Текст книги "Звезда на излом (СИ)"

Автор книги: Мария Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Ещё не раз на пути они встретили древесных пастухов и огорчали их новостями. Даже эти тугодумы хорошо знали, чем может обернуться для них новая победа Севера.

Надо сказать, темные и впрямь пытались их догнать, и ведь едва не догнали. Разведчики из иатрим, которых Рингвэ разослал и вперёд и назад, рассказали, что видели волков и всадников в полях у опушки Лесу-между-рек, недалеко от тех мест, где беглецы вошли в него. Везение или нечто большее? Ответа все равно не было.

В двух других местах орки заходили и в лес – но древесные пастухи были к ним безжалостны, вглубь вражеские разведчики не прошли, даже обнаруживать себя не потребовалось.

Вряд ли Тху, если это был он, действительно считал, что они несут с собой Сильмариль. Будь так, они вряд ли бы спаслись: вдогонку бросили бы все войско, а не летучие отряды. Скорее, врага злило уже то, что кто-то ещё смел ускользнуть. Их победа вышла слишком неполной: Сириомбар разгромлен, но Камень исчез, многие защитники погибли, но жителям удалось бежать на Балар, и даже Феанариони добить не вышло. Тху должен быть очень зол, и добром это не кончится, думал Макалаурэ, ведя свой пестрый отряд по тропам между болотами северного Таур-им-Дуинат, от одного холма до другого. Холмы выступали из болота как острова. Здесь росли сосны, землю покрывали иглы, восхитительно пахло нагретой смолой и немного – сухим камышом. Непуганые, отъевшиеся утки взлетали из этих камышей с негодующим кряканьем. Сухая погода вышла на руку беглецам – все тропы проходили легко, трясины немного отступили.

В один из дней, сидя под корявой сосной и вдыхая смолистый вечерний воздух, Макалаурэ всерьез задумался: пожалуй, стоит основать здесь новую крепость на случай, если… нет, уже когда придется отступать из Амон Эреб. Если строить ее каменной и не злить энтов – а здешние холмы годились для добычи строительного камня – то болота хорошо защитят от любого войска. Чтобы такие болота всерьез высохли, нужны многие годы засухи.

«Или месяц сильных морозов, чтобы они хорошо промёрзли. Таких здесь не бывает. Хотя с севера нагнать может. Но зимой орки воюют ещё хуже, нужно слишком много снаряжения и топлива. Разве что начнут вырубать лес от опушки вглубь. Возможно ли такое?»

Возможно, сказал себе Феанарион невесело. Если поставить цель при достаточных силах, возможно очень многое. Свести лес под корень на много миль и настелить гать для осадных машин. Спалить лес в летнюю жару и при северном ветре душить осажденных дымом, месяцами. В морозы пригнать не орков, а войско из атани, например. Вот, Морготу дальше служат вастаки, из страха или в надежде на что-то новое, иное, чем прозябание во все более холодном и неприветливом Дор-Ломине.

«Предусмотреть все невозможно. Победить уже невозможно. Возможно продержаться дольше – и предусмотреть что-то важное. Крепость в глубине болот даст нам ещё годы и годы сопротивления. Это если не решить, что в Белерианде нечего беречь и не отправиться на восток, оставляя Моргота править опустевшими, скудеющими землями. Надеясь, что выиграл ещё сколько-то десятков лет. Даже если сотен… Стой. Нельзя бежать в десять сторон сразу. Между отступлением на восток и сопротивлением я выбрал бы сопротивление. Майтимо выбрал бы сопротивление, признаюсь уж честно. Я все равно ещё долго буду думать, как бы ты поступил, Старший…»

Со второго дня в лесу ему готовили отвар смягчающих трав для горла. Приносила одна из женщин атани; кто готовил, Макалаурэ не спрашивал. Точно не его верные, и этого знания пока хватит. Интереснее было, в чем его ухитрялись приготовить, не в шлеме же. Оказалось, котелки, как и свечи, брали при бегстве запасливые старые атани. Многие из них в юности, а то и в детстве, бежали с севера и, увы, знали, что хватать при внезапном бегстве.

В лесу сны было оставили Феанариона, однако перед самым выходом из леса привиделся ещё один. Он задремал тогда на берегу озерца чистой воды у края болот, ожидая возвращения разведчиков из степи – и перед ним снова распахнулся горящий ночной Сириомбар.

Город горел, и среди алого света ему блеснуло сияние Камня с вершины холма. Он бежал туда, ломился, отбрасывая с дороги всех, кто пытался задержать. Многих лишь бил клинком плашмя или краем щита, не пытаясь убить, но неудержимо стремясь за этим светом. Он уже здесь. Его не остановить. Ему нельзя остановиться, иначе и эта кровь станет напрасной!

Эльвинг застыла на вершине холма, перед кромкой обрыва, как сияющая досолнечным светом статуя. Отступать было больше некуда.

– Отдай его, – сказал Макалаурэ мягко, как только мог сейчас. – Прекратим это. Верни наш Камень.

Статуя женщины разомкнула губы, прекрасные и твердые, белые, как мрамор – таких губ не бывает у живых.

– Вам не победить, – сказала она, твердо делая шаг назад.

В отчаянном последнем броске Макалаурэ успел коснуться ее косы. В пальцах осталась жемчужная нить. Эльвинг падала, холодно глядя ему в глаза – и он не мог отвести взгляда. Пока та не исчезла во взметнувшейся волне, и под водой не разлилось трепещущее сияние, не раздробилось на множество бликов.

Очнувшись, он отбросил шлем, щит, рванул завязки доспеха, резанул по ним клинком. Долой.

Мгновения.

Поножи. Наручи. Кафтан.

Свет затрепетал, сжимаясь и уходя глубже. Позади раздались яростные выкрики… Отшвырнув меч, он без колебаний бросился с обрыва.

Этот живой свет неудержимо манил к себе даже под водой. Макалаурэ устремился за ним в глубину, но свет удалялся от берега ещё быстрее, словно Эльвинг увлекало подводное течение. Она должна была быстро пойти ко дну в своем длинном платье! Она хотела пойти ко дну!

Сможет ли он поднять ее тоже?

Он попытается. Должен справиться.

Море словно обезумело, унося свет все дальше, но направляя навстречу Макалаурэ холодный поток. Ему не хватало воздуха, и он рванулся обратно на поверхность. Пробил головой сияющий потолок моря, жадно вдохнул, нашел глазами свечение среди волн впереди себя…

– Эльвинг!

Свет сжался стремительно, как если бы его закрыли руками, обратился в клубок яркого света. Волна взметнула его вверх и раскрылась, подобно двум ладоням, выпуская из себя сияющую птицу, словно бы подбросив ее в небо. Ещё несколько мгновений большая чайка светилась, поднимаясь выше и выше, сияние ослабевало – и вот погасло совсем, серая птица затерялась в ночном небе.

Он не знал в это мгновение, чего ощутил больше – растерянности? Ужаса от бесполезности сотворенного в городе? Облегчения?

Море рвануло Макалаурэ вниз, повлекло, швырнуло в глубину, как щепку. Под водой он открыл глаза – темноты не было. Чьи-то мерцающие очертания приблизились к нему, раскрылись два сияющих глаза, заглянули куда-то внутрь души.

Он мог закрыться даже от Силы. Он бы успел.

Не стал.

Это вдруг сделалось неважным. Важное давно случилось. Камень потерян. Эльвинг спасена Силами. Кровь опять пролилась бессмысленно.

Он взмахнул руками, пытаясь всплыть, но поток воды устремился навстречу, удерживая Феанариона на месте.

Страха не было.

Не то, чтобы он заслуживал спасения. Мелькнуло лишь сожаление. Майтимо будет очень больно остаться одному, если он не выплывет.

Кто бы ни был перед ним…

«Зачем ты здесь?» – подумал он удивлённо.

Оссэ топил угнанные из Альквалондэ и потом снаряженные Гондолином корабли в штормах, появляться перед ними ему не требовалось.

«Или… Что хочешь от меня?»

Воздух в лёгких иссякал. Ответа не было – лишь не отрывались от него сияющие глаза.

Макалаурэ вновь рванулся вверх, борясь с течением. И ещё раз, и ещё, уже без надежды выплыть, вкладывая все, что от него осталось, в яростные усилия, с каждой попыткой все больше превращаясь в одно стремление к цели…

Открыл глаза, жадно хватая воздух и ещё чувствуя на себе пронизывающий взгляд.

Обеспокоенный Фаньяран возник рядом, изготовился подхватить.

– Что за сны не дают тебе покоя, кано? Что происходит?

– Это несбывшееся, Фаньо. Ещё один обломок несбывшегося.

– И только? Кано, мы теперь редко видим сны, которые что-то значат. А с тобой это происходит уже не раз всего за несколько дней.

– Все, что я могу сказать – бывают вещи и хуже, чем город, который жгут темные.

– Да. Это город, который жжем мы, – выдохнул оруженосец.

– Притом напрасно.

– Когда я сражался ночью в городе… – Фаньо запнулся. – Дважды мне показалось, что напротив меня сейчас окажется совсем другой враг…

– Мы, – закончил Макалаурэ. – Не шарахайся.

– Надеюсь, я не сходил с ума.

– Спроси остальных, не чудилось ли им что-либо.

– Но что это может быть?

– Я думаю, несбывшееся очень сильно, и мы обошли его… Не знаю, чудо ли это. На воле Майтимо. И на предсмертном сумасбродстве Тьелкормо.

– Ты забываешь о себе, кано.

– Расспроси остальных.

Тихий свист прервал их, и Макалаурэ схватился за оружие.

– Орки идут вглубь от края леса, больше двухсот, с ними волки! – предупредила одна из иатрим, возникая из зарослей, а затем белкой взлетела на ближний дуб.

К счастью, за время пути лучники наделали себе достаточно новых стрел.

Вот только если волки окажутся глазами Тху, на пути к Амон Эреб таких банд окажется в лучшем случае с десяток. Выстраивая воинов вокруг холма со стариками и безоружными, Макалаурэ отгонял мысли о том, что оставшееся войско Тху способно и обогнать их на пути к Амон Эреб. А значит, придется остаться в лесу и отправить не только ещё разведчиков, но и посланцев в крепость.

Потом он был очень занят некоторое время. Нельзя было допустить, чтобы ушел хоть один враг и привел новый отряд. Надо сказать, без иатрим вряд ли бы получилось – это они отстреляли из крон деревьев всех врагов, кинувшихся бежать после боя, когда орки поняли, что взять беглецов с наскока не удалось.

Теперь он ещё и обязан иатрим. Чудесно. Прекрасно. Морготовы драуги…

Отряд поспешно увели на лигу восточнее, Макалаурэ отправил посланца в Амон Эреб и приготовился ждать, но здесь им повезло. Ещё до заката посланец возвратился с дозорными и с новостями.

Гонцы из-под Сириомбара вовсе не вернулись. Орочьи банды вновь пересекали Андрам и рыскали по степи, в основном возвращаясь на север. Лишь некоторые приближались к крепости с западной стороны, как бы испытывая оборону на прочность. Амон Эреб в ответ отправлял свои конные отряды в дозор, истребляя тех, кто подходил слишком близко и не пропуская банды восточнее крепости, к лугам вдоль Гэлиона, где люди пасли скот. Осаждать Одинокий Холм в этот раз Тху почему-то не рискнул.

Дорога на север была открыта.

*

…Он спал вполглаза все ночи в степи, и эту последнюю, на вершине пологого холма – тоже. Проснулся около полуночи с острым чувством, что упустил нечто важное.

Первое, куда он посмотрел – подножие камня на вершине, у которого расположились дети и Ольвен.

Первое, что он увидел – Ольвен лежит, а детей рядом с нею нет.

А второе – что две фигурки спускаются совсем бесшумно к подножию холма, и за ними следит дозорный из синдар, неуверенно оглядываясь наверх, колеблясь – то ли возвращать их, то ли будить учителя. Махнув ему рукой, Макалаурэ бесшумно спустился следом.

Дети Эарендиля спорили. Молча, беззвучно, яростно сверкая друг на друга глазами и сжимая кулаки.

– Вернитесь, – велел он шепотом.

Мальчишки обернулись к нему одним движением, с одинаковыми дорожками слез на щеках.

– Рассказывайте, – приказал Макалаурэ, не задавая вопросов.

– Он!.. он говорит… – кажется, это был Элрос, и он прямо шипел. – И слышать ничего не хочу!

– Ты тоже это видел, – прошептал второй.

– Это просто сон!

– Не просто, – Элронд упрямо тряхнул головой, слезы разлетелись и побежали снова.

– Рассказывайте, – повторил Макалаурэ мягче.

– Там почти ничего не было. Просто корабль. И он… ушел. Он не вернется. Они. Они не вернутся.

«Эарендиль… Значит, Эльвинг тоже больше нет, – понял Макалаурэ мгновенно. – И он пойдет в лоб на завесу и Колдовские острова. Или уже пошел, решив, что возвращаться некуда, и разделил судьбу кораблей, снаряженных для Тургона полсотни лет назад».

– А я не верю! – Элрос яростно размазал слезы. – Я не верю снам! Чего нам только не снилось тут по дороге!

– Мы их не увидим… так долго, это все равно что никогда, – шептал Элронд, мальчишка уже дрожал.

– Я буду их ждать! И драться с орками! И балрога тоже убью! А ты… Ты трус! – крикнул Элрос шепотом.

– А ты дурак! – огрызнулся Элронд. – Тетерев слепой!

Положив руки им на плечи, Макалаурэ развернул к себе обоих. Возможно, он сейчас солжет с помощью правды, и возможно, сделает это зря. В конце концов, многие дети эльдар пережили падение Гондолина и смерть родителей. И даже падение Дориата. И не умерли от этого.

Вот только эти двое – уже не «многие».

– А теперь послушайте. Вы знаете, что однажды очень давно моего старшего брата Майтимо… Маэдроса взял в плен сам Моргот?

Мальчишки замерли, точно не ожидая такого вопрос.

– Кажется… слышали, – растерянно отозвался Элрос. Элронд молча кивнул. А могли и не слышать, вряд ли в Гаванях хотели рассказывать подробно о детях Феанора.

– Его не было долго. Почти двадцать лет. Мы не надеялись больше его увидеть. Но однажды Фингон Отважный, который позже стал королем нолдор, отыскал и спас его. И он вернулся.

– Двадцать лет, это с ума сойти как долго! – сказал Элрос с жаром.

Для смертных это и вправду было долго. Для детей-полуэльфов – достаточно, чтобы вырасти и… Или смириться, или нет.

– Это долго, но не очень. Вы можете верить снам или не верить. Но пока что-то не случится на самом деле – вы не сможете знать, правду вам сказал сон или нет. Вам придется ждать, чтобы узнать. Может быть, ждать долго. Вы можете плакать, вы можете бояться за них, но ответа не узнаете ни сейчас, ни завтра. Только когда дождетесь чего-то настоящего, наяву.

– Чего? – спросил немедленно Элронд, который словно ожил немного.

– Гонца с острова Балар с посланием, например. Который расскажет или принесет письмо о тех, кто спасся на остров. И скажет, вернулся ли туда корабль Эарендиля.

–А откуда он возьмется, этот гонец?

Макалаурэ улыбнулся.

– А вот это я могу вам обещать. На остров Балар увезли моего младшего брата Амрода, он был ранен и остался жив. Когда его раны вылечат, он обязательно вернется сюда и расскажет все, что знает. И о тех, кто уплыл на остров, и о том, что случилось потом.

Элросу оказалось этого довольно. Он вскинул голову и торжествующе посмотрел на брата – вот, сам князь Маглор подтверждает мои слова!

Но оживившийся было Элронд снова поник.

– А если ты просто хочешь нас утешить? – прошептал он. – Ты ведь потерял всех братьев, кроме одного… тебе тоже плохо! Ты просто жалеешь нас…

– Скажи мне, Элерондо, – спросил Макалаурэ медленно, – ты веришь, что они погибли? Ты знаешь что-то? А ты, Элероссэ?

Они переглянулись задумчиво. Застыли. Элронд кусал губы, Элрос просто смотрел в пустоту.

– Нет, – сказал вдруг Элронд довольно громко, вздрогнул сам и перешел на шепот. – Не верю.

– Тогда не верь, – сказал Макалаурэ, едва веря в собственные слова.

Сердце стиснуло, как железным обручем, словно Майтимо сам ухватил его железной рукой.

Майтимо тоже никто не видел мертвым. Как и Эльвинг.

– А ты? – спросил неугомонный Элронд, слезы которого почти высохли. – Ты тоже будешь верить, что еще кто-то из твоих братьев спасся?

…Лучше бы его по открытой ране пнули, честное слово. Дети. Это просто дети, сказал себе Макалаурэ, закрывшись как можно сильнее. Детей за вопросы не убивают.

В конце концов, Рыжих тоже иногда хотелось… Нет. Не прибить. Тогда и там даже мыслей таких не было. Но взбучки они порой получали.

– Я не знаю, Элерондо, – сказал он через силу. – Ведь один раз это уже случилось.

«И после Дориата я не могу надеяться на второй».

…Ольвен не спала. Скорее всего – не спала и когда близнецы уходили поговорить.

*

Их встретили, выслав дозоры, и ждали, распахнув ворота. И Макалаурэ порадовался возвращению, как смог. На душе стало немного теплее – все же годами это место было их домом. Его домом… Теперь – его. Амбарто вряд ли вернётся скоро.

Тень радости отступила.

Входя в ворота во главе пёстрой толпы, он с удивлением заметил, как стражи крепости, особенно атани, потрясенно разглядывают сириомбарцев, и как перешептываются друг с другом. В воздухе повисло странное напряжение. Оглядываясь, настороженный Макалаурэ подметил ещё нечто странное. Люди. Людей в страже меньше чем обычно, а оставшиеся смотрят особенно хмуро. Наугрим. Их просто нет нигде, хотя договор, что осенний караван прибудет в эти дни месяца нарбелет, был заключён, и Бреннан всегда строго их соблюдал. Райаринкэ должен был рассчитаться с ними, уж с этим можно справиться и без князей. Словом, когда к нему двинулся один из старшин здешних халадинов, Макалаурэ счел, что к неприятностям он готов.

 – Приветствую тебя, князь Маглор. От имени моих людей хотел бы спросить тебя… – начал тот хмуро. Посмотрел на толпу беглецов. Вскинул брови удивлённо, разглядывая среди них синдар в серых плащах.

 – Говори, – сказал Феанарион негромко.

 – Все окрестности только и говорят, князь Маглор, что вы с братьями сожгли Гавани Сириона, – бухнул старшина халадинов.

 – Что? – выдохнул Макалаурэ. Ему показалось, что он пропустил удар под дых, и не может никак вдохнуть.

 – Люди Дортониона ушли, чтобы советоваться. Вы и князь Маэдрос при всех говорили, что не хотите проливать кровь, но и года не прошло, а тут такое… Не знаем, правда ли это, но беглецы из Сириомбара с вестями проходили на восток два дня назад и рассказали нам.

 – Что – ты – сказал?! – прохрипел Макалаурэ, чувствуя, как темнеет в глазах.

Халадин сделал шаг назад.

 – Не я. Но эти люди были из народа Хадора и с ними два эльфа из лесных. Они говорили, что двенадцать ночей назад город вдруг вспыхнул, подожженный с нескольких сторон разом…

В ушах Макалаурэ, заглушая человеческую речь, раздался разом треск пламени, крики горящих заживо орков и рог Майтимо, доносящийся с вершины холма. В глазах темнело, он видел только человека перед собой. Человека, обвинившего его… в том, что они не сделали. Очень дорогой ценой не сделали. Феанарион медленно, с лязгом вытащил меч.

 – Язык отрежу твой поганый вместе с головой, – пообещал он очень тихо.

Что было затем, осталось в памяти обрывками. Вот на нем повисли сразу трое, а халадин мчится прочь с резвостью мальчишки. Вот он тащит этих троих куда-то вперёд, за ним, все равно куда, едва различая перед собой дорогу. Вот раздается голос Фаньо – «Сюда!» – и перед Макалаурэ возникают нелепые темные фигуры, смутно знакомые, какие-то ненастоящие. Он обрушивает на них удары один за другим… Эти упорно не падают. Он рубит молча, яростно, не видя ничего другого вокруг себя… Долго. Пока не остаётся ни одной темной фигуры. И тогда на него обрушивается поток ледяной воды. И ещё один. И третий.

 – Кано!!!

Четвертое ведро выплескивают ему в лицо, заглушив слова.

 – Кано! Очнись!

 – Хватит, – выдыхает Макалаурэ. – Хватит…

Он стоит посреди третьего, тренировочного двора, который теперь усеян обломками учебных чучел и просто обломками чего попало. И солнце перевалило за середину дня, хотя только что ведь входили в ворота утром. И накатывает внезапная слабость, а с ней волна черная и беспросветная, как после Битвы Бессчетных Слез и даже хуже. Бессмысленным и напрасным в эти мгновения показалось все, что они сделали в Сириомбаре, и на что отдали себя его братья. Он начал дышать размеренно и медленно, как будто снова сдерживая боль от ран, сосредотачиваясь только на этом и мысленно пропуская темную волну над собой. Прислонился к тому, что оказалось рядом. В руке возникла фляга, Фаньо незаметно подтолкнул его под локоть, и Макалаурэ сделал несколько больших глотков. И только на пятом глотке понял, что это не вода, не вино, не мирувор и даже не пиво, а незнакомое, исключительной крепости и мерзости пойло, вонючее, горькое и пряное разом. Фляга полетела прочь, Макалаурэ зашипел, жадно вдохнул несколько раз. Но внутри теперь разливалось какое ни есть, но тепло, и волна черноты от души немного отступила, не накрывая больше с головой.

 – Кххх… Какая мерзость!

 – Кано Макалаурэ. Люди Сириомбара ушли говорить с халадинами и дортонионцами в поселок. Услышь меня, кано.

 – Я слышу.

Фаньо показался вдруг чуть выше ростом, чем был. Справа Рингвэ. Слева Нарион. Свои. Впрочем, начало наверняка видели все. Проклятье.

 – Линдэлас говорит с атани из стражи. Тоже расскажет все. Детей Эльвинг отвели в жилые покои, в комнату Карнистиро, за ними присмотрят, – продолжал размеренно и спокойно говорить Фаньяран.

 – Где наугрим?

 – Мне сказали – они собрались и ушли сразу после появления ложных беглецов.

 – То есть, гномы сразу поверили, – сказал он медленно.

 – Лучше бы ты ругался, кано.

Макалаурэ оттолкнулся от опоры, выпрямился.

 – Отправляйте голубя с посланием на гору Долмед, – приказал он глухо. – Сообщите, что Морьо погиб. Пусть собирают все силы и все ценное и как можно скорее выдвигаются сюда, на юг. Наугрим как союзники потеряны. Объяснять им ничего не надо. Соберём силы здесь. Будем укреплять Амон Эреб и готовить новую опорную крепость в северной части Леса-между-рек.

 – Кано Макалаурэ, подожди до завтра с решением, – Рингвэ стиснул его плечо. – Прошу тебя.

 – Отправляйте послание.

 – Прошу тебя!

 – Иди к нашим атани, Рингвэ. Я не хотел бы потерять ещё и их перед новой дракой. И пусть отыщут этих якобы хадорингов и особенно эльдар!

 – Я это сделаю. Кано, поднимись к себе, прошу. Ты ранен, кано Макалаурэ. Здесь и сейчас, словами.

 – Воды дай.

Жадно глотая воду, он понимал, что из-за крепкого пойла вместе с водой его скоро будет мутить. Но лучше так, чем он убьет здесь ещё какого-то болвана. Ещё какое-нибудь длинноязыкое угробище, трижды варгами жраное. А ведь всегда был и считал себя самым сдержанным в семье. Когда была та семья… Шатаясь, он поднялся, но не к себе в спальню, а в Комнату Документов, туда, где они так часто сидели вдвоем со Старшим. Вскоре принесли сухую одежду. Мытьём с дороги он решил пока считать те четыре ведра холодной воды.

Феанарион мерял комнату шагами до сумерек, не в силах ни лечь, ни уснуть, ни остановиться. Ни выйти самому к атани с опровержением, потому что ещё одно обвинение ему в лицо – и чья-то голова полетит с плеч быстрее, чем успеет договорить.

Он пил, словно воду, приносимое слугами слабую настойку на травах. Ждал. Посылал к драугам заботливых с пожеланиями отдыха. Требовал отчитаться о том, как разместили беглецов, с чем прекрасно справлялись и без него.

Временами садился за стол и хватался за перо. По памяти набрасывал карту их пути через болота, вспоминая каждый холм. Обозначил три места, где можно ставить новую крепость. Начерно ее зарисовал для лучшего выбора из трёх, даже вместе с будущими мостами. Обязательно с такими, которые легко разрушить при приближении врага, а значит, только дерево, а значит – везти дерево от берегов Гэлиона, энтов злить нельзя… Убивал время, раз уж нельзя больше убить никого. Рингвэ, Линдэлас и Дирхавель поднялись к нему в сумерках. Фаньо развел огонь в камине, молча разлил на всех очередной кувшин простенького вина, выставил кубки на резном столе. Придвинули тяжелые стулья. Зажгли свечи в низком кованом подсвечнике, окутав сидящих теплым желтым светом дома.

 – Начинайте с худшего, – велел Макалаурэ тихо.

 – Споры у атани продолжаются, – начал Рингвэ, – Ритар-халадин твердит, что не хотел оскорбить тебя, и обижен несправедливо. Завтра они собирают совет вожаков.

– Еще?

– Наугрим, – Рингвэ нахмурился. – Их что-то крепко убедило в нашей вине, подозреваю. Они не стали даже слушать никого, кроме тех беглецов, отказались ждать, досрочно завершили расчеты и поспешно уехали. Словно узнали что-то ещё.

 – Голубя на Долмед отправили?

 – Сразу. Я рискнул от себя добавить – пусть напишут в ответ, что говорят в тех местах. Если ложь успела добраться и туда…

Они переглянулись.

 – Саурон, – одно имя Линдэлас произнес, как выругался.

Дирхавель развел руками.

 – Плохо то, что по всем описаниям те люди были действительно из народа Хадора. Не удивительно, что им поверили. Я подумал – это могли быть люди, выросшие в рабстве у вастаков.

 – Но при них не было никаких вастаков! – воскликнул Линдэлас. – Они уже свободны!

 – Вастаков и не нужно, – отозвался книжник. – Выросшие в рабстве… Они как покалеченные с детства. Запуганные. Страх будет править ими даже после бегства ещё долго.

 – Ты знал и таких? – подал голос Фаньо.

 – Знал. Все эти годы находились те, кто бежал из рабства на юг, сам или вместе с более храбрыми друзьями. Но в последнее время – совсем мало. Думаю, еще оставшиеся в Дор-Ломине наши сородичи либо слишком стары, либо смирились, либо с детства запуганы.

Рингвэ обхватил кубок ладонями.

 – Но зачем они в войске Тху? Тот не мог вооружить рабов…

Дирхавель только рукой махнул.

 – Сами вастаки и взяли их с собой, как слуг и конюхов. Никто их не вооружал. А что при них было оружие – так вастаки либо орки с мертвых сняли. А вот эльдар…

– В Доме Гневного молота, – тяжело сказал Линдэлас, – я слышал рассказы беглецов об эльдар, сломленных самим Морготом или его умайар. Один такой от страха выдал готовящийся побег из рудников. Их мало, но они теперь настолько боятся, что будут исполнять приказы Темных даже на свободе. Кто-то из них мог жить вблизи Сириомбара…

 – Ищите их.

– А будет ли толк, князь? – спросил Дирхавель. – Если у тех бедолаг хоть немного ума, они будут бежать на восток, не останавливаясь, чтобы оказаться подальше от хозяев и от нас. Вред нам, какой исправим, уже исправляется, а переубедить гномов с их помощью, не знаю, удастся ли вовсе. Зачем мстить подневольным глупцам?

 – Не мстить, – отрезал Макалаурэ. – Показать их всем, сделать ложь Тху ещё очевиднее.

Сириомбарский книжник с сомнением покачал головой. Он был готов подчиниться, но напоказ соглашаться не хотел. Неудобно, но хотя бы честно.

– Что иатрим? – обратился Феанарион к Линдэласу.

Тот кивнул и обстоятельно изложил сделанное и случившееся за день, не забывая при этом о кубке вина. Что иатрим, в отличие от гондолинцев, не захотели размещаться внутри крепости, для них пока разбили походные шатры за стенами, и они до холодов готовы построить себе несколько бревенчатых домов. Что своим предводителем они признали Бронвэ и назвали себя «отрядом Близнецов». Что Тиннахаль и десятка два самых отчужденных иатрим готовы уже завтра взять обещанные инструменты, уйти на берег Гэлиона строить свой корабль, и не будут попадаться ему, Макалаурэ, на глаза. Да, и потому, что видели вспышку гнева… На этом месте Линдэлас несколько замялся, а Рингвэ усмехнулся.

– Говорите уже, – бросил Макалаурэ с усталой досадой.

Верный вскинул голову.

– Меня потом спросили дважды, почему мы не делаем это каждый раз, когда вы вспыхиваете вот так.

Макалаурэ молча приподнял брови, ожидая продолжения. Рингвэ пожал плечами:

– С твоего позволения, кано, я готов.

«И пока остановись на этом».

– Тогда передай в мастерские, пусть позволят фалатрим выбрать инструменты на время работы. И пусть предупредят потом, где устроят стоянку. А что атани? – устало спросил Феанарион у Дирхавеля.

– Почти все в крепости, князь. Часть женщин с детьми и кое-кто из беорингов остались в поселке. И думаю, это неплохо, пусть их там тоже расспросят.

– Согласен. Гондолиндрим?

– Едва твой военачальник увидел наше снаряжение, – Линдэлас улыбнулся, – нам освободили крыло Дома Стражи, с отдельным входом.

Макалаурэ ненадолго закрыл глаза ладонями. Пришла усталость. Или стояла рядом, но он не замечал. Не та усталость, которой нужен телесный отдых.

– Хорошо. – Все вокруг уже казалось не совсем настоящим. День кончался, военачальник Райаринкэ, Хранитель крепости, справлялся сам. А его, Макалаурэ, задачей сегодня оказалось просто никого не убить, и это выполнено тоже.

Фаньо увел книжника с гондолинцем непринуждённо и легко, избавляя кано от необходимости быть вежливым самому. Рингвэ допил свое вино, посмотрел выжидательно.

– Тоже спрашиваешь себя, почему не сделал так раньше? – спросил Макалаурэ.

– Спрашиваю, – Рингвэ умел, если хотел, оставаться непроницаемым, как глыба льда.

– А если бы я приказал тебе ночью идти жечь Сириомбар?

– Нет, кано. Я бы не пошел. Считай меня ненадежным.

Молчание. Свечи мигали, заливая подставку белесыми каплями.

– Я понял тебя… надеюсь. Ты надежнее, чем я думал. Благодарю за сегодняшнее. Иначе Тху порадовался бы куда больше. Иди.

…Стукнула, закрываясь, дверь. Кажется, этот чудовищно длинный день наконец-то закончился.

Он прилёг на лежанку, накрылся старым теплым плащом Майтимо, который служил здесь пледом третий год. Пообещал себе позже перейти в спальню – и открыл глаза только утром, когда постучали в дверь с известием, что вернулся скальный голубь.

…Обратное послание с горы Долмед – тонкая полоска кожи с бисерно-мелкими тенгвами. Казалось, она жжет руки.

«Сборы начали. Наугрим затворились от нас еще три дня назад, словно получив внезапные злые вести. Нандор сегодня пересказали слухи о сожжении Гаваней Сириона».

Слово – тоже оружие. Падение Альквалондэ и предательство в Лосгаре, умноженные на разгром Дориата, стали беспощадным оружием против них. Даже теперь… Нет. Особенно теперь.

«Таурон мог готовить его и заранее», – в руках сломалось перо. Брать писчую палочку Макалаурэ даже не стал. Заметался по комнате.

«Он готовился обвинить нас еще до своего нападения на Сириомбар! И наугрим заранее получили известия… еще не о нападении, возможно даже, о его подготовке! И тогда слова ложных беженцев стали прочным подтверждением. Заверили их в том, что наши слова дешевы.

Он воюет против нас даже просто словами. Потому что мы щедро дали такую возможность! Слов ему хватит после Дориата хоть на следующие пятьсот лет…»

Еще несколько раз Макалаурэ пересек комнату, отталкиваясь ладонями от стен при разворотах. Самому ему слов теперь не хватало. Словечки Морьо не шли сейчас на язык, при попытке подобрать их шуршали жухлыми листами и бессильной злостью. Горло сдавило, и он раз за разом ловил себя на том, что хватается за ворот в попытке высвободиться.

Не хватает слов. Ему!

Работа снова станет спасением, несомненно, а ее будет море. Но прямо сейчас руки опускались вслед за исчезновением слов. Казалось, он не в силах даже взять в руки перо, чтобы не сломать его!

Еще хуже, он даже в ярость на себя сейчас прийти не в силах, чтобы одолеть это состояние.

И мысленное прикосновение к Амбарто не могло согреть – Младший снова тосклив и замкнут в безопасности далекого Балара. Перед своей бессловесностью Макалаурэ тоже будет один.

Заперев дверь, чтобы не помешали, Феанарион шагнул к арфе. Стер с нее пыль ладонью. Медленно сел. Ключ настройки лежал здесь же, на подставке, и он, не торопясь, подстроил каждую струну. Понял, что тянет время.