Текст книги "Нефть"

Автор книги: Марина Юденич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Она, по-моему, родилась в России, то ли – вышла замуж русского.

– Какая разница, Стив, она занимала довольно высокий пост в BONY. Впрочем, ее судьбой теперь займутся те, кому положено. Мы, джентльмены, вернемся к судьбам тех, кто интересует нас.

– С удовольствием.

– С удовольствием, Стив?

– Именно так, мэм. Потому что ваши обвинительные вердикты подошли к концу. Что там осталось? Уголовное дело, возбуждено против Потанина шестнадцать лет назад из-за дорожного происшествия и закрыто, потому что в аварии был виноват не он? Некоторые налоговые претензии к господину Алекперову. Мэм, попросите кого-нибудь из налогового ведомства рассказать вам о погрешностях Haliburton. И? Конфликт московского мэра с «Микродином»? Вполне рабочая ситуация, в которой, кстати, активно участвует Caterpillar.

– Ах, вот как, Стиви?! Вы подобрали мне гениев, но старая мегера…

– Ни в коем случае, мэм. Мы подготовили срез – «лидеров мнений». Каждой из групп российского бизнеса.

– Вы забыли еще господ Березовского и Гусинского.

– Не забыли, но оба из папки «первого резерва» перемещены в другую.

– Какую же, Стив?

– О ней, если позволите, позже. К тому же в ближайшее время она вряд ли будет востребована.

– Но и вы забыли кое-что, а вернее – кое-кого из папки основного резерва.

– Господин Лемех. Все так же безупречен и мил.

– По крайней мере, провел в Думе то самое скандальное постановление о денонсировании Беловежского соглашения, которое привело к тому самому «сталинскому», как вы выразились, совещанию у Ельцина в шесть часов утра. А вот на этом совещании произошло нечто действительно выдающееся. Силовики в России впервые не смогли убедить президента принять решение о новом витке жесткого, возможно – вооруженного противостояния. Ситуация разрешилась вполне мирно и абсолютно демократическим путем.

– Благодаря господину Лемеху.

– Ему тоже.

– Но главная заслуга…

– Я знаю, знаю… – Мадлен расслаблено махнула рукой. – Я знаю, она сумела убедить отца. Я помню, что ты говорил о единственной альтернативе Коржакову. Но один эпизод не позволяет мне говорить о состоявшейся рокировке. Это слишком опасно, Стив.

– Я и не настаиваю. Давайте организуем череду таких эпизодов. И первый из них – я предлагаю предоставить возможность нашей леди решить еще одну, достаточно сложную проблему.

– А именно?

– Сформировать не один, а два предвыборных президентских штаба с равными полномочиями, и равными, разумеется, размерами финансирования.

– Такая практика где-то существует?

– Навскидку не знаю, но могу озадачить аппарат.

– Не надо, это не так уж важно. Что это дает?

– Многое. Первое – видимость примирения и готовности работать сообща. Второе – явное преимущество результативности нашего штаба, команда Дрезнера, можно сказать, уже несколько дней сидит на чемоданах. Надо ли говорить, что даже самый плохонький их парнишка обыграет в предвыборной гонке любого прапорщика из команды Коржакова.

– На твоем месте я бы не была так самоуверенна, Стив, утверждая, что в штабе Коржакова соберутся одни прапорщики.

– Это был всего лишь образ, мэм. Символ, не более. Но не станете же вы спорить, что ребята Дрезнера – профессионалы высокого класса.

– Которые настолько уверовали в свою непогрешимость, что просто нарисовали однажды десяток калек, которые просто прикладывают к нужным выборам, – неожиданно вмешался Дон.

– Ты просто злишься, что Дэниел однажды не взял тебя в команду.

– Это потому, что я не слишком туда стремился.

– Достаточно. Проблема «кальки» – безотносительно Дрезнера – существует. Ребята заигрываются чистой технологией и совершенно перестают обращать внимание на местный рельеф. У русских на этот счет есть прекрасная пословица: «Гладко вышло на бумаге, не забыли про овраги». Ладно, будем надеяться, что Дрезнер не наступит на эти грабли. А согласие Кремля?

– Получено.

– Отца или дочери?

– Дочери.

– Повторяю тебе, Стив, не спеши. Кто еще в курсе и согласен с тем, чтобы Дрезнер работал в штабе?

– Чубайс. Он, кстати, и возглавит штаб. Я убежден – Ельцин не станет возражать. Ему сейчас очень не хочется разводить дерущихся.

– А второй?

– Сосковец.

– Боже правый. Вот уж – воистину – политтехнолог. Мне, кстати, нужны будут списки обоих штабов. Второго – даже в большей степени. Что ж, господа, можем считать, что для нас предвыборная компания в России стартовала. Запускаются, между прочим, сразу два твоих сценария, Стив. Это, конечно, почетно и приятно, но я бы потеряла сон.

– Слава богу, я сплю хорошо, мэм, когда удается поспать. Но уж если мы заговорили о сценариях, хотелось бы напомнить еще об одном.

– Лемех?

– Да.

– Полагаешь, настоять на том, чтобы после выборов Ельцин рекомендовал его премьером, тем паче Дума – как ты говоришь, ему послушна.

– Ну, от слова «послушна», я бы воздержался. Он может – через своих ставленников – инициировать и провести некоторые решения, тем более такие популистские, как денонсация Беловежья. Но – премьерство? Еврейский банкир во главе российского правительства при почти коммунистической Думе – невозможно в принципе. Потом, я не думаю, что Ельцин сразу после выборов рискнет расстаться с Черномырдиным. Он удобен.

– Тогда что же?

– Я бы пока подержал его в резерве, причем самом ближнем, оперативном резерве. Тем более – впереди у него большая и самая главная битва.

– Да. Нефть. Как ты и планировал, начало 97-го. Решится многое. Но не все.

– Все и не может решиться, пока Ельцин в Кремле.

– Ну, если юная леди, которая тебя так очаровала, действительно так деятельна и энергична, возможно, ей удастся убедить его уйти в отставку, по крайней мере, после операции.

– Уйти? По-моему он не знает такого слова.

– Да. Это так.

– Но как бы там ни было, полагаю, папка «Преемники» уже появилась в твоем компьютере?

– Разумеется…

Но пока в ней только одна фамилия. Последнее Стив произнес, разумеется, про себя.

19 ИЮНЯ 1996 ГОДА. МОСКВА

– Первый – десятому.

– На приеме.

– Сорок четыре.

– Ноль – ноль.

Это отнюдь не было абракадаброй. Это была система закодированных фраз, посредством которой общалась между собой его охрана. Впрочем, это отнюдь не было его изобретением, так работали все спецслужбы – наиболее часто употребляемые фразы заменялись произвольно взятыми сочетаниями цифр, чтобы ввести в заблуждение возможного противника, прослушивающего радиоволну. В принципе сегодня это не имело абсолютно никакого смысла, поскольку бывшие сотрудники бывших спецслужб, как хорошо известные согражданам надоедливые весьма домашние насекомые, по теплым и чаще – темным щелям, расползлись по всевозможным частным охранным агентствам и охраняли теперь кого ни попадя, от сомнительных банкиров до совершенно определенных бандитов. Никто из них, как правило, не брал на себя труд слегка пофантазировать, посему цифровые обозначения стандартных ситуаций употреблялись всеми практически одни и те же, привнесенные из прошлой их охранной жизни. Но это был ритуал – и ему следовали. Кроме того, это было нечто, что как бы приобщало новых хозяев к касте подлинных небожителей – номенклатурных бонз прошлого, обладавших на деле такой державной властью, какая не снилась ныне ни обитателям Кремля, ни нуворишам, с полным на то основанием вписываемым в число самых богатых людей мира. Им было приятно, а телохранителям привычно – все оставались довольны. Он подумал об этом, краем уха слушая переговоры своей охраны, и усмехнулся. В переводе на нормальный язык таинственный монолог означал всего лишь: «выезжаем – понял», но звучал гораздо внушительнее. В тот же момент старший прикрепленный (и это тоже была терминология спецслужб, привнесенная ими в новую жизнь), широко распахнув переднюю дверцу лимузина, довольно громко поинтересовался:

– Леонид Аркадьевич, а коробочку брать?

– Какую еще коробочку?

– Ну, ту, что вчера передали, с денюжкой. 538 тысяч у.е. Ровно. Я вчера пересчитал и сегодня с утра, на всякий случай.

– А она, значит, так и валялась в багажнике?

– Так ведь распоряжения не поступало…

– Понятно. Ладно, теперь уже некогда. На обратном пути забросим в штаб – они ждут. А может, и не ждут, у них там бабла – по-моему, раз в десять больше, чем нужно.

– Все, в аэропорт. Выходим из графика.

– В графике, я прозвонил по трассе – Ленинградка свободна.

Через сорок минут в VIP-зале прилета аэропорта Шереметьево-2 Леонид Лемех уже крепко – и вполне искренне – обнимал Стива Гарднера.

– Значит, все-таки отпустили?

– Да. Но чего мне это стоило. И – самое главное! – имей в виду: я обычный политконсультант. Работаю на одну контору в Нью-Йорке – вот, кстати, визитка, не потеряй.

– Хорошо, что ты по-прежнему Стив Гарднер.

– О! Остальное все без изменений. Но сам понимаешь – Стив близко склонился к уху Лемеха – сотрудник Госдепа в штабе одного из кандидатов… Это неправильно.

– Ну, может, и неправильно, хотя все про вас все знают и никого это особо не колышет.

– Про кого это, про нас?

– Про вашего парня политконсультанта. Кажется, его фамилия Дрезнер. Про то, что он работает непосредственно с Татьяной и даже пользуется ее офисом в «Президент-отеле». Там, кстати, обитают оба штаба. Для паритету и справедливости. Так вот, твоего Дрезнера, вдобавок ко всему прочему, обслуживают секретари госпожи Дьяченко.

– В каком смысле?

– Господи, что ж ты такой нервный. Ну, в каком – в секретарском. Кофе варят, бумажки печатают. Про другое мне ничего не известно. Подожди, не сбивай, пока я все не забыл. Вот. Он имеет доступ ко всей необходимой ему информации. И регулярно о проводимой работе непосредственно в Белый дом через помощника президента Клинтона и стратега его избирательной кампании Дика Морриса.

– И ты хочешь сказать, что об этом пишут?

– И снимают. Его сто раз уже показали по телевизору и разместили фото на первых полосах газет.

– И нет скандала?

– А почему должен быть скандал? Не беспокойся, по поводу тебя тоже не будет никакого скандала. У нас к таким вещам относятся проще.

– Нет. По поводу меня не будет ничего. Ни строки и не звука. Послушай, Леонид, у тебя ведь есть загородный дом.

– Разумеется.

– Я могу там пожить?

– Сколько угодно.

– Но так, чтобы об этом не знал никто.

– Ну, только если ты сам не напьешься и не пойдешь знакомиться к соседям.

– Я не шучу.

– Хорошо, тогда и я не шучу.

– Тебе необходимо встретиться с Дрезнером?

– Разумеется, я для этого и прилетел. С ним, еще с несколькими людьми из его команды, с некоторыми посольскими. Не послом. Поменьше. Боже, теперь я понимаю, какая это проблема.

– Никакой проблемы, Стив. Вернее, будем считать, что это мои проблемы. И я их решу. Эти люди буду посещать тебя в том доме, где ты будешь жить, и никто никогда об этом не то что не напишет, но даже не вспомнит.

– Но как?

– Стив – Россия очень специфическая страна. Я бы сказал, что это страна, где нет ничего невозможного. При определенных, разумеется, условиях. Все. Тему встреч считаем закрытой. Еще проблемы?

– Я должен увидиться и переговорить с госпожой Дьяченко. Желательно в неформальной обстановке и не слишком официально. В том смысле, что ей совсем не обязательно знать, кто я такой на самом деле.

– Решаемо. Полагаю, у меня дома, но тогда – в обществе моей жены.

– С огромным удовольствием познакомлюсь с твоей женой.

– Ну, вот заодно и получишь удовольствие.

– Еще?

– Ну, я хотел попить с тобой водки.

– Это уже из области культурной программы. Вне всякого сомнения. Причем уже сегодня. Главное – не пропить пятьсот тридцать восемь тысяч долларов из багажника.

– Это такая шутка?

– Это – бабло, кэш, черный нал – учи, пригодится. Словом, нигде не учтенные деньги для выборного штаба.

– Я понимаю. Свободные деньги, пожертвования на выборах, это, в общем, мировая практика. Хотя «горят» на этом постоянно. Но деваться некуда – они нужны. Но возить такие суммы в багажнике.

– Это российская практика. Деваться некуда – надо отвезти тебя на явочную квартиру.

Явочной квартирой стал один из домов Лемеха, в густом сосновом лесу, на Новой Риге – построенный пару лет назад про запас и на тот случай, когда по Рублевке просто невозможно станет ездить. Дом был совсем новый, необжитой, в нем не поработали еще декораторы, и только кое-где стояла не распакованная мебель, которую Лиза заказывала по каталогам по рекомендации тех же декораторов. И готовая полностью обустроенная кухня, на которой они и расположились с той самой водкой, о которой Стив подумывал еще в Вашингтоне.

Было уже поздно, но долгий перелет как-то выбил Стива из потока времени, и тот никак не мог проникнуть обратно – ему не хотелось ни спать, ни работать, ни гулять в сосновом лесу, хотя Лемех полагал, что это будет полезно, он не был сильно пьян и просто сидел за столом и редко, медленно, небольшими глотками отпивал водку из большой тяжелой стопки гладкого хрусталя. И еще ему хотелось говорить с Лемехом.

– У русских, я много читал, очень большое значение придают слову «предательство». Ты тоже?

Лемех был умеренно пьян и готов был коротать еще не одну ночь, но вести философские беседы явно был не настроен.

– Я лучше расскажу тебе историю. И ты решишь сам – как я понимаю предательство. Так вот. Однажды ко мне пришел человек. И даже не ко мне, к моей маме, чтобы там наверняка меня встретить. Не друг, приятель, одноклассник, неплохой парень. Пришел со своей бедой – больной ребенок, неработающая жена, институт, в котором не платят зарплату, неудачные попытки заняться бизнесом, долги, кредиторы, отъем квартиры. все это со слезой – а в конце на надломе, но с пафосом:

– Пойми, старик, я не денег просить пришел – я денег твоих не возьму, ты меня знаешь…

– А я и не дам, ты-то как раз меня не знаешь, – подумал я, но продолжал сочувственно (зачем расстраивать мать?) слушать.

– Я об одном тебя прошу: дай мне возможность работать – во мне академического гонора нет, я уже давно забыл про свои дипломы и диссертации, и амбиций у меня не осталось ни здоровых, ни больных Я согласен на любую работу – как тот безработный из советской агитки, помнишь? Только дай мне эту работу.

– Отлично, – я уже знал, что могу ему предложить, и вышел за телефоном в прихожую.

Вернулся. Продиктовал ему номер.

– Звони завтра, прямо с утра. Работа у тебя будет, даю слово.

– Сказать, что от тебя? – глаза у него подозрительно заблестели.

– От меня? Да-а, можешь сказать, если хочешь.

Мать смотрела, умилялась и, кажется, тоже собиралась прослезиться. Я понял, что мне пора. И правда – было пора. Теперь слушай самое главное: телефон, который я продиктовал ему, был телефоном популярной молодежной газеты, которая в каждом выпуске призывала «энергичных и предприимчивых» к распространению. И платили они, между прочим. Так вот, я и сейчас считаю, что поступил абсолютно честно и просто указал парню на то, что заработать сегодня можно везде. Такая история. Вот теперь скажи – я его предал?

– Но разве нельзя было прямо так и сказать все, что ты сейчас сказал, про то, что заработать можно везде.

– Но он же пришел ко мне! Понимаешь – ко мне. А это значит – не за любой работой. Он же рассчитывал, что старый школьный приятель пристроит на какое-нибудь удобное, теплое местечко.

– Но что в этом плохого, если ты бы действительно мог?

– Плохого в этом то, что он врал. Про любую работу. Про отсутствие амбиций. Не терплю, когда мне врут.

– Тогда я, пожалуй, пойду спать.

– Потому что собираешься мне врать?

– Нет, просто действительно захотел.

Они довольно быстро и ловко распаковали две большие кровати, предназначенные, вероятно, для Елизаветиной и его, Лемеха, спальни. И улеглись в постель не раздеваясь, потому что постельного белья в доме не было. Но было тепло. Лемех – несмотря на обычную бессонницу – заснул быстро, но ненадолго. Проснулся он от того, что Стив тряс его за руку, стоя босиком на голом полу.

– Что случилось?

– Деньги?

– Какие, к черту, деньги?

– Те самые.

– В машине.

– Одни?

– Почему, там водитель и охранник и еще одна машина охраны.

– И они всю ночь будут в машинах?

– Это их работа.

– Да, я понимаю. Но скажи…

– Если ты спросишь – накормлены ли они, я скажу, что не знаю, но кроме зарплаты они получают пайковые – на еду, в таких случаях.

– Нет, я хотел рассказать тебе другое. Просто сначала я подумал про твоих охранников, а потом про охранника Ельцина. Про Коржакова.

– Они были бы польщены.

– Я много читал про него последнее время. Он очень подозрительный человек. И не очень умный, хотя считает наоборот.

– Так обычно и бывает. А насчет подозрительности – да. Это его профессия, между прочим.

– Вот скажи теперь, если он узнает, что ты возишь в багажнике такие огромные незаконные деньги?

– Лучше бы ему про это не знать.

– Но если узнает?

– Даст команду принять меня немедленно.

– Арестовать?

– Задержать. Ничего страшного, конечно, не произойдет, но моим адвокатам придется денек-другой побегать, чтобы получить деньги обратно.

– А это скандал? Если узнают, что деньги для Ельцина?

– Скандал, разумеется. Коммуняки поднимут такой вой. Да и яблочники не смолчат. Скандал.

– Значит, можно будет сказать, что из-за генерала Коржакова произошел скандал и выборы в России могут быть признаны нелегитимными.

– Кому сказать?

– Президенту Ельцину, конечно. Не международным же наблюдателям.

– Вон ты о чем. И что, полагаешь, после этого он отодвинет Коржакова от дел?

– Но если сказать, что он специально хотел сорвать выборы и совершить государственный переворот? И весь мир станет кричать, что Ельцин отступает от демократии.

– И если все это – спросонок, ночью, со слезами…

– Да, конечно, Татьяна должна плакать и говорить, что все пропало.

– Хм… Кто бы мог подумать, что жалость к моим голодным охранникам. Да отнеси ты им поесть, мать Тереза, там, на кухне, полно еды… Я пока сделаю пару звонков.

Когда довольный Стив вернулся в дом, Лемех сказал, как о деле решенном:

– Только с коробочкой пойду не я.

– Правильно. Я только что думал об этом. Мы должны думать о твоем имидже и сейчас, и на будущее. Это очень правильно.

– Ну, если правильно – поехали, великий комбинатор, в город, народ уже вовсю готовит операцию «коробка из-под ксерокса».

– У тебя здесь есть интернет, Леня?

– Нет. И еще долго не будет, Стив. И вообще – старайся в России не щеголять этим словечком.

– Почему?

– Могут неправильно понять и начистить рожу.

– Побить?

– Да, побить. Что и кому ты собрался сообщать в интернете? Обрадовать Мадлен?

– Нет, я хотел стереть одну папку в своем компьютере, но подумал, что это будет преждевременно.

– Все произойдет завтра ночью, в Вашингтоне будет вечер – она увидит все в прямом эфире.

20 июня 1996 года Указом Президента РФ Б.Н. Ельцина освобождены от занимаемых должностей: первый заместитель председателя правительства РФ О.Н. Сосковец; директор ФСБ РФ М.И. Барсуков и руководитель СБ Президента РФ, 1-й помощник Президента РФ А.В. Коржаков.

2007 ГОД. ГАВАНА

По дороге из Вараедро в Гавану я вдруг замечаю маленькую нефтяную качалку. Работающую. Это фантастическое зрелище, потому что вокруг едва ли не девственная природа, мы только что миновали каньон, над которым кружили огромные птицы, похожие на орлов, и океан – вот он – в десяти метрах от дороги, лениво колышется бледной сонной – с утра – поверхностью. И узкое шоссе, совершенно пустое. И женщины, бредущие вдоль обочины, в ярких юбках с оборками, и как-то хитро нарядно завязанными на черных кудрях косынками. И нефтяная качалка, маленькая, с небольшой амплитудой, загребающая, однако, откуда-то из раскаленных карибских недр черное золото здешней нефти.

– Нефть! – разумеется, я не сдержалась.

– Ничего удивительного, – спокойно парирует мой спутник.

– Разве на Кубе есть нефть?

– Есть. Но немного. И обнаружили ее не так давно, иначе, думаю, совсем не факт, что в 1959-м Фиделю так легко дались бы казармы Монкадо. Американцы были бы куда более активны и вряд ли потерпели бы, чтобы горстка нахальных мачо оккупировала у них под носом нефтеносную землю.

– Ну, тогда бы и вмешались, безусловно.

– Безусловно. И случилась бы третья мировая война. Но история – что?

– Не терпит сослагательного наклонения.

– Верно. А про то, что ничего удивительного нет в том, что вы увидели качалку, хотя до этого мирно дремали, я сказал совсем по другой причине.

– По какой же?

– Вам ведь уже снится нефть, признайтесь? Мы так долго говорим о том, что все происходящее в мире сегодня так или иначе обусловлено ею, нефтью, и вообще – углеводородами. Неужели в вашей милой головке не крутится мысль о том, когда? Когда пробил в России тот час и природное богатство страны стало богатством одних людей? Заметьте, я не иду дальше и не предполагаю следующий ваш вопрос?

– Какой же?

– Как случилось, что я, находясь в непосредственной близости к власти, упустила этот момент и не обзавелась парой нефтяных вышек.

– А зачем?

Настает сладкое мое время – он удивлен.

И даже не находит слов, и точеные черные брови, тронутые сединой, высоко взлетают на смуглый лоб.

– Я действительно довольно долго была рядом и потому уяснила – вышек может быть дюжина – и цена им полушка в базарный день. Иное дело – труба.

И – кстати – эта самая труба, но уже образно – такая же непреходящая ценность в отрасли, страшно далекой от нефтяной. Угадаете? И – снова – только взметнувшиеся брови. Я радуюсь. Второй раз удивлен и обескуражен тот, кто обычно удивляет и обескураживает меня. Я о телевидении.

Ужинали недавно с человеком, из тех, кого принято называть теперь «телевизионными магнатами». Им это – кстати – приятно, и вовсе не потому, что, говоря о «магнатах», думают прежде всего о деньгах. Здесь дело в другом. Аналогия с «нефтяным магнатом» всплывает в сознании немедленно. А уж в искушенном сознании – так и вовсе сливается в нечто целое. Нефть в России сегодня субстанция особая. Не физическая и даже не материальная, геополитическая – хотя так и напрашивается именно это определение. Нефть – сегодня штука сакральная, и тот, кто, так или иначе. словом, не просто богат и властен, почти небожитель, носитель тайного и сакрального, магистр, и великий мастер, и почти мессир. Потому легко розовеют холеные щеки телевизионных боссов, отмеченные той подчеркнуто высокохудожественной щетиной, напоминающей, впрочем, одновременно и плохо побритый женский лобок, – но это уже вопросы вкуса, а вернее, вкусовщины – так вот, розовеют холеные лица при упоминании собственного, пусть и телевизионного всего лишь – но «магнатства». И совершенно, кстати, напрасно. Настоящие нефтяные магнаты знают об этом слишком хорошо – сама по себе нефть, сколько ни накачай ее, пусть даже и в полную, безраздельную свою собственность, никакого магнатства, не говоря уж о сакральном, не обеспечит, ибо суть нефтяного владычества – труба, посредством которой и доставляется нужное нужным. И только так. И вот уже, сидя на трубе – хотя понятно, что с любой трубы в любое время можно свернуться, со страшным грохотом или тихо сползти, перед лицом опасности куда более страшной, нежели громогласное падение, – однако ж, сидя на трубе – пусть и временно, – но вполне ощутимо рефлексируешь себя небожителем. Нефтяники, как дети, именно что на рефлексивном уровне осознают это с рождения – рождения профессионального, разумеется, с того момента, когда в сосудах вместо крови, начинает струиться маслянистая черная жидкость. Телевизионные люди – не так остро чувствуют проблему. Слава притупляет чувство собственной безопасности, иногда убивает его напрочь. Формула «узнаваем – значит, защищен» становится одинаково опасной и на мокрой ночной трассе, и в тихом, уютном властном коридоре. Одержимые ею, очень долго ценность эфира уравнивают с ценой нефти, и только лишившись трубы – понимают, что сами по себе углеводороды плохо усваиваются, даже вприкуску с отменно прожаренной Foie gras, а тихое, ласковое: «Ступайте, NN, снимайте свой «Заслон-5», 6, 7 и – почему бы – не 8, есть выверенная до иезуитской формула приговора, ибо новый властелин трубы захочет снимать что-то иное, и оно, иное, тихо журча или грохоча подобно Ниагаре, польется в трубу, а оттуда – голубым мерцанием проникнет в миллионы милых, уютных домов. И милых голов, уютно прикорнувших у мерцающих экранов. Впрочем, все это всего лишь отступление имени трубы. И мне на самом деле интересно, когда именно подкормленные некоторыми другими составляющими национального достояния «золотые мальчики» наконец получили то, ради чего, собственно, все вышеописанное и происходило.

– С телевидением у вас, матушка, вышло очень неплохо, главное, образно и справедливо, а вот по части «ради чего» – грубая ошибка.

– Да, я просто не закончила фразу, получат – и, отщипнув положенный профит – передадут на вечное пользовании тем.

– Кто знает, каким должен быть мировой порядок и как жить человечеству дальше. Да. Так вот. Настало время раскрыть вам страшную тайну. На самом деле приватизация нефтяной отрасли России началась со страшной государственной нищеты, в которую теперь трудно, почти невозможно поверить. Злонамеренные сложные планы экономического захвата наших природных богатств, грабительские принципы залоговых аукционов – вызрели позже. И, слава Богу! Иначе вся – вся, без остатка нефть России – могла быть продана промозглым, дождливым 19 сентября 1991 года на закрытом совещании в гостинице «Россия», которое проводил сам Ельцин.

После августовских событий бюджет страны был пуст. Пустыми были полки магазинов и карманы тех, кого принято называть бюджетниками – врачей, учителей, библиотекарей, пенсионеров. И это понятно – платить было попросту нечем. Тогда-то перед Ельциным и положили указ о приватизации нефтяной отрасли России. Знаете, я не питаю теплых чувств к Ельцину, но когда мне рассказали эту историю, я испытал к нему чувство жалости.

Я почему-то хорошо представил себе этот момент, может, потому, что нечто подобное случилось с моей семьей в моем детстве, но забылось – оставив только бессознательное: что-то тяжелое, горькое. Когда совсем уже худо и нет даже картофельных очисток и горстки крупы, застрявшей на дне жестяной банки на кухне и стыдно просить у соседей.

Тогда кто-то старший в семье принимает решение – продать Вещь. Именно так, с большой буквы, независимо то того, что это за вещь. Семья дорожила ею и берегла до последнего. Такая ассоциация.

Говорят, он практически не сопротивлялся.

Когда перед ним положили проект указа, только почесал – по привычке – у виска ручкой и совсем несвойственно для него и даже необычно спросил у Филатова, бывшего тогда руководителем его администрации. – Сергей Александрович, думаете, это нам поможет? И, не дожидаясь ответа, поставил подпись.

Так, собственно говоря, радикально изменилась расстановка сил в нефтяной отрасли. Вчерашние руководители «нефтянки», как по мановению волшебной палочки, превратились в собственников 15 % своих предприятий. Еще 15 % отошли местной власти. Понятное дело, что ни те, ни другие недолго были собственниками и нефтяными магнатами. И нефть – теперь уже как свободно конвертируемый товар – не раз переходила из рук в руки, и было на тех руках много и крови, и пороху, и чернил. Но как бы там ни было, сегодня в России сложились девять крупных нефтяных компаний, в большинстве своем – как акционерные общества, то есть частные предприятия, с некоторой – кое-где – долей государства. Прежде всего это «ЛУКойл», созданный в 1991 году в форме концерна на базе трех крупнейших нефтегазодобывающих предприятий Западной Сибири.

Далее следует «ЮКОС» – вертикально-интегрированная нефтяная компания, ответственная за снабжение нефтью и нефтепродуктами Центральной России и Среднего Поволжья. Акционерное общество открытого типа «Нефтяная компания «ЮКОС» было учреждено постановлением Совмина РФ в соответствии с указом Президента РФ от 17 ноября 1992 года.

ОАО «Тюменская нефтяная компания» (ТНК) было образовано согласно постановлению правительства РФ в 1995 году, на ОАО «Нижневартовскнефтегаз» и ОАО «Тюменнефтегаз».

ОАО «СИДАНКО» создано в 1994 году в соответствии с постановлением правительства РФ с целью решения проблем обеспечения потребностей в нефти и нефтепродуктах районов и областей Дальнего Востока, Крайнего Севера, Восточной Сибири и юга России.

«Сургутнефтегаз» как государственное предприятие был создан в 1965 году. В 1977 году получил статус многопрофильного производственного объединения, а в 1991 году был преобразован в государственное производственное объединение. В акционерное общество открытого типа ПО «Сургутнефтегаз» было преобразовано в соответствии с Указом Президента РФ в 1992 году.

Производственное объединение «Татнефть» было создано в 1950 году. До 1993 года компания являлась государственным производственным объединением. В акционерное общество открытого типа ГПО «Татнефть» было преобразовано в соответствии с указом президента Республики Татарстан.

Нефтяная компания «Роснефть» основана постановлением правительства Российской Федерации в 1993 году. Компания образована как государственное предприятие на базе государственной корпорации «Роснефтегаз» (корпорация «Роснефтегаз» создана в октябре 1991 года на базе упраздненного Министерства нефтяной и газовой промышленности СССР. АО «Сибирская нефтяная компания» («Сибнефть») была образована в октябре 1995 года в соответствии с Указом Президента РФ «Об учреждении открытого акционерного общества «Сибирская нефтяная компания» в 1995 году, а также с постановлением правительства РФ. ОАО «Славнефть» создано в 1994 году в соответствии с решениями правительств России и Белоруссии.

И бесчисленное множество «дочек», «внучек» и прочих организационно-финансовых родственников в России и за ее пределами. Но это уже не важно. Важно то, что восемь собственников («Роснефть» принадлежит государству) в разное время, за разные деньги приобрели в сущности всю нефть России. Справедливо ли это? Честно? Не подлежит пересмотру? Не знаю. Хотя представьте ситуацию, которую я изобразил в начале. Гипотетическую. Голодная семья. Реликвия, которую несут на рынок и продают. Вероятно, намного дешевле, чем стоит Вещь на самом деле. Но можно ли представить сегодня кого-то из наследников той семьи, предъявляющих претензии потомкам покупателя. Нет, вряд ли. Абсурдная выходит сцена. А рассудить сможет только время. Я так полагаю. А вы? А я не знала. Правда не знала. Потому что неправильно было и то, и это. Покупать за копейки дорогую вещь, понимая, что люди продают ее от безысходности. И отнимать эту вещь потом, когда она уже куплена – то есть, отдана добровольно и за деньги. Но выход, как мне кажется, все же можно найти.

О РЕЗУЛЬТАТАХ ВЫБОРОВ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПОСТАНОВЛЕНИЕ