Текст книги "Марк Твен"

Автор книги: Мария Боброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Вот откуда проистекает реалистическая убедительность художественной манеры самого Твена.

Вторая пометка представляет собой развернутый вопрос писателя:

«Верно ли изображает художник человеческую натуру, когда заставляет своего героя радушно принимать человека, содеявшего против него преступление, которое никогда не может быть забыто? И не только радушно принимать, но и любить его безумной девичьей любовью, и зачахнуть, и умереть, потеряв его?»[423]423
  Из статьи: В. A. Booth, Mark Twain's Comments on Bret-Harte's Stories, «American Literature», 1954, Jan., p. 494.


[Закрыть].

Твен заботился не о правдоподобии деталей, но о правде жизни. В данном случае его замечание попадает, что называется, не в бровь, а в глаз: Брет Гарту свойственна мелодраматическая эксцентричность, которая отзывалась неестественностью. Поразить необычайным для него было важнее, нежели сохранить реалистический тон. Заняв неверную исходную позицию, Брет Гарт потом множил ошибки, когда пытался сгущением красок усилить эффект. У Твена наоборот – даже сатирическое заострение и гротескное преувеличение выглядят правдоподобными потому, что в их основе обычно лежит истинное жизненное явление.

Так, например, образ Эндрью Ленгдона – хищника, стяжателя, ханжи, человеконенавистника – не кажется неестественным. А между тем при его создании Марк Твен прибегает к сатирическому заострению. Достаточно обратиться к свидетельству современных историков, чтобы увидеть, насколько правдив был Марк Твен, когда выписывал образ Эндрью Ленгдона.

Вот что сообщает У. Фостер о нравах конца XIX века:

«Это была оргия «свободного предпринимательства», и над всем господствовал закон джунглей. Капиталисты грызлись меж собой, как изголодавшиеся тигры над богатой добычей; их добычей были промышленность, природные ресурсы и народ Соединенных Штатов. Без зазрения совести они крали друг у друга железные дороги и посылали вооруженные банды для уничтожения нефтеперегонных заводов конкурента»[424]424
  У. З. Фостер, Очерк политической истории Америки, стр. 315.


[Закрыть].

У Твена Эндрью Ленгдон только молится «об урагане, который разрушил бы надшахтные строения и затопил бы шахты Северо-пенсильванской компании», конкурирующей с ним.

Оказывается, у Марка Твена оставался большой «запас»; образ Ленгдона мог бы быть еще более гротескным.

Природа художественного образа предполагает органическое единство трех функций искусства – познавательной, воспитательной, эстетической.

Тип, наблюденный в действительности, делается литературным типом, когда писатель-реалист показывает, какие силы породили этот тип, какая почва его питает, какие чувства он вызывает.

Так Марк Твен, сатирически определив период американской истории начала 70-х годов как «позолоченный век», изобразил начавшееся вырождение буржуазной демократии и засилие власти денег в незабываемых образах Селлерса, Дильворти. Эндрью Ленгдон – художественное воплощение американского буржуа более позднего периода. Западноевропейская литература знавала Тартюфов – маска святоши скрывала стяжателя и развратника. Твен же создал специфически американский образ ханжи и хищника. Ленгдон обладает такой наглостью, его стяжательство принимает такие поистине чудовищные размеры, что Тартюф кажется младенцем по сравнению с ним.

Определить главную отрицательную черту сатирического типа, снабдив ее локальной окраской, придающей типу яркость и убедительность, – это и значит дать законченное художественное воплощение социального явления, – то есть проявить большую зоркость и понимание происходящей общественной борьбы.

Задача сатирика заключается в том, чтобы дать «главное определение человека», как говорил Салтыков-Щедрин[425]425
  Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полн. собр. соч., Л. 1934, т. IX, стр. 204.


[Закрыть]. Очень часто это представляет собою настоящий гражданский подвиг со стороны писателя: ему нужно иметь отвагу и решимость.

Создать тип Эндрью Ленгдона для Марка Твена означало отделить себя от класса эксплуататоров, чьим воплощением был Ленгдон; создать этот тип значило показать нравственное одичание общества эксплуататоров, загнивание господствующего класса.

Ведущее качество характера героя реалистического произведения всегда приводит к постижению общественной сущности данного типа и его социальной группы. Вместе с тем художественное изображение типа вызывает сложную гамму чувств; в данном случае сатирический образ Ленгдона вызывает ненависть, негодование, презрение. Все это – активные чувства, их можно зачислить в разряд могучих факторов общественного воспитания человека.

Примечательно, что сатирические персонажи Твена напоминают скорее сатирические маски, а не живые лица. Они неподвижны в своей карикатурности, хотя и показаны во внешнем движении (бойкий политический авантюрист Дильворти «облетал» десятки провинциальных городов в поисках популярности у избирателей). Но они внутренне инертны и духовно убоги: закостенели в одном стремлении. Вот почему Твен рисует их как маски.

Наоборот, положительные герои у Марка Твена наделены богатой духовной жизнью, способностью к энергическим действиям, захватывающим в свою орбиту и других людей.

Есть одна наиболее выразительная черта у твеновских положительных героев: они в движении, в развитии, идут навстречу жизни. У Твена нет одинокого положительного героя, его герой – всегда с людьми и для людей. Такой облик героя таит в себе огромную поэтическую силу.

В литературе тип является в виде вполне определенной – личности, со всеми чертами живого человека. Так, Гек Финн в двух романах Марка Твена показан таким же суеверным мальчиком, как и окружающие его люди. Эта черта, характеризующая среду, нравы, является типичной, но в то же время она индивидуальна: с помощью суеверий и отношения к ним Гека Финна показана эволюция его сознания и характера. Мальчик предстает вначале трепещущим существом, пугающимся потусторонних сил. Для автора это служит источником комических ситуаций. Но с каждой сценой писатель меняет тон. Он как будто идет вслед за своим героем, отмечая изменения в его духовном развитии и освобождение сознания Гека Финна (и Тома Сойера) от суеверий.

Суеверия, как своеобразная художественная антитеза, оказались необходимым фактором: преодолевая их, мальчики укрепляли волю, учились владеть собою, закаляли характер, узнавали чувство товарищества (через страх – на помощь к другу). Без всего этого не было бы в романе «Приключения Гекльберри Финна» ответственнейшей сцены в лесу, когда Гек Финн, встретив беглого негра Джима, «внезапно» решает спрятать его и встать на его защиту. Эта «внезапность» тщательно подготовлена автором. Гек Финн созрел для этого действия. Марк Твен показал процесс кристаллизации чувств, становления характера в целой гамме индивидуально окрашенных переживаний и приключений.

У героев Марка Твена всегда есть одна или несколько черточек, без которых не могло бы проявиться главное и ведущее качество их характеров. В Томе Сойере – книжность, в Селлерсе – фантазерство и мечтательность, в Уильсоне – страсть к дактилоскопии, в янки – универсальный практицизм и изобретательность, и т. д. Типы Твена живут в сознании читателя благодаря этим зримым чертам их индивидуального облика. Нельзя представить Тома Сойера без его драчливости, дерзких проделок и нежных сцен с Бекки; Селлерса – без увлекательного и вдохновенного вранья; янки – без кипучего дела и технических выдумок; Гека Финна – без любви к реке и лесу; Берроу – без горячих споров и дискуссий.

Яркие и запоминающиеся образы в произведениях Марка Твена требовали от автора разнообразия литературных форм.

Творчество зрелого Марка Твена поражает богатством художественных средств. Характерно, что каждый вновь появившийся роман Твена имеет новую, особую жанровую окраску: «Принц и нищий» – роман-сказка, «Приключения Тома Сойера» – нравоописательный роман, «Приключения Гекльберри Финна» – социальный, «Янки при дворе короля Артура» – фантастический, «Пустоголовый Уильсон» – детективный, «Жанна д'Арк» – героический. Причем каждый из них имеет не только одну жанровую тональность, но и массу дополнительных жанровых «обертонов». Так, в «Американском претенденте» – целая гамма жанровых оттенков, от бытового романа до пародийного, сатирического.

Еще большее жанровое разнообразие наблюдается в рассказах Марка Твена. В социально-политических, фантастических, бытовых, детективных, антирелигиозных, философских, в (рассказах-памфлетах, в литературных пародиях Марк Твен стремится отразить различные грани жизни, разнообразные ее явления и оттенки.

Марк Твен любил давать предисловия к романам и рассказам. Так, в предисловии к «Принцу и нищему» Твен указывает на сказочный характер повествования; к «Приключениям Гекльберри Финна» – на разнообразие фольклорного материала, использованного в романе; к «Письмам китайца» – на реалистическую достоверность рассказа; к «Позолоченному веку» – на политическую направленность романа.

В предисловиях он излагает свои взгляды на литературу и ее гражданские обязанности, истолковывает свои воззрения, указывает на своеобразие художественного раскрытия смысла произведения, на особенности жанра и т. д. Предисловия подчеркивают сознательную тенденциозность писателя, говорят о желании донести до читателя свое произведение таким, каким его задумал автор. Являются они и свидетельством той душевной тревоги, которую испытывал Твен: он боялся, что публика его недооценит, не поймет, или поймет превратно.

Марк Твен – писатель, поднимавшийся до значительных и важных обобщений, – был в то же время очень «личным» во всех своих произведениях. В его рассказах, романах, очерках и книгах путешествий можно найти черты его собственной биографии – как он написал первые юмористические стихи, как долбил киркой твердые кварцевые породы Невады, как голодал в Сан-Франциско, как обанкротился, как ненавидел президента Теодора Рузвельта, как любил жену, как дрался с издателями. Подобно Л. Н. Толстому, чьи произведения являются огромной дневниковой записью, или Гете, который называл свое творчество исповедью, – Марк Твен был субъектом и объектом собственного творчества. Рассказ от первого лица, занявший прочное место в его литературном обиходе, помогал сохранить живость и непосредственность повествования, сберечь эмоции пережитого.

В литературу при этом вовлекалось богатство и разнообразие народного американского языка, что, в свою очередь, способствовало дальнейшему развитию и демократизации литературного языка США, закрепляло бытовую характерность стиля американского реалистического романа.

Именно народные диалекты придали литературному языку Марка Твена простоту, идиоматичность, живость в диалоге, образность, медленный ритм, – подчеркивающий иронический смысл, юмористические сочетания и сравнения вроде: «festive ass» (праздничный осел), «gentile idiot» (нежный дурак), «имел не больше тревог, чем счетчик», «зевнул так широко, что задел верхней челюстью за гвоздь над дверью» и т. д.

Языку Твена чужда безликая, выутюженная правильность. Когда Оливия Клеменс, заботившаяся о сохранении буржуазных приличий в книгах мужа, вычеркивала из них резкие характерные твеновские словечки, писатель энергично протестовал. «Ты лишаешь силы английский язык!» – говорил он.

Твен часто обращался к народным идиоматическим выражениям, пословицам и поговоркам, чтобы описываемому придать большую выразительность. По словарю, составленному американскими лингвистами Р. Рамзаем и Ф. Эмберсоном, у Марка Твена насчитывается 423 таких выражения, и 161 из них создано самим писателем.

Марк Твен, вводивший народный разговорный язык в состав литературного языка, способствовал образованию национального американского языка, который в настоящее время получил название «американ инглиш». Стефан Гейм с трибуны Второго съезда советских писателей справедливо сказал об американском языке, что это «язык Джефферсона и Линкольна, Марка Твена и Теодора Драйзера».

Часть четвертая

Глава I. На рубеже двух веков

В последние годы жизни Марку Твену приходилось вести борьбу в особенно сложной, политически напряженной обстановке, когда американские трудящиеся должны были противостоять не бывало сильному и беспощадному врагу – империалистической буржуазии, не останавливающейся ни перед какими формами насилия и демагогии.

«Империализм есть «отрицание» демократии вообще, всей демократии», – определяет В. И. Ленин[426]426
  В. И. Ленин, Сочинения, т. 23, стр. 31.


[Закрыть].

Внутреннее положение в стране характеризовалось усилением наступления капитала на права трудящихся. Делалось это под прикрытием «равных законов для всех». Так, в конце 90-х и начале 900-х годов закон Шермана против трестов американские суды стали «распространять» и на другие «объединения в промышленности», то есть на рабочие организации; в то время как тресты всячески обходили закон Шермана, он обрушивался всей своей тяжестью на рабочее движение.

Рост монополий усиливал эксплуатацию рабочего класса, ухудшал условия существования трудящихся.

В начале XX века профсоюз сигарной и швейной промышленности опубликовал отчет, в котором говорилось, что в 1900 году от туберкулеза умерла треть рабочих, состоящих в этом профсоюзе. В других официальных сообщениях того времени говорилось, что в 90-х и 900-х годах каждый седьмой горняк погибал от аварий.

На некоторых предприятиях Севера рабочие добились восьмичасового рабочего дня, но на Юге – этой «колонии в собственном доме», как называли южные штаты на севере, – восьмичасового рабочего дня не было и в помине, и пятнадцати, семнадцатичасовой был обычным явлением.

В 1898 году Евгений Дебс основал социал-демократическую партию США. В 1901 году была создана социалистическая партия. Но рабочие партии были заражены идеями реформизма, духом сектанства и шли на поводу у буржуазных партий.

Фермерские партии тоже не имели четких политических идей и еще больше, чем рабочие партии, зависели от буржуазных, часто становясь их орудием в предвыборной борьбе. Фермерская партия популистов, имевшая в 90-х годах большое влияние, в 900-х годах прекратила свое существование.

США конца века превращались, по выражению Ф. Энгельса, из чистилища в ад. Потогонная система на текстильных фабриках, ужасающие условия труда на угольных шахтах, четырнадцатичасовой рабочий день в сталелитейной промышленности, невыносимые жилищные условия, растущая эксплуатация женского и детского труда – все это способствовало тому, что лишь за первые четыре года XX века в США бастовало шесть миллионов человек, а фермеры в ряде мест встречали с оружием в руках специальный корпус милиции, организованный правительством для подавления «мятежей».

Особенно грозной была забастовка углекопов Пенсильвании в 1902 году. Она была ликвидирована благодаря вмешательству президента Теодора Рузвельта, выступившего в качестве «третейского» судьи и обманувшего при этом рабочих. Правительственная политика Теодора Рузвельта характеризовалась либерально-реформистским фразерством, заигрыванием с рабочими и вместе с тем жестоким подавлением протеста рабочих.

Теодор Рузвельт выступал с речами против «преступников большого богатства», был «грозою трестов» (так его называла буржуазная печать, создававшая рекламу президенту). На самом же деле он полностью состоял на службе у финансового дома Морганов и был ярым защитником интересов этой финансовой группы. Связь президента США с финансовой олигархией была столь очевидной, что о ней говорили в России, Англии, Франции. В этом отношении интересны суждения Л. Н. Толстого, который в 1906 году об избрании Теодора Рузвельта писал так: «Выборы президента в Соединенных Штатах стоит миллионы тем аферистам, которые знают, что выбранный президент будет поддерживать выгодную систему обложения тех или иных предметов или те или иные монополии, и они сторицей возвратят то, что будет стоить избрание»[427]427
  Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 36, М.-Л. 1936, стр. 326.


[Закрыть].

Теодор Рузвельт фактически продолжал практику своих предшественников. Известно, что Джеймс Гарфильд, прежде чем выдвинуть свою кандидатуру в президенты, просил Рокфеллера о помощи и покровительстве. Президент Кливленд, дважды избираемый, был ставленником Джона Пирпонта Моргана-старшего, по приказанию которого выпустил знаменитые «золотые облигации» и сам ими играл на бирже.

Но Рузвельт обязан был считаться с ростом антимонополистического и рабочего движения. Так, в 1908 году он вынужден был провести закон, налагающий ответственность на предпринимателя за увечье рабочих. Верховный суд США признал закон «неконституционным». Шла позорная игра в «законность», прикрывающая антирабочее законодательство. У. Фостер так пишет о помехах, которые чинил президент рабочему движению 900-х годов: «Демагог и реакционер, республиканец Теодор Рузвельт в значительной мере дезориентировал и дезорганизовал это растущее народное движение»[428]428
  У. З. Фостер, Очерк политической истории Америки, стр. 447.


[Закрыть].

Тем не менее волна стачек и забастовок в стране с каждым годом поднималась все выше. Грандиозные забастовки углекопов, текстильщиков, грузчиков, лесорубов Запада, железнодорожников потрясали США на рубеже двух столетий. Буржуазия обрушивала на рабочих кровавые репрессии, приводила в действие государственный и судебный аппараты, прибегала к помощи предательских профсоюзов.

Во всей предыдущей истории Америки, даже в начале 70-х годов, когда прошла серия скандальных разоблачений деятельности продажного правительственного аппарата, не наблюдалось такого циничного забвения законности и такого попирания элементарнейших прав простого человека, как в ту пору, когда Америка открывала новую страницу своей истории.

Откровенно империалистический характер приобретает к концу XIX века и внешняя политика американской буржуазии.

Правительство Америки расчищало финансистам и промышленникам путь для экспансии и агрессий. Именно в это время Теодор Рузвельт, с полной откровенностью характеризовал внешнюю политику США как «долларовую дипломатию». На помощь «долларовой дипломатии» приходили американские крейсеры и пушки. «Флаг следует за долларом!» – ликовала правая буржуазная пресса. Сенатор Альберт Беверидж из Индианы в 1898 году произносил такие речи: «Мировая торговля должна быть нашей и будет нашей… Наши порядки последуют за нашей торговлей на крыльях коммерции»[429]429
  Цит. по книге: В. Перло, Американский империализм, М. 1951, стр. 11.


[Закрыть].

Финансовые объединения страны достигали чудовищных размеров и, расширяясь, рвались за пределы Штатов[430]430
  Еще в 1895 г. Марк Твен занес в «Notebook» гневную фразу: «Человек, выдумавший протекционизм, должен быть отправлен в ад».


[Закрыть]. Группы Моргана и Рокфеллера возглавляли 112 банков, железнодорожных, страховых и других компаний; их капиталы превышали 22 миллиарда долларов.

Империалисты прятались за спину народа. Сенатор Генри Лодж заявлял, что американский народ и экономические силы, которые являются основой всего, влекут США вперед к экономическому господству над миром.

Агрессивные планы американских монополистов включали обширные территории: Латинскую Америку, страны, расположенные в бассейне Караибского моря (Куба, Колумбия, Доминиканская республика, Гаити, Мексика, республики Центральной Америки и др.).

Порабощение этих стран было лишь первым этапом борьбы американских капиталистов за мировое господство. Американские монополисты, решая «неотложные задачи» своего бизнеса, захватывали новые территории, расширяли «сферы влияния» – торогово-экономические, политические. Совершенствуя колониальные методы, они устремлялись на Филиппины, в Китай, Конго, Персию, Трансвааль, захватывали «ничейную» землю, душили всякое проявление национального протеста в порабощенных странах и твердили о благодетельном влиянии демократической Америки, несущей «свет христианской цивилизации» малым народам.

Марк Твен определял такую политику кратко и выразительно: «Это вежливая фраза, которая означает грабеж вашего соседа».

Еще в середине XIX века американские дельцы протянули свои руки к Гавайе. Миссионеры насаждали на островах христианство, в то время как промышленники вкладывали свои капиталы в производство сахара. Американские купцы и плантаторы составляли основную часть белого населения островов. Американская печать 70-х годов вела бурную кампанию за аннексирование островов. Иронические письма Марка Твена с Гавайских островов с предельной очевидностью раскрывали в свое время хищнические планы его соотечественников («благодаря аннексии мы получили бы пятьдесят тысяч туземцев – дешевле пареной репы», – писал он) и сатирически изображали «нравственное величие нашей превосходной, священной цивилизации», которой можно «осчастливить островитян».

В 1893 году в Гавайе произошла организованная американскими властями «революция», свергнувшая королеву и провозгласившая республику; был поднят американский флаг и в гавань введен американский крейсер для «подавления воли туземцев». Американская общественность, не привыкшая еще к подобным методам, бурно протестовала против такого «присоединения». Даже в правительственных кругах раздались голоса в защиту прав гавайцев. Борьба вокруг Гавайи велась до 1898 года, когда постановлением конгресса острова были присоединены к Соединенным Штатам Америки.

«Право называть себя Америкой Соединенные Штаты взяли силой, дредноутами и долларами, нагоняя страх на соседние республики и колонии», – писал спустя четверть века Владимир Маяковский в книге «Мое открытие Америки».

Захват Кубы протекал иначе. Американскому общественному мнению он был преподнесен под видом «освободительной войны»: американцы «освобождали» Кубу от владевших ею испанцев. В резолюции конгресса США были такие лицемерные строки, обманувшие миллионы простых граждан США: «Народ Кубы есть и по праву должен быть свободен… и независим… долг США – потребовать от Испании немедленного отказа от управления и отвода ее вооруженных сил с Кубы и кубинских вод»[431]431
  «Messages and Documents», v. I, p. 347.


[Закрыть].

Гигантские плантации сахарного тростника и табака Кубы, залежи руды и нефти, прибыли от торговли фруктами – вот что на самом деле притягивало сюда американских дельцов.

В 1898 году разгорелась испано-американская война за Кубу и Филиппины, – первая война эпохи империализма, как определил В. И. Ленин. Многие тысячи американцев восприняли ее в духе официальных версий буржуазной прессы. Марк Твен, например, писал Твичелу: «Я никогда не восхищался войной, даже в истории, но сейчас я наслаждаюсь потому, что она значительнее всех ранее бывщих сражений, насколько я знаю. Очень почетно сражаться за собственную страну. Но что может быть более прекрасным, чем борьба за благо других людей»[432]432
  A. Paine, Mark Twain, v. III, p. 1064.


[Закрыть].

Победы американского флота (особенно у Манилы) принесли выгодный мир: Испания оставляла свободной Кубу, отдавала Америке Порто-Рико и Филиппины. Войска американского генерала Леонарда Вуда на три года оккупировали Кубу, а в 1902 году по конституционной конвенции Кубинская республика стала под протекторат Америки.

Не успели американцы утвердиться на Филиппинах, как острова были охвачены волной восстания: Филиппины еще до окончания испано-американской войны объявили себя независимыми и организовали свое правительство. В 1899 году восстание вспыхнуло в Маниле, где стоял американский гарнизон, и на островах разгорелась настоящая война между американской армией и непокорными туземцами. Ход последующих событий этой первой империалистической войны, «вызванной, – по определению В. И. Ленина, – дележом добычи между двумя разбойниками»[433]433
  В. И. Ленин, Сочинения, т. 23, стр. 270.


[Закрыть], откровенно обнажил ее истинную сущность. Миссия американской армии ясно обозначилась как колонизаторская, маска «освободителей» стала восприниматься как издевательство. В США нарастало возмущение против действий правительства и военщины.

Марк Твен гневно писал в январе 1900 года: «Очевидно, мы не намереваемся сделать филиппинцев свободными и их острова отдать им; и, очевидно, мы не намерены повесить священников и конфисковать их собственность. А если так, то война теряет для меня всякий интерес»[434]434
  «Mark Twain's Letters», v. II, p. 694.


[Закрыть].

15 июня 1898 года на массовом митинге в Бостоне была основана первая антиимпериалистическая лига в США. Затем такие же организации стали возникать в ряде городов США – в Нью-Йорке, Чикаго, Вашингтоне, Филадельфии, Лос-Анжелосе, Цинцинати. Вскоре образовалось свыше ста таких антиимпериалистических объединений. Их деятельность протекала энергично и бурно: члены лиг выступали на митингах, печатали листовки, брошюры, статьи в газетах.

Русский посол в США сообщал в Россию о том, что критические выступления членов антиимпериалистических лиг имеют «широкий и беспощадный характер», и называл ряд имен: сенатора Торнера, Хора, Морелла, Шурца, епископа Готтера и др. В середине октября 1899 года в Чикаго собрался съезд антиимпериалистических лиг страны. На нем было 160 делегатов, которые представляли 30 штатов – то есть две трети всей территории США. В своих выступлениях делегаты говорили о том, что империалистическая политика несовместима с конституцией США, честью страны, что действия американской армии позорят нацию и флаг.

На съезде в Чикаго образовалась общенациональная организация, которая стала называться «Американской антиимпериалистической лигой». По рекомендации чикагского съезда лига обратилась с воззванием к конгрессу США и ко всем гражданам, в котором требовала «немедленного прекращения войны против свободы, начатой Испанией и продолженной нами», и протестовала против «насильственного закабаления какого-либо народа». Лига приобрела большую популярность, стала массовой организацией, насчитывала свыше полумиллиона членов, имела свои издательства[435]435
  Марк Твен печатал свои памфлеты в издательствах лиги.


[Закрыть] и другие средства пропаганды.

В. И. Ленин так писал о деятельности лиги: «В Соед. Штатах империалистская война против Испании 1898-го года вызвала оппозицию «антиимпериалистов», последних могикан буржуазной демократии, которые называли войну эту «преступной», считали нарушением конституции аннексию чужих земель, объявляли «обманом шовинистов» поступок по отношению к вождю туземцев на Филиппинах, Агвинальдо (ему обещали свободу его страны, а потом высадили американские войска и аннектировали Филиппины)…»[436]436
  В. И. Ленин, Сочинения, т. 22, стр. 274.


[Закрыть].

История захвата Филиппин – одна из позорнейших страниц истории США. Здесь было проявлено столько двуличия, лжи, обмана и насилий, что возмущение широких масс населения внешнеполитическим курсом правительства охватило всю страну. Характерен такой факт: наряду с инструкциями президента Мак-Кинли о «благожелательной ассимиляции» Филиппин, которые он посылал американским генералам на Филиппинах и которые широко рекламировал среди населения, имелись его же категорические военные предписания о «немедленной и фактической оккупации» Филиппинских островов.

Из донесений русского посла в Вашингтоне Кассини видно, что одновременно с посылкой «мирной» сенатской комиссии Мак-Кинли отдавал генералу Отису такие распоряжения: «Усмирить филиппинских инсургентов, даже если бы пришлось истребить их всех до единого»[437]437
  Цит. по книге: А. Губер, Филиппинская республика 1898 г. и американский империализм, М. 1948, стр. 293.


[Закрыть].

Приказ президента выполнялся точно. Американские колонизаторы сеяли смерть на Филиппинах. Подавление национально-освободительного движения совершалось с невероятной жестокостью. Население острова Люсона было целиком уничтожено. Размеры совершенного злодеяния были столь чудовищны, что смутили даже прожженных американских политиканов. Представитель конгресса США, побывав на Филиппинах, официально сообщал о том, что в Северном Люсоне нет больше восстаний, потому что «там некому больше восставать». Один из участников бойни на Филиппинах писал в 1899 году: «Мы сожгли все их дома; я не знаю, сколько мужчин, женщин и детей убили ребята из Теннесси. Они не брали пленных»[438]438
  М. Storey and M. P. Lichauco, The Conquest of Philippines by the United States 1898–1925, N. Y. & L. 1926, p. 129.


[Закрыть].

«Антиимпериалистическая лига» усилила свою работу, присоединяя к организованному протесту все новые массы негодующего населения США. Лига требовала отвода американских войск с Филиппинских островов и предоставления народу Филиппин права на самоуправление.

Характерно, что именно эти требования звучали и в памфлетах Марка Твена 1900–1902 годов.

Захватив Филиппины, США вплотную приблизились к границам Китая, где в течение последних восьмидесяти лет американская экспансия давала себя знать в области экономики, культуры и политики. Но в Китае не менее прочно утвердились и европейские империалисты. Такое положение дел было невыгодно для США. Оставалось одно: ратовать за политику «открытых дверей», за «равные» основания для торговли всех иностранных государств на территории Китая.

В конце XIX века, проповедуя этот принцип, американские дипломаты старательно расчищали дорогу отечественным долларам. В Китае в это время нарастало народное национальное движение против «заморских дьяволов» – империалистов разных национальностей. Наибольшей остроты этот протест достиг к началу XX века в северных и северо-восточных провинциях Китая. Движением этим руководили тайные религиозные общества, имевшие массовый характер, – «боксеры»[439]439
  Символом этих организаций был сжатый кулак.


[Закрыть]. Американские монополисты активно вмешивались во внутренние дела Китая. Вначале они поддерживали «боксеров», тем самым проявляя свое «беспристрастие», «демократизм», вызывали к себе симпатии китайцев, а главное – руками «боксеров» расправлялись со своими европейскими соперниками в Китае. Затем, когда народный протест принял угрожающие размеры, в августе 1900 года американские войска вместе с германскими и английскими фактически оккупировали Пекин и начали расправу с восставшим народом. К весне 1901 года деятельность карательных экспедиций приняла характер безудержного кровавого террора.

К этому времени и относятся гневные памфлеты Марка Твена о «цивилизации» Китая и о фантастических размерах контрибуции, наложенной на несчастную страну чужеземцами. Общая сумма контрибуции, которую должен был уплатить Китай, была гигантской – 450 миллионов таэлей. Китай фактически был отдан на разграбление интервентам. Боксерское движение было подавлено. Американские дельцы своего добились: ослабили позиции противников и укрепили собственные.

В то время как американцы вырывали из рук Испании ее добычу, заливали Китай кровью его патриотов, англичане захватывали колонии в Африке и вели бесславную, позорную войну с небольшим народом – бурами.

Спустя несколько лет, в статье «Мы американизируем Европу» (сентябрь 1906 года), Марк Твен подчеркнет поразительное сходство и единодушие в поведении «благородных» представителей «англосаксонской расы». «Когда англосакс хочет чего-либо, он идет и берет» (курсив Твена)[440]440
  «The Autobiography of Mark Twain», Edited by Ch. Neider, N. Y. 1959, p. 347.


[Закрыть], и не только не стыдится своих дел, но и открыто хвастает ими. При встрече с Уинстоном Черчиллем – в то время молодым политическим деятелем, приехавшим в 1900 году в США, – Твен отозвался об Англии и США метко и выразительно: две эти страны – «kin in sin» (родня по грехам).

О возникновении англо-бурского конфликта Марк Твен рассказал в книге «По экватору». В начале 900-х годов события в Африке продолжали развиваться. Буры защищались так отважно и упорно, что вызвали симпатии честных людей всего мира, напряженно следивших за африканской трагедией.

Оценка, которую давал Марк Твен англо-бурской войне, свидетельствует о понимании им того, что английский народ не может быть агрессором, что захваты колоний ведутся только в интересах английских монополистов. Когда англичане предъявили бурам ультиматум, Марк Твен записал в своем дневнике (11 декабря 1899 г.):