Текст книги "Черное платье"

Автор книги: Мария Шкатулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

"Почему я решила, что Сережа появится утром, как тогда? И что я буду делать, если он не придет?"

Она снова ложилась, натягивала на себя одеяло и, закрыв глаза, молилась: "Сделай так, чтобы он вернулся. Сделай так, чтобы он вернулся". И проваливалась в зыбкий тревожный сон.

Утро было таким же, как всегда, если не считать того, что не было Сережи, и поэтому мир в ее сознании не склеивался в единую картину.

Она в оцепенении сидела на кушетке, спрятав лицо в ладонях и покачиваясь взад и вперед, будто собираясь с силами. "Надо встать, встать, встать", – стучало у нее в голове, но страх опутывал ее своей липкой паутиной, сковывал движения, туманил мозг. Вдруг она услышала резкий звонок. Она вскочила и как безумная бросилась к двери.

* * *

Это был не Сережа – перед ней стоял незнакомый мужчина лет тридцати пяти, и только сейчас она заметила, что на ней ночная рубашка.

– Извините, я сейчас…

Она бросилась в ванную и натянула на себя Сережин халат, который первым попался ей под руку.

– Это вы меня извините, – сказал мужчина. – Я, наверное, слишком рано? Боялся вас не застать.

Он вытащил из внутреннего кармана маленькую красную книжечку, раскрыл ее и показал Наташе.

– Капитан милиции Григорьев. А вы, если я правильно понимаю, Лиевина Наталья Владимировна?

Она почувствовала, как от страха у нее похолодели руки.

– Что с Сережей?

– С Сережей? Это ваш сын?

– Да. Что с ним?

– А с ним что-нибудь должно случиться? Откровенно говоря, я пришел по совершенно другому поводу.

– По какому? – спросила Наташа и в ту же секунду поняла, зачем он пришел.

"Хороший момент он выбрал для такого разговора, – подумала она. – Разве я способна сейчас что-нибудь сообразить? И что ему сказать? Давно надо было все продумать, давно".

Она провела его в комнату, усадила в кресло, а сама осталась на ногах.

– Наталья Владимировна, я пришел, чтобы поговорить о вашем бывшем муже, Павловском.

– Со мной? – она попыталась изобразить удивление.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Не помню, несколько дней назад…

– Точнее.

– Послушайте, я сейчас совершенно не в состоянии говорить о своем муже… и вообще о чем бы то ни было. У меня вчера пропал сын.

– Как это – "пропал"?

Наташа рассказала.

– Вы пробовали его искать? Вы знаете, где он бывает?

– Да. По крайней мере, здесь, в нашем квартале.

– Друзьям, приятелям звонили?

Наташа покачала головой.

– Никто не знает, где он…

– У вас самой есть какие-нибудь предположения по поводу его исчезновения?

Наташа помолчала.

– Может, вы все-таки сядете?

Наташа опустилась на стул и перевела дыхание. Сердце у нее отчаянно билось.

– Некоторое время назад я узнала, что он… пробует наркотики. Он украл у меня из сумки все деньги… и исчез. Его не было всю ночь. Утром он вернулся… ему было очень плохо, и я… я побежала за врачом, в диспансер, и он… помог ему… А потом…

– Потом вы заперли его дома.

Наташа вздрогнула.

– Откуда вы знаете?

– От него самого. Я к вам заходил…

– К нам? Когда?

– Разве Сережа вам ничего не сказал?

– Нет, я ничего не знаю… Зачем? Когда это было? – Наташа смотрела на него почти с ужасом.

– Дней десять назад. Сережа объяснил, что вы его заперли и что ключ у соседки. Она и пустила меня в квартиру… Она вам тоже ничего не рассказывала? Странно…

– Меня все это время не было дома: моя мама лежит в больнице с инфарктом, и я…

– Это я тоже знаю. Наталья Владимировна, я пришел к вам по совершенно определенному делу, и мне нужно, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов. Без этого я просто не имею права от вас уйти. А потом я постараюсь вам помочь в поисках сына. Договорились?

– Спрашивайте.

– Когда вы в последний раз видели вашего бывшего мужа?

Наташа немного подумала.

– В ночь с девятого на десятое мая.

– В ночь?

– Девятого вечером я вернулась в Москву и…

– Вы куда-то уезжали?

– Да, в Париж.

– Надо же, в Париж! Так, и что же?

– Он позвонил, когда я уже спала… Было часа два или три. Он попросил отдать ему то, что я привезла…

– И… что вы ему привезли? Если не секрет?

– Какой-то конверт.

– Конверт? Вы уверены, что это был именно конверт?

– Конечно, уверена. Обычный конверт.

– Вас не удивило, что он приехал к вам ночью?

– Удивило… Но он сказал, что только что вернулся из какой-то поездки.

– Вам, очевидно, известно, от кого было это письмо?

– Почему вы думаете, что мне это известно?

– Но ведь вам его кто-то передал, там, в Париже?

– Какой-то человек подошел ко мне в аэропорту и попросил передать. Больше я ничего не знаю.

– Человек, говорите? И вы опять не удивились?

– Чему я должна была удивляться?

– Тому, например, что он вас знает.

– Дело в том…

– Да?

– Мы с ним уже виделись, когда я прилетела в Париж.

– С какой целью?

– Павловский попросил меня передать посылку человеку, который ко мне подойдет…

– Что за посылка?

– Не знаю. Маленький сверток.

– Насколько маленький?

– Вот такой, – Наташа показала.

– Вы получили его от мужа?

– Пожалуйста, не называйте его моим мужем! Мне это неприятно.

– Извините. Так что?

– Сверточек передал мне его коллега, или знакомый… Не знаю, кто он такой.

– Можете его описать?

– Могу… У него на лице, вот здесь, довольно большое родимое пятно.

Григорьев достал из внутреннего кармана фотографию и показал ей. С небольшого черно-белого снимка на нее смотрели глаза человека, который подходив к ней в Шереметьево.

– Это он?

– Кажется.

– Он или нет?

– Послушайте, я видела его всего пару минут… – она осеклась и тихо добавила: – Он.

– И вас ничего не смутило?.. Вам все-таки предстояло пересечь границу…

– А что тут такого? Там было что-то запрещенное?

Григорьев не ответил. Он убрал фотографию в карман и внимательно посмотрел на нее.

– Павловский не сказал вам?..

– Я же говорю – нет, ничего он не сказал! Я ничего не знаю!

– Хорошо-хорошо, только не надо волноваться!

– Я не могу не волноваться, неужели непонятно? И вообще, послушайте, я развелась с мужем двенадцать лет назад, и до недавнего времени мы совершенно не общались. Я ничего не знаю ни о его жизни, ни о нем самом…

– Но ведь ваш сын видится с ним…

– Да, последний год, после того как Павловский попросил меня об этом. Раньше он совершенно не интересовался его судьбой. А я сама видела его за все это время не больше двух раз…

– Понятно: И все-таки, вы не спросили вашего мужа… бывшего мужа, – поправился Григорьев, – что было в этом свертке?

– Нет. Я не интересуюсь его делами.

– Ваш сын встречается с ним, а вам не интересно, чем он занимается?

Наташа пожала плечами и вяло возразила:

– Почему, я же знаю, где он работает…

– Да-а… Ну что ж, хорошо. Тогда еще один вопрос, последний: где вы были во вторник одиннадцатого мая?

– Одиннадцатого мая? Я же вам только что сказала: утром вернулся Сережа, и я побежала за врачом.

– А потом?

– Я весь день провела с Сережей. А вечером "скорая" увезла маму в больницу, и я поехала с ней.

– Значит, Павловского вы в этот день не видели?

– Говорю же – нет. Почему вы спрашиваете?

Григорьев опять внимательно посмотрел на нее.

– Двенадцатого утром ваш бывший муж был найден мертвым в своей квартире. А убили его во вторник, накануне.

Разыгрывать удивление Наташе не пришлось: она сочувствовала настоящий ужас при мысли, что об этом узнал Сережа.

– Боже мой… И вы сказали об этом моему сыну?

– Нет, конечно! Мальчик ничего не знает.

– Но вы же должны были как-то объяснить ему свое появление у нас в доме?

– Я сказал, что хочу поговорить с вами, но, так как вас не было, я задал ему несколько вопросов.

– Что он вам сказал?

– То же, что и вы: что ему было плохо и что вы весь день провели у его постели.

– А теперь вы спрашиваете об этом меня, потому что не поверили Сереже и подозреваете меня в убийстве бывшего мужа?

– Нет. Мы вас не подозреваем. А спрашиваю я потому, что таков порядок. Все лица, имеющие отношение к жертве…

– Понятно, – перебила Наташа и с трудом сдержала вздох облегчения. – Вы извините, я раздражена, но сейчас меня волнуют совершенно другие вещи.

Григорьев встал.

– Ну что ж, давайте договоримся так: я оставлю вам мой телефон, и если ваш сын не появится сегодня вечером или, самое позднее, завтра утром, позвоните мне – я постараюсь вам помочь. Договорились?

– Ничего другого мне не остается, – проговорила Наташа и, взяв номер телефона, проводила капитана к выходу.

«Что я ему наговорила? Поверил он или нет? Хорошо еще, что в день убийства Сережа спал и не знает, что я почти на несколько часов уходила из дома. Вряд ли, конечно, они стали бы меня подозревать, но все равно – пришлось бы объясняться и что-то врать. Почему – врать? Я же его не убивала… А если меня кто-то видел? И как бы я объяснила свой приход к Павловскому, если в это время дома у меня лежал больной ребенок? Нет, я все сделала правильно… кроме одного. Мне надо было что-нибудь спросить про убийство, а я даже не удивилась, как будто знала. И этот Григорьев наверняка заметил… Впрочем, все равно. Сейчас надо искать Сережу, а все остальное – потом. Интересно, почему он ничего мне не сказал про этого милиционера? Наверно, он просто не понял, для чего тот приходил…»

Наташа быстро оделась и вышла из дома – надо было зайти в больницу и попросить врача, чтобы он хотя бы один день повременил с выпиской мамы. Придется ему все рассказать: про Сережу и про наркотики. Он же должен понимать, что еще одно потрясение ее убьет. Как только Сережа найдется, она заберет ее домой.

В больнице ей повезло. Владимир Георгиевич, дежуривший ночью, еще не ушел, и Наташа, не заглянув к матери, бросилась к нему. Он выслушал ее сбивчивый рассказ, подумал, глядя на ее бледное лицо: "Несчастная баба, ну и везет же ей! А ведь если бы не эта собачья жизнь, могла бы быть красивой", – и вздохнул.

– Хорошо, дня два я вам гарантировать могу, а потом – не знаю. И советую вам не показываться сейчас вашей мамаше на глаза: вид у вас неважный. Давайте-ка я скажу ей, что вы звонили в отделение и просили передать, что не сможете сегодня прийти. Только причину придумайте сами.

– Скажите, что мне пришлось пойти на работу и там задержаться. Спасибо вам, доктор.

– Да не за что… Сходите на телевидение, может, они смогут вам помочь? Не забудьте прихватить фотографию.

Наташа вышла из больницы и подумала: "Что, если действительно пойти на телевидение? Вдруг из этого что-нибудь получится?" И сразу же вспомнила о деньгах. "У меня же нет ни копейки. А вдруг там понадобится заплатить? Надо срочно звонить Виктору и взять у него квартплату". Она бросилась к автомату, и через несколько минут они договорились встретиться, как всегда, у метро "Кропоткинская" в двенадцать часов.

Когда она подошла к метро, Виктор уже ждал ее.

* * *

В первый раз она увидела Виктора Малашенко два года назад, незадолго до Ленкиного отъезда, когда та привела ее в свою квартиру на Николоямской улице, чтобы познакомить с жильцом – Наташе предстояло ежемесячно забирать у него арендную плату. Он был очень весел, называл их «девчатами», усаживал, суетился, говорил, что по такому случаю надо обязательно выпить, спрашивал Ленку, действительно ли она едет в Париж, и качал головой. Ленка кокетничала и уговаривала Наташу остаться «посидеть».

"Наташка, пожалуйста, – шептала она. – Неудобно же мне одной!" И Наташа, которой все это было совершенно ни к чему, согласилась. "Ну вот, это по-нашему!" – обрадовался Виктор и достал из чемодана бутылку коньяка.

Потом они сидели и пили коньяк под завывания Ленкиной магнитолы. Наташа скучала, а Ленка расспрашивала его про бизнес, который он "наладил", едва приехав в Москву. Виктор, самодовольно посмеиваясь, отвечал: "Это вы тут сидите, ничего не делаете, а будущее России – за нами, за провинцией", – и отправлял в рот очередную порцию коньяка.

Сам он, в свою очередь, очень интересовался Ленкиной командировкой. Спрашивал, как ей удалось устроиться на работу в Париж, и нельзя ли будет остановиться у нее, если ему случится оказаться там по делу, и не сможет ли она в случае чего прислать ему приглашение, на что Ленка, немного растерявшись, неуверенно отвечала, что да, наверное, сможет. И весь вечер болтая с Ленкой, Виктор не сводил с Наташи выразительного взгляда.

Потом, в конце каждого месяца, они встречались у выхода из метро "Кропоткинская". Наташа эти встречи не любила, потому что каждый раз, отдавая деньги, он приглашал ее посидеть в ресторане, так как, вероятно, какой-либо другой способ ухаживания за женщиной был ему неизвестен. Наташа отказывалась, отговариваясь усталостью или головной болью, потому что, во-первых, не любила ресторанов, во-вторых, не хотела переводить их отношения в другую плоскость. Наконец, он как будто обиделся и приглашать перестал, хотя по-прежнему, встречаясь с ней, "плотоядно", как говорила Наташа, смотрел на нее.

Увидев ее расстроенное лицо, Виктор спросил, не случилось ли чего, и Наташа, неожиданно для себя, расплакалась и сказала: «У меня пропал сын».

– Как это – пропал?

Ей пришлось рассказать, второй раз за сегодняшний день.

– Телефон этого парня вы знаете?

– Какого парня?

– С которым вы говорили в школе.

– Саши Паринова? Знаю.

– А где живет, знаете?

– Да. Это здесь, совсем близко.

– Пошли.

Когда невдалеке показался дом, где жил Саша, она сказала:

– К нему нельзя – он боится отца. Если отец дома, он ничего не скажет.

– А мы к нему не пойдем – мы позвоним. Вы позовете его к телефону, а я буду говорить.

Наташа вошла в телефонную кабину и набрала номер, и почти сразу услышала в трубке Сашин голос:

– Алло!

Наташа не успела открыть рот, как Виктор выхватил у нее трубку.

– Слушай меня, парень, – жестко сказал он. – Тут с тобой хочет поговорить Сережина мама. Если не хочешь, чтобы мы сами поднялись к тебе в квартиру, давай спускайся и побыстрей.

Через две минуты Саша был внизу. Виктор сделал ей знак, чтобы она не встревала.

– Так вот, парень, если не хочешь неприятностей, говори быстро, где Сергей?

– Не знаю. – Вид у него был испуганный.

– Врешь, я по глазам вижу.

– Ничего я не вру!

– Слушай меня внимательно. Если не хочешь, чтобы я говорил с твоим отцом, выкладывай все как на духу. Ну? – Виктор тряхнул его за плечо.

– Не знаю я, где он, – захныкал Саша. – Он сказал, что ему надо отдать долг, и все.

– Какой долг?

– Я-то откуда знаю!

– А с чего это он про свой долг с тобой заговорил?

– Я сказал, что мне отец дал денег на приставку.

– Ну?

– Он и попросил.

– Сколько?

– Сто баксов.

– А ты что, баксы с собой в школу таскаешь?

– Не таскаю, а взял один раз.

– Зачем?

– Просто так.

– Похвастаться, ясное дело. Ну и что дальше? Он попросил, а ты не дал?

– Дал.

– С чего это ты такой добрый?

– Вы только отцу не говорите!

– Не скажу, если сам все расскажешь.

– Отец мне эти баксы обещал подарить, если я принесу четверку по математике. А Серега мне помог. Он за меня в этой четверти две контрольные написал.

– Сто баксов за две контрольные?

– Не, он писал просто так. А сегодня попросил, потому что ему очень нужно было.

– А ты что же, не спросил зачем?

– А чего спрашивать? Я и так знаю!

– Говори!

Мальчик покосился на Наташу.

– Говори, не бойся!

– Он должен одному мужику, который ему дурь давал.

– Какому мужику? Как его зовут?

– Кажется, Сверчок.

– Что еще за Сверчок? Зовут его как?

Наташа сделала движение, и Виктор повернулся к ней.

– Вы его знаете?

– Я знаю, что есть такой человек. Сережа мне про него рассказывал.

– Вы знаете, где его найти?

– Нет.

Виктор схватил мальчика за плечо.

– А ты?

– Не знаю, правда, не знаю! – Мальчик попытался вырваться, но Виктор крепко перехватил его за предплечье. – Пустите, больно же! Я все равно не знаю, где он. Это Вовка Немыкин знает: он там с Серегой один раз был.

Наташа с Виктором переглянулись.

– Это Сережин одноклассник, – сказала она.

Виктор снова повернулся к мальчику:

– Вот что: давай звони. Скажи, что тебе, слышишь, тебе, нужен Сергей. И чтобы он помог тебе его найти. Понял?

– Понял.

Потом все произошло очень быстро. Саша дозвонился Вовке Немыкину, и тот за обещанные ему двадцать рублей согласился выйти и съездить с ними в Отрадное – показать подвал, в котором обретались местные наркоманы и где он сам однажды побывал с Сережей.

Виктор взял такси, и через полчаса, открыв обитую жестью тяжелую дверь, они вошли в подвал большого жилого дома, в котором запах кошек смешивался с запахом марихуаны. Там, в дальнем углу, под обмотанными ветошью трубами, на старом грязном полосатом матрасе, весь избитый, лежал Сережа. Он был без сознания, и на локтевом сгибе его левой руки отчетливо виднелись следы от уколов.

Наташа с криком бросилась к нему, но Виктор, отстранив ее, сел на корточки и взял его руку, пытаясь нащупать пульс. Потом обшарил карманы, где не оказалось ничего, кроме мелочи и грязного носового платка. Потом встал, взял мальчика на руки и понес к выходу, возле которого их ждало такси. Наташа пристроилась возле Сережи на заднем сиденье, а Виктор, отправив Вовку Немыкина на метро, сел рядом с шофером.

– Ну что? – спросил он через плечо. – Куда теперь? В больницу?

– Нет, домой. Я позвоню, у меня есть знакомый врач…

– Ну так давайте, звоните, вон автомат. Мы за ним по дороге и заедем.

Наташа бросилась к автомату, на ходу пытаясь отыскать в сумке телефон Аркадия Николаевича, который, как оказалось, жил не так далеко от места, где они находились. Он сразу же согласился помочь.

– Давай, командир, к Савеловскому вокзалу и побыстрей! – распорядился Виктор и закурил.

Наташа держала Сережину голову на коленях, одной рукой осторожно гладя его лицо в ссадинах и синяках, другой вытирая слезы, катившиеся у нее по щекам. "Сережа, Сереженька", – шептала она в надежде, что мальчик придет в себя.

Минут через пятнадцать они подъехали к большому кирпичному дому, и Наташа издали заметила около одного из подъездов высокую худощавую фигуру доктора Левина с чемоданчиком в руках.

– Садитесь назад, – не выходя из машины, скомандовал Виктор, который явно чувствовал себя хозяином положения.

Аркадий Николаевич, не обращая внимания ни на Виктора, ни на Наташу, стоя у открытой дверцы машины, уклонился над мальчиком: приподнял веки, пощупал пульс и только после этого сел в машину. Наташа следила за каждым его движением.

– Что с ним?

– Его надо срочно в больницу, – Аркадий Николаевич назвал шоферу адрес.

– Что с ним?

– Передозировка. Как это случилось? – спросил он, повернувшись к Наташе.

Она рассказала про деньги и про то, как они его нашли.

– Все понятно… Он, видимо, хотел рассчитаться с ними. Не знал, бедный мальчик, что это невозможно.

– Но почему? – спросила Наташа. – Он же хотел вернуть им деньги!

– Им не нужно, чтобы он их вернул. Им нужно, чтобы он оставался на игле. Тогда он никуда от них не денется. Вот чего они хотят.

– Но зачем он им? Он же ребенок. Что они могут с него взять? – Слезы душили ее.

– В любом случае, раз уж он попал к ним в руки, просто так они его не отпустят.

– Выходит, он теперь нигде не может быть в безопасности? Что же делать?

– Для начала надо вывести его из этого состояния. Надо понять, что ему ввели, потому что есть наркотики, привыкание к которым наступает практически сразу.

– И что тогда?

– Сейчас рано об этом говорить…

– Неужели нельзя избежать больницы?

– Почему вы так боитесь госпитализации?

– Потому что не хочу подвергать его напрасным мучениям. Его все равно не вылечат, и потом все начнется снова. Разве я не права?

Аркадий Николаевич посмотрел на нее:

– После того, что случилось сегодня, сам он уже не справится, я вам объяснял.

– А в больнице? У вас есть гарантия, что…

– Никаких гарантий никто вам сейчас не даст. Но, повторяю, другого выхода нет.

Когда такси остановилось около входа в приемный покой, Аркадий Николаевич велел им ждать в машине, а сам пошел договариваться о госпитализации. Виктор повернулся, посмотрел на Наташу, прижимавшую к себе мальчика, и сказал:

– Да вы не волнуйтесь, вылечат…

– Да, – проговорила она сквозь слезы, – да.

Наконец в дверях появился Аркадий Николаевич и крикнул, чтобы несли Сережу. Виктор на руках донес мальчика до входа в отделение, дальше их не пустили. Наташа сказала, что никуда не поедет, пока не выйдет доктор Левин и пока она не узнает, что Сережа пришел в себя. Виктор понял, что уговаривать бесполезно и предложил остаться с ней.

– Спасибо, вы и так потеряли со мной столько времени. Если бы не вы…

– Да ладно, чего там… Может, я заеду за вами завтра? У меня вообше-то есть машина – утром пригоню из сервиса. Вы когда мамашу-то свою забираете? Я помогу…

– Спасибо, большое вам спасибо! Я завтра позвоню.

Ей было неловко, что этот человек, который никогда не был ей симпатичен, потратил на нее столько времени и сил. "Никогда не следует судить о людях опрометчиво", – сказала она себе в порыве благодарности и посмотрела ему вслед.

Уже смеркалось, когда из здания больницы вышел Аркадий Николаевич и сказал, что Сереже лучше. Он настаивал на том, чтобы Наташа немедленно ехала домой, потому что увидеться с Сережей пока все равно нельзя.

– Поезжайте домой. Завтра вам еще понадобятся силы. Поезжайте!

– Я поеду, только позвольте мне его повидать.

– Это невозможно. Совершенно невозможно. Да и не нужно…

– Я только скажу ему…

– Я сам скажу ему все, что нужно, не волнуйтесь. И поезжайте домой.

– Скажите, что я все знаю, что я не сержусь и завтра приеду. Чтобы он ни о чем не беспокоился. Пожалуйста!

– Я все сделаю, не волнуйтесь.

– И еще, – Наташа открыла сумку, – позвольте мне расплатиться с вами…

Она заметила его протестующий жест и добавила:

– У меня есть деньги, правда. Вот.

Наташа вытащила доллары, полученные сегодня от Виктора.

– Спрячьте, – сказал Аркадий Николаевич. – Они вам сейчас очень пригодятся. И не настаивайте: я все равно не возьму.

– Почему?

– Это отдельная история. Когда-нибудь я вам объясню. Не сейчас. Лучше скажите, как случилось, что ваш сын связался с наркодельцами? Он же вполне домашний мальчик?

Наташа посмотрела в его усталые глаза.

– Это тоже целая история. И я ее тоже когда-нибудь расскажу…

– Вот и договорились. А теперь поезжайте.

– Позвольте хотя бы вас подождать и проводить. Вы же устали.

– Нет. Я хоть и не самый молодой, но все-таки еще мужчина. К тому же мне нужно задержаться в отделении. Вы скоро забираете из больницы вашу матушку, я не ошибаюсь?

– Да.

– Вот и хорошо. Завтра утром позвоните мне в диспансер, и я скажу, как обстоят дела с Сережей и нужно ли вам приезжать. Всего хорошего!

Наташа спустилась в метро и села в вагон. В противоположном конце его несколько молодых людей пели под гитару, на которой играл длинноволосый парень в кожаных штанах. На полу при каждом толчке перекатывалась брошенная бутылка из-под пива. Наташа закрыла глаза.

"Бедный, бедный мой мальчик".

Она представила себе, как он лежит там один, в незнакомом месте, среди незнакомых людей, больных, наркоманов. "Боже мой, я его ругала… Ругала за то, что он убежал из школы, за то, что обманул меня. А он хотел рассчитаться с ними…"

Она вспомнила, что, когда она нашла его утром в комнате бабушки, он украдкой вытирал глаза. "Вот почему он плакал. Мне нужно было расспросить его, попытаться помочь. Если бы я знала, я бы сама отвезла им деньги. Что же делать? Как мы теперь будем жить? Если даже его вылечат, где гарантия, что эти подонки не найдут его снова? Не могу же я держать его взаперти. Господи, уехать бы куда-нибудь… В другой район, в другой город, куда угодно… Что я скажу маме? Соврать, что он поехал куда-нибудь с ребятами? Она не поверит. Сказать, что у него аппендицит? Что же делать, что делать?.."

Когда поезд подъезжал к остановке, она встала и подошла к выходу. К стенке вагона был приклеен прямоугольный рекламный листок, на котором был изображен мальчик со шприцем в руках. Наташа прочитала: "Реабилитационный центр доктора Нуразбаева. Звоните, пока не поздно!" Реклама обещала полное и окончательное избавление от всех видов наркотической зависимости за несколько недель. Наташа достала из сумки карандаш и переписала телефон в записную книжку. По дороге домой она вспомнила, что несколько месяцев назад видела доктора Нуразбаева по телевизору. Вспомнила, что он понравился ей: у него были умные глаза, которые, казалось, видят то, чего не видят другие, и он рассказывал совершенно невероятные вещи о своей клинике, где-то в Казахстане, куда приезжали лечиться со всего мира. Тогда ей казалось, что к ней все это не имеет ни малейшего отношения.

Наутро, едва проснувшись, Наташа заторопилась к Сереже. «Прежде чем ехать за мамой, я должна знать, что с ним все в порядке». К Сереже ее не пустили: приемные часы здесь соблюдались строго, но повидать лечащего врача ей все же удалось. Сперва он показался ей молодым и неопытным, но когда он быстро и толково ответил на все ее вопросы, она рискнула задать ему еще один:

– Скажите, доктор, вы что-нибудь знаете о клинике Нуразбаева?

– Конечно! В прошлом году я даже хотел пройти там стажировку, но на это не нашлось денег.

– Вы считаете, что Сереже там действительно могли бы помочь?

– Думаю, что да. Но это дорого.

– Насколько дорого, не знаете?

– Точно не знаю. Несколько тысяч. Долларов, разумеется. Видите эту женщину? – Он показал ей на стоящую у окна женскую фигуру.

– Да. Кто это?

– Год назад она потеряла сына: умер от передозировки. А сейчас у нас лежит его брат. Оба они когда-то по подвалам нюхали клей. Знаете, как называют таких ребят? Нюхачи. А потом перешли на героин. Один умер, а второго мы лечим, но мы мало что можем…

В недалеком будущем его ждет та же участь. Необратимое поражение клеток головного мозга… Мы можем вывести человека из состояния наркотической абстиненции, хотя это тоже непросто. А вот ликвидировать психологическую зависимость очень тяжело. Да что там, практически невозможно. А вот в клинике Нуразбаева это умеют. Если бы у нее были деньги, мальчика можно было бы спасти, а так…

– Да, – сказала Наташа, – да. Я понимаю.

Она подумала о деньгах, которые остались в Париже. Ни разу за это время она не вспомнила, не пожалела о них, но сейчас они бы могли так пригодиться. Какая насмешка! Эти деньги, которые она получила за преступление и которые она только чудом, благодаря случаю, не потратила на тряпки и подарки, сейчас могли бы спасти Сережу. "Неужели это расплата за то, что я совершила? И разве мало я уже наказана? И неужели это еще не конец? Я сама, сама во всем виновата".

Она шла, не замечая ничего вокруг, и ее мозг сверлила одна-единственная мысль – где взять денег? Она вспомнила о Вере, которая предлагала ей помощь. Попросить у нее? Но разве это возможно? Есть еще Ленка, которая должна скоро приехать. На ее счету собралась довольно приличная сумма из денег, полученных от Виктора за квартиру. Ленка, наверное, одолжила бы ей, но как их потом отдать? Из чего? Ей никогда не накопить такую сумму. И потом, как быть с Ленкиными мечтами о ремонте?

Наташа остановилась. "Квартира… да, квартира. Как же я не подумала? Я же могу продать нашу!"

Она вспомнила, что часто находила в своем почтовом ящике рекламные листочки с заманчивыми предложениями о продаже или обмене квартир. Свою двухкомнатную в центре она вполне может обменять на такую же двухкомнатную где-нибудь подальше. А на разницу… "Нет. Невозможно. Мама не захочет. Она всю жизнь прожила в этом доме. И у меня никогда не повернется язык ей это предложить. Никогда. Значит, надо искать деньги. А для начала узнать, сколько стоит лечение в клинике Нуразбаева. Может быть, и не так дорого? Может быть, действительно Ленка могла бы мне одолжить?.. Я бы устроилась на две работы или опять пошла к тем новым русским, они предлагали. Надо позвонить Ленке в Париж и спросить, когда она приедет. Да, и телефон. Надо срочно заплатить за телефон".

* * *

Когда Наташа поднялась в отделение, Зинаида Федоровна, уже одетая, ждала ее в коридоре.

– Наташа, наконец-то! Ты одна? Я думала, ты придешь с Сережей… Что с тобой?

– Ничего, мамочка, все в порядке. У Сережи подозрение на аппендицит. Вчера вечером его забрали в больницу. Но ты не волнуйся, с ним все в порядке, я сегодня у него уже была.

– Что значит – "в порядке"? Что с ним?

– Врач говорит, что это были просто колики.

Они вошли в палату. Наташа взяла сумку с вещами и плед. Потом они попрощались со старушками, которые сидели на кроватях и кивали им, как китайские болванчики, потом поблагодарили нянечек, сестер и врачей и, спустившись по лестнице, вышли в больничный двор.

– А теперь говори, что с Сережей, – сказала Зинаида Федоровна. – И не вздумай врать: все равно не умеешь.

И еще, имей в виду, что небылицы, которые ты рассказываешь, пугают меня гораздо больше, чем любая правда.

Наташа, опустив одну половину и смягчив другую, рассказала матери, что произошло.

– Ты только не волнуйся! Я говорила с Аркадием Николаевичем, помнишь его? Он сказал, что есть место, где его могут вылечить.

– Что это за место?

– Есть такой реабилитационный центр. Может быть, помнишь, в прошлом году мы видели по телевизору: выступал главный врач, нарколог, и рассказывал всякие чудеса? Его фамилия Нуразбаев.

– Конечно, помню. Но ведь это Бог знает где: то ли в Казахстане, то ли…

– В Казахстане. Но разве дело в том, что это далеко? Главное, они сумеют ему помочь.

– Но ведь это наверняка очень дорого. Где ты собираешься взять деньги?

– Займу у Ленки. У нее накопилась приличная сумма.

– И сколько же нужно?

– Около четырех тысяч…

– Четырех тысяч?

– Долларов…

– Это невозможно. Из чего ты будешь отдавать?

– Мамочка, как-нибудь! Со временем расплачусь. Устроюсь на другую работу. Или еще что-нибудь придумаю. Уверяю тебя, это не такие деньги, которые нельзя заработать.

– Ты не можешь брать такую сумму. Ты не имеешь права влезать в долги и ставить Лену в такое положение…

– Что ты предлагаешь?

– Надо продать нашу квартиру. Если купить такую же где-нибудь на окраине, то наверняка останется какая-то разница, которой хватит на лечение. Во всяком случае, надо узнать.

– А как же ты?

– При чем тут я? Сейчас надо думать о Сереже. А мне все равно, где жить, лишь бы вы были здоровы.

Квартиру в Сивцевом Вражке получил еще ее отец, когда в 1934 году был назначен главным инженером крупного строительства. В тридцать седьмом его арестовали, но семью не выслали, и они с матерью дождались его освобождения перед самой войной. Через два месяца он ушел на фронт, откуда уже не вернулся. В этой же квартире она прожила с мужем короткую, но счастливую жизнь, вырастила Наташу, дождалась внука. Не так давно один старый врач, к которому Наташа возила ее на консультацию, сказал, что пожилым людям, особенно сердечникам, лучше не менять привычных условий жизни. К чему он это сказал, она уже забыла, но хорошо помнила, как ответила ему: «Менять? Боже сохрани! Мне кажется, если я проснусь и не увижу нашу липу во дворе, я сразу умру!» Но разве теперь она могла думать о себе, когда Сережа нуждался в помощи?