Текст книги "Чика (СИ)"
Автор книги: Марина Зимняя
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Ну-ка, удиви меня!? – посмеивается он.
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – стою на своем.
– Я очень в этом сомневаюсь, – подхватывает меня под мышки, приподнимая с кресла.
– Не трогай меня! – пищу полушепотом. – Имей ввиду, я закричу!
– Не надо кричать! – прикладывает палец к своим губам. – Вот ты, наверное, думаешь, что я только и мечтаю сейчас уложить тебя в койку, чтобы… – делает неприличные движения руками. – А на самом деле, я думаю о том… – раздумывает пару секунд, – что пи…ц, как хочу спать, а завтра рано вставать. – Видит, что его слова слабо на меня действуют. – А еще я ненавижу брить подмышки и стричь ногти на ногах, – добавляет зачем-то. Я зажимаю ладонью рот, чтобы не расхохотаться в голос. – Имей это ввиду, если вдруг сама захочешь ко мне поприставать, – я беззвучно смеюсь, а он волоком тащит меня обратно в комнату.
Глава 12
Ну нет… так не пойдет. Через прозрачное остекление двери наблюдаю за тем, как Алика кутается в одеяло и забирается в кресло. Что с ней делать? Похоже сегодня мне придется спать на полу. Думаю я, до тех пор, пока не затаскиваю ее обратно в комнату. Она нисколько не сопротивляется, смеется над чушью, которую я сморозил совершенно спонтанно.
– Ты дашь мне что-нибудь из одежды? – не переставая улыбаться, произносит она.
– Зачем тебе одежда ночью? Ты ей и днем то мало пользуешься.
– Кирилл! – хмурит брови складывая руки на груди.
– Я к тому, что под одеялом все равно ничего не видно, – пожимаю плечами.
Она продолжает смотреть на меня нахмурено.
– Ладно, если ты настаиваешь, – открываю дверцу шкафа.
Это бабушкина половина, у нее так много вещей, что она занимает по две трети всех полок в каждой комнате. Может это и к лучшему. Вдруг, увижу ее в ситце в цветочек и все мои фантазии относительно ее офигенного тела, рассеются сами собой. Вытягиваю первую попавшуюся ночную рубашку. Бабуля у меня женщина в теле. Алике хватит обернуться в эту тряпку раза четыре не меньше.
– Как тебе вариант?
Вздохнув она сама распахивает вторую дверцу и сдергивает с полки мою черную футболку, а за ней и шорты, расположенные полкой ниже. На секунду задерживает взгляд на крае надувного матраца, выглядывающего с нижней полки. Затаив дыхание, жду ее реакции. Заметила ведь… точно заметила.
– Эти вещи тоже принадлежат твоей бабушке? – ехидно улыбается она. Но про матрац ни слова. Значит и сама не против. – Может ты отвернёшься?
– Я лучше за дверь выйду, – скрываюсь за дверью, но прикрываю ее не до конца.
Стою и нагло палю в щель за тем, как она высвобождается из своей одежды и надевает мою. Алика торопится. Сдернув топ, быстро натягивает футболку скрывая под черной тканью обнажённую спину и тонкую талию. Она доходит ей до середины бедра и почти полностью скрывает кожаную юбку, от которой она так же быстро избавляется. Прыгает на одной ноге, стягивает колготки и сунув ноги в шорты кажущиеся на ней просто гигантскими, являет мне на секунду кусочек своей голой попы. В глазах плывет и двоится, сразу вспоминается наша поездка в поля и ее истерика из-за ожога крапивой.
Выдержав несколько секунд, приоткрываю дверь и заглядываю в комнату.
– Можно уже?
Она еле заметно кивает и быстренько ныряет под одеяло придвигаясь к стенке, обводит острым ногтем узоры на ковре уткнувшись в него взглядом. Гашу свет и направляюсь к кровати.
– Валетом! – ее голос звучит в полутьме очень звонко.
– Что?
– Ложись головой туда, – тычет пальцем в противоположный конец комнаты.
– Ты забыла о том, что я говорил про ногти на ногах? – усмехаюсь.
– Соседствовать с твоими небритыми подмышками, тоже такое себе удовольствие.
– Да, брось ты! Я повернусь к тебе спиной. Ты вон и так уже отвернулась.
– Нет, – произносит она, будто это я занял ее постель, а не она гостит у меня.
– Здесь одна подушка, – все же укладываюсь позади нее, слегка выдергивая подушку из-под ее головы.
Алика заметно напрягается. Зрение уже немного привыкло к темноте, и я прекрасно вижу то, как она дышит, плотно прижимая к себе одеяло. Меня забавляет ее реакция. Наверное, она уже тысячу раз пожалела, что ушла из дома. Возможно, не подбери я ее на дороге, она бы побродила еще немного по улице и вернулась бы домой. Не куда ей пойти. Похоже, ни друзей ни знакомых у нее здесь нет. Становится даже стыдно немного за свои пошлячие мысли, но думать ведь мне никто запретить не может. А то, что я точно не причиню ей вреда, это факт. Где она еще встретит такого альтруиста?
Съежившись, Алика зажимает в кулаках одеяло перед собой, притворяется спящей. Невозможно так быстро уснуть. Стараюсь держать дистанцию, но сетчатая кровать как гамак, заставляет мое тело по миллиметру сползать ниже.
– Ты обещал отвернуться! – цедит сквозь зубы. – Прекрати дышать мне в затылок.
Пытаюсь изобразить легкий храп, за что тут же получаю острым локтем в солнечное сплетение. Хриплю, намеренно изображая страдание больше чем того требует ее слабый тычок.
– За что? Ладно бы, я хотя бы так сделал! – быстро нащупываю резинку ее трусов, выглядывающую из-под сползающих шорт, щелкаю ей, оттянув на приличное расстояние.
Алика взвизгивает и заряжает мне пяткой по коленке. Ловлю ладонью ее ступню. Холодная, пи…ц!
– Ты замёрзла?
– Нет, пусти!
– У тебя ноги, как ледышки!
– Они всегда такие! Пусти! – пытается лягнуть меня снова.
– Еще бы они у тебя такими не были, ходишь на морозе голожопая, – прижимаю ее ступни ногами, слегка задрав штанины спортивок. – Сейчас я тебя отогрею или сам замерзну, – чувствую, как ее ледяные пятки холодят мою кожу. – Не дёргайся, – слегка прижимаю ее к себе, обнимая рукой за талию.
Алика цепенеет, и почти не дышит. Боится.
– Расслабься ты, – шепчу ей на ухо. – Скажу тебе честно, чтобы сразу расставить все точки на i, – вздыхаю. – Тебе не стоит меня бояться. Дело в том, что ты… как бы это помягче сказать… не в моем вкусе, короче.
Алика выдергивает ноги и разворачивается лицом ко мне. Наблюдаю за тем как блестят ее глаза в темноте. Смотрит на меня гипнотизируя взглядом.
– Ладно, ладно. Не смотри так, ты меня раскусила, – не могу не улыбнуться ее злющему взгляду. – Еще в каком вкусе. Расслабься и спи спокойно. Я буду держать руки при себе. А даже если и распущу слегка в полудреме. Не волнуйся, ничего серьезнее щипка за попу или за грудь я тебе не сделаю, – снова тяжело вздыхаю. – Даже если захочу, не смогу…
Ее взгляд из злого и надменного становится слегка растерянным.
– Ты умеешь держать язык за зубами? Никому не расскажешь, если я признаюсь тебе кое в чем?
Она еле заметно кивает.
Что я несу? Магнитная буря, из-за которой бабушка неделю сидит на таблетках и ходит с туго завязанной головой, краем и меня задела наверно.
– Я серьезно болен, Алика.
Она влипает спиной в стену, ее глаза округляются.
– Не волнуйся, у меня не лишай и не чесотка. Моя болезнь не заразна.
Она молчит, продолжая прожигать меня взглядом.
Спи, забудь, что я тебе говорил, – собираюсь повернуться на другой бок.
– Подожди, – касается рукой моего плеча, не позволяя мне повернуться к ней спиной. – Болезнь очень серьезная? Может, деньги нужны? Сейчас, все можно вылечить, главное найти грамотного специалиста.
– Не в моем случае… Врачи разводят руками, все анализы в норме, а он все равно не работает.
– Кто, он?
Вздыхаю, стреляя глазами под одеяло.
Не думал, что глаза могут быть настолько круглыми. Глаза Алики буквально вылезают из орбит.
– Вот я сегодня целовал тебя и думал… вот-вот, еще немного, и я почувствую прилив крови.
– Не почувствовал? – спрашивает с сожалением.
– Нет, – прикрываю глаза, стараясь держать лицо и не заржать в голос.
– Совсем, совсем? Даже второй раз, когда…
– Ты слишком быстро меня оттолкнула, не успел ничего понять.
Алика складывает ладони под щеку, смотрит на меня печально.
– Так всегда было? – шепчет.
– Нет, не всегда.
– Что-то должно было послужить причиной. Может стресс?
– Может, – киваю, стараясь не выйти из роли раньше времени.
– А когда ты это понял?
– Да вот, проснулся одним утром, а палатки нет.
– Какой палатки?
– Не бери в голову, – отмахиваюсь.
Алика кладет ладонь мне на щеку. Ее пальцы прохладные, прикосновения такие приятные.
– У тебя никогда не было девушки? – произносит на полном серьезе.
– Были, почему… Вот с последней, как раз мы и расстались не очень. Бросила меня ради богатенького папика, – делаю вид, что мне тяжело признаваться в своей несостоятельности.
– Ты очень любил ее?
– Ну не то, что бы очень…
– Любил, конечно, – перебивает меня. – Иначе не страдал бы так. Давно вы расстались?
– Полгода назад.
– И с тех пор…
Киваю. Во мне сейчас помирает актер драмтеатра. Ее пальцы гладят мою щеку. Прикрываю глаза, смотрю на нее сквозь ресницы.
– Ты могла бы меня вылечить, – произношу готовый к пинку или увесистому лещу.
Но вместо того, чтобы зарядить мне по морде, она придвигается ко мне ближе. Металлическая сетка издает протяжный скрип. Ее губы осторожно касаются моих. Порхают словно крылья бабочки, касаясь еле заметно слегка, слегка. Алика осторожно углубляет поцелуй, кладет ладонь мне на плечо, немного сжимая его пальцами. Целует глубже, но я стараюсь не перехватывать инициативу. Терпеливо жду момента, когда можно будет скользнуть ладонями под футболку.
Еще не время, пусть она войдет во вкус… Убеждаю себя. Но непослушные руки уже задирают свободную тряпку. Сжимаю ладонями ее грудь. Да ладно? Она не дерется, да и кусаться, похоже, не собирается. Кайфую, от ощущения нежной кожи под своими ладонями. Она такая упругая… чистый кайф.
Даже не замечаю, как ее рука соскальзывает вниз по моему животу и буквально взвизгиваю ей в рот как девчонка.
Алика смотрит на меня, упираясь лбом в мой лоб.
– Руки убери, – цедит сердито.
– Ты тоже.
Она отрицательно качает головой.
– Я тогда тоже убирать не буду.
Свободной рукой она отталкивает мои ладони.
– Ты немного неправильно делаешь, – цежу от боли свозь зубы. – Показать, как надо? – кладу свою ладонь поверх ее. Она сжимает его еще крепче.
– Все! Все! Сдаюсь, – выдергиваю руки из-под одеяла показывая, что сдаюсь.
Она делает тоже самое.
– Как быстро я тебя вылечила! – шипит ядовито, садясь на постели спиной к ковру, подтягивает колени к груди.
Пытаюсь продышаться сквозь боль, но все равно улыбаюсь.
– Да ты просто сестра милосердия, – поднимаюсь и тоже сажусь на кровати, спиной к ней. Хоть бы он теперь действительно не сдох. Выдыхаю.
– Вот что грудь, животворящая делает, – произносит надменно.
– И она тоже, – поворачиваюсь к ней в пол-оборота. – Она у тебя просто шикарная. Даже не верится, что своя.
Мне скорее всего показалось, но в темноте причудилось, что ее взгляд немного забегал.
– Но на самом деле, ты языком мне до гланд достала. Тут кто угодно проснется, – усаживаюсь с ней рядом, подпирая спиной стену.
– Это было в последний раз, – обнимает руками колени. – Сколько время?
– Почти три.
Алика собирается встать, удерживаю ее за руку.
– Я на улице посижу.
– Прекрати, ложись. Я досплю эту ночь на полу.
– Я все равно не усну.
– Я тоже, навряд ли, – морщусь от отголосков боли все еще пульсирующей в паху.
– Давай, телик посмотрим, – неожиданно предлагает она.
– Он черно-белый
– Круто, – протягивает улыбнувшись.
– Ну, давай, – пожимаю плечами.
Глава 13
Просыпаюсь от звонкого пения петуха за окном. Этот звук ни с чем не перепутать. Все-таки мое деревенское детство невозможно полностью изгладить из памяти. Вместе с Дорофеей мы гостили у бабы Веры минимум два летних месяца в году. Внутри становится тепло и приятно от воспоминаний.
Бабушка всегда пекла нам на завтрак оладьи и блинчики, иногда делала гренки, но больше всего я любила ее сырники. Румяные, пухлые из натурального домашнего творога, со сгущенкой или ажиновым вареньем. Желудок сводит от голодной судороги. Верчу головой по сторонам. Кирилла в комнате нет.
Он долго настраивал старый шипящий телевизор с рябящим экраном. Нервничал и психовал прикрепляя домашнюю рогатую антенну к карнизу над окном. В конце концов ему удалось поймать сигнал. Нам повезло наткнуться на фильм с Адриано Челентано в главной роли, и тогда меня тоже окатила волна ностальгии. Бабушка Вера обожала фильмы с его участием. Конечно, я не могу в полной мере разделить ее восторга, но фильм был веселым. А главная героиня и вовсе настоящая красотка. Даже в черно-белом цвете невозможно было отвести от нее глаз. Кирилл сказал, что ничего красивого в ней не заметил, а вот Мами, экономка главного героя, очень даже ничего, и пес у них классный.
Замечаю за собой, что зову его мысленно по имени. До сегодняшнего дня, он назывался в моих мыслях исключительно Дровосеком. Не знаю зачем он наплел о себе тех глупостей. Но я очень пристально рассмотрела его со всех сторон. Никаких проблем с гигиеной не заметила, напротив, как по мне, так он пахнет очень даже хорошо и руки у него приятные хоть кожа и грубоватая. Ногти острижены под самый корень ни заусенцев, ни грязи я не заметила. Утыкаюсь носом в ворот его толстовки, вдыхаю яркий древесный аромат, набрасывая ее на плечи, встав с постели, направляюсь к двери.
Мы сидели на кровати накрывшись одеялом. Он больше не приставал ко мне, даже не коснулся ни разу. Выдал мне шерстяные носки, которое его бабушка связала для его младшей сестры. Они оказались мне в пору. Не стала отказываться, так и правда теплее, а еще они очень милые. Сколько терпения у его бабушки если она создает такую красоту. Розовые, белые и желтые полоски чередовались друг за другом и своими нежными оттенками напоминали конфеты помадки, тоже родом из моего раннего детства. Я лет пять не ем сладкое, а их захотелось. Это самые аппетитные носки, которые я когда-либо видела.
Осторожно ступаю по полу, выглядываю в окно. На улице продолжает надрываться петух. Приоткрыв дверь на веранду, выглядываю во двор. Раннее утро. Его семья еще спит. Глухие звуки ударов и треска, создаваемые топором, добавляются к звонкому пению птицы с ярким огненным оперением. Петух стоит на высокой поленнице дров и никак не может угомониться.
Дровосек колет дрова. Улыбаюсь. Ему идет. Мне кажется, он создан именно для физического труда. Не могу представить ни одного знакомого парня с топором в руках. Не монтируются они совершенно. А он смотрится невероятно гармонично с любым инструментом. Ловлю себя на мысли, что не могу отвести взгляда от его обнажённой поясницы с ямочками над низко посаженными брюками цвета хаки. Так и хочется ущипнуть себя. Хватит пялиться! Он ведь заметит и обязательно съязвит, что-нибудь по этому поводу. На улице свежо… Нет, даже холодно! А он голый по пояс машет топором и делает вид, что не видит меня.
Перекинув ноги через невысокое деревянное ограждение веранды, присаживаюсь на перекладину свесив ноги.
– А ты все на ус мотаешь? Ну что, рабочий способ? – не могу не припомнить сцену из фильма, в которой фермер делился с местным священником проверенным способом избавления, от назойливых мыслей о женщинах.
Кирилл оборачивается, широко улыбается.
– Я бы лучше позвонил в колокола до кровавых мозолей, но не где? – разводит руками.
Метнув топор в широкий пень, направляется ко мне. Его обнаженная кожа отливает бронзой в свете лучей восходящего солнца. Мне нужно прописаться в солярии, чтобы добиться подобного тона. На его короткой чёлке блестят капельки пота, губы продолжает кривить ухмылка. Дровосек сдергивает свою футболку, висящую на перилах, вытирает ей лицо. Подходит ко мне и запрокинув руки за ограждение, опирается на него спиной. Поворачивает голову, смотрит на меня.
Я в свою очередь скольжу взглядом по его широкой груди и прессу. Чувствую, как потеют ладони, когда я задерживаю взгляд на темной дорожке волос убегающей за широкий ремень. Ну этого еще не хватало! Заставляю себя отвести взгляд, но он не отводится.
– Выспалась? – прищурив один глаз, смотрит на меня продолжая улыбаться. – Ты так сладко посапывала лежа у меня на плече, решил не будить тебя.
– Что ты выдумываешь?
– А ты в курсе, что когда ты спишь у тебя не до конца прикрываются веки? Ты как будто палишь за обстановкой, вроде, как и не спишь вовсе.
– Так я и не спала, – выдаю слегка нервно.
Надеюсь я не разговаривала во сне. Я могу. В детстве я еще и лунатила. Но не думаю, что за час – полтора сна, я могла отмочить нечто подобное.
Дровосек улыбается, продолжая щуриться.
– Еще как спала.
– Нет.
– Да.
– Нет.
– Ну ладно, не спала, так не спала, – продолжая лыбиться, вздыхает стреляя глазам по моим голым коленям.
Ежусь от холода, на улице градусов пять не больше. А он стоит тут рядом полуголый и улыбается так хитро, будто знает какой-то секрет. От его разгоряченного тела только что пар не валит. Так и хочется коснуться его горячей кожи. Сжимаю пальцы в кулаки, стараясь контролировать это желание. Если он сейчас полезет целоваться, сопротивляться не буду. Рот наполняется вязкой слюной. На языке уже чувствуется привкус мятной жвачки. Он вынимает одну руку из-за перил, наклонятся к моему лицу, будто рассматривает что-то на моей щеке. Замираю, ощущая бешеный стук своего сердца, колотящегося где-то в пятках. Размыкаю губы инстинктивно проходясь языком по нижней.
– У тебя ресничка упала, – демонстрирует мне темный волосок на подушечке пальца, только что коснувшегося моей щеки.
Он закидывает обратно руку. Отвернув от меня лицо, смотрит прямо. Зевает.
– Кирюша! Ты долго еще собираешься почки морозить? – позади нас раздается зычный женский голос. Оба поворачиваемся назад.
На веранде стоит высокая, дородная, пожилая женщина в белой ситцевой сорочке в мелкую красную розочку. Ее желтые блондинистые волосы накручены на крупные бигуди. В глазах удивление. На губах легкая растерянная улыбка. Женщина прижимает кисти рук, сложенные в замок к широкому, пышному бюсту. Внимательно на меня смотрит.
– Привет, бабуль! Это Алика. Она будет жить у нас, – дровосек одаривает женщину лучезарной улыбкой и приобняв меня за плечи, шепчет мне на ухо. – Поздоровайся с бабушкой.
– Здравствуйте, – слегка киваю и сглатываю стоящий ком в горле.
В ответ она тоже кивает мне, переводит взгляд с лица Кирилла на мое и обратно.
– Анна Никитична. Можно просто баба Аня, – произносит она мягким, добрым голосом. – Кирилл! Ты чего девочку морозишь на холоде таком? Не дай Бог простудится. И сам оденься! Хватит рисоваться! Алика и так уже поди знает, какой ты красивый. Оденься немедленно! – прикрикивает на него.
Дровосек нехотя стягивает майку с перил, закидывает ее к себе на плечо.
– Пойдем, – обхватив мою талию ладонями снимает меня с ограждения.
– Я не собираюсь у вас жить. Что ты придумал?
Он отмахивается от меня, тащит за руку в дом, вслед за бабой Аней.
Мы проходим сквозь его спальню, идем по коридору мимо ванной, в которой я умывалась, попадаем на кухню.
– Ну рассказывайте, – произносит бабушка вынимая из холодильника продукты, выставляет их на стол. По всей видимости, завтрак собирается готовить.
– Что рассказывать, ба? – Кирилл отрывает от веточки маленький помидорчик черри, закидывает его в рот. Раскусывает и морщится. Притягивает меня за талию к себе. Кладет подбородок на мое плечо нагибаясь. – Мы решили пожить вместе. Попробовать так сказать, совместный быт.
Глаза бабы Ани расширяются так, что от напряжения на ее шее появляется второй подбородок.
– Кирюша, – прочистив горло, произносит она.
Потом переводит взгляд на меня.
– Алика, деточка, сколько тебе лет?
– Восемнадцать, – произношу я охрипшим голосом.
Звенящая тишина в комнате, нарушается протяжным вздохом облегчения. Бабушка поворачивается к нам, вытирает руки об цветастый передник накинутый между делом на ее могучий бюст.
– Совсем взрослый стал, – смаргивает импровизированную слезу. – А худесенькая то какая! – качает головой, рассматривая мои ноги в полосатых носках, торчащие из под широких спортивных шорт дровосека. – Пол зернышка в день? – интересуется у меня, пока Кирилл закидывает в рот один за другим помидорки черри. – Ну ничего… это дело поправимое, мы тебя откормим, – кивает улыбаясь. – Да ты присаживайся, расскажешь о себе, – приседает и открывает дверцу нижнего шкафчика. Извлекает из него чашку с картофелем, ставит ее передо мной. Следом на стол становится чашка с водой, а затем в моей руке оказывается нож. – Ой, девонька… мы сейчас с тобой в четыре руки, на два дня наготовим, – произносит бабушка радостным голосом.
Глава 14
Перевожу растерянный взгляд с ножа на Дровосека. Он продолжает жевать засовывая в рот несколько веточек петрушки. Подмигивает мне улыбаясь глазами.
– Немытая же! – бабушка шлепает его по рукам, когда он тянется за второй порцией зелени. – Кирюша, достань мясорубку.
Бабушка Аня вытаскивает из холодильника гигантский кусок мяса в несколько слоев обернутый пищевой пленкой. Кирилл, тянется за коробкой, стоящей на шкафчике, снимает ее. Собирает электрическую мясорубку, пока бабушка ловко орудуя огромным ножом нарезает мясо на куски, а затем на кусочки поменьше. На плите закипает чайник, рядом с ним в небольшой кастрюльке что-то томится.
Верчу в руках картофелину и не знаю с чего начать. Я когда-то чистила картошку, очень давно. Это было у бабушки, точно помню, как она меня учила снимать тонкую кожицу по спирали, когда я была уже школьницей. А вот, первый мой опыт был достаточно комичным, папа до сих пор его вспоминает иногда. Мне было лет пять, а может даже четыре. Бабушка Вера выкопала в огороде немного молодой картошки и посадила меня на крыльцо, дав в руки тупой коротенький ножик. Показала, как соскребать тонкую молодую кожицу и убежала, ловить кур сделавших подкоп под сеткой небольшого птичьего двора. Куры разбрелись по огороду и увели с собой маленьких желтых цыплят. Мне быстро надоело скрести. Скользкие клубни выскальзывали из пальцев. И мне на помощь пришла детская смекалка. Я просто обгрызла кожуру по кругу. В итоге к бабушкиному приходу, в красной эмалированной чашке в белый крупный горох, плавало с десяток огрызков и парочка первых картофелин, очищенных традиционным способом.
– Я сама! Еще без пальцев останешься, тебе они еще пригодятся! – бабушка Аня отгоняет Кирилла от мясорубки, запускает ее и начинает молоть фарш.
Нож тяжело входит в твердые клубни, никакой спирали из кожуры не выходит. В пакет, развернутый на моих коленях падают толстые ошметки картошки, а несколько очищенных картофелин напоминают угловатые геометрические фигуры. С мольбой в глазах смотрю на Дровосека, он заглядывает в чашку. Без единой эмоции берет нож и садится рядом со мной. Как завороженная смотрю как ловко он чистит картошку.
– Ба, завтракать, когда будем? – интересуется Кирилл у бабушки стоящей к нам спиной. – Мама сегодня вроде до обеда?
– Да, у нее две капельницы в городе после смены, она задержится. Минут через пятнадцать будем.
– Олеську, в школу будить?
– Нет, у нее сегодня дистант, – ругаясь себе под нос произносит бабушка. – Когда только учиться будет? То карантин, то дистант, то соревнования, то живот болит.
На кухню заходит сонная девочка лет десяти, две растрёпанные русые косички торчат в разные стороны как у Пеппи Длинный чулок. На ней растянутая розовая футболка, с растрескавшимся принтом изображающим Тома и Джерри. Наигранно ссутулившись она бредет через комнату ни на кого не обращая внимания, останавливается около мойки, наливает в стакан воду прямо из-под крана. Залпом осушает стакан. Стоя на одной ноге, чешет ее проходясь пальцами другой ноги по тоненькой лодыжке.
– Обязательно делать это утром? – бормочет недовольно, стреляя глазами в работающую мясорубку.
– А когда мне это делать, прикажешь? У меня дел невпроворот, – резко отвечает ей бабушка.
Девочка дует губы оборачиваясь на нас. Я домучиваю седьмую картофилину, одновременно с тем, как Кирилл втыкает нож в последний клубень.
– Привет, – улыбается девочка.
– Привет, привет, – отвечает ей Дровосек.
– Девочка садится на стул подгибая под себя ногу, подперев ладонями подбородок смотрит на меня улыбаясь.
– Меня Олеся зовут.
– Алика.
– Классное имя.
– У тебя тоже, – смотрю то на нее, то на Дровосека. Похожи.
– Это типа Лика, сокращенно?
– Можно и так.
– Вы это… типа пара? – улыбается еще шире.
– Типа того, – забирая у меня пакет с картофельными очистками, отвечает ей Кирилл.
– Блин… Лизка расстроится, – с ее лица стекает улыбка.
– Олеся, иди отца буди! – на всю комнату разносится громкий голос бабушки.
Мне кажется от такого шума проснется даже коматозник. Надеюсь, что это последний член его семьи. Ой ёй… Бабушка, мама, отец, любопытная сестра и еще какая-та Лизка. И чего мне дома не сиделось?
Олеся мелькает в дверном проеме, громко топоча, уносится по коридору.
– Кто такая Лизка? – наклоняюсь к его уху.
Кирилл расплывается в широченной улыбке.
– Конкурентка твоя, – произносит усмехнувшись. – Не волнуйся у нее нет шансов. Ей одиннадцать лет.
Берет меня под руку и выводит из-за стола.
– Вы куда? – вероятно у бабушки Ани имеются глаза на затылке, не оборачиваясь, продолжает свою работу.
– Кроликов покормим, – произносит Кирилл утаскивая меня с кухни, ведет обратно к себе в комнату.
– Ты сегодня работаешь? – кричит бабушка ему вслед.
– Нет! ТО машине нужно сделать: масло поменять, фильтры. Может к вечеру выеду, – закрывает за нами дверь.
– Отвези меня пожалуйста домой, – сразу начинаю я. – У тебя такая хорошая бабушка, мне не хочется ее обманывать. Да еще и родители… сестренка.
– Ты точно пойдешь домой?
– Да, какая тебе разница куда я пойду!?
– Машина троит, свечи поменять нужно, – говорит он, роясь у себя в шкафу. Достает серые трикотажные брюки, кидает их мне. – Надевай! Замерзнешь на улице.
– Кирилл! Пожалуйста, отвези меня в город.
– Отвезу конечно. Машину подшаманю и отвезу, – отворачивается от меня. Вероятно, дает мне время сменить шорты на брюки.
Переодеваюсь, затягивая шнурок на талии. Они надуваются вокруг моих бедер как парашют. Подкатываю штанины. Что я делаю? У меня ведь есть своя одежда. Не полный комплект, но все же есть.
– Где моя одежда?
– Какая одежда?
– Не придуривайся!
– Аааа… твоя набедренная повязка. Можно я оставлю ее себе на память?
– Ты совсем охренел!? – начинаю злиться.
– Алика, на твоих колготках огромная стрелка. От пятки и до самой ягодицы. Юбка скорей напоминает кожаный пояс. Прости, но я в дом тебя так не выпущу, а на улицу и подавно. Ты же смахиваешь на ночную бабочку, только без боевого раскраса.
– Повтори, что ты сказал!!
Кирилл закатывает глаза.
– Немедленно верни мне мою одежду и вызови мне такси!
– Или, что? – подходит ко мне вплотную оттесняя к стене. Упираюсь лопатками в стену, давлю ладонями на его грудь. – Ты забыла, что ты все еще моя должница.
– Фу! Как мелочно! – морщусь.
Он пожимает плечами.
– Может и так, спорить не буду.
– Я не буду больше с тобой целоваться! Хватит с меня! Я картошку чистила, считай, что обнулила свой долг.
– А, что это вы тут делаете? – в комнату заглядывает Олеся. Кирилл отклоняется, делая шаг назад. – Бабушка завтракать зовет. Папа уже на кухне.
– Я не пойду, – пытаюсь наступить ему на ногу, когда он под локоть тянет меня к двери.
– Пойдешь!
– Я не хочу! – хватаюсь пальцами за дверной откос.
– Хочешь! – вытаскивает меня в коридор. – Ты вчера ничего не ела, – произносит рассерженно, подталкивая меня в спину по коридору. – Нужно поесть немного, – уже более дружелюбно.
Улыбающаяся бабушка Аня, разливает по пиалам молочную рисовую кашу. Олеся отрезает небольшие кусочки масла и кидает их в дымящиеся тарелки.
– Славик, познакомься. Это Алика, девочка Кирилла, – на распев произносит бабушка обращаясь к угрюмому мужчине.
Я не сразу понимаю, что с ним не так. Только спустя длинную минуту мне доходит, что он сидит в инвалидном кресле. Ему не больше сорока, может сорок с хвостиком. Вероятно, Дровосек ранний ребёнок. Мой отец полностью седой и в принципе, мог бы сгодиться мне в деды, что не удивительно учитывая то, что я родилась, когда ему было сорок два года.
Он кивает мне. Бросает смеющийся взгляд на Кирилла. На его лице отпечаток печали, а глаза улыбаются.
Желудок сводит от теплых сливочных ароматов распространяющихся по кухне.
– Мы руки помоем, – Кирилл кивает мне на дверь ванной комнаты.
– Не смотри на него так, – шепчет мне на ухо, включая воду.
– Что с ним случилось? – намыливаю руки.
– Авария, – Кирилл, делает тоже самое.
– Сожалею…
– Нечего сожалеть. Он ведь жив, это самое главное.
– Он такой молодой, – продолжаю шептать я. – Давно это случилось?
– Восемь месяцев назад. Я потом тебе расскажу, если захочешь.
За столом оживленно. Олеся в полный голос рассказывает о каком-то пранке, который она на днях разыграла с подружкой. Бабушка Аня укоризненно качает головой. Отец Кира снисходительно улыбается. Все едят, и я ем. Горячую, сладкую кашу, и хлеб с сыром и сливочным маслом. Такая простая, но такая вкусная еда или я просто изголодалась на своем авокадо. Мне приходится лишь немного поддерживать разговор. Никто не допытывается никаких подробностей нашего знакомства, как и не пытается выяснить, почему я в таком виде и с чего вдруг решила перебраться к ним на ПМЖ. Встав из-за стола, я совершаю на мой взгляд настоящий подвиг. Принимаюсь собирать тарелки. А потом, наклоняюсь к Дровосеку и спрашиваю, где находится посудомойка.
– Посудомойка у нас Олеська, – смеется Кирилл.
– Нету?
– Не-а.
– Так! Вы кроликов покормили или нет? – на всю кухню разносится голос бабы Ани.
– Сейчас покормим, – отвечает Кирилл.
– Зачем только заводили. Передохнет ведь животина! – возмущается бабушка.
В длинных штанах, волочащихся по земле и в Олеськиных кроксах, я иду вслед за Дровосеком, несу перед собой чашку с нарезанной на несколько частей морковью. У Кирилла в руках пакет с кукурузой и какими-то гранулами.
Под навесом три клетки, за сетчатыми дверцами белые пушистые шарики с красными глазками. Затаив дыхание смотрю на милые мордочки. Кирилл открывает небольшую форточку и вынимает через нее металлические судки. Насыпает в них гранулы.
– А ты уже познакомил Алику с Чикой? – позади нас стоит Олеся с охапкой травы.
– Нет еще.
– Да ладно!? – удивленным голосом произносит она. – Вы точно встречаетесь? – хихикает.
– Кто такая Чика? – спрашиваю, принимая из его рук маленький белый комочек. Прижимаю его к груди. Маленькое сердечко бьётся в моей ладони, лапки скребут остренькими коготками. Забываю, как дышать рассматривая милое создание.
– Его мама потом примет? Вдруг запах чужой почувствует.
– Не волнуйся, примет. Олеська их уже всех перетискала.
Олеся следуя его примеру, засовывает руку в клетку, вытаскивает крольчонка.
– Так кто такая Чика? Собака? – смотрю на него.
– Нет, – дровосек улыбается.
– Корова?
Он отрицательно качает головой.
