Текст книги "Марк Твен"

Автор книги: Мария Боброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

…Ждать уже недолго; его день уж близок: его когорты собраны, они в пути, его труба зовет, они отвечают, с каждой неделею они все ближе; смотрите – еще десять тысяч новых бойцов влились в ряды, и звук их мерной поступи усилил гром, рожденный движением его могучих батальонов. Он является самым изумительным продуктом наивысшей гражданственности, которую когда-либо видел мир, самым ценным и самым лучшим, и создан не каким-либо другим веком, а этим, и не в какой-либо другой стране, а в этой, и порожден не какой-либо более низкой цивилизацией, а только этой. Его настоящие ценнейшие практические знания – те, которые дают неоспоримое право на верховную власть, – совершенно не похожи на образование королей и знати, столетиями стоящих у руля управления и выдающих за знания пустословие, детский лепет, то, что может вызвать лишь презрительную усмешку.

…Он прошел долгий и утомительный путь – созвездия в своем медленном течении далеко уходят от места зарождения, – но в конце концов он здесь. Он есть и будет существовать. Он – порождение величайшего века, какое только знали народы мира. Вы не посмеете насмехаться над ним – это время уже прошло. Перед ним самое справедливое дело, которое когда-либо дано было содеять человеку; и он свершит его. Да, он здесь; и вопрос не в том – как это было в течение тысячелетий, – что делать с ним? Впервые в истории он сам устраивает свои собственные дела. В наше время он не ручей, прорвавший плотину, – он само море!»[342]342
  Ph. S. Foner, Mark Twain: Social Critic, p. 169–173.


[Закрыть].

Сколько страсти и огня вложил Твен в определение значения борьбы рабочего класса. Это – справедливое дело. Писатель поставил его на пьедестал и борьбу трудящихся освятил давностью веков. Он подчеркнул независимость борющегося пролетариата и указал на его право – строить будущее.

Чтобы выразить величие, несокрушимость и возросшую мощь пролетариата, Марк Твен употребляет патетическое сравнение: «он само море!»

Высокий поэтический образ борющегося организованного рабочего, возвеличение его дела и было ответом Марка Твена на террор американской буржуазии по отношению к пролетариату. Марк Твен не просил «помилования» борющимся рабочим, как это публично делал Гоуэлс, он считал их дело справедливым и гордился их действиями.

Художественный образ могучей рабочей организации, защищающей справедливое дело, созданный Марком Твеном, был отражением реальной действительности, характеристикой потенциальных сил организованного американского пролетариата.

В этом нас убеждают определения, которые дает Ф. Энгельс. В статье «Рабочее движение в Америке» он пишет: «Рыцари труда – первая национальная организация, созданная всем американским рабочим классом; каковы бы ни были ее происхождение и история, ее ошибки и мелкие проявления ее наивности, ее программа и устав, она в действительности создана всем классом американских наемных рабочих и представляет единственную национальную связь, которая их всех объединяет, дает почувствовать свою силу им самим не меньше, чем их врагам, и внушает рабочим гордую надежду на будущие победы»[343]343
  К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т, XVI, ч. I, стр. 289.


[Закрыть].

Ф. Энгельс называет «Рыцарей труда» «огромной ассоциацией» и предсказывает, что из такого же «материала» «будет сформировано будущее американского рабочего движения, а вместе с ним и будущее всего американского общества»[344]344
  К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т, XVI, ч. I, стр. 289.


[Закрыть].

В произведении Марка Твена не только создан поэтический образ пролетариата, но восславлена его несокрушимость и мощь, признана его великая историческая миссия. Приподнятый, патетический тон, образные сравнения, характеризующие величие и силу, страстная эмоциональность и полемический накал придают этому публицистическому произведению большую художественную выразительность.

Горделивая гиперболизация рисует скорее будущее, чем настоящее (рабочий класс США не был так организован, чтобы занять политический «трон»); Марк Твен к тому же плохо разбирается в политических партиях. Но в нарочитой переоценке сил американского рабочего класса чувствуется непоколебимая вера писателя в то, что будущее человечества построит рабочий трудовой люд.

В статье «Рыцари труда», так же как и в «Письме ангела-хранителя», Марк Твен определял свое истинное отношение к двум основным антагонистическим социальным силам США – к труду и к капиталу. Первому он отдавал свою любовь, восхищение и уважение, второму – ненависть и презрение.

Однако не случайно то обстоятельство, что статья «Рыцари труда» была отвергнута буржуазной прессой, а для напечатания «Письма ангела-хранителя» у Марка Твена не хватило гражданского мужества. Это было результатом тяжелого гнета, который испытывал писатель со стороны буржуазного общества. Бернард Шоу отозвался о своем американском собрате так: «У Твена то же самое положение, что и у меня. Он должен заставлять людей думать, что он шутит, иначе бы его повесили».

Поиски формы вырастали для Твена в сложную проблему литературной тактики. Негласная буржуазная цензура вынуждала его к маскировке. Марк Твен испытывал гнев и раздражение, сознавая свою зависимость. Видимо, чувства его были такими же, какие душили и его русского современника – Салтыкова-Щедрина, когда тот говорил: «Вместо всякого писания самое лучшее – наплевать в глаза. А тут еще сиди да веселую форму придумывай, рассчитывай, чтобы дураку было смешно, а сукину сыну не совсем обидно»[345]345
  Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полн. собр. соч., Гослитиздат, М. 1939, т. XIX, стр. 82.


[Закрыть].

Вся литературная деятельность Марка Твена – это упорная, никогда не прекращающаяся борьба за право быть самим собою, за свободное слово писателя. И хотя он иногда приходил в отчаяние и записывал в дневнике: «Только мертвые могут говорить свободно»[346]346
  «Mark Twain's Notebook», p. 393.


[Закрыть], – он не прекращал изнуряющей, неравной борьбы и поисков «эзоповского языка».

Глава IV. «Янки при дворе короля Артура»

«Янки при дворе короля Артура» – фантастический роман Марка Твена. Сказочный сюжет позволил объединить разнородное – через прошлое домыслить настоящее и будущее, с помощью художественного иносказания оценить реальный и современный писателю мир. Фантастика Марка Твена – форма его реалистической эстетики, способствующая созданию сложного художественного образа действительности.

В год написания романа Марк Твен занес в дневник такую мысль: «Для «Принстонского обозрения», апрель 1888 года. Если вы попробуете создать целиком вымышленное событие, приключение или ситуацию, вы обязательно собьетесь с пути, – искусственность вещи легко будет обнаружена; но если вы будете основываться на факте вашего собственного опыта, это будет зерном, корнем, и каждое созданное потом украшение, что вырастет из него – все ветви, листва и цветы, – будет казаться реальным, не надуманным. Вы не заблудитесь: вашим компасом будет факт, который будет держать вас на правильном пути»[347]347
  «Mark Twain's Notebook», p. 192–193.


[Закрыть].

Образы «Янки при дворе короля Артура», драматические конфликты, детали – все это взято Марком Твеном из реальной американской жизни.

Само появление романа рождено желанием писателя осмыслить судьбы своей родины. В произведении чувствуется глубокая тревога Твена по поводу того, что над его страной нависли черные тучи реакции.

Роман создавался непосредственно вслед за памятными всему миру событиями в Чикаго, вслед за прокатившейся по США волной террористических актов и репрессий правительства по отношению к бастовавшим рабочим.

Недаром писатель Стедман, прочтя рукопись романа осенью 1889 года, писал Марку Твену, что тот показал «все еще существующими» реакционные принципы, которые рождают тиранию. Гоуэлс, глубоко переживший хэймаркетскую трагедию, тоже легко перевел «эзоповский язык» Марка Твена на язык современности, когда в рецензии на роман отметил: «Далекая сказка артуровских дней звучит как печальная повесть нашего времени».

История создания и опубликования этого произведения многое раскрывает в творческой жизни писателя, в его взаимоотношениях с господствующей буржуазной идеологией.

«Янки при дворе короля Артура» – концентрация того, что писатель долго носил и подавлял в себе и что боялся высказать вслух, не желая вступать в открытый конфликт с буржуазным общественным мнением. Недостаток гражданского мужества мучил Твена, он страдал от сознания того, что не выполняет своего писательского долга, искал аналогий в истории литературы и то утешался этим, то понуждал себя к активности. «Байрон презирал человеческий род потому, что он презирал самого себя, – говорил Твен. – Я чувствую то же, что и Байрон, и по той же самой причине».

Роман появился в 1889 году. Внешне казалось, что за прошедшее пятилетие Марк Твен больше занимался изданием чужих книг в издательской фирме, им субсидированной, чем писанием своих, но в действительности он вынашивал книгу, содержание которой пугало его самого[348]348
  Интересны записи дочери Твена, Сюзанны, которой он поверял самые сокровенные начинания. А. Пейн приводит выдержку из записи четырнадцатилетней Сюзанны. «Мама и я волновались последнее время, потому что папа, с тех пор как он издал книги генерала Гранта, совершенно забыл, казалось, свои собственные. Но однажды вечером, когда я и папа беседовали в библиотеке, он сказал мне, что думает создать одну книгу и после этого согласен больше ничего не писать, умереть. Затем он сказал, что он уже кое-что написал, чего и сам не ожидал, и эта книга – единственная, над которой он работал с особенным удовольствием, – заперта внизу в сейфе и не будет опубликована» (A. Paine, Mark Twain, v. II, p. 840).
  Книга в сейфе – «Визит капитана Стормфилда на небеса». Она будет напечатана в 1907 г. Книга, которую Марк Твен хотел «создать» и «умереть», – «Янки»; он уже работал над нею, когда разговаривал с дочерью; запись относится к 1886 г. 16 ноября 1886 г. Твен писал А. В. Фербенкс, что две-три главы «Артуровской истории» им написаны.


[Закрыть].

Сюжет романа был навеян легендами об Артуре, обработанными Томасом Мэлори, которые Твен прочел в 1883 году. Заметки Твена 1883–1884 годов говорят о том, что роман вначале был задуман только как юмористический. Твен обыгрывал ситуацию: человек XIX века попал в условия жизни VI века[349]349
  «Представил себя странствующим рыцарем в вооружении средних веков, – записывает Твен, – потребности и привычки теперешнего времени соединил с возможностями того. Никаких карманов в латах. Никакой возможности отправить некоторые естественные нужды. Нельзя почесаться. Насморк – и нельзя высморкаться. Невозможно употребить носовой платок. Невозможно утереться железным рукавом. Латы накаляются на солнце, протекают под дождем, покрываются изморозью на холоде, стучат, когда входишь в церковь. Нельзя ни одеться, ни раздеться самому. Всегда привлекают молнию. Упадешь – и сам не поднимешься» (A. Paine, Mark Twain, v. II, p. 791).


[Закрыть]. Прошло пять-шесть лет, богатых значительными политическими событиями. В 1888 году Твен принялся за окончательную доработку романа[350]350
  См. «Mark Twain in Eruption», p. 197. Работа над романом продолжалась с октября 1888 г. по август 1889 г.


[Закрыть]. Оригинальный фантастический сюжет с острыми и волнующими коллизиями, картины драматической борьбы, разнообразие и богатство языка – все это получило новую окраску.

Теперь Марк Твен создавал сатирический, а не только комический роман. Причем делал это совершенно сознательно, точно определяя объекты осмеяния.

«Никакой бог и никакая религия не могут пережить насмешки, – писал Твен в период работы над «Янки». – Ни церковь, ни аристократия, ни монархия, ни любой другой обман не могут встретиться лицом к лицу с насмешкой и продолжать после этого свое существование»[351]351
  «Mark Twain's Notebook», p. 198.


[Закрыть].

Вокруг книги закипела полемика еще до ее появления в свет. Гоуэлс, прочтя роман в рукописи и уловив направленность, назвал его «титанической», «блестящей книгой»[352]352
  «Mark Twain's Letters», v. II, p. 524.


[Закрыть]. Такая оценка не была случайной: Твен пошел гораздо дальше Гоуэлса с его романом 1889 года «В погоне за удачей», дальше Беллами и его романа «Оглядываясь назад»[353]353
  У. Блейер утверждает, что просматривал неопубликованные материалы среди рукописей Марка Твена и убедился, что Твен не видел романа Беллами, пока не закончил работу над «Янки» (W. Blair, Horse Sence in American Humor, Chicago, 1942, p. 323). Видимо, так и было, потому что лишь в ноябре 1889 г. в «Notebook» встречается запись о том, что Марк Твен прочел роман Беллами («очаровательная книга»). Позже писатели встречались и спорили. В романе «Американский претендент» Марк Твен воспроизводит свои дебаты с Беллами, заставляя рабочих в дискуссионных клубах вести споры об идеях Беллами.


[Закрыть].

«Янки» был еще в гранках, а буржуазные критики уже набросились на Твена с обвинениями в «оскорблении общественного вкуса». Книгу называли «злобным пасквилем», «дурной литературной пародией».

Твен был возмущен до глубины души, хотя знал заранее, что роман будет встречен враждебно.

«Я не писал для тех, кто считает себя критиками, и вообще не позволю, чтобы они своими руками хватали мою книгу, – писал он Гоуэлсу. – Это моя лебединая песня, мой уход из литературы, и я хотел бы пройти на кладбище незапятнанным… Да, моя книга создана – пусть выходит, но если бы мне пришлось ее писать снова, не было бы выпущено так много. Это жжет меня, это продолжает расти и расти, но это теперь не может быть сказано»[354]354
  «Mark Twain's Letters», v. II, p. 513–514.


[Закрыть].

В. И. Ленин, говоря о «свободе печати» в буржуазной республике, указывал на «власть капитала над прессой, которая проявляется во всем мире тем ярче, тем резче, тем циничнее, чем развитие демократизм и республиканский строй, как, например, в Америке»[355]355
  В. И. Ленин, Сочинения, т. 28, стр. 438.


[Закрыть].

Письмо Марка Твена является одной из бесчисленных иллюстраций, подтверждающих ленинский вывод.

Твен ненавидел грязную буржуазную «критику», которая выполняет роль негласной цензуры и наступает честному художнику на горло, ненавидел уклад жизни, который грязнит и калечит духовную жизнь писателя и лишает его счастья говорить правду. Он знал, что ему предстоит ожесточенное сражение, и был готов принять бой; несмотря ни на что, он выполнит свой писательский долг – «пусть выходит». А «если бы пришлось ее писать снова, не было бы выпущено так много». Необычайно ценно это признание. С каждым новым произведением Твен становится все смелее, желание бросить в лицо врагу обвинение делалось сильнее всяческих опасений («это жжет меня, это продолжает расти и расти»). Аллегоризм твеновских романов становился лишь небольшим укрытием, из-за которого писатель совершал свои атаки.

Истинный друг Твена – широкий, демократически настроенный читатель – и враждебная ему буржуазная критика одинаково быстро расшифровывали фантастические иносказания произведения, без труда обнаруживая его острую злободневность.

«Янки при дворе короля Артура»– страстный публицистический роман, в котором Твен говорит об угнетении человеческой личности, о праве народа на управление государством, о ничтожестве привилегированных классов, о власти религии и монархии, о жестокости законодательства в государстве эксплуататоров.

После выхода романа из печати злобные нападки реакционной критики стали еще ожесточеннее. Ханжи в литературе то выражали притворное сожаление о «прискорбной неудаче» талантливого писателя, то вопили о «дерзком святотатстве» и «нестерпимой грубости» Твена. Английские реакционные журналы заявили, что «Янки» – «грубая, вульгарная книга», «не для культурного класса».

В ответ на это Твен написал гордое письмо, адресованное Эндрью Лэнгу, известному в то время английскому буржуазному критику, который всегда заявлял о себе как о «почитателе» Твена. Письмо Твена было явно рассчитано на опубликование. Но «почитатель» не счел нужным его печатать. Начало письма было утеряно, однако в сохранившейся части оно весьма выразительно.

«Критика все время считает, – пишет Твен, – что если книга не подходит под стандарт культурного класса, то она не имеет ценности»[356]356
  A. Paine, Mark Twain, v. II, p. 895.


[Закрыть]. И далее писатель-демократ гневно обрушивается на тех, кто пренебрежительно относится к культурным запросам и художественному вкусу народа, кто пишет лишь ради услаждения и похвал представителей господствующего класса.

«Массы никогда не увидят старых мастеров, – продолжает Твен, – это зрелище для немногих, но ремесленник, выделывающий хромолитографии, может поднять их на одну ступеньку вверх в оценке искусства; они не могут иметь оперы, но шарманка с певцами поднимает их немного по направлению к этой далекой высоте; они никогда не прочтут Гомера, но проходящий мимо рифмоплет их времени оставит их выше, чем найдет»[357]357
  A. Paine, Mark Twain, v. II, p. 895.


[Закрыть].

«Я, – продолжает он с глубокой иронией, – никогда не пытался, ни единого раза, помогать цивилизовать культурные классы. Я недостаточно подготовлен к этому и в отношении природных талантов, и по образованию. И я никогда не имел никаких претензий в этом отношении, но всегда искал большего – массы… Моя публика нема, ее голос не раздается в печати, и я поэтому не знаю, снискал ли я ее расположение или только осуждение»[358]358
  A. Paine, Mark Twain, v. II, p. 895.


[Закрыть].

Эта гневная отповедь высокомерным буржуазным критикам и искренняя, глубоко волнующая защита права писателя творить для народа, быть создателем народных эстетических ценностей прекрасно дополняют роман о жизни обездоленных и угнетенных и дорисовывают облик самого Твена-друга народа, чей голос прорывался к своему читателю сквозь все заслоны буржуазной печати.

После выхода романа многие английские «поклонники» таланта Твена из лицемерных друзей превратились в откровенных недругов. Отзвуки полемики вокруг «Янки» слышались долгие годы[359]359
  Твен просил Лэнга помочь ему «закрепить» «Янки» на английской почве. В ответ на это Лэнг опубликовал в 1890 г. статью в «Иллюстрированных лондонских новостях» под названием «Искусство Марка Твена». В ней он называл Твена «одним из величайших: беллетристов современности», ратовал за «реализм» («Что мы хотим от романа? Мы хотим живой, настоящей картины жизни, мы хотим видеть характер, естественно проявленный в действии») и превозносил «Гекльберри Финна». «Защита» Лэнга носила двусмысленный характер: в статье он признавался, что «воздержался» от чтения последнего романа Твена, хотя позволил себе пускаться в рассуждения о нем. Об авторе «Янки» Лэнг отозвался в оскорбительном и надменном тоне: «он не имеет достаточных знаний, которые бы позволили ему быть трезвым критиком средневековых идеалов» (A. Paine, Mark Twain, v. II, p. 896–897). И хотя Марк Твен в письме, адресованном издательству «Chatto and Windus» в Лондоне, гордо запретил изменять в английском издании «Янки» «хотя бы одну строчку или слово», – он был очень удручен положением своих дел в Англии («Mark Twain's Letters», v. II, p. 524).


[Закрыть].

А. Пейн, первый биограф Марка Твена, игравший при нем роль секретаря и «друга», писал о романе:

«Янки при дворе короля Артура» не только оскорбил английскую нацию, но многое из романа оскорбило лучшие вкусы соотечественников Марка Твена, и со временем это должно было оскорбить даже самого Марка Твена»[360]360
  A. Paine, Mark Twain, v. II, p. 890–891.


[Закрыть].

Однако этот «прогноз» не оправдался: спустя много лет Твен не только не «оскорблялся», а откровенно наслаждался, перечитывая свой роман. Незадолго до смерти, в письме к дочери Кларе, 10 марта 1910 года он писал: «Вчера я прочел «Янки при дворе короля Артура» в первый раз по прошествии тридцати с лишним лет. Я остался необыкновенно доволен этой книгой – большой, доставивший мне удовольствие, сюрприз!»[361]361
  Clara Clemens, My Father Mark Twain, p. 289.


[Закрыть].

Марк Твен ошибся на десятилетие, когда говорил о «тридцати с лишним» годах, прошло двадцать с небольшим лет.

Выпады Пейна интересны в том отношении, что они говорят о существовании единой оппозиции против романа, который был враждебен в равной мере и правящему классу Англии и правящему классу Америки.

Твена травили. Случилось то, чего он боялся, когда создавал свой роман. Но он нашел в себе мужество, выпустив в свет свое произведение, устоять, не дрогнув под градом нападок и оскорблений, и, таким образом, действительно выполнил свой писательский долг. Твен хотел быть «учителем жизни», а не «шутом публики». Он знал, что, выступая в качестве безобидного юмориста, он всегда мог рассчитывать на гул восторженных одобрений со стороны буржуазной критики и таких же читателей. Но он предпочитал позиции сатирика-обличителя. И. А. Гончаров говорил: «Сатира – плеть, – ударом обожжет…» Именно такую «плеть» все крепче сжимал в своей руке Твен.

В «Позолоченном веке» и в рассказах 70-х годов Марк Твен объективно раскрыл суть буржуазной республики – как государства, построенного на наглом обмане и грабеже; в «Принце и нищем» показал страдания и бесправие народа, придавленного жестоким законодательством; в «Приключениях Гекльберри Финна» рассказал о рабстве в «американском раю»; в «Письме ангела-хранителя» и в «Янки при дворе короля Артура» обрушился на самый оплот американской «демократической» государственности.

Он описывал в романе политику феодальной церкви и феодальной монархии, но боролся с современными ему реальными силами: с американскими монополистами и с церковью – американизированным феодальным институтом.

К монархии как к феодальной государственной системе Твен всегда относился с отвращением и гневом. В записную книжку 1888 года, то есть того времени, когда он работал над «Янки», Твен заносит мысли, имеющие прямое отношение к содержанию романа. «Никогда не было трона, который не представлял бы собою преступления. Не существует такого трона и теперь. Монархия – это увековеченное пиратство. На ее гербе следовало бы изобразить череп и скрещенные кости»[362]362
  «Mark Twain's Notebook», p. 197.


[Закрыть].

Именно точно так, в тех же самых выражениях Марк Твен изобразит не какую-то далекую, абстрактную феодальную монархию, а собственную родину – Соединенные Штаты. Это будет в начале XX века, когда США «запятнают флаг» (выражение Марка Твена) кровавыми агрессиями в колониях – на Кубе, Филиппинах, в Китае. Твен-сатирик предложит заменить звезды и полосы американского флага черепом со скрещенными костями. Это не случайное совпадение – уже в конце 80-х годов в его письмах, дневниках, записях и, в художественных произведениях настойчиво звучит один и тот же лейтмотив – отрицание любых видов «монархии».

«Янки при дворе короля Артура» возник в накаленной общественно-политической атмосфере всенародного движения против эксплуатации трудящихся и неограниченной власти монополий. Рабочие и фермеры восставали против тирании железнодорожных, сталелитейных, нефтяных «королей», «королей пшеницы», «королей скота». Чем шире становился этот народный протест, тем явственнее обозначались формы диктатуры буржуазии.

Изверившись в политических буржуазных партиях (это разочарование он выразил еще в 1873–1875 годах), Твен теперь протестует против самой идеи: хранить верность тому, во что не веришь, делаться рабом того, что ненавидишь.

В «Записной книжке» того времени у него есть такая мысль:

«Людям кажется, что они граждане республиканской партии и что это есть патриотизм чистейшей воды. Я предпочитаю быть гражданином Соединенных Штатов»[363]363
  «Mark Twain's Notebook», p. 203.


[Закрыть].

Твен настойчиво отделяет обе буржуазные партии от интересов государства и народа. В письме к Гоуэлсу от 17 сентября 1884 года эта мысль выражена еще более четко и ясно: «Не партии создают, или сохраняют страны, или способствуют их величию (Твен все время подразумевает обе буржуазные партии США, республиканскую и демократическую. – М. Б.), – а чистые люди, чистые простые граждане, рядовые, массы»[364]364
  «Mark Twain's Letters», v. II, p. 445.


[Закрыть]. В условиях коррупции, полного подчинения правящих партий интересам промышленников и финансистов, в атмосфере оголтелого политического бизнеса Марк Твен хранит верность лишь народу.

Чрезвычайно интересны его «Заметки для «Янки» (1-884), в которых он формулирует замысел романа:

«Главное, что я хочу внушить, – это нелояльность. Пусть перестанут употреблять слово лояльность в смысле долга. Независимость и является собственно лояльностью, но она часто предается в жертву признанным идолам и фетишам»[365]365
  «Mark Twain's Notebook», p. 199.


[Закрыть]. А на следующей странице Твен уточняет – что он понимает под «идолами» и «фетишами». Он протестует против преданности «королю или партии», когда человек делается «рабом» того или другого[366]366
  «Mark Twain's Notebook», р. 200.


[Закрыть].

Становится ясным, что в новом произведении выдвигается современная проблематика, что писатель сознательно уподобляет средневековую тиранию общественно-политическому режиму США, который вскоре станет называть «монархией»[367]367
  В этом отношении очень показательна одна шутка Твена, наведшая его на самые грустные и даже пессимистические выводы. В 1877 г. Твен написал письмо жене из Бостона в Хартфорд, пометив его 1935 г. В этой шутливой мистификации предполагалось, что в Бостоне монархия, и поэтому друг Твена, пастор Твичел, именовался «архиепископом Дублинским», Гоуэлс – «герцогом Кембриджским», а сам Твен – «графом Хартфордским». Прошли десятилетия, и Твен, случайно Найдя это письмо в старых связках бумаг, сделал горькое резюме: «Это кажется комичным, что я вообразил будущую монархию и не подозревал, что монархия – уже настоящее, а республика – прошлое» (A. Paine, Mark Twain, v. I, p. 530.


[Закрыть].

То, что в художественном произведении представлено в образной форме – в виде аллегории, – получит у Марка Твена позже, в начале XX века, законченную и четкую политическую формулировку. Из нее видно, что США для Твена уже давно являются «монархией денег», «тающей восковой республикой»; в 1906 году в «Автобиографии» он напишет:

«В течение пятидесяти лет наша страна является конституционной монархией с республиканской партией на троне… Наша монархия более могущественна, более безответственна, более автократична, чем любая монархия Европы»[368]368
  «Mark Twain in Eruption», p. 3.


[Закрыть].

По фантастическому роману Твена можно составить представление о борьбе классов в Америке 80-х годов, об идеологических взглядах отдельных общественных слоев, об уровне технической культуры страны, о науке, печати, спорте, религии, семье, – то есть об общественно-политической жизни США, какой она была, и о том, какой, по мысли Твена, она могла бы быть.

«Янки при дворе короля Артура» – это социальная утопия Марка Твена и сатира на правящие классы.

«Один из способов делания образа… это – создание самых фантастических событий, – фактов, подчеркнутых гиперболой», – утверждает Владимир Маяковский[369]369
  В. В. Маяковский, Полн. собр. соч., Гослитиздат, М. 1941, т. 10, стр. 240.


[Закрыть].

Янки, герой романа Твена, – американец XIX века, мастер оружейного завода, получив в стычке с рабочими удар по голове и потеряв сознание, был перенесен на много веков назад: очнулся в VI веке, при дворе короля Артура. Благодаря превосходству своих знаний он делается «хозяином» страны, способствует ее техническому и культурному прогрессу и тем самым вызывает на «страшный бой» феодальное дворянство и духовенство. Первое он физически уничтожает с помощью электричества, второй его враг оказывается непобедимым. Роман заканчивается тем, что волшебник Мерлин, заколдовав янки, погрузил его в сон, который будет продолжаться тринадцать веков.

Героем фантастического романа Марк Твен делает рядового американца. В одном из писем Твен называет его «Yankee mechanic»[370]370
  «Mark Twain's Letters», v. II, p. 524.


[Закрыть], что соответствует русскому «мастеровой». В романе он назван «foreman» (мастер, старший рабочий).

Следует заметить, что в тогдашнем лексиконе и в языке Марка Твена нет еще слова «worker» в современном его значении.

В начале книги янки так представляется читателю:

«Отец мой был кузнец, мой дядя – ветеринар, и сам я в юности был и кузнецом и ветеринаром. Потом я поступил на оружейный завод и изучил мое теперешнее ремесло; изучил его в совершенстве; научился делать все: ружья, револьверы, пушки, паровые котлы, паровозы, станки. Я умел делать все, что только может понадобиться, любую вещь на свете…»

Янки был списан с тех хартфордских искусных рабочих, мастерством которых Твен восхищался на заводе Пратта и Уитни в Хартфорде.

Хотя янки, по словам Твена, в беседе с иллюстратором романа Картером Бирдом «не обладает ни утонченностью, ни университетским образованием», – он всемогущ. Марк Твен продолжает славить человека труда с еще большей настойчивостью, чем он это сделал в «Жизни на Миссисипи».

В. У. Брукс считает, что Твен в романе дает апологию буржуазного делячества, что его произведение появилось якобы под влиянием книги американского миллионера Эндрью Карнеги «Торжествующая демократия», которая была «прославлением делового мира»[371]371
  V. W. Brooks, The Times of Melville and Whitman, p. 351.


[Закрыть]. Это глубоко неверно. Брукс фальсифицирует роман Твена.

Среди прогрессивных писателей США не было никого, кто восставал бы против технического прогресса. Эмерсон в юности сравнивал пароход, пересекающий Атлантический океан, с прекрасной звездой. Уолт Уитмен поэтизировал работу людей, прокладывающих трансатлантический кабель телеграфа, создающих локомотивы, станки, машины, доки, верфи; для него «строгающий доску столяр», «толпа степенных работников – единственная надежда, достаточная гарантия нашей демократии».

В «Янки при дворе короля Артура» Твен обрисовал все технические изобретения последних столетий: железные дороги, пароходы, телеграф, телефон, электричество и т. д. Янки – обладатель огромной человеческой энергии, такой, перед которой Марк Твен в юности готов был «пасть ниц и поклоняться».

С помощью смещения исторической перспективы фигура янки становится необычайной, преувеличенной, фантастической. Янки – с точки зрения человека средних веков – бог, маг, чародей. Марк Твен снова обращается здесь к самой ранней стадии американского фольклора – к сказаниям о Дэвиде Крокете. Янки-Крокет способен «вызвать» затмение солнца, оживить иссякший источник, говорить с человеком, находящимся на расстоянии сотен километров. Дэвид Крокет старался перекричать бурю, янки проводит телефон из столицы короля Артура в его провинции. С большим искусством пользуется здесь Твен традиционной фольклорной фантастикой преувеличения человеческих возможностей. Технические достижения XIX века не удивительны для человека этой эпохи, зато они фантастичны и чудесны для людей VI века.

Но в янки нет ни грана буржуазного делячества.

Твен прославил технику XIX века, однако нигде не показал в романе машину как способ выколачивания прибылей. Янки бескорыстен и, следовательно, антибуржуазен по глубочайшей сути своей. Газеты и фабрики, пароходы и телефон, мыло и велосипеды, созданные янки в царстве короля Артура, служат интересам народа: они нужны в борьбе с реакцией.

Автор обрисовал в своем герое идеального человека: янки храбр, отважен, добр, человеколюбив. Герой произведения, в котором деспотизм отвергается как политическая система, представлен в виде рыцаря в широком, общечеловеческом понимании этого слова.

В этом отношении роман Твена является литературной пародией[372]372
  Непосредственным и прямым объектом литературной пародии Марка Твена в романе была буржуазная американская литература, подражавшая псевдорыцарским образцам европейской литературы. Такая литература была особенно характерна для Юга США («сэрвальтерскоттовская болезнь»), где она была связана с идеологией южан-консерваторов. Марк Твен пародирует книгу Мэлори «Смерть Артура». Опубликованная в 1495 г., она представляла собою прозаический свод рыцарских романов об Артуре, Ланселоте, Мерлине и других легендарных персонажах средневековья. Оказав большое влияние на европейскую поэзию XVI в. в Англии и Франции, эта книга сыграла немаловажную роль и в литературной жизни начала XIX в. В 1817 г. в Англии появилось двухтомное издание «Смерти Артура» Мэлори с предисловием и обширными комментариями Саути. Оно получило широкое распространение и много раз служило оригиналом для американских переизданий. Вальтер Скотт считал книгу Мэлори «лучшим рыцарским романом в прозе» и заимствовал из нее сюжеты для своих произведений. Одного этого было достаточно, чтобы Марк Твен высмеял произведение Мэлори как источник «лжевеликолепия» Вальтера Скотта. В США «Смерть Артура» пользовалась такой же известностью, как и «Королевские идиллии» Теннисона или стихи Свинберна на средневековые темы. Сам Теннисон во многом зависел от Мэлори; в его поэмах сюжеты Мэлори приняли эстетскую окраску и обрели привкус буржуазного дидактизма. Пародируя Мэлори, Марк Твен тем самым выступал против Теннисона и засилия его поэзии. Эта борьба в конечном счете была борьбой с американским ханжеством и политической реакционностью эпигонов Теннисона в США.


[Закрыть] с глубоким социальным смыслом. Янки-простой человек – противопоставлен титулованному средневековому рыцарству.

Твен не дал своему герою имени, оставив за ним только нарицательное: «янки». Янки – условная фигура комической литературы 30-х годов XIX века. В газетных шаржах, юмористических рассказах образ янки бытовал в течение нескольких десятилетий. Твен сохраняет внешние черты этого образа: самоуверенные манеры, «простецкий» язык.

Это необходимо Твену для того, чтобы подчеркнуть в янки, что он – рядовой американец, один из многих тысяч безвестных людей. Само имя его свидетельствует, что для автора его герой – воплощение широко распространенных качеств в среде населения Новой Англии («Янки из Коннектикута»).

И вместе с тем в герое романа – черты живого человека. Это не фантастический американский реформатор, попавший в средневековье, не честолюбец, затеявший борьбу за власть, а человек, осужденный на смерть и борющийся за собственную жизнь. Твен мастерски слил воедино индивидуальные мотивы, которыми движим янки, с общими. Янки ведет напряженную борьбу, малейшая оплошность с его стороны угрожает его жизни, жизни любимой жены, маленькой дочери, друга Кларенса, пятидесяти двух юношей – его помощников. Власть для янки – вопрос жизни. Именно поэтому он так глубоко сочувствует жертвам церкви и монархии – бесправным, забитым существам. По законам феодального общества, янки такой же раб, как и артуровский крестьянин. При каждой встрече с людьми из народа янки бывает поражен их трагическим положением.

Наблюдает ли он подневольную жизнь артуровских крестьян, грязь, грубость, нищету, дает ли обильный званый обед своим друзьям-беднякам, потрясенным великолепием яств, стоимостью в… четыре доллара, заходит ли в жалкую хижину, все обитатели которой больны оспой, видит ли, как работорговец гонит на продажу толпу замерзающих рабов и сжигает некоторых из них, чтобы сберечь остальной «товар», – янки думает об одном и том же: как изменить положение народа, уничтожить нищету и бесправие.

На фоне голодных лиц, отрепьев Твен рисует блеск и пестроту рыцарских одеяний, пышные султаны, шелковые знамена, золото украшений («Среди грязи, свиней, убогих лачуг и веселых собак эта красивая кавалькада неслась вперед»).

Людей из народа представители высшего класса рассматривают как породу существ, мало чем отличающихся от скота. «Нежная» красавица королева Моргана хладнокровно убивает пажа-ребенка, «отцы церкви» торгуют людьми, король Артур – «благородный рыцарь» – без всякого разбирательства отправляет на виселицу людей простого звания, осмеливающихся восстать против своего господина.

«Посадить в тюрьму этих людей, – иронически пишет Твен, – без всякого доказательства их вины и уморить голодом их родителей – это не беда, так как они всего только крестьяне и существуют лишь для удовольствия своего лорда; но если они разобьют столь неправедно наложенные на них оковы – это дерзость, которую не может терпеть ни один порядочный человек, знающий свой долг по отношению к касте».

У деспота, имеющего наследственную власть, особый склад мышления, ничего общего с разумом не имеющий. Твен комментирует поведение жестокой королевы Морганы: «Нет, убеждать ее в чем-нибудь разумными доводами было совершенно бесполезно. Взглядов, привитых воспитанием, из человека уж ничем не выбьешь». Словами, увещеваниями в этой области ничего не достигнешь, у деспота нужно вырвать власть, посадить его в шкуру бедняка, раба, чтобы «научить милосердию». Последний мотив – мотив своеобразного возмездия – встречается в ряде произведений Твена: в «Принце и нищем», в «Янки» и, косвенно, в «Пустоголовом Уильсоне». Однако в своей прежней постановке тема возмездия выступает в «Янки» лишь как одна из второстепенных тем (злоключения короля Артура, переодетого крестьянином), зато одним из основных идейных мотивов романа является страстная защита Твеном права народа на революционное возмездие, на кровавую борьбу с угнетателями.

Не соблюдая в своем фантастическом романе каких-либо определенных исторических границ, писатель от средних веков легко шагает ко времени французской революции конца XVIII века, говорит о кровавой волне, которая «смыла тысячу лет гнуснейшего рабства». Твен вольно обращается с хронологией, ибо хочет, основываясь на фактах, характерных для самых различных эпох, донести до американского народа одну основную мысль: «Народ – единственный законный источник власти». Если власть отнята у народа, он имеет право на сопротивление и защиту.