Текст книги "Чика (СИ)"

Автор книги: Марина Зимняя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3

Прижимая плечом телефон к уху, звоню Соболю. Пересчитываю бабки, стягивая их резинкой. Недостающую сумму сниму с карты. Лишь бы он не успел предложить ее еще кому-нибудь.

– Хера ты трезвонишь? – в трубке раздается сонный голос Дениса. – Кир, ты нормальный? Четыре утра, бл…ть!

– Ты Субару не слил еще?

– А ты что, передумал? – его голос резко становится бодрее.

– Если мою заберешь, то я ее возьму. Мне некогда возиться с продажей.

– Ну…

– Давай, говори, да или нет. Пока я не передумал.

– Сколько хочешь за свою?

– Ты мне скажи?

– Пару сотен, Кир. Больше ты за нее не возьмешь. Хочешь сам продавай. Я пока сниму Лису с продажи, подожду.

– Не… забирай. Тебе деньги налом? Я сейчас приеду.

– Куда, бл…ть!? Дай, поспать еще хоть пару часов. Настька меня скоро из дома выгонит. Да все… все, отключаюсь, – слышу оправдания Дена и недовольное бормотание его жены, – Клиент говорю. По тачке звонят! Да, какие бабы, Настя?

– В шесть буду у тебя.

– Ну хотя бы так. Пахан как?

– Нормально, на костылях пока.

– Уже дело… – шикнув на Настю, накидывает мне еще вопросов. – А ты че передумал? Ты ж хотел бабки попридержать?

– Ты кажется спать хотел?

– Перехотел, – зевая произносит Денис. – Я на кухню, спи уже! – снова кидает Насте. – Приезжай если припекает. Все равно хер усну теперь.

Я копил деньги на операцию отцу. На случай, если понадобится третья, на которую квоту получить невозможно. Но бате повезло, он уже почти встал на ноги и даже начал работать. Хотя, он работал даже сидя в коляске, но сейчас у него прям второе дыхание открылось. Мы переоборудовали старую летнюю кухню в столярную мастерскую, купили еще два станка. Бэушных правда и изрядно замученных, но он их наладил. Теперь точит еще более мудреные вензеля. Появились клиенты на его работу, интернет все-таки великая штука.

Я подрабатывал в такси, пока моя тачка не начала подводить. Зимой она стала в буквальном смысле рассыпаться, ну и я вместе с ней. Меня так корчило от обиды и злости, что буквально все ломалось и крушилось в моих руках. Мне на помощь пришел Денис, сын отцовского друга. У него небольшое СТО в гаражном кооперативе. Сам он классный электронщик, наладит любую тачку, независимо от ее года и состояния. Он взял меня на работу, пока с такси было глухо. Помог привести в порядок Приору. А еще предложил поменять ее на что-нибудь поинтересней. С доплатой, само собой. Там я и положил глаз на Лису.

Субару Импреза второго поколения, две тысячи седьмого года рождения, с обновленным лакокрасочным и перешитым салоном, но самое главное с четырехцилиндровым, четырехтактным оппозитным движком мощностью двести пятьдесят лошадиных сил. Не машина, а мечта. Кроме ремонта Ден занимается еще и перекупкой машин. Покупает задешево, приводит в порядок, продает подороже. Не думаю, что он наварится, на моей машине. Хотя по хер… Не хочу с ней возиться.

На самом деле я не хочу больше видеть Алику в Приоре. В ней меня и так постоянно топят воспоминания. Я даже поцеловать Янку в ней не могу, разве что в щеку, при встрече и на прощание. И сколько она не метилась в губы, я всегда отворачиваюсь, отстраняюсь, дергаюсь как в припадке. Она удивлялась по началу. Не спрашивала ничего, но смотрела так, типа: «Ты нормальный?» Но потом привыкла походу. Больше сама ко мне в машине не лезет, чтобы не обламываться, наверное.

* * *

Новый руль, новый запах, другое урчание движка, новая коробка. От механики отвыкать сложнее чем я думал, рука все равно тянется к рычагу, а нога ищет педаль сцепления. Я катался на ней уже пару раз, но таких эмоций не испытывал. Теперь мне тоскливо почему-то. Я так хотел эту тачку, а теперь не пойму своих чувств. Дергаю бардачок на ходу, резко вспоминая, что оставил ее бальзам для губ в Приоре. Захлопываю его обратно, переводя взгляд на дорогу. Не собираясь притормаживать, приближаюсь к шлагбауму, почти уткнувшись в него, вспоминаю, что охрана не знает этой машины.

– Ты что ли, Кирилл? Давно тебя не было, – из будки выглядывает дядь Витя. – Машину поменял? Ты к Тимуру?

– Здорово, дядь Вить, – высовываюсь в окно. – Я к Бахтину. Он не предупреждал что ли?

– Ааа… предупреждал, предупреждал. Проезжай, – жмет на пульт, поднимая шлагбаум.

Медленно двигаюсь по двору, подъезжая к подземному паркингу.

Какая она сейчас? Изменилась, наверное?

Паркусь на свободное место выглядывая Сему Тимура. Заглушив двигатель выхожу. Слышу знакомые голоса, застывая на месте. Опираюсь на капот тачки, пытаюсь изобразить беззаботное выражение лица.

– Ты что здесь делаешь? – слышу голос Тимура.

– Работаю, что еще?

– Не говори, что ты согласился! – пришлось рассказать ему о предложении отца Алики, временно побыть ее водителем.

– А что такого? Это лучше, чем таксовать.

– А тачку, зачем поменял? – смотрит на Субару сквасив недовольную мину.

Что б он понимал… Вот Розка соображает. Вижу, как загораются ее глаза, когда она раскрыв рот обходит Лису по кругу.

– У нее же оппозитный мотор! Так ведь!? – неожиданно восклицает Роза, спихивая меня с капота. – Открой, пожалуйста.

– Ты идиот, она же старая как говно мамонта.

– Ты больной!? – вспыхиваю не сообразив, о ком идет речь. – Ей всего девятнадцать!

– Ишак! Я про машину, – присаживается на корточки присматриваясь к вентилируемым тормозным дискам.

И правда ишак, надо же такое сморозить. Это все недосып и гудящая башка.

– На свою посмотри, моя по моложе твоей будет.

– С этим не поспоришь, но у меня то, механик есть.

– Я сам себе механик.

– Кирюх, – отводит меня в сторону, оставляя Розу наедине с внутренним миром машины. Она зачем-то фоткает движок, что-то бормочет себе под нос. – Ты ее этим не впечатлишь. И вообще, лучше не связывайся, а… Ну, на хер тебе это надо, братан? Забыл, как ху. во тебе было.

– Я просто хочу подзаработать, – пожимаю плечами, переключая внимание на Розу. – Крутяк?

– Ага! – восторженно произносит она. – Дашь мне порулить как-нибудь?

– Конечно, – смеюсь.

– Так, крутяк, – Тимур утаскивает ее в сторону своей машины. – Кто-то опаздывал вроде.

Не слушаю их перепалку, захлопываю капот и направляюсь к лифту, оставляя позади себя скандал, по поводу того, кто из них сядет за руль.

Владимир Григорьевич встречает меня около лифта. Его глаза суетливо бегают. На висках мелкими бисеринками проступает пот. В дневном свете, он кажется совсем другим. Он прилично постарел и осунулся. Раньше я видел его только мельком, вчера особо не вглядывался в его лицо, не до этого было. Сегодня смотрю на него и сердце сжимается от жалости. Здоровенный мужик, все больше смахивает на старика. Он протягивает мне руку, здоровается на ходу.

– Кирилл, я спешу на самом деле, – произносит скороговоркой. – Сейчас переведу тебе деньги, подожди, – притормаживает около двери в квартиру.

– Не надо, – смотрю на его суетливые движения.

– Нет. Мы ведь договорились вчера.

Да не о чем мы не договаривались, хочется закричать почему-то.

– Я не возьму. В любом случае, я здесь ненадолго. Не спешите вы так, – но звук входящего сообщения уже оповещает меня о том, что на карту упали бабки.

Хер с ним. Все равно верну потом. Передо мной открывается тяжелая дверь.

– В одиннадцать вам нужно быть на Слуцкого. Ты знаешь это место, твой отец тоже проходил лечение у Купина. Второй корпус, шестнадцатый кабинет.

– Ага, знаю, – делаю шаг в квартиру.

Тишина вокруг. Только сердце мое стучит громко, словно кто-то внутри меня бьет в колокол.

– Она на кухне, – жестом приглашает меня. Разуваюсь.

– Алика! – кричит громко. Она не отзывается. – У меня встреча, Кирилл, – стучит пальцем по циферблату часов. – Но ты держи меня в курсе, звони в любое время.

– Хорошо, – делаю пару шагов вглубь квартиры, слышу глухой хлопок двери позади меня.

Каждый шаг, словно гвоздь загоняемый в мое сердце. Не такая уж и большая у них квартира, раз ровно через двенадцать шагов я останавливаюсь в дверном проеме.

Алика сидит прямо напротив двери. Похоже готовилась и заняла выжидательную позицию. Она держит в руках банку с шоколадной пастой, показательно облизывает большую ложку, глядя мне в глаза. На ней белая широкая футболка с высоким вырезом под самую шею и черные лосины. Волосы растрепаны и собраны в небрежный пучок на макушке. Она заметно поправилась и мало напоминает себя прежнюю. Алика смотрит мне в глаза и еще раз ныряет ложкой в банку, запихивая себе в рот приторное шоколадное месиво словно через силу. Перебрасываю взгляд на стол, он завален грязной посудой и фантиками. Она делает явное усилие над собой, чтобы проглотить шоколад. Вздернув бровь, смотрит на меня, но все-таки начинает разговор первой:

– Ну, привет, Дровосек! – улыбается ехидно, метая взглядом в меня дротики.

Глава 4

Пиз…ц! Я не могу подобрать никакого другого слова, характеризующего свое состояние от увиденного. Да ну на х…й!! Этого не может быть. Хочется развернуться и сбежать. Просто вылететь пулей из квартиры, кубарем слететь по лестнице не дожидаясь лифта. Запрыгнуть в машину, дать по газам и очутиться где-нибудь за пару тысяч километров отсюда, а лучше дальше.

Алика продолжает в упор пялиться на меня. Чувствую, как бледнею и одновременно с этим покрываюсь пятнами, как немеют губы и язык словно отсыхает. Я и хотел бы, хоть что-нибудь сказать, но не могу. Если попробую издать какой-либо звук, наверняка это будет невнятное мычание.

– Вот только этого не надо, а! – выплевывает она нервным голосом. – Ты еще слезу пусти, – закатывает глаза и трогается с места. Стеклянная банка с шоколадной пастой, стоявшая у нее на коленях, катится по ее ноге и с грохотом приземляется на пол. Она бросает взгляд на разбившееся стекло и испачканный пол. – Чего смотришь? – кидает мне. – Делом займись! – взглядом указывает на разбившуюся банку. – Так уж и быть. Побуду доброй. Можешь сегодня тут потусить. Папа же уже заплатил тебе, так ведь? Вот и отрабатывай? – кивает на стол, заставленный грязной посудой.

Подъезжает ко мне. Смотрит снизу-вверх, взглядом требуя освободить ей дорогу. Не двигаюсь с места, продолжая преграждать ей путь. Смотрю в ее глаза. Они словно стеклянные. Смотрят в упор, но при этом кажется, что сквозь меня. Веки отекшие и покрасневшие. Тонкая сеточка красных капилляров покрывает белки глаз. Она плакала. Возможно плакала всю ночь. Но сейчас даже бровью не ведет. Смотрит надменно и нагло.

– Ели ты собираешься целый день торчать здесь со скорбным выражением лица, то лучше проваливай.

– Как это произошло? – единственное, что мне удается выдать полушёпотом.

Я вижу, как вздымается ее грудь под плотной белой тканью, как бешено колотится венка на шее, как сжимаются пальцы, на ногтях которых нет никакого покрытия. Все ее тело кричит о волнении, но на лице непроницаемая маска.

– А как по-твоему это могло произойти? Неужели папа не поведал тебе предысторию?

Да хер его знает? Может и рассказывал что-то. Разве я его слушал. В моей голове калейдоскопом крутились воспоминания. Я буквально несколько минут назад осознал весь масштаб трагедии, когда увидел ее своими глазами.

Она намеренно приближается еще ближе, касаясь своими ногами, моих ног. Отхожу в сторону, все же пропуская ее. Наблюдаю за тем, как она проезжает мимо меня и удаляется в направлении своей комнаты.

– Похоже не рассказал… – усмехается. – Я просто была обдолбаной, – снова усмешка, но уже какая-то горькая. – Разве можно было ожидать от меня чего-то другого? Не справилась с управлением. Закономерный исход.

Следую за ней. Рука сама тянется, чтобы коснуться ее плеча. Она словно почувствовав это, слегка ведет им. Оборачивается в пол-оборота.

– Наведи порядок на кухне и проваливай, – ее голос режет как бритва.

Собрав всю волю в кулак огибаю коляску, становлюсь перед ней, ноги сами подгибаются, присаживаюсь на корточки. Смотрю в глаза. Алика отводит взгляд. Дышит глубоко и прерывисто. Словно вот-вот разрыдается.

Сердце сжимается до размеров горошины. Внутри все горит, полыхает и плавится. Алика… Моя Алика. Вредная, высокомерная зараза. За что судьба так с ней? Почему? Почему вот так? Ну и пусть бы дальше гуляла и развлекалась. Пусть бы дальше наслаждалась жизнью. Веселилась и смеялась. Танцевала на своих высоченных каблуках и носила микроскопическую одежду. Украшала бы этот мир собой и своей беззаботностью. За что ей это? Она ведь не справится…

– Нам пора выдвигаться? Пробки, – произношу сглотнув, с трудом поборов в себе желание коснуться ее руки.

– Ты, наверное, не расслышал? Я уже сказала тебе, что ты должен сделать и, что должен сделать потом, – слегка подавшись вперед, произносит она.

– Мне жаль тебя расстраивать, но распоряжения мне отдавать будешь не ты, – мой голос звучит ровно и уверенно. Неужели я взял себя в руки?

– Отойди! – в ее глазах сверкает искра. Освобождаю ей путь.

– Тебе нужно что-то взять с собой? Как я могу помочь тебе собраться?

– Дверь закрой!

Ладно… Минут пятнадцать у нас еще есть. Нужно поднабраться информации и оценить степень ее беспомощности. По-хорошему, поговорить бы с реабелитологом. Отец, например, многое мог делать самостоятельно. Пересаживаться из кресла на кровать, даже забираться в машину. Он самостоятельно одевался, пользовался туалетом. Мы оборудовали санузел, так чтобы ему было удобно. Он терпеть не мог жалости к себе и делал все, чтобы быстрее встать на ноги. Но он взрослый мужик, сильный духом и в неплохой физической форме, а она девочка. Маленькая хрупкая девушка. Как она справляется? Судя по тому, что ее отец говорил, все не так страшно, и она вполне могла бы встать на ноги.

Подпирая плечом дверь ее комнаты, мысленно отсчитываю время. Как на зло оно тянется словно резина. Минут пять спустя, осторожно стучу в дверь.

– Ты готова? – в ответ тишина.

Стучу громче. Никакой реакции с ее стороны. Распахиваю дверь, упираясь взглядом в кровать. Совершенно не к месту память снова подкидывает картинки из прошлого.

– «Ты любишь меня?» – млея от моих ласк, еле слышно произносит Алика. Простынь под нами смята и скомкана где-то в районе изножья кровати.

– «Люблю…» – произношу в губы, продолжая блуждать руками по ее бедрам.

– «Скажи еще!»

– «Люблю тебя… Безумно тебя люблю!»

– «Всегда будешь любить?»

Перекатываюсь на спину, переворачивая ее на себя. С ума схожу от ее тела. От бархатной кожи. От волос, струящихся по обнажённой спине и прикрывающих шторкой грудь. От припухшим губ и от осоловелого, словно пьяного взгляда.

– «Всегда буду…»

Я тоже пьян. Пьян от ее глаз, вздохов, влажных глубоких поцелуев, от нежных и проворных пальцев, ласкающих меня сначала робко, а затем смелее и смелее.

– «И я тебя люблю…» – произносит дрожащими губами, прикрыв глаза, блаженно улыбается.

– «Не уезжай…»

– «Я ненадолго.»

– «С ума сойду без тебя.»

– «Я всего на пару недель…»

Вытянувшись словно струна, она лежит на кровати с закрытыми глазами. Ресницы дрожат, губы крепко сжаты, в ушах наушники.

Я снова теряюсь. Стереть бы память… И мне было бы в тысячу раз проще. Но взбунтовавшееся сознание, будто издевается надо мной, подкидывая одно воспоминание за другим.

Наклоняюсь, касаюсь ее плеча.

– Вставай! – говорю, понимая насколько глупо это звучит.

– Отстань, – одними губами произносит она, не размыкая век.

Подсунув руки под спину и под бедра, отрываю ее от кровати, пытаюсь пересадить в кресло. Алика извивается и колотит меня руками.

– Не трогай! Отстань от меня! Не прикасайся! – вопит диким голосом, пытается царапаться и даже кусаться, но силы не равны. Мне все же удается усадить ее в кресло.

Она всхлипывает и смотрит на меня исподлобья. Волосы растрепались из пучка и рассыпались по плечам. Они гораздо короче, чем были, едва достают до лопаток.

Становлюсь позади нее, укладывая руки на ручки коляски, накланяюсь к ее уху.

– Побереги силы. Незачем так безалаберно растрачивать энергию.

– Я никуда с тобой не поеду, – дрожащим голосом произносит она.

– Поедешь.

– Нет!

– Поедешь!

– Я сказала, не поеду!!

– Твой батя перекинул мне на счет полмульта. Ты думаешь, что я так просто развернусь и уйду отказавшись от такой ох…й возможности подзаработать? Просто потому что ты так хочешь? Ты же помнишь, я никакой работы не гнушался. И твои истерики, так уж и быть, потерплю, – хорошо, что я стою за ее спиной, сказать подобное в лицо мне не хватило бы духа.

Алика замирает. Дышать перестает. Уверен, ее глаза сейчас налиты слезами. Я не хочу в них смотреть. Просто толкаю перед собой кресло, двигаясь к выходу.

Глава 5

Сердце пробивает грудную клетку, гулко ударяясь об ребра. Я извиваюсь, что есть сил. Выгибаюсь дугой, но разве я справлюсь с ним. Я не прощу папу за это. Он не должен был так поступать со мной. Он тоже предал меня. А ведь я просила его, умоляла…

Слезы градом катятся из глаз. Ощущение собственной беспомощности топит. Он силой усаживает меня в коляску. Давит на плечи, не позволяя вывернуться. Затем отдергивает ладони как от раскалённого метала, наклоняется к уху. Я чувствую его сбившееся дыхание. Его голос, низкий и раздраженный:

– Побереги силы. Незачем так безалаберно растрачивать энергию.

– Я. Никуда. С тобой. Не поеду! – чеканю каждое слово, с трудом проглатывая горечь подступающей истерики.

Я не смогу. Я не выдержу этого. Я миллион раз уже пожалела, что так обошлась с Андреем. До него было еще три человека. Первой моей помощницей и вовсе была женщина. Здоровенная тетка. Дорофея на ее фоне просто Дюймовочка. Ее я не терпела больше остальных, но именно она научила меня многим вещам, которые мне было бы непросто освоить в присутствии мужчины.

Хватит с меня двух месяцев в больнице. В которой меня никто не спрашивал, нравится ли мне то, что катетеры мне меняет косорукий бестолковый практикант, больше пялящийся на меня, чем выполняющий свои прямые обязанности.

Андрей приходил к нам домой. Массажи и упражнения проходили прямо в моей комнате. Теперь же мне снова придется ездить в больницу. Я не терплю людей вокруг. Не выношу их любопытных и нередко сочувствующих взглядов.

– Поедешь, – с нажимом произносит Кирилл повторяя мою интонацию.

– Нет!

– Поедешь!

– Я сказала, не поеду!! – последнее, что мне удаётся из себя выдавить. Если скажу еще хотя бы слово, то разрыдаюсь.

– Твой батя перекинул мне на счет полмульта. Ты думаешь, что я так просто развернусь и уйду отказавшись от такой ох…й возможности подзаработать? Просто, потому что ты так хочешь? Ты же помнишь, я никакой работы не гнушался. И твои истерики, так уж и быть, потерплю.

Крепко сцепив зубы, закрываюсь невидимым щитом. Каждое его слово отлетает от меня, словно мячик пинг-понга. Я не буду его слушать. Не хочу. Завтра его здесь не будет.

Закрыв глаза, выдыхаю. Молча позволяю ему выкатить кресло в прихожую. На несколько секунд он замирает около двери. Я могу обуться самостоятельно, но… Но сегодня я не состоянии пошевелить даже пальцем. Мне плевать, как я отправлюсь в больницу. Пусть даже босиком. Все равно…

Но Кирилл не теряется. Сдернув с обувницы пару моих кроссовок, присаживается передо мной на корточки. Не поднимая глаз, развязывает шнурки. Отворачиваю лицо в сторону, смотрю в стену, ощущая, как его рука подхватывают мою ступню, пальцы смыкаются вокруг щиколотки. Нет… я не смогу спокойно переживать его прикосновения.

– Я сама! – наклоняюсь подхватывая второй кроссовок с пола. – Одеться и обуться я в состоянии самостоятельно, – цежу сквозь зубы со злостью.

– Ок, – спокойно выдает он и поднимается в полный рост.

Роняю кроссовок, наклоняюсь за ним снова. Как на зло руки не слушаются, пальцы словно деревянные. Кое-как натягиваю обувь на левую ногу. Трясущиеся пальцы неловко подхватывают шнурки.

– Отвернись! – вскрикиваю, после третьей безуспешной попытки завязать шнурки.

Он послушно отворачивается. Чувствую себя идиоткой. Почему-то я решила, что он проигнорирует брошенное мной слово и поможет. Пальцы и вовсе становятся чужими, словно отмороженными. Может мой паралич прогрессирует на нервной почве и теперь у меня отнимаются руки?

– Все? – слегка обернувшись кидает он.

Не в состоянии справиться с простейшим узлом, запихиваю шнурки в обувь, рассовывая их по бокам и под язычок.

Кирилл смотрит на мои дерганные движения сверху вниз.

Молча киваю, тянусь за сумкой пристроенной на крае обувницы. Он подхватывает ее первым и укладывает мне на колени.

– Принеси мой телефон.

– Думаю, он тебе не понадобится.

– Сейчас же, принеси мой телефон! – произношу все с той же интонацией.

Кир через секунду скрывается за дверью моей комнаты.

Возвращается и протягивает мне трубку.

– И наушники, – добавляю, когда он обувает второй кроссовок.

– Обойдешься без них сегодня.

– Ты плохо справляешься со своими обязанностями. За пятьсот тысяч ты должен…

– За пятьсот тысяч, я должен отвозить тебя в больницу, а за тем привозить обратно, – перебивает меня, толкая входную дверь.

– Я не успела расчесаться.

– Мне все равно, и всем окружающим, поверь мне, так же по хер.

– Вернись!

– Нет.

– Я скажу отцу…

– Что ты ему скажешь? – толкает коляску в направлении лифта. – Что ты избалованная, мелкая манипуляторша, нацепившая когда-то себе на голову корону и до сих пор не расставшаяся с ней, не смотря на обстоятельства. Он и так в курсе, что ты за фрукт. Даже не так… не фрукт, а овощ, – последнее слово он выделяет с особой интонацией.

Это очень жестоко. Я не ждала от него подобного, его слова царапают слишком глубоко. Настолько глубоко, что я не в силах даже ответить что-либо. Поэтому я просто опускаю голову и роняю горячие слезы, крупными каплями, падающие мне на ноги. Черная синтетическая ткань быстро впитывает сорвавшуюся влагу, которая не оставляет после себя следов.

Лифт опускает нас на парковку. Только бы не встретить никого из соседей. Пару раз я пересекалась с Тимуром и его женой. Сюр какой-то… этот клоун женился. А еще говорят, я с приветом.

Ищу глазами его машину. На самом деле, мне бы очень хотелось снова в ней посидеть. Вдохнуть аромат салона: запах полироли и древесной смолы, муската, мятной жвачки, немного бензина и еще чего-то сложно определимого, но присущего только ему. С разочарованием смотрю на старую синюю иномарку, около которой останавливается Кирилл, качаю головой:

– Одно ведро, лучше другого, – усмехаюсь. – Вызови такси. Я в это… не сяду.

Кирилл хмыкает. Даже мысленно не хочу теперь называть его Дровосеком.

– Давай, сегодня на ней. А завтра я подъеду пораньше, и мы с тобой прокатимся на общественном транспорте, – подмигивает мне, улыбается. – Знаешь какие крутые у нас автобусы запустили? Городской автопарк обновляется каждый день. Ты только принарядись немного, – очерчивает ладонью пространство вокруг своего лица. – Подкрасься, припудрись, голову в конце концов помой, все-таки в люди выйдем. А то как-то неловко в таком виде по улицам расхаживать.

Выслушиваю его тираду, склонив голову на бок, пристально всматриваюсь в его лицо. Вероятно, он ждет от меня какого-то ответа, но пауза затягивается, ведь я молчу. Он распахивает пассажирскую дверь, подкатывает коляску ближе. Порывается подхватить меня на руки, но я сама выравниваю кресло поудобнее и заученными движениями, которые я была вынуждена практиковать не единожды, перебираюсь на сиденье.

Кирилл складывает кресло, скребет пальцем по подбородку, кивает.

– А ты молодец, – качает головой.

Захлопываю дверцу, осматриваясь в салоне пока он укладывает кресло в багажник. В машине стерильно. Будто час назад ей сделали полную химчистку салона. Разочарованно заглядываю в бардачок. Не знаю зачем делаю это, просто хочу чем-то занять себя, вытаскиваю ключи взвешивая на ладони их тяжесть. Зажимаю в пальцах один ключ из связки и с силой провожу им линию глубоко царапая пластик на панели. Это тебе за «овощ», сволочь! С таким же нажимом провожу еще одну линию параллельно первой, а за тем еще две поперек, уже менее глубокие, но все же заметные. Черчу крестик посередине.

– Совсем спятила!? – не успев сесть за руль, выдергивает из моих пальцев ключи. Его глаза в бешенстве. Он переводит взгляд с моего лица на ободранный пластик.

– Что такое? – пожимаю плечами. – А ты разве не ждал от меня ничего подобного? Не думай, что деньги, заплаченные за твои скромные услуги, будут легкими, – наконец, я могу улыбнуться.

– Дура… – качает он головой, забрасывая связку обратно в бардачок.

– Не оригинально, Кирюш.

Он резко трогается с места. Я, словно кукла на пружинке, выпрыгивающая из шкатулки, покачнувшись, подаюсь вперед и прикладываюсь лбом об панель.

– Твою мать! – Кир матерится всматриваясь в мое лицо, придерживая ладонью мой подбородок. – Больно? Нужен холод! – хватается за ручку двери.

– Поехали, – накрыв ладонью лоб смотрю на свои ноги.

Да, я сделала это специально… Надеюсь, что на моем лице расцветет огромный синяк. И папа сам откажется от своей идиотской затеи.

– Алика! – снова поднимает мое лицо за подбородок.

– Поехали, я сказала.

Он тянется за ремнем безопасности и осторожно вытягивает его, продолжая смотреть на меня с тревогой. Пристегивает.