Текст книги "Звезда на излом (СИ)"

Автор книги: Мария Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Чужая рука привела их сюда, чтобы направить их языки. Кхенди это понимал. Хени – нет.

«Майтимо. Они орудия раздора и ничего больше. Их смерть ничего не исправит. Нам подставляют их, чтобы мы пустили кровь лишний раз».

«Они идиоты?»

«Старшина – нет».

– Я услышал и увидел достаточно, – сказал Руссандол вслух. – Спускайтесь во двор. И дайте им оружие.

…Когда во дворе Руссандол отдал меч Халлану и сбросил ему на руки кафтан, оставшись в подпоясанной алой рубашке, настала мертвая тишина.

– Мы должны вдвоем драться против безоружного, князь Маэдрос? – только и спросил старшина.

– Я не безоружен.

Впрочем, даже отстегни Старший железную руку, от этих двоих ему бы ничего не грозило.

Старшина был воином, хоть и вряд ли сражался в последние годы. Его младший родич знал, как держать меч, это придавало ему уверенности, но для эльдар выглядело даже не смешно, а печально. Хени и бросился первым, помогая себе грозным воплем. Его удары Майтимо без труда отводил наручем железной руки, который под рубашкой доходил до локтя.

Кхенди был неглуп и использовал единственную возможность, которая ему досталась – напал, когда родич хоть сколько отвлекал Феанариона. Ему даже хватило умения не попасть в Хени, когда противник увернулся. Потом Руссандол заклинил меч Хени в железной руке, вырвал оружие и швырнул сопляка во второго противника одной рукой.

Когда они встали против него второй раз, левая рука Хени висела плетью, колени дрожали. Кхенди спокойствие не изменило…

«Он ждал этого, Нельо. Ему приказали – и он пошел умирать».

Теперь меч Хени просто хрустнул в железной перчатке, а брошенный левой обломок меча вошел Кхенди в бок. Но тот все же выпрямился. Руку с мечом Руссандол ему сломал быстрее, чем тот ударил.

Отступив на шаг, Старший провел рукой по лбу, словно вытирая пот, хотя даже не взмок. А потом Макалаурэ вместе с ним на мгновение заглянул в глаза неудачливому купцу.

Как назвать спокойствие человека, покорно идущего на казнь и ведущего за собой других? Как назвать уверенность человека в своем униженном месте в этом мире, готового отдать жизнь не за дело и не за выгоду – просто по слову сильного, без доверия, без мыслей, с уверенностью, что другого места в жизни ему все равно нет? В том спокойствии было много силы – вывернутой и целиком направленной на то, чтобы ее владелец был хорошим орудием.

Макалаурэ на мгновение показалось, что его сейчас стошнит.

И ведь оставь его в живых – не поймет ничего. Припишет это власти своего повелителя, кем бы тот ни был.

Руссандол сделал неловкое движение, словно хотел пнуть это ногой, но передумал.

– Мне не нужна смерть безвольной куклы, готовой подставить свои и чужие шеи по слову хозяина, – процедил он. – И перчатка с чужой руки, принявшая вид человека, мне тоже не нужна. Пусть приходит тот, кто вас отправил. С ним и разберемся. А лить напрасно кровь, даже ради Клятвы, я не хочу. – Он обернулся к замершим у стены людям Кхенди. – У вас одна свеча. Убирайтесь, или через свечу времени вас перебьют всех до одного, куклы говорящие. Ренно, проследи. Выстави или убей.

Поднялся Кхенди тоже сам. Младший родич корчился на песке у его ног. Глаза южанина сверкнули, и на мгновение Макалаурэ показалось, что это настоящая, живая злость, а не радость куклы, которую не сломали. Но промелькнуло слишком быстро, а всматриваться он не стал.

Забрав одежду и меч, Руссандол перекинул кафтан через плечо и молча ушел к себе. Карнистиро сплюнул в сторону и двинулся говорить с недоумевающими наугрим. Рыжие переглянулись хмуро, и стало ясно, что согласия сегодня не будет.

В башню эти трое поднялись вскоре следом за Макалаурэ.

Амбарто, заходя в комнату Документов последним, хлопнул тяжёлой дверью так, что с потолка пыль полетела.

– Что произошло на этот раз? Тебя обуяло отвращение к крови? Настолько некстати? – процедил он. – Не твоя забота. – Нет, дорогой брат, теперь наша, – отрезал Амбарусса. Он встал у растопленного камина, скрестив руки. – Сколько ты ещё будешь прятать голову в песок? Сколько нам сидеть в дюжине дней пути от исполнения Клятвы? – И ждать то ли твоих объяснений, то ли погоды, то ли новых ответов, вместо данных дюжину лет назад? Одного отказа тебе мало? – Вступил снова Амбарто. – Одного отказа мне мало.

Ногой вытолкнув кресло ближе к камину, Карнистиро сел в него, вытянул ноги и отпил из прихваченной с собой бутыли гномьей отравы. Словно не среди разозленных братьев оказался.

– Ты трусишь, Старший, – медленно произнес Второй Рыжий, словно пробуя эти слова на вкус. – Я все эти годы думал, ты выжидаешь и пытаешься договориться. Но ты просто тянешь время!

Майтимо сел в кресло во главе стола, прямой как копьё.

– Только посмей сказать, что тебе понравилось лить кровь эльдар, – бросил он, и близнецы дружно сжали кулаки. – Нам не нравится быть не только убийцами, но и клятвопреступниками, братец, – заговорил Амбарусса медленно и зло. – Нам не нравится презирать себя все больше с каждым годом! Не только за промедления, но и за проклятый напрасный Дориат! За кровь сородичей, пролитую зря!! – Кто оставил нас караулить ворота и выходы, а сам при этом упустил беглецов и Сильмариль? – Амбарто уже цедил сквозь зубы. – Я не дал вам пролить лишнюю кровь, глупцы! – отрезал Майтимо. – Вы и этим недовольны? – Поблагодарим же тебя за бесполезную Вторую Резню, – Амбарусса подошёл медленно, словно крадучись, и опёрся о стол обеими руками. – За тех эльдар, кого мы напрасно убили у них, и напрасно потеряли у себя! Потому что добрый Старший оберегал двух опытных воинов, как юнцов, держал их отряд в стороне от схватки! Мы могли обыскать дворец быстрее всех!

Амбарто повторил жест близнеца, и теперь они нависли над Майтимо вдвоем. Вздохнув, Макалаурэ встал рядом со Старшим, чтобы их уравновесить.

– Один такой безумец обыскал уже целый лес, – холодно бросил Майтимо. – Вы забыли, что я сказал, вернувшись? Во что превратился Тьелкормо, который так ратовал за исполнение Клятвы в прошлый раз? И что вело его на самом деле?

Амбарусса тряхнул головой, как злая лошадь.

– Рады, что ты сожалеешь о нем и о Курво, погибших впустую! – Значит, – Майтимо тоже медленно поднялся, – всю эту дюжину лет вы ждали, когда я велю повторить Дориат? – Голос его стал глуше. – После того, что я вам рассказал о Тьелкормо? – А ты столь впечатлителен? – огрызнулся Амбарусса. – Да, Тьелкормо обезумел. Но его безумие не отменяет Клятвы! Ее ничего не отменяет! Она... Она тяжела, братец. Мы ждём, мир вокруг выцветает, как старая тряпка, ты сохнешь как дерево в пустыне, Морьо скоро отравится вовсе, но дело не движется! Ты хочешь оставить Дориат напрасным? Пролить кровь – и оставить дело незавершенным? Уйти во тьму... Зря? – Тебя тоска гнетет, подумать, как неудобно! Мы сделались орудием Моргота, и Тьелкормо чуть не обернулся драугом на глазах у всего Дориата, это тебя не гнетет, мальчишка!? – В Сириомбаре скажут что угодно, лишь бы наше войско не пришло им под стены! – Под рукой Амбарто хрустнули рассыпанные писчие перья.

Позади Карнистиро громко хмыкнул прямо в горлышко бутылки.

– Так, – понял Макалаурэ. – Ты ещё им не сказал. Напрасно. Очень. – А ты молчи! – вспылил Амбарусса. – Смотреть тошно, примиритель! – Им тошно смотреть! – рявкнул Руссандол на всю башню. – Тошно вас слышать, дубины лесные! Готовые морготовы болваны, и обтесывать не надо! – Звякнули кубки на столе от удара кулака. – Да, я тоже дубина, драуг меня сожри! Не дал вам окунуться в кровь по уши, а надо было! Чтобы блевали дальше чем видели!

Макалаурэ был уже готов рвать на себе волосы.

– Дурень упертый! – припечатал он. – Мы были готовы!! – закричали близнецы на два голоса. – Мы рвались туда покончить с этим! – Мы лучшие следопыты наших земель! – А не мальчишки времен Затмения! – И весь Долгий мир нас держал на задворках!! – А теперь руки в крови у всех напрасно, а мы не сделали почти ничего! – Но в крови испачкались, никто не будет считать, много или мало на нас двоих! – Если ты сложил руки, мы-то не обязаны! – И послушно смотреть, как Клятва тебя грызет, не должны! – Амбарто так взмахнул рукой, что кованый подсвечник со стола упорхнул прямо в камин. – Я уже видеть не могу, что ты с собой творишь! Я не каменный! – Клятва!? – хрипло засмеялся Руссандол, сдергивая перчатку. – Вот она, наша Клятва!

Он почти ткнул им в лицо ладонью, Амбаруссар попятились.

– Я прикасался к Сильмарилю в Сириомбаре, и он обжёг мне руку хуже каленой болванки! Он обжёг мне руку, как Морготу!!

Его голос взвился так, что задребезжали ставни. Пальцы даже в свете камина блестели плохо зажившим ожогом. Близнецы шарахнулись, Амбарусса налетел на кресло Карнистиро и едва не упал в камин.

– Наша Клятва сделала из нас оружие Моргота! Из детей самого Феанаро! Три года ожог не зарастал вовсе, пока я не решил, что не подниму больше оружия на своих даже ради Камня! Я радовался, что на вас мало крови, но две драуговых сволочи... заявили, что мало погубили эльдар ради драуговой... трижды проклятой Клятвы!..

Рука Руссандола рванула шнуровку ворота, пальцы скользнули по горлу.

– Да я вас, мальчишек, сам пришибу, чем увижу... как превратитесь... в драугов следом за Тьелко!.. – прохрипел он. Судорожно вдохнул. – Нельо? – прошептал потрясенный Амбарто.

Хватая воздух, Руссандол оседал в кресло. Новый его вдох был хриплым, долгим и тяжёлым, словно ему сдавило горло или лёгкие.

– Что вы ещё скрыли?! – закричал Амбарто отчаянно. – О чем ты ещё молчал, Кано, чтоб тебя волки драли, пока Старший год за годом умирает?! – Он не умирает, – отрезал Макалаурэ, привычно подхватывая Старшего и помогая перебраться на мягкую лежанку. – Держись, я договорю.

С трудом втянув воздух, Руссандол кивнул и прилег. Нашарил под лежанкой склянку ароматического масла, поднес к лицу. Теперь он будет бороться за каждый вдох мгновение за мгновением, а длиться это может и четверть свечи, и половину...

Амбарто подошёл, опустился рядом на пол, положив руку на плечо Старшему. Как в лагере на Митрим когда-то. Амбарусса сверлил взглядом обоих старших.

– Морьо, и ты знал? Что он с собой творит?

Хмыкнув, тот отхлебнул из бутылки снова. Там плескалось уже меньше половины.

– Что ещё?! Ну? – взвился Второй Рыжий.

Макалаурэ выпрямился, не отпуская руку Старшего.

– Никто из нас не пойдет на Сириомбар, – сказал он негромко. – А если начнёте готовить своих к нападению, я прикажу разоружить вас силой. К счастью, – усмешка получилась горькой, – ваших отрядов не хватит взять город. Говорят, аданы особо глупых детей порят прутьями...

Амбарусса застыл столбом, не в силах поверить ушам. В тишине очередной хриплый вдох Руссандола звучал особенно жутко.

– Что я слышу? – выговорил Второй Рыжий с трудом. – Ты настолько трусишь, что готов... Бросить во тьму и позор нас всех? Чтобы кровь на наших руках стала... бессмысленна? – Она уже бессмысленна, – сказал Макалаурэ тяжело. – Сильмариль отверг наши руки. Не после Альквалондэ, так после Дориата. Попробуй, скажи Майтимо, что не веришь в это. – Я спрашиваю, – сквозь зубы повторил Амбарусса, сжимая кулаки. – Ты готов отречься от Клятвы и отправить нас всех с позором во тьму? – Нам в любом случае дорога во тьму, глупец! Нарушим мы ее или нет! – Макалаурэ едва сдерживался, и от его голоса задрожали ставни. – Вот только нарушить ее и перестать быть морготовым мечом станет меньшим злом!

Грохнув о стену, пустая бутыль из-под гномьего подарка разлетелась вдребезги. Над креслом, шатаясь, воздвигся Карнистиро, щурясь пьяно и недобро.

– В одном мальчишки правы, – пробормотал он слегка невнятно. – Вы двое решили герои... чески сдохнуть, борясь с Клятвой и Морготом разом. Скверная идея. – А вот с этим, – раздался неожиданно спокойный голос Амбарто, – я не соглашусь никогда.

Вскочив, Первый Рыжий вышел на середину залы.

– Теперь, Нельо, я ещё больше хочу его вернуть. Не знаю, как часто ты здесь задыхаешься и как давно. Не знаю, как Кано на это может смотреть, разве ему сердца не хватает! – Обвиняюще ткнул пальцем в Макалаурэ. – Было уже однажды такое. И я это терпеть не желаю. Если чтобы исцелить тебя, нужно добыть отцовский Камень, мы это сделаем. Сириомбар не Ангбанд.

У Амбаруссы засияли глаза.

– Братец... Ты прав, хвост тебе оторви!! – Вот! – поднял палец Карнистиро. – Согласен. – Никуда не отпущу, – отрезал Макалаурэ. – В погребе запру, если надо.

Тут пальцы Руссандола впились в его руку – Старший сел на лежанке, затем медленно поднялся, держась за брата.

– Голову оторву, – выдохнул он. – Морготовы... болваны! Морьо, а ты...

Среднего шатнуло ему навстречу.

– Морьо устал, – выдохнул он, и запах перегонки заставил Макалаурэ поморщится. – Устал видеть, что с тобой творится! – И молчал! – фыркнул Амбарусса, ткнув Среднего кулаком в бок, отчего тот пошатнулся и едва не упал, только за стол и удержался.

Дернувшись вперёд, Руссандол тяжело опёрся на стол, а затем вдруг выбросил левую руку и ухватил Амбаруссу за локоть. Стиснул так, что тот дернулся. Потянул к себе через стол.

– И что?? Притащите... Свет в кровавых пятнах?.. – прохрипел он. – Будь здоров… братец?

Костяшки пальцев Руссандола побелели от усилия, Младший побледнел тоже.

– ...И клыки... покажете... – Сломаешь правую, буду драться левой. Как ты.

От пьяного хохота Карнистиро вздрогнули все. Рухнув обратно в кресло, он захохотал как безумный, повторяя:

– Следопыты драуговы! Охотнички!! Болваны!!

Взбешённый Макалаурэ перескочил стол, выдернул брата из кресла, хорошенько встряхнул и впечатал в стену.

– Ну??

С наглой ухмылкой, глядя мимо него мутными глазами на ошеломленных Рыжих, Карнистиро уронил два слова, и Макалаурэ пожалел, что не ударил.

– Выкрадите его.

От удара в челюсть Карнистиро шатнулся к камину, но слова были сказаны и услышаны.

– И никакой крови... – ошеломленно выдохнул Амбарто. – Лучшие мы или нет? – откликнулся Амбарусса немедленно, слегка сдавленным голосом. – Есть нандор, которые обязаны нам всем... – ...И они помогут. – Несколько месяцев, и будем знать все о городе. – Все ходы и выходы.

Рука Майтимо разжалась, он вновь осел в кресло, но Амбарусса словно не заметил этого.

– Возьмём с собой небольшой отряд, скроем вблизи города... – За ночь войдём и выйдем вон. – Незаметно. – И нашьем полоски стали на перчатки. – Нас не узнают. – Унесем ноги быстро... – Пальцем не тронем! – Я с вами, – сверкнули глаза Карнистиро, кажется, он даже хмель с себя стряхивал. – А нам нужны десяток-другой доспешных всадников? – Коней новых нам нужно. – Полсотни... – Вы спятили! – воскликнул Макалаурэ, и получил в ответ три почти одинаковые усмешки.

Ошеломленный Руссандол, у которого даже чуть выровнялось дыхание, сидел статуей самого себя.

– Ворами быть лучше, чем убийцами, разве нет, братец? – хмыкнул Карнистиро. – А как это скрыть, чтобы крепость не болтала? – задумался Амбарто вслух. – За охотой на орков! – выпалил Амбарусса. – По осени, когда захотят пограбить! – Вот и определились, – заключил Средний деловито. Его шатнуло, он ухватился за плечо Амбаруссы. – Ко мне. Обсудим... Тонкости. – А вы, – Амбарто даже не торжествовал, он просто все решил, – можете присоединиться. Если захотите. Ни капли крови пролито не будет, и первыми мы драк не начнем. – Если понадобится, я вас остановлю, – сказал Макалаурэ, стараясь казаться спокойным. – Скажи мне, Кано, что ты не хочешь спасти Нельо... В этот раз, – ответил Амбарто, и у Макалаурэ потерялись любые слова для ответа.

А Первый Рыжий положил руку на плечо Руссандола.

– Нет, Нельо. Ты готов пойти во тьму, вот уж верю. Ты можешь. Но все равно не хочешь видеть там нас. А я... Не могу видеть, что с тобой творится.

Близнецы подхватили ещё пьяного Карнистиро под руки, вышли и шумно захлопнули за собой дверь.

Дыхание Руссандола постепенно выровнялось. Он вытер пот с лица. Макалаурэ молча приоткрыл окно и подбросил дров в камин: Старшего могло знобить после приступа.

Набросил теплый плащ на плечи Руссандола, обнял его.

«Мы можем их остановить, Нельо. Если решим».

Тот молчал, неотрывно глядя в пламя.

*

Сириомбар

– Ты женился, – понял Диор еще до того, как сын что-то сказал.

Посреди Каминного зала Элурин покрепче прижал к себе светловолосую глазастую девчонку-аданэт и, приподняв подбородок, сказал:

– Да. Это моя жена, Гвирит.

– А почему она боится меня? А главное, почему ты умолчал? Вообразил, что я Тингол и пошлю тебя к балрогу на рога, а не о дне свадьбы заговорю?

– Я… не боюсь вас, госу… господин Элухиль, – с трудом выговорила девочка по имени Апрель.

– Да. Кажется, ты боишься не меня.

Диор понял, что если сама девочка ему знакома – одна из лучших учениц Ольвен, там-то наверняка с сыном и познакомилась – то о ее семье он вспомнить не может ничего. Это подсказывало, что семья ее не из знатных, и даже из совсем незнатных. Потому что избежать попадания в память бывшего государя, ныне советника Диора можно было одним способом – пропускать все важные встречи и праздники. А избегали их в основном те, кто не принимали никаких решений, зато много работали, причем вдали от глаз въедливого советника. Это могло сулить сложности определенного рода – среди непросвещенных простолюдинов-аданов встречались порой весьма странные и неприятные предрассудки. К счастью, послать девочку в обучение наукам им ума хватило, значит, вряд ли все так плохо.

– Я умолчал потому, что она попросила времени, чтобы набраться храбрости и привыкнуть, – Элурин не выпускал худенькой руки, и тут все было хорошо, кроме непонятного страха.

– Гвирит, – Диор постарался говорить как можно более мягко. – Скажи, что пугает тебя?

– Моя мать, – с усилием выговорила девочка. – Она… очень против. Она грозилась…

– Я ее знаю?

– Моя мать – тетушка Молот…

Вот теперь стало немного понятнее. Немолодую женщину-кузнеца в городе знали, и нрав у нее был суровый. Правда, злобы в этой суровости вроде как не было, либо же Антэ Молот хорошо держала свой нрав в руках, встречаясь с теми, кто принимал решения.

– Никто в этом городе не будет ничем грозить жене моего сына, – сказал Диор как можно более веско. И правильно сделал – девчонка приободрилась. – И тем более, когда жена моего сына носит детей.

– Детей? – переспросил Элурин и улыбнулся с такой неудержимой радостью, что Диору захотелось от избытка чувств разом его обнять и надрать уши.

– Не говори мне, что вы не знали!

– Мы не знали, что не один, – уточнил сын. – Я не очень вижу… подробности.

– А ты не поторопился?

– Я хотел не сразу, а немного потом, – Элурин обнял жену покрепче. – Близнецов, как мы. И как сестрины. Но получилось сейчас.

– Тело не понимает «когда-нибудь потом»! Оно понимает или «да», или «нет». Когда-нибудь – это и есть «хочу»!

Диор не утерпел: подошел и дернул все-таки сына за ухо перед тем как обнять. Элурин зажмурился, как котенок, только что не замурлыкал. Гвирит смотрела на это, открыв рот, как на неведомое. Как на… чудо?

Нет, это безобразие, решил Диор. С матерью этого испуганного птенца придется говорить ему, и возможно – не самыми добрыми словами. Все-таки старые аданские предрассудки, причем один из самых мерзких – что можно из неважно каких соображений запугивать своих близких и домашних. Просто обычно из этого не выходят такие беды, как если такие мысли взбредают в головы знатным эльдар… вроде Эола. А выходят всякие беды тихие, малозаметные со стороны. Вот только коснувшись его семьи, любая малозаметная тихая беда сразу перестанет такой быть. Потому драть ее придется как сорняк. И присматривать, чтобы снова не проросло.

*

Широкоплечая и мощная, тетушка Молот откровенно мялась и терялась в Каминном зале. И потому Эльвинг не повела никаких разговоров издалека. А сразу после приветствия объявила:

– Мой брат Элурин взял в жены твою дочь Гвирит, добрая мастерица Антэ.

– Ну вот! – сказала мрачно Антэ Молот, будто сплюнула. – Испортил все же девчонку красавчик.

Не такое молодая правительница ожидала услышать.

– Что значит «испортил», мастерица Антэ? Как можно испортить человека, не будучи морготовой нечистью? – спросила она с недоумением.

– А то, что потом дурочку уже никто замуж не возьмет, – пояснила тетушка.

– Что значит «потом»? – вопросила Эльвинг уже вовсе ледяным голосом. Огонь в камине даже слегка присел. Тетушка Молот – нет. Нахмурилась – про мужчину могли бы сказать даже «набычился» – и продолжала.

– Не в обиду тебе будет сказано, госпожа наша… Я женщина прямая. Дети вождей на простолюдинках не женятся. Потешатся да уйдут. Вот и твой брат потом женится на какой княжне, нашей или эльдар, уж не знаю.

– Ты хочешь оскорбить моего брата, мастерица Антэ? – Эльвинг даже растерялась. Потому что женщина была искренна, что самое странное.

– А ведь я ее предупреждала. Уберечь хотела, – досадовала Антэ Молот вслух. – Побила даже дурочку свою. Братья ее в ум привели, я думала. Надо было с учебы сразу забрать. Видишь ли, госпожа, с моей матерью то же было. Один из княжьих родичей жениться обещал, потешился да ушел. И я без отца родилась, а мать потом пошла за первого, кто ее в жены согласился взять. А Гвирит и вовсе никто не возьмет, в городе и так по две женщины на каждого парня. Мало я ее била, – ляпнула вдруг мастерица в сердцах.

Вот так, сказала себе ошеломленная Эльвинг, иногда выглядит искренность. Совершенная, открытая… ядовитая.

– Антэ Молот! – от голоса правительницы задребезжали залитые зимним дождем стекла в окнах. Одни из немногих в Сириомбаре. – Если еще кто-то в этом городе, будь то хоть ты или твои сыновья, хоть раз оскорбят жену моего брата или тем более поднимут на нее руку, он или она вылетит из города быстрее, чем голубь-посланник! А мои братья рулевыми веслами помогут и направят на дальний север! Чтобы дорогу лучше видел!

Это было чудовищно грубо и глупо, так говорили разве что моряки на кораблях, – но почему-то именно на таких словах тетушка Молот вздрогнула, аж присела слегка, и посмотрела уже совершенно по-другому. С недоверчивым уважением.

– Да ты никак всерьез про жену, госпожа Эльвинг… – сказала она, наклонив голову.

Неужели понимает только грубость??

– Я, мастерица Антэ, позвала тебя говорить о свадьбе! – Эльвинг решила, что злость надо сдержать, но не скрывать. – А ты успела усомниться в моем брате и признаться в том, что била и запугивала свою дочь! Не просто так они пришли не к тебе с радостной вестью, а к моему отцу с просьбой о совете! Ты уважаемый мастер, тебя чтят люди… а ты втихомолку бьёшь своих детей?

«Да… задал нам Элурин задачу, лечить теперь эту запуганную душу. Не совсем запуганную, но отравы страха хлебнуть успела…»

– Я всю жизнь честно работала, чтобы их на ноги поставить, – упрямо сказала Антэ. – И уму-разуму научить.

– В моей семье попытки принуждением вместо любви и терпения научить кого-то уму-разуму закончились очень, очень скверно. Мастерица Антэ, – Эльвинг понизила голос и сказала теплее, – настоящая плохая новость для тебя – в том, что жизнь твоей семьи больше не заключается в твоей мастерской, службе и делах улицы Кузнецов. Ты прикоснулась к делам всего Белерианда, мастерица. На твою семью теперь будет смотреть весь город. Каждый удар, нанесенный ребенку, если он сильнее дружеского подзатыльника или шлепка неразумному младенцу, разнесется эхом по всем углам. Я полагаю, ты этого не хочешь, тетушка Антэ.

И вот здесь мастерица Молот побледнела по-настоящему.

– Так вот, – сказала Эльвинг со вздохом. – Я хочу назначить празднование за три десятка дней до нового года.

– Так быстро? – спросила тетушка растерянно.

– Видишь ли, тетушка Антэ, мой брат очень захотел детей. Поэтому осенью будут дети. По опыту моей матери и моему, в таком браке требуется месяцев десять с лишним, значит – на рубеже первого и второго осеннего месяца.

Растерянность в глазах Антэ Молот стремительно сменилась паникой.

– …Нет, отец, но как?? – бушевала Эльвинг позже. – Она даже не слышала меня! До тех пор, пока я не перешла к угрозам, она не верила мне и твердила свое, оскорбляя нас всех!! Как так можно, отец? Откуда такая… твердолобость?

Диор развел руками.

– Все, что я знаю – так бывает. Жизнь этой семьи была непростой, а выводы они из своих бед сделали какие-то кривые. Кажется, пугливая птичка, присевшая на ветвь нашего семейного древа, потребует больше заботы, чем я думал…

====== Часть 3. Пламя Сириомбара. ======

*

Почти год спустя. Середина месяца нарбелет.

– Орочий отряд на западной границе! Начинаем!

Второй Рыжий ворвался в зал, бросился к Карнистиро. Тот кивнул, отложил бумаги и счетную доску. Словно его на прогулку звали.

– Мы готовы, – сказал он. – Уложены сумки, оружие, снаряжение.

– Можем выступить, как только оседлают коней.

– Мы давно готовы, – Амбарусса теперь смотрел только на Руссандола. – И выступим через две свечи времени. С вами или без вас!

Вылетел вон.

Вот Карнистиро на старших уже не смотрел. Сложил принадлежности для письма и счета в шкатулку, неторопливо убрал ее в ящик. И вышел размеренно, словно на вечернюю прогулку собрался.

Когда вернулся Макалаурэ, Руссандол так и стоял у пустого камина, вертя в пальцах писчую палочку.

– Нельо, – сказал тот тихо. – Я готов запереть этих безумцев прямо сейчас. Один Морьо не пойдет. Или...

– Или, – тяжело сказал Руссандол.

Взглянул на левую ладонь. Пальцы блестели от зажившего ожога.

– Я не стану удерживать их неволей, раз не хватило власти остановить. И я должен быть там. Может, чтобы оторвать им головы в случае кровопролития.

– Но, Нельо...

– Я никого из семьи не буду держать взаперти, Кано. Мне легче убить.

– За этим не нужно ехать в Сириомбар! – воскликнул Макалаурэ. – Я остановлю их здесь.

– Нет. Переложить на тебя? Ни за что. Поднимай тот отряд, Кано. Мы тоже едем. У них пять с лишним десятков воинов. С нами должно ехать шесть.

*

Третий след, оставленный орочьим отрядом вдоль берега пересохшей речки, оказался сильно мощнее и глубже прежних, хоть и не шире, и это значило, что орков в нем было вдвое больше прежнего. Землю они перемесили сапожищами в комковатую полусухую грязь. Тянулся след вновь на юго-запад.

– Значит, не случайность, – только и сказал Руссандол.

– Они просачиваются, как крысы, – Карнистиро прищурился на солнце, обозначил жестами направление предыдущих отрядов для сравнения. – Думаю, прошли через Андрам, выжидая, когда не будет патрулей.

– Немного тех патрулей, – покачал головой Амрас.

– Много взять негде! – Карнистиро взъерошился было, восприняв слова едва ли не как упрек. Но Младший только кивнул.

– Выглядит так, словно они заходят нам в спину, – Руссандол хмурился и разглядывал холмистую равнину, выискивая вдалеке ускользнувшего врага. – Если встретим еще, я сочту, что так и есть.

Взмахнул рукой и погнал Черногрива вдоль орочьего следа. Отряд следовал за ним.

А когда солнце склонилось к закату, и пришел алый вечер, они увидели, как след нового вражьего отряда вливается в следы того, что сделался их временной целью. Общий след теперь вел в точности на юг.

– Они к озеру идут, – заметил Фаньяран, оруженосец Макалаурэ. – Мы останемся без ночлега у воды, вот мерзость. И ведь испортят воду.

– Это уж как пить дать, – хмыкнул Халлан.

Пришлось взять изрядно восточнее и со всеми предосторожностями, скрытно и выставив часовых, расположиться на ночлег в некоей лощине с небольшим ручейком на самой лесной опушке. Ее отыскал в сумраке один из охотников Младших, частенько бывавших в Таур-им-Дуинат.

– Голубя приготовьте, – приказал Руссандол, едва развели небольшой костер. Сидя у огня, он набросал краткое послание гномьей писчей палочкой на полоске тонкого пергамента.

– Мы не можем повернуть назад! – горячо сказал Карнистиро, и Младшие его поддержали:

– Если Север стягивает силы, другой возможности не будет!

– Мы не поворачиваем, – спокойно отозвался Руссандол. – Я отсылаю предупреждение Хранителю крепости. Пусть разошлет на юг и запад разведчиков и высматривает, где начнут собираться банды.

– Напрасно мы взяли лишь одну птицу, – покачал головой Макалаурэ. – А в худшем случае соберутся вражеские войска на осаду, и отрежут нас от Амон Эреб. Я бы повременил отправлять послание. Посмотрим, что будет дальше, и что нам еще встретится.

– Меня другое смущает, – вступил Амрод, выходя из сумрака с седлом в руках. Бросил его на землю у огня и сел, как и Старший. – Не далековато ли на юг зашли эти банды для простого обхода Амон Эреб? Они ведь не в лес на охоту собрались.

– Там, конечно, мало жителей, – дополнил Амрас, – но кому встретить, найдется.

– Именно что жителей мало. – Руссандол поднял голову от таблички-подставки с закрепленной полоской пергамента. – Собрать банду на опушке можно незаметно. И даже вглубь, к пастухам дерев, заходить не надо.

– Тогда мы расположились на лучшем месте сбора для этой банды, – Макалаурэ носком сапога расчистил участок земли у огня и обломком сухой ветки начертил на нем Андрам, границу леса и пути всех четырех банд, двух уничтоженных и двух ушедших вперед. – Здесь или, самое дальнее, еще день пути на юго-запад. Иначе их возвращение под Амон Эреб слишком удлинится. Либо им придется идти лесом, но орки этого избегают на непокорных землях, да и путь слишком замедлится.

– Как бы то ни было, утром я предупреждаю Хранителя.

Охотник в больших кожаных перчатках подошел из сумрака, на перчатке его спал серый скальный голубь из тех, что с безошибочной точностью возвращаются в свои гнезда из любой дали. Птица не слишком умная, не ворон, но быстрая и надежная, если уметь с нею обращаться. Верные Амбаруссар умели, и после падения Северного Белерианда эти птицы стали одним из немногих способов быстро доставить послания из одной крепости Феанариони в другую. Послание обернули вокруг ноги птицы и закрепили. С первым лучом солнца его отпустят, и не пройдет и половины дня, как он окажется в родном доме – одной из башен Амон Эреб.

*

Через день пути орочий след среди сухих осенних степей по-прежнему тянулся на юго-запад. С запада к нему приблизился одинокий след лошади – и вскоре ушел обратно.

– У меня скверное предчувствие, – сказал Макалаурэ, подъехавший к следу даже раньше охотников Рыжих.

– Ты предлагаешь повернуть?

– Морьо, я лишь предупреждаю.

– Больших набегов Темных на Сириомбар не было ни разу, – сказал Руссандол задумчиво. – Я слышал лишь, что их нередко тревожат шайки со стороны Талат-Дирнен, и потому-то жители низовий Сириона собрались за стены. Но серьезные гости всегда ходили только к нам.

– Я отступаться не собираюсь, – отрезал Амбарто. – Другого случая может не быть. И… мы не обязаны даже бить вот этих. Один отряд Сириомбар все равно не возьмет, уж с ними-то Диор и прочие военачальники Эарендиля способны справиться. Старший? Что скажешь?