, мать их за ногу… – сквозь зубы пробормотал Песцов. Взглянул на часы – далеко ли до обеда? – и решительно постановил себе сходить к Краеву, разобраться. – Властители, блин, человеческой души… Недорезанные…

Ерофеевна. Когда наступит Ахау

Кузнец жил на самой окраине деревни, там, где начинался старый лес. Почерневший от времени дом, бурьян во дворе, яблони-дички, которые получаются, когда гибнет от мороза культурный привой, а корни продолжают расти. Скорбно покосившаяся обветшалая кузня, огонь в которой никто уже давно не разжигал… Казалось, время здесь истончилось, замерло и ушло куда-то, как вода в песок. Никакой жизни, никакого движения. Однако, стоило Ерофеевне ступить во двор, как на крылечке появился Кузнец.

– Что я вижу, соседка? – сказал он. – Никак ты заступила Черту? Нарушила уговор?

В голосе его сквозило удивление. Вот ведь, сколько лет соседствуют, а такого никогда не случалось. Ну, чудеса.

– Да ладно тебе, Фрол, не шуми, поговорить надо, – отсалютовала ему палкой старушка. – Я ненадолго. – И решительно, не дожидаясь приглашения, направилась к крыльцу. – Давай принимай гостей, здесь тебе не татаре.

«Хуже», – всем своим видом показал Кузнец, однако промолчал, сгорбился и нехотя кивнул. Ладно, мол, соседка. Давай заходи. Скрипнули ступеньки, охнуло крыльцо, и они вошли в дом…

…Который, как тут же выяснилось, был очень хитрого устройства. Снаружи – развалюха развалюхой, а вот внутри…

Внутри, вопреки всем законам бытия, он был огромен и великолепен. Анфилады бесчисленных комнат, колонны, скульптуры, плафоны потолков, изысканная мебель, светильники из горного хрусталя… Отставной кузнец и бывший народный мститель обитал в роскоши, по сравнению с которой Эрмитаж, как в бородатом анекдоте, выглядел «бедненько, но чисто». [131]131
  Новый русский приходит в Эрмитаж. Музейные бабушки, видя, что человек в первый раз, на выходе спрашивают его о впечатлениях. «Бедненько, конечно… – начинает он, однако, видя, что старушки сейчас хлопнутся в обморок, поспешно поправляется: —…но чисто!»


[Закрыть]

Сам хозяин, войдя к себе, испытал разительные перемены – вместо разбитых сапог возникли щегольские ботфорты, фуфайка превратилась в расшитый камзол, штаны обросли позументом. Манжеты, пуговицы, кружева… Откуда-то, чёрт её возьми, появилась шпага-бретта, на пальцах заиграли перстни, да и сами-то пальцы сделались ухоженными, длинными, без траурной каймы под ногтями…

Ерофеевна отстала от него ненамного. Она внезапно перестала горбиться, сделалась выше ростом, со строгого лица словно стёрли паутину морщин, а осанка стала – куда там королеве. Вот такая бабка-ёжка из забытой деревни. И уже не удивляла горлатная [132]132
  То есть мех для её обшивки брался из горлышек зверей, чаще соболей, лис или куниц.


[Закрыть]шапка, шуба на соболях, сапоги с серебряными подковками, телогрея в яхонтах и жемчугах.

– Силь ву пле [133]133
  Прошу, пожалуйста (фр.).


[Закрыть]сюда, – не то чтобы типично по-деревенски произнёс Кузнец и указал рукой в сторону роскошного кресла. – Прошу садиться. Могу ли я узнать, что привело вас, о уважаемая Хранительница, в мои скромные пенаты?

В комнате были кожаные обои, расписанные масляными красками по перламутровому фону, и двери из красного дерева с массивными бронзовыми накладками. А мебель! Малиновый бархат, серебряные кисти, золотые шнуры. В большом хрустальном шаре плавали живые рыбы, узорчатый пол искрился чёрным мрамором и порфиром.

– Да ладно тебе, Фрол Иванович, давай-ка по-простому, без чинов. – Ерофеевна уселась, сняла бесценную шапку, поправила рубиновое ожерелье. – В общем, так. Мы уходим. На днях. Скоро вы останетесь сами по себе. Делайте что хотите.

В негромком голосе Хранительницы слышались тревога и облегчение. Так учительница разговаривает с закоренелым двоечником, которого вот-вот выгонят из школы. С одной стороны – хоть дух перевести, а с другой – что-то с ним, оболтусом, будет… Один Бог знает!

– Да, я в курсе, ваши уходят повсюду, вчера коллега из Бразилии звонил… – Кузнец со вздохом устроился напротив, поправил длинную шпагу. – Только почему вдруг так сразу, словно на пожар? Никак случилось что? Этакое нехорошее?

Было похоже, что новость его не слишком расстроила. Он живо напоминал того двоечника-хулигана, узнавшего, что родители собираются на дачу. Давайте, предки, отчаливайте в темпе, уж тут-то мы с корешами оттянемся по полной…

– Да просто мы убедились, что вы абсолютно безнадёжны, – вздохнула Ерофеевна. – Миль пардон, [134]134
  Тысяча извинений (фр).


[Закрыть]но, как говорится, хватит бисер перед свиньями метать… Сколько раз мы шли вам навстречу, протягивали руку, подставляли плечо, всё надеялись, что вы задумаетесь, протрёте мозги. А в результате что? – снова с неподдельной горечью вздохнула она. – Мы вам дали Христа, а вы ответили крестовыми походами и инквизицией. Просветителя Виракочу забросали камнями. Суть учения Кришны вывернули наизнанку. А что с Ипатией сделали?.. И хуже всего, что века идут, а вы не умнеете, – гневно раздула ноздри Ерофеевна. – Скоро в чашу нашего долготерпения упадёт последняя капля. Мы решили не ждать её и уйти. Вы, люди, не способны меняться. Схватить кусок побольше и запихать его в рот – дальше этого у вас мозгов не хватает…

– Ну уж прямо, – неожиданно помрачнел Кузнец. – Я вот, например, очень много лет радел за добро. Старался по мере своих скромных сил исправить этот грешный мир…

– «Старался», «радел»… Что ж перестал-то, Корректор хренов? – едко перебила Ерофеевна и глянула, прищурясь, в упор, так, что Кузнец потупил глаза. – Может, потому, что понял в конце концов: не под ту дудку пляшешь? Уразумел, что твоими руками жар загребают? Те, кому добро ни к чему? Те, в чьих лапах уже давно вся инициатива в этой проклятой игре…

– Чушь! О Господи, какая же чушь. – Кузнец, побледнев, вскочил, брякнул эфесом о позолоченное кресло. – Я не верю во все эти сказки о Змеях. Не верю! Мы действовали по повелению Хозяина. Мы слушали только его голос! Только его!

И он ткнул пальцем куда-то наверх. Высокий потолок украшала изящная фреска, изображавшая Святое семейство.

– Хватит патетики, Фрол, не смеши, – отмахнулась Ерофеевна. – Я ж тебя не укоряю ни в чём. Ну, понял, что к чему, ну, отстранился потихоньку, да и пошёл своей дорогой, словно сыр в масле катаясь… Это ещё хорошо – так-то. Иные из ваших давно поняли, что к чему, а от поводков не избавились… Ну да ладно, не о том речь. Сядь. – Она подождала, пока Кузнец опустится в кресло, и сурово произнесла: – «И погибнет мир четвёртого Ахау третьего Канкина, и день этот пройдёт под знаком Бога Солнца, девятого владыки Ночи. Луне будет восемь дней, и она будет третьей из шести…» [135]135
  Пророчество майя, речь идёт о 23 декабря 2012 года.


[Закрыть]

Кузнец вежливо дослушал и кивнул.

– Да, я помню. Скоро двенадцатый год, конец света.

Особого пессимизма в его голосе не было слышно. Дескать, ну и нехай. Время ещё есть, прорвёмся, что-нибудь придумаем. При наших-то возможностях…

– А теперь слушай дальше, – с прежней суровостью продолжала Ерофеевна. – Если думаешь уйти, то ошибаешься. Вот так, Фрол.

– Как это – не смогу? – перебил Кузнец. – Это почему? Кто мне помешает? Вы – уходите… Тогда… кто? Змеи?

– В которых ты только что не желал верить, – усмехнулась Ерофеевна. – В общем, про Терминал можешь забыть. Считай, что его в природе не существует. Отсидеться, кстати, тебе тоже не удастся. Когда наступит Ахау, не поможет никакая личная сила… Вот так, соседушка. Вот так. – Она поднялась, коротко вздохнула и подошла к окну. – А теперь думай давай, как тебе жить дальше.

По ту сторону драгоценного стекла зеленел строгий английский парк. Ни бурьяна, ни крапивы, ни яблонек-дичков… Тоска.

– Задала ты мне задачу, соседка… – понурился Кузнец, собрал в горсть завитую, почти ассирийскую бороду. – Напоследок-то… Получается, куда ни кинь, всюду клин…

Даже сквозь пудру было видно, какая бледность залила холёные щёки. Жил не тужил – и вдруг гром среди ясного неба. И всё катится прямо в тартарары…

– Ну что же вы всё-таки за твари такие, люди! – неожиданно разозлилась Ерофеевна. – Его миру скоро Канкин, а он только о своей персоне и беспокоится! Слышь, ты, Туз хреновый! – неожиданно придвинулась она, глаза сделались как уголья. – У тебя ещё есть время! У тебя и у всех ваших! Вам многое дано, но и спросится сторицей, потому что законы космоса неумолимы. Так действуйте! Уйти, повторяю, вам не удастся, отсидеться тоже. Значит, деритесь! До победы или до смерти, третьему не бывать. Давай собирай колоду, начинай игру. Туз ты или нет? Тем паче Джокер и Большой Марьяж уже есть. Ну и так, ещё кое-кто по мелочи…

– Да, соседка, законы неумолимы… – вжался в спинку кресла Кузнец. Потом спросил: – А что за Джокер? Из какой колоды? Какой-нибудь «болван»? [136]136
  В покере джокер имеет ограниченные возможности. Он может использоваться для образования флитов и флэшей, а также пристраиваться к тузам, но больше ни к каким другим картам.


[Закрыть]

– Сам ты, сосед, болван, – хмыкнула Ерофеевна. – Джокер Божией милостью. Полный, коренной, тройной раздачи, нетасованный… С таким, уж поверь мне, игру начинать не стыдно. В качестве бонуса добавлю ещё Меч Силы. Мне он там, – показала она рукой куда-то налево, – всё одно без толку. А вам здесь уж верно пригодится. А то ведь Змеи горазды, и весьма…

В это время совсем рядом страшно щёлкнуло, клацнуло, захрипело. Сработал механизм, и огромные, в рост человека напольные часы, помнившие Дантона с Робеспьером, начали басовито отбивать час. Тут же откликнулся каминный «Мозер» и заиграл менуэт, музы у его циферблата поплыли в хороводе.

– Ого, летит время, – встрепенулась Ерофеевна. Надела шапку и посмотрела на Кузнеца. – Ну вот и поговорили. Надеюсь, не без толку. Давай, что ли, желанный, веди меня на выход. Наворотил, понимаешь, хоромы! Не дом, а Минойский Лабиринт. [137]137
  Минойский (Кносский) Лабиринт – сложнейшее архитектурное сооружение, где, по легенде, обитал Минотавр.


[Закрыть]И как только не раскулачили? Небось пришли да и заблудились, а ты их Минотавру скормил?

– Прошу… – Кузнец предложил Ерофеевне локоть, и они пошли через анфиладу комнат назад. Вызванивали шпоры, породисто шелестели меха, мерно цокали серебряные подковки о мрамор, бронзу и порфир…

– Ну вот, сосед, и всё. Пути наши здесь расходятся, – с улыбкой сказала Ерофеевна, значительно кивнула и подала, сверкнув перстнями, ухоженную руку. – Может, увидимся ещё, а может, и нет… О космосе думай. И меня лихом не поминай.

– Доброго пути, – поцеловал царственную руку Кузнец, тяжело вздохнул и поднял подозрительно заблестевшие глаза. – Мне будет не хватать тебя, соседка. Правда… Без тебя… Ну ладно, с Богом, иди уже, что ли, иди…

И Ерофеевна пошла. Гордая, величественная, прекрасная. Спустилась с крыльца, и бесценная шуба сменилась фуфайкой, горлатная шапка – ветхим платком, старушечьи ноги снова обулись в безразмерные «говнодавы». Сгорбленная бабка заковыляла через двор – бурьян, лебеда, яблони-дички…

Кузнец смотрел ей вслед сквозь стекло.

«Значит, держишь меня, Туза по статусу, за полного дурака? Сказочками про ужасных Змеев пугаешь? Уж с кем, с кем, а с рептами я знаком. Очень хорошо знаком… А с другой стороны – законы космоса в самом деле не шутка. Личной силы пока хватает с лихвой, но она, увы, не вечна, и когда-нибудь придётся отвечать. А там условных сроков не бывает и на поруки вряд ли возьмут. Как отвесят крайнюю меру – и привет. Да ещё шпага эта дурацкая, как в заду заноза, покороче сделать не могли… – Он вытащил бретту из лопасти, отшвырнул на кресло. Следом полетел напудренный парик. – Правда в том, что не надо складывать все яйца в одну корзину. Договор с рептами – дело хорошее, но не помешает и запасный вариант. А то возьмут действительно да оставят ни с чем… кроме испорченной кармы, за которую потом ещё придётся расплачиваться. Так что послушаем старую ведьму, только проследим, чтобы от нас не убыло…»

Кузнец скинул надоевшую перевязь и подошёл к камину. Там на мраморной полке среди милых антикварных вещиц стоял телефон. Красный, пластмассовый. Вместо диска или кнопок на нём красовался герб СССР.

Лето 1942-го. Наше дело правое

Над Москвой висела летняя ночь, но в кабинете Сталина, по обыкновению, горела лампа, а шторы светомаскировки были наглухо задраены. По левую руку вождя сидел Берия, по правую – Лазарь Каганович. Причём сидел Каганович весьма понуро, уныло опустив усы, и в животе противно урчало. Ох, дёрнуло же его вляпаться в такое дерьмо!.. Говорил ведь ему, ох как говорил ему в детстве папашка-прасол: [138]138
  Прасол– человек, поставляющий скот на бойню.


[Закрыть]  «Ты, шлимазол, запомни, вначале шевели мозгами, потом уже мети языком. Язык доводит не до Киева – до цугундера и параши». А уж папашка-то знал, что говорил, вон сколько через его руки прошло рогатого кошера. Да… А всё Берия, жирный очкастый змей. И как только носит гадину русская земля! В Новый год подвалил аж на цырлах, с улыбочкой. «А что, Лазарь, нет ли среди ваших какого-нибудь знатока? Ну там, на картах погадать или на кофейной гуще?» И пошло-поехало. И вот куда приехало. Чем всё закончится, один Яхве знает. А отвечать придётся ему, Лазарю Кагановичу.

Берия же, наоборот, сидел радостный, глядел задорно. Очки сверкали – утром пришла шифровка из Берлина о вчерашнем секретном совещании у Гитлера. Вот так, совещались вчера, а сегодня мы уже знаем.

– Хорошо, – положил на стол шифровку вождь, кивнул и мундштуком любимой трубки указал на Берия. – Ну и какие же наши действия?

В глубине души он был уязвлён. Немцы паршивые смогли, а наши нет. Вот как, оказывается, всё просто. И за тридевять земель переться не надо. Ворота-то в Шамбалу, оказывается, рядом. Надо только их отыскать. А затем открыть. Легко сказать… «Может, и впрямь погорячились с Бокия? И старуху Львову прозевали преступно. А теперь вокруг только недоумки. Или люди недалёкие, мутные, себе на уме. Типа интеллигента Мессинга, не желающего руки марать. Не одумается – пожалеет. Не таких обламывали…»

– Действия, товарищ Сталин, намечены самые решительные, – поднялся Берия. – План разработан, люди проинструктированы, магическое обеспечение на самом высшем уровне. Спасибо ещё раз дорогому Лазарю Моисеевичу. – И он ловко перевёл стрелки на бедного Кагановича. – Все кадры лично отобраны им, им же рекомендованы к операции. А кадры ведь, как известно, решают всё!

Нет, всё же он был определённо похож на эдемского гада. Ну разве что располневшего…

– Хорошо, – одобрил вождь, пыхнул трубкой и посмотрел на Кагановича. – Не подведут твои, сдюжат? Не дадут почвы для оргвыводов?

«Потому что незаменимых людей у нас нет…»

– Никак нет, товарищ Сталин, не подведут. – Каганович вскочил. – Дело возьму под свой личный контроль. Почвы для оргвыводов не будет.

«Ох, как же ты был прав, прасол-папа…»

– Хорошо. – Вождь поднялся, вышел из-за стола, заложил правую, здоровую руку за спину, сделал по кабинету круг. – Считаю, что целесообразно и необходимо после окончания операции пройтись по означенному квадрату «Катюшами». А затем, – он строго посмотрел на Берия, – отправить туда лучших, проверенных людей. Дивизию. Я правильно говорю, товарищи?

Товарищи кивали и во всём с ним соглашались. Да, враг не должен пройти в Шамбалу. Любой ценой. Наше дело правое, победа будет за нами…