Текст книги "Звезда на излом (СИ)"

Автор книги: Мария Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Сама. Когда молодая была. Мы сюда только переселились, и князья белолицых тогда вместе с вождями все новые земли объезжали.

И дом был новый, вздохнула Лота. И она – девчонка-невеста. И зимы теплые. И вожди подтвердили союз с белолицыми заново, крепость за лесом укрепили, воинов туда послали... Казалось, все хорошо будет.

Казалось. Двадцать лет назад.

– А он красивый был?

– Тише. Чтоб Хали не слышала. Все белолицые красивые очень. А князья пуще всех. Как ненастоящие, словно не бывает таких.

– А дань все берут, что красивые нимри, что мордатые вастаки, – буркнула Ними. – Вот так бей его, а не три. – И снова показала, как бьёт по белью. Для Нэл было ещё тяжело, но куда деваться.

Из лесу донёсся унылый вой, сорвался на визг и затих.

– Да быстрее вы, копуши! – рявкнула Лота. – До ночи провозиться хотите? Чтоб гаур жопы пооткусил, курицы сонные?!

– Раскомандовалась, гусыня!

– Цыц! Поговори у меня!..

– Ой, – сказала Нэл, тыкая пальцем в сторону леса.

Волк вырвался из-за деревьев в каких-то паре сотен шагов от них. Он мчался изо всех сил, волоча задние лапы, из зада у него торчала короткая толстая стрела, и женщины застыли столбами – вдруг мимо, вдруг пронесёт? И хруст по лесу...

– Колотушки, бабы... и бадьями прикройтесь... – сказала Лота тихо.

Анни схватилась за ухват, без которого деревню не покидала, а Коротышка Эле моргнула и вытащила из-под белья в кадушке топор.

Из-за деревьев вырвался всадник. На здоровенном мохнатом коне, ни разу не вастачьем звере. Конище взрывал сугробы так, что снег во все стороны волной летел, а всадник орал. Красивым, свежим, совсем песенным голосом он орал, мешая привычные и эльфовы слова:

– Стой, улундо, тварь вонючая, стоять, шуба драная!!!

В руках его был короткий, толстый лук, прям совсем вастачий, и он снова резко его натянул и пустил стрелу волку в ноги. Попал! Варг кувырнулся в снег, в три прыжка конище его нагнал, и всадник свалился из седла прямо на варга! Визг, хрип, они катятся кувырком, конь чуть не тоже порывается затоптать зверя, а потом всадник, не торопясь, встал, отряхивая длинные волосы и озираясь.

Белолицый.

– Ой, – повторила Нэл, так и прилипнув глазами к юному и гладкому лицу, ну чисто красавец-мальчишка не старше двадцати, только глаза ни разу не молодые и аж светятся.

А Лота перевела взгляд на варга, валяющегося как тряпка. Из-под челюсти у него торчала гнутая рукоять длинного эльфовского ножа и растекалась лужа – красная по розовому вечернему снегу.

– Девки, – сказала она хрипло. – Мясо!

Когда они с вальками и бадьями наперевес все вместе двинулись к белолицему, он аж бросил волка свежевать и невольно изготовился драться, потом распрямился.

– Что случилось? – спросил сухо.

– Мясо нам отдай, охотник, – сказала Лота.

И тут белолицый вытаращил глаза, как мальчишка.

– Вот это? Есть?

Женщины аж переглянулись.

– Смотрю, не голода-ают они там, в лесу, и без нашего хлеба! – пропела Мели.

– А как пугали, когда два лета назад забирали оброк в последний раз!

– Мы думали, им самим несладко, аж князь Железнорукий остервенел и ходит в одиночку вастаков бить!

Белолицый эльф поднял руку, останавливая их.

– Нам несладко, – сказал он, – но чтобы жрать гаура! Это совсем до истощения дойти надо! Он же Темным разит!

– Шубу из него это тебе носить не мешает, драный ты тулуп! – бросила бойкая Анни, словно чуя, что опасности тут нет.

– Да не сильно больше обычного волка воняет, – сказала примирительно Коротышка Эле. – Поварить свечи четыре-пять, так и ничего.

Белолицего передёрнуло.

– Оставлю мясо, – сказал он, возвращаясь к работе. – Осторожно здесь вечерами. Гауров в лесу больше стало.

– Так за вами, не за нами же! – пренебрежительно фыркнула Хали. Охотник бросил на нее недобрый насмешливый взгляд, но промолчал.

– Много забирают вастаки? – спросил он, торопливо работая ножом.

– Ты ещё спроси, сколько уродилось! И уродилось мало, и забирают до жопы! – Мели злилась, только не понять, на что именно, урожай, белолицего, вастаков или всех сразу. – А до того вы забирали! Велика разница!

– При них и урожаи лучше были, – возразила Коротышка.

– Ты ещё скажи – из-за них! Ха-ха!

Нэль подобралась ближе, смотрела с восторгом на тонкое, чистое лицо, изогнутые брови, словно тонкой кисточкой нарисованные, и густые волосы, черные с отливом в медь. А Лота высматривала и видела другое.

Жилистые худые руки в шрамах и жёсткие скулы белолицего. Латаную шубу, ещё тонкую, как в ее молодости носили, кое-где подшитую заплатами. Штопку на штанах. Грубые кожаные сапоги, которые точно не из мастерских Одинокой крепости вышли, ох, какая работа оттуда выходила... Налуч был вастакской работы, как и лук, только родовые знаки и цвета другие. Как у тех, своих вастаков, из племени Бора.

Уж они-то все до единого подхватились в леса три года назад, чтобы не вырезали. И всех, до кого дотянулись, прихватили тоже. Сволочи.

Женщины уже потащили тушу к мосткам, споря, разделать её или так уволочь, а она ещё стояла.

– Кто у тебя в лес ушел, аданет? – спросил белолицый, сворачивая шкуру и не глядя на нее.

– Сын. Десять лет всего. Тогда, три года назад было.

– Тогда не бойся, – сказал он. – Всех младших князь Маглор отправляет в отряд, который охраняет его детей. Там безопасно.

– У этого... Дети?

– Его приемные дети, – уточнил белолицый, подвязывая шкуру ремнями к седлу. – Им нужны товарищи. И защитники.

– За которых награда золотом? – ляпнула Лота.

Белолицый помрачнел и отвернулся.

– А Железнорукий князь правда невидимым ходит по ночам бить вастаков? – пискнула рядом Нэль.

Эльф вскочил на своего мохнатого злюку.

– Князь Маэдрос Железнорукий очень, очень зол. Он все может, – сказал он, и конь, разбрасывая снег, умчался к лесу.

Разговоров до лета хватит, думала Лота. Не вышло бы худо... Пододвинулась незаметно к Хали, когда укладывали отжатое белье в бадейки.

– Помалкивай.

– Да куда я денусь! – окрысилась та. – И дети куда денутся! Две девки! В лес им, что ли? К вастакам в рабыни? Или в прорубь?

«Может, и в лес»... – подумала вдруг Лота. Эх, где мои двадцать лет...

Где мой первый муж... На крыльях бы в лес улетел следом за белолицыми.

Облепила снегом доставшийся кусок волчьего мяса, кое-как впихнула в пустую бадейку – и поволокла по снегу домой.

*

В алом плаще с черным подбоем, на светлой, устало ковыляющей лошаденке, совсем юный всадник ехал вдоль колоннады могучих дубов, переплетавшихся ветвями высоко над его головой.

Видно его даже в лесу было издалека.

Три гаура видели и чуяли его прекрасно. Вожак втянул воздух снова и оскалился – запах от плаща был знаком и ничего хорошего не сулил. Но запах живого был другой – будоражащий, пряный и почти как от детеныша. Необычный голуг. Славная добыча.

Вожак заворчал и двинулся на перехват, зовя с собой остальных.

Услышав вой, Элрос вздрогнул сперва, завертел головой, потом потёр заледеневшие руки: гауры ещё далеко. Лошадь мотала головой и порывалась бежать.

– Да погоди ты! – шепотом сказал Элрос, косясь назад. Если уходить слишком быстро, кто-то из гауров наверняка бросит охоту, а то и все сразу.

Ещё немного.

И ещё.

И пустил, наконец, серую в галоп. Разбрасывая сухой снег во все стороны, они мчались через дубовую рощу – невысокий всадник в развевающемся алом плаще и черно-серые гауры, подбирающиеся все ближе. Лошадь мчалась то быстрее, когда три сауроновых волка пытались взять ее в клещи, то чуть медленнее, и тогда вновь припускали волки...

Коснулось теплом – на него смотрит Элронд, брат его видит.

Рывок – и гаур слева едва не ухватил зубами сапог мальчишки!

– Вперёд! Вперёд! – Воскликнул Элрос, подгоняя лошадь и голосом, и мыслью. Серая лошадка мчалась в вихрях снега, откуда только силы взялись! Распаленные гауры тоже напрягали все силы, но рыхлый лёгкий снег, куда проваливались даже широкие лапы, не помогал им. Вот лошадь вырвалась вперёд на три длины тела, четыре...

Вожак взвыл – он не упустит! Не уйдут! Долго не продержатся! Отчаянным броском почти нагнал добычу, оскалился, готовясь вцепиться ей в ногу – и получил стрелу в оскаленную пасть. С дерева.

Острие ушло глубоко в горло и перебило крупную жилу. Кровь хлынула стремительно, пачкая снег вокруг, гаур хрипел и кашлял, мотая головой, стараясь избавиться от помехи, глотая то кровь, то воздух...

Элронд спрыгнул на нижнюю ветвь дуба и выпустил вторую стрелу – вожаку в глаз.

Элрос, пригнувшись к лошадиной шее, промчался прямо под ним.

Третья стрела вонзилась второму гауру в грудь по самое оперение. Тварь не остановилась и с разбегу взбежала по стволу вверх, норовя достать стрелка, но Элронд легко, как по ступеням, перескочил на две ветви выше и выстрелил ему прямо в пасть.

– Шкуру, шкуру берегите! – крикнул он другому стрелку.

Откидывая присыпанные снегом плетёнки, с земли вставали эльдар и люди с копьями в руках. Было их около десятка, и люди – совсем ещё мальчишки, да и эльдар не то чтобы сурового вида. Скорее, наоборот.

Гаур, рухнув вниз, выл и кидался из стороны в сторону, но копья встречали его сразу с двух сторон. Тогда он прыгнул – отчаянно, изо всех сил, через головы копейщиков. И одно из копий, тяжёлое длиннолезвийное копье, выкованное для боя, не для охоты, вонзилось снизу ему в брюхо, распоров во всю длину. Гаур рухнул с диким визгом, корчась на снегу рядом с комом своих блестящих потрохов и разбрызгивая кровь. Ударила вонь. Подскочивший темноволосый юнец прекратил звериные мучения ударом в сердце.

Третий гаур на копья не полез, метнулся было прочь – и получил от среброволосой эльдэ в прыжке стрелу под хвост! Рухнул с визгом, попытался выдрать ее зубами – получил в морду разом ещё две, от Элронда и от Элроса, чей лук скрывался под длинным плащом. Эльда и двое юнцов-аданов подскочили и воткнули ему копья в брюхо и в грудь. Тот глухо взвыл напоследок.

– Шуму-то подняли, – сказала лесная эльдэ с другого дуба.

–Снимайте шкуры, быстрее! – воскликнул Элрос и смутился, потому что это делалось и без приказа. Даже лошадей вывел из укрытия младший парень, совсем ещё мальчишка, лет двенадцати с виду.

– На тропе с юга всадники. Свои, – сказала Хитуиаль. – Ещё у брода. Один впереди.

Элронд взбежал повыше, осмотрелся.

– Ничего, мы как раз успеем одного освежевать, – сказал он. – Рыжий все равно будет ругаться, так хоть будет за что.

Юнцы-атани старательно заработали ножами, слушая указания эльдар. Элрос спешился, подумал, снял слишком длинный яркий плащ – и присоединился к ним у третьей туши, отогрев руки дыханием.

...Рыжий всадник летел к ним от брода, далеко опередив свой отряд, его лошадь была уже в пене.

– Сейчас начнется, – предупредил Элрос. – Не высовывайтесь, работайте.

Амрод осадил взвизгнувшую лошадь прямо возле них, слетел на землю и бросился к нему. Схватил за плечи, встряхнул.

– Все целы?

– Все. Ты не беспокойся, мы все хорошо продумали, – сказал заботливо Элрос. Тут-то Рыжий и вспыхнул с грохотом и треском.

– Раугово малолетнее дурачье!! – Разнеслось среди дубов, эхом отскакивая от мощных стволов.

Позади него двенадцатилетний адан перехватил поводья взмыленной лошади, повел ее в сторону, вытирать и вываживать.

– Сопливые сумасброды!! Что вы о себе возомнили!!

Элрос развел красными от крови руками, не пытаясь сделать вид, что виноват.

– Драные заговорщики!! Хитуэ, ты дождешься, Старший тебе ноги переломает! А я добавлю!

Хитуиаль невозмутимо скользнула вниз по стволу. В ее присутствии ничего плохого быть не может, говорило это спокойствие. Элронд просто спрыгнул, выпрямился и подошёл к пышущему возмущением Амроду.

– Ну, мы же у тебя хорошо учились, видишь, все сделали правильно, – сказал он. И невозмутимо увернулся, когда Амрод ухватил было его за ухо. – Лучше помоги нам, мы тогда быстрее справимся и уедем.

За ухо его Амрод все же дёрнул, поймав со второй попытки. Затем выпалил ещё несколько слов, кажется, гномских, тоже сбросил плащ и вытащил нож.

– Хитуэ, вернись наверх, – велел он. – Любое движение на той опушке – мы бросаем все и уходим.

– Ничего мы не бросаем! – возмутился Элронд. – Это четыре шубы! Вон какой вожак большой!

– Бросаем и уходим, – повторил Амрод сквозь зубы, быстро работая длинным ножом. – Потому что Старший с Маглором прямо сейчас идут к опушке брать вастачьего вожака, и если мы им что-то сорвем, то будем очень рады, если живой Старший нас просто пришибет! Нашли время геройствовать!

– Уй...

– Что?..

– Готовьте ремни для шкур! – рявкнул Амрод, и Элронд послушно полез в чересседельные сумки.

– А это ещё что?!

– Плащ. Дяди Майтимо, – пояснил Элрос.

– Какого рауга?!..

– Так он же самый яркий и теплый. Я бы тут задубенел совсем, мотаться по лесу в обычной одежде. А в нем меня за лигу видно!

– В-валар-рр... – Амрод чуть не порезался.

– Он его не испачкал, – добавил Элронд, улыбаясь.

Амрод прямо-таки вытряхнул из шкуры то, что осталось от гаура, сморщился от запаха, торопливо скатал ее.

– Мы ещё и дубовой коры для старого Дара набрали, – несмело сказал один из юнцов. – Кано Амбарто, мы полезные.

– Три очереди подряд работы на конюшне! Всем, – от души пообещал Амрод. – А зачинщики...

Он обвел взглядом близнецов, Хитуиаль и Тарлана, как самого старшего из «близнецовых мальчишек». Тарлан покраснел, снова начал оттирать снегом уже чистые руки.

– А вы четверо, – сказал он, – работаете в кожевенной мастерской!

Брови Хитуиаль взлетели, она скривилась.

– В этом... – сказала она с негодованием, – этой... Вонючей дыре?!

– Да уж, не мастерские Амон Эреб, – согласился Амрод. – Ничего, любите волка добывать без присмотра, полюбите и шубы делать. Вот себе и сделаете.

– Мы хотели дяде Макалаурэ...

– Сделаете сами, ему приятно будет.

– Там же теперь воняет, – повторил расстроенно Элронд.

– Я же работаю, – фыркнул Амрод. – И вы поработаете. Братики! Ох... хотнички!

*

В мороз небо обычно ясное, хотя нагонять бессветные холода Север тоже умел. Закат ещё долго не погаснет. Звезда стояла над кромкой Таур-им-Дуинат.

– Они ещё думают, что снежные поля их защитят.

– Пусть думают, – сказал Руссандол, сидящий на нижней ветви бука. Поправил верхний белый плащ из грубого полотна. Поежился. Мороз щипал уши и забирался в сапоги.

Он жалел лишь, что окажется в начале боя в стороне. Но им следовало видеть все и подавать сигналы.

Обоз с зерном и кожами тащился по дороге, жмущейся к реке, подальше от большого леса, подальше от малых рощ. Орки и люди. Людей чуть больше. Тху снова играет в «какая разница, кто князь», присылает людей править людьми и собирать с людей дань после первых устрашений. Но главное, что он сделал умно, вонючая тварь – поставил людей вместо орков воевать с эльдар.

Сменились поколения – и сработала старая приманка, говорил Дирхавель. «Хорошие земли на юге, поля, скот и работники, которым уже все равно, кто берет с них дань...» А самое печальное, что после многих лет войны и бегства многим и вправду все равно.

Даже гауров в обозе нет, есть лишь собаки у охраны, отметил Маэдрос. Прекрасно, чем больше шума, тем лучше.

Когда обоз поравнялся с приметной купой прибрежных ив, он кивнул, Маглор снял с пояса рог и протрубил протяжный сигнал. Его задумка, ему и командовать.

В воздух взлетели сугробы. Отбрасывая старательно засыпанные снегом плетенки, эльдар вскакивали прямо на поле вдоль дороги, поднимали с земли из неглубоких выемок лежащих лошадей – и бросались на бредущий обоз, смыкая ряды на ходу, стреляя на скаку. Собаки с визгом кинулись кто куда.

Обоз не растерялся. Им командовали люди, не орки. По приказу те и другие старались поставить телеги в круг, чтобы из-за них расстреливать нападавших, а сзади уже спешил отряд сопровождения.

Маэдрос спрыгнул вниз, сбросил с коня неровную белую попону, вскочил в седло – и пронзительно засвистел.

Свистеть – это было очень удобно, надо сказать.

Полсотни всадников Первого Дома, наклонив копья, вырвались из рощи и помчались по полю, взвихряя снег. Россыпью, совершенно несвойственно для эльдар, с яростными криками, охватывая врага с двух сторон. Отряд вастаков слаженно выстрелил, но вреда причинил немного. А затем прямо на ходу каждое крыло нападающих сомкнуло ряды – и они ударили с двух сторон.

Вместо затрудняющего движения большого щита Руссандол сегодня надел тяжёлый наруч с треугольным щитком, заканчивающийся остриём, похожим на клюв, которым можно было и бить, и колоть. Прорубившись к обозу, он направил коня в щель между телегами, пронзительным свистом зовя за собой ближайших воинов. Обозный круг почти сомкнулся, но теперь он ворвался внутрь – и кинулся рубить сгрудившихся внутри вопящих орков, рубить и колоть этим жутким остриём.

– Айа, Феанаро!! Айя, Руссандол! – непрерывно неслось над берегом.

Люди с воплями кидались под телеги и убегали прочь, чаще удачно. Многие неслись на лёд Гэлиона и кидались на тот берег. Их пропускали, приглядывая, чтобы не ударили в спину. Оркам Маэдрос велел пощады не давать.

На глазах последних уцелевших вастаков он проткнул ближайшего своим жутким шипом насквозь, поднял в воздух – и швырнул в людей. Те с воплями кинулись и наземь, кое-кто – бросая оружие.

Бросающих порой не трогали.

Снова раскатился по берегу рог Маглора. Руссандол, бросив недорезанного орка, поспешно выбежал из кольца телег, вскочил на коня, уже кусавшегося от злости, и направил его к лесу, свистом созывая свой отряд.

Последние всадники кидали в телеги с кожами горящие факела и тоже уносились к лесу. Две повозки с зерном уже исчезали за деревьями.

Издалека, со стороны становища, доносились звуки рога. Но когда поднятый по тревоге новый отряд прибыл, никого из нападавших уже не было. Только горящие телеги, только взрытый окровавленный снег, только стеной стоящий Большой лес. И множество раненых и недобитых.

– Поджечь бы лес этот... – сказал с тоской молодой воин. Поежился

Словно в ответ из-за деревьев донёсся трубный, стонущий звук. Далёкий, но он заставил вздрогнуть некоторых бывалых вояк.

– Знаешь, кто тогда тебе навстречу из него выйдет и на тебя пойдет? – ощерился сотник. – Молчи, дурень безусый! В этом проклятом лесу и деревья ходят!

– Деревья нас не догонят... – Парень осекся, наклонил голову.

– Собирайте людей, – рявкнул командир. – Если опять хоть что-то вякнут про Железнорукого – языки отрежу!! И волкам скормлю!!

Уцелевшие охранники уже вылезали из-под телег. Иных ещё трясло от страха. Не было сомнения – дойдя до становища, они начнут болтать, не сегодня, так завтра, и разнесут новую страшную историю по всему войску. И даже если несколько языков оттяпать, всех заткнуть не удастся.

Сотник подъехал к полыхающему тележному полукольцу. Присмотрелся к телам. Древком копья перевернул на спину одно из людских тел.

Дыра в нем была такая, что всю грудь человека разворотило, и сквозь нее виднелся грязно-алый снег.

– Чтоб его гауры сожрали живьём, тварь белолицую! – Прошипел сотник. – Демонов ублюдок! Попадется – никакому Гортауру Ужасному отсылать не стану! Порву конями гада! Зенки его бледные вырву! И собакам дам тулово живьём сожрать! И брата его смотреть заставлю!! А потом... Заставлю второго демона жрать то, что собаки не доедят!

...Сделав по лесу крюк, маленький отряд Маэдроса вышел на опушку почти напротив становища.

– Как рука? – спросил тихо Маглор.

– Привыкну. Сталь не особо хороша. Запястье мерзнет, утеплю еще.

– Амбарто и так сделал все, что мог с болотной сталью.

– Надо было по твоему совету перековать на него сломанные клинки и оковку щитов. Там сталь лучше.

– Лучше перековать их на новые мечи.

Звезда на востоке коснулась верхушки далёкой горы, и Маэдрос тихо приказал:

– Вперёд. Круг по лагерю, факела в шатры – и обратно. Со всех ног.

Теперь маленький отряд мчался молча и в полной тишине. И даже часовые подняли тревогу на несколько мгновений позже, чем надо бы. Наверное, глазам поверили не сразу.

*

Укрывшись отбеленными плащами, они подобрались к становищу по снегу, в сумерках, и, когда на северном краю началась суматоха – проскользнули через ограду. Да немного было той ограды, строить города и укрепления вастаки ещё не научились.

Хотя если все продолжится, могут научиться, думала она.

Они скользили от одного войлочного шатра к другому, то падая в грязный снег, то скрываясь в тенях, подбираясь к нужному. Мысленно Келонниль звала его «шатер женщин», как бы не называлось это у людей. Не то, чтобы ей хотелось узнать. Но издали ей было видно, как из него по вечерам выводили женщину – то одну, то другую, то теперь третью уже десять дней – и сопровождали к вождю. К военачальнику Ульгэру.

Когда вастака поставили над армией Тху – это была просто новость.

Когда он едва не взял Болотную крепость, и князь Маэдрос велел её оставить и уйти в леса – о нем крепко задумались.

Когда Ульгэр стал наместником земель южнее Амон Эреб и возглавил захват земель вдоль Гэлиона, убеждая землепашцев, что разницы для них между князьями нет, Маглор задумался, не договориться ли с ним не замечать друг друга, если уж ума ему не занимать.

Потом Ульгэр объявил охоту на эльдар и разорвал конями двух раненых пленных нандор, Келонниль осталась без мужа – и с целью, которую выцеливала с лета. С осторожной, хитрой и злой целью, готовой, что ей будут мстить.

Но от женщин Ульгэр не отказывался, в шатер к нему их водили почти каждый день. И после любой стычки – непременно.

Нандор и так невысоки ростом, а вот в сопровождение ей выбрали самых низкорослых из нолдор, и то с трудом нашли таких, кто сойдёт за вастака размером. Моррамэ для этого беспощадно сутулился.

За женщиной пришли уже в полной темноте, когда улёгся шум. Двое воинов в одинаковых длинных одеждах, крытых синей тканью и с красными поясами, подошли к шатру, обменялись с охраной несколькими словами – и повели с собой худую и хмурую девицу с каштановой косой. Почти как у Келонниль.

По пути к шатру военачальника они на короткое время скроются с глаз караульных между двух богатых шатров...

Моррамэ со спутником убили их за один вдох, вскочив со снега почти у них под ногами и вогнав длинные, в локоть, ножи – одному в горло, другому в щель доспеха. Зажав рты, чтобы не допустить предсмертного крика. Келонниль зажимала рот девице в тот момент, просто чтобы та не заорала с перепугу.

Тем больше она удивилась, когда услышала ее голос, опустив ладонь.

– Я с вами! – сказала аданэт отчаянным злым шепотом.

– Под шубу вдвоем не влезем, – покачала головой Келонниль.

– Тогда заберите меня с собой! Или закричу! – зашипела та.

– Жить надоело? – шикнул Моррамэ.

– Да!

– Если убьем Ульгэра – заберём, – Келонниль решила не спорить, времени было слишком мало. Вытряхнула аданэт из шубы – та оказалась в одной нижней рубашке и мягких сапожках, бросила ей свой белый плащ, жестом велела ждать тут. Рядом нолдор торопливо надевали вастакские теплые халаты и шлемы, затыкали мечи за пояса. Накрывали тела белыми тряпками.

– «В темные травы!!» – прошептала женщина, цепляясь за руку нандэ. – Тебе надо отвечать – в темные травы!

...Стражи женщин обычно не говорили со стражей шатра. Потому что все знали, кто здесь и зачем. Вот они, как это делали виденные со стороны люди, подтолкнули женщину в шубе ко входу в шатер. Сейчас... Если потребуют сказать... Если аданэт солгала…

– Куда идёшь, женщина? – процедил один из стражей. Привычно.

– В темные травы, – Келонниль умела подражать голосам многих птиц, не так тяжело и голосу другой женщины подражать...

Неспешным движением стражи раздвинули копья. Она прошла между ними, повторяя движения, виденные со стороны – пригнуть голову, перешагнуть порог, отпустить тяжёлый полог. И ещё один за ним.

В шатре горели масляные светильники на подносе, и тлел очаг, наполняя воздух дымом. Дым тянулся к небольшому отверстию в куполе шатра.

Полуголый мужчина, широкоплечий, мощный, грузный, в распахнутом лёгком халате, даже на отдыхе не поворачивался ко входу спиной. Покосился на нее, встал с лежанки, застеленной шкурами рысей.

– Хватит кутаться, – сказал он недовольно. Взялся за плётку из пучка кожаных ремней. – Тебя снова проучить, дура? Я мог быть ласковее, но ты сама меня злишь!

Наверное, можно было что-то сказать. Пропищать. Можно было напомнить об убитых эльдар...

Келонниль убивала и животных, и орков, и людей. Впервые она убила смертного на стенах Болотной крепости. Но глаза в глаза – ещё никогда.

От мужчины шел запах нестираной рубахи, плохо вымытого тела и пива.

– Споешь сегодня – буду добр, – сказал он. – Раздевайся и пой.

Она медлила, стоя столбом в этой глупой шубе. Взгляд мужчины скользнул по ней, спустился вниз – зацепился за что-то...

Она не успела ни подумать, ни понять, что ее выдало. Она только прыгнула вперёд и вогнала клинок в уже раззявленный для крика рот. Под остриём нолдорской голубой стали что-то хрустнуло, нож прошел шею насквозь, она с силой рванула его назад и вбок.

Из распоротой шеи кровь ударила ключом, брызги долетели до очага. Забулькало. Плюхнулся на пол язык лоскутом мяса – Келонниль отчаянно передёрнуло, накатила тошнота.

Нельзя, сказала она себе. Нельзя.

У нее было от полусвечи до свечи времени – столько обычно женщины проводили в шатре. А все уже кончилось...

Сапоги. Вот что ее выдало. Ай, скверная из нее разведчица ещё! Не пришло ведь в голову разуть на снегу аданэт – и чуть не провалила дело...

Она словно раздвоилась. Я убила человека, ножом, как кабана, думала в ужасе нандэ Келонниль, резчица по дереву и рисовальщица, которая и стрелять-то научилась лишь потому, что сестры уговорили, а то как так, в их семье – и не охотница... Зарезала, глотку распорола, так нельзя с эрухини, так нельзя с говорящими...

Нельзя раздирать эрухини лошадьми и смеяться, что не сразу умерли, отвечала себе Келонниль-стрелок, обходя шатер и открывая сундуки один за другим. Нельзя вырубать леса Оссирианда и травить нандор орками и гаурами. Нельзя силой забирать женщин из семей и бить их. Нельзя жечь Таур-им-Дуинат. Нельзя палить онодримов орочьим огнем, который липнет к стволу и не гасится водой. Нельзя делать морготовы дела и думать, что так и надо.

На мгновение Келонниль показалось – за уверенность, что так и надо, она ненавидит больше, чем за что-либо другое. Потому что она – основа всего.

Бумаги, вспомнила она слово. Ох, вот это напугало ее больше всего. Она забыла само слово! Бумаги, пергамент, письма...

Какие-то письма, свёрнутые трубочками, нашлись только под подушкой лежанки.

Келонниль отсчитала время, поставила масляные лампы у дальней стены возле ковров, спрятала письма и нож в одежде – и вышла наружу. Прежняя нандэ из Оссирианда плакала у нее внутри.

...Девчонка-аданэт уже замёрзла и тряслась под белым плащом. Ей бросили синий ватный халат, подпоясали. Это чудо, что все удалось – но у них совсем мало времени.

– Сейчас выходим, твердым шагом идем к шатру женщин, заходим за него, – Моррамэ поглядел на звёзды. Говорил он только для аданэт. – Начинается тревога – бежим что есть силы.

Что произойдет первым, неотрывно думала нандэ, шагая по грязному утоптанному снегу – загорится шатер Ульгэра, или князья поведут вторую атаку?

Гиль-Эстель, Звезда надежды, хорошо видимая отсюда, коснулась кромки Большого леса. Затем раздались крики, и затрубил вастакский рог с северного края стойбища. Князь Маэдрос успел первым.

Они бежали, как нандэ никогда в жизни не бегала. Потому что никогда ещё нандэ не пыталась обогнать вражьи стрелы по сухому снегу, который даже ее ноги словно бы плохо держит, одновременно таща за собой смертную женщину, проваливающуюся в этот проклятый снег почти по колено. Когда Моррамэ взвалил ее на плечо – начал проваливаться он.

Стрела возникла рядом в этом рыхлом снегу, утонув почти целиком, потом другая, третья. Обожгло ногу. Дёрнуло волосы.

Эделлин глухо охнул, шатнулся, побежал дальше, но медленнее. Келонниль ухватила за руку его.

– Бегите, – тот выдернул руку. – Без девчонки затаились бы.

– Да, – она снова его ухватила. Дальше, дальше...

Что быстрее, доскачут свои заснеженные всадники, выскочившие из какой-то низины, или подстрелят, или догонят вастаки?.. Вон уже тревогу трубят от шатра вождя, вон далеко слева конники нолдор снова разворачиваются и врассыпную уходят к лесу...

Когда она готовилась вскочить на лошадь, ровно в то самое мгновение, нандэ поймала стрелу в зад. Пока ее долго везли по лесу, перекинутую через седло, как мешок – думала, что ей не повезло.

Потом увидела, как снимают с коней белого полуживого Эделлина и заледеневшую девчонку, и решила, что обошлось.

Холодно только было ужасно.

*

– Как близнецы? – был первый вопрос Маглора.

– Все хорошо, – отозвался удивленный Амрод с небольшим колебанием. – Халадины сложили, наконец, свою… баню. Сейчас отогреем вас.

Зубами Маэдрос еще не стучал – но злой холод донимал его непрерывно всю обратную дорогу. Ночь выдалась ясной и ледяной, казалось, звезды тихонько хрустят наверху, и невольно опять догоняли мысли – в Хэлкараксэ было уже так, или еще холоднее?

Интересно, чем измерить холод?..

– Пусть разведчики отогреваются, наверняка поморозились хуже нашего, – Маглор спешился, бросил поводья мальчишке-адану, а щит – оруженосцу.

Этьяро принял у Маэдроса щит-коготь, помог снять доспех, исчез с грузом в дверях княжьего дома.

– Поморозившихся в баню нельзя, – сказал тут же старая Нэл из хадорингов, поставленная следить за мыльным и банным хозяйством. – Шкура снимется вместе с одеждой. Мы их просто в тепло, а горячее внутрь.

Маэдроса едва заметно передернуло. Он снял перчатку, привычно прижав к боку, развернул теплый рукав на правом запястье. Оно было ледяным и тихо ныло от холода, но чувствительности не потеряло.

– По Хитлуму знаешь? – спросил ее Амрод.

– По нему. Зимы там были… как здешние. И через горы… – старуха махнула рукой и поставила перед ним две деревянные бадейки с веревочными ручками. Внутри постукивали ковшики поменьше, плетеная мочалка. – Только она еще не в полную силу протопилась.

– А нам и не нужно в полную. – Амрод подхватил бадейки. – Эти сумасброды халадинские топят так, что дышишь еле-еле, а потом купаются в снегу. Говорят, еще их предки за Синими горами такое придумали, там тоже были холодные зимы. А я хочу вас просто отогреть и вымыть.

– И себя не забудь.

– Забудешь тут! Хотя ты прав, скоро мне в мастерской вовсе нюх отшибать начнет. Любопытно, как же делали кожи наше первое поколение? Там, на востоке?..

Этот поселок был кольцом из приземистых, с крышами до самой земли длинных домов, полуутопленных в землю, сложенных по большей части из торфа. Сейчас, под снегом, и с нескольких сотен шагов нельзя было отличить от холмов или курганов, только струйки дыма и выдавали жилье. Но дым мгновенно развеивался под северным ветром, даже не поднимаясь высоко.