Текст книги "Одинокая звезда"

Автор книги: Марина Казанцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

На углу стола лежал солидный кожаный бумажник. На нем вытеснены две буквы: WP.

– Как ты думаешь, это Пака? – спросил Вилли.

– Откуда мне знать, я его никогда не видела! – резонно ответила Джейн.

– Тогда спрошу так: может ли человек, живущий здесь, – Вилли обвел рукой вокруг, – иметь такой солидный бумажник?

– А если он ведет двойную жизнь?! – решила поспорить Джейн.

– На бумажнике не его инициалы, – привел соображение Вилли, – следовательно, это не его бумажник.

– Одна буква соответствует имени. – возразила Джейн. Они словно играли в игру.

– Не совсем, настоящее имя Пака – Фицджеральд! А фамилия его Доркинс.

– К чему ты клонишь? – поинтересовалась Джейн.

– К тому, что бумажник не принадлежит Паку, Фицджеральду, то есть, а лежит у него на столе. А самого Пака…

– Фицджеральда, то есть… – уточнила Джейн.

– Верно, – согласился Вилли, – так вот, его довольно давно не видно. Отсюда делаю краткий вывод, что мы имеем полное моральное право проверить содержимое этого бумажника, пока не явился шериф и не скрыл от нас некоторые факты.

Джейн не стала обсуждать приемлемость в данном случае морального права, а тут же протянула руку и без всяких сомнений открыла бумажник. Они заглянули внутрь. Их интересовали не деньги, а что-нибудь, могущее пролить свет на собственника данного бумажника. Уж больно интересно получается: ювелир утонул, а его бумажник находится к Пака. А сам Пак, Фицджеральд то есть, который день пропал из дому.

Свет не замедлил себя ждать. Помимо небольшой суммы денег, внутри находилась кредитная карточка, водительские права, квитанция на покупку алюминиевой лодки и все это на имя Матиаса Джейсона Дейча, то есть ювелира. Вот так фокус! Ребята оторопело переглянулись, их перемазанные лица даже побледнели от важности информации. Обоим в голову пришла одна мысль: свиновод ограбил ювелира и, возможно, утопил его!

Снаружи послышался звук подъезжающей машины и голоса.

– Решай быстро, – напряженно сказал Вилли, – отдавать этот бумажник шерифу, или нет.

– Прячь! – так же быстро ответила Джейн, сама не зная, почему.

Вилли проворно вытащил из бумажника доллары и засунул их в выдвижной ящик стола. А сам бумажник засунул под рубашку. После чего они вышли. И как раз вовремя, потому что прибыла старая "Тойота" шерифа. Она остановилась, за ее рулем виднелся сам шериф Маккензи. Из кузова выпрыгнули мясник Билл и – само собой! – дорогой Дарби.

Что прикажете теперь делать со всем этим свинством?! Шериф был огорчён. Но Билл хорошо знал, что со всем этим делать, на то он и мясник. Он успокоил шерифа, что возьмет всю грязную работу на себя. Маккензи заметно повеселел, теперь осталось повесить на кого-нибудь оперативную часть, то есть сбор улик и вещдоков. Он с надеждой взглянул на дорогого Дарби, и тот с удовольствием принялся за дело немедленно.

Себе шериф оставил бумажную работу, то есть составление протокола. Все это чрезвычайно утомило его. Шеф миллвиллской полиции вытащил во двор старое кресло и присел покурить сигару. Никотин успокаивает нервы и отшибает запах скотного двора.

Ребята поспешили отправиться домой. Их никто не задерживал. Кроме того, они были так грязны! По дороге оба обсуждали укрывательство вещдока, конкретно – бумажника с инициалами, не принадлежащими ни Паку, ни ювелиру. Оба нехотя пришли к выводу, что они, возможно, как-то мешают следствию. Но Джейн тут же высказала здравую идею: всегда можно подкинуть эту улику местным детективам. И оба временно уговорились на этом.

Вилли остановился и хлопнул себя по лбу ладонью.

– Мы же забыли сказать, что видели машину ювелира и его лодку у озера!

То, что это была лодка ювелира, они нисколько не сомневались, ведь они видели квитанцию на ее покупку в его бумажнике.

– Завтра скажем, – успокоила его Джейн, – на сегодня им работы хватит до утра.

***

На другой день все четверо ребят явились к шерифу Маккензи и доложили еще о том, что ювелир изволил утонуть. Но, поскольку бумажник покойного остался у Вилли, следствие не связало оба случая воедино. Пак пропал сам по себе, а ювелир – сам по себе.

Исчезновение в городке двух людей всех переполошило. Но если старый дурак, как высказалась мисс Амелия, утонул по собственной дурости, хотя никто не видел утопленника, то исчезновение Пака было совсем таинственным.

Лодку поймали на другой же день. Как следовало ожидать, она была пуста. В машине ювелира также не обнаружено ничего достойного внимания, кроме связки ключей. Их приобщили к делу. А больше ничего не обнаружилось. И получился самый натуральный висяк, даже два висяка. Трупов нет, состава преступления нет, мотивов нет! Из Д. спрашивают: чем вы там в Миллвилле занимаетесь?

Шериф впал в депрессию. Он надеялся через полгода уйти на пенсию, а теперь вот извольте, лазайте по холмам, ищите трупы!

Доволен был только Дарби Дак. Он получил, что хотел, то есть детективную историю и не одну.

***

Три Стража собрались в месте, куда никогда не попадали лучи солнца.

– Страж умер, – произнес старший из них, – пора закрывать Вход.

ГЛАВА 6. Крутые парни

Фунт и Полпенни были очень злы. Они сидели вдвоем на краю свалки и бросали в мутные воды речки Свинки консервные банки, валявшиеся вокруг. Братья мрачно сознавали, что судьба их жестоко обделила. Кому-то всё, а кому-то ничего! Где справедливость?! Причиной их гнева был, конечно же, братец Дарби, так ловко втершийся в доверие ко всем. Дорогой Дарби! Вот как его теперь называют!

Черная зависть пожирала Скрэбба, а Гунни всячески старался угодить Фунту и подпевал во всем, что бы тот ни сказал. А Фунту было за что ненавидеть братца! Подлец Дарби прикормил их всякими булочками, пирогами и прочими вкусными вещами, они уже решили, что так теперь и будет продолжаться, это их очень устраивало. А потом постепенно поток подношений иссяк, а они так и не поняли, почему. И всё ждали его с корзинкой, а он совсем перестал появляться. Ну не скотина ли?!

Братья устали ждать, сели на краю свалки и стали думать, что делать. Ничего не придумывалось, кроме одного: очень хотелось жрать. Скрэбб все размышлял: куда еда девалась? Не один же Дарби все съедает! Он встал и мрачно проговорил:

– Пойду, отниму у мамаши поп-корн.

Пошел, но получил тапкой по морде и вышел. Гунни предложил:

– А давай, найдем Дарби и отнимем у него пироги!

Гунни был полный идиот, а Скрэбб – больше по обстоятельствам. Сейчас он вообще ничего не соображал. Поэтому, выслушав предложение Гунни, молча развернулся и зашагал в город. Было около десяти часов утра. Как раз в это время Дарби совершает объезд, то есть тащится к каждому дому и всё допрашивает: не случилось ли у них чего. Ему ведь больше всех надо! Этот недоумок вообразил о себе, что он и в самом деле полицейский, и теперь выступает!

Это все бормотал себе под нос ужасно раздраженный Скрэбб. Ему позарез надо найти этого воображалу, этого подлого предателя и ненавистного обманщика.

Дорогой Дарби мог находиться сейчас в любой точке города. В мыслях Скрэбба рисовалась такая картина: он входит в город и тут же ему навстречу попадается братец. Тот, конечно, сразу же испугается и начнет молить о пощаде. Тут нелишне и пофантазировать…

Вот Дарби увидел его, и весь затрясся. Гляделки так вылупил от ужаса, небось испугался! Скрэббу так понравилась эта сцена, что он задержался на ней и последовательно насладился дрожанием всех частей тела Дарби. Сначала задрожали ненавистные румяные щеки, потом начали вибрировать и пускать слюну его толстые губы. С толстых красных губ воображение Фунта невольно перескочило на видение: как эти самые губы поглощают вкусный яблочный пирог, большой такой кусок.

Сначала этот изумительный пирог покрасовался перед самым носом голодного Скрэбба, поманил его своим умопомрачительным ароматом (он потянул носом воздух), поверх яблок толстым слоем лежали воздушные сливки. Румяная корочка обрамляла все это великолепие, как рамка картину.

Это волшебное видение преследовало бедного дурня с детского возраста, когда однажды он залез в чужой сад, чтобы подсмотреть, как одна молодая семья устроила праздник по случаю пятого дня рождения своей дочери. Маленький и всегда голодный, Скрэбб затаился за какими-то кустами и жадно наблюдал чужое пиршество.

Дома всегда было пусто. Мамаша получала пособие по инвалидности (олигофрения в стадии дебильности), но никто не позаботился о ее детях. Если старший, Дарби, хотя бы имел документы, то оба младших родились, как сорная трава: нигде и никак не были они оформлены как существующие на белом свете. Просто случайное приложение к несанкционированной свалке, на которой они кормились и одевались и которую мэр городка никак не мог ликвидировать.

Тут кто-то из гостей обнаружил маленького идиота и со смехом вытащил его из кустов. Но хозяйка дома, будучи женщиной доброй, угостила его яблочным пирогом и грушей.

Вот этот-то чудный, волшебный пирог вдруг поплыл, подобно лодочке, от Скрэбба и направился прямиком к ненавистным губам Дарби. Губы подумали и широко распахнулись, прямо на глазах у бедного Скрэбба! Они разинулись от земли до неба, и туда, как в пропасть, полетело дорогое видение, любимая мечта!

Фунт скрипнул зубами. Он ненавидел старшего брата целиком и по частям. Тот уже хорошенько напугался и можно переходить к действиям. Скрэбб представил себе как взял и врезал братику таким специальным приемчиком по его щекастой физиономии. Ага! Получил?! Ну, как, понравилось? Не хочешь ли еще? А ну-ка, прими пару горяченьких! Йя-йя-йя!

Скрэбб подпрыгнул и несколько раз нокаутировал перед собой воздух. Братец валялся и просил пощады. Ну нет, это еще слабо! Скрэбб как следует попинал пустое место и перешел к третьей части плана. Сначала он выскажет все, что о Дарби думает, пожалуй, еще пара затрещин не помешает, а потом потребует, чтобы все было как раньше, то есть с плюшками и ватрушками. Скрэбб даже слово знал, которым это называется: рэкет – вот!

Тут Фунту пришла в голову замечательная мысль: а не обложить ли данью весь город?! Как те отличные парни, которых называют "мафия", мамаша просто обожает смотреть про них фильмы. Во жизнь! Он будет раскатывать по городу в мерседесе с большой сигарой в зубах, а чуть что не так – сразу стрелять!

Скрэбб развеселился, он представил себя и Вонючку этакими молодцами и удальцами, ведь они даже на ограбление ходили! Пусть не вышло – пустяки! – просто им помешали, зато именно потом появились всякие вкусные штуки, да много как! А их даже в тюрьму не посадили, мамаша потом сказала: "Им ничего не удалось доказать!".

Скрэбб вспотел и пробормотал:

– Им ничего не удастся доказать!

Он остановился, огляделся – счастливая идея просто окрыляла его, – и почесал гребень на голове, напоминающий старую половую щетку. Ноги понесли Скрэбба, как на крыльях, он прицеливался из воображаемого револьвера, стрелял во врагов, небрежно дул в дуло оружия и тут же демонстрировал как враги орут и падают, хватаясь за простреленные сердца. Бдж! Бдж! Бдж! Йяу-у! Йяу-у!

Предводителем у этих гадов, конечно, Дарби (я так и знал!!!). Вот Скрэбб и Вонючка так это шикарно выходят из лимузина, в руках у них пулеметы. На них такие длинные черные пальто, шляпы тоже черные и большие такие сигары в зубах – закачаешься!

"Это ты ко мне обращаешься?" – он так презрительно скажет Дарби, а тот сразу: "Ня-ня-ня…". Типа, не трогайте, я больше не буду!

Нет, врешь, приятель, таких как ты надо в цемент ногами и в речку (кстати, отличная мысль, надо запомнить, потом пригодится для дела!).

Скрэбб был весь во власти мечты. Он шел, согнувшись и заволакивая ногами по асфальту, выставив вперед непропорционально большую голову на тонкой шее, водя носом из стороны в сторону, словно что-то вынюхивал, и размахивал нескладными руками, длинными, как у орангутана. Он не замечал ничего вокруг себя и двигался, словно в трансе.

Вонючка тоже был занят мыслями.

"Надо так. – продумывал он действия. – Как только Дарби покажется, я подкрадусь и выхвачу пироги".

Он представлял себе как будет убегать с добычей, потом сядет в укромном месте и укусит первый пирог, пусть это будет пирог с мясом! Восхитительный вкус пирога с мясной начинкой наполнил слюной голодный рот Гунни, он застонал и представил колбасу.

Полпенни шел, как пьяный, тыча руками в длинную щель, поросшую мелкими зубами, которая у него была на месте рта, и без останова чавкал.

Оба дурня были чрезвычайно заняты, а то, может, заметили бы, что уже минут десять за ними на незначительном расстоянии тихо движется слегка подержанный кабриолет. В кабриолете сидел бородатый мужчина средних лет и неотрывно следил за братьями сквозь стекла солнцезащитных очков.

Было бы несложно догадаться, что бородатый мужчина в кабриолете не кто иной, как художник-реконструктор, Марк Тодоровски. Он тихонько следовал за братцами Дак, очевидно, имея в виду свои какие-то цели.

Вдруг Фунт остановился и сделал стойку, Полпенни налетел на него, недовольный, что его оторвали от соблазнительных видений. Он уже хотел начать хныкать, но старший брат жестом приказал молчать и быстро спрятался за зеленую изгородь, затащив за собой и бестолкового Гунни, который так и остался бы торчать посреди дороги. Для верности дела Скрэбб показал Гунни кулак, чтобы слушался. Тот сделал куриный рот и попытался разглядеть между зелеными листьями: что же так насторожило Скрэбба? Тощий, длинный Фунт скрючился в тени кустов и притаился.

Из домика, который находился в окружении зеленой изгороди и веселеньких клумб, вышел Дарби. Он вежливо прощался с его обитательницей, пожилой миссис Брэдли, вдовой отставного полковника, переехавшей жить в маленький городок после кончины своего дорогого супруга, мистера Брэдли, с которым она почти тридцать лет не имела постоянного пристанища. Вот теперь она может заняться чем-то более увлекательным, чем упаковка и распаковка чемоданов. Полковничья вдова по усвоенной за тридцать лет армейского быта привычке легко перезнакомилась со всеми соседями и занялась любимым делом провинциальных кумушек: собиранием сплетен, то есть, как ей привычнее выражаться, сбором информации.

Вот Дарби выходит из ее дома, сердечно прощаясь, в руках его неизменный блокнот. Ладненький такой парень, чистенький, наглаженный. В новых ботинках, обязательно начищенных до блеска. Щеки пухлые и румяные. Губки масленые. Картина! Чаю надулся, кексов налопался! А его два ободранных братца прячутся за кустами.

Гунни услышал разговор и попытался высунуться из кустов, чтобы увидеть, много ли пирогов надавали подлому Дарби. Скрэбб тюкнул ему по головёнке и еще больше приник к земле.

Мистер Тодоровски при виде старой миссис Брэдли тоже спрятался – заглушил мотор и залег на сиденья. Он уже пытался поживиться возле неё сплетнями, да ничего не вышло. Полковничья вдова сразу раскусила гостя и посоветовала ему лучше торчать с мольбертом на холмах.

Гунни начинал терять терпение, потому что никак не понимал, чего это Фунт так медлит. Сложное что ли дело долговязому братцу Скрэббу: треснуть Дарби по башке?! А уж Полпенни все остальное сам доделает.

Вонючка принялся тихонько брюзжать, отчего Скрэббу приходилось то и дело останавливаться и пихать его в бок кулаком. Тодоровски ехал следом и все дивился на эту кошмарную парочку. Так они и добрались до самого полицейского управления. Дарби вошел и всё.

Где же пироги?! Полпенни взбунтовался и принялся высказывать Фунту за бездарное руководство операцией. Но тот и сам был раздосадован, причем в неудаче обвинял Вонючку. Они бы еще долго пересекались, но Тодоровски приступил к действию.

Художник не так просто ехал за ними – у него созрел план, в котором для братцев предусматривалась некоторая роль. Марк вышел из машины, картинно встал у дверцы и, прилепил на лицо самое приветливое выражение, какое обычно употреблял, чтобы разговорить пожилых дам. Для молодых идиотов он еще не обзавелся специальным набором выражений лица. После чего подал сигнал.

Мелодичный гудок привлек внимание дерущихся гиен, они выставили на Тодоровски свои жадные гляделки. Косоглазый Гунни обозревал и художника, и машину одновременно.

Марка слегка замутило от перспективы общения с ними, но он преодолел минутную слабость и немедленно приступил к деловому разговору.

– Хэлло, джентльмены, как насчет перекусона?

Нет, все-таки он выбрал слишком замысловатую манеру общения. Его просто не поняли, потому что Скрэбб пошевелил ноздрей и вознамерился дать этому господину в личико. Тодоровски мигом оценил ситуацию и быстро избрал новый подход:

– Жрать хотите?

Еще бы не хотели! Голодные идиоты сразу почувствовали к нему доверие и подошли ближе. Полпенни даже как-то удалось свести глаза в фокус. Фунт заглянул в машину, ожидая, что увидит на заднем сиденье кучу всякой всячины. Но там было пусто.

Тодоровски поспешно и с максимальной простотой изложил перед ними свой план, согласно которому следовало зайти в кондитерскую миссис Варески. Сначала, согласно его соображению, следовало накормить братцев Дак. А потом уже выступить с деловым предложением, от которого эти чучела едва ли смогут отказаться.

Братцы просияли: кондитерская миссис Варески всегда представлялась им земным раем, куда вход простым смертным заказан. Они закивали головами и торопливо двинули к румынской кондитерской, до которой не близко. Но тут судьба, очевидно устыдившись утренних упреков, которые адресовали ей несчастные детишки миссис Дак, прямо-таки раскрыла щедрые объятия и одарила их благодеяниями:

– Эй! Куда же вы?! Садитесь в машину! – воскликнул Тодоровски. И тут же добавил по возможности ласковым голосом:

– Хотите покататься?

Недавнее видение Скрэбба вдруг начало превращаться в чудную реальность: покататься в машине! Оба были донельзя счастливы. На их немытых физиономиях выразилась простодушная радость.

Однако, подъехав к кондитерской, Марк сообразил, что появляться у румынки в компании двух помойных недоумков было бы совсем неумно. Всё-таки, ему тут ещё завтракать придётся, и не раз.

– Сидите-ка вы тут. – сказал им озабоченный Марк Тодоровски. – А я сейчас пойду, чего-нибудь куплю.

Братцы пребывали в неземном восторге и радостно обменивались впечатлениями:

– Фунт! – торжествующе воскликнул дылда Скрэбб, поднимая грязный большой палец.

– Полпенни! – охотно соглашался тощенький Вонючка.

Через несколько минут Тодоровски вышел с большим пакетом всякой недорогой снеди: он скупил у миссис Варески за бесценок подсохшие пирожные, подгоревшие булочки и прочее, что подешевле, так как знал, с кем имеет дело. А так же пару больших пластиковых бутылок лимонада.

Марк поспешил убраться с людских глаз куда-нибудь за город, на природу. О природе братья имели самое смутное представление, но почему бы не посмотреть?

Художник гнал быстро, но еще быстрее братцы поглощали угощение. Природа находилась совсем недалеко от вагончика, в котором жило семейство Дак. Там, продуваемый ветерком, вдали от посторонних взглядов, Марк Тодоровски начал объяснять Фунту и Полпенни, чем им предстояло заняться. Он был уверен, что эти двое не откажутся, и точно не ошибся. Мало того, что они будут стараться из любви к делу, да еще и паек будут получать за работу, причем независимо от результата.

Хитрый Тодоровски предложил им слежку за дорогим Дарби. Братья Утки должны наблюдать за своим братцем и докладывать Марку все, что только обнаружат. Не сегодня-завтра он ожидает, что Дарби будет вертеться возле дома ювелира. Им надо прятаться за кустами и поглядывать во все глаза. Вот и все. Надо ли говорить, в каком восторге были оба идиота?

***

Марк Тодоровски днем ранее встретился, как и было условлено, с Дарби в кондитерской. Он заметил этого парня еще до того, как познакомился с ним у дверей магазина мистера У. Юный полукоп вообще фигура в городке приметная, он у всех на виду. Совершенно очевидно даже постороннему взгляду, что он буквально кладезь информации, если только уметь к нему подобраться.

Этот парень сразу показался Марку недоумком, это было совершенно очевидно. И Марк думал, что сразу и легко расколет его. Поэтому ему стало так забавно, когда он нечаянно свалил этого молодого дурня, воображавшего себя полицейским, с ног да еще таким уморительным способом: дверью по заду. Ну просто анекдот!

Марк даже позволил себе порезвиться: сначала он повел себя так искренне, так располагающе, что дурень проникся доверием и перестал конфузиться. Было совершенно очевидно: тот радуется, что над ним не посмеялись. А так произошло бы наверняка, выходи из дверей не интеллигентный Марк, а кто-нибудь из местного населения. Вроде тех простых ребят, что усердно сидят в пивной, как на работе.

Только что Марк имел беседу с корейцем и кое-что узнал для себя полезное. Тодоровски представился художником-реконструктором, хотя сам имел не совсем точное представление, что это за птица. И наплел такую ахинею, чтобы напустить важности перед простаком Дарби. Он очень потешался, произнося всю эту высокопарную чушь, которую тут же и выдумал. Малыш откровенно робел перед изысканными манерами явно столичного гостя, перед его всепобеждающей любезностью.

По сценарию он должен был тут же и расколоться: начал бы, чтобы скрыть неловкость, хвалиться тем, что он здесь тоже немаловажная фигура. Постарался бы представить себя вполне высокоразвитым существом, достойным такого собеседника. И, чтобы выделить себя из здешнего общества, начал бы выбалтывать сведения, которые жаждал услышать Марк. Столичный гость считал себя тонким психологом и полагал, что умеет виртуозно манипулировать людьми, особенно провинциалами.

Но Тодоровски просчитался. Все хитроумие его здесь оказалось совершенно излишним. Он ошибся в оценке характера Дарби. У Дарби не было ни капли самолюбия. Мальчишка так простодушен, что верил всему. Тодоровски был сбит с толку, когда в ответ на все свои происки встречал открытый и честный взгляд.

Глаза у Дарби были необычайно теплого карего цвета. Их выражение походило на взгляд спаниэля – вежливое и слегка отвлеченное. Что бы Марк ни говорил, на румяном круглом лице Дарби ничего не отразилось, он все так же доброжелательно слушал и ничего не произносил. Может, у парня и были какие мысли, но Марку не удалось обнаружить и следа их в глазах данного экземпляра.

"Одно из двух, – раздосадованно подумал Тодоровски, – либо я говорю с полным идиотом, либо этот провинциальный пинкертон в самом деле себе на уме."

Поэтому Марк предложил продолжить беседу в более удобном месте в надежде как-то раскрутить этого недокопа.

Часом позднее он уже сидел в кондитерской, где каждый входящий с любопытством поглядывал на него. Очевидно, здешнее общество не избаловано визитами приезжих.

Дарби явился, как обещал, ровно через час. Тодоровски нужны были сведения о ювелире, и он не хотел, чтобы это было очень заметно. Говорить следовало не касаясь личности мистера Дейча, пусть Дарби сам выболтает в свободной непринужденной беседе нужные сведения.

Но Марк снова потерпел неудачу. Пинкертон ничего выбалтывать не собирался. Этот болван даже не пытался поддерживать беседу, он просто слушал, как Марк заливается соловьем, и кивал с довольным видом. Тодоровски злился и никак не мог понять: то ли это такая мастерская игра и собеседник прикидывается простачком, то ли в самом деле такой недалекий.

Он просидел в кондитерской целый час и скормил этому идиоту немало пирожных, а потом тот засобирался в офис полиции. И они радушно распрощались с обоюдными пожеланиями удачи.

На другой же день Тодоровски выследил его братьев и уже не удивлялся более своему вчерашнему собеседнику. Все-таки над убогими грех смеяться.

Мнимый художник-реконструктор забрел в пивную и досконально выслушал историю семьи Дак, включая излюбленную всеми сплетниками версию ограбления. А утром отправился к месту проживания этих отщепенцев и некоторое время наблюдал в бинокль их блуждания по свалке. Потом проследовал за ними в машине по улице городка.

Эти два, похожих на помойных котов, ублюдка люто ненавидели своего брата. Поэтому завербовать их было несложно. Не то, чтобы от них было много толка в слежке, но совать палки в колеса было одним из любимых приемов Марка. Не всегда из этого получается толк, иногда результатов просто не бывает. Но подбросить камушки в расследование Дарби а в том, что Дарби вел расследование, сомнений не было) было бы полезно.

По некоторым признакам Тодоровски понял, что Дарби тоже интересуется ювелиром. Это необходимо прекратить.