Текст книги "Все изменится завтра ( СИ)"
Автор книги: Мария Высоцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 16
– Алина…,– все, что смогла выдать, смотря на подругу.
– Так,– прошла мимо Верки,– не стой истуканом, тащи перекись,– сняла верхнюю одежду, шагая на кухню. Вера двинулась следом.
– Кто это сделал? – подала пузырек, присаживаясь на табуретку.
– Что, красотка, да? – улыбнулась, кривясь от боли,– красотка,– вторила, отворачиваясь к окну и прикладывая к губе ватку. В глазах уже давно стояли слезы, но почему-то выхода им не было, лишь смех. Ей было смешно, смешно от этой дикой боли, от ситуации, от того, какая она дура…
– Аль,…ты все-таки рассказала его жене?
– Еще нет, но теперь точно скажу,– выкинула окровавленную ватку в мусорное ведро.
– Ты с ума сошла, он же тебе убьет! Понимаешь! – Вера вскочила с места, как пуля, подлетая к подруге, пальцы впились в ее плечи и резко тряхнули девушку,– совсем уже, да?!
– Не убьёт, он ее боится, это она его размажет, оберет до нитки, у нее отец – прокурор города, он его боится. Он думал, что если съездит мне по роже, то я испугаюсь? Не-е-е-е-т, не на ту напал.
– Что ты творишь, Свиридова, что ты творишь…
– Закрыли тему, я спать, – вышла из кухни, гася за собой свет.
Вера же остается стоять там одна в полной темноте и растерянности.
Она все еще продолжает сжимать в руке мобильный, который начинает трезвонить, вырывая ее из этой пустоты.
– Да
– Вер, привет, это Ребров, давно не виделись, давай завтра встретимся?
– Дим, у меня завтра планы, меня пригласили на день рождения…
– Тогда днем, в три, в кофейне на набережной.
– Дим, я…, – гудки. Он просто положил трубку. Вера с минуту смотрела на потухший экран, но перезвонить не решилась. Ладно, она завтра съездит туда на полчаса. За полчаса с ней ничего не случится.
***
Раннее утро. Почти пять, а он еще не ложился. В руке чашка черного свежезаваренного Викой кофе. Если шеф ночует в офисе, заваливая себя делами, та же участь ждет и секретаршу, которая, к слову, уснула еще часа два назад, когда Артем выходил из кабинета, лицезрея ее сонное тело, свернувшееся в комок на небольшом кожаном диванчике приемной.
Сделав небольшой глоток, он отставил от себя кружку, столько его в себя влил, до тошноты. Закурил, дым быстро заполонил собой помещение. Очень редко позволял себе курить прямо в кабинете, но сил куда-то выходить просто не было. За последние сутки на него свалилась целая тонна бумаг, словно он начинает все с нуля. Сотня разорванных сделок, выплата неустоек, компенсаций компаниям, с которыми он сотрудничал по руку с Алмазовым, и все ради того, чтобы больше не иметь с ним никаких дел. Готов был выкинуть на воздух миллионы. Впрочем, почти в тот же вечер, после их с Олегом разговора, ему позвонил Золотарев, откуда он прознал, Артема волновало мало, потому как к утру следующего дня об их разрыве кипел весь город, и не только. Золотарев позвонил с предложением сотрудничества и Артем согласился. Ему нужен сильный союзник. Да и убытки сами себя не восстановят, нужны контракты, а Алмазов явно постарается подпортить ему репутацию.
Затушил сигарету, голова коснулась высокой спинки кожаного кресла, глаза закрылись сами собой. Не спал больше суток, но даже сейчас, умыкнув у самого себя пару минут на отдых, мозг не хотел расслабляться, а наоборот подкидывал фразы, образы, события, произошедшие за последние дни. Они все крутились, крутились в голове, а после, словно кто-то выхватил картинку, наполнил ее более яркими образами, фразами, и он четко увидел кофейню, сидящую напротив блондинку, слышал ее голос, и свой, сказанный ей тогда вердикт. Мысль зацепилась за него, повела дальше, к истокам.
Когда он возвращался от Юсуповых, то все три часа беспрерывной езды думал над словами Ираиды Аркадьевны, думал, анализировал…взвешивал. В чем-то она была права, наверное, в том, что жить нужно дальше, только вот он и так живет дальше. Он прекрасно осознает, что Алены больше нет, что ее никогда больше не будет. Он ее уже отпустил, еще пару лет назад. Еще тогда понял, что больше ничего не чувствует, даже лелеянные воспоминания не помогают ему что-либо чувствовать, он пуст и холоден. Она все еще в его памяти, она всегда там останется, как, впрочем, и в потаенном уголке души. Она будет жить там вечно, в сердце каждого, кто когда-либо знал и любил ее. Но он ничего к ней не чувствует. Не хочет, чтобы она вернулась, не думает, как все могло бы быть…по большому счету ему все равно. Это ничего уже не значит.
За всей этой мишурой и клятвеностью всегда скрывается лицемерие и людское эго. Нельзя любить человека посмертно, нельзя быть преданным тому, кого уже нет. Это первый год тяжело. Ты винишь себя за то, что просто дышишь, второй – за то, что продолжаешь жить, общаться, смеяться?! А потом продолжает нестись вереница серых, безликих дней, и в один из таких дней ты понимаешь, что все это ложь, что ничего это не значит. Что все оправдания ты придумывал для себя сам, и что тебе уже давно плевать. Ты не чувствуешь себя виноватым, ты просто живешь, живешь, как умеешь, живешь и все реже вспоминаешь о том, кто когда-то был для тебя всем.
Восемь лет слишком большой срок. За это время что-то напрочь стирается из памяти, так вот – из его ушло почти все. Он даже не может вспомнить, как она выглядит, если не посмотрит фотку, она ему уже даже не сниться. Ее нет. Нет уже восемь лет. И все, что все еще напоминает ему о ней – это его месть. Когда он отомстит, не станет и ее, и тогда их навсегда уже ничего не будет связывать.
Люди же думают обратное, они уверены, что он до сих пор в трауре, что он одинок и несчастен. Нет. Он просто безразличен. Ему все равно, но страх повторения живет в нем до сих пор. Именно поэтому ему ничего не нужно, ему больше не льстит радость любви, создание семьи, рождение детей, потому как этого всего может не стать лишь по одному единственному щелчку, а собирать себя заново, клеить по кусочкам…вряд ли у него получиться проделать это еще раз. Уйдя, Алена уже отняла часть его души, а если кто-то уйдет от него вновь, он навсегда останется бездушным.
Когда он смотрел в глаза Веры, то понимал, что навсегда может потерять себя. Потому как он ей не безразличен. Возможно, сейчас она еще сопротивляется, не желая признать очевидного, но она уже утонула, но ведь это не в его принципах спасать утопающих, не в его, но ее он вытащит, уже не раз вытаскивал, вот и сейчас, решил оставить слово за собой, перечеркнуть все, что между ними могло бы быть. Тогда в кафе он действительно был в хорошем настроении, потому этот заключенный им вердикт получился мягким, он скользнул по ней, словно острый нож по теплому сливочному маслу. Раз и все. Незаметно. Безвозвратно. Без боли.
Она хотела показаться сильной, безразличной, холодной…он уже давно заметил, что она изо всех сил старается казаться таковой, возможно, с кем-то другим у нее и проходит этот фокус, но только не с ним. Он уже давно научился читать людские души. Все они мыслят одинаково, всем им нужно лишь одно, любовь и понимание, всем, но только не ему.
Открыл глаза, за окном все еще царила тьма…
***
Она ворвалась в кофейню вместе с потоком холодного ветра. Он растрепал волосы, налепив их ей на лицо.
Она, словно подгоняемый ее ветер, была слишком встревожена, спешила…почти бегом, Вера пересекла небольшой, но такой уютный зал кофейни. Кремовые тона, чарующий аромат, хоть что-то отдавалось теплом в ее душе. Ребров уже сидел за одним из столиков, перед ним стояло несколько блюд, он жадно поедал чизкейк, запивая его фисташковый вкус американо.
Стянув с шеи мягкий белый шарф, Кораблева присела напротив, скованно улыбнулась. Димка быстро отодвинул от себя тарелку, расплываясь в улыбке.
– Я тут тебе твой любимый «Красный бархат» заказал и капучино.
– Спасибо, что ты хотел обсудить? – в ее голосе явно чувствовалось волнение.
– Просто давно тебя не видел, мы же друзья, Вер,– положил свою ладонь поверх ее руки, Вера хотела было выдернуть руку, но Димка только сильнее ее сжал, добираясь пальцами до запястья, – очень соскучился по тебе, ты сегодня еще прекрасней, такой румянец.
– Мороз на улице,– натянуто улыбнулась, желая только одного, чтобы он отпустил ее руку,– прости, конец семестра, зачеты и еще раз зачеты, ни на что времени нет.
– Ох. В этом я тебя понимаю, у меня тоже работы выше крыши. Я тебе говорил, у меня теперь свой проект, независимая журналистика, частные расследования, жизнь идет в гору.
– Поздравляю, ты всегда хотел независимости от редактора.
– Именно, теперь дышу, как говорят «полной грудью». Кстати, что на новогодние праздники делать будешь?
– К маме уеду. Давно ее не видела,– все же решилась отломить вилкой кусочек от этого нежнейшего десерта, когда Ребров наконец-таки отпустил ее руку. Красный бисквит, сливочный крем и просто потрясающее шоколадное послевкусие…так и лишние килограммы набрать не долго.
– А я уже было хотел пригласить тебя на новогодний вечер в одно интересное место.
– В другой раз, Дим.
– Давно хотел тебя спросить, откуда ты знаешь Старкова?
– Давай не будем об этом,– стушевалась.
– Ты с ним спишь? – на губах появилась ядовитая ухмылка, Ребров был уверен, что попал точно в цель.
Вера в этот момент как раз жевала очередной кусочек торта, но после его слов замерла, но ее онемение было не долгим. Выпрямив спину, она подняла свои глаза, прожигая Димку взглядом, сделала глоток воды, медленно отложила вилку и широко улыбнулась. Ее улыбка казалась такой яркой, но вот глаза, в глазах был лед и непоколебимое призрение.
– А ты против? – приподняла бровь.
Ребров, который всегда знал, что сказать, вдруг вытянул шею, пальцы его тихо барабанили по столу, плечи напряглись. Вера продолжала сидеть, слегка задрав голову, смотрела на него, как на жука…Дмитрий ловил ее колкий взгляд, расставляя в свое голове мысли, его полочки рушились, и слова все еще не находились.
– Это была шутка, – улыбнулся, наблюдая за ее реакцией, – ты действительно поверила, что я мог так о тебе подумать? – возмутился, чуть ли не приложив ладонь к своему сердцу, когда речь к нему все же вернулась.
– Не знаю, Дим, не знаю, – печально улыбнулась, пытаясь втянуть в себя как можно больше воздуха. Что это сейчас с ней было? Она так никогда себя не вела, так высокомерно…так, как делает это Артем…опять Артем, тряхнула головой, на секунды прикрывая глаза,– извини.
– Это ты меня извини, дурацкий юмор. Просто я боюсь за тебя, Старков – очень опасный человек. Лет пять назад это было, он жене своего конкурента в ресторане, прямо на глазах у того бедняги, сначала прострелил колени, а потом перерезал горло, это была показательная казнь. А ему за это даже ничего не было, он просто спокойно вышел из здания и уехал. Понимаешь, о чем я?! Он очень жестокий и своенравный человек…говорят, что у него была девушка, так вот он ее кинул на растерзания своим быкам, они насиловали ее трое суток, а потом разрезали по кусочкам…
Вера слушала Реброва, и дыхание ее замирало, казалось, что в помещении стало совершенно нечем дышать. Губы пересохли, глаза расширились, и она уже совершенно не понимала, где правда, а где лож.
– Ты действительно думаешь, что это правда?
– Конечно! У нас городок маленький, все под кем-то ходят. Одни – под Золотаревым, Другие – под Алмазовым и его племянничком…
– Но мне показалось, что он вполне адекватный человек…,– Димка не дал ей договорить.
– Вера, он может прикинуться кем угодно, он же азартный садист…Вера, прошу тебя, не пересекайся с ним, он очень страшный человек.
– Да,– все что она смогла из себя вытянуть. Все Димкины рассказы казались ей слишком напыщенными, но все же, вероятнее всего, таили в себе правду, возможно, в немного иной интерпретации, но она сама видела плоды его «работы» в ту ночь…но ее же он не дал убить…почему? Голова начала раскалываться.
– Извини, что нагнал жути, просто я хочу как лучше.
– Я понимаю.
– Как у тебя с отцом дела? – быстренько перевел тему.
– Да так, у Алинки живу.
– А, подруженция твоя, бойкая.
– Она. Только не такая она сейчас и бойкая,– с грустью.
– Что-то случилось?
– Да любовник у нее, вчера пришла с разбитым лицом, хочет ему отомстить…рассказать жене его, говорит, что она его до нитки разденет.
– Что за мужик-то?
– Не знаю, Аля говорила, что зять прокурора города…
– Раевского? Ничего себе. Понял я, кто Алькин любовничек, Кабанов, мерзкий типок, у него в городе несколько автомоек и сервисов. Конечно, под крышей тестя. Знаешь, у меня на него есть материальчик, можем заехать ко мне, я тебе покажу. Если Алька твоя даст добро, можем ему по-другому отомстить, так что подруга твоя ни причём окажется.
– Здорово,– загорелась,– я ей позвоню сейчас.
– Хорошо, я пока заплачу и пойду машину прогрею. Жду тебя снаружи.
– Все, сейчас иду,– набрала подругу, но та не ответила, недолго думая, Вера быстро набила сообщение, срываясь с места. Ведь то, что предлагал Дима, действительно было выходом. И Алька ни при чем, и полное возмездие этому ублюдку.
«Я жил с одной только мыслью: чтобы наше будущее (каким бы блестящим оно ни казалось) всегда зависело только от нас самих».
Рю Мураками.
Вере тоже следовало бы жить с такой мыслью, но маячащее впереди решение всех проблем напрочь затмило разум. Она не придерживалась принципа, что все происходящие почти всегда зависит от нее самой, и так часто встревала во всячески неприятности, словом, как и сейчас. Она шагала по лестнице, направлялась в квартиру Реброва, даже не подозревая, что ждет ее там, впереди, в этом темном и глухом помещении. Там, откуда ей предстоит выбежать, захлебываясь слезами и тресясь от страха, там, где она впервые сожмет в своей ладони острый разделочный нож, угрожая им другому человеку…
– Проходи, – Ребров любезно помог снять ей куртку, после разделся сам.
Вера еще ни разу не была в его квартире. Она была светлой, но казалась слишком удушающей, в глаза кидался яркий минимализм, но она этого не чувствовала, почти пустая комната душила ее своими немногочисленными предметами. Пока она рассматривала Димкину обитель, Ребров успел влить в себя пару бокалов коньяка.
– Так, сейчас,– мужчина присел за письменный стол, открывая ноутбук,– вот,– уступил ей кресло, сам же встал за ее спиной.
– Ничего не понимаю,– вчитывалась в текст, но не видела ничего связанного с Кабановым,– это точно те документы? – повернулась к Димке, а тот в свою очередь наклонился к ней.
– Погоди,– пробежал глазами по экрану, я дебил, открыл папку с левыми доками, пойдем на кухню, там флешка.
– Идем,– горела нетерпением.
В кухне Димка достал из шкафчика черную флешку, долил себе еще коньяка, и осушил бокал одним глотком. Вера слегка смутилась.
– Ты решил напиться? – усмехнулась.
– Может я для храбрости? – шагнул к ней, она же отступила на пару шагов и уперлась спиной в стену. – Вера,– встал совсем близко, его пальцы коснулись ее щеки,– ты такая красивая,– рука скользнула ниже, прошлась по груди, замирая на талии и сжимая ту с силой,– у тебя шикарная грудь,– почти на ухо,– живот, твои ноги просто сводят меня с ума.
– Дим,– попыталась отстраниться, но он не дал,– мы здесь не за этим…
– Ты – нет, я – да,– издал мерзкий смешок, резко прижимая ее к себе,– я хочу тебя так давно, с самой первой нашей встречи, а ты все бегаешь, моя зайка, ты такая непокорная,– сжал ладонью ее ягодицу.
– Дима. Перестань!– начала отталкивать его от себя, но ему было плевать.
– Тише, тише,– пригвоздил к стене, сжимая ее горло,– тихо, – словно маньяк смотрел на ее тело. Облегающая водолазка с небольшим круглым вырезом, так шикарно подчеркивала ее грудь. Этот бежевый цвет делала ее практически голой, узкие черные джинсы, так соблазнительно сидели на ее шикарных бедрах, открывая перед ним каждый миллиметр исходящего от нее секса,– ты мне должна, помнишь? Когда ты сможешь вернуть долг? Я сейчас любезно предлагаю тебе расплатиться. Всего пару часов, и ты мне больше ничего не должна,– лизнул ее щеку языком, смеясь над тем, как она сморщилась.
– Не трогай меня! Не трогай,– ее крик содрогнул небольшую кухню. Но Ребров лишь одобрительно улыбнулся.
– Кричи, моя милая, кричи,– придавил ее к стене.
Его руки задрали ее кофту, представляя его взору белый гладкий лифчик. Но этого оказалось мало, Ребров без раздумий, стянул его вниз, оголяя ее упругую полную грудь, глаза налились кровью, на губах играла победоносная улыбка. Пальцы с силой сжали сосок, вызывая дикий приступ боли. Он все сильнее сжимал ее горло не давая пошевелиться. Его руки, его грязные руки были везде. Ей казалось, что каждый сантиметр ее тела извалян в его грязи. Эти мерзкие поцелуи, его отвратительный смех, адская боль…ей еще никогда не было так больно. Она рыдала, умоляла остановиться, отпустить ее, но он лишь смеялся ей в лицо, грубым, резким движением оторвал пуговицу джинсов, и ширинка разъехалась сама собой.
– Моя,– с жадностью целовал ее губы, когда рука уже вовсю блуждала в ее трусиках,– моя,– пытался всунуть в нее свои пальцы, но она еще сопротивлялась, сжимала бедра, так сильно, как только могла,– ты будешь со мной,– на ухо, кусая мочку уха.
Тело раздирала агония, разум бился в истерике, но она ничего не могла сделать, она кричала, пыталась высвободиться, но у нее ничего не получалось, он поймал ее в ловушку, стена, шкаф, он сам, загнал в угол. По щекам текли слезы, она глотала собственные соленые слезы, и ничего не могла сделать. Голос начинал садиться, а он все сильнее сжимал ее горло.
– Верочка моя, Верочка,– начал стягивать джинсы, но сообразив, что не сможет это сделать остановился, его рот накрыл ее сосок, с силой сжимая его зубами. Он хотел ее всю. Дорвался. Хотел ее грубо, жестко... Ее крики и сопротивление только доставляли ему удовольствие, а ее тело сводило с ума.
– Ты же тра*алась с ним, да? – злобно, отрывая ее от стены, и вновь к ней пригвождая, – как он тебе тра*ал? Сзади? Да, наверное, так,– резко повернул ее к себе спиной, сжимая грудь ладонями.
Уловив момент, она с силой топнула по его ноге, но Ребров не отступил, лишь выругался.
– Тварь, – повернул к себе, ударяя по лицу,– С*ка,– отшвырнул от себя.
Вера отлетела на пару метров, наталкиваясь на столешницу. Ребров продолжал материться. Дикая боль в области затылка и поясницы, мешала соображать, но глаза, глаза видели перед собой огромный разделочный нож. Не колеблясь и секунды, Кораблева схватила тесак, и обернулась ко вновь наступающему Реброву.
– Не подходи, урод!– выставила лезвие вперед,– слышишь. Не подходи! – закричала что было силы
– Тихо,– поднял ладони,– тихо, Верочка, положи нож, давай поговорим.
– Не подходи, ублюдок, слышишь,– махнула ножом в его сторону, я тебя убью, убью,– слезы все еще прожигали лицо, но она быстро натянула лифчик, и опустила кофту вниз.
Они кружили по кухне. Медленные шаги. Ее трясло, но она уже отошла на нужное ей расстояние. Ее спина точь-в-точь вписывалась в проем кухни. Медленно шагая назад, она подхватила куртку, сунула ноги в угги, и коснулась ручки двери.
– Не делай глупостей,– Ребров склонил голову вбок, понимая, что еще минута и она уйдет за дверь,– ты же понимаешь, что я не оставлю все это просто так…
Но она его не слушала, открыла дверь, выбегая в подъезд, неслась, как сумасшедшая. Слышала, как он кинулся следом. А потом удар и дикий мат. Ребров оступился, катясь вниз, это дало ей фору. Выбежав из подъезда, она понеслась через почти не освещенный вечерний двор. В ее руках до сих пор был этот злосчастный нож, а потом наступило спасение, прямо перед ней остановилась машина Ильи.
Глава 17
Илья остановил машину прямо у парадной. За все время их поездки он не спросил у нее ни слова. Молчал, озабоченно поглядывая на Кораблеву, хотя та в свою очередь, кажется, вообще не обращала на него внимания. Пальцы до сих пор подрагивали, а губы вовсе заледенели. Слава Богу, она успела выкинуть нож, и Илья не видел его у нее в руках.
– Вер,– повернул ключ в зажигании, глуша мотор,– что с тобой? Ты вылетела на дорогу, села в мою машину, ты выглядишь, словно увидела приведение, что произошло? Скажи мне…
Кораблева слышала все, что он ей сказал. Все до последней буквы. Медленно повернувшись, она натянуто улыбнулась, получилось не ахти, но ей было все равно.
– Илюш, прости,– нахмурилась,– я все тебе объясню, но не сегодня, прости…,– открыла дверь, собираясь выйти.
– Вер, за что ты так со мной? – смотрел в лобовое стекло, злясь на себя самого. Ей плохо, он видит, что ей плохо, что с ней что-то случилось, видит, но ничего не может сделать. А она молчит, как назло, не говорит ни слова.
– Прости.
Выбежав из авто, она несется домой. Один, два, три пролета…все мелькает, она бежит, словно за ней до сих пор гонится Ребров. Дергает ручку двери, забегая в квартиру. Проносится в свою комнату и резко останавливается.
– Почему была открыта дверь? – шепчет себе под нос, брови хмурится, и она медленно идет в прихожую.
Включает свет. А дальше происходит что-то безумное. Как она могла всего этого не заметить. Вся квартире перевернута вверх дном. На полу валяется одежда, битая посуда, растекаются капли крови…на лестничной площадке слышатся голоса, они становятся все ближе, Верка оборачивается в сторону входной двери лицезрея на пороге соседку.
– Верочка, здравствуй,– женщина печально улыбается.
– Здравствуйте, теть Лид
– Верочка, с Алиночой беда, ее пару часов назад на скорой увезли…тут какой-то скандал был, они кричали-кричали, все били-били, так страшно, Верочка.
– В какую больницу? – все еще не понимая происходящего.
– Так в нашу, районную. Этот когда ушел, так громко дверью хлопнул, я сразу к вам сюда и кинулась,– вытерла подступающие слезы,– а тут Алиночка вся в крови лежит. Господи за что все это, я ее с детства знаю, совсем маленькой девочкой помню, и родители у нее были такие люди хорошие, Царство им Небесное,– перекрестилась.
– Да…мне нужно ехать…извините, мне нужно…,– кидается к двери, почти сбивая женщину с ног, та в свою очередь спешит за дверь. Верка быстро закрывает квартиру на ключ, бежит вниз.
***
Почему-то в больнице ей не могут сразу дать ответы. Все что-то спрашивают, спрашивают, записывают и молчат. За все двадцать минут нахождения ее в приемном отделении ей не говорят ни слова об Алинкином состоянии, единственное, что проскальзывает в разговоре докторши: «не волнуйтесь так, милочка!». А как? Как она может не волноваться, у Сверидовой башка пробита, а ей тут не волноваться.
– Подождите здесь, сейчас врач подойдет,– с этими словами женщина уходит, оставляя Веру в пустом коридоре.
«Когда все это закончится?» – шепчет себе под нос, прижимаясь спиной к стене, накрывает лицо ладонями, умоляя себя не реветь. Сегодня она уже успела столько слез выплакать, лет на десять вперед хватит. Нужно успокоиться, выпить кофе. Шагает к кофе-автомату, выбивая себе эспрессо. Пару глотков горячей горькой жидкости немного бодрят, и вот уже из-за угла виднеется белая мужская фигура.
– Добрый вечер, это вы к Свиридовой?
– Да,– крепче сжимает в руке стаканчик,– что с ней, я ее подруга, мы вместе живем, у нее больше никого нет в этом городе…
Мужчина серьезно всматривается в Веркино лицо, слегка неуклюжим жестом поправляет свои очки.
– У нее черепно-мозговая травма, удар пришелся тупым предметом, потеря крови была незначительная, соседка вовремя вызвала скорую. Ваша подруга уже пришла в себя,– мужчина помедлил,– это против правил, но раз у нее никого нет, то может к ней зайти, но не больше пятнадцати минут.
– Спасибо Вам.
– Не благодарите. И уже наденьте халат, это больница!
Зайдя в Алькину палату, Кораблева больше всего боялась разрыдаться, ведь этого сейчас совершенно нельзя делать, нельзя еще больше расстраивать Алину. Прикрыв за собой дверь, девушка тихо шагнула к кровати. Алька медленно повернула голову в ее сторону. Сейчас ее было не узнать, перебинтованная голова, ссадины, еще больше разбитые губы… прикрыв рот ладонью, Кораблева присела на стоящий рядом стульчик, пальцы коснулись Алининой руку, и по щеке той стекла слеза.
– Все будет хорошо,– ободрительно сжала ладонь подруги,– ты поправишься.
– Ты вновь была права, я не должна была туда лезть…
– Все будет хорошо,– помедлила,– ты тоже оказалась права, Ребров меня чуть не изнасиловал сегодня…
– Вот сука! Я с самого начала видела его гниль,– Алька слегка похрипывала,– ты же напишешь заявление?
– Вряд ли в этом есть смысл…он скажет, что я должна ему денег и не хочу отдавать, поэтому и придумывают всякие бредни…и кому из нас поверят, журналисту, которого знает полгорода, или мне?
– Ему. Вер, я ничего не успела рассказать его жене, он пришел сегодня после обеда, поговорить…я ему нагрубила, и он,– губы задрожали,– не могу…он…
– Тише, моя хорошая,– тоже рыдая,– я все понимаю, тише
– Это не все, если к концу следующей недели я не заплачу ему десять тысяч долларов, это повториться вновь…
– За что ты должна ему платить?
– Он сказал, что это компенсация за его моральный ущерб…я не знаю что делать, но если я не отдам эти деньги, он меня убьет…кажется…
– Мы что-нибудь придумаем,– закусила губы,– обязательно. Прости, мне пора,– быстро засобиралась,– нам дали всего пятнадцать минут, я приду завтра.
Из больницы она вышла в девять вечера. Мороз был дикий. Засунув руки поглубже в карманы куртки, Вера поехала домой. Заходить внутри было страшно. Но она просто должна была это сделать. Озираясь по сторонам, она поднялась на лифте до двери, открыла квартиру, и тихо прошла внутрь. Пробежала по комнатам, зажигая везде свет, словно это чем-то сможет ей помочь.
До полуночи она расставляла разбросанные вещи по местам, убирала мусор, мыла полы, и старалась абстрагироваться, но это было до чертиков сложно. Время уже перевалило за полночь, но засыпать она боялась. В голове был образ Реброва, его безумные глаза, тело словно изваляли в грязи, и даже горячи душ с пеной не помог избавиться от этих тошнотворных ощущений. Горло саднило, мозг просто крошился на осколки. Кровь вскипала в венах и именно в этот момент ей на глаза попались валяющиеся на тумбе деньги. Те самые, которые Старков засунул ей в карман при их последней встрече, те самые, рядом с которыми в ее кармане лежала его визитка. Визитка!
Соскочив с кровати, Вера понеслась в коридор, перетряхнув куртку, вывернув карманы, она так ничего и не нашла. Порылась в сумке, рюкзаке, корзиночке в прихожей, используемой для хранения всяких мелочей, но поиски не увенчались успехом.
– Так, я пришла, кинула деньги, и визитку тоже? Если да, то куда она делась?– разговаривала сама с собой, словно от этого поиски сократятся,– кинула, деньги тут, визитка, хм,– подошла к тумбочке, зацепляясь за крышку пальцами, слегка сдвинув ту в сторону, засунула руку в образовавшуюся щель, нащупав что-то плоское, Вера вытащила руку. Просто черная визитка. Номер был написан на обратной стороне, словно от руки, белыми чернилами, выглядело это довольно необычно.
Присев на рядом стоящий стул, девушка покрутила карточку в руке, положила на тумбу, после снова взяла в руки. Слова Алинки про долг и угрозы до сих пор отдавались в ушах звонким эхом. Что бы они ни придумали, у них просто не будет возможности собрать такую огромную сумму в столь короткий срок, да и в длинный они вряд ли бы уложились, это больше полумиллиона рублей. Пальцы начало покалывать, по телу пробежала мелкая, неприятная дрожь, выступили мурашки.
Если она ему позвонит, что она скажет? Попросит денег? Но чем будет их отдавать? Один уже сегодня пытался взять с нее долг…второго такого она не переживет, точно на эмоциях вены вскроет. И что делать? Что?
С этими мыслями она выпила не одну чашку кофе, даже кашляя, выкурила пару Алькиных сигарет, не ясно зачем, но казалось, что они чем-то смогут помочь. К окнам подступал рассвет, но она так и не нашла решения. Взяв в руки мобильный, обнаружила более тридцати пропущенных от Реброва, лицо перекосило. Страх вновь ворвался в сознание. Стало омерзительно. Повторно сходила в душ, все хотела отмыться, но эти мерзкие прикосновения его грязных лап никак не желали уходить. В ванной взглянула на себя в зеркало. Глаза красные, ярко выраженные синие пятна под ними – она так и не смогла уснуть…сине-желтые пятна на груди, запястьях, красная, слегка в точечку, полоска на горле. Обняв себя руками, все еще продолжала смотреть на себя в зеркало, она была обнажена, но не чувствовала обычной прохлады после душа, тело пылало.
Высушив волосы, более или менее приведя в порядок лицо, Кораблева достала из шкафа черную водолазку с высоким горлом и длинным рукавом. Так как пуговица на джинсах была вырвана с мясом, а вторые она кинула в стирку еще накануне, ей ничего не оставалось, как натянуть теплые черные колготки, и завышенную вельветовую юбку в красно-черную клетку, напоминающую шотландку. Заплела волосы в косу, и вновь взглянула на свое отражение. Ну, так уже можно выйти в люди.
Вытащив телефон, она колебалась еще часа два, в попытке сделать звонок, вбивала номер, и после стирала его, никак не могла собраться с духом, но все же небольшая оплошность заставила ее сделать этот звонок. Набрав номер в очередной раз, вместо того чтобы скинуть, она нажала на вызов, не сообразив что сделала не так, она прочертыхалась пару секунд, но по другую сторону уже послышался ответ. Артем взял трубку.
– Да.
– Артем, это Вера,– не здоровалась, не знала, как к нему лучше обращаться на «ты», или на «вы». В свете последних событий, наверное, все же лучше на «вы».
– Вера?
– Кораблева,– добавила, словно он знает ее фамилию,– Артем, если это возможно, я бы хотела встретиться…не знаю, как сказать, но мне нужен совет,– да это самое правильное слово. Она поняла, что ей нужен его совет, его мнение, хоть какие-то варианты действий. Он же всегда знает, что делать.
– Хорошо, вечером встретимся, я скину куда подъехать,– будничным тоном.
– Простите, но возможно ли это сделать сейчас, я приеду, куда нужно, просто время…у меня его не так много.
В трубке повисло молчание, она слышала шелест бумаг, как он дает какие-то указания.
– Ты еще там? – она угукнула,– Ладно, через полчаса в офис ко мне приезжай.
– Спасибо,– но он уже не слышал, были лишь гудки. Вера затаила дыхание, понимая, что вновь навязывается к человеку, который совершенно не желает ее видеть.
В офис Старкова она приехала ровно через тридцать минут. Боялась опоздать, боялась, что больше у него не найдется на нее времени. Да у него и не должно быть времени для неё. Радовалась тому, что он не послал ее куда подальше, а согласился на эту встречу.
Когда зашла во двор, на пороге здания ее встретила охрана, прошарив металлоискателем, ей указали в сторону лестницы. Поднимаясь на третий этаж, она поняла, что все это здание и является старковским офисом. Двор охраняется, на каждом этаже ходит охрана, впрочем, также мимо можно заметить мельтешащих с папочками сотрудников, даже откуда-то услышать смех.
