Текст книги "Чика (СИ)"

Автор книги: Марина Зимняя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 6

Сегодня Андрею икается. Я ненавижу всех вокруг и буквально стискиваю зубы от боли. Это ж надо было так просчитаться. Мало того, что Дровосек будет теперь дышать мне в затылок. Так еще этот Виктор мать его Семенович. В буквальном смысле вытягивает из меня жилы, своими идиотскими упражнениями. Он совсем со мной не церемонится, старый болван. Прикрикивает на меня, не позволяя расслабиться. Это не гимнастика, а настоящая пытка. Не массаж, а какое-то истязание, моего несчастного тела. Спустя час, выкатываюсь из кабинета Купина, выжатая как лимон. Ни за что больше сюда не вернусь. Верчу головой по сторонам.

Очень хорошо! Просто замечательно! Дровосек стоит в конце коридора в компании двух медсестер. Они беззаботно болтают, одна из них ассистирует моему врачу и буквально десять минут назад выскользнула за дверь, так и не вернувшись до завершения сеанса моей пытки.

Сложив руки на груди, прожигаю троицу взглядом. Стою посреди коридора, преграждая путь другим пациентам. На коляске здесь я одна, поэтому обойдут. Мужчина прыгая на костылях, огибает мое кресло, недовольно бормочет ругательства себе под нос. Не реагирую на его возмущения, продолжаю пялиться на троицу. Он сильнее, чем следовало бы хлопает дверью, привлекая внимание Кирилла и двух куриц в нежно розовых костюмах, ткань которых просвечивается так, что видны очертания и текстура кружевного белья.

Фу… Отвратительно! Похоже, они обе не в курсе, что существуют бесшовные телесные трусы.

Кирилл поворачивает голову в мою сторону. Ассистентка Виктора Семеновича, тоже резко разворачивается.

– Ой! А вы уже все? – смотрит вопросительно и направляется в сторону кабинета.

Кир идет рядом с ней. Вторая девчонка уже испарилась. Судя по всему, вид у меня, как у побитой собаки, раз на его лицо снова наползает тень беспокойства, которое он прячет за маской безразличия. За всю дорогу, а она без малого, длилась почти сорок минут. Он ни разу не заговорил со мной, лишь бросил несколько тревожных взглядов в мою сторону. Их я уловила боковым зрением, потому что все это время таращилась в окно.

Медсестра проскальзывает за дверь, Дровосек остановившись на секунду напротив меня, еще раз окидывает меня печальным взглядом.

– Минуту подожди, – бросает мне и заходит в кабинет следом за медсестрой.

«Конечно подожду… Куда ж я денусь!» – отвечаю ему мысленно и снова окидываю взглядом пространство вокруг себя.

У окна, метрах в пяти от меня, стоит женщина, сопровождавшая мужчину, зашедшего в кабинет. Она смотрит в окно и разговаривает по телефону.

Протягиваю руку к черной бейсболке Кирилла, брошенной им на банкетке. Вынимаю из сумки, трансформирующейся в рюкзак, телефон и аккуратно подбрасываю его под банкетку. Он глухо ударяется силиконовым чехлом об кафель, но громкого звука не издает. Вытаскиваю из кошелька карту. Засовываю ее за резинку лосин. Перебросив рюкзак за спину, цепляю лямки за ручки кресла, разворачиваю коляску и нацепив на голову его кепку, качу к выходу.

Я не планировала всего этого. Эта мысль родилась в моей голове моментально. Единственное, чего мне хотелось, это быстрее вернуться домой и закрывшись в своей комнате крепко уснуть. Я много сплю в последнее время. Возможно, это действие препаратов, но сейчас я ощутила, какой-то странный прилив бодрости и желание выкинуть, что-нибудь эдакое. Ну… как минимум, заставить его понервничать и побегать. А еще, я все еще надеюсь избавиться от Дровосека, но чувствую, что напакостить ему серьезно, я не смогу.

Не знаю, удастся ли мне скрыться на долго. Но внутренний ребенок внутри меня пляшет танец маленьких утят, что странно, в голове звучит именно эта мелодия, и я ловлю себя на мысли, что невольно улыбаюсь, хоть и стараюсь сжимать губы, что есть силы.

Спуститься по пандусу мне помогает санитар. Самостоятельно скатиться по довольно пологому склону было страшновато, хоть я и делала это несколько раз в качестве тренировки. А дальше все оказалось очень просто. Длинная аллея вдоль больничного корпуса, за ней широкий тротуар и ворота, а дальше город.

Живой, спешащий и суетящийся город, кишащий пешеходами, несущимися как метеоры к пешеходным переходам. Прогуливающийся походкой от бедра в лицах девушек на высоких каблуках, в легких летних платьях.

Вокруг меня, пролетающие на самокатах подростки и взрослые. Пожилые люди, еле-еле переставляющие ноги и даже не думающие посторониться. Они прокладывают себе путь медленными, словно заторможенными шагами, ни на кого не обращая внимания. На глаза попадается орущий ребенок требующий что-то у мамы, безразлично пялящейся в телефон и не спеша толкающей коляску.

Подмигиваю карапузу, резко захлопнувшему свою варежку уперевшись в меня взглядом.

Да, малыш… Мы с тобой друзья, по несчастью. Только ты побежишь, через месяц другой, да так быстро, что мама тебя не догонит. А я нет… грустно улыбаюсь. Мои ноги меня не держат. Да, в общем то и бегать у меня нет никакого желания.

Приметив автобусную остановку в конце квартала, ускоряюсь. Вызвать такси нет возможности. Мой телефон валяется на полу в коридоре больницы. Интересно, он уже его нашел? Или его нашел кто-то другой. В прочем, это не важно. Остановившись под козырьком остановки, смотрю перед собой, стараясь не обращать внимания на окружающих людей. Не проходит и минуты, как передо мной останавливается автобус, номера я не разглядела, но судя по разговорам людей, двести девяносто девятый. Мне подходит. А еще подходит то, что он снабжен широкой дверью и мягкой подвеской, позволяющей водителю опустить порог на уровень бордюра.

Все-таки мои прошлогодние покатушки на общественном транспорте не прошли даром. При помощи неравнодушного пожилого мужчины закатываюсь на площадку, кивком головы благодарю его и вытянув карту из-за резинки лосин, протягиваю ее к валидатору. Тот же мужчина помогает мне дотянуться, приложив карточку за меня. Возвращает мне ее в руки. Бормочу себе под нос «спасибо», утыкаюсь взглядом в собственные колени. Вот за это я не люблю появляться в людных местах. Эти сочувствующие взгляды очень ранят. Почему-то мне сложно стойко переживать чужое сострадание по отношению к себе.

Еду в никуда. Автобус притормаживает у каждой остановки, заставляя меня крепче сжимать поручень. Смотрю в окно отмечая, какими яркими стали улицы. Папа забрал меня к себе в конце марта. Улицы были серыми и угрюмыми, бесконечно шел дождь. Я будто не видела ничего вокруг себя последние три месяца. Все вокруг было безликим и мрачным, а сейчас ярко светит солнце, бульвары и скверы украшены цветочными композициями, люди вокруг улыбаются.

Вцепившись взглядом в летнюю веранду кафе, выглядываю следующую остановку. Острое ощущение голода, спазмом прошивает желудок, легкой тошнотой подкатывая к горлу. Слабость, ощущаемая в момент завершения последнего упражнения, снова напоминает о себе. Оторвавшись от поручня, подкатываюсь к двери, готовясь выйти на следующей остановке.

До аварии я старалась следить за своим питанием. После, отказалась есть в принципе. Правда мой бойкот был не долгим, поскольку кормить меня начали медикаментозно и умереть от истощения, и обезвоживания у меня вряд ли бы получилось. Затем, я бросилась в другую крайность, уже живя у Дорофеи, я начала есть все в подряд. Не потому, что организм требовал восполнения потраченных калорий, а просто для того, чтобы чем-то занять себя. Заесть тоску и не проходящую депрессию что ли. Сегодня утром я не столько позавтракала, сколько испачкала посуду. Единственное, что болталось в моем желудке, это две ложки шоколадной пасты, которая подвернулась мне под руку, когда я услышала звук открывающейся двери.

Не без помощи внимательного официанта, заезжаю на террасу кафе. Смотрю перед собой, стараясь не обращать внимания на людей вокруг. Сразу же утыкаюсь лицом в меню и буквально через пару минут заказываю пасту с морепродуктами, бруснично-клюквенный чай и лимонное муссовое пирожное.

С аппетитом умяв немалую порцию спагетти с креветками и мидиями, заедаю сытный обед десертом, допивая вторую чашку чая. Я довольна собой и ловлю себя на мысли, что невольно улыбаюсь, отправляя в рот воздушный сливочный мусс. Праздную свою маленькую победу. Это ничего не значит конечно, но утята продолжат плясать в моей голове, и я машинально покачиваю головой в такт дурацкой мелодии. Наверняка, со стороны я выгляжу как идиотка. Плевать! Я лишь ниже натягиваю козырек Кировой бейсболки и делаю очередной глоток чая.

Я была настолько поглощена своим внутренним триумфом, что в одном моменте все же просчиталась. Чай, особенно в том количестве, которое я употребила, был абсолютно противопоказан мне.

Я многое могу, но посетить общественную уборную, пусть даже специально оборудованную, я не смогу. Это слишком. Чувство брезгливости перечеркивает мою маленькую победу над собой. Я не планировала возвращаться домой раньше позднего вечера. В идеале, хотела заявиться в квартиру ночью. Конечно же, мне жаль папу, но он столько уже натерпелся со мной, что разом больше, разом меньше уже не имело большого значения. А вот заставить понервничать Дровосека, очень хотелось. Два часа, плюс минут сорок на обратную дорогу, это катастрофически мало, но делать нечего. Подзываю официанта и расплатившись, прошу его вызвать мне такси.

Глава 7

Нет ее!! Нигде нет! Как сквозь землю провалилась!

Мерзкое тягучее чувство тревоги сковывает грудную клетку. Я уже проверил туалеты на первом этаже. О том, что она решила подняться выше, даже думать не хочу. Наблюдаю за тем, как раскрываются створки лифта и из него выкатывают каталку с лежачим пациентом.

Девять этажей… Бл…ть! Девять этажей! Она точно где-то в здании. Как она умудрилась испариться за пять минут? Вот же мелкая зараза! В прятки играть, что ли будем!?

Звоню ей уже, наверное, в десятый раз. Длинные гудки словно в никуда. Возвращаюсь к кабинету реабилитации, не переставая жать на кнопку вызова.

Еле слышное стрекотание сверчка и легкая вибрация. Замираю напротив двери, присев на корточки, заглядываю под банкетку. Вытягиваю звонящий телефон. Тяжелый вздох вырывается из груди.

Сердце разгоняется в бешеной скачке, пока я смотрю на наше общее фото на контакте «Дровосек». Алика сама сделала это фото. На нем мы сидим на капоте Приоры, я щурюсь от ярких лучей заходящего солнца, она обнимает мою шею одной рукой, другой направляет на нас камеру телефона. Алика смачно присосалась к моей щеке, намереваясь оставить на ней синяк. На ее голове примерно такой же беспорядок, как и сегодня с утра. Волосы собраны в небрежный растрёпанный пучок на макушке, на открытой шее виднеется свежий засос, за который собственно говоря, она и пытается отомстить мне в этом кадре. Тонкая бретелька розовой маечки сползла с плеча, ее кожа отливает золотом в свете заката, глаза прикрыты. У меня тоже есть эта фотография, как и сотня других. Всяких разных, довольно откровенных и просто милых, чувственных и дурашливых. До конца лета она заваливала меня своими фотками, чему я само собой разумеется, был несказанно рад. Вот только радость эта была не долгой…

Потерев пальцами переносицу поднимаюсь с корточек.

А что если? Твою мать! А что если!? Сорвавшись с места бегу на выход, притормаживая около охранника.

– Девочка потерялась! Тёмненькая, волосы чуть ниже лопаток, вьются немного. Белая футболка, черные легинсы, в инвалидном кресле, – жестикулируя руками пытаюсь объяснить ему на пальцах, что ищу девочку на инвалидной коляске. – Не видели? Может она проезжала мимо.

Мне нужен доступ к камерам, но мужик, только что заваривший себе дошик, не спешит отрываться от обеда.

– Может в туалете она, – произносит, всасывая лапшу.

– Да, проверял я уже туалеты!

– Все? – усмехается.

– Она колясочница.

– А лифты на что? – парирует мне в ответ с набитым ртом.

Выдернув из кармана бумажник, вытаскиваю из него косарь. Кладу на стол. Охранник, накрывает его ладонью и тянет по столешнице.

– Пойдем, – аккуратно прикрывает недоеденную лапшу пластиковой крышкой.

– Быстрее можно!! – не выдерживаю я, поскольку пульс уже не просто частит, а херачит так, что возможно, медицинская помощь в скором времени понадобится мне.

– Куда она денется? Сам же говоришь, что колясочница. Хотяяя… Смотря какая у нее коляска, может она уже на другом конце города, – хмыкает, почесывая пивное пузо.

Может и на другом… Наблюдаю за тем, как Алика притормозив перед пандусом крутит головой по сторонам и подзывает санитара, который моментально приходит ей на помощь. Ее лицо слегка прикрывает козырек моей бейсболки. На автомате провожу ладонью по башке, взъерошивая волосы.

– Она? – охранник вопросительно глядит на меня.

– Ага…

Смотрю на то, как она удаляется вдаль по аллее. «Сверни на парковку! Ну пожалуйста, сверни…» – мысленно умоляю ее, но она продолжает двигаться прямо, пока не скрывается из виду.

Гоню из головы мысли о том, что она намеренно станет себе как-то вредить. Ну не бросится же она под машину в конце концов? Миллион раз уже раскаялся в своей грубости, но ведь сказанных слов не вернешь. Она должна понимать, что я делал ей больно намеренно. Только так можно заставить ее что-то делать. Никакие сюсюканья и уговоры с ней не сработают. Ее нужно разозлить, выбесить, вывести из себя. Но походу я перегнул…

Лишь бы с ней все было нормально. Она сто процентов едет сейчас домой. Конечно едет. Точно так же, как она обратилась, за помощью к санитару, она может обратиться к любому прохожему. Неужели не найдется человек, который поможет заказать ей такси. Еще и телефон бросила, вредина!

Докурив вторую сигарету, набираю ее отца. В двух словах объясняю ему ситуацию. Я готов к тому, что он спустит на меня всех собак и почти уверен, что завтра он найдет мне замену. Хочу ли я этого? Боюсь, что нет. Не знаю… Может так было бы проще. Но он, к моему удивлению, остается абсолютно спокоен.

– Кирилл, – тяжело вздохнув, произносит он. – Не нервничай, – почему-то он успокаивает меня, вроде как, я должен говорить ему нечто подобное. – Виктор Семенович только что звонил мне, сказал, что сегодняшнее занятие прошло хорошо. Сказал, что ты подходил к нему. Что ты там предлагал, иппотерапию?

– Вы меня слышите? Я говорю, что не знаю, где сейчас Алика. Пока я разговаривал с врачом, она уехала. Я посмотрел камеры. Она покинула больницу и сейчас может быть где угодно. Я понятия не имею где ее искать, – от последних слов мороз пробегает по коже. Я ведь видел в каком она была состоянии. Что я натворил!? Что я наделал!?

– Ее телефон у тебя?

– Да. Она подбросила его под кушетку.

– Точно подбросила? Может просто уронила?

– Не думаю… Скорее всего специально.

– Успокойся. Уверен она скоро приедет домой.

Мне бы его уверенность.

– Я обидел ее, – решаю, пояснить ситуацию.

– Значит я обратился по адресу, – сделав небольшую паузу, говорит он абсолютно серьезно. – Послушай, я даю тебе полный карт-бланш. Если благодаря вашему общению она встанет на ноги, я заплачу тебе еще трижды по столько, сколько ты получил сегодня.

– Не надо! И то, что сегодня перевели, забирайте! Зачем вы заблокировали возврат средств?

– Я же должен как-то замотивировать тебя.

– Не хочу!

– Кирилл, прекрати. Давай не будем сейчас об этом. Возможно она уже дома. А если нет, – замолкает ненадолго. – Нужно было дать тебе ключи. Можешь подняться к Яровым. Ульяна почти всегда дома. Я попрошу ее дать тебе ключи.

На полпути к дому Алики, мне снова позвонил ее отец. Сказал, что она расплатилась картой за проезд в автобусе и что, возможно, придется ее подождать. Вполне вероятно, она просто бесцельно катается по городу. В любом случае, рано или поздно она заявится домой, и он очень просил дождаться ее, потому что он вынужден выехать на объект и до позднего вечера не вернется.

На автобусе она катается, вот же… Не знаю сколько шагов я нашагал по их просторной прихожей, но ноги уже гудят от напряжения. Я намеренно не захожу в комнаты, хочу встретить ее прямо в дверях. Да и шарахаться по чужой квартире как-то неудобно. Оказывается, она прекрасно пообедала в «Сицилии». А сейчас катит домой на такси премиум класса. Ее отец с явным воодушевлением и нескрываемой радостью сообщил мне об этом. Какая самостоятельная дама, бл…ть!

Искоса поглядываю на дверь ее комнаты. Закусив губу, сам себе говорю «нет», нечего мне там делать.

Проходит целая вечность, прежде я слышу, как в замочную скважину проскальзывает ключ. Мне кажется мой слух сейчас способен уловить даже ультразвук. Замираю в метре от двери, то опускаю руки по швам, то складываю их на груди, в конце концов убираю их за спину.

Была бы ты моей, я бы сейчас тебе ремня всыпал, и по хер, что ты в коляске. Быстрее бы побежала.

Дверь медленно приоткрывается, но чувство облегчения не наступает. Вот она! Живая и почти невредимая, смотрит на меня вскинув свои красивые брови, словно спрашивает: Какого хера ты здесь забыл?

Алика заезжает в квартиру, естественно оставляя дверь за собой распахнутой. Делаю пару шагов, затворяю ее.

– И что это было? – мне сложно скрыть раздражение и негодование, а ведь пока ехал домой, собирался извиниться за намеренно брошенные обидные слова.

Алика хмыкает себе что-то под нос и не удосужившись ответить на мой вопрос, направляется в сторону ванной.

– Не ходи за мной! – кричит мне, скрываясь за дверью. – Ауч! Ах! – слышу грохот и ее вскрики, затем ее стон и громкий протяжный всхлип. Дергаю за ручку. – Не входи! – кричит она плача. Дергаю еще раз и еще… – Нет! Не смей входить! – замок ломается, дверь распахивается. – Закрой! Выйди отсюда! – кричит пытаясь попятиться назад отползая к стене. – Я сказала выйди! Не трогай меня! Не трогай!! – она кричит и взвивается громким плачем. – Не трогай меня! Я сказала, не трогай! – рыдает диким голосом, так громко, что у меня самого на глаза набегают слезы.

– Прекрати! Хватит! Я тебе помогу… – пытаюсь обнять ее и поднять с пола.

– Выйди! – продолжает рыдать отталкивая меня от себя.

Ее губы дрожат, лицо залито слезами. Инвалидное кресло лежит на боку около унитаза. Она натягивает длинную футболку на оголившиеся бедра, продолжая плакать.

– Я не смотрю. Я помогу тебе.

– Уйди! – еще громче вскрикивает она, давясь всхлипом.

– Я не смотрю, – закрываю глаза. – Я просто помогу тебе подняться, – пытаюсь обхватить ее.

– Выйди, я сказала! – произносит холодным охрипшим от рыдания голосом. Глубоко дышит, пытаясь успокоиться. – Пожалуйста, выйди, – уже довольно спокойным, но все еще дрожащим голосом произносит она.

Не открывая глаз, киваю ей. Попятившись назад, нащупываю ручку двери, выскальзываю в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь.

Стою подпирая затылком стену. Перед глазами ее неуклюжая поза на полу. Слышу, как включается душ. Слезы душат. Я помню, как плакал на похоронах деда. Мне было пятнадцать, и я жутко стыдился этих слез. Тогда я считал, что даже боль утраты не оправдание для такой слабости. Я ведь мужчина, а мужчины не плачут…

Задрав край футболки, вытираю лицо в тот момент, когда вода в душе выключается.

– Ты ведь здесь? – кричит Алика. – Дровосек, я слышу, как ты дышишь за дверью.

Немного приоткрываю дверь, через щель струится влажный теплый воздух.

– Мне зайти?

– Нет. Принеси мне одежду.

– Что именно?

– Футболку, штаны… поройся в шкафу.

– Это все?

– Нет, – шмыгает носом, вздыхает. – В верхнем ящике комода…

– Я понял. Сейчас, – на ватных ногах иду в ее комнату.

Дверь комнаты Алики кажется невероятно тяжёлой, открываю ее словно бетонную плиту двигаю. В изножье кровати спит кошка, отреагировавшая на мой визит резким подъемом головы. Моя тезка провожает меня взглядом, когда я распахиваю первую створку шкафа, потеряв интерес к моей персоне, Кира сворачивается клубком и снова засыпает.

В шкафу жуткий беспорядок, как у Олеськи. Вся одежда распихана по полком в хаотичном порядке. Вытащив голубые джинсы, засовываю их обратно, наверное, ей будет неудобно в них. Вытягиваю за штанину мягкие трикотажные спортивные штаны. Раньше у нее не водилось такой одежды. Сдергиваю с плечиков черную футболку. И направляюсь к комоду…

А вот здесь Алика себе почти не изменила. Белье у нее по-прежнему красивое, хоть и гораздо более закрытое теперь. Беру первые попавшиеся трусы, стараясь не разглядывать их. Верхом она раньше пренебрегала, сегодня же на ней было белье, иначе ее грудь невозможно было бы спрятать под белой майкой. Поэтому беру на всякий случай черный спортивный топ, тоже не слишком роясь в ящике.

Еле слышно стучу костяшками пальцев по деревянному полотну. Приоткрываю дверь и просовываю вещи, дотягиваясь до тумбы.

– Пойдет? – интересуюсь прежде чем прикрыть дверь.

– Да, – коротко отвечает она уже спокойным голосом.

Не знаю, как мы будем с этим справляться. Но теперь, даже если ее отец передумает и попросит меня не приезжать больше. Придется напомнить ему про карт-бланш. Пока Алика не встанет на ноги, я буду рядом и не важно какими средствами мы придем к этому результату.

Ее врач сказал, что кроме физической терапии, ей нужна еще и психологическая помощь, но специалиста, с которым она стала бы общаться, ее отец так и не нашел. Было несколько врачей, которые пытались с ней работать, но все оказалось впустую. Поэтому он поддержал мою идею отвезти ее на конюшню. Сказал, что в ее случае общение с лошадьми может сработать.