Текст книги "Чика (СИ)"
Автор книги: Марина Зимняя
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Глава 20
Не позвонил, не написал и не приехал больше… На самом деле первые дни я и не хотела этого. Не знаю, как смотреть теперь в его глаза. Брошенные на эмоциях слова, не перестают вертеться в моей голове. Я не хотела его обижать, но время, к сожалению, не повернуть вспять.
Отвратительная гематома, оставленная губами того урода на моей шее, не давала мне забыть тот кошмарный вечер. И как бы я не маскировала этот синяк, я не хотела встречаться с Дровосеком с глазу на глаз, пока он полностью не исчезнет.
Я очень тоскую по нему. То и дело пересматриваю наши немногочисленные совместные фото и плачу. Почти все время плачу. Папа, переживает за меня. Каждый вечер допытывается и допрашивает меня. А я не могу ему рассказать. Не могу признаться в том, что так сильно обидела человека в которого… влюблена.
Да, наверное, так и есть, я влюбилась в Дровосека. Внутри все горит и скукоживается. Моя пластиковая душонка сжимается как целлофановый пакет намотанный на палку и сунутый в горящий костер. Сердце болит и ноет. Все валится из рук. Я ненавижу себя за эту слабость. Ненавижу себя за малодушие и гордыню. Но я не умею просить прощения и не знаю, как все исправить.
Каждый день пересматриваю его страницу в ВК. На ней ни так много информации, и она перестала обновляться в октябре прошлого года. По моим предположениям с того момента как дядя Слава попал в аварию. На фотографиях в профиле он совсем мальчишка. Совсем не похожий на себя нынешнего. Слежу за тем как часто он появляется в сети. И каждый раз, когда вижу зеленый огонек, заношу палец над дисплеем, но написать ничего не решаюсь. Наверное, я жду от него первого шага. Это глупо конечно, но я все еще надеюсь на то, что он окажется взрослее и мудрее меня и сам начнет диалог.
На исходе третьей недели нашего обоюдного молчания. Я все-таки не выдержала. Написала ему короткое «Прости меня». Но до этого плеснула себе в стакан немного папиного рома, полбутылки которого нашла в одном из шкафчиков кухонного гарнитура. От того, что сообщение моментально оказалось прочитанным, меня бросило в жар, а потом резко окатило ледяным душем. Он вышел из сети, ничего не ответив мне. Посмотрел и просто вышел! Никакой реакции… Ничего!
На то, чтобы написать второе сообщение мне понадобилось еще минут двадцать. Все это время голова гудела, откуда то взявшаяся обида закипала во мне как котел с густым ведьмовским варевом, булькающим и лопающимся зелеными пузырями. Он меня проигнорировал! Просто проигнорировал!
Стакан с крепким алкоголем продолжал стоять на столе так и не тронутым. Какие глупости. К чему все это? Уже было собралась вылить его в раковину, но передумала. Отодвинула в сторону. От скрежета стекла о поверхность столешницы вздрогнула, поморщилась и быстро набрала:
«Нам нужно поговорить», – застыла в ожидании на долгие полчаса, за это время искусав себе щеки и изжевав губы. И снова две галочки окрашены в синий цвет и тишина.
Время тянется медленно как липкий противный слайм. Из головы не идет та унизительная сцена. Она оказалась унизительной как для него, так и для меня тоже. Неужели он этого так и не понял?
Может он уже и думать обо мне забыл, а я тут убиваюсь. Может он во всю гуляет и веселится, пока я солю слезами подушку и не решаюсь выбросить совсем засохший букет красных роз.
Закусив нижнюю губу, шмыгаю носом и снова захожу в мессенджер. Я так соскучилась… Слезы чертят горячие дорожки по моим щекам, катятся по шее убегая за ворот футболки.
Последняя попытка. Если ничего не ответит, то больше писать не буду. Вычеркну его из своей жизни. Утром нацеплю на лицо довольную улыбку и шагну в новый день.
«Ты можешь приехать?» – продолжает висеть не прочитанным, пока я умываюсь холодной водой и леплю гелиевые лепестки под отекшие нижние веки.
Писать не буду, а вот звонить… Звонить, это ведь не писать.
Подношу телефон к уху. На втором гудке звонок обрывается. В недоумении смотрю на дисплей нового телефона. Сглатываю вязкую слюну. Он сбросил вызов!?
Звоню снова. Ситуация повторяется. На третьем сброшенном звонке опрокидываю в себя стакан с обжигающим алкоголем. Закашливаюсь. Обожжённый пищевод горит, из глаз брызгают слезы. По венам растекается навязчивое тепло.
Да, пошел ты, обиженка! Придурок, ненавижу тебя! Разворачиваюсь на пятках и широкими шагами иду к себе в комнату. Нашла из-за кого страдать! Да у меня таких десять будет! Нет сто! Тысяча таких же Алёш будут сворачивать шеи глядя на меня, а мне будет все равно. Задыхаюсь, заваливаясь в разобранную смятую постель. Не нужны мне другие Алёши, этот нужен… А я ему похоже не нужна. Горько, больно, обидно, тяжело и невыносимо трудно думать о том, что я ему больше не нравлюсь. Значит все, что было между нами, было ложью…
Папа приедет только послезавтра. От одиночества хочется лезть на стену. Утыкаюсь лицом в подушку. Я одна, совершенно одна… Перевернувшись на спину смотрю в потолок. От рома кружится голова. Наверное, потому что я толком ничего не ела сегодня. Сползаю с кровати и бреду к холодильнику. В нем полно еды, часть из которой я приготовила сама… для папы, но внеплановая командировка заставила его уехать сегодня рано утром, поэтому все это, скорее всего, придется выбросить. Хлопаю дверцей, к горлу подкатывает тошнота. Не есть я хочу, а поговорить с кем-нибудь. Лучше всего с ним, но ему я больше не нужна.
Голова кружится и мутится. Хочется на воздух. Просто пройтись по улице. Немного прогуляться. Как есть, не переодеваясь и даже не причёсываясь, застегиваю трикотажную домашнюю кофту, накидываю капюшон и сую ноги в выменянные на туфли, Олеськины кроксы. Засовываю телефон в карман свободных трикотажных брюк и выползаю в подъезд.
На улице свежо. Прохладный ветерок обдувает мои от чего-то горящие щеки. Голова продолжает кружиться. Смотрю вперед, обнимаю себя руками. Медленно иду по улице, огибая наш двор, захожу во двор старой девятиэтажки. Именно здесь я собиралась кинуть Дровосека, не заплатив за проезд. Ноги сами привели меня в это место.
Густые сумерки опускаются на город. Качаюсь на скрипучей качели, искоса поглядывая на мальчишек, сидящих на лавочке, вдвоем играющих в какую-то игру на одном телефоне. Мимо пролетает девочка на самокате. Несколько молодых мамаш, пытаются увести орущих и упирающихся малышей из песочницы.
– Тиша! Тиша! Где ты есть, бессовестный!? – кричит пожилая женщина с балкона.
– Да, чего ты орешь? Сдох твой Тиша в прошлом месяце! – отвечает ей сварливый голос этажом выше.
Лавируя между припаркованных машин курьер на велосипеде с желтым коробом за плечами проносится мимо.
Мужчина и женщина громко ругаясь идут к подъезду. Мужчина несет два тяжелых пакета с логотипом «Пятерочки».
Поворачиваю голову в другую сторону. Пара. Парень и девушка медленно идут через двор держась за руки. Останавливаются около подъезда. Целуются…
– Лика, домой немедленно! – вздрагиваю и чуть было не подрываюсь с места от крика женщины, роющейся в сумке в поисках ключей. Мужчина кряхтит и бухтит себе под нос ругательства, устав держать тяжелую ношу. Один из пакетов опускает на землю. Девочка, недавно пролетевшая мимо меня на самокате, подъезжает к ним.
– Ты возьмешь, па? – пытается всучить отцу еще и самокат в довесок к пакетам. Недовольный мужик тихо возмущается. Подхватывает одной рукой оба пакета, другой цепляет самокат, шагает через порог следом за женой и дочкой.
Постепенно люди вокруг испаряются. Спустя какие-то полчаса, я остаюсь совершенно одна. Только я и противный скрип ржавого метала. Поднявшийся ветерок шевелит мои волосы, выбившиеся из-под капюшона. Телефон в кармане вздрагивает. Наверное, это он! Спешно вытаскиваю телефон, смотрю на дисплей… Папа.
– Да, – прочищаю горло.
– Дочь, у тебя все в порядке?
– Конечно.
– Точно?
– Да, все хорошо.
– Ты дома?
Застываю на мгновенье. Шелест шин проезжающей машины, выдает меня.
– В магазин вышла.
– Будь осторожней, поздно уже или ты не одна?
– Одна. Я уже иду домой. Не волнуйся, – стараюсь говорить бодрым веселым голосом.
– Дочь, я скорее всего задержусь до вторника.
– Хорошо.
Папа говорит еще что-то, слушаю его в пол-уха параллельно прислушиваясь к странному писку, доносящемуся с другого края детской площадки. Только обойдя игровое пространство, понимаю, что писк исходит от мусорных баков. Может это галлюцинации? Может это алкоголь, бродящий по моим венам и кружащий неясную голову подкидывает мне какие-то ведения. Развернувшись, решительным шагом направилась к выходу. Писк остается позади, мои шаги становятся шире и решительней. Завернув за угол, практически перехожу на бег.
Никого там нет. Еще не хватало по помойкам лазить. Убеждаю себя, спеша к дому. Останавливаюсь около подъезда стою с минуту. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом иду обратно.
Худющий, страшненький котенок замотанный в пакет, каким-то чудом прогрыз дыру в плотном полиэтилене и тем самым спас себе жизнь, не задохнулся. Пакет лежал практически на самом дне мусорного бака и шевелился. Подсвечивая себе телефоном, сходя с ума от отвращения и подступающей тошноты, я перевесилась через борт вонючего контейнера и вытащила его. Котенок громко пронзительно мяукает, а я прижимаю его тщедушненькое тельце к груди и реву. Сижу на грязном асфальте около помойки и рыдаю, позабыв об отвращении и брезгливости. Утерев рукавом кофты бегущие слезы и сопли снова набираю Дровосека. Если он сейчас не возьмет трубку, больше ему не позвоню.
– Что ты хотела? – зло, с совершенно не свойственной ему грубостью в голосе произнес он.
– У меня тут проблема… – слегка опешив от резкого вопроса, проблеяла я.
– Ноготь сломала? – короткая пауза. – Папа гулять не пускает или не покупает тебе новую сумку? – так же нервно. Молчу не в силах выдавить ни слова пока он продолжает. – Какие у тебя могут быть проблемы, Алика!?
– Почему ты не ответил мне сразу?
– Я работаю, – фактически сквозь зубы. – Не ответил, потому что занят!
– Ну и работай дальше, раз такой занятой! – сбросила вызов и тут же пожалела об этом.
Вот дура… Зачем отключилась? Нужно было попытаться поговорить. От того что услышала его голос сердце затрепетало. От грубых интонаций, снова засвербело в носу и запекло в районе солнечного сплетения. Крепче прижала пищащий комочек к себе, плотнее запахивая кофту. Погладила котика пальцем между ушей, еще раз оценив его страшненький внешний вид.
– Назову тебя Кириллом. Отмою, откормлю и будешь самым красивым, – пробормотала себе под нос, поднимаясь с земли.
Откормить похоже проблемой не будет. Котенок вылакал полное блюдце молока прежде чем я решилась на водные процедуры. А вот отмыть, пока под вопросом… Завтра нужно будет свозить его к ветеринару. Мой волонтерский настрой, уже начал потихоньку рассеиваться, и я вполне оценила степень проблем, которые организовала сама себе, своим не побоюсь этого слова героическим поступком. Никогда, ни за что и ни за какую награду, я не стала бы шариться по помойке будь я в трезвом уме и твердой памяти.
– Ну что, Кирюша, пошли купаться?
Собрав всю волю в кулак подхватила блохастика под теперь уже круглый животик. Кирилл протяжно замурчал. Совершенно по-детски сморщил мордочку. Растопырил лапы выпустив острые коготки.
– Ничего не знаю, в таком виде ты у меня не останешься, – еще раз брезгливо осмотрела котенка.
Вероятно, в пакете до него побывало что-то липкое и скорее всего сладкое. Шерсть слиплась, на боках и вовсе казалась какой-то облезшей. Удерживая котенка одной рукой, второй распахнула дверь ванной. И тут начался настоящий ад. От шума воды бегущей из-под крана волосы на загривке Кирилла встали дыбом. Заорав диким голосом и растопырив лапы он ни в какую не хотел даже близко приближаться к воде.
– Так не пойдет! – пыталась убедить его, подсовывая трепыхающееся тельце под струю теплой воды.
Кот вцепился когтями мне в руку. Ахнув от боли, попыталась оторвать его цепкие когти от руки, но сделала только хуже, к когтям присоединились зубы. От жуткой боли потемнело в глазах, резкой волной подкатила тошнота. Нащупав ручку распахнула дверь и выскочила из ванной. Котенок спрыгнул с моей руки и буксуя по скользкому полу унесся в распахнутую дверь моей комнаты, оставляя за собой мокрые следы.
Трель дверного звонка, немного отвлекла от острой пульсирующей боли. Не заглядывая в глазок, приоткрыла дверь напоровшись на темные равнодушные глаза Тимура.
– Чего тебе? – выдала резко.
– Это тебе чего?
– В смысле?
– Что случилось у тебя: поджар, потоп, проводку коротнуло?
– Тебе заняться больше не чем?
– Да походу не чем, раз стою сейчас здесь и выясняю все ли у тебя в порядке.
– Это он попросил?
– Нет, я посол доброй воли. Что это у тебя? – кивнул на мое расцарапанное предплечье, убрала руку за спину.
– Передай, ему что все у меня отлично. Пусть работает дальше и не отвлекается по пустякам.
– Ладно, как знаешь, – пожав плечами Тим отступил от двери. Не закрыв до конца дверь прислушалась к отдаляющимся шагам соседа.
– Да, дома она! – послышался его раздраженый голос. – Что с ней может случиться! – прозвучало совсем далеко.
Повернула ключ в замочной скважине, поджав губы чтобы не разулыбаться как дурочка. Жаль, что сам не приехал, но и так хорошо. Волнуется за меня. Переживает…
– Кирюша, я все-таки тебя искупаю, вылезай из-под кровати.
Глава 21
То, что телефонного общения у нас не сложится стало ясно на следующий день. Мое утреннее одинокое «Привет» осталось таким же проигнорированным, как и прошлые сообщения. Утром я оценила степень своего безрассудства и ни раз отругала себя за вчерашнее приключение, подарившее мне новую проблему. С одной стороны, это мне совершенно не нравилось, но с другой, у меня теперь появились дела. Ведь ответственность за маленькую жизнь переложить теперь не на кого. Я сама организовала себе настоящий квест с записью в ветеринарную клинику и походом на работу, которую никто не отменял. Приправив все это переживаниями по поводу того, оставит ли этот мелкий засранец хоть сантиметр пола в моей комнате не помеченным.
Как я буду приучать его к лотку? Чем буду кормить? Справлюсь ли я с такой ответственность? Как папа отнесется к моей находке? В голове кружился рой мыслей по чуть-чуть тесня Дровосека. Нет, не задвигая его на второй план, а всего лишь потеснив немного. Дав мне возможность слегка вздохнуть и занять себя еще чем-нибудь кроме бесконечных дум самобичевания.
Как следует проблевавшись от маленьких подарков, оставленных Кирюшей за пять часов моего отсутствия, я погрузила этого гаденыша в переноску заказанную прямо на работу. Вызвала такси и повезла ребенка к врачу лечить его: блох, глистов и возможный лишай красующийся на его облезлых боках.
Несмотря на его совершенно непрезентабельный внешний вид, котик был очень милым. Настолько милым, что оказался кошечкой, слегка истощенной, но вполне здоровой. Пришлось переименовать его в Киру, немного расстроилась по этому поводу. В детстве я всегда мечтала стать мамой сына, а придется удочерять девчонку.
Папа воспринял нового члена семьи не очень радостно, особенно после того, когда Кира напрудила лужу в его ботинок. Но в целом и в общем, их знакомство прошло довольно сносно, а через пару дней Кира и вовсе спала свернувшись калачиком на его животе, пока я во всю разрабатывала план действий по захвату внимания Дровосека. Мне на помощь пришла Олеська. Это было, конечно, не совсем честно использовать ребенка в своих корыстных целях, но другого выхода у меня не было. Дровосек продолжал игнорировать меня, это было обидно, но не на столько, чтобы сдаться и перечеркнуть все, что было между нами.
Олеся в отличие от своего братца вела очень активную жизнь в социальных сетях. На ее странице в ВК было полно фото и записей с конкурсов и выступлений. Буквально позавчера она приехала из Минска, призером соревнований к сожалению, не стала, но была полна впечатлений от конкурса, которыми во всю делилась с друзьями, публикуя все новую и новую информацию об этом событии.
Не удержалась и написала ей. Естественно, восхитилась ее талантом и заявила, что жюри конкурса судило совершенно не объективно и именно ей и ее партнеру следовало бы стоять на пьедестале почета. Олеся охотно со мной согласилась.
Как бы между прочим, поинтересовалась делами ее семьи. Бабушка как обычно занята огородом, мама несколько дней назад повезла отца на очередную операцию, Кирилл сопроводил их до клиники, но вчера вечером вернулся.
Кое-как дождавшись окончания своего короткого рабочего дня я примчалась домой. Покормила ребенка. Поплакала над очередной кучкой, оставленной мне в подарок в прихожей, убрала ее, поклявшись себе никогда больше не заводить домашних животных. Приняла душ. Заплела косу, которая на мой взгляд придавала мне вид милый и довольно раскаявшийся. По новой накрасилась. Переложила маффины, купленные в кондитерской неподалеку от дома, из фирменной упаковки в пластиковый контейнер. Сунула в рюкзак розовую плюшевую косметичку, плотно набитую косметикой, предназначавшейся сестре Дровосека в подарок.
Топ, джинсовые шорты, рубашка, прикрывающая мои разодранные когтями Киры руки. Обувь не самая изящная, зато удобная. Только бы он был дома, а если нет, то буду ждать пока не явится. Не думаю, что бабушка Аня укажет мне на дверь или на калитку. Ей я почему-то решила признаться, что приехала мириться, но почему поссорились, пожалуй, говорить не буду. Не к чему ей знать эти подробности. Может удастся перетянуть ее на свою сторону и заполучить союзника в ее лице. Никуда он от меня не денется!
* * *
Приподнявшись на носочки заглядываю во двор, заметно преобразившийся с моего весеннего визита сюда. Во дворе и тогда было довольно зелено, а сейчас эта зелень стала будто бы пышнее и объемнее. Кустарники и деревья живой изгородью прикрывают задний двор, не позволяя заглянуть вглубь двора. Свободное пространства перед крыльцом дома, плотно засажено цветами и разделено пополам широкой бетонной дорожкой. Машины не видно.
По примеру Кирилла, отворившего однажды мне эту калитку, нащупываю небольшой крючок со внутренней стороны и откидываю его, делая осторожный шаг во двор. Кот лежащий поперек дорожки увидев меня перекатывается на другой бок и задрав ногу начинает вылизываться. Смотрю на это зрелище и прихожу к выводу, что все-таки хорошо, что Кира девочка. Обхожу Ваську и ступаю на крыльцо, услышав громкий протяжный лай доносящийся с заднего двора. Черная дворняга по кличке Балу и в прошлый раз слегка облаял меня, но сделал это настолько лениво, что я даже позабыть успела, о том, что во дворе все же присутствует собака, благо привязанная. Слышу шаркающие шаги и какое-то бормотание, доносящееся с обратной стороны дома. Застываю на первой ступеньке, не решаясь двигаться дальше.
– Таня, ты что ли? – слышу голос бабушки Ани. – Не собрала еще, не успела! Сейчас Олеську заставлю, – бабушка Аня выглядывает из-за угла дома. Удивленно на меня смотрит.
– Здравствуйте, – улыбаюсь ей, спускаясь обратно с крыльца, делаю шаг к ней навстречу.
– Здравствуй, Алика! – тепло приветствует меня бабушка.
– Привет! – Олеська высовывается из окна перевешиваясь через подоконник. Она заговорщицки мне подмигивает и стрельнув взглядом в мой рюкзак произносит: – Привезла?
– Ага, – скидываю лямку с плеча и достаю косметичку из рюкзака, протягиваю ей.
Глаза Олеськи загораются, она расстегивает пузатую сумочку и заглядывает внутрь, блаженно растягивая губы в широкой улыбке, шепчет с придыханием:
– Это все мне!? Честно, честно?
Я киваю ей улыбнувшись и перевожу взгляд на бабушку, выпрямившуюся и словно привставшую на цыпочки от любопытства.
– Что там у вас? – обращается к Олесе.
– Подарок. Жаль, что до отъезда не успела, – бросает взгляд на меня. – Я бы всех там затмила, – перебирает флаконы и тюбики.
– Это к чаю, – протягиваю пакет с маффинами бабушке.
– Сама испекла? – разглядывает прозрачный контейнер.
– Ага, – опустив взгляд произношу я, радуясь в душе, что не купила торт или чизкейк как планировала изначально.
Маффины выглядят довольно примитивно и вполне сойдут за домашнюю выпечку.
– А Кирюши нет дома, – поднимает взгляд на меня.
– А я знаю, – в носу начинает щипать и я невольно шмыгаю носом, смотрю на доброе лицо бабушки и опускаю взгляд.
– Поссорились, что ли? – подперев поясницу рукой, бабушка шаркающей походкой подходит к окну, протягивает пакет Олесе. – На кухню отнеси и пояс с собачьей шерстью мне вынеси. Девчонка тут же скрывается из виду.
– Немножко, – признаюсь я, не поднимая взгляда.
– То-то я смотрю, он как бирюк в последнее время. Зыркает на всех глазюками злющими, как подменили его.
– Это я виновата, – состряпав максимально раскаявшиеся выражение лица винюсь перед бабушкой. Слезы выдавливать нет необходимости. Они уже во всю щекочут нос. Крупные капельки собираются в уголках глаз и скатываются по щекам сами собой.
– Ну полно тебе… полно, – приобняв меня за плечи, бабушка притягивает меня к своей широкой груди, поглаживает теплой ладонью между лопаток. – Милые бранятся только тешатся. Помиритесь. Дело молодое, – продолжает наглаживать мою спину.
Утыкаюсь носом в пестрый трикотажный халат. Он пахнет лавандой, фруктовым кусковым мылом, зажаркой для супа, корицей и кофе и еще много чем, но самое главное он пахнет добром и заботой.
– Позвонила! – звонко кричит Олеська, выскакивая на крыльцо, сует ноги в шлепанцы и спускается по ступенькам, протягивает бабушке шерстяной пояс. – Я сказала ему, что у нас кран на кухне сорвало. Сейчас примчится как миленький! – улыбается.
– Это еще зачем? Он и так на обед приезжает, – бабушка осуждающе качает головой.
– А так еще быстрее приедет!
– Брехушка, клубнику иди собирай!
– Ну ба… мне тренироваться надо!
– Вот лентяйка! – замахиваясь поясом возмущается бабушка. – Быстро на огород.
– А давайте я вам помогу! – неожиданно для себя возникаю между ними.
Бабушка молча поднимается по ступенькам и скрывается за занавеской, прикрывающей вход в дом, через минуту выносит две связки лукошек. В каждой, штук по пятнадцать не меньше.
– Обувку тебе другую надо, – смотрит на мои сандалии.
– Да ладно, не обязательно.
Тяжело наклонившись, вытаскивает из стеллажа примостившегося в уголочке пару розовых галош. В точно такою же пару, только сиреневого цвета, обута и сама бабушка Аня.
– Велики будут, но ничего, сейчас носки принесу.
– Да не надо!
– Надо, – коротко отрезает бабушка и снова скрывается за занавеской.
«Подумаешь, пособирать клубнику», думала я пока Олеська не привела меня на задний двор. Действительно, что здесь может быть сложного? Ничего. Наклоняешься, отрываешь ягодку и бросаешь ее в лукошко. Я сразу решила, что буду собирать клубнику максимально соблазнительно, ибо Дровосек может заявиться в любой момент. В итоге через двадцать минут моего стояния кверху попой я поняла, что это совершенно не удобно. Поэтому подражая Олеське, присев на корточки, начала передвигаться по клубничному ряду гусиным шагом.
– Она же грязная! Ты что? – наблюдаю за тем как Олеся бросает в рот одну ягодку за другой.
– Дождиком помытая самая вкусная. Попробуй! – протягивает мне маленькую клубничку и сует прямо в рот. Перехватываю ягодку за хвостик.
– И правда вкусная, – прожевываю сладкую клубничку.
– Она не вся такая. Смотри, я тебя научу. У бабушки тут много сортов намешено. Но вкусная не вся. Вот эта будет кислой, – демонстрирует мне здоровенную клубничину плоской овальной формы. – Эта тоже так себе, – срывает ровненькую продолговатую ягоду, похожую на мини морковь, – она грубая и сухая, но хорошо лежит. Эта водянистая и безвкусная, – срывает еще одну крупную ягоду. – А вот самая вкусная, эта, – срывает маленькую кругленькую клубничку, точно такую же, как и та, которую скормила мне минутой ранее. – Она на маленький ананасик похожа, видишь, – вертит ягоду перед моим носом. А потом закидывает ее себе в рот, – пережёвывает, – а если помыть уже не такая вкусная почему-то, – пожимает плечами.
Клубничные ряды кажутся бесконечными. Солнце жарит нещадно, заставляя меня то накидывать рубашку на плечи, то снимать ее. Прошло уже не меньше полутора часов, а он все не едет. Олеся проворно, скачет от кустика к кустику, когда я уже еле спину разгибаю, ведь на корточках сидеть оказывается тоже не удобно.
– Зачем вам так много клубники? – спрашиваю Олесю, утерев со лба пот и сдув выбившуюся прядь волос, падающую на глаза.
– На продажу, – произносит Олеся пожав плечами. – Бабушка каждый год клубнику продает, у нее уже клиенты в очереди стоят. Она же у нас не пестицидная, натуральная, – снова забрасывает в рот клубничину, а меня уже мутит от нее.
– А Кирилл точно приедет?
– Конечно, – я ему сказала, что пол кухни залило, – хихикает.
– А почему так долго едет?
– Ну он же работает, не высадит же он клиента посреди дороги.
– Да вы ж мои помощницы! – слышу голос бабушки Ани за спиной, и начинаю активнее обрывать куст. – Что бы я без вас делала! И без меня, смотрю справились…
– Чуть-чуть осталось, ба, – произносит Олеська веселым голосом.
– Устали?
– Нет, – почему-то произношу я и улыбаюсь бабушке.
– Ну тогда еще жуков колорадских пособираете, сейчас ведра и веники принесу.
Олеся театрально завывает, простирая руки к небу:
– Только ни это! За что? – продолжает подвывать.
– А зачем их собирать? И почему веником? – смотрю на хнычущую девчонку, предвкушая далеко не самое приятное занятие.
– Вот так берешь, подставляешь ведро под куст и хлопаешь по ботве веником. Фу! Бе… – кривится изображая рвотные позывы Олеська.
Боже… Лучше бы я собрала еще одну плантацию клубники.
– Ба, давай мы лучше вишню оборвём?
– Потом и вишню оборвете! – кричит бабушка активно рыхля тяпкой какие-то посадки.
Нужно было приезжать ближе к вечеру. Вскрикнув, подпрыгиваю на месте стряхивая белого полосатого жука, ползущего по моей коленке. Неподалеку раздается звук двигателя. Шестое чувство подсказывает мне, что это он. Машу веником, тихонечко взвизгивая.
– Алика! Ты их просто с куста смахиваешь. Они же с земли снова поднимутся и продолжат грызть ботву, в ведро надо, – показывает мне Олеся нехитрую манипуляцию, а я во всю верчу головой в поисках Дровосека.
– Приехал, да? – шепчу девчонке и тут же скидываю рубашку.
– Ты чего?
– Жарко. Куда ее теперь деть? – продолжаю вертеть головой.
– А ты на бедра повяжи, – подсказывает Олеся.
– Да конечно, нет уж… – швыряю ее на невысокий заборчик, отделяющей картофельные ряды от остального огорода, она приземляется рядом на траву.
Бабушка, напевая себе под нос песни своей молодости, бросает на меня взгляд, не переставая размахивать тяпкой.
– Обгоришь! Прикрой плечи!
– Все нормально! – кричу ей, размахивая веником, наконец встречаясь глазами с Кириллом, стоящим за невысокой изгородью.
Он смотрит прямо на меня. Нервно улыбаюсь ему в ответ, взмахиваю ладонью и взвизгиваю сбрасывая с ноги очередное насекомое. На сей раз розовая личинка, она еще противнее чем жук. Он перевешивается через заборчик и поднимает мою рубашку. Вешает на торчащий колышек.
– Какими судьбами? – растягивает губы в ехидной улыбке.
– Да, вот, Олесю решила поздравить.
– Поздравить с чем? – перебивает меня.
– С тем, что… Что она молодец. Ведь умница, правда ведь. Поехала в чужой город. В другую страну! – тычу указательным пальцем вверх, – так блистательно выступила.
Олеся, стоящая рядом, цветет и пахнет, слегка размахивая веником из стороны в сторону.
Поправляю волосы нервно сбрасывая целую колонию насекомых, перебравшихся с картофельной ботвы на мои ноги. Ну и мерзость…
– Явился, голубчик! – кричит бабушка Аня с другого конца огорода. Шаркающей походкой направляется к нам. – С краном все в порядке, это Олеся начудила.
– Да, понял уже.
– Алика такая молодец! Что бы я сегодня без нее делала! – всплеснув руками произносит бабушка, повторяя мои недавние дифирамбы в адрес Олеси. – Ты это, бросай веник, Олеся сама здесь управится.
– Ну, бабушка! – пищит Олеся.
А я вздыхаю, предвкушая долгожданную свободу.
– Они вишню пусть оборвут, – произносит бабушка глядя на внучку.
– Я тоже с ними!
– Жуков собирай, я сказала!
– Мне некогда, ба! – тут начинает выпендриваться Кирилл. – Сальник подтекает, надо посмотреть.
Бабушка закатывает глаза.
– Идите уже! – машет на него. – Девка тут выглядывает его два часа. Наденет кофтенку, снимет. То так встанет, то эдак, – демонстрирует позы, которые я принимала, пока собирала клубнику.
Становится жутко стыдно и неудобно. Ощущаю, как лицо и шея идут красными пятнами.
– В одном исподнем тут шастает, – не унимается бабушка.
– Она всегда в исподнем шастает, – хмыкает Кирилл.
Бабушка цокает и качает головой.
– А ты будто не рад этому! – уперев руки в бока, говорит бабушка. – Идите, на пирог хотя бы вишни нарвите. А потом смотри свои сальники, пока Алика печь будет.
Кирилл прыскает смехом отворачиваясь. Становится совсем неприятно. Переминаюсь с ноги на ногу. Обида подкатывает к горлу. Ну и что, что я и правда печь пироги не умею, зачем так явно насмехаться над этим.
– Ты чего скалишься!? Скалится он! Вон кексов напекла и пирог испечет. Пойдем, все покажу тебе и расскажу.
– Я тоже пирог печь хочу! – вопит Олеська, топая ногой.
– Жуков собирай! – приказывает ей бабушка и кряхтя выбирается на дорожку обходя высокие кусты помидоров.
Наклонив ветку, Дровосек лениво обрывает вишню. Следуя его примеру срываю вишенки и бросаю их в чашку стоящую на табуретке.
– Не злись на меня… – произношу смотря себе под ноги. – Я не хотела так говорить и обижать тебя не хотела. И вообще это все глупое стечение обстоятельств! – вскидываю на него взгляд.
Он смотрит равнодушно мимо меня.
– Ну, Кирилл! Ты все время занят! Все время работаешь! Я тебя так ждала, а ты не приехал!
– Не понимаю к чему ты это говоришь?
– Я хочу, чтобы ты меня простил.
– За что?
– Ну, Кир… – я уже готова разрыдаться, слезы стоят совсем близко и вот-вот брызнут наружу.
– Алика, я всегда буду занят, и почти все время буду работать. Я не могу по-другому. У меня нет времени на развлечения. Почти нет…
Вздыхаю. И все-таки всхлипываю.
– Ну вот, довел все-таки девку до слез, – из неоткуда появляется бабушка, подхватив меня под локоть тащит к дому. – Иди чини свой тарантас. Ну его… Пойдем пирог печь. Все они такие, деточка. И дед его мне все нервы вытрепал пока не помер, и Славка такой же подарочек по молодости был… Чего тебе надо!? Красивая, ладная девка! Сама приехала, а он стоит с кисляком на морде! Будешь так себя вести, сам своего петушка приголубливать будешь!
Выкатив глаза из орбит, застываю на месте. Кирилл начинает ржать как конь. А бабушка плюётся и шипит на него.
