Текст книги "Звезда на излом (СИ)"

Автор книги: Мария Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Много ли таких, чуть не сказал Тьелкормо.

Да какая разница, чуть не сказал он.

Да тебе-то что, чуть не сказал он.

Промолчал.

Отвернулся и пустился прочь почти бегом.

Осязаемый мир расплывался с каждым шагом, словно Намо утверждал его вокруг себя, и теперь Тьелкормо покинул этот круг. Три шага, пять, десять… И вот он скользит в переплетении сумрачных залов и светотеней.

Как искать здесь дорогу? Здесь, где нет ни следа, ни запаха? Есть только память, смутные очертания себя и…

Память.

Все, кто есть, всё, что есть. Он не думает об отце, он не думает о Курво, это еще слишком больно. Он думает о том, кто шел рядом почти всю его жизнь, и даже после своей смерти. Кого взял на руки мохнатым колобком. Того, кто ушел и не обернулся, пока не пришел срок сразиться за его душу…

Он не блуждал больше, он шел по этой памяти, как по прямому лучу. Очень далеко. Через дальние закоулки, где скрывались какие-то авари и нандор, похожие на больных зверят. Туда, куда забилась тусклая одинокая душа, свернувшись клубком.

– Хуан, – сказал он шепотом, и от этого звука мир вокруг немного уплотнился, сделавшись похожим на уголок леса и на пещеру в корнях каменного дерева. Вроде той, где прятались близнецы, только побольше.

– Если ты не хочешь меня больше знать, скажи мне это. Если это не так – вернись ко мне.

Он сел у корней дерева, прижался спиной к жесткой коре, опустил руку.

– Я полная сволочь, Хуан, но я прошу тебя. Вернись. Даже память о тебе меня спасала, дубину. Я… Очень долго тебя искал. Раньше, чем братьев и сестру.

Очень-очень долго было тихо. А потом темный нос и длинная светлая морда медленно появилась из-под корней.

Так выглядят смертельно исхудавшие собаки, у которых уже нет сил вставать. Те, что умирают от истощения и тоски. Просто здесь силы подняться ещё были.

Ты справился с тем волком, сказал Хуан. Ты целый. Это хорошо. Я не нужен. Я уже ушел. Все ушли. Насовсем.

Дурень, сказал Тьелкормо, очень стараясь не заплакать, и сгреб Хуана в охапку. Как ты мне нужен, глупый дурак…

Светящийся черный нос обнюхал его недоверчиво.

Я сам ушел, два раза, напомнил он. Знаешь, почему.

А я сам пришел, сказал Тьелкормо. Один раз пока. Надо второй? Приду второй.

Уткнулся лицом в свалявшуюся шерсть.

Не надо.

Язык неуверенно прошёлся по его уху.

Не надо второй раз, попросил Хуан. И так хорошо. Ты не делай, чтобы я ушел в третий раз. Я не найдусь.

Свернулся вокруг и тяжело вздохнул.

====== часть 4. Поход Маглора ======

Город горел, и только ветер с моря оберегал ещё часть домов у обрыва и стены.

Их осталось меньше трех сотен, и почти четверть из них были женщины, дети и старики, не сумевшие убежать до пожара или помогавшие воинам.

Галдор тогда, на стене, пытался нечто важное выговорить перед смертью, указывая на дома над обрывом, но со стрелой в горле, увы, ничего не скажешь, и он лишь хрипел, захлебываясь кровью и наглухо закрыв разум от боли.

Диор, помнится, тоже собирался что-то сказать перед битвой и не успел.

Макалаурэ пытался быть в пяти местах сразу. Он успевал отдавать приказы, ободрять и драться. Он делал работу, которую терпеть не мог, но научился драуговски хорошо делать за сотни солнечных лет, потому что она спасала жизни.

Но все они были в ловушке, из которой не мог вытащить никакой воевода. Даже этот участок стены орки не рвались брать, особенно после того, как часть их попала в огненную ловушку на главной улице. Вопли и визг горящих заживо ещё звенели у всех в ушах.

Зачем тратить силы на новый приступ, лезть в реку под стенами крепости, если достаточно подождать, и кричать в огне начнут уже эльдар и люди?

Спуститься с обрыва одним эльдар было возможно. Проплыть вдоль берега сколько смогут – только если оставить лишь ножи и без доспехов, тогда против орков шансов мало, и незамеченными остаться не выйдет. Спустить десятки женщин и стариков атани в воду и выплыть с ними потом на берег мимо орков, караулящих у подножия скал – вовсе никак.

Нужно понять, что с этими домами. Что хотел сказать Галдор. Сейчас, пока огонь почти отрезал их от врагов, но не от жизни.

– Фаньо!

Оруженосец держался рядом и даже остался почти цел. Как и Макалаурэ – благодаря ему.

– Расспроси оставшихся вождей гондолиндрим, что мог знать Галдор и что особенного в этих домах. Осмотри их сам. Иначе останется только с обрыва вниз головой.

«Тонуть с оружием или выплывать в руки орков, потому что никакие корабли с Балара сюда не успеют».

Оруженосец покачал головой, но отправился на поиски. Гондолиндрим все же сохраняли воинскую дисциплину и держались отрядами, в то время как люди и немногочисленные оставшиеся синдар смешались друг с другом, и невольно их вождями становились верные Феанариони, как самые опытные.

Синдар порой буквально корежило от этого, но они подчинялись, хоть и скрипели зубами.

Ивовая улица, самая широкая, ведущая в эту часть города – единственная, которую ещё не перекрыл полностью огонь. Именно по ней ещё могли пройти последние орки из огненного кошмара, которым стала вся середина Сириомбара. Они и пытались. Накрываясь плащами, они сбились в середине улицы и с яростью отчаяния рвались туда, где ещё можно было дышать.

Будь это не орки, а хотя бы вастаки, Макалаурэ мог бы и задуматься. Мало кто в его глазах заслуживал гореть заживо. Даже оркам он этого не желал.

Лучники синдар выпускали последние стрелы, и орочьи беглецы валились одни за другими на деревянную вымостку Ивовой улицы. Впрочем, стреляли не только синдар. Вот это определенно была нолдэ – с косой цвета темного каштана, невысокая, с огромным для своего роста луком, она натягивала оружие не просто руками, а мгновенным усилием всего тела, почти не оставляя себе времени на прицел, зато пробивая стрелой насквозь даже железный доспех орка, не говоря о стеганках и кожанках. Ей можно было не стараться целиться в глаз врагу.

Тех, кто все же успел добежать, встретили мечами верные Феанариони.

Наступило затишье, бой прервался. Возможность подумать о том, как сражаться с пламенем или как от него бежать, им подарил ветер с моря. Увы, он же раздувал огонь.

Люди из отрядов поддержки вышли вперёд и снова принялись за работу. Воды и песка у них больше не было, они тушили разлетевшиеся с пожаров угли просто оказавшимися под рукой тряпками, часто кусками плащей убитых врагов или защитников. Узкая улочка вместе с их трудами давала защитникам Сириомбара ещё немного жизни.

А ведь этой нолдэ не было с ними на стене, понял Макалаурэ в тот момент, когда вытирал с меча орочью кровь лоскутом орочьего же плаща. И среди носивших песок и подносивших стрелы ее быть не могло – с таким оружием. Вроде бы мелочь. Но это бой, в нем нет мелочей.

Она поймала его взгляд – и подошла сама.

– Приветствую, князь… кано Макалаурэ, – она запнулась на мгновение, перейдя с давно привычного синдарина на квенья.

– Ты не гондолиндрим, – сказал он устало.

– Я Ольвен-с-картами из верных Финдекано.

– И на стене тебя не было.

– Нет, я охраняла своих учеников.

– Что ты знаешь о домах позади нас?

– Я живу в одном из них.

– Вот как!

Из рядов гондолиндрим появился хмурый Фаньо и махнул рукой, давая понять, что расспросы оказались бесполезны.

– Лорд Галдор не успел тебе сообщить? Вот почему…

– Нет. Говори.

– Подземный ход ведёт из подвала нашего дома за реку, кано Макалаурэ. Выход спрятан. Но в той роще тоже были орки. Я проверила.

Радоваться преждевременно, подумал Макалаурэ со вздохом. Но лучше, чем ничего.

– Где твои подопечные?

Ольвен указала рукой – и Макалаурэ едва поверил своим глазам.

Двое темноволосых близнецов стояли на крыльце невысокого жёлтого дома. Один держал пустой колчан, другой – лёгкий детский лук. Им было не больше двадцати солнечных лет. Нет, сильно меньше, если Макалаурэ правильно понял!

– Это дети госпожи Эльвинг, – сказала Ольвен хмуро. Он понял правильно.

– Как здесь оказались?

– Бежали от балрога и пожара на площади. Я попробовала их увести через подземный ход, как она приказала, но у выхода услышали орков. Вернулась обратно – все пути перекрыты огнем. Моя ошибка.

– Может быть, ошибка спасет хотя бы некоторых из нас, – Макалаурэ обозначил усмешку.

– Я бы не стала отсиживаться там, а близнецы отказались прятаться раньше времени…

Феанарион помолчал, вслушиваясь в треск пожара. Прошёлся по улице до крыльца с близнецами – мальчишки настороженно и неотрывно смотрели на него. Их чувства читались на лицах, как ясно написанные слова на новом пергаменте – испуг, изумление, боязливое восхищение, надежда… Ему мимолетно стало неловко.

Те, кто не боролся в эти мгновения с огнем, тоже столпились здесь, с надеждой и доверием глядя на него. Даже гондолиндрим. Даже синдар, будь оно неладно. Нельзя безнаказанно сражаться бок о бок целую ночь и не довериться боевому товарищу хоть сколько-нибудь!

Синдар – его боевые товарищи. Дориатские стрелки! Поистине, безумие.

Из верных с ним осталось едва ли два десятка воинов из полусотни.

Жестом он снова подозвал Ольвен.

– Сколько жителей сможет спрятаться в подземном ходе? – спросил он. – Воины могут спуститься с обрыва и отвлечь орков, про остальных забудут.

– Много. Мало кто знает. Там одно время добывали камень для построек, и места достаточно. Позже Туор велел верным перекрыть вход в эту каменоломню бревнами, засыпать мусором и обломками и сказать, что ее завалило, а оттуда проложили подземный ход. Поверх нее идет улица. Туор и Идриль и здесь заботились о безопасности втайне, как в Гондолине.

– Галдору стоило сказать мне раньше! – Не сдержал досады Макалаурэ. – Не будь здесь тебя… Ладно. Не сбылось.

– Располагай мной, кано. Только защити этих детей.

– Где драугов вход?

– Прямо здесь, в подвале.

Несколько вскриков донеслось сквозь треск пламени от тех, кто боролся с огнем в правой конце улицы, у самой стены. На приступ орки не пошли, но теперь стреляли наугад через стену, не то от скуки, не то из любопытства. Люди и эльдар отступили от стены, прижались к внешним домам, воины подняли щиты, закрывая себя и безоружных. Напротив них плясал огонь, дыша жаром.

– Либо кому-то придется их отвлекать на себя, либо… – Макалаурэ осекся. Отправлять воинов на верную смерть было мерзко. Он был готов сделать это при необходимости, но сейчас пришла другая мысль.

– Говоришь, перекрытия засыпаны обломками камня? Выдержат огонь?

– Огонь выдержат какое-то время. Не знаю, выдержат ли, если обрушится дом, – отлично, Ольвен поняла его. – Жертвы не нужны.

Кивнув, Макалаурэ обратился к жителям и воинам Сириомбара, с нетерпением ждавшим его слов.

– Из города ведёт подземный ход, – сказал он просто. – У выхода могут оказаться дозорные орки. Нужно, чтобы там поверили в нашу смерть. Сейчас большинство спустится следом за Ольвен в старую каменоломню и переждет в ней. Последние подожгут оставшиеся дома и будут кричать. Пусть орки поверят, что мы гибнем. Мне нужны храбрые женщины, готовые до последнего терпеть жару, изо всех сил кричать и спуститься вниз лишь в последний момент. Я буду наверху, с вами.

Жители Гавани ошеломленно переглядывались. Гондолиндрим тихо смеялись, обнимая друг друга.

Ольвен решительно распахнула ничем не скрытые двери в основании дома, у самого крыльца. За ними виднелся просторный каменный погреб, вполне обычный. Только посреди него в полу раскрылись ещё две широкие створки, и вниз уходили грубые каменные ступени.

– Рингвэ, бери десятерых наших, бери гондолиндрим в хороших доспехах, хотя бы отряд Линдэласа. Идёшь головным отрядом с Ольвен, охраняйте ее и близнецов. Затем спустятся женщины с детьми и старики, за ними воины Сириомбара. Остальные верные со мной, спустимся последними. Нужны десятка три женщин, чтобы кричать. Идите. Немедленно.

Макалаурэ говорил негромко, но даже те люди, кто не расслышал, немедленно передавали друг другу его слова.

Названные воины и Ольвен исчезли первыми. Нолдэ лишь подхватила стоявшую у самых дверей круглую сумку, подобную чехлу для щита. Женщины засуетились, помогая старикам.

В конце улицы звонко посыпалась черепица с горящего дома, и словно по сигналу, многие вернулись к работе, затаптывая и отбрасывая от стены дома Ольвен горящие головешки.

– Мы останемся, князь, – сказала ему одна из атани, немолодая, широкоплечая, с покрытым копотью лицом. Макалаурэ видел ее под стеной с ведрами песка и воды, во время драки на улицах она собирала орочьи стрелы и подавала стрелкам. Эту пожаром не испугаешь. Хорошо.

– И мы останемся. Приглядим.

Один из молчаливых стрелков Дориата откинул капюшон, открывая голову с плотно уложенными венцом серебристыми косами. Если распустить их, будут до колен, не меньше. Нис. Ещё одна. И ещё.

Все ли дориатские стрелки, бегавшие по горящим крышам, были женщины, он спрашивать не стал. Если хотя бы треть, уже хватит.

«Разорви меня морготовы драуги!»

Нестерпимо ярко представилось, как он мог рубиться с ними на этих улицах. И с женщинами гондолиндрим, вышедшими на стену в доспехах погибших мужей.

Это уже не морготовы драуги, это Гронд пришиби что такое.

«Майтимо, ты тоже видел это, когда приезжал? Майтимо…»

Он потянулся к Старшему, ожидая и страшась встретить пустоту – и встретил ее. Отклика не было. Но как же он не почувствовал этой боли, с которой из жизни выдирают самых близких?

Карнистиро… Средний брат ушел, яростно крича, здесь ошибиться было нельзя.

Худшее – если Майтимо в беспамятстве и в плену, и даже этого он не узнает ещё долго. Он резко выдохнул и приказал себе вернуться к действию.

Женщины Дориата смотрели на него настороженно. Женщины Дориата, бегавшие по крышам и смотревшие далеко.

– Кто видел, что случилось на холме после того, как протрубил рог? – Спросил их Макалаурэ. – Или что происходило возле гавани?

– Из гавани отплыли все корабли с женщинами и ранеными, – ответила первая лучница холодным голосом. – И немало плотов. Гавань воины Карантира держали до последнего и отступили только перед огнем. Второй балрог не дошел туда, – добавила другая.

Третья, с совсем белыми в сумраке волосами, дополнила:

– На холме сражались ещё долго. А потом туда пришел огонь. Не беспокойся, князь Маглор. Твой старший брат не в плену. Там не мог выжить никто.

– Да, – сказал Макалаурэ вслух, – это утешает.

Беспамятство и смерть в огне? После того эха ярости Старшего, что воодушевило и его самого в разгар сражения, так уйти скверно – но безмерно лучше плена.

Внутри пришел холод, прикрыл боль и отстранил ее. Не время. Не сейчас.

Отвернувшись, он спрыгнул с крыльца, прошел между домами и встал над обрывом. В лицо ударил свежий ветер, показавшийся ледяным. Только теперь он заметил, какая жара стоит на последней улочке. Но этот же ветер гнал и гнал волны к берегу, и они с грохотом разбивались под обрывом. Местами из прибоя торчали изъеденные морем скалы, но между ними, казалось, была заметная глубина. Слева и внизу за краем стены боролся с волнами широкий рукав Сириона, защищавший город с востока, и на камнях в устье реки он различил приземистые фигуры, следившие неотрывно за обрывом. До ближайшей рощи за городом оставалось не меньше лиги.

От свежего ветра и от знания, что Старшему уже ничего не грозит, на душе стало немного легче. А ещё подземный ход такой длины и впрямь легко вместит всех оставшихся защитников города, отправлять бойцов на безнадежную битву ради отвлечения врага не придется.

Он с наслаждением вдохнул воздух, пахнущий морской водой, водорослями, ещё чем-то радостным, чему не находилось названия – и вернулся обратно на жаркую маленькую улицу, ещё сопротивлявшуюся огню.

Большинство воинов уже скрылись в бездонном погребе и исчезали в нем друг за другом все быстрее. Огонь тем временем подступал ближе, и среди женщин уже раздавались порой совершенно непритворные крики боли и ругательства. Жар стоял едва терпимый. Горел дом у самой стены по эту сторону улицы, от летящих углей тлела деревянная мостовая. Тем лучше.

Жестами Макалаурэ подозвал всех оставленных к себе.

– Подожгите соседние дома, – велел он воинам. – Не будем тянуть. И заднюю стену этого дома подожгите.

– Как только дома вспыхнут, – обратился он к женщинам, – кричите изо всех сил. Терпите сколько можно, шумите, потом скрывайтесь по одной в погребе. Начинайте сейчас.

Столпившиеся у входа в погреб женщины атани закивали, вытирая раскрасневшиеся лица. Дориатская лучница, та, что с короной кос, сделала шаг назад и вдруг запела, запрокинув голову.

Голос ее взвился, перекрывая треск пламени, высокий и ясный. Другие дориатрим подхватили, и Макалаурэ повел плечами, отгоняя озноб. Эти синдэ не старались петь ни глубоко, ни красиво. Они прощались с городом, перечисляя его улицы и башни, и лишь пели как можно громче, чтобы их услышало всё то, что ещё оставалось от Сириомбара.

Из глаз атанийских женщин брызнули непритворные слезы, раздались рыдания.

«Высоко поднимется

Дом над Ивовой улицей,

Ветер раздует

Ленты над окнами,

Золотит солнце поутру

Светлое дерево,

Пронижет насквозь

Воды речные

Доброго Сириона…»

Против своей воли он сквозь слова увидел день, когда сложили эту немудреную песню – пронизанный светом поздний весенний день, когда поднимались первые высокие дома, и беглецы из Дориата вместе с мастерами нандор и людей Хадора рубили и складывали бревна, впервые поверив, что у них будет новый дом…

Он стиснул кулаки, радуясь обжигающей жаре, иначе нестерпимый стыд залил бы его лицо алым по самые уши, как мальчишку. Хотела певунья этого или нет, песню она вонзила метко, как тонкий кинжал в щель доспеха.

Другие его верные стояли, опустив глаза.

Грохот рушащегося поблизости дома перекрыл было песню, и женщины вскрикнули от испуга непритворно, а потом, бросив взгляд вверх, закричали изо всех сил.

Дым появился над крышей дома Ольвен. Теперь спасительный ветер с моря лишь раздувал пожар.

«Драуговы уловки! Ни одна попытка обмануть темных ещё не заканчивалась хорошо! Валар, пусть хоть теперь получится! К драугам нас, но эти-то ни в чем не виноваты, особенно мальчишки!»

Лучница все пела, срывая голос, начиная песню снова и снова, будто пытаясь заклять погибающий город, слезы появлялись на ее лице и высыхали от жара. Женщины кричали громче, хватая воздух пересохшими губами. А слух Макалаурэ ловил лязг и далёкие радостные возгласы орков за стеной…

Если все же полезут через стену, подумал он в ярости на себя и темную дрянь сразу – он их встретит здесь. До конца. Потому что не может вернуть ничего. Не может перенестись назад на Долмед и укротить полубезумного от ярости и клятвы Тьелкормо. Не восстановить Дориат, не вернуть сюда, в Белерианд из огражденного Валинора, погибших иатрим. Только рубить и рубить темную дрянь, пока хватает дыхания!

И со всей яростью того, кто побывал темной тварью дважды и едва не стал ею в третий раз.

Он потерял счёт времени, весь превратившись в слух. Была только песня, все более хриплая, только жар вокруг – и звуки за стеной. Даже рыдания и крики женщин рядом с собой он слышал словно издалека, они были для него шумом, как треск и гудение пламени.

Крики. Смех. Бряцание доспехов. Удары металла о металл, грубые и гулкие – это колотят оружием в щиты. Шума шагов нет. Нет деревянного стука и шороха – никто не тащит лестниц к стене, не карабкается на откос.

Стрелы ещё летят. Это развлечение. Ещё одно торжество победителей. Стреляют на голос и наугад, со смехом.

Не идут. Не лезут на стену.

Он очнулся от боли – уголёк клюнул Макалаурэ в щеку. Понял, что стиснул зубы и сжимает рукоять меча до боли в пальцах. Женщины жались к стене дома, некоторые уже исчезли в погребе.

Грохот. Обвалилась ещё одна крыша. Ещё несколько атанис затихли, перевели дух и убежали в темноту.

– Кано, – голос Фаньо был сухим и хриплым, лицо раскраснелось от жара, по лбу бежали струйки пота. – Пора уходить.

– Ещё немного.

Он указал на лучницу, сипло, через силу повторяющую вновь и вновь последние слова погребальной песни деревянного города, как завороженная. Остальные иатрим уже замолкли. Фаньо шагнул к ней и осторожно коснулся ее плеча. Лучница с ненавистью и слезами обернулась, готовая ударить – и остановилась. Выдохнула с трудом…

Раздался громкий треск. Дом возле них кренился, его крыша рушилась внутрь. Из последних сил женщины пронзительно закричали, отскочили к стене, кинулись внутрь погреба, тяжело дыша. Фаньо ухватил лучницу за локоть и втолкнул в двери, подхватил и запихнул туда двух других.

– Кано! – закричал ещё кто-то в испуге.

Тот, словно очнувшись, махнул рукой. Спасаясь от волны жара и от летящих углей, Феанарион с последними верными торопливо отступили в темноту.

– Уходим, – Макалаурэ без стука закрыл за собой внешние двери. Последним он спустился по лестнице, затворив неожиданно тяжёлые створы потайной крышки – снаружи к ним оказались прибиты доски пола. Лишняя защита от огня. Обнаружив на створах тяжёлый засов, он запер их изнутри, оставшись в холодной темноте.

Даже эльдар не могут видеть там, где вовсе нет источников света. Ведя рукой вдоль стены, Макалаурэ спускался все ниже за звуком шагов своих верных, нащупывая ступени в темноте. Лестница изгибалась вправо, словно следуя стене невидимого колодца. Затем впереди появились оранжевые отсветы и движущиеся тени. Следуя за воинами, Макалаурэ спустился – и вышел в широкий зал, заполненный до краев его людьми и эльдар, стоящими плечом к плечу.

Очень не хватало сейчас кристальных ламп, но Феанариони их берегли и почти не брали больше в дорогу, а сколько оставалось у других нолдор – кто знает?

Здесь обошлись огарками двух свечей. Эльдар более чем хватило, да и люди не жаловались.

На удивление ещё не было душно. Зал уходил вверх, сужаясь, и по форме был подобен колоколу. Сверху, на высоте больше трёх ростов эльдар, его перекрывал настил из мощных бревен. Должно быть, лестницу построили отдельно и позже. Из зала уходило несколько узких вырубленных ходов в две стороны, оттуда тоже выглядывали беглецы. Над одним из ходов повесили светлую атласную ленту, нелепую в этой сырой темноте.

Он ещё осматривался, когда из того прохода раздались тихие шаги, блеснул свет и среди чуть расступившихся воинов появились близнецы. Один из них нес совсем маленький кристальный светильник, размером не более голубиного яйца.

– Там у выхода ещё есть враги, – сказал второй мальчик очень серьезно. – Рингвэ передает тихо сидеть и ждать. Лучше здесь.

– Всем вместе в туннеле будет душно, – добавил первый. – И внизу очень сыро.

После пожара тут оказалось и так зябко и сыро. Несостоявшаяся последняя драка бродила в крови Макалаурэ словно хмель, стоять на месте было тяжело. Хотелось сражаться, а не прятаться, рубить врага, до конца, пока есть силы.

«Заткнись, – велел он себе. – Я не обязан уходить как Майтимо. И идти сразу вслед за ним».

У него верные и эти эльдар и люди. У него Амбарто, которого увезли на тех самых кораблях, вышедших из гавани, несмотря на прорыв ворот. Где-то вдали Амбарто все ещё было очень больно, и не от телесной раны, но он был жив, мысленное прикосновение к нему согревало – и бросить его одного было невозможно. Балар ещё надолго останется крепостью, несмотря на тень, дотянувшуюся далёко на юг.

Если удастся покинуть город – пройти спешным ходом вдоль берега к Лесу-между-рек, скрыться в нем и охотничьими тропами нандор идти на север. Слишком очевидно, но выбора нет, со стариками, ранеными и детьми на руках.

Но если враги захотят обыскать город ради Камня…

Он мысленно выругался, вспомнив разом все слова, которыми с похмелья бросался Морьо. Он даже не знает, что случилось с Эльвинг! Старший бился с тем балрогом, быть может, ей удалось спастись и бежать на корабле? Так. К делу. Враги могут захотеть обыскать город, но пожар потухнет нескоро, разве что с севера принесет дожди. Без дождей пепелище будет гореть и потом остывать несколько дней. По окрестностям могут бродить вражьи патрули, но никаких поселений возле Сириомбара нет, караулить оркам нечего. В худшем случае придётся провести здесь несколько дней, посылая разведчиков за водой к лесным родникам.

Неприятно. Тоскливо редкостно. Пережить можно.

Сверху дрогнуло, с бревен посыпались пыль и каменная крошка. Люди вздрогнули. Не дом Ольвен, соседний, решил Макалаурэ. Коснулся рукой и мыслью стены каменоломни.

Ее рубили не слишком весело, но умело и с азартом. Гондолиндрим и люди, привычные к жизни среди гор и к работе с камнем. Потом другие, немногие, принесли крепкие бревна и быстро, в темноте, перекрыли каменоломню, засыпали сверху обломками, радуясь, что делают город безопаснее.

Будьте крепче, пропел он беззвучно этим бревнам и этим стенам, как пел прежде стенам Химринга. Берегите своих людей и своих эльдар. Удержите огонь. Скройте нас от злых глаз и ушей. От тех, кто жжет нас и убивает, кто придет бродить по пепелищу.

– Кано…

Макалаурэ очнулся и понял, что стоит, прижимаясь лбом к стене, уже довольно долго. Люди поглядывали с удивлением, а синдар прямо сверлили его настороженными и порой злыми взглядами – Феанарион вздумал говорить с их городом и камнем, это ли не наглость!

Да, мастером песен, меняющих мир, он не был никогда. Но все же стены Химринга стоят до сих пор, и ещё долго будут стоять. Их не взяли силой и не взломали ворот. Остатки защитников ушли оттуда сами, чтобы не умереть с голоду в осаде.

Если он умрет, то хотя бы в бою, а не под землёй, бессильно задыхаясь под тяжестью обломков дерева и камня!

Новая дрожь пробежала по стенам, но беспокоила его уже меньше.

– Попытаемся отдохнуть, – сказал Макалаурэ, сбрасывая плащ. Кинул его под ноги и сел, прислонясь к стене. Места хватило едва-едва.

– Ждем, когда позовет Рингвэ. Готовьтесь ждать долго. Посчитайте, сколько у нас воды.

Фаньо протянул ему флягу с водой. Его собственная осталась под ногами орков в самом начале Ивовой улицы.

Он сделал три медленных глотка, наслаждаясь и растягивая удовольствие. Вернул флягу. Вокруг тихо переговаривались, кто-то усаживал стариков на камни. Места, чтобы сесть, хватило не всем, неподалеку негромко уславливались меняться для отдыха.

Люди погасили свечи, сберегая огонь. Остался лишь отсвет маленького камня в руках сына Эльвинг. Кто-то из рослых воинов гондолиндрим, пошептавшись, поднял мальчиков, усадив их на плечи, и слабый прохладный свет разбежался по рукотворной пещере.

Макалаурэ снял шлем, прикрыл глаза. Вдохнул сырой воздух, ловя его потоки в темноте. Да, воздухом тянет лишь из меченого прохода – сырым, но не затхлым. Других дуновений воздуха здесь нет.

Макалаурэ умел ждать. Но очень не любил.

*

В беспокойном сне его горели попеременно то Химринг, то Сириомбар. Как только он сосредотачивался на одних улицах и башнях, их сменяли другие. Нет, все же это были Гавани.

Он искал Младших среди огня и крови, но видел одних лишь убитых. Атани, синдар и гондолиндрим лежали здесь бок о бок в лужах крови, изрубленные прямыми длинными мечами, каких никогда не носили орки. Живых здесь не было. Он метался по раскаленным улицам, едва вспоминая дорогу к холму и деревянному дворцу правителей.

…Эарендиль пал в дверях этого дворца, ему разрубили голову и прибили к створке ворот ударом меча в грудь. Быстро и безжалостно.

Макалаурэ медленно, словно против воли, поднялся по ступеням в парадный зал. Итариллэ дочь Тургона лежала на этих ступенях с перерубленным горлом – единственный и смертельный удар искусного мастера сражения.

Мертвые Младшие упали ничком возле деревянных тронов, пронзенные множеством серых дориатских стрел.

Безоружный Майтимо, даже без доспеха и верхней одежды, в белой рубахе, держал на руках Эльвинг, из груди которой торчали три красноперые знакомые стрелы. Крови почти не было, лишь тонкая струйка выступила в уголке рта, да несколько пятен темнели на голубом платье. Черные косы Эльвинг мертвыми реками стекали на пол.

Коснувшись губами ее лба, Старший медленно опустил лёгкое тело на пол, выпрямился. Поднял Сильмариль левой рукой, испачканной в крови. Свет Камня наливался холодом. Рука страшно зашипела, потянуло горелым мясом, лицо Старшего исказилось от невероятной боли, но он упрямо не разжимал пальцы.

– Ты доволен?! – закричал отчаянно он, глядя вдаль. – Отец, ты этого хотел? Теперь ты доволен?!

Ему ответило рычание. Огромный волк с глазами эрухини проник в зал через окно и двинулся к безоружному.

Макалаурэ проснулся, кажется, с невнятным криком. Ну, он надеялся, что с невнятным.

Да чтобы варги сожрали Ирмовы подарочки!

Фаньо испуганно встряхнул его за плечо.

– Воды?

– Да.

Сделал один глоток, вернул флягу. Видение расплывалось, ужас терял остроту, но вряд ли такое легко забудется.

«Мы этого не сделали», – выдохнул он. – «Не сделали. Не сбылось».

– Долго ли я спал? – спросил он, пытаясь понять, к чему последнее видение, и почему его не покидает беспокойство.

– Довольно долго, кано. Пришел и ушел посланец от Рингвэ. Отряд орков ушел из рощи, но временами пробегают по одному и по двое. Нужно ещё ждать.

– У меня скверное предчувствие, – сказал Макалаурэ вслух.

К большому удивлению, ему откликнулись с той стороны, где стояли иатрим.

– У меня тоже, князь, – та самая лучница, прощавшаяся с городом, протолкалась вперёд. – Не знаю, что привиделось тебе, но наверху собирается дурное, словно туча нависает.

– Уходим все. – Приказал Макалаурэ. – Немедленно. Вставайте! Все в туннель, в том порядке, в каком оказались! Ведите стариков! Передайте Рингвэ, пусть открывает выход и рассылает разведчиков! Убивайте как можно тише.

Он нехотя вспомнил кровавый сон. Весь тот был сплетен из несбывшегося. Весь – кроме волка. А может и не стоит отправлять «Ирмовы подарочки» к варгам? Больно редкий для Феанариони подарок вышел!

В туннель мог пройти один воин в доспехе или двое некрупных безоружных. Люди и эльдар торопились, но ни разу за все сражение время так не тянулось для Макалаурэ, как в эти мгновения. Оно утекало как вода из горсти, быстро и неумолимо.

Невольно он безмолвно торопил людей – быстрее, быстрее! А их словно бы не убывало, ещё из боковых тоннелей выходили мужчины, оставившие в зале место для других…

Наконец-то.

Все же невидимая вода не успела вся утечь, и с ее последними каплями Макалаурэ скрылся в туннеле сам вместе с Фаньо и последними из своих верных. Ход сразу довольно резко пошел вниз, то и дело встречались ступени, и на этом спуске напряжение стало отпускать Феанариона. Хотя бы потому что он действовал, а не сидел на месте.

Нарастала сырость. Идущие последними снова остались без света, но временами впереди мелькали бледные отсветы пламени торопливо зажженной одинокой свечи. Тоннель был сработан очень просто и словно бы второпях, даже стены его выровнять как следует не потрудились. Лишь когда спустились совсем низко, появилась каменная облицовка на стенах. И то она не защитила их от обрастания склизью, подобной водорослям на камнях. Неприлично поспешная работа.