Текст книги "Путешествие по Советской Армении"

Автор книги: Мариэтта Шагинян

Неуклонно из года в год увеличивался озимый клин – за три года войны, например, он вырос на десятки тысяч гектаров, а если заглянуть глубже в прошлое, то увидим, что рост его особенно усилился с 1937 года – за семь лет на 88 721 гектар.

Что означало это увеличение для Армении? Весна на армянском нагорье холодна, а лето засушливо. Бывает, что яровые еще и вызреть не успеют, а уже погорят от солнца. И другое бывает: в нагорных районах падает град с голубиное яйцо. Не успеют вылезти слабые, бледненькие ростки яровых, как их перемалывает град, – и опять неурожай. А озимые сеют под снег, сеют хорошими семенами высокоурожайных местных сортов «слфаат» и «гюльгани», которые к осени у вас под рукой, время есть отобрать их, – и они набирают за зиму влагу, вызревают уже крепкими ко времени града и обеспечивают хлебом горные районы, где раньше постоянно страдали от недородов.

Озимые берут от армянской земли соки, которые без них пошли бы на сорняки: озимые питаются за счет солнца, – их вегетационный период долог. И в результате не только не истощают землю, но после них некоторые пропашные культуры (свекла, например) чувствуют себя здесь лучше, чем после яровых.

А если вспомнить, что озимый клин, как правило, помогает регулировать и вводить севооборот, то станет особенно ясным, насколько окрепла и шагнула вперед культура сельского хозяйства в Армении за истекшие годы. Но вместе с ростом озимого клина мичуринская наука подсказала Армении и такое средство борьбы с условиями климата и вегетационного периода, как замечательный способ летних посадок. Летний посев кормовой травы суданки, летняя посадка картофеля уже дали свои результаты.

В мае 1950 года Совет Министров СССР поставил перед Арменией задачу: добиться, чтобы в ближайшие годы республика смогла себя обеспечить собственным хлебом. Это огромная задача. Для выполнения ее Армения должна к 1957 году расширить посевную площадь зерновых в колхозах с 280 тысяч гектаров до 460 тысяч гектаров, причем 400 тысяч гектаров должно быть отдано под пшеницу и только 60 тысяч гектаров под другие зерновые культуры. Но для победы одного расширения площади мало, – необходимо удвоить и урожайность зерновых, а это означает серьезнейшую борьбу за высокую культуру обработки земли, за удобрения, за механизацию полевых работ, за правильный севооборот. На XV съезде Коммунистической партии Армении было отмечено, что одним из главных вопросов дальнейшего развития сельского хозяйства Армении является борьба за пшеницу. К этому вопросу должно быть приковано внимание партийных и советских организаций, а также колхозов.

Вместе с подъемом урожайности зерновых год от году поднимается в Армении и урожайность трудоемких ценных растений. Даже в те годы, когда хлеб был дороже всего, в труднейших условиях войны, расширялась площадь также и под техническими культурами. В республике выросли посевы табака и свеклы; решительно завоевали Армению картофель и овощи. Идут работы над выведением длинноволокнистого хлопка, разводятся герань и казанлыкская роза, дающие ценное масло.

Развитием перерабатывающей промышленности послевоенная пятилетка закрепила рост этих ценных культур; построены сахарный завод, новые консервные фабрики, расширен Ленинаканский текстильный комбинат, завод лаков и красок в Ереване и многое, многое другое.

Армения, никогда не имевшая своих семян для посева кормовых растений, сейчас создала свои превосходные семеноводческие хозяйства, превращает многие дикорастущие травы в культурные кормовые. Орошение Араздаянской степи и других земель даст Армении много десятков тысяч гектаров дополнительной поливной посевной площади. Вместе с этим ростом поднимается и культура труда, множатся кадры опытных работников. Сельское хозяйство насыщается механизмами и электричеством, вся Советская Армения становится страной сплошной электрификации: на 1 февраля 1951 года из 666 колхозов республики было электрифицировано 456. По сравнению с 1940 годом доходы колхозов увеличились больше чем в четыре раза, и в 1950 году число колхозов-миллионеров в такой сравнительно небольшой республике, как Армянская, выросло до 112. Насколько высока сегодня культура сельскохозяйственного труда в Армении, показывает быстрое увеличение числа выдающихся работников и работниц полей. Если в 1948 году здесь был только один Герой Социалистического Труда, то в 1950 их стало 116, и за эти два года 2600 колхозников получили ордена и медали.

Я почти ничего не сказала о садах и виноградниках Армении. Ими она славилась с глубокой древности. Но между садами мелких собственников в 1913 году и большими колхозными и совхозными площадями в наши дни – огромная разница. Новая, передовая агротехника резко изменила в Армении урожайность, – сады по-новому удобряются, новыми средствами борются в них с вредителями. Сбор плодов увеличился в Армении в четыре с половиной раза. Любопытной статистикой занялись люди в 1944 году. Знаете, сколько пришлось тогда винограда на каждую душу населения в Армении? Около шести пудов. Если бы можно было хранить его, любой из жителей республики мог бы круглый год есть по восемь килограммов винограда в месяц! А в послевоенной пятилетке сады и виноградники получили дополнительную площадь. Надо еще сказать о передвижении плодов в верхние зоны. Закавказье ввело мичуринские методы позднее, чем Север и средняя часть России. Но армяне уже почувствовали благодетельную силу гибридизации, продвижения новых выведенных сортов туда, где раньше не росли яблоки, не созревали помидоры. Замечательные люди, последователи Мичурина и ученики Лысенко, работают здесь, смело вводя их методы, высоко поставив селекционное хозяйство. Сад проникает все выше и выше, и уже в Зангезуре созревает апорт, в Мартуни – антоновка, в Даралагязе – прекрасная анисовка и груша, а в Апаране – такие овощи, которых раньше, прожив там безвыездно всю свою жизнь, многие апаранцы и в глаза не видели. Предстоит массовая прививка дичков, превращение огромного количества диких плодовых деревьев в лесах Зангезура и Айоц-дзора в культурные сорта.

Одной из важнейших послевоенных задач перед Арменией, как и перед всем нашим Союзом, встала задача выполнения трехлетнего плана развития общественного животноводства. Она очень сложна для каждой советской деревни после разрушений войны. Но в Армении выполнение этой задачи осложнилось еще и полной недостаточностью кормовой базы. Только одним увеличением поголовья тут ничего нельзя было достичь. Малорослых и малоудойных армянских коров следовало превратить в высокоудойных, породистых; прежнее малопродуктивное, кочевое животноводство – сделать культурным, стойловым. Процесс этот начался в сущности с первых лет существования республики, но особенно необходимым он сделался после Отечественной войны, когда удалось, на опыте осуществляемой трехлетки, правильно нащупать пути решения задачи: создание и расширение кормовой базы; выведение своей республиканской породы рогатого скота – дорийской; переброска ферм в верхние, горные зоны республики; освоение нового метода воспитания телят, холодного, и много других мероприятий, вплоть до создания своих семеноводческих хозяйств по травосеянию. А среди этих мероприятий очень важным был для животноводства, как и для всего социалистического сельского хозяйства Армении, рост облегчающих труд человеческий механизации и изобретательства.

Возьмем простейшее средство орошения – каналы. Много веков строились они традиционно, без особенных технических новшеств. Сейчас, как я уже писала выше, новая система орошения водоразборными бороздами вместо постоянных каналов, отнимающих много времени, сил, денег, воды и земли, в Армении уже налицо, и, например, только в одном колхозе (имени Микояна) магистральный канал сократился с 49 километров до 21, легче стало ухаживать за ним и поддерживать его, отвоевана лишняя земля, по которой проходил магистральный, меньше расходуется воды. Но дело не только в этом, не только во введении новой системы. Электрификация трудоемких работ подтолкнула изобретательскую мысль, и мы видим, как в самой старой, самой консервативной технике проведения и эксплуатации каналов, технике, выработанной, казалось бы, бесспорным опытом тысячи поколений, наступили резкие изменения. Сколько было, например, страданий с просадками грунта в каналах и как дорого, в какую «копеечку» влетала борьба с ними, цементирование, бетонирование. А вот тов. В. Канаян из НИИГ[89]89
  Научно-исследовательский институт гидротехники и мелиорации. (прим. ред.)


[Закрыть] Армении предложил делать гидроизоляцию из местных материалов, и это дешевое средство выровняло дно канала, уничтожило просадку. Не меньше мук было с ежегодной очисткой каналов, производившейся вручную. Сейчас очистка каналов почти наполовину механизирована. Сложно и хлопотно было управление оросительной системой, – сейчас диспетчер, сидя у своего пульта, как железнодорожник, управляет пуском воды, словно поездом. Дождевание табака, электродоилка, электрострижка овец, электропоилка, переброска и откачка воды, механизмы на полях, управление ими – всюду тяжелый ручной труд человека отступает перед легкой и неутомимой рукой электричества. Это отражается и на росте связи, на культуре дорог. Возьмем дорожные мосты: простые, проложенные колесами крестьянских арб, послушно идущие то круто вверх, то круто вниз, то в овраг через речку, то на горку – вслед за естественным профилем матушки-земли; старые сельские дороги мостов не требуют, арба или ишак и так пройдут по ним. Но машине идти по ним невозможно. Машине нужна трасса. А там, где трассируются дороги, где они строятся культурно, необходимо нужны и мосты. И цифры ясно говорят на своем языке: в 1920 году дорожных мостов в республике было только 328, а в 1950 году их стало 1055…

Если заглянуть в планы наших колхозов, поговорить с бухгалтерами и экономистами рай– и сельсоветов, МТС и совхозов, посидеть во время горячей работы в кабинете председателя колхоза, принимающего десятки посетителей, и вслушаться, вглядеться, вдуматься во всю эту бурную жизнь нашей сегодняшней деревни, то придешь к несомненному неожиданному выводу: да разве «деревня» это? Да разве кое-что в ней не напоминает процессы, происходящие в нашей промышленности, в городских учреждениях? Механизация, рационализация, борьба за экономичность, приложение изобретательской мысли, обновление технологии, комбинирование, кооперирование, рост комплексности – и новые люди! Новое поколение людей, лицо человека, освещенное мыслью, лицо читающего, думающего, заинтересованного человека. «Советская власть плюс электрификация» постепенно снимает в деревне разницу между сельскохозяйственным и промышленным трудом. «Советская власть плюс электрификация» постепенно снимает в деревне разницу между трудом физическим и умственным. И это становится видно простым глазом, переходит в действительность.

И сам собой напрашивается еще один вывод, ясный из всего вышеперечисленного: участие науки в этом великом культурном процессе, повседневная, постоянная, неутомимая роль армянских ученых, армянской Академии наук во главе с ее президентом В. А. Амбарцумяном в решении практических вопросов сельского хозяйства и промышленности.

Я перечислила несколько новых явлений, характерных для сегодняшней Советской Армении. Но характерны они не только для нее, – эти явления типичны для многих мест нашего необъятного Союза, они представляют собою «социалистическое содержание» его большого и единообразного хозяйства. Между тем Армения глубоко своеобразна и по своему географическому и по климатическому положению, и одно только перечисление того, что есть в республике и что будет в ней в ближайшие годы, еще не даст читателю полного знания о ней. Для полного знания необходимо увидеть, в чем «необщее выражение» лица этой маленькой республики, в чем своеобразие узловой формулы ее хозяйства, первые шаги которого начертал Ленин, как «орошение» и «электрификацию». Вулканическая горная страна, полупустынное царство камня и солнца, Армения вошла в семью советских республик, обращая свои минусы в плюсы. Безводье потребовало искусственного орошения, а при особенностях водного режима в Армении, профиле ее горных ущелий, высоком падении ее речек – искусственное орошение легко и естественно сочеталось с гидроэнергетическими установками. Вода, направленная в каналы и брошенная на турбины, сослужила двойную службу – напоила землю и дала Армении дешевый киловатт-час. А дешевый киловатт-час – это как раз то, что ищут в первую очередь химическая промышленность и электрометаллургия, потребляющие электроэнергию в огромном количестве. Понятно, что именно с химической промышленности и начался индустриальный рост Армении, пришли в нее каучук и алюминий и разрослись целыми заводами-городками.

Но на химической промышленности этот рост не закончился. Химическая промышленность потянула за собою развитие новых производств, использующих ее отходы; подняла индустриальную культуру республики, вырастила опытные рабочие кадры и всем этим облегчила и отчасти обусловила бурный рост машино– и станкостроения в Армении. Сейчас новые отрасли тяжелой промышленности, электромашиностроение в особенности, уже начали определять собою индустриальное «лицо» республики. За них, за их большое будущее говорит сама жизнь, соседство большого металлургического завода в Грузии, близость Баку с его заводами, с которыми Армения легко и выгодно кооперируется, получая от них необходимые части и детали.

В горных ущельях Армении почти не было дорог, а поискам дорожных трасс всегда помогают геологи, так же как и поискам воды. Бездорожье и безводье не только не остановили, но наоборот – стимулировали работу геологов, и победа над ними, над бездорожьем и безводьем, шла рядом с освоением богатых недр армянских гор. А новооткрытые рудные недра, в свою очередь, подтолкнули и дорожное и жилищное строительство. До Октябрьской революции никому и в голову не пришло бы смотреть на маленькую «Эриванскую губернию» как на место будущих геологических открытий. Наоборот, в ходу были утверждения о том, что вся она уже изрыта и перерыта, что медь в ней исчерпана и вообще больше искать в ней нечего. А между тем в наши дни объем геологоразведочных работ в Армянской ССР значительно увеличился.

Республика бедна лесом, и для строительства пришлось искать камень. Тогда вулканические горы раскрыли все несчетное богатство своих чудесных туфов, своего декоративного камня, своего базальта, кальцита, пемзы, глины, – и строительные материалы Армении пошли служить не только ей, но и всему нашему Союзу. В то же время бедность дешевым строительным лесом заострила вопрос о буке и дубе, тисе и грабе, которыми богаты армянские леса, – и не только в смысле практического использования этого дорогого поделочного материала, но и в смысле искусственного разведения (при лесопосадках) именно этих лесных пород.

Так, диалектически раскрывая в каждом природном недостатке возможные преимущества, превращая постоянным приложением творческого труда свои природные минусы в плюсы, отражая на себе общий социалистический план преобладания природы, связующий в единый организм весь наш огромный Союз, но и сохраняя свое своеобразие, вырастала Советская Армения. При всех недочетах сельского хозяйства, растущая материальная мощь маленькой республики и героический труд ее народа позволили ей досрочно выполнить послевоенный пятилетний план и уверенно пойти навстречу второй послевоенной пятилетке.

Рост материальный связан с культурным ростом. Чем была Армения до революции? Забитой, отсталой провинциальной глушью. В Ереване и мечтать не смели об университете. Школы можно было перечислить по пальцам. Население, не выезжавшее за пределы Армении, никогда не видело трамвая. Керосиновая лампа в деревнях была роскошью даже у кулака. Те же, кому удавалось получить образование в России, большей частью оставались там и растворялись в русской интеллигенции. Только очень немного врачей «практиковало», как тогда говорилось, в Ереване, – их знали не только в Армении, но и в соседней Персии. Ереванского старожила, доктора Ованнесяна, имевшего на главной улице свою собственную больницу, построенную в стиле «модерн», приглашал к себе делать операции персидский шах.

Суховатый и благовоспитанный, в длинном сюртуке, доктор Ованнесян был специалистом на все руки: хирургом, терапевтом, акушером, аптекарем – сам делал и раздавал все лекарства. Он доживал свой век уже после революции, когда вокруг в городе разрослись государственные больницы, клиники, амбулатории, аптеки. До революции крестьяне отдаленных районов не знали, что такое лечение, а ереванцы не знали, что такое рентген. Как недавно все это было и каким уже невероятным кажется оно нам сейчас, – чем-то старинным, почти анекдотическим, а ведь люди моего поколения видели это своими глазами и притом вовсе не в ранней молодости!

Сейчас в районные больницы, высоко в горах, приходят колхозники и колхозницы, чтобы сделать рентгеновский снимок. В количественном выражении это значит, что в Армении, почти не имевшей до Октябрьской революции медицинской помощи, а тем более бесплатной, уже к 1947 году для медицинского обслуживания населения имелось 98 больниц, 217 амбулаторий, 300 фельдшерско-акушерских пунктов, – а через пять лет и это число покажется до смешного маленьким. Нужно еще помнить, что, кроме увеличения общего числа больниц и других общественных зданий, идет и само преобразование этих зданий: из глинобитных в кирпичные, из одноэтажных в многоэтажные.

Неизмеримо выросли культурно-просветительные учреждения. В стране, по далеко не последним данным (которые, кстати сказать, непрерывно меняются в сторону роста), 17 высших учебных заведений, где обучается около 13 тысяч студентов; 49 техникумов с 9600 учащимися; 9 ремесленных и 5 фабрично-заводских школ с 1185 учащимися и свыше тысячи обычных средних и начальных школ с 280 тысячами учеников. Остановимся на последней цифре. Главным показателем поднимающейся культуры наших советских республик служит, конечно, общее образование всей массы их населения. Советская Армения уже несколько лет как сделалась страной всеобщей грамотности. На XIV съезде Коммунистической партии Армении была поставлена уже более высокая задача: сделать обязательным всеобщее семилетнее обучение в деревнях и десятилетнее в городах. Этим закладывались основы не одной только грамотности, но и общего образования народа. И задача выполняется успешно, нужное количество школ на селе и в городе уже почти создано. Школы строятся непрерывно, и педагогов становится все больше и больше.

Но не только школа способствует распространению культуры и образования в народе. Вся наша советская жизнь на каждом шагу открывает неисчерпаемые возможности для самообразования.

В Армении, как и всюду в Союзе, с каждым годом все серьезней и глубже втягиваются коммунисты в политическую учебу. Труды классиков марксизма-ленинизма переводятся на армянский язык, издаются большими тиражами. Подъем общего культурного уровня народа – это та органическая база, на которой естественно вырастает и научно-исследовательская работа армянских ученых. В 42 научных институтах Армении около 1400 научных работников. До войны в республике имелся филиал Академии наук СССР (Армфан), а в годы войны в Ереване была организована своя самостоятельная Академия наук, стянувшая к себе разбросанные силы крупнейших армян-ученых и тесно связавшая их с практическими проблемами республиканского хозяйства. На 1950 год в Академии наук числилось 26 действительных членов, 17 членов-корреспондентов; в состав ее входило 35 институтов и 700 научных работников, докторов, профессоров и кандидатов. Среди армянских ученых немало женщин. Я уже писала выше о знаменитом сорте пшеницы «егварди-4»; ее вывели ученый секретарь Института генетики и селекции растений, кандидат биологических наук Армик Егикян и старшая научная сотрудница института Амалия Мкртчян. Вся страна знает замечательного химика Аракси Бабаян. Кроме нее, еще две женщины, Дарья Бабаян и Виргиния Микаэлян, имеют степени доктора наук; 17 женщин – кандидатов наук работают в научно-исследовательских институтах Академии, и 50 женщин ведут научную работу в области медицины.

Самые глухие в прошлом районы получили свои театры; всего их в республике 27, а библиотек 621; сельских клубов – 919; городских клубов – 10. В каждом районном центре есть свой Дом культуры, а республика в целом имеет 135 киноустановок.

Печальна была судьба армянских детей до революции. Не говоря уже о беспризорных и сиротах, в бедных крестьянских семьях и при отце с матерью было немногим лучше малышу: глаза его гноились от дыма очага, он заражался трахомой, его безобразила и часто ослепляла оспа, от которой в деревнях не было лечения. Сейчас в прошлое канула оспа, исчезла трахома, побеждена беспризорность; в республике открыто много детдомов, яслей и детских садов. Надо при этом еще и еще напомнить читателю, что приводимые цифры не стоят на месте, они непрерывно движутся вверх, по кривой роста, и то, что верно для вчерашнего дня, сегодня уже оказывается устаревшим, а назавтра будет оставлено далеко позади.

В Армении, кроме армян, имеются и другие национальности: русские, азербайджанцы, курды. Цветущие и крепкие колхозы русских, районные центры, особенно такие, как бывшая Воронцовка, а сейчас Калинино, занимают почетное место в хозяйстве республики, славятся культурным молочным хозяйством, знаменитым пчеловодством, отличным огородничеством. В столице Армении есть хороший русский театр, русская республиканская газета; немало книг на русском языке издают и Академия наук и Арменгиз (Государственное издательство Армении). Но пользуются ими не одни только русские, – почти все население Армении говорит по-русски.

Резко изменилась после революции судьба курдов в Армении. Народ, не имевший до Октябрьской революции своей письменности и почти не оседлый, получил свой шрифт, свои учебники, свои школы, воспитал собственную интеллигенцию. Курдские ученые ведут сейчас серьезную исследовательскую работу в Академии наук Армянской ССР. Кто приедет в центр курдов, Али-кочак, сможет присутствовать на ярких, талантливых спектаклях курдского театра.

Но особенно сильно сказалась советская национальная политика на взаимоотношениях армян и азербайджанцев, живших до самых последних лет в Армении. В 30-е и 40-е годы здесь издавались на азербайджанском языке республиканская и районные газеты. Армения посылала азербайджанцев депутатами в республиканский Верховный Совет и в Верховный Совет СССР. Ереванский педагогический институт имел азербайджанский сектор с тремя факультетами; кроме него, в Ереване находились азербайджанский сельскохозяйственный техникум, педагогическое училище, две средние школы; и в Центральной библиотеке, и в детской, и в городской есть азербайджанские отделения. О районах говорить нечего, – везде были свои средние школы. С переселением части азербайджанцев на родину, в соседний Советский Азербайджан, эти данные несколько снизились в количественном отношении.

Есть многонациональные села, где бок о бок в одном колхозе дружно живут и работают армяне, русские, азербайджанцы (Чайкент, Конкан), и все они одинаково любят свои родные села, как родину. Азербайджанцы гордятся знаменитым своим ашугом – поэтом Алескером, родившимся в Басаргечарском районе Армении, и другими уроженцами республики – прозаиком-новеллистом Акпером Ереванлы (А. Сулеймановым), пишущим на современные темы и одновременно готовящимся к научной деятельности; поэтом Джалалом Сардаровым – уроженцем Котайка.

Поэт Джалал Сардаров вырос в селе со смешанным населением.

«Общий труд крепко породнил у нас соседа с соседом, – рассказывал он в 1947 году. – А что дал нам, и азербайджанцам и армянам, этот новый, счастливый труд, я лучше скажу только что написанными мною стихами».

Вот эти стихи азербайджанского поэта, уроженца Армении:

 
ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА В НАШЕМ КОЛХОЗЕ
 
 
Весною – по склонам встают зеленя,
В долине нарциссы цветут.
И тянет к труду и к любимой меня,—
Потрудимся! Славен наш труд.
А летом склоняется колос тяжел.
Земля, как бесценный алмаз!
Кудрявой лозою наполнился дол,—
Наш труд не обманывал нас.
А осенью – щеки у яблок горят.
И каждый дарами богат.
Мы двери раскрыли, тондыр разожгли,
Чтоб гостя уважить могли.
Зимой не смолкает на свадьбах зурна,
Неведомы скука и боль.
Чья скатерть дарами земли не полна,
Когда на ладонях мозоль? [90]90
  Поэт Джалал Сардаров родился в 1918 году в селе Абдалляр Котайкского района, был членом Союза писателей Армении, в настоящее время живет в Азербайджане.


[Закрыть]
 

(Перевод М. Шагинян)

В этом росте нового человека нашей земли, в перечне культурных ценностей, создаваемых народом, ярко встают главные, обобщенные черты советского гуманизма. Труд, пронизанный светлой и радостной работой пробужденного разума; мысль, взлетающая тем выше, чем сильней и крепче она опирается на практику; страстная преданность новой, советской родине, питаемая соками любви к человечеству; уважение и понимание чужой национальности, рожденное глубоким и правильным освоением своей собственной… И во всем этом – счастье неутомимой борьбы за будущее, преодолеваемых трудностей, сознательного творчества истории, нерасторжимой связи с коллективом, то великое счастье опоры на народ, на массу, без которого нет коммуниста.

Не сразу и не легко выковывались эти черты.

Нужны были годы и годы непреклонной борьбы большевиков, чтоб расчистить почву для роста этих новых черт. Нужны были годы и годы упорной воспитательной работы, выкорчевывающей старую психику частного собственника, темноту рабской приниженности, опасливость одиночки, чтоб дать простор для роста этих новых черт. Изо дня в день, из месяца в месяц терпеливо, упорно, самоотверженно направляла этот рост и развитие наша великая партия. Она воспитывала людей на пашнях, в школах, на кочевках, в шахтах, в вузах, – воспитывала их везде и всегда, направляя народную мысль на высокие нравственные идеалы, заложенные в основе советского строя, уча их гражданскому, политическому самосознанию. И какая духовная сила требовалась для этой работы!

Одну встречу я запомнила на всю жизнь. В ней, как солнце в капле воды, засверкала для меня вся великая воспитательная работа, ведущаяся нашей партией в народных массах.

Случилось это на заре советской власти в Армении, еще в те времена, когда существовал в уездах (тогда еще были уезды, а не районы) так называемый женский отдел и заведовали им завжен, городские девушки, чаще всего молодые, только что окончившие партийную школу. Я должна была как специальный корреспондент «Известий» проехать из Гориса в Сисиан и отправилась просить транспорт и попутчика в уездный комитет партии. Дорога предстояла трудная, «пошаливали», как тогда говорилось, то есть нападали и грабили, а то и убивали одиноких путников; транспорт существовал один – верховая лошадь. Мне хотелось найти солидного попутчика, милиционера, обмотанного патронташем и с маузером у пояса. Но каково же было мое смущение, когда, придя еще до свету к зданию укома, где уже тихо посапывали у изгороди две оседланные лошади, я увидела вместо милиционера худенькую девушку в нарядной блузке, выутюженной юбке и ажурных чулках. Девушка, видимо, первый раз ехала верхом, – ей подставили табуретку, и она, взобравшись на седло, обеими руками ухватилась за поводья. А впереди было 40 километров трудного и опасного пути!..

– Вы знаете дорогу? – неприязненно спросила я.

– Спросим! – ответила девушка.

Секретарь укома, усмехнувшись, хлестнул тонкой веткой наших лошадей, и мы потрусили вперед по неизвестной дороге в белеющем, едва начинавшемся рассвете необъятного Зангезурского нагорья. Всю дорогу я неистово злилась. Спутница моя ехала чересчур медленно, с серьезным лицом, и было видно, что мускулы ее натружены от непривычного напряжения; она не жаловалась, очень оберегала от пыли и ветра свою блузку и юбку, аккуратно поддерживала платочек на голове, чтобы не сбилась прическа. Спросить о дороге было не у кого, но ориентировалась она лучше меня по незаметным признакам, о которых знала, видимо, заранее. Я торопилась и нервничала. И наконец уже к вечеру утомительнейшего дня мы добрались до Сисиана. Ее встретили у ворот Совета, и она, сойдя с лошади, долго стояла в кучке встретивших ее людей, обмахиваясь чистым платочком и оживленно с ними беседуя. Я знала, что все ее существо было смертельно утомлено. Даже мне, до этого две недели не сходившей с седла, было трудно размять кости и сразу шагнуть не вразвалку, – а ведь спутница моя в первый раз ехала верхом! Обе мы почти не ели в дороге. Но по спокойному ее лицу ни о чем этом и догадаться было нельзя. Постояв, она взяла под руку соседа и медленно, переговариваясь со спутниками, пошла к Совету, чистенькая, аккуратная, словно и не сделала сорока километров верхом.

Я сдала лошадей, раздобыла где-то теплый чурек с сыром и отправилась вслед за нею в полуоткрытые двери Совета. Уже стемнело; в мигающем свете керосиновой лампы вся комната была полным-полна армянских крестьянок. Сидели на скамьях, на полу, облепили стол, стояли у стен. Кое-кто держал грудного младенца; замужние были повязаны по старинному обычаю – платком от уха к уху, закрывающим рот и всю нижнюю часть лица. Десятки черных блестящих глаз с детским любопытством так и обшаривали мою завжен, сидевшую за столом в президиуме. Видно было, что они по-своему судят и взвешивают всю ее, от волос до кончика туфель, видят и подмечают, как она держится, одета, причесана. Гортанная армянская речь завжен лилась свободно, убедительно. Когда она кончила, я попыталась было сунуть ей в руку кусок чурека, – но если бы я предложила ей не хлеб, а живую змею, спутница моя не отдернула бы руку с большим негодованием.

Очень медленно и не сразу, вынуждаемые вопросами, словно нехотя, из-под платка, стали говорить женщины. Постепенно платки были сдвинуты на подбородок, на шею, конфуз прошел, голоса окрепли, началась горячая, страстная беседа с жестом, со скрипом. Каждая потянулась к столу, к завжен, и какая-то очень старая крестьянка, полуслепая от трахомы, со впалыми щеками и натруженными большими руками вековечной работницы, неожиданно ласково назвала мою молоденькую спутницу, по летам годившуюся ей во внучки, словом «майрик» – матушка…

Собрание кончилось только к рассвету. Ночлег нам отвели на сеннике в школьной комнате. Соседка моя долго ворочалась и не могла уснуть. Руки ее, лежавшие поверх одеяла, дрожали мелкой дрожью. Она пожаловалась:

– Вот, сама не знаю отчего, сердцебиение по ночам и руки дрожат.

Я не выдержала:

– Почему вы не дали себе отдыха, не поели хлеба, не напились воды? Кому нужно это молодечество, притворство?