Текст книги "Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику (СИ)"

Автор книги: Мария Потоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Мария Потоцкая
Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику

Пролог

Большинство имен собственных я изменил. Я выбрал названия, в той или иной степени имеющие отношение к астрономии. Людей, которые нравились мне по каким-то параметрам, я обозначал красивыми именами звезд, остальных – нет. Чаще всего человек называет своих детей, отталкиваясь от своего ощущения фонетики имени, поэтому и я не опирался на логику, делая выбор. Такое безрассудное поведение мне не свойственно, но если искать логику во всем, исход может выйти на удивление абсурдным. Время безвозвратно потрачено на поиски причинно-следственной связи, а результат не оправдывает ожидания.

Лишь в одном имени я отошел от установленных мною самим правил. Когда я заменял имена, я думал, по своей неграмотности, что Аврора – это самая красивая звезда. Оказалось, что это богиня, породившая все звезды.

Фамилии я изменил на фамилии известных астрономов. Названия стран – на галактики, городов – на звездные системы. Я сделал это для того, чтобы нашедший эти записи не смог подать на меня заявление в правоохранительные органы за клевету или неправомерные действия.

Впрочем, это было бы очень глупо. Потому что предыдущие строчки я написал с целью добавить интриги в мою книгу. Никакие события и люди не совпадают с реальностью. Это все шутка человека без чувства юмора.

Глава 1

Единственное, что я знал о своей маме наверняка – она ненавидела муравьев. Иногда мама целые дни проводила за распылением инсектицидов, залезая с репеллентом в самые далекие места нашего богатого дома. На стенах у нас висели букетики из мяты, базилика и веток камфорного дерева. В вазочках лежали кофейные зерна. Мама старалась придать этому декоративный вид.

Муравьи все равно пробирались в наш дом. Иногда мама одерживала победу. Но через несколько недель муравьи снова вереницей шли по стенам нашего дома.

Я считал это явление странным. Кассиопея, моя старшая сестра (на два года и семь месяцев), говорила, что это еще и иронично. Дело в том, что мой папа владелец корпорации "Кеплер-22", занимающейся, в том числе и производством ядов от насекомых и грызунов. Это семейное дело. Основал его мой дед. Изначально корпорация специализировалась только на производстве газированной сладкой воды, жевательной резинки и пищевых красителях. Эти продукты популярны и сейчас. Когда корпорация перешла в руки моего папы, он основал дополнительную компанию по производству инсектицидов и родентицидов. Думаю, поэтому Кассиопея и видела иронию в том, что в нашем доме жили муравьи.

На самом деле, я мог сказать про свою маму наверняка еще ее имя, потому что я видел ее паспорт и хорошо читал. Ее звали Гемма Кеплер. Большинству людей это ни о чем не говорило. Другие же сразу понимали, что у нее полно денег. Точнее у ее мужа, но обычно в семьях это означает и ее финансовую обеспеченность.

Еще я знал, что она высокая, слишком худая, с чересчур светлыми волосами и в меру голубыми глазами женщина. Я выглядел примерно также, если убрать пункт «слишком худая». Я был обыкновенный в плане веса и телосложения. Мама чаще всего ходила в платьях голубого цвета с открытыми плечами.

Остальное, я не мог утверждать точно. Я думал, у моей мамы не было подруг. Когда к нам приезжали гости, мама могла непринужденно вести беседы и даже быть в центре внимания. Она громко смеялась, много улыбалась и рассказывала истории. Когда гости уходили, мне казалось, что она тут же забывала о том, что здесь кто-то был (в данном предложении я не имею ввиду, что у нее пропадала память, а говорю о том, что она переставала об этом думать). Но сама она никогда не принимала приглашения в гости, если этого не желал папа, и никогда никого не приглашала к нам. Кассиопея говорила, что она – социопат.

Если опираться на книги и фильмы, то важной составляющей в жизни человека является любовь, а значит, и в моем описании родителей об этом стоит упомянуть. Я не думал, что мои родители любили друг друга. Но я думал, что у них были причины не расходиться. Вот список маминых причин, на мой взгляд:

1. Деньги.

1. Отсутствие желания что-либо решать.

2. Мама всю страсть отдавала в борьбу с муравьями, другая ей не нужна.

3. Они с папой не так много виделись (он постоянно был в разъездах).

Основной папиной причиной было то, что мама была его «трофеем». Около двенадцати лет назад мама была невестой знаменитого художника. Он рисовал маму, и у нас висели некоторые ее портреты. Папа «увел» ее. И до сих пор, он иногда рассказывал об этом новым знакомым, когда приезжали гости. Глаза его в этот момент будто бы сияли (условное обозначение для восторженного взгляда). Он говорил оживленнее. В конце истории он добавлял, что художник в итоге застрелился. Я видел это не раз, и однажды я спросил у Кассиопеи, потому что она много знала:

– Это любовь?

– Это азарт, – ответила она. Кассиопея много читала, а значит, я мог ей поверить.

Еще она говорила, что образ матери важен в становлении ребенка, как личности. Поэтому я так подробно и описал свою мать. Я подумал, что это несправедливо по отношению к отцу, и спросил, важен ли также образ отца. Кассиопея сказала, что, учитывая мою гендерную принадлежность, мать для меня куда важнее. Я сказал ей, что, в таком случае, я бы хотел узнать свою мать получше. Кассиопея ответила:

– Что и требовалось доказать.

Но я решил рассказать и об отце, хотя он для меня и не так важен, как оказалось. На самом деле, я думал, что он важнее, как для меня, так и для Кассиопеи, так как благодаря ему мы жили в богатом доме, нас учили лучшие учителя, и мы ни в чем не нуждались. Еще, когда я вырасту, и папа либо умрет, либо больше не захочет работать, я стану владельцем «Кеплер-22».

Папу звали Каус Кеплер. У нас в семье у всех, кроме мамы, были инициалы «К.К.», потому что и мое имя начинается на «К» (Кастор), и меня это забавляло. У папы были черные волосы, карие глаза, бледная кожа, даже светлее, чем у нас с мамой. Но, несмотря на то, что такие бледные люди часто имеют болезный вид, он выглядел здоровым и всегда был оживленным. Он много разговаривал, как будто подвыпивший, много двигался и очень много работал. Расслаблялся он лишь когда плавал в бассейне или гулял с женщинами. У него их было много, это мне сказала сама мама. Но она не была особенно против, потому что в противном случае, она бы с ним развелась.

Когда я писал слово «расслабляться», я не имел ввиду, что во время работы папа был напряжен. Мне казалось, она давалась ему легко и была ему интересна. Ему часто по работе приходилось общаться со множеством людей, и ему это нравилось, единственному из нашей семьи.

Иногда папа хотел проводить время со мной и Кассиопеей. Тогда мы ходили гулять или ездили в музеи, и он учил нас жизни. Например, однажды я испугался крестовика (род пауков), и даже заплакал. Папа взял паука и раздавил его между большим и указательным пальцами. Он сказал:

– Ты еще слишком маленький и ничтожный, тебя может испугать даже паук. Когда ты вырастешь, ты станешь самым страшным, и тебе никогда не придется больше бояться. Если ты, конечно, вдруг не вырастешь дураком, родной. Врачи не ставят никаких точных прогнозов насчет твоего психического развития.

Сначала я подумал, что папе просто нравится убивать насекомых и паукообразных, ведь для этого он наладил целое производство с дорогими машинами под руководством умных химиков и инженеров. Но потом я понял, он хочет, чтобы я, когда вырасту, смог раздавить то, что меня страшит. Это образное выражение, под ним имеется ввиду, не только давить в буквальном смысле.

На следующий день папа подарил мне тарантула в клетке. Он мне не понравился, и я даже не стал давать ему имя. Мне не хотелось его давить и даже смотреть на него, поэтому я ждал, когда он умрет. Я все равно приносил ему еду, потому что так нужно делать с домашними животными, но так и не смог полюбить его.

Со своей сестрой Кассиопеей я общался немного, но все же больше, чем с остальными. Она говорила, что это только потому, что родственные связи нас обязывают. Она относилась ко мне не очень хорошо, но ко всем остальным она относилась плохо. Кассиопея не была грубиянкой, она была высокомерной. Целыми днями она читала книги. Я думаю, она прочитала всех известных авторов. Понятие «известность» относительно, поэтому я говорю обо всех известных мне. Еще она играла на фортепиано, потому что мама сказала, что у нее длинные пальцы пианистки. Наверное, она была права, потому что все говорили, что Кассиопея играет великолепно. Даже я иногда любил слушать, как она нажимает на клавиши, но только тогда, когда она не знала о моем присутствии. Мне нравилось слушать, когда она ошибается, а потом переигрывает этот момент раз за разом. Я не злорадствовал, просто мне так было интереснее слушать произведение. Оно так больше принадлежало самой Кассиопее, чем клавишам и молоточкам инструмента. К тому же, мне нравился повторяющийся ряд звуков.

Я на фортепиано не играл. Наверное, потому что мои пальцы не были настолько длинными. Кассиопея вообще вся была такой. Она была тонкая и высокая. У нее были черные папины волосы, его карие глаза и мамина острота черт. Порой нам говорили, что мы все-таки похожи друг на друга, но я этого не замечал.

Иногда в дом приходили уборщицы и повара, но я старался не обращать на них внимания. Они часто менялись.

Сам наш дом стоял на краю леса. Под его постройку полукругом были вырублены деревья, чтобы лес окружал нашу землю с трех сторон. К дому вела асфальтовая дорога. На участке кроме нашего дома были бассейн, теннисный корт, гараж, экзотические цветы и деревья, домик для охраны. Сам дом был каменным, серым, отдаленно напоминавшим замок в романском стиле, но с современными рамами и слишком яркой крышей. Вокруг был лес, в котором было много сосен, поэтому запах на улице был приятный. В доме было много комнат, большая часть из них не использовалась. А с третьего, последнего этажа, можно было увидеть трубы заводов «Кеплер-22». Мне нравилось на них смотреть.

Однажды я как раз стоял у окна в пустой спальне для гостей и смотрел, как дым выходит из длинной трубы, покрашенной белой и красной краской. Цвет нельзя было рассмотреть отсюда, но я его помнил, так как несколько раз папа возил меня к заводу, и я видел, что труба полосатая. В комнату зашла Кассиопея и тоже подошла к окну. Я почувствовал, что у нее плохое настроение. Есть давно выявленные и всем известные признаки плохого настроения: нахмуренные брови, опущенные губы, повышенный голос, резкие движения. Другим людям бывает достаточно того, что они видят человека, и, не опираясь на эти признаки, понимают, что он не в настроении. Я не думал, что это основано только на ощущениях, есть микропризнаки, которые мог бы описать художник, но я не успевал их приметить и осознать. Поэтому у меня не получается определять чужое настроение так же хорошо, как у других людей.

Кассиопея встала около меня, даже немного впереди, загородила половину обзора. Она была выше меня, потому что мне было восемь, а ей уже исполнилось одиннадцать. Я не стал пытаться пролезть вперед, потому что неправильно толкать девочек, и потому, что она из упрямства вряд ли подвинулась бы сама.

– Думаешь, это будет твое? – спросила она.

Я ответил не сразу. Она могла говорить о множестве вещей: о доме, о лесе, о заводе, о себе. Или даже о таких вещах, которых не было в кругу нашего обзора, например, о Юпитере. Я остановил свой выбор на заводе, так как мы оба смотрели в сторону трубы.

– Да. Когда папа умрет, завод будет моим.

– Ты научился говорить только в три года. Ты не можешь понять простейших человеческих взаимоотношений, и у тебя отсутствует абстрактное мышление. Ты даже спишь с включенным светом. И ты думаешь, только из-за того, что ты родился мужчиной, ты будешь управлять корпорацией?

Папа мне говорил, что это буду я. Кассиопея была старшей, значит, он действительно так решил из-за моего пола. Я ответил:

– Да.

– Нет, Кастор. С твоими навыками общения, тебя никто не допустит до управления. Я умнее тебя, и всегда буду, поэтому после отца я встану во главе его компании.

Мне пришлось думать, что ей ответить. Я успел это сделать до того, как она вышла из комнаты.

– Папа все-таки так решил, потому что я мальчик. У него была старшая сестра, которая закончила два института, а папа только один. Значит, она была умнее. Но дедушка все равно отдал завод папе.

– Потому что его сестра лежала в психиатрической больнице.

Это было логично, значит, она не могла управлять. Я растерялся.

– Но ведь папа все равно говорит, что это буду я.

Кассиопея резко выдохнула, поджала губы так, что они стали совсем тонкими, и ушла из комнаты. Это означало злость. Я видел такое выражение лица у мамы, когда она видела муравьев или иногда, когда говорила с папой.

Так я понял, что Кассиопея хочет отобрать у меня компанию. Мне стало страшно, потому что Кассиопея казалась мне могущественной, иногда даже более, чем мой папа. Возможно, она захочет меня убить.

Я пошел в свою комнату, чтобы больше не попадаться ей на глаза. В моей комнате была кровать, стол и шкаф, которые можно было использовать для укрытия. Поэтому сначала я проверил их, вдруг Кассиопея там меня поджидает. Ее там не было. Мне пришлось бороться с искушением самому залезть в шкаф. Раньше я это часто делал. Однажды, мама пожаловалась на это папе, и он мне запретил. Папа сказал тогда:

– Шкаф еще опаснее, чем, например, кровать. Я не знаю, от кого ты там прячешься, но ты сам загоняешь себя в тупик. Если тебя найдут, тебе больше некуда будет бежать. Нужно всегда оставлять место для маневра.

Поэтому я залез на кровать и укрылся одеялом. Сначала я просто лежал, а потом стал читать про приключения друзей по пути в страну Оз. Когда мама позвала ужинать, я сказал, что у меня болит живот, и я не пойду. Это была ложь, но мама ее не раскрыла, потому что она ушла.

За вечер я прочитал много страниц и рано уснул.

* * *

Я открыл глаза в лесу. Я не испугался, потому что так бывало каждую ночь. Все, что здесь происходило, было понарошку, только моими снами. Лес был не такой, как вокруг нашего реального дома, у него было название – Туманный Лес. Это я так назвал его, потому что здесь по земле всегда стелился волшебный туман. Деревья тоже отличались. Они были более ветвистыми, и иногда даже их ветви росли по спирали или обвивали соседние стволы. Но все ветви были высоко, никогда не мешались на пути.

Это не означало, что здесь не опасно. Все равно можно было споткнуться о камни, здесь они тоже были выдающимися. Но они лежали всегда на виду, не прятались за листвой или травой. Растения здесь были насыщенного зеленого цвета, среди них было много маленьких цветов, в основном с белыми или фиолетовыми лепестками. Желтых, например, в Туманном Лесу не было, они все росли в полях. Мне об этом рассказывали другие жители, я пока что не выходил за пределы Леса.

Кроме того, в Туманном Лесу происходили странные события. Каждую ночь я видел здесь почти всех, с кем я пообщался за день. Все они выглядели, как дети, и разговаривали также. Даже Кассиопея выглядела, словно мы были одного возраста, хотя она старше меня.

Здесь было такое правило, что все люди могли говорить только правду. Я знал, что люди часто говорят ложь по каким-то причинам.

Иногда люди что-то хотят скрыть, иногда хотят казаться лучше или хуже, чем они есть, иногда стесняются показать свои чувства. У некоторых людей ложь становится просто привычкой. Итог: у людей много причин для вранья. В Туманном Лесу им придется говорить правду. Обычно она мне неинтересна. Но сегодня я хотел узнать, хочет ли Кассиопея убить меня или нет, поэтому я пошел к ней.

Но перед этим я должен был проверить свою Каменную Крепость. Каждый в Туманном Лесу занимался своим делом. Я строил крепость. Я решил, что из того, что можно найти в лесу, камень – самый крепкий материал, поэтому я строил крепость из него. Я должен был построить ее прочной, чтобы враги не могли пробраться ко мне, и я сам мог спрятаться там навсегда. Я бы наблюдал за всеми из окна и больше не выходил на улицу. А если бы кто-то попытался пробраться ко мне, я бы скинул на него тяжелый камень. Но до этого было еще далеко. Камни в лесу не так легко найти. Пока моя Каменная Крепость была даже ниже меня, и некоторые камни стояли непрочно. За ней можно было спрятаться, только сев на колени.

Но остальные жители здесь занимались другими делами. Некоторые похожими, папа в виде восьмилетнего мальчика тоже строил, но только не крепость, у него это был Украденный Замок, и для его строительства он отбирал материал у других. Мама же ничего не строила. Она и в Туманном Лесу оборонялась от муравьев в своем Муравейнике, только здесь ей было еще тяжелее, она была привязана веревкой за шею к дереву, как коза, и могла ходить только по кругу вокруг него. Иногда она плакала. Мне не хотелось на это смотреть, поэтому я к ней не подходил.

Кассиопея же строила Недоступную Башню, тоже из камня, но иногда она могла использовать даже дерево. Это потому, что она хотела отстроить ее быстрее. Она это делала не для того, чтобы защищаться. Она хотела быть выше всех, чтобы смотреть свысока даже на папу. Она продвинулась в этом дальше, чем я. Ей приходилось залезать на ветки деревьев, чтобы строить. Иногда нужно было кричать снизу, чтобы Кассиопея услышала.

Я подошел к ее Недоступной Башне, никого не встретив. Сейчас Кассиопея не занималась строительством. Она сидела на ветке, свесив босые ноги вниз, и уткнулась лицом в ладони. Ее плечи дрожали. В настоящей жизни Кассиопея никогда не плакала. В Туманном Лесу все делали это чаще, чем в жизни, ведь всем периодически хочется плакать, но люди не могут этого делать. Это может быть по следующим причинам: из-за страха показаться слабым или из-за невозможности принять свои эмоции. Кассиопея плакала долго, я не мешал ей. Мне хотелось ее пожалеть, но я боялся залезать на дерево. И еще я не люблю трогать людей. Пожалеть ее при помощи слов мне тоже было тяжело.

Пока она плакала, я пытался посчитать, какой высоты была ее Недоступная Башня. По моим подсчетам, около трех метров и двадцати сантиметров. Наконец, когда Кассиопея утихла, я спросил:

– Почему ты плачешь?

– Потому что я ненавижу отца! – она сказала это так громко, как никогда, – Он всю жизнь посвящает тому, чтобы издеваться надо всеми. Над нами в том числе. Как мне надоело это терпеть, я не могу его видеть! И не могу смотреть, как мать это терпит. Мне противно, понимаешь?

– Нет. Это потому, что он хочет переписать компанию на меня?

– Нет, Кастор, мне она не нужна. Да, я хочу быть лучшей, но даже, если ты будешь ею управлять, я все равно буду знать, что я лучше, чем ты. Тебе не понять и дело не в этом.

Я действительно не понял ее. Мне нужно было перевести тему и узнать то, зачем я пришел к ней. Поэтому я спросил:

– Ты хочешь меня убить?

– Нет, Кастор, никто не желает тебе зла, ни я, ни кто-либо другой.

Я успокоился. Я хотел вернуться к своей Каменной Крепости, но Кассиопея решила продолжить разговор.

– Я зла не на тебя. Ты беззащитный, поэтому на тебе легко срывать злость. Мне от этого становится легче. Это плохо, Кастор, знай об этом. Тем не менее, это помогает.

В нашем доме никого не было беззащитнее меня, поэтому мне не на ком срывать злость. Я не уверен, понадобится мне это или нет, но я забеспокоился, что когда-нибудь я буду в этом нуждаться. Наверное, когда я вырасту, я сравняюсь с другими взрослыми, и среди них будет много людей беззащитнее меня.

– Раз ты ненавидишь папу, значит, это он тебя разозлил?

Кассиопея встала, даже не держась за ствол дерева. Она прошлась по ветке к своей Башне, держа спину прямо. Наверное, она могла бы работать акробаткой. Хотя в цирке все были веселыми, а она нет. Платье у Кассиопеи было черное, длинное до щиколоток. Такие обычно носят взрослые женщины. В нем можно было запутаться, но она никогда этого не делала.

– Отец рассказал мне кое-что. Скоро и тебе расскажет. Вряд ли ты сможешь правильно оценить известие и понять, что отец – двуличная мразь. А теперь иди, мне скучно разговаривать с тобой.

Голос ее снова стал ровным, а лицо высокомерным. Глаза у нее все еще были раскрасневшимися и опухшими, но Кассиопея об этом как будто не знала.

– Пока, – сказал я, потому что и мне было скучно разговаривать.

Я пошел обратно к своей Каменной Крепости и по пути нашел маленький камушек. Наверное, им можно кидаться в беззащитных. Я положил его в расщелину между двумя камнями побольше, не очень надежно, чтобы его можно было схватить в случае нападения или при встрече с беззащитными.