Текст книги "Высота (СИ)"
Автор книги: Мария Коваленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
– Шеф, я дальше один, – прохрипел Лешка.
Булавин коротко кивнул и отошел в сторону. Карине не хотелось выпускать его руку, но делать нечего. На этом пути никакая поддержка не поможет. Он на секунду закрыл глаза, вдохнул полной грудью, как перед прыжком, и открыл дверь.
Один шаг безвозвратно отрезал прошлое от настоящего.
* * *
В палате было тихо. Все приборы отключены, лишь тусклая лампочка под потолком бросала скупой свет, да слабо горела над дверью запачканная краской табличка «Выход».
Здесь, в малюсенькой комнатушке без окон, между реанимацией и моргом, на жесткой металлической каталке лежала его любимая, самая дорогая во всем мире, женщина. Грязно-серая, застиранная простыня укрывала тело от пяток до макушки, но он непостижимым образом знал – это Рита. Чувствовать друг друга, знать мысли, ощущать эмоции – за семь лет они научились всему в совершенстве, как и мучить.
Не в силах больше держаться, молодой мужчина рухнул, как подкошенный, возле каталки на колени.
– Вот я и пришел, милая… – прошептали дрожащие губы.
Глаза немилостиво болели из-за непролитых слез, в ушах стоял вой. Кулаки от напряжения побелели, но он ничего не мог с собой поделать. Душу терзала такая боль, что тело утратило все ощущения, превратившись в сплошной комок страданий.
Рита нашла свой выход, он не сомневался. А что теперь делать ему?
Отчаяние, злость и обида сплелись воедино на холодном кафельном полу. Он бы взвыл, как животное, расцарапал бы когтями собственную грудь, освобождая от боли сердце, но не мог.
Только немой стон вырвался из открытого рта и крупная дрожь прокатилась по телу.
Как она могла?
Как посмела так поступить?
Эгоистка, гордая одинокая эгоистка! За какие грехи небо так прочно связало их, за какие заслуги даровало такую любовь? Как вынести сейчас все одному?
Лешка спрятал лицо в ладонях, не в силах больше смотреть на серую больничную простыню. Ей что живые, что мертвые – без разницы, одинаково укроет человеческое тело. А он больше никогда не ощутит в объятиях стройную гибкую фигурку любимой, не зароется носом в густые черные волосы, не вдохнет неповторимый аромат Своей женщины.
Минуту спустя сквозь пальцы хлынули соленые слезы.
Семь лет назад, в такой же май они впервые повстречались. Мужчина горько усмехнулся, вспоминая, как перед первым прыжком выкидывал Ладью из самолета. Она цеплялась за него отчаянно, как дикая кошка. Дралась, орала, перекрикивая гул двигателя, а на земле растаяла…
Вспоминал первый поцелуй тем же вечером, быстрый, смазанный. Уже потом, ночью, обессилив от жаркого секса, целоваться получалось искуснее, нежно, вкладывая всю душу в горячие прикосновения губами, языком… сердцами.
С другими получалось целоваться размеренно, неспешно, но только не с его Ладьей. Любая ласка заканчивалась пожаром, а короткий взгляд – нестерпимым возбуждением. Сколько раз Кузьмич заставал их с поличным в самых неожиданных местах.
Вместе в воздухе и на земле, вместе на пьедесталах и в мясорубке утомительных тренировок. Под напряжением, на адреналине…
Его горячая, безумная, неверная Рита, проклятие и дар. Может, если бы он не выкинул ее семь лет назад за борт самолета, не дал испробовать власть высоты, все сложилось бы иначе?
Пусть без нее, не зная этой сумасшедшей любви…
Леша со всей силы ударил кулаком о пол, но физическая боль не спасла. Поздно!
Он все потерял, глупо, бездумно упустил собственное счастье из рук. И сейчас не досмотрел.
Отвернуть простыню, чтобы в последний раз взглянуть на любимое лицо не хватало храбрости. Рита всегда была красавицей, даже короткая стрижка не смогла испортить ее женственность. Другие меркли рядом с ней, оставались безликими тенями, неспособными разжечь настоящие чувства.
Лешка не знал, сколько прошло времени, когда открылась дверь и в палату вошел высокий худощавый мужчина. Подняться или поприветствовать не получилось. Земное притяжение приклеило к полу, а язык онемел. Так и сидел, прижавшись спиной к металлической каталке, ощущая на себе пронизывающий взгляд из-под прозрачных очков.
«Законный муж возлюбленной» – он узнал бы его из миллиона, несмотря на колоссальные перемены и раннюю седину.
– Вон отсюда! – спокойно и ровно приказал вошедший.
Лешка не слушал. Он столько раз за последние семь лет уходил вон, что разучился понимать это слово.
Мужчина готов был броситься на него и увести силой. Булавин появился вовремя, как черт из табакерки. И минуты не прошло, когда палата вновь закрылась, оставляя возлюбленных наедине.
Глебу чуть ли не силой пришлось вытаскивать незнакомца за дверь. По одному лишь ненавидящему взгляду, брошенному на Ферзя, он понял, с кем имеет дело.
– Отпустите меня! – прорычал тот.
– Прошу прощения, – замялся Булавин. Абсурдно просить мужа о подобном, но для Лешки большего он сделать не мог. – Я вас очень прошу. Дайте ему еще несколько минут.
– Он не имеет никакого права! Этот ублюдок и без того отравил всю нашу жизнь, – захлебываясь накопившимся гневом, мужчина на секунду замолчал. – Знаете ли вы, что такое терять самого дорогого человека? Я не об аварии… Я о жизни, когда день изо дня приходится наблюдать за гибелью, когда от отчаяния хочется сдохнуть, но нельзя.
Булавин молчал. В звенящей тишине слышал только стук своего сердца и тяжелое дыхание стоящего перед ним человека. Собственные страхи стали подниматься из подсознания, пугать жуткими картинками безысходности и одиночества.
– Я любил ее больше всех на свете, – неожиданно еле слышно продолжил мужчина. – Но счастливой сделать не мог… Она была маленьким испорченным ребенком, прожженным насквозь вашей стихией. Думаете, мне было легко? Ждать, прощать, успокаивать – это несложно, но вот видеть агонию… Все эти годы я ждал, что когда-нибудь она не вернется, останется с ним, наконец, будет счастлива, но нет… И вот сейчас… Сейчас она больше не вернется.
За стеклами прозрачных очков показались слезы. Мужчина не выдержал и, махнув рукой, двинулся в сторону выхода. Длинные ноги заплетались, цеплялись за неровный пол.
– Через полчаса чтобы вас здесь не было. Всех! – не поворачиваясь, кинул он и скрылся за поворотом.
Глеб без сил опустился на жесткую кушетку рядом с Кариной, снова подхватил ее босые ноги в свои ладони и замер. Прошло два часа, как они приехали. Врачи, санитары постоянно порывались в палату, чтобы увезти тело, и лишь они вдвоем, как сторожевые псы, никого не пускали. Взятками и уговорами выкупали для Лешки последние минуты наедине с погибшей.
Глеб не сразу обратил внимание на голые ступни девушки, а она от волнения и сама забыла. Сидела тихонько, как мышка, прятала замерзшие пятки под лавку. Если бы не удивленный взгляд одного из врачей, Булавин бы и не заметил, а так… Чуть не задохнулся от удивления, когда взгляд остановился на аккуратных маленьких пальчиках.
Карина даже пискнуть не успела, горячие ладони без спроса подхватили ее ноги, положили к себе на колени и стали настойчиво растирать, возвращая тепло.
Не обращая внимания на прозрачные слезы в глазах девушки и попытки вырваться, Глеб упрямо гладил ступни, согревал своим жаром.
– Отпусти меня, – не выдержав собственных эмоций, жалобно попросила Карина.
– А ты уедешь домой?
Он уже не первый раз пытался уговорить ее не мучить себя, поехать к родителям. Дважды даже вызывал такси, но все бесполезно. Упрямая девчонка не сдавалась.
– Иди ты, знаешь куда, со всеми своими предложениями!
– Карина, Рите уже не помочь, а с нами все будет хорошо, – он напряженно всматривался в зеленые глаза, пытаясь понять. – Беги, золотко! Я прослежу за Алексеем.
– Это ты у нас большой специалист по побегам, а я остаюсь! – непреклонно заявила девушка.
Вместо благодарности, Булавин аккуратно сжал изящные маленькие ступни. Сколько б он отдал за такие слова пять лет назад…
В груди, зачарованно переворачивалась неповоротливая зачерствевшая душа, отзывалась приятной ноющей болью на сердце.
Ее простое, такое естественное желание быть рядом, не оставлять в беде, пусть даже предателя, безвозвратно рушило стены привычного одиночества.
– Какой я дурак… – вздохнул Булавин.
Девушка удивленно приподняла брови, но уточнять не стала. Все его признания пока что слишком дорого ей обходились.
Вскоре из палаты вышел Лешка. Выглядел он еще более осунувшимся и уставшим, однако на лице уже не было прежнего отчаяния. Лишь бледность, как во время болезни, тяжелой, но не смертельной.
Глеб, долго не думая, подхватил Карину на руки и двинулся к выходу. Лешка не отставал. Их маленькая прощальная процессия незаметно добралась до машины.
Лишь один человек с тоской и болью смотрел вслед, потерявший сегодня всё.
Глава 12. Другое начало
Еще под кожей бьется пульс и надо жить.
Я больше, может, не вернусь, а может, я с тобой останусь.
«Останусь» гр. Город 312
Часть 1.
К счастью, в реальной жизни сохранить одно и тоже состояние души длительное время почти невозможно. Даже самый лучший мед со временем засахаривается, точно также радость и счастье теряют прежние краски.
С чувством утраты все немного сложней. Вначале оно опаляет разум ужасом, затем разливается слезами обиды и непонимания, и лишь потом отупляет одиночеством и страхом. Это происходит быстро, болезненно и неотвратимо.
Только какое-то время спустя, отгоревав и смирившись, начинаешь жить. С грустью рассматривать фотографии, делиться тоской с близкими, удивляясь, вспоминать забытые светлые моменты.
Изначально сотворенный для жизни, человек привыкает ко всему. Рубцуются шрамы на теле и душе, захлебнувшись горем, успокаиваются мысли. В масштабах вселенной это краткий миг, но для человека каждая минута наедине с отчаянием тянется вечность. И беда тому, кто одинок и заброшен, кто не может разделить чашу печали с близкими, поплакать о прошедшем в знакомую жилетку, опереться о надежное плечо друга.
* * *
Проснулась Карина от боли, банальной головной боли. Голова трещала, а солнечный свет непривычно и жестко резал по глазам. Не поднимая отяжелевших век, прислушалась. Справа кто-то жалобно постанывал, со стороны ног доносилось тихое, размеренное сопение, а слева, в паре метрах от нее еще кто-то жадно и неприлично громко хлебал жидкость.
Облизав пересохшие губы, девушка сощурилась. Надо же как-то узнать, что произошло и где она!
Перед глазами промелькнул знакомый коряжистый силуэт с широкой довольной мордой. «Дольф!» – услужливо подсказала память.
Пес, словно услышав кличку, оторвался от вкусной лимонадной лужи на полу и посмотрел на девушку. Маленькие ушки резко встали торчком, а клыкастая челюсть отвисла.
«Красноречиво!» – подумала про себя Карина. Если даже серьезный пес обалдел от увиденного, то стоит ли пробовать открыть глаза полностью? Может лучше закрыть и попробовать снова уснуть?
Однако, стоило лишь этой соблазнительной мысли появиться на свет, как кто-то крепко сжал ее лодыжку.
«Это сон, это не со мной…» – пыталась убедить себя девушка, но шея уже поворачивала раскалывающуюся от боли голову в сторону ног. Потребовалась целая минута чтобы раскрыть глаза и осознать увиденное.
– Черт… – обалдело прошептала себе под нос.
Крепко сжимая в руках босые женские ноги, рядом мерно посапывал некогда любимый босс. Длинный угловой диван свободно вместил бы троих, но Булавин, видимо, так не думал. Развалившись всем телом на той же стороне плюшевого исполина, он умудрился сгрести себе под голову обе девичьих ножки, и сейчас колючая густая щетина волнительно щекотала кожу.
Она попробовала освободить ноги, но куда там! Онемевшие конечности не слушались. Придавленные тяжелой сильной рукой к мужскому лицу, они отказывались покидать нагретое место. Девушка нервно сглотнула. Сквозь шум в больной голове не могла пробиться ни одна здравая мысль. Как же ей выбраться из ситуации?
А как она в нее попала?
Второй вопрос пришел неожиданно, холодной волной прокатившись по телу, но в этот раз память предательски молчала.
Такое было с ней впервые. Сухость во рту, жажда, головная боль и слабость… Прям как у папеньки после празднования последней звезды на погонах. Он тогда мало что помнил. Вот только проснулся дорогой отец в объятиях законной супруги, а не какой-нибудь бывшей пассии… Разница огромная.
Закрыв тяжелые веки, она снова и снова пыталась по крупицам восстановить картину прошедшего. Вспомнилась больница, тревога за Лешку, печаль шефа, потом его руки, сжимающие замерзшие пальчики, путь назад. Какие-то неясные образы проносились в голове: Кузьмич, туфли на мокрой траве, рюмки…
Внезапно рядом кто-то громко вздохнул. От неожиданности девушка чуть не закричала, только еще одного сюрприза не хватало для полного счастья. На этот раз повернуть голову и открыть глаза оказалось не так сложно.
На другой половине углового дивана, скрутившись калачиком помирал от похмелья давешний герой-любовник Ферзь.
Парень стонал, ворочался на одном месте и невнятно что-то бормотал себе под нос.
Сквозь всю эту суету, неожиданно Карина разобрала слова «Кузьмич, не надо больше самогона». Как после кодовой фразы, с памяти спала пелена алкогольной амнезии.
Под громкое «Ой!» вырвавшееся из собственного рта, она в миг вспомнила все шокирующие детали прошедшей ночи. Румянец щедро окрасил лицо, оставалось надеяться на то, что остальные участники событий еще долго пробудут в беспамятстве.
* * *
Из больницы они возвратились ближе к вечеру. Дождь почти успокоился, но полеты решили не проводить. И Булавину, и Кузьмичу было не до того.
Лешка сразу направился к себе. Больше всего ему хотелось свернуться в каком-нибудь темном углу калачиком, как побитому псу, и зализывать свои раны. Никто не стал останавливать парня. Булавин лишь тяжело вздохнул, а затем подхватил на руки упирающуюся Карину, и двинулся следом к зданию администрации. Почему-то нести девушку в ту самую комнатку, где еще неделю назад они сходили с ума в объятиях друг друга, показалось возмутительным.
На большом угловом диване в гостиной всех уже поджидал Кузьмич. Пожилой инструктор выглядел неважно. Потухший взгляд, изможденное лицо и целая пепельница окурков говорили сами за себя. Он даже не поднял голову взглянуть на вошедших, сидел как статуя, весь обращенный в свои мысли, а в руках сжимал клубный фотоальбом.
От увиденной картины Булавина аж передернуло. Точно так же он сам пять лет назад сидел на больничной койке, обложившись газетами и фотографиями из невозвратимого прошлого. Прощаться и отпускать всегда больно, а уж старику всю жизнь посвятившему своим воспитанникам…
Глеб аккуратно поставил на ноги Карину и прислушался к шуму наверху. Там женский крик постепенно перерастал в противный визг с проклятиями и звоном металла.
– Девица наверное Лешкины кубки запускает, – неожиданно ожил Кузьмич. – С утра у него в комнате просидела.
– Дела… – задумчиво протянул босс.
Через минуту наверху громко хлопнула дверь. Видимо мирно разойтись у молодежи не вышло. Ферзь медленно спускался по лестнице, потирая ушибленную ногу. Кто ж знал, что дамочка лягается как настоящий кенгуру.
«И зачем только позвал ее утром?» – возник неожиданный вопрос. Раньше он об этом не задумывался, какие там «зачем» или «надо ли». Симпатичные перворазницы сменяли друг друга на удобной широкой кровати с такой периодичностью, что он даже имена не запоминал. «Зайки» всех мастей сами падали к ногам красавца-спортсмена, пока душа отчаянно рвалась к одной единственной.
Все закончилось. Навсегда.
Больше не нужно прятаться от собственных желаний между стройных ножек одноразовых подружек, не нужно изображать племенного жеребца. Только как же больно, как дорого стоило подобное освобождение.
Молодой мужчина тихо опустился на диван возле инструктора и закрыл лицо руками. На душе было паршиво.
Карина, не долго думая, уселась рядом. Все равно работать пока не способна, а моральная поддержка еще никому не помешала. Сегодня можно, сегодня она еще помощник шефа и полноценный член коллектива. А завтрашнее будет завтра.
Так незаметно погрузились каждый в свои мысли обитатели просторной гостиной. И не было ничего хорошего в этом молчании, лишь отчаяние, горечь потери да ожидание скорой разлуки. Никто даже не обратил внимания, как в комнату вошел, позабытый и позаброшенный всеми, хмурый бульдог.
Дольф осмотрел присутствующих и, словно ощутив их эмоции, печально завыл в голос.
От собачьего воя вздрогнули все, Кузьмич машинально перекрестился, а Булавин, поплевав через левое плечо, поднялся с места. Особенно долго раздумывать он не стал. Гнетущую атмосферу нужно было как-то разряжать, дать выход эмоциям и боли.
– Так, Кузьмич! – с самым серьезным видом обратился он к старому другу. – Где твой знаменитый самогон. Кажись, настал его черед.
Тот в ответ лишь сглотнул. Впервые он не хотел напиваться, но глянув на убитого горем Ферзя, покряхтывая поднялся с места.
– Сейчас принесу. Вы пока с Кариночкой хоть огурцы какие порежьте.
Девушка тут же кивнула и направилась к холодильнику. Столовая столовой, но и в здании администрации всегда был собственный провиант.
К приходу Кузьмича на маленьком журнальном столе гостиной уже красовались тарелочки с овощной и мясной нарезкой, а вместо рюмок – маленькие кофейные чашечки из неприкосновенного начальского сервиза. Булавин, не желая светиться в общей столовой с пластиковыми стаканчиками, сам притащил из бара фарфоровый комплект.
Когда на стол опустилась трехлитровая банка с мутноватой жидкостью, все четверо не сговариваясь вздохнули.
«Только ради Лешки!» – подумал Булавин.
«Должно хватить» – бросив быстрый взгляд на закуску и друзей, решил Кузьмич.
«Прощай здоровье» – печально посмотрела на сомнительный напиток девушка.
Ферзь не думал ничего, просто забрал банку и разлил по первой.
Про градус старый инструктор не соврал. Крепкий, обжигающий напиток пронесся огненной волной по пищеводу, заставляя задыхаться и кашлять.
* * *
Разукрасив на прощанье в красно-фиолетовый цвет облака, за лес закатилось солнце. Над полем пуховым одеялом расстелился туман. Опустела гостевая парковка. Фары отъезжающих авто недолго освещали узкую дорогу от клуба до трассы, и вскоре лишь огоньки в окнах комнат спортсменов да работников горели в темноте.
За низким журнальным столиком просторной гостиной сидели четверо.
Часть 2
Выпито было немало, но тоска так крепко въелась в мысли, что алкоголь действовал слабее чем обычно. Немолодой усатый мужчина в который раз пересматривал старый фотоальбом.
Здесь были все его ученики от совсем еще молодого Булавина, восторженно глядящего в небо, до рыжих балбесов-близнецов.
Лешка подсел поближе. Он тоже не раз рассматривал эти фото, вспоминая свои первые прыжки, победы и поражения. Еще до нынешнего частного клуба, в обычном ДОСААФе, с завистью наблюдая за победами Глеба, так отчаянно хотел стать лучше, утереть нос чемпиону, и доказать инструктору, что он не хуже. Семнадцатилетний сопляк с амбициями – вот кем он был, но время шло, приходило мастерство, опыт. А после катастрофы с Булавиным, достойных соперников в клубе не осталось.
Рита появилась неожиданно. Отчаянная, молодая, она за раз навсегда заболела небом. Один прыжок под круглым, почти неуправляемым десантным парашютом, как укол героина, завладел и душой и сердцем девушки. Воздушная стихия ответила ей взаимностью.
Кузьмич не мог нарадоваться двум подающим надежды спортсменам. Теперь у него был и свой Ферзь и своя Ладья.
Лешка перевернул очередную страницу альбома и присмотрелся. Рита всегда умудрялась выглядеть ослепительно, никакой вингсьют не мог скрыть соблазнительную фигурку. Красивая, юная, привлекательная. На каждом фото в обнимку с очередным ухажером… И только на пьедестале рядом с ним.
– Как думаешь, Кузьмич, – не выдержал парень. – Она хоть кого-нибудь из них любила?
Инструктор сразу отвечать не стал. Он знал девчонку не хуже Лешки, видел и в радости и в слезах. А еще он замечал пронзительный, горящий взгляд, которым она смотрела только на одного мужчину.
Любила ли она своего Ферзя?
Если можно называть любовью те отчаянные, безумные чувства, что отражались в девичьих глазах, то да…
– Молчишь? – Ферзь не закусывая осушил очередную порцию самогонки. – Когда-то я думал, что меня она по-настоящему любит. Замуж звал…
Парень до боли сдавил в руке вилку, вспоминая как все было. К тому времени они уже потрепали друг другу нервы изменами и разлукой. Казалось, пресытились таким видом адреналина… Наивные. На утро после его предложения девушка укатила куда подальше, не оставив даже записки.
– Может, любви и не бывает? – Лешка повернулся к Булавину. – Что скажешь, шеф?
– Нашел, у кого спрашивать! – встрял Кузьмич. – Лучше, вон, у Кариночки спроси! Она помоложе, тараканов еще в голове нету.
Но ответить девушке не дали. Глеб ловко подхватил трехлитровку и разлил по новой порции. Сейчас вот только еще разговоров о любви не хватает. С инстинктами б разобраться! Вон, мелькают на коврике босые женские ножки, житья не дают.
– Викторович, а ты с каких пор в бутылку от серьезных разговоров лезешь? – хитро прищурившись, спросил инструктор.
Он еще с утра заметил, что между шефом и помощницей что-то не так. Уж никак не походили они на ту самую парочку, что еще неделю назад спать ему ночью не дала. Неужто Глебушка успел обидеть девчонку?
– Иван Кузьмич, – осмелев от выпитого, Карина решила не молчать. – Мне тоже очень даже интересно узнать мнение Глеба Викторовича по поводу любви! Прямо-таки чувствую острую необходимость просветиться в этом вопросе.
– Вот! Дама просит, – поддержал Кузьмич. – А уж эта дама, мне кажется, имеет право знать.
Булавин так грохнул кулаком по столу, что чашечки с тарелками подпрыгнули. На секунду даже Лешка отвлекся от разглядывания очередной фотографии и удивленно посмотрел на начальника. Но тот уже встал с дивана и за руку тянул свою юную помощницу в коридор.
– Что это с шефом? – спросил инструктора парень.
– Подозреваю, что кое-кто и без парашюта допрыгался…
Когда за ушедшими закрылась дверь, двое оставшихся мужчин дружно уткнулись в альбом.
– Чего ж так больно? – Ферзь пальцем нежно погладил глянцевую поверхность фотографии. – Зачем она это сделала?
– Потому, Лешенька, что любовь ее такая. Как болезнь…
– Смертельная, – закончил вместо инструктора парень.
– Да!
– А у Глеба с девчонкой что? – бросил взгляд на закрытую дверь. – Я раньше не замечал, а вот сейчас… Шефа не узнать. Может, пропал как я?
– А ты на Викторовича не ровняйся, – хохотнул Кузьмич. – У него тараканы в голове другой масти, да и Карина… Мне про папку ее рассказывали, дядька вменяемый. Такой дурочку не вырастит.
Лешка только криво улыбнулся. Вот оказывается, кто занял сердце красавицы!
– В чувстве прекрасного Булавину не откажешь. Но морду я дорогому шефу все-таки набью, если обидит ее.
– В очередь! – прокряхтел Кузьмич. – За мной будешь!
* * *
– И куда мы так спешим? – пыталась притормозить шефа Карина.
– Туфли искать! – не останавливаясь, кинул Булавин.
Ему и в правду уже надоело отводить взгляд от маленьких пальчиков и розовых пяток. Они постоянно мелькали из-под стола, сводя сума пикантными воспоминаниями недельной давности. Казалось бы, обычные чуть бледные пальчики, ровные, изящные, а он, как голодный кот, увидавший мясо, не может отвести глаз, хочет коснуться…
Осталось только возбудиться и все – прощай здравый смысл!
– Может, утром поищем? – печально взглянув за порог, протянула девушка. – Там мокро и холодно.
Глеб замер, как вкопанный. Сквозь легкий хмельной дурман до него медленно доходила абсурдность ситуации. Как назло, других девушек, у которых можно было бы одолжить обувь, в здании администрации не было, а к незадачливой подружке Ферзя даже соваться не хотелось.
– Ладно, я сам поищу. Где ты их могла оставить?
Карина зарылась пальцами в свои густые волнистые волосы, словно это помогало думать, и по-детски закусила губу. Простой жест, но мужчине пришлось изрядно напрячься, чтобы сдержать отчаянный стон. Ну, разве можно быть такой? Пьяные глаза лихорадочно блестят, волосы растрепанны, а распухшие губы так и просят неприятностей.
– Сейчас же прекрати кривляться! – не выдержав, грозно скомандовал шеф.
– Кто кривляется? – округлила глаза девушка.
– Ты, кто ж еще! И руки от волос тоже убери!
– Господин начальник, а не оборзели ли вы? – девушка привалилась плечиком к дверному косяку и нахально долгим изучающим взглядом уставилась на шефа. – По ночам я не работаю, так что и приказам вашим не подчиняюсь.
– Я помню: не слушаешь, не убегаешь…
– Хватит! – резко прервала. – Спасибо за науку! Урок искусства быть послушной от вас, мэтр, я уже получила. Доходчиво!
Слова вылетели, как пули, ни одна не промахнулась. От остроты ощущений Булавину резко захотелось что-нибудь сломать, сорваться. Ну почему он не остановился тогда, не вышел из ее комнаты, ведь знал, что так будет…
– Карина, я знаю, что поступил как последний подонок. На моем месте глупо будет говорить, что не хотел сделать тебе больно.
Глеб оперся спиной о противоположный дверной косяк и прикрыл глаза. Алкоголь подействовал слабо, а ведь так хотелось напиться, расслабиться и не о чем не думать. Слишком сладкая мечта, наивная. Напротив, отвернув лицо к улице, стояла девушка. Что высматривала она там, в кромешной темноте? О чем задумалась? Может о страстной ночи, что объединила их на короткий срок, а может о своем телефонном звонке. Мужчина устало провел рукой по лицу. Теперь уже не получится расстаться без лишних слов. Вот она, рядом, требует ответов, а ему и сказать нечего.
Разве может он сейчас, после всего сознаться, что до сих пор хочет, бредит ею даже в объятиях другой, что как магнитом тянет обнять, согреть крохотные пальчики на ногах? Он уже наступил на горло собственной песне, сделал все, чтобы отпугнуть, уберечь от отношений, которые ни к чему хорошему не приведут обоих. Но не вышло. Какая же она упрямая! Еще там в больнице одним своим присутствием умудрилась разрушить все привычные границы, все стереотипы, а сейчас…
Сейчас безумно хотелось стереть из прошлого ночь с Ириной. Пугающее желание. Еще бы немного времени. Хотя бы неделю-две чтобы понять происходящее с собой…
– Карина… – позвал шепотом.
Она сделала вид, что не слышит. Стояла, погруженная в свои мысли. Ноги замерзали, но терпела. Сейчас, зная Глеба получше, не стоило ни на что жаловаться. Этот удивительный мужчина руководствовался непостижимой логикой. Растоптав без жалости все самые нежные чувства, он не позволит замерзнуть или устать. Носить на руках, согревать, заботиться – это легко, но впустить в сердце…
– Я бросила туфли где-то возле крыльца… – размыкая кольцо собственных мыслей, сказала Карина.
Избавленный от необходимости вести ненужный никому, выматывающий разговор, Булавин кивнул и тут же растворился во мраке.
С пару минут девушка простояла одна в кромешной темноте. И куда только он мог запропаститься на крохотном пятачке земли? Ощущая себя полной дурой, шагнула за порог. Она сама отыщет обувь и вернется к коллегам.
Карина аккуратно спустилась по лесенке. Вокруг, хоть глаз выколи, ничего не было видно. Как же не вовремя перегорела лампочка в уличном фонаре.
Когда босые ноги коснулись неприятно-влажной травы, она уже и сама пожалела, что не дождалась босса.
Неприятный озноб прошел по всему телу, заставил вздрогнуть. Вдруг кто-то очутился рядом и без спроса подхватил ее на руки. Эти объятия она узнает из тысячи.
– А ну отпусти меня! – возмутилась девушка. – Накаталась сегодня у тебя на ручках. Хватит!
– Сдурела что ли? Простынешь ведь! – Глеб за пару шагов преодолел расстояние до крыльца и поставил свою ношу на деревянные ступени.
– О, да ты опять возомнил себя спасителем!
– Карина, не надо…
– Что не надо? Не надо говорить правду? – глаза девушки уже сверкали от непролитых слез, держать в себе обиду не удавалось. – Спас несчастную влюбленную дурочку, лихо развеяв иллюзии! Прожевал и выплюнул. Браво!
– Черт! – Глеб не выдержал. – Да не умею я иначе. Разучился.
– Ох, как тебе нравится роль этакого чудища!
– Да, чудища, идиота, мерзавца. Можешь называть как угодно, знаю – заслужил. Я уже сотни раз проклял себя за ту слабость. Стоило бежать от тебя без оглядки.
– Ты так и сделал, но потом.
От злости Карина готова была наброситься не него с кулаками. Никакого фонаря не нужно было, чтобы почувствовать яростный блеск в зеленых глазах. Давно Глеб не припоминал такой свою помощницу. В голове как переклинило: «Не отпусти!». Повинуясь внезапному порыву, он пошел ва-банк. Или сейчас, или никогда, а ее нужно задержать.
– А чем ты лучше? – выпалил на одном дыхании. – Нелепая интрижка на работе легко выбила тебя из обоймы.
– Интрижка? – Карина готова была рвать и метать. – Для тебя это просто интрижка?
– Конечно, а что еще? – Глеб хитро потер подбородок. Роль последнего сукиного сына давалась с трудом, но, судя по гневному взгляду девчонки, все шло как надо. – Мы оба получили удовольствие, при этом никаких обещаний не было.
– Ах, ты подлец! – и первая туфелька полетела в дорогого шефа.
Тот успел увернуться, но она уже бросила вторую. Широкий каблук больно ударил в плечо.
– Ты не только трусиха, а еще и мазила! – беззастенчиво подтрунил над девчонкой. – Не смогла дольше испытательного срока продержаться. И чем же отличаешься от предшественниц?
Карина остолбенела от наглости начальника. Мало того, что он обозвал интрижкой ее искренние чувства, так еще причислил к толпе глупых куриц, о которых она прилично наслушалась от спортсменов.
Пока Булавин в очередной раз направился на поиск обуви, девушка прокручивала в голове кровожадные планы мести.
В этот раз папеньке она вмешаться не позволит, сама скушает мерзавца с потрохами. Отольются кошке мышкины слезки.
– Как же просто у вас все, Глеб Викторович…
– У меня просто? – Булавин ткнул в свою грудь носком туфли. – Да я сейчас недели две, как минимум, буду один вкалывать и за себя и за одну трусоватую девчонку, пока Настасья Пална замену подберет!
И тут Карина не выдержала. То ли действие алкоголя сказалось так не вовремя, то ли сработала провокация босса.
– Нет уж! Образ мученика примерите в другой раз. Две недели я потерплю!
Бросив на помощницу надменный взгляд, Булавин холодно произнес:
– Обойдусь без жертв! В предыдущих случаях как-то справлялся.
– Вот только не надо мешать меня со всеми подряд! – задетая гордость так и подбивала на необдуманные поступки. – Сказала две недели, значит две недели! Про увеличенный оклад главное не забудьте, мистер интриган. Испытательный срок я все-таки прошла.
Глеб на радостях готов был хлопать в ладоши. Ой, не зря Кузьмич так свой самогон расхваливал! Теперь у него есть две недели. Срок, конечно, не большой, но и с мыслями разобраться успеет, и работа не пострадает.
