355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Тенишева » Впечатления моей жизни » Текст книги (страница 28)
Впечатления моей жизни
  • Текст добавлен: 11 октября 2016, 22:57

Текст книги "Впечатления моей жизни"


Автор книги: Мария Тенишева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

По своей бессмысленности это обстоятельство напомнило мне переполох, наделанный во всей земледельческой России идиотским воинским призывом, сделанным к 15 июля. В деревнях и экономиях этот приказ вызвал вопли отчаяния. Такое распоряжение мог дать лишь лютый враг или дурак неисправимый. Ведь в то время стоял еще урожай нынешнего года на полях, и в такую минуту оторвать от земли последних рабочих значило не только проиграть войну, но и уморить с голоду все русское население. К счастью, там, где-то на верхах, вовремя очухались, и последовала отсрочка этого призыва, уж слишком громко в один голос вся Россия закричала.

По возвращении наших военнопленных работа в Талашкине пошла своим чередом. Прошла неделя, мы доделали начатые работы и опять серьезно заговорили о молотьбе, как снова приказ военнопленным хорватам немедленно явиться в город. На этот раз, к сожалению, они окончательно покинули Талашкино. Итак, без предупреждения и объяснений у нас оставили лишь трех чехов и отняли 11 человек, необходимых для сельских работ.

С этой минуты я, не отрываясь от стола, стала писать и телеграфировать во все министерства, но из-за постоянной смены министров, для смеха названной "чехардой", мои письма попадали в руки то уходящему, то едва вступившему в должность. Все эти господа очень вежливо мне на них отвечали, но сделать ничего не могли.

Из всех министров, к кому я обратилась, один только А.А. Риттих потрудился мне разъяснить мои права. Из его ответа видно было, что со мною поступили крайне несправедливо, должны были взять 30 процентов военнопленных, согласно постановлению Совета Министров, а отняли у меня 70 процентов. На основании ответа Риттиха, чувствуя свою правоту, я нашего губернатора и, в полном смысле слова, ничтожного вице-губернатора буквально завалила разными просьбами и заявлениями, но дело от этого ни на йоту не подвинулось вперед.


Впервые за это лето я стала слышать от Киту такие рассуждения:

– Нет, эта борьба мне делается не под силу, все из рук валится. Тяжело…

А в другой раз:

– Меня повар уверяет, что у него есть на Талашкино богатый покупатель. Все равно придется когда-нибудь с Талашкиным расстаться, и если теперь хозяйничать не возможно, то после войны будет вдвое труднее, ведь мне не 20 лет. И для кого же так хлопотать?…

Эти настроения я обыкновенно приписывала разным досадным неудачам, считая их мимолетными, так как на деле Киту проявляла, можно сказать, настоящий героизм, стойкость и удивительную находчивость. Из всех неожиданнейших затруднений и осложнений она умела выходить победительницей, и всегда так просто, без жалоб и лишних слов. У нее рождалась инициатива, упорство в проведении своего решения, и все у нее как-то ладилось и сглаживалось само собой. В душе своей я не раз ей удивлялась. Поэтому я не придавала никакого значения какому-то покупателю, в особенности по рекомендации нашего повара, известного лгуна и фантазера.

Однажды я спокойно работала у своего окна, на дворе свирепствовала первая вьюга наступившей сразу зимы, окна до половины завеяло снегом, и сквозь прихотливые его узоры я вдруг увидала огромные розвальни, подкатившие к нашему подъезду, из которых не вышла, а положительно вывалилась целая компания до головы занесенных снегом господ. В доме поднялась беготня, а через некоторое время в мою комнату вошла Киту и с значительным видом сказала:

– Это покупатель. Что мы ему скажем? Я ведь тебе давно говорила о нем. Теперь этой компании надо обогреться, а когда они придут в гостиную, ты тоже приди туда.

Киту ушла. Оставшись одна, я не могла собрать мыслей, моему удивлению не было конца. Откуда это… зачем… как это так, продать Талашкино?!… Все это меня ошарашило.

Покупатель оказался весьма состоятельным человеком, некий Кардо-Сысоев. Он приехал к нам со своим братом и двумя евреями комиссионерами. Поселились они во флигеле и в течение трех дней знакомились с имением, которое им, видимо, очень понравилось. Предложили они очень хорошую цену, но мы попросили их отложить окончательное решение до первого декабря.

После их отъезда как будто тяжелый камень свалился с моей души, будто я пережила кризис тяжкой болезни близкого мне существа. Но перелом позади. Оно спасено, наше старое и вечно милое гнездо – у нас у всех тут же одновременно созрело сознание, что с Талашкиным мы не в силах расстаться.


* * *

За последнее время с большой настойчивостью начали, наконец, кричать и газеты о нуждах сельского хозяйства, и этот вопрос, к счастью, выплыл на поверхность. Мы с Киту решили написать А.А.Риттиху и 20 ноября послали ему письмо, где, между прочим, я писала: "Защита сельскохозяйственных интересов представляется мне в настоящее время как самое главное дело в России. Удесятеренные барыши фабрикантов и мануфактуристов представляют поразительный контраст с жалким положением сельских хозяев, разоряющихся дотла во имя спасения отечества.

Недостаток рабочих рук, колоссальные затруднения при сенокосе, закрытие мастерских и даже кузниц, отсутствие искусственных удобрений, убыточные реквизиции и т.д., и т.д. – все это грозит в будущем неисправимым бедствием как для тыла, так и для фронта.

От правильного разрешения этих вопросов зависит будущее благополучие России. Надо не забывать, что если трудно распределить запасы, то еще труднее создать нужные на будущее.

Война, принявшая затяжной характер, внесла опустошение в самый основной элемент нашего дела – не хватает рабочей силы. Отсюда, естественно, появилась острая необходимость заменить живую силу механической. Спрос на сельскохозяйственные машины увеличился, но увы, ввоз их сократился.

Значительные недосевы, наблюдаемые всюду, – лучший показатель того, насколько наше сельское хозяйство дезорганизовано. Если не будут приняты со стороны государства самые решительные меры ему в помощь, то продовольственный вопрос примет угрожающий характер.

Раз борьба идет на истощение, то неужели не ясно, что обеспечение страны достаточным количеством питания, доставляемым именно нашим сельским хозяйством, получает исключительное значение. Теперь уже победит тот, у которого не только пушки и снаряды, а у которого продукты сельского хозяйства будут в достаточном количестве…"

На мое длинное воззвание пока ответа от Риттиха не последовало, да и что он может мне сказать в утешение?…


* * *

Крестьянская семья – это та самая страстотерпица, на которую обрушилась вся тяжесть настоящей войны.

Если у крестьянина пять сыновей, то пятерых и берут в солдаты, если же он еще не стар, то зачастую призывают и сына, и отца почти одновременно.

В деревне остались лишь дряхлые старики, бабы да малые ребята. Надо прибавить еще, что остались только многосемейные бабы, робкие, а пошустрее девки да бабы побросали свою землю и ушли на заработки в города. Деревня окончательно осиротела, осиротела и крестьянская семья.

Что найдет хозяин-воин, вернувшийся домой после войны? Он ничего хорошего не найдет!

После нескольких реквизиций в деревнях почти не осталось скота, и недавно писали в газетах, что площадь обработанной земли в этом году сократилась уже на 30 процентов. Что же нам покажет статистика на будущий год?

Итак, нет скота – нет и удобрения; нет удобрения – нет урожая, другими словами, нет смысла попусту ковырять тощую землю…

Говорят, в деревне деньги завелись. Да, это верно, солдатки получают паек на себя и на детей, да кстати, этих денег некому теперь и пропивать, ведь гениально придуманное пресловутым г. Витте систематическое спаивание русского народа, к счастью, запрещено. Вот уж поистине нерукотворный памятник сам себе водрузил…

Горожане думают – на что крестьянам деньги? Ответ прост, вот цены на разные предметы за текущий месяц: смола, раньше стоившая 1 руб. 10 коп. за пуд, теперь дошла от 3 до 4 руб.; деготь с 2 руб. поднялся на 6 руб. за.пуд; веревки с 4 руб. 50 коп. на 9 руб.; сало поднялось с 8 на 28 руб. за пуд и дороже; железо с 2 руб. на 12 руб. за пуд; гвозди с 3 руб. 50 коп. на 40 руб. за пуд. Прежде необходимый для крестьян ситец стоил 12 коп., теперь же 40 и 60 коп. за аршин, а сатинет вместо прежних 40 коп. в настоящее время стоит 1 руб. 30 коп. аршин. Сапоги, которые продавались когда-то на базаре по 7 руб. за пару, теперь и за сорок не найдешь.

Если у крестьянина и завелась деньга, так ее всеми неправдами стараются у него из рук вырвать. Твердые цены установили только на хлеб и на скот, т.е. на то, что крестьяне производят, а на то, что они покупают, нет твердых цен, и с них дерут за все три шкуры.

Конечно, в крестьянской среде есть и кулаки-мироеды, и бесшабашные головы, но что это перед нашим купечеством? Просто, можно сказать, детская игра…

Однажды зашипело на земледельцев "Утро России", бессмысленно обрушившись на "аграриев" за то, что мужики во время осеннего бездорожья не подвозят своего хлеба в достаточном количестве. По-видимому, "Утро России" не имеет никакого понятия о настоящей русской деревне, о ее невылазных дорогах, мостах и расстояниях. Вероятно, оно не слыхало, что у крестьян лошадей почти не осталось, во дворах хозяйничают одни бабы, что оторваться женщине от дневных работ и ехать, нередко с грудным ребенком, за 30-40 верст, оставив свою хату и скотину на попечение малышей, невозможно.

"Утро России" не знает, что крестьянка только что недавно вышла из-под побоев, что, предоставленная сама себе, плохо грамотная, она только что теперь начала самостоятельную жизнь.

Недавно один мужик-краснобай, продавая нам свиную тушу, назвал ее "интеллигентным товаром" и как раз коснулся вопроса о крестьянках. "А что женщины! – сказал он. – Они не могут теперь вздвигать товара. Я и сам не могу в своем хозяйстве ореола сделать".

Так какого же "ореола" требует "Утро России" от простой, забитой и неопытной бабы? Да где же этому "Утру России" все знать?! Им кажется, что баба может доскакать верхом на помеле до ближайшего базара с мешком ржи на горбу.

В "Русском слове" от 26 ноября напечатано: "В Москве много детей 1-й гильдии, работающих на оборону от воинской повинности"… Да, действительно, московские купчики облеклись в мундиры и все до одного каким-то чудом оказались пристроенными к всевозможным организациям, и все без исключения околачиваются в Москве. Они шатаются по ресторанам, выставкам, театрам, по гостям и домам, где хорошо кормят, – словом, соединяют приятное с полезным, потому что наравне с военной службой они одновременно тут же обделывают свои дела…

А вот по сравнению с ними крестьянин… Не зная даже слова "патриотизм", он отдал родине все, что имел: своих сынов, свою последнюю скотину, свой посильный труд в лице копошащейся бабы с подростком на одинокой нивке, наконец, он отдал самое дорогое – свою жизнь!

Часто я видела – проводят они своего хозяина или сына и тихо так, без лишних жалоб или возмущения, идут каждый к своему делу, только разве выглядит кто-нибудь из них немного понурее, как-то медленнее, устало возьмется за работу, да и все.

Это – то особое смирение, к которому именно призывал нас Христос!

Господи, если по Твоему великому милосердию Ты нас и пощадишь от гибельной руки врага, то знаю я, что только ради них, этих смиренных духом, потому что на весах Твоего правосудия не мы достойны пощады, а они, эти чистые сердцем, безропотно несущие все тяготы грозно свершающегося над миром Страшного Суда Твоего…


* * *

В этом году мы засиделись в деревне, но пока еще не проходило дня, когда бы мы могли сказать с уверенностью, что хозяйство наше наконец достаточно наладилось и можно спокойно уехать. Впрочем, по правде говоря, нас никуда и не тянет…

Зимой на фронте нельзя ожидать каких-либо успехов, когда и летняя кампания ознаменовалась только одними победами генерала Брусилова в Галиции, правда, большими, но далеко еще не приближающими развязки войны.

Полное и необъяснимое бездействие на остальных фронтах угнетающих образом вот уж более года ложится на общее настроение, и даже выдающаяся доблесть Брусилова понемногу была забыта.

Черный маразм – уныние мало-помалу охватило все умы, и одновременно с этим начали распространяться страшные слухи о какой-то измене, темных силах и оскорбительном для нас сепаратном мире.

На какие факты могли опираться эти слухи? Откуда шли они? Кто их создавал? Неизвестно…

Нет ни слов, ни сил, чтобы возмущаться тем, что творится немцами над несчастными гражданами Бельгии и Польши. Там объявлен принудительный набор, и мы с тоской и мучительным напряжением ожидали хотя бы одного слова, сказанного сверху по поводу этого возмутительного дела. Но время шло, и ни единого звука не пришло нам в утешение. После пророненных как-то великим князем Николаем Николаевичем нескольких слов об автономии Польши мы хотели слышать, мы хотели прочесть, что Польша будет и должна быть свободна. Этого требует справедливость!…

В тишине зимних деревенских вечеров за чтением газет обыкновенно складывалось наше настроение. После прочитанного, нередко между строк, мы расходились по своим комнатам то в более повышенном, то в угнетенном настроении духа.

За последнее время, в связи со всевозможными прискорбными фактами и чудовищными слухами, нервы мои сдали, я похудела, потеряла и сон, и аппетит…


* * *

Наконец-то нашлись у нас мужи, и Россию, может быть, можно еще спасти! 1 ноября раздались с трибуны Государственной думы честные речи графа В.А.Бобринского и Пуришкевича, а затем и в Государственном совете графа Олсуфьева и других. Эти речи с их беспощадной правдой ужасны, пролитый свет на действительность страшен!

Казалось, что наша настоящая, прежняя русская душа умерла навсегда… Но велик Господь!… Россия еще жива. Жив, жив русский человек!…

Да будет благо вам… Вы, сказавшие в эти черные дни давно желанную правду, вы тоже совершили подвиг мужества, кликнули клич, и со всех концов нашей измученной родины на этот зов дружно отзовутся миллионы голосов! Мы с вами, в добрый час!

И радостно, и страшно…


* * *

Как я ожидала, так и произошло – клич кликнули, и все отозвались как один человек, от высших слоев общества до самой глухой деревни. Нашлись даже и среди женщин смельчаки, вроде княгини Васильчиковой, которая решилась написать всю правду тем, кому главным образом ее следовало знать.

И что же на все это? Репрессалии, отставки и наперекор здравому смыслу назначения, вроде Протопопова...

Темные силы пуще заработали. Атмосфера все больше и больше сгущается, зловещее, глухое недовольство растет. Дальше идти некуда, темные силы довели Россию до порога гибели. Верно сказал один из самых старых сенаторов, Таганцев: "Родина в опасности!"

До чего мы дожили! Религия поругана, духовенство запугано, ум, способности людей обесценены, отброшены, как ненужный хлам, и на поверхность всплывают одни авантюристы за другими…

Однажды дошла в Талашкино из Англии газета, и гувернантка Ольги в недоумении долго вертела огромной бумажной простыней с портретом Распутина почти в натуральную величину на первом листе, задавая неделикатные вопросы на этот счет. Как это оскорбительно! Не могу переварить такой обиды, нанесенной нашей русской народной чести. Пока я жива, никогда не прощу сделанного нам оскорбления и останусь непримиримой к тем, чьей властью была допущена эта несмываемая и неслыханная обида!

Участницами этого негодяя замешаны матери семейств, вдовы и девицы всех сословий и общественных положений. Все это сбившиеся с истинного пути психопатки. Мужья, отцы и близкие должны были давно уже принять самые радикальные меры для искоренения подобного зла в самом зародыше его возникновения и не дать этому грандиозному скандалу разрастись в вопрос государственной важности. Но они попустительствуют этому постыдному делу, в семьях этих заблудших не нашлось никого, кто бы оградил такое существо от омерзения. Наоборот, это поощряется, и вокруг хлыстовского ядра происходит нарастание всевозможных льстецов, предателей и продажных людей без совести, преследующих исключительно своекорыстные цели: и пролезающих за взятки через всесильного Распутина на разные ответственные и прибыльные места. Какая вакханалия, разнузданность, а главное, какой позор!…


* * *

Утром газеты принесли нам следующую новость: «Убийство Григория Распутина!» Слава Всевышнему! Довольно, наконец, позора, довольно унижения, пережитого с той минуты, как на чью-то потеху завелся на верхах этот порочный фетиш!

Все, живущие в России, от темной хаты и до пышного дворца, знали давно, кто он, чем держится и чего стоит. Не было человека, который не возмущался бы этой грязной хлыстовщиной, развратившей часть нашего общества, да еще какого сорта часть общества!…

Авторами этой великой заслуги перед родиной называют Вел. Кн. Дмитрия Павловича, князя Ф.Ф.Юсупова, в доме которого все произошло, и не чуждого к тому же делу, как думают, Вел. Кн. Николая Михайловича.

У всех надежда, что со смертью Распутина главный корень зла, может быть, будет устранен, но у меня на душе очень тяжело, будущее и страшно, и темно...

Как после смерти богача остается наследство, так и нам оставил Распутин крупное наследство… Как оказывается, к этому позору руку приложили и некоторые наши преосвященные епископы! Так вот кто виноват, что Распутин вознесся на такую высоту! Вот чем занимались святители и ученые академики! Первыми подняли руку на церковь и предали ее поруганию!

Неужели сила веры в самих служителях нашей церкви настолько мала, настолько слаба, что приходится пристегивать в помощь каких-то юродивых и посредством лжеучения, извращений, кликушества и разных фокусников стараться удерживать вокруг себя растерянную, изверившуюся паству?

Да разве это вера, да разве это православие?

Забыли, что Христос изгонял бесов, не потворствовал кликушеству, а исцелял одержимых и тут же пресекал зло. Забыли и предостережения о лжепророках. Все забыли…

Такое духовенство или само неверующее, продажно, или же оно невежественно в делах веры, слепо и не ведает, что творит. Во всяком случае, и те и другие одинаково преступны, как перед своим саном, церковью, так и перед русским православным народом. Они, несомненно, служат орудием какой-то адской подпольной махинации для уничтожения монархии и православия в России…

Верно сказал сенатор Таганцев: "Родина в опасности!"…

Теперь осталось всего лишь 5 часов до конца этого злосчастного года. Что-то нам сулит 1917 год?

Господи! Пошли нам на землю успокоение!! Дай нам с честью выйти из этой ужасающей войны!

Боже, пощади нас и избави от позора!..


ФОТОГРАФИИ






























































    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю