Текст книги "Марк Твен"

Автор книги: Мария Боброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Глава II. Рассказы позднего периода. Философские произведения. Статьи и памфлеты. «Автобиография». Незавершенное

Марк Твен в 1900 году подвел печальные итоги: «Мое представление о нашей цивилизации таково, что это скверная и убогая штука, полная жестокости, тщеславия, дерзости, низости и лицемерия»[449]449
  Цит. по книге: A.Paine,Mark Twain, v. II, p. 1096.


[Закрыть]. Определяя «господствующий дух» в США, он писал: «Некоторые поклоняются положению, некоторые поклоняются героям, иные поклоняются богу и идеалам, которые они отстаивают, – но все они поклоняются деньгам»[450]450
  «Mark Twain's Notebook», p. 343.


[Закрыть].

На эту тему и был создан один из лучших сатирических рассказов Марка Твена – «Человек, совративший Гедлиберг». Написанный в 1899 и напечатанный в 1900 году, рассказ, по словам современников, «прокатился по стране как буря»[451]451
  Ted. Malone, American Pilgrimage, N. Y. 1942, p. 39.


[Закрыть].

Марк Твен был в расцвете своего дарования. Великолепное художественное мастерство, беспощадный смех, которым до краев был полон рассказ, способствовали успеху. Городские власти Норт-Адамса, увидевшие сходство их города с Гедлибергом, писали в газеты опровержения, финансисты призывали «расправиться» с Твеном. Оправдывались слова Гоголя: «Насмешки, боится даже тот, который уже ничего не боится на свете».

Марк Твен саркастически смеялся над лицемерной добродетелью, под мишурой которой скрываются грубый расчет и жадность, над «милосердием», которое можно встретить только в церковных проповедях, а не в делах «отцов города».

О растлевающем влиянии денег на человека Марк Твен писал всю жизнь. Не будучи знаком с политико-экономическими исследованиями К. Маркса, писатель давал тем не менее великолепное художественное изображение того процесса, когда с помощью фальсифицирующей силы золота происходит «превращение всех человеческих и природных свойств в их противоположность, всеобщее смешение и извращение вещей»[452]452
  К. Маркс и Ф. Энгельс, Об искусстве, М. 1957, т. 1, стр. 169.


[Закрыть].

Снова, как и семь лет тому назад в юмористическом рассказе «Банковый билет в 1 000 000 фунтов стерлингов», Твен (слегка пародируя волшебную сказку) обращается к «магической палочке» – к деньгам, сказочно изменяющим все вокруг.

Но теперь у писателя более сложная задача – показать духовное вырождение стяжателя. Порочное было скрыто под маской лицемерия, притворства, фальшивого милосердия. Свинцовые монеты, позолоченные сверху, – «подарок» городу от незнакомца, – являются выразительным авторским символом. Веселящийся народ Гедлиберга так и называет опозоренных «отцов города»: «символы» (неподкупности).

Сатирически изобразить – значит морально уничтожить; сатирический герой может вызвать чувство презрения, гнева, но к нему не должно возникать и тени симпатии или доброжелательства. Марк Твен именно такими и рисует все девятнадцать «символов». Красноречивый и изворотливый до наглости Вилсон всенародно доведен до белого каления, но его муки ни в ком не вызвали сочувствия – ни у хохочущих жителей Гедлиберга, ни у читателей.

Марк Твен дает в этом рассказе классический образец сатиры: резкое обличение с помощью осмеяния, злого юмора.

Сатире всегда свойствен юмор, это ее главное средство. Юмор же может существовать и без сатиры.

В юморе рассказа «Банковый билет в 1 000 000 фунтов стерлингов» немало добродушия; с героем рассказа читатель расстается дружески, не питая к нему ни гнева, ни ненависти. Читатель даже доволен, что бедняк вместо огрызка груши, которым он собирался утолить свой голод, получает неразменную ассигнацию, приносящую удачу. Обличительность рассказа «Человек, совративший Гедлиберг» придает юмору этого произведения другой колорит. Здесь юмор хлесткий, жгучий, как крапива. Сатирическая песенка о «подвигах» «символов неподкупности» пригвождает их, как булавка – насекомых на листе картона, выставляет их позор на всеобщее обозрение. Язвительные юмористические характеристики, гротескная заостренность положений (каждый из девятнадцати был уверен в успехе и заранее ликовал, сорил деньгами в предчувствии будущих благ, а на самом деле был публично осмеян и разоблачен), дерзкое, смелое и сценически выразительное шаржирование в центральной сцене (в здании городской магистратуры) – все это юмор на службе у сатиры.

В рассказе раскрывается еще ряд черт, характерных для искусства Марка Твена. Как всякий сатирик-реалист, Твен конкретен. Он описывает не жадных ханжей вообще, а прожженных американских дельцов. Осмеянные и оплеванные, они не теряются ни на минуту и тут же стремятся свалить свою вину на чужие плечи, ликвидировать все видимые улики бесчестья: их не столько беспокоит людская насмешка, сколь наличие вещественных доказательств.

Наибольшего сатирического эффекта Твен достигает там, где описывает сногсшибательный, поистине американский маневр предвыборной «агитации» одного из девятнадцати «отцов города» – Гаркнеса. Не теряясь и не смущаясь пережитым позором, Гаркнес – ловкий политикан – покупает прославленный мешок с фальшивыми золотыми монетами и за три дня до выборов посылает каждому из двух тысяч избирателей сувенир – «ту самую» монету с «той самой» уничтожающей надписью, которая веселила весь город в достопамятный день. А чтобы избиратели не забыли, что осмеян был соперник Гаркнеса по выборам, на всех монетах стояло имя соперника: «Пинкертон».

«Таким образом, – заключает автор, – ведро с ополосками после знаменитой каверзной шутки было вылито на одну-единственную голову, и результаты этого были поистине катастрофическими. На сей раз всеобщим посмешищем стал один Пинкертон, а Гаркнес проскочил в члены городского управления без всякого труда».

Твен уловил и показал наиболее типичную черту американского бизнесмена – хладнокровие и цинизм; любое скандальное происшествие делец сумеет использовать либо как рекламу для товара, либо как козырь в политической игре.

Сатира имеет два аспекта: она не только отрицает, но и утверждает; в ней неразрывно связаны любовь и ненависть писателя. В этой противоречивости есть своя закономерность.

У Твена-сатирика торжествует светлое и доброе над темным и злым. Проявляется это не только в авторской оценке того, что подлежит осмеянию, но и в положительных персонажах, которые присутствуют в рассказе. Судьей жадных ханжей Твен делает население маленького города. Городская масса у него не безликая, из ее среды выделяется язвительный, наблюдательный и умный скорняк; веселый и беспутный Джек Холлидей – автор сатирической песенки; «совестью города» мог бы быть Гудсон, рассказам о котором отводится немало места. Все эти люди противопоставлены жадным «отцам города». Именно они в рассказе хохочут, в то время как «символы неподкупности» злятся, интригуют, клевещут, сгорают от зависти и жадности, – буквально корчатся от обуревающих их страстей.

Но Твен не моралист, он не может подать свою реалистическую сатиру в сусальных тонах: «вознагражденная» добродетель, и «наказанный» порок. Порок осмеян. Но не уничтожен, и даже «не вышиблен из седла».

Одной из самых убийственных сатирических деталей рассказа является такая: горожане, бурно, шумно и беспощадно (по заслугам!) осудившие и осмеявшие бесчестных «отцов города», во время выборов подают свои голоса за Гаркнеса – самого низкого из них.

Нравственно возвышаясь над Гаркнесами и Пинкертонами, народ в политическом отношении – игрушка в руках этих авантюристов, – вот обобщение, подсказываемое Твеном. Писателя нельзя даже упрекнуть в сгущении красок – слишком часто в реальной американской жизни массы шли на поводу у буржуазии.

Тем не менее в деталях рассказа Твеном хорошо передана качественная разница между двумя социальными силами. Горожане показаны как коллектив, у которого есть идеи о справедливости и честности, они едины в своем гневе, насмешке, презрении, даже в создании едкой и задорной песенки. Ничтожество и ограниченность «отцов города» характеризуется полным равнодушием ко всему, что не есть деньги, отсутствием духовных запросов, культурных интересов, общественной инициативы. Твен рисует их как пауков в банке. Они все время следят друг за другом и готовы предать один другого; недоверие и мстительность – «норма» их поведения.

На первый взгляд кажется, что «белыми воронами» в черной стае «девятнадцати» является чета Ричардсов.

Но к началу повествования у старика Ричардса уже есть на совести одно моральное преступление: зная о невиновности Берджеса, он не выступил в его защиту, когда тот подвергался оскорблениям и преследованиям. Тем не менее Ричардсы считают себя честными, потому что «не брали чужого» (хотя хранили молчание, зная о мерзких поступках окружающих).

Половина рассказа посвящена описанию того, как рухнула «честность» Ричардсов. Их роль в композиции произведения очень велика и по-настоящему драматична. Твен показывает, что в обществе Гаркнесов и Пинкертонов даже получестность Ричардсов обречена, – она просто безумие, величайшая неестественность для этого волчьего мира.

«Каждый человек силен, пока не названа его цена», – саркастически отзывался Марк Твен о морали буржуазного общества. Цена Ричардсам – тридцать восемь тысяч пятьсот долларов. Это та цифра, перед которой пала их «честность».

Рисуя Ричардсов, Твен мастерски показывает переход из одного психологического состояния в другое; превосходно передает их растерянность от неожиданности; душевную борьбу – желание присвоить золото и страх просчитаться, быть разоблаченными; лихорадочную решимость пойти на риск и отчаяние при неудаче; «дикую» радость после письма незнакомца, якобы отдающего золото в их руки; смущение Ричардса в связи с ложью об «услуге» Гудмену; ночные думы и самоубеждения; стыд и горечь раскаяния в публичном месте; десяток оттенков разнообразных чувств при получении чеков на крупную сумму денег – и, наконец, горячку, бред и смерть.

Смерть Ричардсов бессмысленна и труслива. Умирают они от страха быть разоблаченными, умирают потому, что не могли поверить благородству порядочного человека – пастора Берджеса. Смерть – трагичная по своей сути – представлена здесь как трагикомический фарс. Невольно вспоминаются слова Флобера: «В буржуазных сюжетах, безобразное должно заменить трагизм, несовместимый с ними»[453]453
  Г. Флобер, Собр. соч. в десяти томах, т. VII, М. 1937, стр. 581.


[Закрыть].

Рассказ заканчивается многозначительной фразой: после пережитого потрясения Гедлиберг «стал снова честным городом»… «Честность» Гедлиберга, возрожденная, как феникс из пепла, – этот сатирический образ делает рассказанную Твеном историю случаем, который может повториться бесчисленное количество раз, – концовка создает впечатление живучести описанного явления.

Сатирическое содержание рассказа становится еще более острым, если его соотнести с героическим романом о Жанне д'Арк, написанным за четыре года до появления рассказа. В романе народная героиня – воплощение подлинной человечности. В рассказе Марк Твен обратился к американскому буржуа и – не нашел ничего, кроме растленности и цинизма; стяжательство и эгоизм, жестокость и лицемерие не могут породить ничего, что хотя бы отдаленно напоминало героизм.

С помощью минимальных сюжетных средств – действие ограничено мышиной возней жадных буржуа – провинциалов вокруг таинственного мешка с золотом – Марк Твен достигает поразительной полноты характеристики и исторической конкретности: народная оппозиция по отношению к буржуазной правящей клике и безнаказанность наступающего на народ американского буржуа были типичными чертами времени, характерными для общественно-политической жизни США конца XIX века.

* * *

Стремление осмыслить закономерности, лежащие в основе развития общества, вело престарелого Марка Твена в область философического раздумья.

Еще в период работы над романом «Принц и нищий» Твен задумал написать философский трактат «О человеке». В то время были весьма частыми публичные дебаты на подобные темы. В 1881 году Марк Твен прочел в хартфордском Вечернем клубе первый вариант своего произведения. Однако работа над ним была закончена лишь в 1898 году. Спустя восемь лет, в 1906 году, Марк Твен опубликовал философский трактат «Что такое человек?»[454]454
  Произведение было издано частным образом и крошечным тиражом – 250 экз. Твен подписался псевдонимом «J. W. Bothwell».


[Закрыть].

Теодор Драйзер назвал его книгой «иронической и жестокой».

Твен определил свое произведение как «частную философию», подчеркивая субъективизм оценок. Действительно, мнения Твена шли вразрез с широко популяризируемыми и модными в то время утверждениями праг-матистов-«инструменталистов» о «человеке-машине».

В буржуазном литературоведении принято связывать эту книгу великого американского реалиста с декадансом и говорить об упадочнических тенденциях в творчестве Марка Твена. Это глубоко неверно. Марк Твен высмеивает «философский – вздор» «инструменталистов», приравнявших человека к груде металла.

Трактат представлен в форме философского диалога, состоящего из шести частей. Диалог ведут «старик» и «юноша». В первой части, названной «Человек-машина», имеются такие нарочито утрированные суждения:

«Юноша. Теперь мы подошли к человеку.

Старик. Да. Человек – машина; человек – безличный двигатель. Все, из чего состоит человек, представляет влияние на него наследственности, привычек, окружения. Он движим, направляем, управляем внешними влияниями – исключительно»[455]455
  Mark Twain, What is Man? and other Essays, London, 1919, pp. 6–7.


[Закрыть].

Юноша возражает старику, что человек ведь может иметь собственные суждения. Да, отвечает старик, человек, выражающий свое мнение, поступает естественно, то есть согласно своей природе, но это не его мнение, он не может «создать вещество, из которого оно складывается», – даже самого микроскопического его кусочка. Он не в состоянии собрать, соединить частицы этого вещества. Это автоматически делает его «мыслительный механизм» (mental machinery), действующий согласно законам механических конструкций. Мнения человека изменяются под влиянием внешних факторов, сам он не в состоянии их изменить. В человеке нет ничего самобытного, все его мысли, импульсы – все приходит извне. К первому человеку на земле мысль пришла помимо его хотения.

Круг проблем в диалоге расширяется, но все решения, исходящие от «старика», пронизаны фатализмом. По его мнению, любое человеческое существо и вся человеческая история в громаде безликой вселенной ничего не значат. Эти суждения в виде иронического лейтмотива десятки раз повторены в произведении.

Твен, ставивший Шекспира «превыше снежных вершин», разделял мысль великого драматурга, что человек – «краса мира, венец всего земного». Чтобы саркастически оттенить чудовищность утверждений о «человеке-машине», Твен вкладывает в уста «старику» такие речи: «Шекспир ничего не создавал. Он верно наблюдал и чудесно описывал; он точно изображал людей такими, какими их создал бог, но сам он ничего не создавал… Он был машиной, а машины не создают»[456]456
  Mark Twain, What is Man? and other Essays, p. 8.


[Закрыть].

Марк Твен улавливает политическую сущность реакционной философии прагматистов. Если человек – «машина», то и народ – «машина»; он может смириться перед силой обстоятельств и принять любую правительственную или религиозную форму[457]457
  Характерно, что и в письмах этого времени Твен несколько раз с иронией упоминает о «человеке-машине» (письма к Твичелу, 1904 г.); в публичных речах он охотно высмеивает «человека-машину» и даже юмор определяет как «действие думающей машины в движении» («Mark Twain's Speeches», p. 105).


[Закрыть]. А сила привычки заставит народ даже сражаться за навязанную идеологическую или политическую доктрину; «машина» не задумается над тем, «кто является ее хозяином – тигр или домашняя кошка?»

«Что такое человек?» – одно из самых безрадостных произведений Марка Твена. Писатель полон горестных раздумий над судьбами человека, народа, человечества.

Буржуазные литературоведы всячески преувеличивают пессимизм Марка Твена, расширяют его границы[458]458
  Беллами в книге «Марк Твен как художник» находит «ключ ужаса» в письмах Твена 1876 года и начало его пессимизма относит к годам молодости и женитьбы. Так же расширительно истолковывает пессимизм Твена и Де Вото в книге «Марк Твен за работой».


[Закрыть] и тем самым стирают разницу между воззрениями Твена 70-80-х годов и социальным разочарованием писателя, получившим особенно мрачную окраску в конце века. Отбрасывая исторический подход в рассмотрении творчества Марка Твена, буржуазные ученые пытаются отыскать какие-то наследственные, «общие основы» пессимизма Твена.

На самом деле пессимизм Твена был прежде всего протестом, обращенным против «утешительной» либеральной концепции буржуазных историков и философов метафизического толка, которые рассматривали движение истории как совершающееся «по прямой» – как «непрерывный прогресс». Твен ненавидел этот казенный оптимизм, который противоречил явлениям реальной жизни США, ненавидел и литераторов «нежной традиции» – родных братьев либеральных историков и философов. Слово «оптимист» было для Твена синонимом слова «глупец», воплощением бездумного отношения к жизни; пессимизм же становился для него неотъемлемым качеством мыслящего человека, отвергающего издевательские россказни либералов об «общественной гармонии» в США, о единстве интересов рабочего и капиталиста.

В период создания своего трактата Твен сам хорошо определил истоки своего пессимизма. «Прочел утренние газеты, – пишет он в одном из писем. – Я делаю это каждое утро, хорошо зная, что найду в них обычные развращенность, и низость, и лицемерие, и жестокость – продукты цивилизации, – это заставляет меня остаток дня проклинать человеческий род»[459]459
  «Mark Twain's Letters», v. II, p. 678.


[Закрыть].

Философский трактат Марка Твена нельзя рассматривать изолированно от антиимпериалистических памфлетов писателя, созданных в это же время, от рассказов, направленных против духа собственничества и стяжательства, от писем и дневниковых записей Марка Твена, где выражена страстная ненависть к жадному буржуа-хапуге.

«Распластался по всей странице сегодняшней газеты, – пишет Твен в дневнике, – и хапает в конгрессе, хапает в Олбени, хапает в Нью-Йорке и Сент-Луисе, хапает повсюду; линчует невинных, захлебывается лицемерными фразами, жирный, вонючий, отвратительный»[460]460
  Марк Твен, Избр. произв., т. II, стр. 560.


[Закрыть]. Вот каким «человеком» порождено социальное разочарование Марка Твена, получившее выражение в его философии.

Творчество Марка Твена свидетельствует о том, что его пессимистические мысли о «проклятом человеческом роде» не распространялись на всех людей. Достаточно указать на то, что за три года до завершения своего философского трактата Марк Твен создал патетическую книгу о народной героине Жанне д'Арк, вся жизнь которой была свидетельством высоты человеческого духа и огромных возможностей человека; за год до появления «Что такое человек?» – в книге «По экватору» – Твен выразил искреннюю любовь к простым людям, населяющим колонии, рассказал о своем восхищении их одаренностью, героизмом и высокой человечностью; эти же чувства по отношению к людям колоний Твен выразил в своих многочисленных памфлетах начала XX века.

Философский трактат Марка Твена «Что такое человек?» – это не «причуда» писателя, не «поза», не «ребячество», как утверждают некоторые буржуазные литературоведы, а выражение недовольства и глубокого разочарования существующим порядком. Вместе с тем мрачность и горечь этого произведения были результатом политической бесперспективности и неумения провидеть будущее. Твен кружится в заколдованном кругу внеисторических этических понятий, и жизнь представляется ему повторением ранее пройденного пути.

Ф. Энгельс в письме к Ф. А. Зорге от 29 ноября 1886 года писал: «…Американцы, по вполне понятным историческим причинам, страшно отстали во всех теоретических вопросах»[461]461
  К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные письма, стр. 397.


[Закрыть]. Марк Твен разделял участь своих соотечественников. Бесплодие и реакционность американского прагматизма, заведшего общественную мысль США в тупик, узость взглядов и теоретические ошибки последователей и учеников Дарвина, на труды которых опирался Марк Твен, затрудняли поиски писателя.

Однако сама жизнь – жаркие споры и политические стычки, в которых Твен принимал горячее участие, – подсказывала ему часто верные философские критерии. Политическая речь «Постоянство» (1884) – свидетельство этому. Марк Твен в ней говорит: «Мы изменяемся и должны изменяться, и сохраним способность изменяться до тех пор, пока живем. Что является истинным евангелием постоянства? Изминение. Кто действительно последовательный человек? Человек, который изменяется. С тех пор как изменение есть закон бытия, оно не может быть совместимо с привычкой» (курсив Марка Твена)[462]462
  Mark Twain, The Complete Works, v. 24, p. 121.


[Закрыть].

Эти замечательные мысли писателя-бойца, воспринимающего жизнь в непрестанном движении, являются полной противоположностью вульгарно механистическим, детерминистическим воззрениям прагматистов, объявивших человека «машиной». Реакционная философия прагматистов лишь дезориентировала писателя, мешала делать правильные оценки.

Ощупью пробиваясь к истине, Марк Твен до самой смерти упорно трудился над созданием философской и общественно-политической повести «Таинственный незнакомец». Он придавал ей большое значение, многократно переделывал, но произведение так и осталось незавершенным и было издано лишь спустя шесть лет после смерти писателя[463]463
  Впервые «Таинственный незнакомец», опубликованный А. Пейном, появился в «Harper's Magazine» в мае – ноябре 1916 г. История создания повести начинается с 60-х годов. В 1867 г. в одной из нью-йоркских библиотек Марк Твен нашел «любопытную книжку», как он определил: апокрифы Нового Завета издания 1621 г. Сюжеты этих апокрифов Твен тщательно изложил в XXIV письме в «Alta Californian» (2 июня 1867 г.). В них шла речь о чудесах, творимых Христом, – о создании человечков из глины, о восстановлении попранной справедливости и пр. Прошли десятилетия. Мотивы древних апокрифов возникли в «Таинственном незнакомце», но главным действующим лицом был уже не Христос, а его антипод – Сатана, существо «протестующее». «Я всегда чувствовал влечение к Сатане», – признавался Твен в «Автобиографии». В сентябрьских записях 1898 г. есть пометка о «маленьком Сатане, который появился в Ганнибале, пришел в школу, приобрел доверие и любовь детей и творил чудеса». Вскоре Ганнибал был заменен деревней Эзельдорф в Австрии, и действие было перенесено из современной Твену Америки в средневековье – в 1590 год.


[Закрыть].

Содержание повести представляет собою синтез наблюдений Марка Твена над жизнью современного ему общества.

Произведение написано в форме философской сказки. Главное действующее лицо – Сатана – лишено конкретной характеристики. Марк Твен проделал с ним то, что Салтыков-Щедрин называет «нарочитое упразднение естества» – в целях сатирической заостренности[464]464
  См. Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полн. собр. соч., т. IX, стр. 403.


[Закрыть]. У Сатаны остается лишь человеческое имя (он называет себя Филиппом Траумом, в знак того, что дела и мечты людей на земле – объект его пристального внимания). Сатана – олицетворение беспощадного авторского критицизма, воплощение той «бесчеловечной» правдивости, о которой писал Твен в письме к Гоуэлсу от 12 мая 1899 года[465]465
  «Я хочу написать книгу без умолчаний, – признавался Твен, – книгу, которая не должна считаться ни с чьими чувствами, ни с чьими предрассудками, мнениями, верованиями, надеждами, иллюзиями и заблуждениями, книгу, которая должна будет выражать мое мнение самым простым языком и без всяких ограничении. Я сейчас пишу ее и нахожу, что это роскошь, интеллектуальное опьянение» («Mark Twain's Letters», v. II, p. 681).


[Закрыть].

В «Таинственном незнакомце» Твен не оглядывается ни на деспотическое «общественное мнение», ни на издателей и редакторов, не принимает в расчет собственные опасения и сомнения. Утверждая, что «шкура каждого человеческого существа заключает в себе раба»[466]466
  «Mark Twain's Notebook», p. 393.


[Закрыть].

Твен тем не менее выступает в повести как смелый и правдивый обличитель. Этими качествами Твен наделяет героя повести – Сатану.

Майским утром среди детей, наслушавшихся рассказов о духах, ведьмах и вурдалаках, появляется красивый чужой мальчик. Он обнаруживает чудесные способности читать вслух невысказанные мысли, выполнять любое желание своих новых друзей, одним дуновением превращать воду в лед. На вопрос – кто он? – незнакомец отвечает, что он ангел, и начинает лепить из глины живых крошечных человечков. Затем называет свое имя – Сатана. Юному Сатане шестнадцать тысяч лет. Он племянник согрешившего Сатаны и принадлежит к безгрешной ветви этой семьи.

Сатана все знал и все видел: сотворение мира и человека, Самсона и Цезаря, ад и рай. Он может вызвать бурю, землетрясение, сотворить живое и умертвить его. К человечкам, которых он вылепил из глины и оживил, Сатана не питает ни любви, ни уважения («человек создан из грязи… вместилище болезней и нечистот»); он убивает их одним мановением руки. Подобно Асмодею из «Хромого беса» Лесажа, поднимающего кровли тюрем и мадридских домов, обнаруживающего все тайны и пороки, скрытые в них, твеновский Сатана раскрывает стены тюрьмы перед своим спутником – мальчиком Теодором и показывает ему камеру, где пытают человека за свободу вероисповедания. Ребенок ужасается – какое зверское дело!

«Нет, – говорит бесстрастный Сатана, – это человеческое дело, вы не можете оскорблять зверей злоупотреблением этого слова… Никогда животное не совершает жестокого поступка; это привилегия тех, кто обладает моралью»[467]467
  Mark Twain, The Mysterious Stranger, N. Y. & L. 1916, p. 53.


[Закрыть].

Заслуживает внимания то обстоятельство, что устами Сатаны Твен чаще всего обличает жестокость не абстрактного человека вообще, а собственника. Сатана показывает детям современную фабрику как образец «человеческой жестокости». Усталые, измученные и голодные рабочие – полумертвые от истощения и тяжкой работы мужчины, женщины, дети – задыхаются в раскаленной атмосфере и клубах пыли. Указывая на них, Сатана саркастически говорит: «И это мораль? Собственники богаты и благочестивы, но плата, которую они дают этим своим бедным братьям и сестрам, едва достаточна для того, чтобы бедняки не умерли с голоду»[468]468
  Mark Twain, The Mysterious Stranger, N. Y. & L. 1916, p. 54.


[Закрыть].

Обличающий Сатана как будто видит перед собою совершенно реальную картину условий труда на предприятиях США конца XIX века, когда говорит:

«Их заставляют работать по четырнадцать часов в сутки круглый год, с шести утра до восьми часов вечера, и маленьких и взрослых. А от фабрики до тех хлевов, где живут рабочие, четыре мили ходу в один конец; ежедневно, изо дня в день и из года в год, в дождь и грязь, снег и бурю они должны совершать этот путь. На отдых и сон у них остается четыре часа в сутки. Они теснятся по три семьи в одной клетушке, в ужасающей грязи и вони, заболевают и мрут скопом. В чем же их вина, что они терпят такие жестокие муки? Ни в чем, разве только в том, что они родились на свет как люди… А ведь владелец фабрики обладает Нравственным Чувством, следуя которому, он должен отличать добро от зла, – и вот какой результат. Люди воображают, что они лучше собак. Ах, какая это лишенная логики и рассудка порода! И какая подлая, какая подлая!»[469]469
  Mark Twain, The Mysterious Stranger, p. 55.


[Закрыть].

В «Таинственном незнакомце» яснее, чем в трактате «Что такое человек?», ощутима направленность обличений Марка Твена. Против какого «подлого человека» выступает здесь писатель? Несомненно, против подлого эксплуататора в образе человека. Это он – хуже собаки, он ханжески прикрывает свои бесчеловечные дела «Нравственным Чувством», он – объект безграничной ненависти, гнева и негодования Марка Твена.

Вот еще одна выразительная сцена в повести. В Индии, куда Сатана переносит своих спутников, он творит чудо: из семени, только что зарытого в землю, он мгновенно выращивает чудесное дерево, покрытое разнообразными плодами: бананами, виноградом, абрикосами, грушами, вишнями и т. д. Весть о чуде быстро распространяется в селении, и люди, благодарные Сатане, наполняют корзины плодами. Дерево неистощимо; новые плоды тут же вырастают на ветвях, и снова наполняются корзины.

Но вот появляется «иностранец в белом костюме и с пробковым шлемом на голове» – Твен точно воспроизводит внешний облик колонизатора в южных тропических странах – и сердито кричит: «Убирайтесь прочь! Пошли вон, собаки! Дерево растет на моей земле и является моей собственностью!»[470]470
  Mark Twain, The Mysterious Stranger, p. 144.


[Закрыть].

Сатана заступается за туземцев и предлагает: пусть собственник предоставит возможность людям пользоваться деревом в течение часа, а затем он и его государство будут иметь фруктов больше, чем смогут потребить за год. Собственник ругает Сатану, бьет его палкой, пинает ногами. Фрукты на дереве мгновенно начинают гнить, листья увядают. Чужеземец потрясен. В наказание Сатана обрекает чужеземца беречь дерево и ухаживать за ним всю жизнь, но плодоносить дерево никогда не будет. Ради продления собственной жизни чужеземец должен беречь жизнь дерева – каждый час ночью собственноручно поливать его. Если он пропустит хотя бы один час – умрет дерево, а с ним и чужеземец. Он никогда не вернется в свою страну, не имеет права ни продать свою землю, на которой растет дерево, ни сдать ее в аренду. Дети спрашивают Сатану: почему он не убил чужеземца, оставил ему жизнь? Тот отвечает, что ради жены, которая едет к этому человеку.

Марк Твен верен своей идее возмездия, которая у него получает свое воплощение в «Принце и нищем», в «Янки при дворе короля Артура» и в других произведениях: испытай то, что уготовил другим людям. Чужеземец обречен на труд – тот бесплодный страшный труд, на какой он хотел обречь туземцев на захваченной им земле. Вообще же захватчик чужой земли достоин смерти – таков приговор Твена.

Как видим, сказочная форма повести была использована Марком Твеном для оценок вполне реальных современных ему общественно-политических явлений. Рисуя картины бесчеловечных форм эксплуатации труда рабочих в промышленности, Марк Твен восстает против форм собственности в своей стране; аллегорически изображая захваты в колониях, писатель протестует против грабежа, который учиняют собственники в чужих странах.

Никогда еще, ни в одном из предшествующих «Таинственному незнакомцу» произведений Марк Твен столь отчетливо не заявлял о своем негодовании по поводу угнетения человека человеком, о своем отрицательном отношении к частнособственническому укладу.

Христианские предания изображали сатану «врагом рода человеческого», буржуазная мораль охотно закрепила за ним эту роль. Марк Твен использует традиции европейского революционного романтизма и изображает Сатану врагом эксплуатирующей части «человеческого рода», превращает его в друга эксплуатируемых и гонимых. Твен соединяет в образе Сатаны свои представления о свободе мысли, независимости суждений, об уме, красоте, ловкости, а самое главное – о справедливости.

Справедливо разнести в пух и прах этот безумный и несправедливо устроенный человеческий мир: он не заслуживает ничего лучшего. И всеотрицающий Сатана проклинает его со страстью и неистовым пылом.

«Таинственный незнакомец» – одно из самых выразительных свидетельств социального разочарования Марка Твена, произведение, продиктованное тем же самым чувством, которое заставило Марка Твена перед самой смертью записать с мрачным юмором: «Найти Америку было замечательно, но было бы еще замечательнее потерять ее…»

В «Таинственном незнакомце» Марк Твен поразительно верно предсказал будущее своей родины:

«…Подавляющее большинство людей, как находящихся в первобытном состоянии, так и цивилизованных, в глубине души своей добры и не хотят никому причинять боль; но перед лицом агрессивного, безжалостного меньшинства они не осмеливаются отстаивать свои взгляды. Подумайте только: одно доброе по натуре существо шпионит за другим добрым существом, добиваясь от него преданного служения злу, которое омерзительно для них обоих… Пройдет немного времени, и вы увидите такое удивительное зрелище: ораторов погонят с трибун камнями, и толпы изуверов кинутся душить свободу слова, хотя в тайниках души эти люди по-прежнему останутся заодно с теми, в кого полетят их камни, – только вслух сказать об этом они не посмеют. И вот уже целая нация, включая церковь и все остальное, охвачена военной истерией и, надрываясь от истошных криков, чинит самосуд над всяким честным гражданином, дерзнувшим открыть рот; и вскоре ни один рот больше не открывается. Затем государственные деятели начнут сочинять грубые фальшивки, перекладывая вину на народ той страны, которая подверглась нападению, и люди охотно примут такую ложь, усыпляющую совесть, и будут усердно твердить ее, не желая слушать никаких опровержений. И так, мало-помалу, каждый человек сумеет убедить себя, что эта война – справедливая, и будет радоваться, что, поддавшись столь чудовищному самообману, он стал теперь, слава богу, спать спокойнее»[471]471
  Mark Twain, The Mysterious Stranger, p. 127–129.


[Закрыть].

Рисуя эту картину, Марк Твен фактически анализировал поведение американской нации во время испано – американской войны и войны с Филиппинами. Именно так «агрессивное безжалостное меньшинство» заставляло душить Кубу, Филиппины; вот так до Твена и до многих тысяч американцев медленно доходил смысл совершавшихся событий, а реакционная пропаганда сумела внушить «великой несведущей нации» (так называл Твен свой народ в одном из памфлетов 1901 года), что захват Филиппин необходим и «законен» и что сами филиппинцы виноваты в кровопролитии, потому что не хотят «добровольно присоединиться» к США, когда Испания уступила Филиппины американским монополистам за сходную цену.