Текст книги "Звезда на излом (СИ)"

Автор книги: Мария Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Так. Через две стены направо или налево? – спросил Амрод деловито, отпуская Элуреда.

И вот здесь сын Диора впервые за последние дни испугался.

Младший Феанарион, потерявший прорву крови, поймавший три стрелы и, по-хорошему, до отхожего места дойти неспособный, поднимался, как гномьим тележным подъёмником толкаемый. Рывками. В два движения сел на койке. Сбросил ноги. Оттолкнулся, чтобы встать, опёрся о стену, сполз обратно. Повторил.

Его зажгли, как тот маяк, и навели на цель, будто стрелу. Теперь Амрод видел цель – и не желал видеть ничего другого. Даже себя.

– Ты с ума сошел?

– Слушай, братец по несчастью, или помоги, или не мешай, – отдышавшись после второй попытки ответил Амрод неожиданно спокойно.

Элуред посмотрел на эту длинную заразу – и подставил Амроду здоровое плечо. А то и вправду покалечится, дурень, лечи его сначала.

Голова напоминала, кто перед ним. «А как это должно отменить то, что я делаю?» – спрашивала другая часть Элуреда. Поскольку то, что он делал прямо сейчас, было большой глупостью, голос рассудка терялся и умолкал.

По стеночке. Небольшими шагами. Отдыхая через каждые несколько. Так они доползли до палаты тяжёлых и едва не упали внутрь на выходящую Маурвен.

– Почему лежачий бродит тут с видом несвежего покойника? – спросила Маурвен грозно.

– Потому что мой Старший здесь, и наши верные тоже! – голосом Амрода можно было иней на сталь наводить. Элуред на мгновение представил себе эпичную битву, вздохнул, проникся и сказал:

– Я разрешил. Остынь, госпожа старшая целительница. Я верю в твою способность устроить тут Битву Под Звёздами за его же здоровье, но свою голову ты ему не приставишь.

– Невыгодный будет обмен, – сказала Маурвен холодно – и подхватила высокого тяжёлого Амрода с другой стороны. Брякнули грязные скальпели в коробке на ее поясе. – Раз уж ты здесь, идём.

– Почему мне не сказали? – Амрод поколебался, но отказываться от ее помощи не стал. Сделал следующий шаг.

– Вот именно поэтому. Чтобы ты не убился немедленно об эти тридцать шагов, – фыркнула Маурвен. Возразить было нечего.

Элуред не горел желанием заходить сюда снова, а к беспамятному князю вчера и не подходил. Маэдроса он опасался и до того, по детской памяти, и по короткой встрече дюжину лет назад. Этот не будет звать никого, и аванирэ у него – стена брони. Не докричаться.

Лежащего в углу палаты, за занавесом, он даже не сразу узнал. Говорили, что и лекари его поначалу не опознали из-за ожогов. Впрочем, четверо, последними пробившиеся с князем из города, сильно обожгли лица и руки и не сразу смогли внятно говорить.

Ещё один нолдо с обожженным, распухшим лицом сидел сейчас у постели князя по левую сторону. К идущим он не обернулся.

Лёгкое одеяло нигде не касалось тела раненого: ткань держал каркас из тонких ивовых прутьев.

– Карнетьяро, ты? – спросил Амрод хрипло, и только тогда добровольный страж посмотрел на них и вскочил.

– Я, – голос был сиплый и повреждённый, но Элуред все равно его узнал именно по голосу, и по спине пробежал холод. Надо же было здесь оказаться вот этому!

– Расскажи, что произошло. Нет, подожди…

С последним шагом Амрод навис над раненым братом, заглянул ему в лицо. Вздрогнул, закусил губу.

– Опускай его, – распорядилась Маурвен, уловив, что порыв иссяк, страшный-ужасный Феанарион вот-вот грохнется, где стоял, и лучше бы не на брата в ожогах. Они осторожно усадили Амрода на пол, целительница жестами потребовала что-то у других – ей передали подушку. Ложиться тот отказался, тяжело привалившись к койке брата.

– Нельо будет в бешенстве, если ещё и без правого глаза останется, – выдохнул Амрод.

– Если ты встанешь ещё раз без разрешения, в бешенстве буду я, – предупредила Маурвен, – и твой удел тогда – пустая каша на воде до конца лечения. И к кровати привяжу.

– У меня теперь нет кровати, – хмыкнул Амрод, закрывая глаза.

– Будет!

– Не беспокойся, госпожа целительница, мы присмотрим, – пообещал сиплым шепотом адан с обгорелой бородой.

– И уложим, – зловеще прохрипел нолдо из верных феанариони, остриженный почти наголо, с тремя швами на голове.

– И колыбельную споём, – припечатал из угла знакомый голос. Эгалмот!

– Уговорили. Под ваш надзор, иначе кашу на воде получат все, – бросила Маурвен, вылетая вон.

– А ты чего молчишь? – спросил Амрод, не открывая глаз.

– Если что понадобится, пусть мне передадут.

«А захочешь поплакать, приходи».

Волна негодования без слов, и потом усталое: «Мальчишка, ты наглец».

«Ты не больно-то похож на старшего. И знаешь, невыплаканные слезы становятся ядом и отравляют душу, учили меня».

«Я не приму твоих поучений».

«А я предложений назад не беру».

Элуред закрыл за собой дверь, вздохнул устало и побрел – нет, не к себе. И не к аданским родичам. К госпоже Нэрвен, собиравшей лекарей в другом крыле Дома Целителей. Нет, она наверняка откажется прийти сюда, но советом обычно помогала. Может быть, подскажет, как перестать видеть брата в этом сумасшедшем… Или как лечить того, кого избегают лучшие лекари острова и бывшего Сириомбара.

*

– Никак.

Убрав свои дивные волосы в косу и под косынку, Нэрвен перестала выглядеть сиятельно и торжественно, сделалась совсем юной, и порой приходилось себе напоминать, насколько она старше.

– Твоя просьба опоздала, – она покачала головой. – Если я правильно понимаю, ты отозвался на его зов, когда сам едва осознал, насколько глубоко ранен потерей. Две раненых фэа зазвучали вместе, как две струны. Да, ты будешь хотеть видеть в нем брата, и ничего в том хорошего нет. Да, вероятно, и ты теперь кажешься ему не чужим. Тебе лучше избегать его. Ты мягок и сострадателен, а он намного старше и силен духом – ты можешь попасть под его влияние из самых лучших чувств. Не стоит становиться частью этой семьи даже в мыслях, Элуред, особенно тебе. Если он однажды сочтет, что клятва требует твоей смерти или пожертвовать тобой – так и будет.

– Несмотря на то, что произошло в Сириомбаре?

– Я думаю, в том заслуга никак не Амрода. Разве что старшего из братьев. И все равно, сделанное ими выглядит безумно. Я едва верю в то, что говорят свидетели. И ведь Маэдрос без колебаний бросил в бой небольшой отряд, пожертвовав ещё двумя братьями – быть может, считая, что можно в своем роде исполнить Клятву, защищая Сильмариль от Врага. Либо рассчитывая получить камень позднее.

– Я понимаю. И постараюсь быть осторожнее. А что до свидетелей – я опрашивал вчера всех, кого нашел. И хочу спросить, не было ли в тот день чего-то необычного для тебя здесь?

– Кроме предчувствия беды?

– Да, кроме него, – кивнул Элуред настойчиво.

– Присутствие Сил моря, – Нэрвен даже не задумалась. – Со времени Исхода я не чувствовала такого близкого присутствия Стихии. Даже живя у моря последние годы. Но что ты ищешь?

– Эльвинг. Ее бегству от балрога свидетели нашлись. Она уводила его от детей – и уносила от вражьего посланца Сильмариль. А затем князь Маэдрос напал на того балрога, долго бился – и одолел его. Это точно, потому что балрога больше не видели, а Маэдрос – здесь.

Галадриэль прошлась по палате, заметно волнуясь.

– Прости, что говорю прямо. Маэдрос был опасен для Эльвинг. Нельзя поручиться, что он не напал на нее. Я не верю в добрые порывы у дважды запятнанных кровью сородичей. Диор… страшно рискнул с ними.

– Это было решение Эльвинг, а не отца, Нэрвен, поверь. Ворота открыли по ее приказу. И отец сказал об этом князю Маэдросу. Я слышал сам.

– Мне говорили. Я едва верила. И что было потом?

– Я ищу свидетелей. Те, кто вынес Маэдроса из огня, ничего не видели, они только дрались. Один адан, бесхитростный и прямой, двое верных феанариони, один гондолинец. Есть ещё стражи дворца, прислужницы Эльвинг, которых вывели стражи, и есть стрелки из пограничников Дориата, которые рассеялись по крышам после нападения балрога и стреляли в него. Я нашел не всех. Но есть только один свидетель в палате тяжёлых, который видел все. Только не знаю, можно ли его будет спросить.

– Если ты хотел моей помощи для Маэдроса, мог попросить прямо, – Галадриэль покачала головой.

– Я не хотел. Но мне приходится. Я знаю, что Сильмариля при нем не было. Его доспех и одежду проверили после опознания и потом сожгли все, что осталось от ткани. Я знаю, что Сильмариля не было у тех двоих верных, потому что я сам велел забрать одежду четверых защитников князя позавчера, и они отдали ее без возражений. И я знаю, что никто не видел сестру после сражения с балрогом, зато многие упоминали о свечении моря в это время и о чувстве присутствия стихии.

– Что-то произошло?

– Нужно понять, что случилось, – сказал Элуред твердо. – Нужно увериться, что сестра не в руках врага. Я не чувствую ее совсем – и не верю в смерть ни на мгновение. Даже о детях, которых не нашли, я беспокоюсь меньше – вот о них мне свидетели говорили, с ними умная и верная нолдэ, которая и в одиночку могла вывести их из города. Если я найду оставшихся стражей и стрелков, и они тоже ничего не знают об Эльвинг, мне останется только слово Маэдроса. Но лучшие целители острова и Гаваней видеть его не хотят, и Маурвен уже сделала все что могла… Как я в глаза Эарендилю посмотрю, когда он вернётся?

– Я тоже с радостью не видела бы Маэдроса вовсе, —нахмурилась Нэрвен. – Но ты прав. Нам нужны ответы. Что-то всколыхнулось той ночью, к добру или к худу… и лучше понять заранее. Я приду к нему завтра утром. При одном условии, юный родич.

Элуред посмотрел с удивлением.

– Ты немедленно ляжешь в постель и проспишь как можно дольше! – Нэрвен нависла над ним, погрозила пальцем.

Сын Диора кивнул и в первый раз улыбнулся.

Требования Нэрвен он тогда честно исполнил – ушел и лег.

Наутро Гвирит по его просьбе перевели в комнатку рядом с ним, и поселили с ней одну из прислужниц Эльвинг. Теперь Элуред мог слышать ночью, как девушка всхлипывает и хнычут иногда младенцы, и уж точно услышит, если случится спор. Ему самому все равно было место в Доме целителей. А кроме того, где ему селиться? В здешнем доме Келеборна и Нэрвен? А все остальные?

Вот Гвирит с дочками стоит отправить под присмотр Нэрвен, но позже, когда разрешат ее целительницы.

Очень хотелось снова сидеть с ней и плакать. Пообещал себе обязательно сделать это позже, как только сможет.

Кто-то принес ему тем утром трость, и жить стало немного легче.

Впрочем, мучительное блуждание по палатам, наконец, принесло плоды, и способные ходить потянулись к нему сами. Иатрим находили уцелевших дориатских стрелков одного за другим, за день их отыскалось шестеро: пять за пределами Палат, одного нашли снова прямо здесь, среди обожженных. Этот последний подтвердил, что племянники убежали с Ольвен в сторону ее дома, и у Элуреда от сердца отлегло: теперь он был крепко уверен, что Элрос с Элрондом в безопасности. Ольвен или спрятала, или вывела их из города. На одно чутье тут он полагаться опасался.

Маэдроса и Амрода по распоряжению Нэрвен перенесли в свободную палату, благо часть раненых выпустили после лечения, и Палаты Целителей перестали быть настолько переполненными. Следом двое верных без спроса перебрались туда сами, чтобы сидеть с князем и ждать его из беспамятства. Карнетьяро как почти здорового, только на перевязки ходить, выпроводили было, но он, недолго размышляя, обосновался прямо в коридоре. Амрод, кажется, порывался поговорить, не то благодарить, но поначалу другие раненые честно не отпустили его, а потом Элуред спрятался у себя, пытаясь исполнять совет Нэрвен и чувствуя себя очень глупо. Детский страх перед Карнетьяро тоже не радовал. Нолдо его узнал, и при встречах откровенно стыдился, прятал глаза и краснел бы, не будь уже до кончиков ушей в ожоге.

Снаружи ладились понемногу дела. Большую часть беглецов поначалу разместили в шатрах на берегу и прямо на кораблях, а теперь часть женщин и детей временно расселили по чьим-то домам. Под присмотром Келеборна строили новые дома у подножия городского холма и даже на соседнем. Для них вовсю использовали добротные бревна от сириомбарских плотов. Выйдя впервые наружу, Элуред доковылял было до шатров, но скоро сбежал обратно – слишком бурно встретили его аданы, он не заслужил их радость. Но главное он сделал – все будут обсуждать, кто что видел. Даже если аданы, как это водится, искренне досочинят, он надеялся, что сумеет отличить лишнее и сложить картину из их рассказов.

Время показало, как он был самонадеян! Назавтра к нему в палату потянулись рассказчики и обрушили поток воспоминаний. В них балрог с ревом разносил весь верхний город, убивал всех подряд, убивал госпожу Эльвинг, какого-то нолдо, нолдо ещё кого-то убивал, кто-то бросился в море, спасаясь от балрога, нет, в море осыпались горящие дома с вершины холма… В некоторых рассказах в море бросился даже балрог, отчего вода сияла и бурлила. Иные упоминали больших белых птиц над морем. Каждый второй рассказ аданов начинался со слов «на моей лодке видели…»

Эльдар видели балрога и то, как он с кем-то сражается. Это было железно достоверно – и недостаточно. Но так уж сложилось. Юноша попросил распространить его просьбу о поиске очевидцев среди всех беглецов, не исключая ни стариков, ни детей.

Вечером он укрылся в комнате и выдохнул. Левой рукой Элуред кое-как записал на серой бумаге для лекарских записей основные ветви событий, пытаясь понять, какая из них самая правдоподобная. Скорее всего, в море не бросался балрог. Сияние и бурление моря при этом исключить все равно нельзя…

– Я просто ученик целителей, – вздохнул он вслух. – Я хотел решать другие загадки и другим способом… Валар добрые, почему я? Я негоден управлять. Я не умею разбираться в мыслях аданов! Я невезучий глупец! Почему не Элурин? Гвирит бы не плакала… Почему не отец? Он бы все быстро понял. Почему бесполезный я?

– Побольше бы таких бесполезных, – раздалось из-за двери.

Элуред покраснел до ушей. Нежити болотные Феанариона принесли, не иначе! Вовремя донельзя!

Болотная нежить Карнетьяро снова спрятала глаза и бесцеремонно усадила Амрода, которого приволокла на себе, на застеленную койку. И удрала.

– Если ты поплакать, то в самый раз, – сказал Элуред с досадой. – Словом, ты все слышал. Я себя чувствую бесполезным глупцом, на кой я тебе сдался сейчас?

– Я бы тебя обнял покрепче, – отозвался Амрод, – да за твои переломы боюсь. Этот якобы бесполезный глупец уломал Нэрвен лечить моего Старшего! Без тебя она бы пальцем его не коснулась. Зачем ты делаешь это для нас?

– Потому что князь Маэдрос, возможно, последним видел Эльвинг. Она исчезла, ее нигде нет. Вообще. Ее словно нигде не было в этом мире!

– Что?!

– И никто не увидел, куда она исчезла! Понимаешь, вообще никто!

Горло перехватило. Руки вздрогнули, разорвав неплотную бумагу с записью. Он должен бы вежливо молчать и спровадить гостя… Но сил на это не было. Сил молчать – тоже.

– Что только мне не рассказали сегодня… У аданов каша в голове, каждый второй пересказывает чужое, каждый первый путает и додумывает! Многие эльда видели бой балрога с твоим братом издалека, ни один эльда не заметил сестру! Даже стрелки с крыш видели не все! Сходятся только на том, что она убегала от балрога вверх по улице! Чего я только не наслушался, какого вздора! От того что балрог утонул, потому и море светилось, и до того, что это Маэдрос гнался за Эльвинг, и она от него бросилась в море!

Амрод дернулся. Элуреда несло, теперь слова сыпались горохом. Нет, это не Элурин, это старший и опасный эльда… Но и вправду поздно, язык развязался, обнаружить рядом сочувствующего старшего было невыносимо важно и нужно.

– Я даже сложить эти слова в картину не могу, один бред! Что я скажу Эарендилю, как ему в глаза посмотрю? Здравствуй, друг, я потерял твою семью, где сестра – не знаю, дети, наверное, прячутся по лесам с учителем? Брат с отцом остались в городе, прямо у ворот, их убил второй балрог, и то облегчение знать, что случилось! Только меня там уже не было! Знаешь, почему? Потому что я невезучий криворукий дурак! Е-едва начался штурм, в меня попала стрела, и я свалился с-со стены, даже мимо земляной кучи п-под ней почти промахнулся, потому и п-переломы! Мой брат сражался, защищал нас, а я…

Горло перехватило, свело окончательно, и Элуред снова зарыдал, комкая чистую бумагу и разрывая ее в мокрые клочья.

Его грубовато похлопали по плечу, от чего слезы только полились сильнее.

…И, словно этого было мало, вскоре за стеной и дверью раздались возмущенные голоса мужчины и женщины, затем взвился тонкий голос Гвирит и детский плач.

– Акула их ухвати!.. – Ожесточенно комкая бумагу, Элуред пытался вытереть слезы, но они упрямо лились. – Ещё и этих дураков болотная нежить принесла… Родня невестки… я велел не пускать…

– Сейчас унесёт.

Амрод рывком воздвигся во весь немалый рост в маленькой комнате, шагнул, опираясь на стену, и распахнул дверь – петли крякнули. Ровно в нужное мгновение, чтобы увидеть, как заплаканная Гвирит с размаху хлещет рослую круглолицую тётку по лицу пеленкой. Разворачивается – и лупит уже здорового бородатого мужика.

– Вон пошли! – звеняще крикнула девчонка. – Плакать буду, сколько захочу! Своих детей несчастных поучайте! От вашей заботы удавиться хочется!

Потом Элуред жалел, что не видел лица Феанариона в такой миг. Зато вытянутые, обалдевшие лица кузнеца с женой, глядящих снизу вверх на возникшую рядом ходячую угрозу всего Сириомбара, он видел очень хорошо.

– Вон отсюда! – Амрод и голос не сильно повысил, но незваные гости торопливо отступили к выходу, а Элуреду на мгновение тоже очень захотелось выполнить приказ, ну хоть под стол нырнуть. – Этьяро, выстави их.

Не беспокоясь больше, Амрод посмотрел на Гвирит сверху вниз и спросил:

– Птенец, ты кто?

Гвирит, ужасно боявшаяся своей матери, братьев и большинства больших человеческих мужчин, задрала голову и улыбнулась ему сквозь слезы почти счастливо. Не мог быть для нее плох и страшен тот, кто выгнал пугающую родню.

– Я Гвирит. Рисовальщица карт. Жена Элурина…

Громко всхлипнула – слезы покатились градом снова – и снова спряталась в комнату. Взревели дружно детские голоса, затем унялись.

С неловкой усмешкой Амрод вернулся на койку – ему был один шаг – тяжело сполз на нее и спросил:

– Здесь хоть кто-то взрослый распоряжается, в этом… гнезде пуганых птенцов?

– Я, – мрачно сказал Элуред, вытирая лицо. – Нэрвен. И ты вот ещё. Остальные лежачие. Нет, лекарями командовать не надо.

– Дожил, – вздохнул Феанарион. – Я – и по палатам целителей дураков распугиваю. Ну, это я могу.

Не спрося, Амрод взял со столика скомканный лист с записями, расправил. Пробежал взглядом.

– Великий Охотник, да здесь целая поэма… Так. Драка с балрогом настоящая, ты пометил. Я тоже все пропустил, проклятую ящерицу одолели без меня. Присутствие Силы… Из остального, по мне, повторяется свечение моря и то, что в море кто-то или что-то бросается. Аданы плохо видят, не упускай это.

– Ты прав. Упускаю.

– Свечение моря, – повторил Амрод. – Эльвинг бежала от балрога… Куда?

– Вверх по улице к вершине холма. Потому что огнем балрога терем отрезало от гавани. И потому что дети…

– Где Майтимо догнал огненную тварь?

– Видимо, почти у вершины холма, раз битву видели с моря…

– Свечение моря, – повторил снова Амрод, и его щека дернулась. – Эльвинг ведь несла Сильмариль, можешь не говорить. И тварь ее почти догоняла там, на холме. Свечение моря…

Его лицо исказилось, как от горя.

– Она… Могла броситься в море с Камнем, чтобы не достаться врагу. Она – могла. – Элуред наконец выговорил это вслух – то, что никак не мог до того ни представить, ни назвать словами – и закрыл лицо руками. – Присутствие Силы… Только на него и надежда. Иначе – все…

Оказалось, Амрод сидит, в точности повторив его самого, закрыв руками лицо. От него тянуло ужасом.

– О чем ты…

– Не надо, – отрезал тот. – Уже не сбылось.

Элуред вспомнил рассказ про Маэдроса, якобы гнавшегося за Эльвинг, и понял. По спине пробежал мороз. Сестра бросилась бы в море – в любом случае. Лишь бы не отдать победу врагу.

Не сбылось – но кажется, прошло близко.

– Я… – он запнулся.

– Ты вправе ненавидеть меня. – Амрод вскинул голову. – Переживу.

– Не получается, – сказал Элуред очень устало. – А Маэдроса я просто боюсь. Благодарю…

– Да ты сам нашел все следы и все понял. Тебе даже не надо было уговаривать Нэрвен.

– Тогда я этого не знал. Я и сейчас едва смог подумать… Не верю. Просто не верю, – сказал он устало. – Я был уверен, что…

Бледный Амрод молчал, стиснув зубы.

– Я уверен, что она есть, – повторил Элуред. – Этой дыры… вместо нее… во мне нет. Значит, она есть.

«Или ты хочешь так думать».

Амрод точно поймал эту торопливую мысль с лету за хвост и не отдал, но по его лицу сейчас тоже читалось неплохо.

А помолчав и покраснев до ушей, он подумал о другом, и сказал вслух совсем другое.

– Старший возвращался дважды, когда мы… я считал его потерянным. Нам его возвращали. Иногда это сбывается.

– Он еще не совсем вернулся, – а вот теперь была очередь Элуреда ляпнуть лишнего и краснеть.

Амрод только махнул рукой.

– Он не в плену и еще не умер. Он упрямый. И… – он поколебался. – Если Майтимо выживет, это благодаря тебе в первую голову. Я хочу… Клятва тяготила его сильнее всех нас. Но он отказался взяться за меч ещё раз ради Сильмариля. Если вы спасёте его – это будет… Нет. Справедливо тут не лучшее слово.

– Справедливость, на войне? – спросил Элуред грустно. – Молчи уж. Пусть просто выживет. В отряд орков, кстати, я не верю, после балрога. Он и так первый, кто пережил свою победу.

– Я верю, – сказал Амрод серьёзно. – Это Майтимо. Он мог.

И вздохнул.

– Знать бы ещё, где Макалаурэ… – это прозвучало с такой тоской, что добросердечный Элуред не выдержал.

– Я пожалею, что сказал… Из города был тайный ход по примеру Гондолина. Из той самой дальней части. О нем знали немногие, но среди тех сотен воинов точно были знающие, хотя бы Галдор. И учитель детей Эльвинг его знала. Твой брат мог выбраться из города вместе с ними.

Лицо Амрода вспыхнуло такой радостью и облегчением, что Элуред покраснел.

– Лишь бы Нэрвен теперь не отступилась от Майтимо, – хрипло сказал Феанарион.

– Она не отступится, раз взялась, не беспокойся. А умалчивать я не буду. Это… слишком важно.

– Как знаешь. Надеюсь, ты не ошибёшься в Нэрвен, я слишком долго ее не видел. И она меня тоже. Доброй ночи.

Амрод снова встал рывком, едва не касаясь головой потолка в этой комнатушке, и позвал Этьяро.

С ним рядом было тесно и неловко. Без него стало пусто. Элуред снова напомнил себе слова Нэрвен и лег спать.

С утра после обхода палат он собирался найти Нэрвен. Вместо этого утро двенадцатого дня с падения Сириомбара началось с шума за стеной. К палатам целителей пришли аданы.

Элуред, едва умывшись, вышел к ним с тростью, и нашел у крыльца небольшую толпу. Пришло много дравшихся за город, толпа белела свежими повязками. Пробежав взглядом по лицам, Элуред узнал беорингов и хадорингов из Кузнечного угла и понял, что без новоявленных родичей снова не обошлось.

Из толпы выступил старый мастер Фер, которого уважали в Кузнечном углу и нередко отправляли говорить от их имени.

– Княжич Элуред, семья Молот на обиду жалуется от твоего гостя Феанариона, и на то, что ты сестру их от людей прячешь! – заявил он. – Родичей к ней не пускаешь!

Мысленно пожелав семье Молот, чтобы им акулы откусили ползадницы каждому и дали другие поводы для беспокойства, Элуред сел на верхнюю ступеньку высокого крыльца, откуда его было неплохо видно.

 – Нога болит ещё. Я посижу и по порядку на все отвечу…

Дверь снова скрипнула, и на крыльце палат возник неизбежный как ненастье Феанарион. Во всей семейной красе: точеное лицо мрачное, брови нахмурены, густо-рыжая грива заплетена в косу, будто в бой собрался. И неважно, что он опирается на плечо верного, что он босой, бледный до зелени и вообще еле ползает по стенке, а не ходит. «Ну, куда ты лезешь опять, несвежий ты беспокойник?» – возмутился Элуред. «Шумели». «Это мое дело!» «Посмотрим».

 – Выкладывайте свою обиду, – велел юноша хмуро.

 – Твой гость вчера старшего Молота с женой выгнал, а его оруженосец их силой с крыльца спустил! – начал старик.

 – А за что выгнал, они сказали? – тут же спросил Элуред.

 – Они сестру навещали, помочь ей хотели, пока она отдыхает после родов. Это другая обида, что ты их подпускать к ней не хочешь. А ещё говорят они, Гвирит рыдает и плачет беспрестанно уже дюжину дней, и неладно это. Не обижают ли ее там, в целительских палатах? – добавил старик осторожно.

 – Так… – Элуред не выдержал, вскочил снова. – Я очень зол, и могу быть невежлив! Первое. Гвирит поручена моим заботам по слову ее мужа, моего брата! Второе. Гвирит оплакивает мужа! И не семье Молот ей указывать, сколько положено плакать. И вообще никому, даже эльфийскому королю! А мое дело – дать ей плакать от души, и не смейте говорить, что мой брат не заслужил ее любви и ее слез!

Он с трудом заставил себя разжать кулаки.

 – И да, я приказал не пускать семью Молот в палаты целителей. Они нарушили мой запрет! Они думают, что проявляют доброту и заботу о сестре. Они ошибаются. И даже сейчас приходят поучать ее, указывать ей, как себя вести и как показывать чувства. Пугают ее, что если та не будет их слушать, то навредит детям! Я не собирался говорить о таком при всех, но семья Молот сама вынесла наши дела на собрание, это теперь их забота. Я при всех запрещаю братьям Молот входить в любое место, где Гвирит живет, и донимать ее поучениями! Сама Гвирит вольна с ними говорить, если захочет. А не захочет, век пусть их не видит. К Гвирит приставлена няня моей сестры, она навредить детям никак не может.

Собравшиеся загомонили, переглядываясь, а младший из братьев Молот, красный до корней волос, нырнул в толпу и поспешил прочь.

 – Что ж, ясно, что это семейное дело, и обиды Гвирит здесь я не вижу, – рассудил старый мастер. Зыркнул на оставшегося Молота многообещающе. – Я бы зашёл сам ее навестить. А как дочерей Гвирит назвали, известно ли уже, княжич?

 – Да, мастер Фер. Зовут их теперь Аннаэль и Аннаэр, Дар звёзд и Дар моря. Они родились прямо на корабле, когда ясной ночью подходили к Балару. Да, навести ее. И передай мастеру Антэ, детей поможет вырастить сама госпожа Нэрвен.

…И это будет совсем не дело уважаемой и властной в своей семье бабки Антэ, закончил Элуред про себя. Увидел, что мастер Фер его отлично понял и ухмыльнулся.

– Но остаётся обида от твоего гостя и его оруженосца, – сказал старый мастер. – Мы не можем позволить эльфам, даже князьям, чинить обиду людям.

– Мой гость, – это звучало так странно про Феанариона, что слова казались ненастоящими, – не оскорблял семью Молот. Он просто велел им убираться. И они ушли.

– Они не ушли, – возразил мастер. – Оруженосец князя взял их за шиворот и вынес из палат.

«Вот как! Завидую…»

– Да, я это сделал. Князь мне именно это не приказывал, – Этьяро и не думал отсиживаться за спинами вождей. – Мой князь велел их выставить. Я выставил, как счёл нужным. Вынес. Потому что слов не понимали.

– Это всем нам оскорбление! – набыченно сказал старший брат Молот.

– За что ты велел их выставить, князь? – старый мастер не утерпел и обратился прямо к Амроду, благо вот он здесь, оскорбитель и смутьян.

Сердце Элуреда ёкнуло. Он в красках представил, что способен Феанарион сказать аданам и куда их послать за ответами, и как мало после этого его, младшего в семье, здесь будут уважать…

Все, что он мог сделать, это мысленно погрозить братцу по несчастью кулаком.

– За то, что шумели вечером в палатах целителей, – сказал Амрод с усмешкой, глядя сверху вниз. – Нарушили приказ Элуреда. Не желали уходить, когда их о том просила сестра. За то, что надоедливые болваны, можно и так сказать. Но уж никак не за то, что они аданы, а я нет.

Люди ухмылялись, переглядываясь. Элуред выдохнул.

– Мы знаем упрямство братьев Молот, – старый мастер нахмурился. – В том, что сказано, нет обиды никому, кроме самих мастеров Молот.

– Неправда!

Вот тут замерли все. Элуред захотел провалиться сквозь землю, не зная, как предотвратить беду.

– Ты меня во лжи обвинил, что ли? – Амрод даже не злился, Амрод попросту растерялся.

– Ты, князь, выгнал нас как щенят. Мы, люди, все для тебя болваны да щенята, – набыченно процедил кузнец. – А мы не шумели, мы с сестрой говорили…

– Во лжи. Меня. Парень, да ты совсем глуп, – Амрод покачал головой, усмехаясь, но щурился уже нехорошо.

Кузнец пьян или что, пытался понять Элуред. Гари надышался? И еще не прошло? Если Амрод его высмеет или снисходительно отнесётся – покажет, что люди ему и вправду щенята, наверняка так и есть ведь, а ещё – что его можно обвинить во лжи и ничего не будет. Ответит всерьез – и новая кровь ляжет между его семьёй и Феанариони, словно…

Словно что-то пытается ее пролить вновь. Именно сейчас, когда наследник Тингола говорит с одиноким Феанариони как с другом!

Или это горе и усталость ему рисуют такие страхи?

– Я свидетельствую, что слова князя Амрода правдивы, я был у себя и слышал его. Не было в них обиды людям, – сказал Элуред медленно. – Обвинишь ли во лжи меня?

Ухватил Амрода за локоть. «Остынь. Подожди!.. Здесь неладно!»

Тот медлил, сдвигая брови. Сделал шаг вперёд, опираясь на столб крыльца.

– Я правду говорю! – Кузнец багровел, наливаясь дурной кровью и злобой.

Снова скрипнула дверь – кто-то ещё выскользнул на крыльцо, привлеченный голосами. Гвирит! Совсем маленькая, в серой накидке няни. Глаза сухие и красные. Ох, нет, только ее тут не хватало…

– Вчерашней пеленки тебе было мало, братец? – воскликнула она. – Решил выпить и добавки попросить? Как же вы, мастер Фер, не разглядели, что он пьян? А ещё собрание созвал… Опять спьяну решил, что его все обижают!

«Но я не чувствую запаха выпивки… Гвирит, ты лжешь здесь в открытую? Нет, не слышу лжи…»

Амрод коротко засмеялся.

– Я уже думал, твой родич на поединок напрашивается!

– Стойте! – велел Элуред. Ему было страшновато, но предчувствия не давали покоя. – Отведите его в караульную у ворот порта и вызовите туда лекаря! Мне не нравится его лицо. Он не просто пьян. Он или выпил что-то опасное, или болен!

Бледный мастер Фер жестами подозвал несколько человек, и они ухватили кузнеца за локти.

Несколько мгновений Элуред думал, что ошибся, что хватил через край – и тут старший Молот начал яростно рваться из рук подмастерьев, его глаза налились кровью, как у быка. Если бы не слова юноши – мог успеть броситься на кого угодно. Даже на Феанариона. Но теперь на него навалились все стоявшие рядом мужчины и женщины, не давая шевельнуться и от души охаживая по чему попало. Кто-то сдергивал с себя плетеные пояса, кто-то бежал от ближайшего колодца с ведром воды. Буяна скрутили, окатили водой, и он затих.