Текст книги "Высота (СИ)"
Автор книги: Мария Коваленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
– Открылся! – радостно вскрикнула девушка, когда спортсмен смог все-таки выбросить запасной парашют.
– Черт знает что! – инструктор рывком поднялся с места. Настоящее проклятие! Запасное крыло все никак не могло наполниться воздухом, и кучей тряпья летело вслед за человеком. – Закрутка… О, Господи… Лешка…
– Это не Глеб? – чувствуя себя последним предателем, переспросила Карина. – Это точно не Глеб?
– Точно, – хрипло ответил старик. Если после отделения он и мог их спутать, то в полете всегда точно знал, кто есть кто. Такие уже все разные, его самые лучшие мальчики!
Карина облегченно выдохнула. Впору презирать себя за подобную радость, но сердцу не прикажешь. Если бы что-то случилось с Булавиным, она бы не перенесла.
Пытаясь выровнять купол, спортсмен бешено орудовал стропами и вращался. На кону стояли бесценные метры, отделявшие его от верной гибели.
– Давай же парень! – шептал Кузьмич. – Наполни его…
Словно в ответ на эту тихую просьбу, купол раскрылся полностью, но земля была уже слишком близко. Прошло несколько коротких секунд, и быстрое планирование перешло в посадку. От ужаса Карина закрыла глаза. Смотреть страшно. Он ведь так старался успеть, так боролся… Еще бы три-четыре секунды, пара сотен бесценных метров… Даже здесь, на окраине поля, был слышен вопль толпы. По спине прошелся холодок.
– Иди-ка ты в дом, девочка, – не своим голосом прошептал инструктор. – Я узнаю, что и как, а ты лучше не высовывайся. Не надо тебе на такое смотреть… А вот я должен быть там… Со своим мальчиком.
– С ним все будет хорошо, – как заклинание, обливаясь слезами, повторяла девушка. – Обязательно, все будет хорошо. Боже… Я думала, это Глеб…
Кузьмич с первого взгляда разглядел истерику. Сам еле дышал, так болело сердце, но помощницу было не узнать.
– Карина, сейчас отшлепаю! – он взял девушку за плечи и встряхнул, как невесомую куклу. – А ну возьми себя в руки! Никаких истерик! Сейчас не до того. Булавин в порядке и с Лешкой все будет хорошо, скорость он успел погасить.
– Мне страшно. Очень страшно… – она никак не могла успокоиться. – С Глебом было также?
Инструктор плотно сжал губы. Внутри все клокотало от увиденного и от воспоминаний. Высоте не важно, кто будет новой жертвой, новичок или чемпион. Досадные ошибки, причуды природы, секундное замешательство – ее коварные методы из года в год неумолимо приносили кровавые плоды. Жатва шла всегда и повсюду, как плата за право быть вне законов природы. И любой, возжелавший летать, знал о высокой ставке за свою дерзость.
– Карина, марш в дом! – не выдержал Кузьмич. – И не смей высовываться до прихода Булавина! Не трать мое время! Твой Глеб цел, вот и все, успокойся.
Дальше спорить было бесполезно, и она подчинилась. Так, в одночасье, начавшийся буднично и скучно день обернулся кошмаром.
* * *
Несчастный случай спутал организаторам чемпионата все карты. Расследованием причин происшествия занялись сразу, по горячим следам, но опытные участники уже догадывались, что виной всему окажется неправильная укладка обоих парашютов. Спортсмен сам подписал себе приговор, и винить здесь некого.
Скорая прибыла быстро. От шока Лешка ничего не соображал, но доктора знали свое дело и вовремя вкололи обезболивающее. Им еще предстояло узнать, как сильно покалечился пациент, но это уже в больнице. С ними вместе уехал Кузьмич. Перед отъездом Булавин выгреб из кошелька всю свою наличность и отдал инструктору. Уж он то хорошо знал, сколько стоит здоровье.
* * *
За окном уже красовался закат, когда в комнату с бутылкой вина вошел Булавин. Карина от радости готова была броситься ему на шею, но Глеб остановил. Сил не было даже на это. Перед глазами до сих пор стояла безрадостная картина с санитарами, стонущим Лешкой и собственным не таким уж далеким прошлым.
– Нам всем надо немного расслабиться, – указал он на вино. – Кузьмич с Ферзем в больнице. Состояние стабильное. Больше мы не можем ничего сделать.
– И ты решил меня споить?
– Умная девочка, – цокнул языком мужчина. – Все понимаешь без лишних слов.
– Не все… – сегодня она стала понимать еще меньше. За короткую минуту прыжки, которые всегда казались утомительным, экстремальным хобби, превратились в смертельно опасное увлечение. Больше никогда это не будет захватывающе и красиво. Никогда, зная истинную цену короткой радости.
Глеб, не говоря ни слова, разлил вино. Бокалов в этом захолустье не было, пришлось наливать дорогой напиток в обычные пластиковые стаканчики. Не важно, сегодня важнее результат. Кузьмич рассказал ему о реакции девушки, впрочем на другую он и рассчитывал. Подобное никого не оставит равнодушным. Даже спина заболела так, будто вспомнила собственное падение.
– Пей, – он подал Карине стаканчик. – Давай, не упрямься. Так надо.
– Глеб, я не хочу пить, как ты не понимаешь? – от отчаяния она схватилась за голову. Весь ужас ночи и дня навалился сейчас с новой силой. Все можно было предотвратить, не рисковать так… но если даже опытный Ферзь ошибся, то никто не застрахован. Никто…
– Карина, тише… – Глеб сделал несколько глотков прямо из горлышка. Нервы были на пределе. – Веди себя спокойно.
– Булавин! О каком спокойствии ты говоришь? – внутри все клокотало. – Молчи, будь спокойна, пей… Как удобно!
Глеб упрямо всунул в ее руку стакан.
– Я не собираюсь сейчас выслушивать твою истерическую ерунду! – ледяной голос, казалось, насквозь прошивает морозными иглами.
– Нет! – Карина оттолкнула вино и стаканчик выпал.
Рубиново-красная лужа мигом растеклась по полу, как свежая кровь. Оба смотрели вниз не мигая. Слишком много красного за один день.
– Господи, какие же вы фанатики! Человек чуть не погиб, но это ничего не значит… Выпить, расслабиться и снова на старт… – прошептала девушка. Язык с трудом ворочался. – Ты как машина…
– Да что ты говоришь! – не выдержав, Булавин взорвался. Доконало все: и день, и кровь, и ее страхи. – Это моя жизнь! Она была такой до тебя и будет такой после тебя! Смирись, малышка! Я не превращусь в ленивого диванного мужа, как тебе, наверное, хочется.
Слезы уже готовы были политься, но Карина лишь шморгнула носом. Сейчас если заплакать, то все, остановиться не получится.
– Мне уже ничего не хочется, – ответила она дрогнувшим голосом. – И никем, тоже не хочется…
– То есть никем? – Глеб зарылся пятерней в собственную шевелюру. – Ты – это ты.
– Да. Помощник руководителя с расширенными функциями, – слова сами сорвались с языка.
– Карина, я не слепой, если ты об этом… – Разговор, который он сознательно откладывал столько времени сейчас, похоже, избежать не удастся. Но почему именно сегодня? Проклятие какое-то. Ведь все было чертовски здорово, впервые за его гребанную жизнь. – Милая моя, большая и светлая – это все сказки! Мне хорошо с тобой, тебе со мной, зачем усложнять?
– То, о чем ты говоришь, называется удобством. И я чертовски удобная дурочка, – девушка закрыла лицо ладонями. Отчего ж так больно? Иллюзорная надежда на то, что все у них изменится, таяла на глазах. – Я не хотела тебя полюбить, тем более полюбить так сильно. Но куда любви до комфорта? Волноваться за тебя, не спать по ночам от кошмаров, молиться тайком, когда твой чертов парашют закручивает от ветра…
– Я не просил волноваться обо мне… – сказал он, а у самого кошки на душе заскребли.
– Прости, но эта опция навсегда включена в комплектацию! – уныло усмехнулась девушка. – Возможно со следующей… тебе повезет больше.
– Карина, о чем, мать твою, ты говоришь? – он поставил бутылку на подоконник, чтобы не швырнуть со злости. Соображать получалось с трудом, а ее в высокие материи потянуло.
Как же женщины любят выяснять отношения. Словно маньяк, который добрался до операционной, могут часами ковырять душу. А душа, между прочим, тоже болит! Она, бедняжка, по половому признаку не отличается и языка не имеет, мучается, а сказать не может. Он на изнанку бы вывернулся, чтобы показать, как много она значит, но слово «люблю»… Однажды оно уже было произнесено, и чем все закончилось? Никаких гарантий, только жизнь здесь и сейчас.
Какая же, по сути, еще молодая и романтическая его очаровательная, нежная девочка.
– Ты прав, – Карина нарушила недолгое молчание. Говорить вдруг стало просто. – Я хотела, чтобы ты был обычным мужем, пусть не диванным, но любящим. Еще хотела человеческий дом и маленьких детишек, похожих на тебя… Смешно? Да, я знаю тебе смешно, но я иначе не умею! Эти три месяца рядом с тобой изменили всю мою жизнь, и что дальше? Тупик!
– Милая… – Глебу захотелось обнять ее, крепко-крепко и держать так, пока это безумие не закончится. – Хоть ты не убивай меня. Не надо. Я все это уже проходил, навечно ничего не бывает, а лучше чем с тобой не было никогда. Лучше иди сюда.
Глеб одним движением сбросил майку и направился к ней.
– Не подходи! – Карина выставила вперед руки. – Пожалуйста. Секс – прекрасный инструмент, чтобы закрыть рот, но и у него есть предел возможностей.
– Ты считаешь, что наш предел уже достигнут? – Булавин не обращал внимание на сопротивление, настойчиво стаскивая с Карины тонкую майку.
– Глеб, ну почему все так? – захныкала она. Мечты рухнули, как сказочный домик. Она все поставила на кон и получила отказ. Теперь остается быть вместе, пока одному не наскучит второй, и ни детей, ни семьи, ни заветного «люблю». – Оставь меня, пожалуйста.
Он замер. Смотрел, как быстро пульсирует жилка на ее изящной шее, вглядывался в широко распахнутые зеленые глаза и проклинал себя. Ведь так просто сказать одно дурацкое слово, он практически сам уже поверил в него, но что затем? Большой дом с лохматой собакой? Выводок детворы и ванильные плюшки по воскресеньям?
А где в этой жизни место небу, зияющей высоте и свободному полету? Не ради этого ли поднимал себя с колен и пахал, как проклятый? Как совместить невозможное, если нет в его календарном году выходных и праздников, есть сборы, чемпионаты, тренировки, и так постоянно.
Поправив на девушке майку, он отступил. За окном алел закат. Солнце будто опаляло небосвод своим огнем, такое величественное и недосягаемое. Там, под облаками, был его настоящий дом и полная свобода. Этот дом был знаком и понятен, жесткие правила и гарантированное счастье. Иначе жить учиться слишком поздно.
– Я буду в комнате Кузьмича… – он медленно развернулся на месте и двинулся к двери. Каждый шаг давался с трудом, ведь выбор был сделан и лучше так, чем спустя многие месяцы, когда привязанность станет сильнее. Она забудет, в молодости все забывается быстрее. А он… тяжело, но иначе нельзя. – Мне жаль…
Карина заторможено осела на кровать. Слезы даже утирать не хотелось, какой смысл, если еще не раз придется ими умыться?
Как безобразно и глупо все случилось, но пути назад нет. Не верилось.
– Вот и все, – с первым всхлипом вырвалось из груди.
Глава 20. Одиночество
На моей луне я всегда один,
Разведу костёр, посижу в тени.
На моей луне пропадаю я,
Сам себе король, сам себе судья.
«На Моей Луне» гр. «Мертвые Дельфины»
Часть 1. Он
Старый инструктор нашел его с трудом. Соревнования закончились еще два дня назад, а ни новой медали на доске почета, ни самого победителя нигде не было.
В офисе секретарь с ног сбилась в поисках директора, а Карина упрямо не брала трубку. В другой ситуации Кузьмич начал бы волноваться, это не было похоже на Булавина, да и на ответственную молодую помощницу, но сейчас почти все его мысли занимал Ферзь.
Врачи и деньги способны сотворить настоящее чудо, но иногда даже чуда мало. Нужны еще удача и желание пациента. С желанием у Лешки была беда. В первые часы после падения состояние парня особых опасений не вызывало, но потом стало худо. Доктора буквально играли в перетягивание каната со старухой смертью. К перелому голени и сотрясению мозга добавилось еще и внутреннее кровотечение. Экстренная операция длилась пять часов, и гарантировать успешность не решался никто.
Второй день улучшений не принес. Добрые медсестры только и успевали подносить валидол старому инструктору, но Кузьмич верил. Костерил дверь реанимации отборным матом, сводил с ума врачей постоянными вопросами и до кучи разругался в пух и прах с местным занудным охранником.
К вечеру того же дня, то ли усилиями докторов, то ли подействовали угрозы через стенку, но Лешка окончательно пришел в себя.
Впору прыгать от счастья, ведь худшее миновало. Инструктор уже собирался хорошенько отоспаться, как выяснилось, что другой его ученик, завершив злосчастные соревнования, бесследно исчез.
* * *
– Открывай, мать твою! – Иван Кузьмич уже десять минут колотил в дверь городской квартиры Булавина. Рядом подвывал Дольф. Он тоже давненько не видел хозяина.
Но их упорно игнорировали, и лишь унылая мелодия рояля, выдавала, что в доме кто-то есть.
– Я этому Шопену лично шею сверну, если не откроет, – грозно проворчал инструктор. – Булавин, открывай!
Престарелая бабулька из соседней квартиры высунула голову в коридор и что-то недовольно проворчала. Позор так позор, но мужчине было уже не до шуток, хоть бы милицию никто не вызвал. После двух дней под отделением реанимации сдерживаться становилось все труднее.
Когда в замке загрохотали ключи, он сам не поверил в свое счастье. Вскоре тяжелая железная дверь отворилась, за ней в кромешной темноте слабо виднелся знакомый силуэт. Судя по радостному собачьему лаю, ошибки быть не могло.
– Глеб, едрит твою… – он втянул носом воздух, тот стойко пропитался парами алкоголя. – Ты в запой на радостях от победы ушел? Не ожидал от тебя!
Булавин ничего не ответил, лишь потрепал за ухом беспокойного бульдога. Тот аж повизгивал от радости и суетливо сновал туда сюда, сметая на своем пути любую преграду.
Устав от темноты, Кузьмич щелкнул выключатель.
– Черт… – зашипел хозяин. Свет больно резанул по глазам.
– М-да… – цокнул инструктор. – Действительно черт. Ты закусывать пробовал?
– Не лезет… – голосом больше напоминавшим скрип старой телеги ответил тот.
Кузьмич сбросил стоптанные кроссовки и прошел в гостиную. Пустые бутылки у стены, задернутые шторы и густой, до боли знакомый, запах перегара – такого он за свою жизнь навидался, но чтобы Глеб… Этот всегда был сторонником здорового образа жизни, на коньяк и то не всегда раскрутишь.
– По какому поводу запой? – плюхнулся в удобное кресло незваный гость. – Или медальку обмываешь с размахом?
– Обмываю… С размахом… – хозяин квартиры вернулся за рояль, но играть не хотелось. Мало того, что пальцы все забыли, так сейчас, при свидетелях, вообще не игралось. – Как Лешка?
– Наш Ферзь, похоже, и к старухе с косой подход нашел. Живучий сукин сын.
– Я звонил в больницу, спрашивал надо ли что, – Глеб устало потер виски. – Но вот доехать пока не смог. Хреново…
– Да… В твоем состоянии катаются обычно только в вытрезвитель, – старый друг по-прежнему не верил своим глазам. И не во внешнем виде ученика было дело. Потной майкой и трехдневной щетиной тут не обошлось. Что-то было не то во взгляде Булавина.
– Глебушка, что случилось? – встревожено спросил старик. – Я тебя уже лет двадцать знаю, а в таком виде вижу впервые.
– Да, все нормально, – отмахнулся тот. – Завтра буду в строю.
– Знаю, что будешь… Но все-таки?
– Устал, чертовски устал, – сил не было на самом деле. Вначале соревнование, азарт, адреналин, постоянное напряжение. За этим Лешкино падение, оно вообще из колеи выбило. А потом…
– Ладно, не хочешь говорить прямо, спрошу иначе, – Кузьмич догадывался, в чем на самом деле проблема, не просто так помощница шефа трубку не берет. – Где Карина?
Вопрос попал в цель.
– Карина ушла, – ни пояснять, ни оправдываться не хотелось.
Вместо этого Глеб снова поднял крышку рояля. Почему-то вместо приятной мелодии пальцы упрямо наигрывали похоронный марш. За последнюю пару суток он так часто сбивался на этот примитивный мотивчик, что уже перестал удивляться.
– Однако, – хмыкнул инструктор. – Неужто твоя непробиваемая броня дала трещину?
Булавин даже не обернулся. О своей «непробиваемой броне» он мог бы многое рассказать, пожаловаться на судьбу или просто попросить плеснуть новую порцию виски в стакан, но что толку? Костяшки на обоих кулаках сбил, доказывая стенам, что ему не больно.
И ведь было не больно… в самом начале. За ночь на узкой койке Кузьмича так убедил себя в том, что поступил правильно, потом еще день ничего не болело. Отпрыгал не хуже чем в молодости. Судьи восхищенно охали, зрители хлопали в ладоши, а он без всяких эмоций снова шел на старт и прыгал. Точно, расчетливо и быстро. Как итог – заслуженное второе место, невиданный успех для «новичка», пусть даже на местечковых соревнованиях.
Потом тоже все шло по накатанной. Возвратился в пустую комнату с медалью в кармане, умылся, собрал вещи, и все было нормально. Непривычно – да, но больно – нет. И только ночью, проснувшись в холодном поту, понял, что все… Лучшее стало прошлым. Его Карина, его самая лучшая девочка с красивыми романтическими мечтами и большим сердцем, ушла от него.
«А могло ли быть иначе?» – задавался вопросом, но ответ не радовал. Оставалось ждать, смотреть на нетронутую подушку рядом и ненавидеть себя. Каких-то жалких пять минут спора перечеркнули его собственную сказку. И на хрустальный башмачок надеяться не стоило, ведь он не принц. Не любовник, не начальник и не муж…
– Ну, какой из меня, к чертовой матери, муж? – с горечью в голосе сказал пианист.
– Думаю, не самый худший, – ответил Кузьмич. В этом он ни секунды не сомневался.
– Иван, ей двадцать три, а я давно не мальчик. Плюс травма… – он невесело усмехнулся. – Даже твой чудо-доктор никаких гарантий не дает. Тут, знаешь, или молодая жена или последние годы спорта. Хорошенький выбор!
– Глеб, она ведь не такая, как Марина. Она бы ждала.
– Сколько ждала? – от вопросов начинала болеть голова. Бесполезный спор, сам уже сотни раз взвешивал все за и против, но итог был прежним. – Сколько бы она ждала? Год-два? Видеться с мужем на выходных, а то и реже– ты думаешь это мечта молодой женщины?
– А клуб? Мне казалось, что ей у нас неплохо…
– Иван, ты ведь сам видел, что случилось после падения Лешки… – воспоминания всплыли в памяти. – Это будет не жизнь, а нервотрепка.
– И ты решил, что даже пробовать не стоит! – Кузьмич чуть не грохнул кулаком о стол. – Рассудил за двоих и вынес приговор! Молодец, Булавин, а о ней ты подумал? Что она чувствует, как переживает?
Глеб затравленно посмотрел другу в глаза. Умеет тот добраться до самых болезненных ран. Внутри все сжималось от ярости и отчаянии, но он «машина», его девочка все правильно сказала. Он железная бездушная машина по заколачиванию денег и медалей. Только чего ж так паршиво?
– Мы не так уж и долго были вместе. Она забудет, в двадцать три раны заживают быстрее, – Глеб отошел наконец от инструмента и налил себе выпить. Мысль о том, что рядом с его женщиной вскоре появится другой, пока без хорошей порции виски даже допускать не хотелось. И без разницы, эгоизм это или ревность, в святые он никогда не рвался.
– А твои раны? Неужели так просто вырвать ее из жизни? – невесело усмехнулся инструктор.
– Не трави душу, – мужчина скривился, как от боли.
– Ага! А еще скажи, что ты в нее не влюбился, как пацан!
– Нет, не как пацан… Ты хочешь знать, люблю ли я ее? А я не знаю! Это какая-то дикая смесь из необходимости, привычки и зависимости, когда врозь скучно, а вместе и вечности мало. Я раньше не знал, что так бывает, как не думал, что могу быть счастливым от одного только вида спящей рядом девушки. Она так забавно сопит… А сейчас вот бессонница…
– То-то я смотрю, снотворное хлещешь литрами, – Кузьмич ткнул на пустую стеклотару. – И как, помогает? Ух, видела б тебя Карина…
Булавин не смог сдержать улыбки. Его молоденькая помощница наверняка устроила бы настоящий разнос с лекцией о вреде алкоголя, а потом напоила бы бульоном и уложила спать. Спать… Глаза слипались.
– Знаешь что, – Кузьмич покрутил в руках опустевший бокал. – Я тебе, конечно не советчик, но считаю, ты допустил ошибку. Не исключено, что самую большую в своей жизни.
– Иван…
– Не перебивай, когда старшие говорят! – от усталости сил на долгие разговоры у Кузьмича не осталось. Добраться б до дома. – Травма твоя, ее молодость, парашютизм этот экстремальный – все только страхи. Не верю, что два любящих друг друга человека не способны придти к компромиссу.
– О чем ты говоришь! – Глеб чуть снова не ударил в стену. – Да я лет через десять, когда она по-настоящему расцветет, возможно, буду уже с палочкой ходить.
– А она будет ходить за ручку с детьми! Маленькими очаровательными ангелочками от другого мужчины!
Удар в стену получился громким, даже Дольф предпочел спрятаться за диван от греха подальше. Кто ж их знает, людей этих? То целуются всю ночь, поспать нормально не дают, то стены бьют…
Кровавая капля упала с разбитого кулака на пол, но Булавину легче не стало.
– Иван, решения приняты. Все. Иди домой. Тебе отдохнуть надо, – сказал он. – А у меня работы завтра вагон и маленькая тележка.
На этом он посчитал разговор законченным. Собрал со стола мусор, выкинул в урну недопитый виски и заварил себе чай. Неудобно было все делать левой рукой, но пальцы на правой сгибались с трудом.
Напрасная боль, и легче не стало, и работать неудобно.
