Текст книги "Нефть"

Автор книги: Марина Юденич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Надеюсь можно не говорить, как важно то, что нам предстоит сейчас обсудить и решить. Первое – папка. «Папка Мадлен» – как придумал называть ее кто-то, и я не вижу причин это менять. Пусть так и остается впредь. В конце концов, справедливо, она кропотливо начала эту работу, хотя справедливее было бы назвать ее «папкой Мадлен и Стива».

– Нет, мэм. Я полагаю, что у таких документов должен быть один автор, независимо от количества помощников.

– Пусть так. Сегодня в этой папке меня интересует одно вложение. И это вложение – возможные кандидаты на пост президента страны. Президент Путин устраивает нас все меньше и меньше, и, полагаю, вам не надо объяснять почему.

– Да, мэм. Однако его рейтинг, несмотря на все трагические события…

– Спасибо за напоминание, но цифры его рейтинга я знаю порой с большей точностью, чем наши цифры. И полагаю, не мне объяснять вам природу этого рейтинга – нефть, экономический рост, возможность уделить внимание социальным программам, воинственность, популизм, ренессанс пансоветской идеи, которую помнят и одобряют большинство русских. И наконец, ваш тезис, который безрассудно проигнорировал мой сотрудник – о том, что катастрофы расшатывают слабых и укрепляют сильных. Но речь сейчас не о нем. Преемник. Я внимательно перечитала папку. Я уже говорила вам когда-то, что в свое время сочла Лемеха слишком авантюрным, а сейчас я вижу его единственным – но, увы, не на этом свете. Такое впечатление, что со смертью Лемеха ушли все.

– Отчасти так и есть, мэм.

– Поясните.

– Людей, которые могли бы с нашей поддержкой занять место в Кремле на определенных – наших – условиях, сегодня эксплуатирует Путин.

Причем допускаю, что кому-то из них, не в ближайшее время, но тоже обещано место в Кремле.

– Что значит – эксплуатирует?

– Назначает на должности губернаторов, лоббирует их интересы на международной арене, способствуя превращению российских компаний в трнаснациональные корпорации, использует свое растущее политическое влияние для участия русских в громадных и выгодных проектах за пределами России.

– Вы всерьез полагаете, что я всего этого не знаю, мистер Гарднер?

И снова – уже второй раз за время сегодняшней встречи, она показалась ему большой черной кошкой или маленькой пантерой, в любую секунду готовой к смертельному прыжку. Но отступать было некуда.

– Вы задали вопрос…

– А вы, отвечая на него, сказали слишком много хорошо мне известных вещей, вместо того чтобы просто констатировать: «наши мальчики» – как их любовно называла Мадлен, теперь «мальчики Путина».

– Кстати, далеко не всех из «наших мальчиков» приняли в «мальчики Путина», с некоторыми просто заключили взаимовыгодные финансовые и политические сделки. Человек уходит с поста добровольно или что-то столь же добровольно возвращает, и остается жить с тем, что – щедро – оставлено. Самых непонятливых наказали, порой – демонстративно, напоказ, дабы другим неповадно было. Но главное – обуздали губернскую вольницу. И занялись, наконец, пропагандой. При мне президент Ельцин отчитывал руководителя своей пресс-службы: «Пропаганда? Забудьте это слово. Оно больше никогда не зазвучит в этих стенах». Я, помнится, еще подумал тогда: а как же народ узнает о том, что и почему вершится в Кремле? А главное – зачем.

– И что же теперь?

– А ничего. Забудьте про Путина и того преемника, на которого он укажет пальцем, а народ с радостью выберет. Выбросьте вообще из головы президентские выборы. Забудьте про них. Потому что повлиять на них нам никак не удастся.

– Не понимаю.

– Ну, если одна дверь закрыта наглухо, замурована и попасть через нее нет никакой возможности, а попасть в дом нужно до зарезу? Вопрос жизни и смерти. Что следует делать?

– Искать другую возможность – крышу, дымоход, окно.

– Правильно. И какова другая возможность в нашей ситуации?

– Выборы. Парламент.

– Абсолютно верно.

– Но какая связь? Правящая партия не избирает президента, если только они не изменят конституцию. Но он перед всем миром и не раз клялся, что этого не произойдет.

– Холодно.

– Я скажу, чтобы разожгли камин.

– Холодно. В смысле далеко от правильного ответа.

– Отмена выборов? Но на каком основании? Опять что-то кровавое, но вы же сами говорили…

– Теплее. Но не то.

– Тянуть. Стопорить. Как на Украине.

– А зачем? Чтобы баррель перевалил за сотню? Хотя Украину вы вспомнили не зря.

– Нелегитимны.

– Есть!

– Но каким образом, почему?

– Вот для этого, а вовсе не для того, чтобы убивать маленьких детей – уж простите, я еще недостаточно профессионально деформирован, – создавался проект «Психи».

– Вы можете объяснить?

– Конечно. И даже показать. Видите ли, Конди, сидя в изгнании в NDI, с командой, разумеется, мы потихоньку готовил материал, работали с людьми из этой папки. С будущей российской оппозицией, которая – единственная – будет противостоять партии власти на выборах. И конечно, проиграет. Но в предвыборном процессе будет творить такое, что власти вынуждены будут принимать ответные меры. В итоге – у нас будет больше чем достаточно оснований для признания выборов нелегитимными. И вопрос президента, как на Украине, станет уже не вопросом выбора, а вопросом торга.

– Занимательно. Но вы обещали что-то показать.

– А! Сию минуту – кое что любопытное я захватил: Ну, вот, к примеру:

«– Гарри, когда состоялась Куликовская битва?

– Не знаю…

– Ярослав Мудрый, Батый и Фридрих Барбаросса – это в самом деле один человек, лишь называемый по-разному?

– Не знаю…

– Правда, что Христа казнили в Константинополе и что именно в сегодняшнем Стамбуле следует искать гору Голгофу?

– По поводу Иисуса и всего с ним связанного советую повнимательнее перечитать «Мастера и Маргариту» Булгакова. Как известно, великая литература может содержать массу откровений. Чалма на голове у Иешуа, два километра, отделяющие городскую крепостную стену от Голгофы… Похоже на Иерусалим? По-моему, мало. Но наиболее интересное – фраза Маргариты: «Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?»

– А евреи?

– Что евреи? Евреи – это не народ, а профессиональное сообщество финансистов.

Следуя вашей логике, Гарри, можно предположить, что ни Древней Греции, ни Древнего Рима не существовало?

– Да, именно так. История этих цивилизаций не выдерживает критики, она не втискивается ни в какие рамки.

– И Древнего Китая не было?

– Похоже на то. Ведь европейцы в XVIII веке на месте Поднебесной империи обнаружили одни руины… Не могу заставить себя поверить, что жил великий народ, процветал, а потом все вдруг рухнуло, развалилось. Почему китайцы не воспользовались своими открытиями и изобретениями? Почему, придумав порох, не создали артиллерию? Почему, имея компас, не открыли Америку? Говорят: в страшные Средние века знание исчезло, поскольку оно никому не было нужно. Как? Неужели сразу всем правителям отказал разум и они перестали понимать очевидное: знание – сила? Значит, в Римской империи существовала фундаментальная наука, а в Византии, пришедшей на смену Риму, нет? Ну глупость же! Только не надо говорить, будто церковь возражала против научных изысканий. В Византии патриарх полностью подчинялся императору, который обязан был понимать, что знание – даже не сила, а власть. Таков закон диалектики. Поэтому научные открытия всегда старались засекретить, сохранить».

– Что это?

– Интервью одного из лидеров объединенной оппозиции.

– Но это комикс?

– Нет, это совершенно серьезное интервью по поводу одной теории происхождения и справедливости принятой исторической хронологии.

– И любой человек может это прочесть?

– Разумеется. Тут уж кремлевская пропаганда расстарается, моя задача была – исключительно подбросить им информацию. А вот еще, из программного заявления, правда уже другого оппозиционера:

«Надо перестать давить малый бизнес – это безумие, люди бегут из России, только в Англии уже триста пятьдесят тысяч русских. Открываются русские магазины, рестораны, газеты.»

– Так это малый русский бизнес в Лондоне открывает газеты и рестораны?

– И покупает футбольные клубы. Это я к тому, насколько оппозиция владеет ситуацией в России. Еще будете читать?

– Нет, достаточно. Ну, хорошо, вам удалось собрать, подготовить и даже обучить нехитрым приемам команду не совсем адекватных людей. Что дальше?

– Нет, кое-что вы должны прочесть. Это мое едва ли не самое главное достижение.

– Ну, давайте.

«– Допустим, на президентских выборах вы, вопреки собственным прогнозам, не победите. А наберете 2–3%. Как кандидат Малышкин. Вы готовы к тому, что вас причислят к политическим маргиналам?

– Давайте пропустим этот вопрос.

– Почему «пропустим»? Молчание…

– Вы знаете, что так интервью журналистам не дают?

– А вы знаете, что так себя не ведут?!

– Как? Молчание.

– Известна ли вам позиция, допустим, «Яблока» относительно формирования коалиции?

– Да.

– В чем же она заключается?

– Ну-у… Вы знаете?

– Нет, не знаю.

– Это общеизвестно. Посмотрите прессу.

– Может, вы, Михаил Михайлович, и расскажете, раз уж это общеизвестно?

– Сами и скажите, если вам известно.

– Говорю же, неизвестно.

– Я вам сейчас дам распечатки, и тогда посмотрите.

– А почему вы сами не можете сказать?

– Потому что это – общеизвестная позиция! Вы что, хотите, чтобы я пересказывал мнение других?!

– Почему нет? Молчание.»

– Ну и что это?

– Интервью.

– По некоторым признакам я догадалась. Чье же?

– Экс-премьер министра России и лидера объединенной оппозиции. А возможно, кстати, и кандидата в президенты России.

– Вы шутите.

– Какие шутки. Есть подлинная газета, вышедшая в свет миллионным тиражом. И эти люди, Конди, еще смеют критиковать нашего президента, когда он.

Она не дает ему договорить, грозно покачивая перед лицом тонким длинным пальцем с ярким лаком на длинном ухоженном ногте. Но при этом – улыбается. «Интересно, какая бы из нее вышла пианистка», – внезапно думает Стив. А она думает исключительно о своем:

– Ну, ладно. Допустим, вы их филигранно подобрали и очень забавно представили миру. Что дальше?

– Дальше эти не совсем адекватные люди выйдут на улицу, Заметьте, в отличие от Майдана у них не будет четких политических требований, кроме отставки Путина и криков «это наш город», вести они себя будут неадекватно, потому что такие люди просто не могут вести себя адекватно. Дальше – техника, но в результате власть разгонит их демонстрации под сотни телекамер и крики избиваемого шахматиста. Причем я полагаю, что это должно повториться многократно. И в разных городах России. Тут есть еще один тонкий момент, связанный с президентом Путиным, – местные князьки старой формации, чувствующие, что дни сочтены, сделают все, чтобы продемонстрировать Кремлю свою лояльность. Вот в этих городах и следует планировать акции, потому что реакция властей будет наиболее жесткой.

– Допустим. А еще?

– А еще нужно будет немного мирового кошмара. Но, разумеется, подальше от нас, где-нибудь в Европе. Или Британии.

– Это что еще за зверь?

– Я не знаю, но буду думать. Это должно быть что-то ужасное, угрожающее всему человечеству, непременно исходящее из России. Вот тут пригодится господин Березовский, которого так бездарно использовал ваш сотрудник.

– Уже не сотрудник.

– Аминь. Так вот, он по-настоящему безумен и поглощен идеей уничтожения.

Вот послушайте, у меня есть короткие выдержки, их смотрели психиатры, и у них нет никаких сомнений.

«Я располагаю достоверной информацией, что меня собираются обвинить в создании и финансировании незаконных вооруженных формирований на Кавказе и попытке покушения на жизнь президента России… Это делается, чтобы исключить какую-либо возможность моего возвращения на родину. Большинство и толпа никогда меня не интересовали. Они всегда консервативны. Все перемены будет осуществлять активное меньшинство, как это произошло на Украине.

Страх власти передо мной – безусловное свидетельство моей не только юридической, но и моральной победы. И я согласен с тем, что власти есть чего опасаться. Я и дальше буду прилагать усилия, чтобы убежденность в своей правоте и моральное превосходство всех недовольных Кремлем конвертировать в разгром криминального режима. Президент Путин нарушает конституцию, и сегодня любые насильственные действия со стороны оппозиции будут оправданы. Это относится и к силовому захвату власти, и именно над этим я сейчас работаю. Последние полтора года мы готовимся взять власть в России силой. Нам нужна жертва. Это должен быть кто-то популярный и узнаваемый, персонаж, смерть которого наложит на власть несмываемое пятно».

– Да, это действительно ужасно и похоже на бред. А ведь он был…

– В первой «папке Мадлен», хотите сказать. Был. Ну, у русских есть пословица про богатыря, который прошел огонь и воду, но умер, услышав медные трубы. Символ славы и власти. Я полагаю, кстати, что и сознание Лемеха было изрядно деформировано к тому моменту, когда он уже видел себя государем всея Руси.

– Потому-то я позвонила Путину, хотя я заметила ваш взгляд, когда вы слушали это, – в нем было осуждение. Вы полагаете, что мы его предали?

– Я полагаю, что мы отвечаем за тех, кого приручаем.

– Ну, это, допустим, полагаете не вы, а Антуан де Сент-Экзюпери.

– Но я с ним полностью согласен. И с Березовским – отчасти.

– В чем же?

– В части узнаваемой жертвы. Она нужна. И может, не одна, причем с таким расчетом, чтобы вина властей не вызывала сомнений. Это должен быть человек узнаваемый и любимый, неполитичный, добрый.

– За что же власти его убивать?

– Ну, это надо думать. Это уже следующий сценарий. А может, и несколько сценариев. С моими «психами» теперь вполне справятся ребята из NDI, а я займусь сюжетами.

– Наш голубь мира возжелал крови?

– Но не школьников 1-го сентября.

– Хорошо, давайте закроем эту тему. Обещаю, что ваши сценарии будут реализованы исключительно под вашим руководством.

– Будем считать, что мы договорились.

2007 ГОД. НОЯБРЬ, МОСКВА

Промозглый. А какой он еще может быть, ноябрь в Москве? Сырой, холодный, продуваемый порывами ледяного хлесткого ветра. Вдобавок с неба сыпалась какая-то непонятная мелкая мерзость – похожая на дождь, но ледяная и колючая, как снег.

Стив прилетел в Россию накануне, хотя в Вашингтоне его решительно отговаривали от этой поездки.

– Мы не знаем, что произойдет сегодня в Москве, но у нас есть вполне заслуживающая доверия информация о том, что выступления объединенной оппозиции будут наиболее массовыми и наступательными. Западные журналисты, аккредитованные в Москве, полагают, что на этот раз власти, которые до этого сдерживали натиск оппозиции, оставаясь при этом в рамах закона, сегодня намерены ответить жестким подавлением любого сопротивления. Как сообщают некоторые информационные агентства, в Москву доставлены из регионов большие силы ОМОНА, специальной полиции, предназначенной для разгона массовых манифестаций. Так, руководство получило право на использование так называемой «спецтехники»: водяных пушек, гранат со слезоточивым газом и тому подобное. Учитывая решительный настрой обеих сторон – мы допускаем наличие жертв. Со своей стороны администрация США предостерегает президента и правительство России от любого насилия. Пресс-секретарь Белого дома дочитывал заявление, уже поглядывая в зал, битком набитый журналистами, прикидывая, с каких вопросов, которые сейчас, разумеется, посыплются со всех сторон, начать, чтобы хотя бы в первые минуты удержать пресс-конференцию в нужной тональности.

– Выйдут ли на улицы лидеры объединенной оппозиции и какова вероятность, что они будут арестованы?

– Разумеется, оппозиционные лидеры возглавят шествие, гарантий их свободы и безопасности не может дать никто. Разве что президент Путин. Но он молчит.

Зал отозвался легким смешком, пресс-секретарь довольно хмыкнул. Это была удачная реплика.

– Сколько человек примет участие в шествии?

– Мы не располагаем точными цифрами, но полагаем, что несколько сотен тысяч людей.

– Сотен?

– Да, именно.

– Идиот, у них заявлено пятьдесят тысяч человек, а придут – пять.

Стив наблюдал за пресс-конференцией из малого кабинета госсекретаря на седьмом этаже того самого белого здания, которое они с Доном когда-то сравнивали с космическим кораблем.

– Ну, к заявленным могут присоединиться люди, поддерживающие оппозицию. Теоретически.

Она сделала ударение на последнее слово.

– Надо было добавить, что в воздухе будут кружить боевые вертолеты. Под музыку Вагнера.

– При чем здесь Вагнер?

– Так было принято у немцев во время Второй мировой.

– Глупости, это был всего лишь советский фильм.

– Вам виднее, вы специалист по Советскому Союзу. Но – на самом ли деле или в кино – я представляю. Красиво.

– Не люблю Вагнера.

– Опять же – вам виднее.

– И мне виднее – лететь ли вам в Москву или нет.

– А вот это уже не так. Официально – я сотрудник NDI, двадцать с лишним моих людей уже там, потому – моя святая обязанность присоединиться к ним, в минуты этой страшной опасности.

– Но она все-таки существует.

– Не больше, чем на дискотеке в Бруклине, после полуночи.

– Власти все это время просто игнорировали их хаотические блуждание по Москве. И мелкие хулиганские выходки просто не замечали. Дрались с ними участники других молодежных движений – тех, которые идут на выборы под разными флагами. Но дальше обычного молодежного мордобоя дело не шло.

– Но сегодня, судя по всем, они решили…

– Дать последний и решительный бой…

– Ого. Так кто из нас знаток Советского Союза?

– Я уже не помню, откуда я это знаю? А – вспомнил! – на выборах в 96-м пугал людей реставрацией коммунизма, подкладывали под видео Зюганова. Точно.

– Значит, опять ничего не будет? Стив, у нас не так много фактуры для того, чтобы говорить о нелегитимности.

– Не так много, как хотелось бы, – но вполне достаточно. Убийство оппозиционных кандидатов. Журналистов. Расправа над этой девочкой в Лондоне, которая написала книжку про Путина. Завтрашнее побоище, ну, разбитые физиономии и избитых старух – это уж мы организуем. Шахматиста до выборов надо будет упрятать в камеру.

– Они этого никогда не сделают.

– Положись на меня, я пропишу ему роль в таком сценарии, что у них просто не останется выбора.

– Это невозможно.

– То же самое ты говорила, когда я впервые произнес слово «полоний».

– И это было ужасно. Этот лысый умирающий человек…

– Кто-то когда-то объяснял мне суть закона больших чисел и последствия профессиональной деформации.

– Да. Но, я надеюсь, ты не заставишь шахматиста рассыпать полоний по Москве?

– Я никогда не повторяюсь, Конди.

– Но Кремль запретил проведение этой демонстрации, следовательно, действия всех этих людей незаконны и полиция имеет право их пресечь, – пожилая немка все-таки дотянулась до микрофона, хотя пресс-секретарь упрямо не замечал ее всю пресс-конфренцию.

– У Кремля нет права запрещать…

– Он дебил, – Стив так всплеснул руками, что больно ударил себя по коленке. – Я полчаса объяснял ему порядок проведения массовых мероприятий в Москве.

– Ладно. Она все равно ничего не поймет. И напишет, что Кремль запрещает народу выражать свою волю. Чем плохо?

– Ну, если она так напишет.

«Не напишет», – сказал он теперь сам себе, но его никто не услышал, вокруг горланила толпа журналистов в ярких оранжевых жилетах, это было почти как на показах мод, когда пресса требует звезду подиума развернуться и принять ту или иную позу. Сейчас они требовали от жидкого потока демонстрантов агрессии и экшена. Но демонстранты реагировали вяло. Какая-то старушка с портретом Сталина в руках вдруг с разбегу бросилась на цепь милиционеров, растянутую вдоль кромки тротуара. «Не добежит», – вяло подумал Стив, но старушка добежала и даже исхитрилась портретом вождя сбить ушанку с головы молодого милиционера. Ее аккуратно подхватили под руки, повели к милицейскому автобусу – толпа журналистов, сметая кордон милиции, ринулась следом. «Хорошо бы в кадр не попал Сталин. Но это вряд ли», – уныло констатировал Стив. Настроение его портилось с каждой минутой. Акция не то, чтобы провалилась совсем – были и потасовки, и драки с ОМОНОМ, и окровавленные люди на мостовой, и штурм садовой ограды, бесполезный, зато зрелищный, и речи оппозиции, и даже шахматист, для которого он все же придумал подходящий сценарий, срывая портрет Путина, сорвал одновременно с ним российский флаг и кто-то, оказавшийся рядом, тут же – пару раз пнул его ногой в тяжелом ботинке, и тут же – другая группа, изображавшая противников и периодически затевавшая потасовки и драки, закричала, что шахматист глумится над флагом России, и тут уж подоспел ОМОН и шахматиста увезли.

«Они ведь могут его ударить и даже избить по дороге. Они все воевали и чокнутые по поводу флагов, знамен и всей этой мишуры», – испуганно шепнула Стиву девочка из команды шахматиста.

«Вот и отлично», – подумал Стив. Пара синяков и выбитый зуб усилят впечатление, потом объявится человек, сорвавший флаг, и выяснится, что он принадлежит к кремлевской молодежной организации, и можно будет долго и подробного говорить о спланированной провокации. То обстоятельство, что парня, сорвавшего флаг, давно уже выперли из организации за какую-то мерзость, всплывет не сразу. Это технология. Она работала. И удивляться тут было особо нечему, потому что этот собственный сценарий Стив отработал уже раз сто, в разных точках земного шара, с большим или меньшим успехом, но всегда с некоторым положительным результатом. Сейчас результат был на троечку, хотя день еще не закончился. И – собственно – основной ударный сценарий Стив подготовил на день выборов. И – в сумме – у Кондолизы сложится вполне весомая папка, с которой можно идти к президенту и убеждать его в том, что признание выборов в России будет величайшим предательством демократии, память о котором уже никакими силами не вытравишь из истории. Это для президента было самым страшным проклятием. Толпа, бредущая по мостовой, редела на глазах, к тому же Стив основательно замерз. Можно было уходить в отель и там, в баре, обсудить со своими, что и как следует давать в прессу, потом связаться с Госдепом и объяснить им, какой должна быть их реакция. А возможно, и реакция президента. Он уже сделал шаг назад, намереваясь смешаться с толпой на тротуаре, когда вдруг увидел Лизу.

То есть поначалу ему показалось, что это Лиза, и он импульсивно рванулся вперед, чуть не сбив ног девушку-милиционера из оцепления. В следующую минуту он понял, что ошибся. Женщина в колонне митингующих была просто отдаленно похожа на Лизу – высокая, худая, с прямой спиной и рыжими с проседью волосами, небрежно выбивающимися из-под вязаной шапки, надвинутой на глаза.

Он пошел по тротуару, параллельно колонне, вглядываясь в эту немолодую, неопрятную женщину, одетую в какую-то безразмерную и будто бы цыганскую юбку – но не пеструю, а грязно-серую, подол которой волочился по мокрому асфальту. Темную стеганую куртку, напомнившую ему телогрейку, которую видел когда-то в каком-то музее, и тяжелые почти мужские сапоги.

Нет, это не могла быть Лиза. Но что-то в ней было от Лизы: то ли прямая спина, то ли вздернутый подбородок, то ли походка – с широким, уверенным, но изящным шагом. Кто-то тронул его за рукав, Стив досадливо обернулся, в толпе он боялся потерять из виду ту странную женщину.

– Вы ведь Стив? – невысокая женщина, лет сорока, была ему незнакома.

– Да. А вы, простите?

– Я Маша, подруга Лизы.

– А Лиза… Это Лиза?!!! Там? – он еще не мог в это поверить.

– Да, это она, только давайте пойдем тоже, а то потеряем ее из виду. Я вот теперь хожу за ней, как врач, охранник и адвокат в одном лице. Вытаскиваю из драк, откупаю у милиции, колю инъекции – если приходится. Потом отвожу домой.

– Но что случилось?

– Шизофрения.

Она сказала это так просто, будто речь шла о насморке или радикулите.

– Но – как?

– Ну, это долгая история, шизофрения – ведь не обязательно и далеко не всегда наследственное заболевание. В данном случае врачи связывают ее с негативным воздействием всей этой истории с Лемехом и в этой связи – нарушением функций головного мозга.

– Она всегда…

– Нет, конечно. Как у всех больных, бывают ремиссии, тогда мы живем хорошо, дружно и даже весело – ходим в театры, на концерты. Приступы, как правило, связаны с обострением таких вот политических событий, черт бы их побрал вместе со всей этой политикой.

– Но если увезти ее отсюда?

– Она не хочет, даже когда чувствует себя хорошо.

– Я пойду к ней.

– Попытайтесь, хотя ничего приятного для себя вы не увидите. И не услышите. Она агрессивна в такие периоды. И в каждом видит врага. Протолкнувшись через милицейскую цепь, не слишком плотную и бдительную, Стив, догнал Лизу и некоторое время шел рядом, заглядывая в лицо. Надеясь, что она хотя бы обратит внимание и, возможно, узнает. Но она шагала как оловянный солдатик, глядя прямо вперед и высоко вздернув свой точеный подбородок.

– Лиза, здравствуй, это я – Стив, – он аккуратно дотронулся до ее руки. Она остановилась резко, будто споткнувшись обо что-то. Люди в колонне замедлили было шаг, разглядывая их, кто-то пошел дальше, кто-то, напротив, остановился, любопытствуя. И тут произошло неожиданное. То, чего меньше всего ожидал Стив.

– Это он, – пронзительно закричала, Лиза, некрасиво раскрывая свой крупный рот, – это он. Провокатор. Я запомнила его лицо. Из-за него тогда забрали людей на бульваре.

– Ты ошибаешься Лиза, я Стив, я из Америки, помнишь…

– Да, – она продолжала кричать так же громко, визгливо, широко разевая рот, – он представляется американцем и люди ему верят, а потом. Колонна встала, резко уплотнилась, забурлила, сворачиваясь в плотный человеческий узел.

Кто– то схватил Стива за рукав куртки, он рванулся, ткань треснула, чьи-то руки тем временем сорвали с него шапку, кто-то тянул за шарф, и тот затягивался на шее все туже. Одной рукой Стив вцепился в узел шарфа, пытаясь ослабить петлю, другой – прикрыл голову, потому что увидел над собой чью-то руку с зажатым в грязном кулаке куском арматуры. Удара он не почувствовал, но понял, что лежит на мокром асфальте и чьи-то ноги пинают его тело, одновременно он видел другие ноги, в одинаковых серых брюках, бегущие откуда-то со стороны. Он понял, что это та самая милиция, стоящая кордоном вдоль мостовой, и подумал: «Скорее же!» Потом ощутил еще один сильный удар по голове. Вероятно – кто-то профессионально и точно бил ногой. И больше не было ничего.

2007 ГОД. ДЕКАБРЬ, ВАШИНГТОН

Она вошла через северо-западную дверь Овального кабинета, минуя приемную. Ей было позволено. Тем более сегодня, сейчас. Президент был занят тем, что внимательно изучал большую пушистую ель, которую поставили только сегодня в просвете между двумя окнами, но еще не успели нарядить.

– Тебе не кажется, что так даже лучше?

– Без игрушек?

– Ну, да. Без всей этой мишуры, лампочек и прочей ерунды – душистое дерево, еще живое – смотри, видишь, капли смолы еще не застыли на ветках. А запах. Вдохни этот запах, Конди. Когда ты последний раз была в лесу?

– Не помню, сэр. Действительно не помню.

– Ну, ладно. Не помнишь про лес, рассказывай про русских.

– Предварительный итог избирательной комиссии – 57 % у «Единой России».

– Кажется, это называется сокрушительной победой, а Конди?

– Нет, сэр. Вернее, да, сэр.

– Забавно, Конди. Так да или нет?

– Мы обсуждали этот вопрос, сэр. О легитимности.

– Я помню.

– Так вот – в случае, если мы признаем легитимность этих выборов, то – да, это безусловная победа «Единой России» и – в сущности – президента Путина. Если – нет, ни о какой победе не может быть и речи.

– Это понятно. А мы?…

– Нет, сэр. На этот вопрос можете дать ответ только вы. Лично.

– Вот, значит, как обстоят дела, Конди?

– Да, сэр.

– Ну, хорошо. Я дам ответ, но прежде мне хотелось бы выслушать мнение государственного секретаря.

– Сэр, разумеется, у меня есть мнение на этот счет. Но несколько часов назад аналитики Совета национальной безопасности закончили этот короткий меморандум. И прежде чем я выскажу свое мнение и прежде, чем вы примете решение, хочу, чтобы вы это прочли.

– Хорошо, Конди. Ты замечаешь, насколько я сегодня податлив и добр. Давай свой меморандум.

Он наконец оторвался от ели, которую все это время ласково теребил пальцами, близко приближая лицо к зеленым пушистым веткам, вдыхая аромат свежей хвои. И занял место за рабочим столом у южного окна.

«Вашингтон.

Надежный доступ к нефти и газу по приемлемым ценам – краеугольный камень международной безопасности. Но на современном рынке энергоносителей сбои в поставках могут приводить к дипломатическим осложнениям и неблагоприятным последствиям для безопасности. Мы сталкиваемся с серьезной проблемой – Америка испытывает зависимость от нефти, которая часто импортируется из нестабильных регионов мира.

Энергетическую независимость, за которую давно ратуют руководители США, можно обеспечить путем технологического прогресса. Однако эксперты в области безопасности и энергетики сходятся на том, что в обозримом будущем ископаемые виды топлива и единая система глобальных поставок, которая снабжает ими мировые рынки, сделают «энергетическую безопасность» ключевой транснациональной проблемой XXI века.

В настоящее время в мире ежедневно потребляется примерно 86 млн баррелей нефти, и Управление информации Министерства энергетики США прогнозирует, что к 2030 году спрос увеличится почти на 50 процентов, до 118 млн баррелей в день. Ожидается, что до 70 процентов этого объема придется на долю складывающихся крупных экономических и политических держав – таких, как Китай и Индия. По данным Управления информации, Соединенные Штаты производят 70 процентов потребляемых в стране энергоресурсов и остаются крупнейшим в мире потребителем нефтепродуктов, расходуя 20 млн баррелей в день.

Поскольку добыча нефти внутри страны продолжает сокращаться, Управление считает, что к 2030 году Соединенные Штаты будут импортировать 27 млн баррелей в день, если условия не изменятся. Масштабы этой проблемы угрожают нашей долгосрочной безопасности. И эта угроза обещает со временем стать еще серьезнее, поскольку традиционные источники энергии истощаются, а спрос продолжает расти. По этой причине законодатели должны рассматривать в качестве сырья не только ископаемые виды топлива.

Подлинную энергетическую независимость наилучшим образом обеспечивает система энергетической безопасности, основанная на стабильности рынков и международном сотрудничестве при реагировании на сбои в мировых поставках. Годами международное сообщество стремилось не допускать сбоев, налаживая многочисленные каналы поставок, поощряя открытые рынки и поддерживая стратегические запасы. Эти шаги необходимы, но недостаточны для обеспечения будущей энергетической безопасности по трем причинам.