Текст книги "Спорим, она будет моей? (СИ)"

Автор книги: Мария Перевязко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9. Матвей

Кто бы сомневался, что она втюрится в меня. Снова и снова прокручиваю в голове момент, когда она отдернула свою руку от моей, как будто она не дотронулась до меня, а сунула пальцы в розетку. Я видел, как тогда ее лицо изменилось: она испугалась, не ожидала от себя такого, зато я ожидал. Что поделать, что я так действую на особей женского пола?

Пока еду до дома приказываю голосовому помощнику позвонить Феде. Представляю, как он расстроится, когда узнает, что я все же выиграл. Не захочет расставаться со своими денежками, будет упрямиться, но с истиной не поспоришь: он продул, а я победил.

С улыбкой слушаю долгие гудки. Где его черти носят? Или уже и трубки от меня брать боится?

Наконец, отвечает:

– У аппарата.

На фоне, как обычно, слышны визги детишек и вопли его уставшей, вечно сердитой матери.

– У меня сегодня весь день чешутся уши, – весело говорю ему, – даже не знаю, к чему это. Может, к деньгам?

Некоторое время он молчит, поэтому я слушаю, как на том конце провода его мать отчитывает Федину младшую сестренку за то, что она пыталась сожрать батарейку. Весело там у него.

– Гонишь! – после долгой паузы выдает он.

– Ни в коем случае, – протягиваю я, останавливаясь возле дома и краем глаза замечая машину отца. – Я произвел на нее неизгладимое впечатление, поверь мне. Дрожала, как осиновый лист.

– То есть, ты ее… – непонимающим голосом мямлит Федя. – Уже?!

– Да ну тебя, – огрызаюсь я. – Нет. Тут другое. У нас любовь.

Отключаю громкую связь, глушу мотор и вылезаю из авто.

– Федя, ну скажи ей! – прямо в трубку ноет ребенок, и я корчу рожу, потому что это было уж очень громко.

– Детский сад какой-то, – бормочу я.

– Завтра, Мат. Обсудим все завтра, – быстро говорит Федя и обрывает связь.

Меня это нисколько не удивляет. Федор стесняется своей семьи, это я уже давно понял. Если я живу в шикарном частном доме, то он ютится в крохотной двушке с отцом, матерью, сестрами и братом. Все об этом знают, но он все равно пытается скрывать данный факт.

Дверь в дом оказывается незапертой. Не успев снять куртку, слышу звенящий голос матери:

– Убирайся к черту!

Морщусь и медленно снимаю верхнюю одежду. Интересно, что на этот раз? В отличие от маминого голос отца спокойный и размеренный. По-моему, он не повышал голос никогда, уж таков он есть. У него суперспособность: он может опустить человека ниже плинтуса, при этом воздержавшись от лишних эмоций.

– Раньше ты была другой, – говорит он даже как-то печально.

– Раньше ты не таскал в дом всякую дрянь! – парирует мама, и я слышу звон разбитого стекла.

Что-то новенькое. Останавливаюсь возле открытых дверей в зал и прислоняюсь к косяку. Мама разбила дорогую китайскую фазу. Отец флегматично поглядывает на осколки, но ничего не говорит.

– В дом? – спрашиваю я, хмуря брови. – Серьезно?

Мама вздрагивает и закрывает лицо руками. Отец поворачивает ко мне голову и адресует мне усталую улыбку.

– Разумеется, нет, сын. Ты же знаешь, как мама любит преувеличивать.

– Ты обещал! – всхлипывает мама, пряча лицо. – Обещал, что больше этого не будет!

А это уже показательный номер для меня. Слезы, сопли, мольбы. Мама – святая, а отца уже заждалась раскаленная сковорода где-то там внизу. Как же достало это все.

Разворачиваюсь и быстро двигаюсь к лестнице. Отец перехватывает меня возле первой ступеньки.

– Не бери в голову, ладно? Снова на нее что-то нашло. Успокоится. Все будет в порядке.

– Да неужели? – резко отзываюсь я и стремительно поднимаюсь к себе.

Не хочу сейчас с ними говорить. По отдельности еще куда ни шло, но когда они вместе – это сущий ад. Никогда не понимал, зачем люди остаются вместе, если так ненавидят друг друга?

Падаю на кровать и достаю альбом для рисования. Это мне всегда помогает, чтобы восстановить душевное равновесие. Хорошее настроение как ветром сдуло. Открываю свой последний рисунок, и меня немного отпускает. Еще долго разглядываю его прежде, чем погрузиться в сон, так ничего и не нарисовав.

Глава 10. Олеся

Просыпаюсь от того, что все мои кости страшно ломит. Уснула прямо за столом, упав лбом на раскрытую тетрадь. Подготовка к олимпиаде съедает почти все мои силы. Вернее, съедала. Вчера я толком не позанималась, похоже, что уснула практически сразу. По крайней мере, новых решенных задач на бумаге не возникло.

Мысленно ругая себя за безрассудство, смотрю на часы и теперь ругаюсь вслух. Уже восемь часов! Опоздаю в школу! Вот уж чего не хватало.

Мама встречает меня на кухне совсем не приветливой улыбкой. Вчера мы немного повздорили из-за туфель, которые я забыла спрятать с остальной одеждой Оксаны. Я сказала, что взяла их у подруги, чтобы примерить, но мама, похоже, учуяла в моих словах ложь. В общем, спать мы разошлись недовольные друг другом.

Иногда у меня создается впечатление, что мама слишком уж меня опекает. Всю жизнь она мне внушала, что нет ничего важнее учебы, и я не смела ей перечить. Учиться мне нравилось, и мама всегда меня поддерживала в этом и помогала, чем могла. Но, глядя на нее сейчас, у меня возникает какое-то противное ощущение. Она смотрит на меня так, как будто я не оправдала ее ожиданий. Либо мне это показалось со сна. Потому что в следующее мгновение она уже сладко улыбается и молча протягивает мне мою любимую кружку с кенгуру, от которой исходит приятный травяной аромат.

Делаю внушительный глоток и расплываюсь в улыбке.

– Чудесный вкус! Спасибо, мама.

– Утро не доброе? – усмехается она. – Ты должна была выйти из дома пять минут назад.

– Проспала, – бросаю короткий взгляд на часы, делаю еще один глоток и поспешно ставлю кружку на стол.

Поворачиваюсь спиной и собираюсь нестись к входной двери со всех ног, но мама не дает мне этого сделать.

– Постой, Лесь. Наш вчерашний разговор не дает мне покоя.

– Да. Мне тоже. Неприятно вышло.

Вообще-то времени для беседы с мамой у меня нет, но просто так отвернуться от нее и уйти я не могу. Воспитание не позволяет. Терпеливо жду продолжения ее речи.

– Разумеется, ты можешь развлекаться, – туманно говорит мама, отвечая на какой-то незаданный вопрос. – Я вовсе не против прогулок. И каблуки… Ты можешь носить каблуки, если тебе хочется. Но, по-моему, ты достаточно высокая и так. Разве нет?

Метр с кепкой. Очень высокая. Почти что жираф. Я начинаю раздражаться, потому что стрелки на часах неумолимо бегут вперед.

– Мы можем отложить этот разговор? – прошу я, сдерживая нервные нотки в голосе.

– Да, конечно. Прости, что задержала. Беги.

Вылетаю из дома, на ходу застегивая пальто. Оказывается, на улице во всю льет дождь, а я и не подумала взять зонт. Тихонько ругаюсь и перехожу на бег трусцой. Вообще-то в спорте я не сильна, так что выдыхаюсь уже на следующей улице. К счастью, останавливаясь перед пешеходным переходом, замечаю Оксанку, которая стоит под ярко-желтым большим зонтом и внимательно изучает пузыри на луже.

Окликаю ее по имени несколько раз, и после третьей попытки она все же поворачивает голову ко мне. Перекричать шум дождя оказывается непросто, да и мой голос сам по себе тихий.

– Леська! – обрадованно восклицает подруга, прижимает меня к себе и берет под локоть так, чтобы зонт защищал нас обеих от упорного вертикального ливня. – Погода классная, правда?

Пока мы переходим дорогу, она весело щебечет о красоте природы, а я отвечаю ей неловкими кивками головы и мычанием, потому что сама в этом ничего красивого не вижу. Дождь всегда наводит на меня тоску.

На тротуаре она неожиданно замирает, и я поднимаю на нее непонимающие глаза.

– Я трещу о какой-то ерунде, – говорит она с упреком, – когда говорить должна ты! Я совсем забыла спросить о вчерашнем. Ну а ты-то? Ты-то чего молчишь? Как все прошло?!

От нетерпения у нее расширяются накрашенные глаза и трепещут ресницы.

– Я расскажу, только давай не будем стоять на месте. Мы опаздываем.

Оксанка закатывает глаза и насмешливо косится на меня. Она не понимает мою страсть приходить в школу пораньше, говорит, что важна каждая минута сна, и нечего тратить драгоценное время на лишнее сидение в школе.

Вкратце пересказываю ей наше вчерашнее «свидание» с Калиновским. Оксана победоносно улыбается, когда слышит о том, какой эффект произвел на золотого мальчика мой наряд; морщит нос, когда я рассказываю ей о клубе и о том, как Матвей всучил мне алкогольный коктейль; выкатывает глаза, когда слышит о гопниках, окруживших меня, и о моем своевременном спасении.

– Целое приключение! – выдыхает подруга, когда я замолкаю: о том, что чуть не потеряла ее сумку, я решаю умолчать. – Получается, Матвей – твой герой? Кто бы мог подумать!

– Герой?! – недоумеваю я. – Да он бы сделал все, чтобы выиграть пари. Готова поспорить, что, если бы не это, он бы и пальцем не пошевелил ради моего спасения!

Оксана посылает мне недоверчивый взгляд и хмурится.

– Я в этом не уверена, – заявляет она. – Ты видишь в людях только плохое.

Понимаю, почему она так говорит. Увидела своего ненаглядного, поднимающегося по ступеням в школу. Тимофей в два прыжка оказывается рядом с другом и с удовольствием жмет ему руку. Калиновский отвечает на рукопожатие и притягивает его к себе, хлопая по спине. Сразу же вспоминаю последний взгляд Матвея перед тем, как он вчера уехал, и его усмешку победителя. Брр.

Хочу попросить Оксану идти чуть-чуть помедленнее, переждать, пока они зайдут в школу. Уже не боюсь опоздания, уже все равно. Мне совсем не хочется сталкиваться с ними, но Оксана наоборот тянет меня вперед изо всех сил. Переубедить ее не получится.

– Привет! – кричит подруга, когда мы оказываемся рядом со ступенями в школу.

Тимофей дружелюбно смотрит на нас, машет рукой и возвращается к разговору с Калиновским. Последний удостаивает нас короткого кивка.

Когда мы заходим в школу, лицо Оксаны омрачено печалью. Она пытается это скрыть за широкой улыбкой, но у нее плохо получается.

– Что было дальше? – спрашивает она с интересом, пока мы раздеваемся, очевидно, чтобы избежать моих расспросов о ее кислой физиономии.

На секунду задумываюсь. Отчего-то мне не хочется рассказывать ей о том месте, куда меня привел Калиновский потом, и где я любовалась завораживающим и прекрасным закатом. Вспоминаю и о нашем болезненном падении, из-за этого мои ноги теперь в синяках и ссадинах. Не могу сдержать улыбку.

– Что? – не унимается Оксанка. – Я же вижу, что-то произошло!

Меня спасает звонок на урок. Оксана сужает глаза и качает головой, что говорит мне о том, что она так просто от меня не отстанет.

После уроков меня задерживает в классе математичка. Пока она втолковывает мне что-то о грядущей олимпиаде, я замечаю краем глаза спину Калиновского. Он стоит в коридоре и непринужденно болтает с девчонками из параллельного класса. Уходить, по всей видимости, он не собирается. А это значит, что мне придется протискиваться мимо него, когда учительница закончить вещать. Погано!

– Леся, ты где витаешь? – спрашивает математичка, и я слышу некоторую обиду в ее голосе. Она обожает свой предмет, и это делает ее прекрасным, хоть и несколько требовательным учителем.

– Извините, – бурчу я, переключая внимание на нее: ее близко посаженные глаза внимательно изучают мое лицо.

– Ничего. Ты все поняла? Есть какие-то трудности?

Я быстро киваю, довольная тем, что могу еще некоторое время провести в этом кабинете. Может, к тому времени, когда мы закончим, Калиновский скроется с моих глаз. Сама не понимаю, почему мне так не хочется, чтобы наши дороги пересеклись, но мне сейчас не до этого.

– Никак не удается, – говорю я серьезно, – решить одно уравнение. И я бы…

– Честно говоря, – обрывает меня математичка извиняющимся тоном, – я ожидала другого ответа. Обычно ты не просишь о помощи. У меня сейчас совещание, давай-ка мы с тобой займемся твоей проблемой завтра после уроков. Что скажешь?

– Да. Конечно.

Еще раз кошусь на дверь. Калиновский, конечно же, никуда не делся. Учительница замечает выражение моего лица и тихо спрашивает:

– У тебя все в порядке?

– Лучше не бывает, – отвечаю я миролюбиво и натягиваю на лицо вежливую улыбку.

Все-таки встречи с ним не избежать. Ладно. Нужно взять себя в руки.

Будто бы специально он загородил весь проход своей широкой спиной. Я замираю на пороге и стараюсь как-то его обогнуть, но у меня ничего не получается. Хочу попросить пропустить меня, но натыкаюсь на взгляд девушки, с которой он разговаривает. Увидев меня, ее восторженный взгляд меняется на презрительный: будто бы она заметила не меня, а противное досаждающее насекомое. Она поправляет свое и без того идеальное угольно-черное каре, чуть закатывает глаза и одаряет Калиновского ослепительной улыбкой. Я тихо вздыхаю и улавливаю носом знакомый аромат мужского парфюма. Затем тыкаю пальцем в его плечо, и он поворачивает голову ко мне:

– Можно пройти?

Глава 11. Матвей

– Можно пройти? – спрашивает Плакса.

Мне кажется, или она избегает встречаться со мной глазами? Это хороший знак. Отвешиваю ей театральный поклон и отступаю в сторону.

– Прошу вас, мадмуазель.

Вообще-то я думал, что она проторчит в классе до вечера, но мне сегодня везет. Ждать пришлось совсем недолго. На мою выходку она реагирует тихим вздохом и торопливо удаляется по коридору, шурша излюбленной длинной юбкой. Сразу же вспоминаю ее колени и ухмыляюсь про себя.

Затем быстро прощаюсь с моей внезапно возникшей собеседницей (они всегда появляются из неоткуда) и несусь за Плаксой.

– Убегаешь от меня? – спрашиваю, поравнявшись с ней и переходя на шаг.

– Делать мне больше нечего, – грубит она в ответ.

– Какие у нас планы на сегодня?

– У нас? – бросает она через плечо.

– У нас, – улыбаюсь я. – Вчера все пошло наперекосяк, нужно это исправлять.

Она резко тормозит и сверлит меня глазами. Я даже успеваю подумать о том, что она откажет, такой у нее серьезный и суровый взгляд. И я оказываюсь прав.

– Мне некогда, – решительно говорит она, убирая выбившуюся прядь волос за ухо. – Нужно заниматься.

– Можем позаниматься вместе, – предлагаю я, про себя раздражаясь на эту зацикленную на уроках заучку.

Она хмурит брови и продолжает пилить меня прищуренным взглядом. Затем вдруг наклоняет голову и резко спрашивает:

– Зачем?

Я теряюсь, но только на секунду. Если бы она знала, какие у меня на нее планы. Если бы знала, что это из-за меня она получила свое прозвище, и теперь половина школы перешептывается и смеется за ее спиной… Но она не знает.

– Что «зачем»? – строю из себя дурачка.

– Зачем тебе это? – невозмутимо продолжает она. – Пригласил бы ту девчонку, которая только что слюни на тебя пускала.

Это мне нравится. Не могу скрыть улыбку, растекающуюся по моему лицу. Увидев мою довольную физиономию, Плакса кривится и срывается с места.

– Ревнуешь? – снова догоняю ее. – Не стоит. Поклонницы всегда где-то поблизости. Что уж тут поделать, если я так красив?

У Плаксы такое выражение лица, будто бы ее сейчас стошнит. Она качает головой и молчит. Когда мы доходим до дверей из школы, она поворачивает голову ко мне:

– Ты не ответил на вопрос.

Хмыкаю и отворачиваюсь от нее.

– У кого-то совсем плохи дела с самооценкой, если нужен ответ на этот вопрос.

– И все же? – я ждал, что она смутится, но не тут-то было. Надо же.

– Ну, допустим, ты мне интересна.

Она сбавляет темп и заглядывает в мое лицо. В ее черных глазах пляшут озорные огоньки. Внезапно я чувствую себя утратившим контроль, и мне это совсем не по вкусу.

– Хорошо. Позанимаемся вместе, – милостиво соглашается она, и мне хочется удавить ее.

Как же так случилось, что она вынудила меня сказать эти слова? Конечно, это все не в серьез, но все же как-то противно. Больше никто не превратит меня в слабака и слюнтяя. Несмотря на все недостатки моего отца, в некоторых вещах я его понимаю. Он не придает значения мимолетным связям. Для него это эмоциональная разрядка, выплеск негатива, не более того. Может быть, именно поэтому, возвращаясь домой к семье, он такой спокойный и хладнокровный. Может быть, так и надо. Хотя я все же считаю, что при таком образе жизни обзаводиться семьей – страшная ошибка. Потому что от последствий не скроешься.

Я отмахиваюсь от сумбурных мыслей и слежу за тем, как Плакса сворачивает в библиотеку и придерживает для меня дверь. Я застываю на месте и сдвигаю брови.

– Ты серьезно?

Она равнодушно пожимает плечами и заходит внутрь. Я сердито выдыхаю через нос, глядя на то, как за ней закрывается дверь. Мне в очередной раз безумно хочется свалить отсюда, забить на чертово пари и пойти в какой-нибудь клуб. Вместо этого я забегаю в библиотеку вслед за Плаксой и хватаю ее за локоть. Она вздрагивает от неожиданности и посылает мне хмурый взгляд. Замечаю, что толстая дама-библиотекарь не сводит с нас глаз, и наклоняюсь ближе к умнице и отличнице.

– На улице прекрасная погода, – говорю я, – солнышко светит, птички поют, весна, а ты собираешься торчать здесь? Мы могли бы позаниматься на свежем воздухе. Здесь вообще проветривали когда-нибудь?

Библиотекарша вперевалочку уже движется в нашу сторону. Щеки Плаксы быстро краснеют. Она нервно дергает плечом, избавляясь от моей руки, и вылетает из библиотеки. С улыбкой показываю толстухе на прощание знак мира в виде буквы V и двигаюсь в сторону двери. У нее такое выражение лица, будто бы это не библиотека, а церковь, а я – демон, решивший заглянуть на огонек. Забавно.

Мое приподнятое настроение портит Плакса, налетевшая на меня, как только я оказался в коридоре.

– Что ты творишь? – злится она. – Если учеба тебя не интересует, оставь меня в покое!

Молча следую за ней, развлекая себя тем, что глазею по сторонам. Все классы закрыты, только дверь в кабинет химии чуточку приоткрыта.

– Интересно, есть здесь хоть один человек, способный зайти в библиотеку и не умереть со скуки?.. – ворчит Плакса себе под нос.

– Ничего не имею против библиотек, – отзываюсь я, – но предпочитаю ходить туда один. Считаю, это место священно и совсем не предназначено для болтовни.

Плакса, по-моему, от такого заявления дар речи потеряла. Того и добивался. Заливать красиво я умею и даже горжусь этим. В ее взгляде что-то меняется. Неужели кто-то начинает меня уважать? Замечает мою ехидную ухмылочку и тут же отводит взгляд.

– А ты, кстати, совсем не умеешь общаться, – заявляю я.

Ожидаю, что она станет защищать себя и протестовать, но в ответ она только фыркает.

– Я ведь не просто хочу с тобой делать домашку, – терпеливо продолжаю я. – Я хочу узнать тебя, а ты тащишь меня туда, где за разговоры бьют по рукам линейкой.

Она усмехается и качает головой. Полдела, считай, сделано. Я почти ее рассмешил.

В этот самый момент мы проходим мимо приоткрытой двери класса химии. Та вдруг распахивается, и из кабинета выносится Тима. Он едва не сбивает с ног Плаксу. Если бы я вовремя не загородил ее собой, она бы снова собирала пыль с пола.

– Осторожнее!

– Из… Извини, – смущенно бормочет Тима, и его глаза широко распахнуты. Он явно не ожидал наткнуться на кого-то в коридоре.

– Тима-Тима, – протягиваю я. – Уроки давно закончились. Что ты здесь делаешь?

Не свожу с него глаз. Вот это уже интересно, потому что его уши красные, как маки. Он чего-то скрывает, и ему стыдно.

– Просто задержался, – быстро отвечает он. – Дела были. Ладно, мне пора бежать. Не надо!

Последнюю фразу он говорит мне, но опаздывает. Я уже приоткрыл дверь и увидел все, что хотел. Изо всех сил стараюсь не заржать и адресую другу многозначительный взгляд. Замечаю, как его лицо начинает покрываться пунцовыми пятнами. Тима совершенно не умеет врать и выкручиваться. Его тело всегда выставляет все напоказ. Он кивает на прощание Плаксе и быстро движется по коридору.

Через секунду я оглядываюсь и встречаюсь с другом глазами. Он едва заметно отрицательно качает головой. Ну, что ж. Я и не собирался ничего выбалтывать Феде. По крайней мере, пока что.

Глава 12. Олеся

Мы устроились в сквере неподалеку от школы. На улице действительно красота: лучше, чем в библиотеке. Солнце нежно ласкает мою бледную кожу, и я не щурюсь от удовольствия только потому, что мой самодовольный спутник тогда непременно скажет что-то вроде: «я же говорил!».

Раскладываю на длинной скамейке учебники и тетради. Калиновский молчит и смотрит перед собой. Не знаю, рядом с ним я чувствую себя как-то иначе. Пока не понимаю, нравится ли мне это чувство или же нет. Вспоминаю времена, когда мне нравился один мальчик, давно, еще в прошлой школе. Рядом с ним мне было некомфортно, я замыкалась, становилась еще более молчаливой, чем обычно, боялась повести себя как-то не так, сказать что-то не то. С Калиновским все по-другому. Я не испытываю чувство тревоги или страха, не слежу за словами и не боюсь сказать лишнего. Сравнивать этих двоих, конечно, странно, но выбора у меня нет. Во-первых, потому что с другими мальчиками наедине время я не проводила никогда: не в моем это характере.

А, во-вторых, Калиновский, в отличие от того добродушного болтливого мальчишки, мне ни капельки не нравится! Это только игра, и, несмотря на ощущение какой-никакой безопасности, нужно быть настороже. Сегодня мне удалось выбить из него некое признание в симпатии, и это было здорово, хоть я и знаю, что это ложь. Просто смотреть на то, как избалованный богатенький мальчик теряет свою власть, – услада для моих глаз.

Пока я размышляю об этом, Калиновский берет мою тетрадь и небрежно крутит в руках, будто это игрушка.

– Ты что, записываешь вообще все, что говорят учителя? – хмыкает он, всматриваясь в мои каракули.

– Вообще-то они не просто так чешут языками у доски, – мрачно отвечаю я и морщу нос.

Ненавижу, когда к моему труду относятся с пренебрежением. У него-то все схвачено, ему не нужно стараться попасть на бюджет в универ, ведь за него всенепременно заплатят родители. Бесит, что таким, как он, все достается так просто. Даже странно, что у Калиновского в лучших друзьях Федя – парень из многодетной малообеспеченной семьи. А вот Тимофей – другое дело. Тоже семья при деньгах. Но он-то хоть стремиться к чему-то. Серьезно занимается спортом.

Я мельком поглядываю на Калиновского, раздумывая, как лучше спросить. То, что мы видели пять минут назад, не выходит у меня из головы. И вовсе не потому, что я люблю собирать грязные сплетни. Дело в Оксане.

– Слушай, – начинаю я, вертя в руках карандаш, – твой друг, он… Я правильно поняла, что…

Никак не могу закончить мысль, даже противно. Но я заметила сальный взгляд Калиновского, когда он заглядывал в кабинет химии после того, как оттуда вышел Тимофей. Мои предположения, скорее всего, верны. Но мне все равно нужны доказательства.

– Ну же, у тебя получится! – дразнит меня Матвей с широкой улыбкой.

– Ты понял, о чем я, – мямлю в ответ я и чувствую, как начинаю краснеть.

– Любопытная, значит, – заключает Калиновский и тут же его брови ползут вверх. – Или нет. Он тебе нравится?

Не мне, а моей подруге. Но этого я говорить не собираюсь.

– Никто мне не нравится, – холодно отвечаю я. – Ладно, закрыли тему. Где твоя тетрадь?

– Ты все правильно поняла, – говорит Матвей довольным тоном. – Ну дает, Тимоша. Я даже не ожидал от него такого. С училкой крутит!

– Это всего лишь твои домыслы, – мне не хочется верить, что Оксана после стольких лет влюбленности так и останется ни с чем.

– Да ну? – ухмыляется он. – Там больше никого не было. Он и она. Пустой класс. Красные уши Тимофея. Разве картина не ясна?

– Не ясна, – резче, чем планировала, отзываюсь я. – Может, он хотел исправить оценку, и у него не вышло. Может, его оставили после уроков за плохое поведение. Да может быть тысяча причин!

– Ой, ну хватит, – Матвей бросает мою тетрадь обратно на скамейку и закатывает глаза. – Святая наивность. Тима вырвался вперед и оставил нас с носом! Мало того, что она старше, так ведь все при ней.

Он продолжает говорить всякие пошлости о нашей учительнице химии и, между прочим, сестре его друга Федора, а я быстро убираю учебники и тетради обратно в сумку. Не хочу это слушать. Как я вообще могла в это вляпаться? Сижу с этим придурком, строю из себя не пойми что. И ради чего? Ему ведь ничего не докажешь. Для него мир – рынок, а любая девушка – кусок мяса. И вот он ходит между прилавков, важно заложив руки за спину, и рассуждает, что посвежее, а что – с душком.

– Эй! Ты куда?

– Не могу здесь заниматься, – отвечаю я, не в силах сдержать злость. – Уж очень воняет!

Он в изумлении таращит на меня глаза, но поднимается следом за мной. Его лицо искажает высокомерная гримаса.

– Заниматься здесь и правда трудно, – говорит он, намеренно понижая голос, – потому что здесь душно! Оказывается, дело не в библиотеке. Там, где ты, всегда духота!

Я рывком застегиваю молнию на сумке, разворачиваюсь на каблуках и ухожу.

– Да открой ты глаза! – орет он мне в спину. – Не все вокруг такие же святые, как ты! Мир полон удовольствий, а ты лишаешь себя этого, сидя в своей библиотеке и прячась ото всех!

Такие удовольствия не по мне. Этот козел не знает, о чем говорит. Для кого-то это, может, и удовольствие, а другие потом страдают, залившись слезами. Как, например, Оксанка. Даже думать об этом больше не хочу. Проиграл ты пари, Калиновский! Никогда больше даже не заговорю с тобой!