Текст книги "Марк Твен"

Автор книги: Мария Боброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Детали своего пребывания в Ялте Твен тщательно заносит и в «Записную книжку», и в книгу «Простаки за границей».

Для американцев был дан завтрак в царском дворце, «простаки» (в том числе и Твен) наделали уйму бестактностей, которые с удовольствием подметил юморист. Царская аудиенция длилась четыре часа, вечером гостей пригласили на бал, где Марк Твен отплясывал русскую. Глядя на удаляющиеся очертания русского берега, Твен высказывает сожаление, что не знает русского языка[74]74
  «Mark Twain's Notebook», Prepared for Public with Comments by A..B. Paine, N. Y., Harper, 1935, p. 81.


[Закрыть].

История с составлением приветственного адреса русскому царю беспощадно высмеяна самим же Твеном на страницах «Простаков за границей». Твен выступает здесь и в роли высмеиваемой жертвы и как создатель типов насмешников из среды матросов, остроумно, язвительно и зло разыгрывающих всю сцену приема у русского императора, представляя ее в виде шутовской пародии на придворную церемонию.

Обычная манера Твена – самого себя выводить в качестве объекта сатиры – дает верный и сильно действующий эффект. Твен наносит чувствительные удары американскому «демократизму», падкому до европейских титулов, орденов, до придворного этикета и церемоний. Особенно хороша история с орденской ленточкой, которую нацепил себе на сюртук «простак» Твен, чтобы не ударить в грязь лицом в толпе сиятельных придворных.

Позже эта тема – американцы млеют перед европейскими титулами, смешно и жалко подражают аристократическому стилю жизни – с уничтожающим сарказмом будет разработана Твеном в романе «Американский претендент».

По своей форме «Простаки за границей» Марка Твена не являлись новаторским произведением.

«Письма» простака о путешествии – типовая форма юмора в американских журналах («Все ехали в Европу – я тоже ехал в Европу. Все намеревались посетить парижскую выставку – я тоже намеревался посетить парижскую выставку»). Сам Марк Твен в первые годы своей журналистской деятельности (1857) посылает подобные письма в журнал «Пост». В «Простаках» он использует особенности литературы фронтира: пишет книгу в особом жанре, – соединяя рассказ с очерком (этот жанр позже станет у него излюбленным), сохраняет манеру передачи устного рассказа, делает вставки юмористического характера – анекдотические интерлюдии, не относящиеся к данному моменту, вводит любимую лоцманами на Миссисипи и калифорнийскими рудокопами юмористическую «проделку»; не считает нужным давать логическое развитие сюжета (сюжет обусловлен панорамой, проходящей перед глазами автора), широко использует преувеличение, пародию.

Журналистская манера сказывается в интригующей броскости подзаголовков в каждой главе.

Глава II. «Великие приготовления. – Важный сановник. – Исход в Европу. – Покупка мистера Блетчера. – Каюта № 10. – Собрание племен. – Наконец в море».

Глава XI. «Мы «привыкли». – Нет мыла. – Меню, табльдот. – «Американский сэр». – Любопытное открытие. – Птица «пилигрим». – Странное товарищество. – Место погребения заживо».

Такие подзаголовки (и более вызывающие) имелись авантюрно-приключенческих романах, которые шли приложениями к журналам или печатались серийно на их страницах.

Преувеличением Марк Твен пользуется часто и охотно, придавая своему произведению все оттенки народной юморески.

Описывает ли Твен бесконечно нудные, убийственно надоедливые речи проводников, говорит ли о бездарном поэте, угрожает ли мучительной смертью парикмахерам – всюду преувеличение. Однако каждое из них оправдано идейным содержанием книги.

Путешественников замучили рассказами о Микеланджело. Комически обессиленный автор начинает свой гротеск с легкого шаржа. Постепенно гипербола разрастается, принимая гигантские очертания. Микеланджело заполонил всю Италию.

«В Генуе, что бы ни было написано, все это он рисовал. В Милане все писал или он сам, или его ученики; он же «написал» озеро Комо. В Падуе, в Вероне, в Венеции, в Болонье о ком, как не о Микеланджело, напевали нам проводники? Во Флоренции он все написал и почти все нарисовал, а где ничего не нарисовал, то все же посидел на своем любимом камне или хоть посмотрел на него… В Пизе он написал все и повсюду, за исключением лишь Падающей башни, но и ее, конечно, приписали бы ему, если бы она не так страшно отклонилась от перпендикуляра…

Но здесь, в Риме… здесь – это нечто ужасное! Микеланджело написал собор св. Петра, он же – самого папу, Пантеон, мундир папской гвардии, и Тибр, и Ватикан, и Колизей, и Капитолий, Тарпейскую скалу, Дворец Барберини, церковь св. Иоанна Латеранского, Кампанью, Аппиеву дорогу, Семь холмов, бани Каракаллы, водостоки Клавдия…»

Вопреки утверждениям многих теоретиков о том, что спецификой комического является неожиданность, Твен представляет пример противоположного построения. Он постепенно накопляет (наращивает) комизм, подготовляет читателя к наивысшему заключительному комическому эффекту; читатель не оглушается комическим эффектом, а медленно вводится в нужную автору атмосферу, с возрастающим интересом ждет финала. И финал готов: «Довольно уж, довольно, – кричит путешественник проводнику. – Не говорите больше ничего! Валяйте заодно, – скажите, что сам бог создал мир по рисункам вашего Микеланджело».

С помощью этого гротеска, сочиненного по типу американского «хвастовского» жанра народных юморесок, Твен высмеивает не только итальянских гидов-вралей, но и тех надменных ученых, которые превозносили европейскую культуру и презрительно отзывались об американской. Как видим, «хвастовской» жанр народного юмора служит разным авторским целям.

Наиболее распространенной формой северо-западного фольклора является анекдот о проделке. Проделка– это доказательство находчивости, остроумия, дерзости героя фольклорных рассказов.

Твен, выросший в среде, где проделка в жизни немедленно превращалась в объект юмористического рассказа, слышал и рассказывал столько анекдотов, что часто, не смущаясь, приписывал себе проделки Дэвида Крокета. У писателя иногда стирались грани между тем, что он слышал, что с ним случалось, и тем, что дорисовывала его творческая фантазия. А. Пейн рассказывает, что однажды он услышал от Марка Твена историю с енотовой шкуркой. Преподнесена была эта история как случай из биографии писателя. В детстве якобы маленький Сэм со своим другом продали скорняку енотовую шкурку; затем выкрали ее из окна лавки и снова принесли. Продали вторично. Опять выкрали и продали в третий раз. Когда одуревший лавочник, весь день покупавший енотовые шкурки, заглянул туда, куда он их вешал, то нашел только ту, которую купил в последний раз. Вся эта проделка, оказывается, была известна еще до рождения Марка Твена, – в анонимном издании «Рассказы и небылицы», появившемся в 1833 году, она приписывается Дэвиду Крокету.

Свои и чужие проделки Марк Твен охотно вводил в ткань рассказов и больших книг. В «Простаках» автор или окружающие играют роль «глупца», «простофили». Автор с «детской» наивностью радуется, что все болеют морской болезнью («не я, не я, не я…»), превосходно играет роль глупца в сцене покупки лаковых перчаток, в той же роли выступает перед капитаном корабля. В проделках упражняются индивидуально (автор, доктор, Дан) и коллективно. Защищаясь от болтливости гидов, путешественники надевают на себя маски невозмутимых глупцов (пародия на путешествующих англичан) и доводят гида до полного одурения: американцы не желают удивляться даже собственноручному письму Колумба.

Основой этого комического приема является то, что автор «одевается в наивность» и глазами простака смотрит на цивилизованный мир. Если с этого мира снять одежды условности, то сколько комически-гротескного окажется под ними!

Этот прием, заимствованный из народной юморески, навсегда останется в творчестве Марка Твена.

Смеясь, Твен не только забавлял своих читателей, но и незаметно поучал.

Глава III. Ранние рассказы и очерки

Марк Твен был одним из тех американцев, кто глубоко впитал в себя высокие идеи эпохи Гражданской войны и болезненно переживал их профанацию. У честного литератора, каким был молодой Марк Твен, окружающая его среда рождала желание найти справедливое решение насущным вопросам – большим и малым, – которые ставила реальная жизнь. Это определяло его интересы и вкусы.

Дан де Квилли в статье 1893 года «Репортаж с Марком Твеном» дает такую характеристику молодому журналисту:

«Марк Твен-репортер относился ревностно и с энтузиазмом к той работе, которая ему нравилась, – тут он был просто неутомим… Он терпеть не мог иметь дело с цифрами, вычислениями, со всем тем, что относилось, к рудникам и машинам»[75]75
  «California Illustrated Magazine», 1893, July.


[Закрыть].

Действительно, у Твена-репортера была душа писателя. Его прежде всего интересовал человек, его общественные права, его чувства. Недаром у молодого Твена были переписаны стихи Уолта Уитмена: «Ради чего, вы думаете, я берусь за перо?» Не ради того, утверждал поэт, чтобы «прославить военный фрегат» или «чванливую гордость и блеск большого города», а «чтоб рассказать, что я видел двух скромных людей – в тесной толпе у причала, они расставались…»

Бродяга – это человек? Для Твена – Человек, а для американской полиции – «потенциальный вор».

В фельетоне «Чем занята полиция?»[76]76
  Впервые напечатан в «Golden Era», 1866, January.


[Закрыть] Твен с гневным негодованием, с язвительной насмешкой рассказывает о том, как в Сан-Франциско «лавочник Зиле проломил череп несчастному бродяге, утащившему у него мешок из-под муки, который и стоил-то всего семьдесят пять центов». Полиция арестовала не лавочника Зиле, совершившего явное преступление, а бродягу, который скончался в тюремной камере через четыре часа.

Выступая в роли «защитника» полиции, Твен восклицает: «А что здесь такого, что полисмены бросили раненого человека в камеру, не позвав даже врача, чтобы осмотреть его рану?» Для бесчеловечных «блюстителей порядка» «ничего такого».

В том, чем занимается полиция, Твен видит жестокость, равнодушие, подхалимство, расточительство государственных средств – и яростно негодует.

Но самого главного – что полиция состоит на службе не у народа, а у денежных тузов города – Твен не понимает, хотя факты, им приводимые, буквально вопиют об этом. Отсюда у него и желание заставить полицию заниматься «своим делом». Буржуазные иллюзии владеют Твеном: он верит, что Америка – страна, где человек, его жизнь, его права находятся под охраной закона. Так должно быть. И Марк Твен надеется добиться этого через печать, гласность. Этим же путем он пытается обуздать обнаглевших «отцов церкви».

В язвительном рассказе «Важная переписка» (1865)[77]77
  Впервые появился в «Californian», v. 2, 1865, May 13. Перепечатан в книге, составленной John Howell, Sketches of the Sixties, San Francisco, 1927, p. 166–179.


[Закрыть] рассказывается о том, как автор вздумал пригласить «на пост проповедника» в сан-францисский собор «преподобного» епископа Хокса. Рассказ состоит из письма Твена, ответа епископа Хокса и двух телеграмм – пастора Брукса и пастора Каммингса. Письмо Твена к Хоксу написано в духе фамильярной болтовни одного преуспевающего деляги к другому. Твен-рассказчик расхваливает свой «товар» – работу пастора в Сан-Франциско: «это похоже на спекуляцию землей: огромные прибыли при малых затратах», – уверяет он. Он – журналист – «катает» проповеди для пасторов; самая бессмысленная и путаная из них «выловила» 118 «ужасных грешников», прозвучав в церквях всего города и обслужив общины «всех оттенков верований»; сочинитель лишь «подкрашивал чуть-чуть основные догмы» и пускал ее дальше по церковному конвейеру.

Расписывая легкость «работы» пастора («до смешного просто»), рассказчик располагает к цинической откровенности американского обскуранта. «Преподобный» делец Хокс доверительно признается, что, торгуясь об окладе с советом сан-францисской церкви, он тем самым «набил себе цену» в Нью-Йорке, где и «подписал выгодный контракт» («десять тысяч в год»). Вообще же этот «труженик на ниве господней» выгодно торгует хлопком («сам себя прокормлю») и играет на бирже («вложил капитал в одно дельце»). Дальше оказывается, что и «преосвященный» Брукс – человек того же типа: он успешно спекулирует нефтью и немало «зарабатывает в филадельфийской церкви», а «отец» Каммингс совершает удачнейшие операции на хлебной бирже в Чикаго и получает преизрядный годовой церковный оклад.

Твен выписал выразительные портреты «темных людей»– американских «дельцов церкви», раскрыв «церковный бизнес» как доходнейшую золотую жилу, разрабатывая которую, церковники опережают в погоне за прибылями самых удачливых бизнесменов. Издевка и презрение Твена к этим «пастырям духовным» характеризуется развязным «блатным» языком, которым он наделяет пастора Каммингса. Это гангстер-делец, а не духовный пастырь – вот убийственный вывод Марка Твена.

Выразительная индивидуализация речи приводит к тому, что от «святости» пасторов не остается и следа. Перед читателем – гангстеры от религии, биржевые маклеры, привыкшие «улавливать души» не в духовные сети, а покупать их за шуршащие кредитки («даю пятьсот» отступного).

Рассказ о «святых отцах» подкрепляется публицистикой Марка Твена. Когда в 1867 году он приехал в Нью-Йорк, то одним из самых ярких впечатлений от города было посещение нью-йоркского «Дома библии»; Марк Твен его описывает в своей майской корреспонденции в журнале «Калифорнией».

Твен рассказывает, что «Американское библейское общество» имеет свои отделения в Германии, Индии, Китае, Бейруте. Это целый трест с широко разветвленной сетью «дочерних» обществ по всему земному шару. Одну из подглавок своего «письма» Твен так и называет «Бизнес миссионеров». Твен сообщает, что «Дом библии» – это крупнейшее в стране издательство, финансируемое банками Дюпонов, Морганов, имеющее огромные доходы от изданий библии, религиозных брошюр, религиозных памфлетов, книг. Оно финансирует молитвенные дома в различных городах США, содержит церковную музыкальную академию в Филадельфии, имеет свои концертные залы и хор в две тысячи человек![78]78
  «Mark Twain's Travels with Mr. Brown», Collected by F. Walker and E. Dane, N. Y. 1940, p. 202–213.


[Закрыть]

Если в «Важной переписке» Твен высмеял и разоблачил церковнослужителей, в корреспонденциях из Нью-Йорка раскрыл гигантский размах «церковного» бизнеса, то в рассказе «Визит капитана Стормфилда на небеса» писатель касался уже существа самой веры в потусторонний мир: в ад – как в наказание, в рай – как в награду за праведную жизнь.

У этого рассказа сложная судьба. Начатый в 1866–1867 годах, «Визит капитана Стормфилда» появился в печати лишь в 1907 году, да и то в урезанном виде. Твен продолжал работать над рассказом почти всю жизнь. Полностью рассказ был опубликован лишь в 1952 году – спустя 86 лет после начала работы над ним[79]79
  Mark Twain, Report from Paradise, N. Y. Harper, 1952. Рассказ будет рассмотрен при анализе позднего творчества Марка Твена.


[Закрыть].

Покинув Сан-Франциско ради Нью-Йорка, Твен оказался в 1867 году в центре общественной и политической жизни страны. Жизнь и работа в Нью-Йорке в течение нескольких месяцев (перед отъездом в Европу) имела большое значение для духовного роста Марка Твена. Из Нью-Йорка он посылал корреспонденции на Запад, в журнал «Калифорнией».

Нью-Йорк – город с миллионом жителей; «половина из них, – пишет Твен, – скучена в дырах, подвалах, берлогах, невообразимо грязных»[80]80
  «Mark Twain's Travels with Mr. Brown», p. 235. Книга представляет собою перепечатку 26 корреспонденции Марка Твена в «Калифорниец» о путешествии из Сан-Франциско в Никарагуа и Нью-Йорк и о жизни в Нью-Йорке (1866–1867).


[Закрыть]. Все эти люди – будущая добыча холеры, которая наступает на столицу (Марк Твен плыл на пароходе, большинство пассажиров которого умерло от холеры).

Твен с головой уходит в городскую жизнь. Его письма в «Калифорнией» говорят о посещении театров, картинных галерей, митингов, лекций. Твен слушает женщину-оратора (Анну Дикинсон), выступавшую в защиту женских прав, модного проповедника Генри Бичера, знакомится со знаменитой итальянской трагической актрисой Аделаидой Ристори, посещает прославленный «Сенчюри клаб» – место времяпрепровождения нью-йоркских писателей и артистов, сталкивается с «моими старыми друзьями» – с полицией, изучает Нью-Йорк фешенебельный и Нью-Йорк трущоб (Бауэри). Однажды Твен проводит ночь в полицейском участке в обществе бывших солдат, безработных, бродяг, проституток; слушает рассказ проститутки, у которой замерз голодный ребенок.

Несколько страниц своих писем Твен посвящает всевластию магнатов религиозного бизнеса, отмечает надменность нью-йоркских торговцев, владельцев баров, землевладельцев, говорит о дороговизне жизни – приводит точные цены на продукты питания, на табак, вино, театры («семейному не прожить»), называет столицу «великолепной пустыней», в которой человек «одинок среди миллиона человеческих существ»[81]81
  «Mark Twain's Travels with Mr. Brown», p. 259. Книга представляет собою перепечатку 26 корреспонденции Марка Твена в «Калифорниец» о путешествии из Сан-Франциско в Никарагуа и Нью-Йорк и о жизни в Нью-Йорке (1866–1867).


[Закрыть].

Все это говорит о самочувствии молодого журналиста, о том, что он плохо обеспечен и одинок. И далек от тех слоев организованного рабочего класса, над чьей трудной жизнью он задумывался. Следует отметить, что в 60-х годах Нью-Йорк становится центром деятельности социалистических рабочих организаций, В 1867 году Коммунистический клуб Нью-Йорка присоединился к I Интернационалу и стал одной из его секций. «Интернациональные товарищества рабочих» образовались в других индустриальных городах, например в Вашингтоне, где поселился Марк Твен, возвратившийся из европейского путешествия в том же году.

Марк Твен стал работать в качестве секретаря сенатора У. Стюарта из Невады. Здесь и раньше, в Нью-Йорке, он имел возможность наблюдать «дела и дни» чиновников государственных учреждений, сенаторов, конгрессменов.

У Марка Твена была внутренняя сопротивляемость человека, связанного с народом; он признавался, что чувствует отвращение к пресмыкательству перед «силой, властью и деньгами». В письме 1867 года к брату Ориону из Вашингтона Твен пишет о человеке как о существе, «которому бог дал возможность заниматься своими делами и быть независимым». У него самого эта независимость суждений проявилась в целой серии рассказов с сатирическими зарисовками «государственной деятельности» тупиц, глупцов, взяточников и авантюристов, облеченных званиями сенаторов и конгрессменов.

Рассказ «Почему я подал в отставку» («The Facts Concerning the Recent Resignation»)[82]82
  Впервые напечатан в «New York Tribune» 13 февраля 1868 г., газете, где сотрудничал К. Маркс в годы Гражданской войны.


[Закрыть] ведется от имени «Марка Твена – письмоводителя в сенатской комиссии по конхологии»[83]83
  Конхология – изучение жизнедеятельности моллюсков, червей.


[Закрыть].

Автор надевает привычную маску фольклорного простака, который вообразил, что он принадлежит к составу правительства, и начал вмешиваться в государственные дела и подавать непрошеные советы, обнаруживая при этом здравый смысл простолюдина и злой юмор. Его «наглость» вызывает издевательства, и оскорбленный писец «подает в отставку». Этот несложный сюжет дает возможность Марку Твену с помощью героя-«простака» дать критику политических нравов, антинародных авантюр, показать продажность, царящую среди государственных чиновников.

Твен сатирически высмеивает военную экспедицию против индейцев, предпринятую генералом Ли. Рассказчик «Твен», явившись к военному министру, доказывает ему, что «лучше всего на индейца действует бойня». «Если же он считает немыслимым допустить до этого, – добавил я, – то весьма хорошее средство против индейца – мыло и просвещение. Они действуют не столь быстро, но в конечном итоге неизбежно приводят к смертельному исходу. Недорезанный индеец еще может оправиться; но если вы возьметесь просвещать и умывать его, то так или иначе вы его прикончите»[84]84
  Через тридцать пять лет Твен в таком же духе и в сходных выражениях определит американскую «цивилизацию» в Китае.


[Закрыть].

Сатирические выпады Твена напоминают читателю историю физического истребления индейцев в США: войны, водка и резервации привели к тому, что от 3,5 миллиона индейцев, населявших ранее США, в XX веке осталось меньше 250 тысяч. Современник Марка Твена – герой Гражданской войны, соратник Линкольна, генерал Грант, мемуары которого будет издавать Марк Твен в 80-х годах, – подсчитав издержки государства в войнах с индейцами 1865, 1866, 1867 годов, заявил: «Хотя бы в целях экономии денег было бы выгоднее кормить каждого взрослого индейца до конца дней его, обучать их детей умению самостоятельно заниматься сельским хозяйством, чем вести войну с индейцами в течение одного года»[85]85
  Цит. по книге: А. Ефимов, К истории капитализма в США, Огиз, 1934, стр. 12.
  Грант писал об этом спустя два года после появления твеновского рассказа. Его миролюбивое заявление пропало даром: в следующем же, 1871 г. вспыхнула длительная война с индейцами, продолжавшаяся одиннадцать лет и истребившая племя апачей у Скалистых гор. Последняя война с индейцами в 1890 г., в которой было уничтожено племя сиу в Дакоте, передала все индейские земли в руки американцев.


[Закрыть].

Показав истинную цену «мудрости» «государственных мужей», Марк Твен в заключение язвительно пародирует в рассказе счет правительственного чиновника, запускающего руки в государственную казну: при 36-долларовом жалованье он приписывает себе 2950 (!) долларов за «консультации» и «проезд». Вот куда направлены усилия государственных чиновников, указывает Твен читателю. У правительственного руля стоят головорезы, воры, тупицы. Беспечный народ отдал им государственную власть. Этот подтекст рассказа Марка Твена получит большую определенность через несколько лет в романе «Позолоченный век».

Сходный по названию и содержанию рассказ того же времени «Как я служил секретарем у сенатора» («The Facts Concerning the Late Senatorial Secretarship»)[86]86
  Впервые напечатан в журнале «Galaxy», 1868, May.


[Закрыть] представляет собою описание лихих шуток простака, который, подобно Эйленшпигелю, все пожелания, приказания и советы понимает буквально. Благодаря этому секретарь – «простак» раскрывает плутни изворотливого сенатора, который хотел бы прослыть доброхотом в глазах своих избирателей, не считая нужным при этом хоть в чем-либо удовлетворить их справедливые требования.

Коротенькая юмористическая литота (преуменьшение) в ответе секретаря хорошо раскрывает характеры двух: сенатора – наглого, зарвавшегося чинуши, и деликатного простака из народа. Разъяренный сенатор орет: «Вон из моего дома! Убирайтесь, чтобы я не слыхал о вас больше!» Простак-рассказчик скромно комментирует: «Я понял это как осторожный намек на то, что в моих услугах больше не нуждаются…»

Твеновский юмор имеет множество оттенков. Здесь читатель не хохочет. Ему грустно, и в то же время он улыбается. Деликатный и честный простак (его давно уже любит читатель!) терпит оскорбления от грубого сенатора, но читатель и автор знают, что это все же несущественно: главное в том, что простак – человек, а сенатор – животное.

Следующие два рассказа дополняют два предыдущих, составляя как бы единый цикл произведений, в которых звучит один и тот же вопрос: кто правит страной? В названии этих четырех рассказов автор настойчиво повторяет слово «факты», не потому, что он желает подчеркнуть достоверность описываемых событий (рассказы сатиричны, и поэтому краски в них сгущены), а потому, что в них изображена правда жизни.

Ко второму изданию рассказа «По поводу смерти Джорджа Фишера» (The Facts in the Case of George Fisher, Deceased)[87]87
  Впервые напечатан в газете «Buffalo Express», 1870, December 17.


[Закрыть] Марк Твен дает примечание, полное горечи: «Несколько лет тому назад, когда этот рассказ впервые появился в печати, не многие поверили ему, большинство сочло его шуткой. В наши дни с трудом верится, что было время, когда плутни нашего правительства являлись новостью». Автор называет свой рассказ «правдивой историей». Это действительно история многолетнего и систематического грабежа национального достояния США ненасытными и предприимчивыми делягами вкупе с государственными чиновниками.

В начале века индейцы разграбили ферму Джорджа Фишера, рассказывает Твен. А через двадцать лет косвенный наследник Фишера (второй муж жены Фишера) предъявил иск правительству на уплату ущерба, причиненного якобы правительственными войсками, усмирявшими индейцев. Иск был удовлетворен. С этих пор «разграбленная» ферма Джорджа Фишера превратилась в курицу, несущую золотые яйца. В течение 50 лет (!), регулярно через каждые пять-шесть лет, «наследники Фишера» получали по искам «за потраву» и «за разграбление» и т. д. С помощью министров и своры жадных чиновников иски с «фермы Джорджа Фишера» разрастались и ширились, обогащая целые поколения мошенников. «Таковы факты, они исторически верны», – утверждает автор и приводит перечень архивных документов казначейства.

Мастерство Марка Твена проявилось здесь в умело созданной картине казнокрадства. Закон или только подобие законности превращается в ширму для темных дел. Сатирический гротеск раскрывает закономерности общественной жизни страны: недавно «дело Фишера» казалось скверным анекдотом; прошло пять лет – оно уже никого не удивляет и постепенно превращается в традицию, уходящую в глубь времени.

«Я совершенно уверен, – заканчивает Марк Твен свой рассказ, – что до тех пор, пока материк Америки остается на своем месте, наследники Джорджа Фишера будут предпринимать паломничества в Вашингтон… и пока они будут являться, к их услугам найдутся Гаррет Дэвисы для проведения их вампирских планов в конгрессе».

Эта мрачная перспектива пугает самого Твена. Прошло всего пять лет с тех пор, как вся страна беззлобно хохотала над его безобидной «Прыгающей лягушкой», а как все изменилось вокруг! Plunder (грабеж), plunder, plunder – этот лейтмотив звучит повсюду, и в смехе Марка Твена все чаще слышны горькие ноты.

Он видит удручающие факты, старательно подчеркивает, что это «факты», это «правда», это «наша жизнь». Правительственные учреждения превратились в гнусные торжища, где все продается и покупается. Если же попадается «дело», от которого нет выгоды чиновникам-взяточникам, то можно потратить несколько жизней, добиваясь толку, и… ничего не добиться.

«Дело о поставке мяса»[88]88
  Впервые напечатан в журнале «Galaxy», 1870, May. Видимо, Марк Твен придавал большое значение этому рассказу: трижды он помещает его в сборниках 1875, 1877, 1882 гг.


[Закрыть] представляет собою шарж, родственный по духу диккенсовскому сатирическому гротеску – «министерству околичностей» в романе «Крошка Доррит». К рассказчику попал счет на поставку мяса войскам генерала Шермана во время Гражданской войны.

Некий поставщик Мекензи пытался найти войска Шермана, гоняясь за ними 68 дней с 30 бочками мяса (Твен любит точность: цифры внушают доверие читателю, любая гипербола выглядит правдоподобной), пока не попал к индейцам, которые конфисковали 29 бочек мяса, а поставщика оскальпировали. Одна бочка все же досталась солдатам Шермана. Счет на это злополучное мясо побывал в десятках рук и через восемь лет достался рассказчику. Марк Твен не скупится на гиперболы. Оказывается, чтобы получить по этому счету, нужно доставить клерку, к которому рассказчик добрался после сотни других чиновных лиц, того самого индейца, который оскальпировал Мекензи, тот самый томагавк, которым злосчастный поставщик был «затомагавкан» (tomahawked), того свидетеля, который при сем событии присутствовал и мог бы доказать факт смерти Мекензи, и т. д. Лишь тогда, быть может, «удастся провести через конгресс билль о соответствующей ассигновке» и «дело будет – рассмотрено быстро»; даже дети рассказчика доживут до уплаты, обещает истцу американский Полип.

Ф. Энгельс писал об американских крючкотворах, что они превзошли даже знаменитых бисмарковских мастеров этого дела[89]89
  См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XXVII, стр. 607.


[Закрыть].

Марк Твен гротескно наделяет счет о поставке мяса смертоносной силой: к кому он попадает – все умирают. Постепенно владельцы счета превращают его в орудие мести. К «Твену»-рассказчику счет попадает от родственника, который его ненавидел; «Твен» тоже, желая отомстить клерку-волокитчику, дарит ему счет, будучи уверен, что убьет того наповал. Этот заколдованный круг рождается у Твена не случайно; он имеет свой художественный смысл: пусть ехидна погибнет от собственного яда; перед смертью клерк, наверное, передал счет другому бюрократу-взяточнику.

Ранний юмор Марка Твена почти не содержит в себе прямых и гневных обличений. Это появится позже. Рассказы этого времени часто внешне выглядят как курьезные анекдоты. Но американский читатель умел расшифровывать твеновские сатирические намеки.

Рассказом «Таинственное посещение»[90]90
  Впервые напечатан в газете «Buffalo Express», 1870, March.


[Закрыть] Твен отзывается на повсеместное в США жульничество богатых людей в выплате налогов. Система налогов в Америке такова, что человек с доходами до ста тысяч долларов платит в процентном отношении во много раз больше, чем миллионер и миллиардер, а фермер и рабочий несут всю тяжесть налогов.

В. И. Ленин, анализируя в 1913 году сущность налоговой системы в США, писал: «Если бы капиталисты платили одинаковый процент дохода, как и рабочие, то с капиталистов следовало бы взять налога не 19, а 385 миллионов долларов»[91]91
  В. И. Ленин, Сочинения, т. 19, стр. 173.


[Закрыть].

Написан рассказ «Таинственное посещение» в тот период, когда в американских деловых кругах следовали скандал за скандалом, раскрывающие преступления должностных лиц, замешанных в финансовых спекуляциях, тайных доходах и, конечно, в их сокрытии. Мошенничества эти совершались людьми, занимающими видное общественное положение.

Вот как представляет Марк Твен того, кто обучил рассказчика тайнам финансовых махинаций…

«Я знал одного очень богатого человека, который жил во дворце, ел по-царски, тратил массу денег, а между тем, судя по отчетам о сборе подоходного налога, никаких доходов не получал. Я отправился к нему за советом… Этот джентльмен пользовался высоким уважением в среде почтенных мужей города – мужей, имеющих моральный вес, репутацию, деловую добросовестность и социальную безупречность, – и я, естественно, преклонился перед его примером».

По американским законам, все, подтвержденное под присягой, считается непреложной истиной. К этому прибегают состоятельные люди США, чтобы клятвенно заверить, что их доходы меньше, нежели указано в списках налогоплательщиков, или что они вообще неправильно обложены налогом. Вот случай, типичный для американских нравов, показывающий, откуда Марк Твен черпал сюжеты для своих язвительных рассказов. Его приводит американский государственный деятель и публицист Р. Ф. Петигру в книге «Торжествующая плутократия» (1922). Петигру, который, по его словам, «знал лично десять последних президентов США», так пишет о Теодоре Рузвельте:

«Рузвельт поселился в городе Вашингтоне. Так как он унаследовал большое состояние в Нью-Йорке, то нью-йоркский податной инспектор внес его в лист плательщиков штата Нью-Йорк, и на крупную сумму. Рузвельт отклонил налог, показав под присягой, что он живет не в штате Нью-Йорк, а в городе Вашингтоне и что, не будучи гражданином Нью-Йорка, он не подлежит обложению по законам этого штата. Вскоре после случая с присягой босс Иллат явился к Рузвельту и предложил ему выступить кандидатом на должность нью-йоркского губернатора. Рузвельт живо возразил, что не может быть губернатором, так как он не гражданин Нью-Йорка, сослался на инцидент со своим отводом налогов. Иллат упрекнул его в трусости. Рузвельт ответил со свойственной ему театральностью и красноречием, что он не трус, и выставил свою кандидатуру. После выборов, когда он должен был произнести официальную присягу в качестве губернатора Нью-Йорка, ему пришлось показать под присягой, что он – гражданин штата Нью-Йорк. Но с тех пор, как он заявил под присягой, что он не гражданин этого штата, не прошло еще положенного времени для приобретения прав гражданства. Трудность была преодолена разъяснением Рута, что проживание в Вашингтоне с целью избежать уплаты налогов по штату Нью-Йорк недостаточное основание – в смысле потери прав гражданства – для отвода Рузвельта от губернаторства. Потом, когда Рузвельт сделался президентом США, он очень носился с Рутом и ценил его»[92]92
  Р. Ф. Петигру, Торжествующая плутократия, М. 1922, стр. 221.


[Закрыть].

Рассказ Марка Твена имеет такую ироническую концовку: пройдя выучку у почтенного «отца города» – как скрывать от обложения свои доходы, – рассказчик является к сборщику налогов.

«Я пошел в контору сборщика и, твердо выдерживая укоризненный взор моего недавнего посетителя, подтверждал присягой ложь за ложью, обман за обманом, подлость за подлостью, пока душа моя не покрылась слоем ложных клятв в несколько дюймов толщиною и мое самоуважение не исчезло навеки.