Текст книги "Я - машина"
Автор книги: Мари Слип
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Собаку? – прыснул Михаил, – Что ж, тоже достижение. Эххх… Ты ж был самым умным, мы все у тебя списывали. Думали, ты займешь место нашего любимого профессора, это как минимум. А ты стал психиатром! Да еще в этой дыре. Помнишь, кстати, нашего Антоненко-Задрипыша?
Александр Петрович кивнул.
– Представляешь, работает где-то в Европе – тамошние институты его с руками отрывают. Стал большим человеком! А ведь был тупым, как пробка.
– Но наглым, – отозвался Александр Петрович.
– Наглым и тупым, – махнул рукой Михаил, – комбинация не самая лучшая. Хм. Но в его случае, кажется, самое то!
Александр Петрович вздохнул, пригладив взлохмаченные волосы в задумчивости.
– Да почти все наши успели уже многого добиться, – продолжал Михаил, – А ты вот все копошишься со своей психушкой!
– Но если я уйду, кто позаботится о моих пациентах? – неуверенно проговорил Александр Петрович.
– Да дались они тебе! – громыхнул Михаил, отмахнувшись, – Или ты что-то изучаешь, а они тебе – что кролики подопытные?
Александр Петрович смущенно кашлянул.
– Да лааадно. Читал я твою писанину. Ничего нового, все так банально. Наверное, поэтому тебя и считают бездарным выскочкой. А ведь ты мог бы стать отличным нейрохирургом. Ты был лучшим среди нас в этой области, а опустился до психиатрии.
– Ты думаешь, психиатрия ниже нейрохирургии? – раздражено спросил Александр Петрович.
– Да это я так сказал, – Михаил широко и открыто улыбнулся, и раздражение Александра Петровича испарилось от этой улыбки как роса от солнца, – Я вообще-то заехал повидаться перед отъездом.
– Куда собираешься?
– В Москву, на должность заведующего кафедрой нейрохирургии пригласили.
– Рад за тебя, – улыбнулся Александр Петрович, – И как скоро уезжаешь?
– На следующей неделе, нужно собрать кое-какие вещи, доделать дела. Мы тут с ребятами собрались немного посидеть в ресторанчике, отметить. Ты просто обязан прийти, а то обижусь! В субботу, вечером.
– Я подумаю.
– Тут и думать нечего! – гаркнул Михаил и, приблизившись, молодецки хлопнул своего друга по плечу, – Я буду ждать тебя. Александр решил промолчать. Он не любил все эти сборища, шумные компании и тем более не любил своих сокурсников, которые – и это не было для него секретом – насмехались над ним.
– Впрочем, – сказал Михаил после паузы, – Есть у меня к тебе еще одно дело. Я знаю, что ты отличный психиатр, и, кроме того, любишь своих пациентов. А это, наверное, самое важное в успешном лечении. Важнее таблеток. Так вот, у меня знакомый есть, молодой художник. Он парень странный, не от мира сего. В общем, ему, по-моему, нужна помощь. Я решил обратиться именно к тебе не только и не столько как к профессионалу, а больше как к хорошему человеку. Мальчик никому не доверяет, сейчас с ним почти невозможно общаться. Если ты ему не поможешь, его точно заберут в психушку, и что там его ждет, неизвестно.
– Ну что ж, пусть записывается на прием. У меня дни… – начал было Александр Петрович, но Михаил снова перебил его, замахав руками:
– Нет, нет, нет! Он ни за что не пойдет! Страшно ненавидит всех психологов, психиатров и прочее подобное.
– Так что же я могу сделать?
– Нужно, чтобы он пришел к тебе домой, понимаешь? Ну… домашняя спокойная обстановка и все такое… Вы бы просто пообщались. Только без всяких намеков на лечение! Ну… Просто, как люди.
– Понимаю. Но вряд ли это возможно, – проговорил Александр Петрович, – Я бы даже сказал, это исключено!
– Ну ладно тебе, – Михаил снова похлопал его по плечу, – Я же тебя как друга прошу, да и отблагодарить сумею. Помощь пацану нужна, понимаешь?
Александр Петрович долго раздумывал. А потом нерешительно проговорил:
– Хм… Ну что ж… Почему бы и нет?
– Ну вот и замечательно! – просиял Михаил, – Только ты это… Смотри мне, все должно быть строго конфиденциально!
Александр Петрович кивнул.
– Ну что ж, давай лапу, да побегу я дальше по своим делам, – Михаил пожал сухонькую руку Александра Петровича и вышел. Александр Петрович остался один. И еще долго что-то обдумывал.
***
Вечером, когда Александр Петрович пришел домой, его встречал Граф, повиливая хвостом. Доктор снял пальто, погладил пса по голове и направился в кухню. Покормив Графа, он выпил стакан чая и ушел в кабинет.
Это была хоть и большая, но захламленная, а от того тесная комната с обширным письменным столом, вечно заваленным бумагами, уставленная стеллажами с книгами и пробирками. На полу стояли большие весы, а на столе – дань современности – компьютер, который помог купить сосед. Александр Петрович привычно включил машину и, пока компьютер грузился, стал размышлять.
Ему следовало встретиться с молодым художником. Ох уж эти творческие люди! Для них помешательство – это нечто, прилагающееся к таланту. Александр Петрович не любил «творческой интеллигенции», и на то были свои причины. Когда-то очень давно в молодости он был влюблен в поэтессу. Как наивен он был, думая, что сможет ей помочь, сделать ее счастливой. Но эта задача оказалась невыполнимой. Все эти писатели, поэты и художники так любят страдать! И совсем не хотят быть счастливыми... Молодая поэтесса была слишком чувствительной, слишком нежной для этого мира и вот – ее больше нет. Никакие таблетки, никакая терапия не смогли удержать ее от этого страшного шага – суицида.
А Михаил еще спрашивает его – зачем ты стал психиатром? Тогда Александр Петрович понял, что лечить следует только тех, кто сам жаждет излечения, и не в коем случае не связываться с творческими людьми. Но что-то все-таки заставило его изменить свое мнение. Компьютер загрузился, и Александр Петрович принялся сравнивать графики, а потом позвал Графа. Пес пришел сразу же.
– Давай, мой хороший, сюда, – Александр Петрович похлопал по весам, и собака послушно вскочила на них. Граф уже привык к этим странностям – сначала еда, потом весы.
– Угу… – пробормотал под нос Александр Петрович, – Молодец, поправляешься. Ну что ж, мой друг, можешь идти.
Пес спрыгнул с весов, завилял хвостом и лизнул руку доктора.
– Ну все, все, мой хороший, – заулыбался Александр Петрович, – Ну иди, не мешай мне.
Пес вышел из комнаты, а доктор уселся за компьютер и, открыв нужный файл, добавил какие-то сведения к записи: Электроэнцефалограмма мозга в порядке. Незначительно увеличены лобные доли. Мозговой метаболизм в порядке. Сердце в порядке. Незначительно повышен уровень катехоламинов. Продолжаю вести наблюдения.
***
На следующий день пришел молодой художник. Красивый парень около двадцати пяти лет, голубоглазый и темноволосый. Тонкие черты лица были немного испорчены синевой под глазами. Одет он был легко, несмотря на раннюю осень – в простую синюю футболку и темные джинсы.
Александр Петрович пригласил гостя в гостиную. И тут вдруг из спальни вышел Граф и недовольно зарычал. Доктор загнал пса обратно в комнату и закрыл дверь, чтобы тот не смог выбраться.
– Простите, – извинился Александр Петрович, – Совсем забыл о нем.
– Ничего, ничего, – махнул рукой гость.
Художник представился. Его звали Вадимом. Взглядом опытного психиатра Александр Петрович сразу же определил у него сильную депрессию, хотя Вадим вел себя спокойно и адекватно.
В гостиной царил бурый полумрак из-за плотно сдвинутых старомодных штор кирпичного цвета. Александр Петрович хотел было их раздвинуть, но Вадим попросил этого не делать – от яркого света у него начинали болеть глаза и голова.
– Присаживайтесь, – указал Александр Петрович на диван, – Если хотите, я принесу чая или кофе.
– Просто воды, если можно, – сказал Вадим, несколько безразличным взглядом обведя комнату.
Александр Петрович принес графин. Художник налил себе немного воды в граненый стакан и неторопливо выпил.
– Мне сказали, что вы можете мне помочь, – произнес после долгой паузы Вадим, опустив глаза в пол, – Я до последнего момента не хотел сюда приходить. Знаете, однажды Гоголь пришел к дому, где жил психиатр, покрутился перед воротами, да так и уехал восвояси. Великий писатель догадывался, что он болен, но решающего шага так и не сделал. Может быть, боялся вместе со своим безумием утратить и талант?
– Интересная история, – согласился Александр Петрович.
Снова наступила неловкая пауза. Доктор ждал, что еще скажет Вадим.
– Я догадывался, что со мной что-то не так, но пока об этом мне не стали говорить окружающие, все было в порядке. Знаете, я художник, а, значит, рожден, чтобы творить. Цена за творчество – рассудок. Я был бы согласен с таким положением вещей, если бы…
Вадим задумался.
– Если бы … что? – осторожно спросил Александр Петрович.
– Если бы не личная жизнь. Но впрочем, – быстро добавил Вадим, – вас же, наверное, интересует прежде всего, на что я жалуюсь, что со мной происходит, были ли в моем роду больные или умалишенные?
– Меня интересует все, что вы скажете, – доверительно ответил Александр Петрович.
Вадим вздохнул. Некоторое время молчал, словно собираясь с духом. Потом заговорил.
– Возможно, все началось с того момента, когда однажды я увидел в своей комнате призрак. Мне было меньше десяти лет. Уже тогда я хорошо рисовал, чем удивлял взрослых. Сам я никогда этому не учился, что-то само заставляло меня это делать, и если я забрасывал свое занятие хотя бы на неделю, снова появлялся этот призрак. Он был так похож на меня самого, что лишь немногое в его лице говорило мне, что это все-таки не я. Этот призрак то плакал, то ругал меня, заставляя снова и снова брать в руки кисть. Впрочем, хм… Я вынужден признать, в нашем роду были душевнобольные. Мой родной дядя, брат моего отца, провел вторую половину жизни в психиатрической лечебнице. Еще кто-то из его детей страдает видениями. Знаете, мне бывает порой страшно одиноко и тоскливо, у меня скверный характер и часто без причины портится настроение, но этот призрак – последняя капля.
– Самое главное, – кивнул Александр Петрович, – Что вы сами хотите быть здоровым.
– Я хочу быть не здоровым, а счастливым.
Вадим помолчал. Потер лицо ладонями и продолжил.
– Я встретил человека и полюбил его. Но этот человек считает меня сумасшедшим, вначале у нас все складывалось великолепно, но вскоре снова появился этот призрак. Он начал говорить мне неприятные вещи, заставлял меня бросить этого человека, чтобы остаться совсем одному. Этот призрак был против нашей любви. Иногда он за меня говорил неприятные вещи и делал странные поступки, у меня не было сил сопротивляться ему. Однажды он все-таки поссорил нас. Человек, которого я так люблю, презирает меня. Я не могу объяснить ему, что во всем виноват чертов призрак, который преследует меня с детства.
– Этот человек любит вас?
– Скорей всего да, но меня «другого». Понимаете? Другого, меня – тихого и спокойного, без этого безумия. И он страшно ненавидит меня пьяного, сквернословящего, одержимого. Я бы мог прожить с этим призраком. Черт с ним! Но если бы только он заставлял меня рисовать и все! Но он лезет в мою личную жизнь.
Александр Петрович помолчал. Он почему-то подумал о том, что всех людей преследуют призраки. К одним они приходят наяву, к другим – во снах и фантазиях. К нему приходил призрак женщины. Это была Она. Не спасенная им поэтесса.
– Мой друг любит меня, – продолжал свою исповедь художник, – Но мы с ним постоянно ругаемся, не находим общего языка. Скандалы начинаются с пустяков. Например, он вдруг скажет вслух, что не любит читать сказки, а я их обожаю, и вот мы уже с ним готовы убить друг друга. А призрак стоит за моей спиной и говорит мне в ухо, что я должен бросить его. Мой призрак одержим искусством, он не дает мне покоя. Да, признаю, я стал много пить. Выпиваю с тоски и от досады. Однажды я застал его с другим мужчиной. Он сказал мне, что любит меня, но жить со мной невыносимо. И что, может нам, следовало бы расстаться. Тогда мы бы сохранили свою любовь.
Александр Петрович не смог сдержаться, чтобы удивленно не поднять брови. Он-то считал, что речь идет о девушке.
Заметив это, Вадим смущенно улыбнулся и вздохнул:
– Я знаю, что вы сейчас думаете обо мне. Может быть, даже презираете меня за мою странную любовь и за мои чувства. Но они такие же, как и у всех. Просто я художник, нестандартно мыслю и нестандартно люблю. Ну, ведь у каждого же любовь своя, правда? Вот вы, например, кого-нибудь любили в своей жизни?
Александр Петрович замер. Сглотнул и, стараясь звучать спокойнее, проговорил:
– Я не знаю, любил ли я кого-нибудь. Любовь нужно постоянно проверять на крепость, чтобы чувствовать ее.
– Ах, красиво сказано, – молодой художник вытянул ноги и расслабился.
– Вы хотите, чтобы я помог вам избавиться от ваших страданий, – продолжил говорить доктор, – Но для этого вам нужно быть со мной откровенным и самое главное – выполнять все мои поручения.
– Что ж, я готов, – решительно произнес Вадим, а потом добавил не без бравады, – Знаете, говорят, что если талантливому человеку предложить избавиться от таланта и вместе с ним – от страданий, то он откажется от этого. Страдание и талант всегда сопутствуют друг другу. Но я больше не могу. Я очень на вас надеюсь…
– Не волнуйтесь, – поспешил успокоить его Александр Петрович, – Я, кажется, понял, в чем дело и уже знаю, как вам помочь. Я помогу вам, обязательно!
Художник улыбнулся.
– А теперь… Гм… Не были бы вы против, если бы я попросил вас познакомить меня с вашим другом?
Вадим покраснел.
– С Романом? Вряд ли мне удастся уговорить его прийти к вам.
– Но это очень важно. Очень. Постарайтесь.
– А … – Вадим с сомнением посмотрел на Александра Петровича, – Это поможет мне наладить с ним отношения?
– Даже если призрак не исчезнет из вашей жизни, Роман будет любить вас. Он все поймет, даже больше чем вы сами в состоянии ему объяснить. А вы поймете его. Вы как бы обменяетесь своими жизнями и жизненным опытом. Ваши чувства станут его чувствами. И все ваши конфликты после этого великого понимания исчезнут.
Почему-то Вадиму вдруг сделалось смешно. Его тонкие, нервные губы растянулись в улыбке.
***
В тот день Александр Петрович отключил телефон. В кабинете стоял огромный белый прожектор, несколько каких-то странных приборов и компьютер, от которого к операционному столу тянулся толстый кабель. Окно было плотно занавешено.
Александр Петрович внимательно изучал данные на мониторе. Доктор был спокоен и уверен в себе, зная, что его эксперимент завершится удачей. Удачей, даже если Граф погибнет сразу после операции. Нужно было лишь собрать нужные показания. Для этого хватит и пяти минут собачей жизни.
На столе рядом с его питомцем лежала еще одна молодая собака, подружка Графа. Александр Петрович привел ее совсем недавно, и собаки быстро сдружились.
Операция длилась около пяти часов. Лишь когда все было окончено, Александр Петрович переключил компьютер в режим обычной работы и принялся быстро набирать текст.
Наконец-то я смог воплотить свой эксперимент в жизнь. Потребовались две молодые собаки – самка и самец. Обоим особям не больше трех лет.
Произведена трепанация и разделение corpus callosum у обоих животных сразу. После того, как было разрезано нервное сплетение, произведено подключение левого полушария самца с правым полушарием самки при помощи кабелей. В места соединения нервов были помещены радио датчики. Сейчас животные находятся в полном порядке, сердцебиение в норме. Для их жизни опасности нет. Начинаю снимать показания с радио датчиков.
Александр Петрович потратил очень много денег на это оборудование, многое собрал сам. Он был уверен в том, что этот эксперимент уникален и бесценен по своей значимости. Хотя, многие его коллеги наверняка посчитают его чудовищным и ненужным, совершенно бесполезным для современной науки.
Но как психиатр и психолог, Александр Петрович был уверен, что все конфликты между людьми происходят по вине непонимания друг друга. Никто не может увидеть мир глазами человека, которого считают неправым. И каждый уверен, что только он знает истину. Люди пытаются навязать друг другу свое мнение, переубедить друг друга, найти ошибку в суждениях друг друга, и никто не может увидеть одну и ту же проблему с разных сторон.
Александр Петрович размышлял:
«Людям дано два полушария мозга – левое и правое. Для того чтобы один человек мог заглянуть в душу другого и позволить при этом заглянуть в свою, необходимо совместить работу полушарий их мозга. Сегодня я сделал это со своими питомцами, на будущей неделе сделаю с людьми и я уверен, в конце концов, найду ответ на свой вопрос, почему люди конфликтуют».
***
Собаки выжили. И чувствовали себя вполне неплохо после операции. Александр Петрович был рад этому, но в душе у него снова поселилось тоскливое беспокойство.
Он вспомнил свою поэтессу. Она была нервной, легко возбудимой и в то же время ранимой и слабой. Он и она были так молоды, и между ними постоянно случались мелкие скандалы. После очередной ссоры она совершила глупость, и ее не стало. А в его душе не осталось никаких чувств. Других женщин в его жизни больше не появлялось.
Она любила животных, особенно собак.
Не только она своей горькой судьбой привела Александра Петровича к мысли об этом эксперименте. Были и другие люди. Например, сестры Александра Петровича. Они обе не могли иметь детей, постоянно ругались с мужчинами и даже дрались с ними. Родители его ненавидели друг друга. «Они просто не могли увидеть мир глазами тех людей, с которыми конфликтовали. Я это понял… понял».
***
На следующий день художник Вадим сидел в гостиной на диване, низко опустив голову, и рассматривал свои шнурки. Александр Петрович сидел напротив него, пытаясь угадать мысли этого человека. Они оба были напряжены.
– Где ваша собака? – спросил Вадим.
– Эм… Моя собака? Она убежала и пока не вернулась. Все утро искал, стервеца такого, – Александр Петрович попытался даже усмехнуться, но получилось скверно, – Думаю, когда Граф проголодается, он сам прибежит ко мне.
– Логично.
Они снова замолчали. Они хотели, чтобы тишина перестала быть неловкой. Тишина не должна стеснять людей, только тогда они будут по-настоящему доверять друг другу. Александр Петрович ждал этого доверия вдвойне, ведь доверие позволит ему совершить задуманное.
– Извините, я немного выпил, – хрипловато проговорил художник.
– Эм… Ну что ж, наверняка тому была причина, – доверительно произнес Александр Петрович. Вадим быстро поднял глаза и с чувством произнес:
– Спасибо. Хоть вы не читаете мне морали, я устал от этого. Все беспокоятся обо мне, все дают мне советы – как я должен жить и что должен делать. А знаете, почему все так обо мне беспокоятся?
– Почему же?
– Потому что притворное беспокойство льстит людям. Тем более им лестно дать жизненный совет человеку, который недавно продал свою картину и заработал неплохие деньги, но при этом они словно говорят мне – ты просто художник, а значит, ничего не знаешь о жизни, ведь все, кто рисует – дети!
Александр Петрович легонько кивнул в знак понимания.
– Хм, – пробормотал Вадим, – Кажется, я стал пить больше. А что такого? Во-первых, у меня есть деньги на выпивку, много денег. Во-вторых, алкоголь помогает мне прожить еще один день, помогает стоять на ногах у холста по двенадцать часов. И… И это все из-за Романа…
– Что с ним случилось? – спросил Александр Петрович.
– Он нашел себе женщину, – Вадим прорычал, с силой сжимая челюсти. И вдруг вскрикнул:
– Понимаете, он променял меня на женщину! Самое противное – он отрицает все то, что было между нами! Он любил меня, я точно знаю! А теперь говорит, будто я все это придумал себе. Вы представляете? Я все себе придумал! Он держал меня за руки, мы проводили друг с другом ночи, и нам было плевать на весь мир, он звонил мне, он выслушивал все мои жалобы на проблемы, он сушил мои слезы, он дарил мне цветы! Представляете? Даже дарил цветы… И вот он говорит, что я все придумал! И сказал мне, чтобы я все забыл.
Александр Петрович терпеливо слушал.
– Это моя натурщица. Вероятно, познакомились в моей студии во время какой-нибудь очередной пьянки… – Вадим помолчал и прошипел с настоящей ненавистью, – Грязная шлюха! Они трахались в соседней комнате и даже не удосужились закрыть дверь! Да еще и под музыку. Этого…как его там?.. Ну помните, у него еще куча голых баб была в клипе?
Александр Петрович промолчал, понимая, что Вадиму сейчас не важно, понимает ли доктор, о каком исполнителе идет речь. Художник продолжал:
– Рома так смотрел на этих женщин… С восхищением. Я намекнул ему на это, сказал, что это просто голые куски мяса. А он ответил, что я ни черта не понимаю в женской красоте. Знаете, как будто это было какое-то предзнаменование. И вот… они… Уф… Я убежал в ночь. Он искал меня. Потом нашел. И все мне высказал. Что он не любит мужчин. Что он не такой, как я. А я… Я себе все придумал… Но…Я все-таки сумел. Я уговорил его. Сказал, что это – последнее, о чем я его попрошу… Он придет на выходных.
– Что ж. Это прекрасно. Все будет хорошо.
Александр Петрович похлопал Вадима по плечу, и тот слабо улыбнулся.
***
Шли дни. Погода испортилась, от бабьего лета не осталось и следа. Начались сильные дожди, дорогу возле дома, где жил доктор, размыло. Поток грязной воды носил веточки, желтые листья и прочий мусор. Изредка по этой дороге пыталась проехать одинокая машина. Шофер осторожно выкручивал руль, но, в конце концов, застревал в какой-нибудь луже. Мрачное небо давило на этот мир, и тело Александра Петровича реагировало, как барометр – все внутри него падало, и он тоже падал духом.
Компьютер был включен, Граф и его подруга, которую доктор назвал Лайкой, лежали рядышком на ковре. Их головы были перебинтованы. Александр Петрович взглянул на Графа. Похоже, собака хорошо перенесла операцию. Доктор включил компьютер в режим сканирования радиосигнала с головы Графа. На экране, в небольшом окне появились какие-то черные полосы.
– Графуша, – нежно проговорил доктор.
Обе собаки повернули к нему головы, как будто эти слова касались их обеих. Экран вспыхнул ярче и на нем начали появляться цветные полосы. Доктор усмехнулся и вывел еще один график. На этот раз сканирование шло с радиодатчика Лайки. Цветные полосы графиков Графа были идентичными графикам Лайки.
Александр Петрович тщательно сравнивал графики. Кривые линии слева повторяли кривые линии справа. Казалось, он сканировал один и тот же мозг, но это было не так. Самым потрясающим открытием для доктора явился тот факт, что Лайка за несколько дней сама научилась делать то, чему Александр Петрович учил Графа полгода. А именно, она стала вставать на здании лапы, чтобы выпросить еды у доктора, хотя тот не требовал у нее выполнения подобного трюка. Зато так делал Граф.
Александр Петрович открыл нужный документ и принялся быстро строчить.
Сегодня тридцатое сентября. С момента операции прошло четыре дня. Мне удалось поместил две личности в одно тело, и теперь Граф, если можно так выразиться, может видеть мир глазами Лайки, а Лайка – глазами Графа. Они испытывают одинаковые эмоции. Этот феномен выявляет себя в простых опытах. Так, когда одно животное начинает есть, у другого начинается усиленное слюноотделение. Пока что животные чувствуют настроение друг друга на уровне простых рефлексов. Но есть и непредвиденные мною результаты. Пока что еще не вполне можно сказать, отрицательные они или положительные. Так, у Лайки появились новые рефлексы, которые могли к ней перейти только от Графа. Пока для меня остается загадкой, будет ли, к примеру, Лайка мыслить так же, как Граф. Будет ли затронута их высшая эмоциональная и интеллектуальная сфера, будут ли они на этом уровне осознавать и чувствовать эмоции и мысли реципиента?
***
«Белые коридоры, белые люди. Они идут мне навстречу, у каждого что-то болит, каждый о чем-то стонет. Я хочу помочь им всем. И я помогу.
Вон бесцельно шатается. Его биологический возраст – тридцать пять лет, но мы видим перед собой ребенка, который несет в руках плюшевого медведя, его единственного проводника в этом мире. Гебоидный синдром – говорят они. Хватит, говорю я. Он, прежде всего, – Человек. А вон и старая Анна Сергеевна, которая подожгла свою квартиру, после чего и попала к нам. Синильный психоз – говорят они. Хватит, говорю я. Они люди, они жертвы нашей конфликтной, стрессовой жизни. Недавно мой подопечный, больной подростковой шизофренией, порезал себе вены. Банально, пафосно, ремня ему вовремя не всыпали – говорят они. Хватит, говорю я. Хватит!».
Александр Петрович шагал по длинному белому коридору больницы. Когда он зашел в свой кабинет, здесь хозяйничала уборщица Светочка. Молодая девчонка, устроилась на полставки. Вполне мила и обходительна. Она всегда вежливо здоровалась с Александром Петровичем и осведомлялась о его самочувствии. И Александр Петрович всегда отвечал, что все отлично. Но сегодня она заметила, что что-то не так. И спросила, что случилось.
– Я просто устал, – сухо ответил Александр Петрович.
– Вам бы отдохнуть недельку-другую на море, – улыбнулась девушка, продолжая протирать подоконник, – с женой бы съездили куда. Александр Петрович молча слушал ее, снимая пальто и переодеваясь в белый халат. Он считал, что в его возрасте поздно думать о личной жизни. Нужно думать о том, что останется после. Михаил, его старинный и единственный друг, считает, что каждый обязан прожить жизнь счастливо, то есть, ради самого себя. По его мнению, только глупцы живут ради работы и других людей. У Михаила есть все, что нужно для счастья в его собственном понимании – имя, деньги, хорошая работа, множество знакомых. Про таких, как он, говорят – умный, интеллигентный человек, который сделал себе карьеру, который сделал себя сам.
Когда уборщица ушла, Александр Петрович подошел к подоконнику, взял литровую банку с отстоянной водой и полил цветок. Светочка всегда забывает полить его. Александр Петрович нечаянно задел стебель, и на пол упало несколько сухих листочков.
***
Александр Петрович сидел на кухне перед мойкой и задумчиво смотрел на тонкую струйку воды, текущую из крана. Это успокаивало. Он часто делал так, сначала в школе перед экзаменами, потом после смерти матери, потом после смерти своей поэтессы. Постепенно эти «посиделки» перед краном стали для него чем-то вроде ритуала перед важными событиями. Вода текла на дно раковины и исчезала в черной дыре стока. Скоро должны были прийти Вадим и Роман, а потом… А потом он должен совершить гнусный поступок ради того, чтобы сделать людей счастливыми. Но поступок действительно гнусный! Можно даже сказать, это преступление в каком-то смысле.
На столе лежали две ампулы с мощным транквилизатором. Если была бы возможность вколоть его сразу в вену, все было бы значительно проще, но как уговорить пациентов на укол? Придется все сделать по-другому… Но в любом случае это делается на благо всего человечества и на благо двух отдельно взятых людей.
Внезапно со двора послышалось повизгивание. Александр Петрович узнал голос Графа. Вот так отпустишь одного погулять – сразу же найдет неприятности.
Доктор вышел во двор, в туманное утро – сонное солнце едва пробивало белесую пелену. Александр Петрович позвал Графа, посвистел, но никто не подбежал к нему. Зато он увидел вдалеке у забора странную картину. Лайка вскочила на Графа, обняв его передними лапами. Бедный пес даже не сопротивлялся, лишь жалобно повизгивал.
«О боже, – подумал доктор, – Лайка думает, что она кобель. А Граф тоже хорош – смирился с таким обращением к себе! В нем появилось что-то от самки...»
Тем временем Лайка вдруг гневно зарычала и впилась зубами в загривок своей жертвы. Граф взвизгнул, появилась кровь. Александр Петрович не выдержал и закричал:
– Ты что творишь, а ну брысь!
Лайка не обращала на крик никакого внимания и продолжала трепать Графа. Александр Петрович попытался отогнать ее, но тут Лайка развернулась и укусила хозяина за руку. Потом отскочила на небольшое расстояние и внимательно следила за его реакцией. Потрепанный Граф, скуля и припадая на передние лапы, убежал. А потом и Лайка исчезла в густом тумане. Александр Петрович остался один, в недоумении сжимая пораненную руку.
***
Роман и Вадим пришли в девять утра, как и было уговорено. За это время Александр Петрович успел успокоиться, продезинфицировать и перевязать руку и отвлечься от мыслей о странном поведении своих подопытных животных. Сейчас нужно думать только о предстоящей операции. Несомненно более сложной и важной.
Александр Петрович пожал руки молодым людям и пригласил обоих в гостиную, ссылаясь на страшный беспорядок в своем кабинете. Первое время Александр Петрович разглядывал пару. Роман был чуть выше Вадима, загорелый, здоровый молодой мужчина с правильными чертами лица, прямым носом и тонкими губами. Хорошо одет, тщательно причесан и побрит. От него пахло дорогим мужским одеколоном, от Вадима – спиртом. Оба парня на фоне друг друга создавали резкий контраст.
– Что у вас с рукой? – поинтересовался Вадим.
– Ах, это? – Александр Петрович спрятал забинтованную руку за спину, – Открывал форточку и нечаянно разбил ее, вот и порезался. Ну что ж, для начала давайте выпьем чайку, поговорим немного о том, о сем… Вы пока присаживайтесь.
Александр Петрович ушел на кухню. Вадим и Роман на некоторое время остались одни.
– Забавный человек, – проговорил Роман, – Вежливый, безобидный. Я все по-другому себе представлял.
– Я ж тебе говорил, ничего страшного не случится. Просто поговорим с ним и все.
– Уф. Это ради нашей дружбы, – вздохнул Роман, – И ради тебя. Я рад, что ты все же обратился к психиатру. Вот если бы ты пришел сюда еще и трезвый…
– Я почти не пил, – упрямо возразил Вадим.
Роман замолчал. Он не хотел спорить. Всякий раз подобные споры заканчивались тем, что ему приходилось заламывать руки своему другу и ждать пока тот успокоится и придет в себя. Вадим не умел ни спорить, ни общаться с людьми, он мог даже на шутку среагировать вспышкой агрессии.
Вскоре вернулся доктор, неся поднос с хохломской росписью, на котором стояло три чашки чая, сахарница и небольшой серебряный заварный чайничек. Потом все трое взяли по чашке чая и, усевшись поудобней, стали разговаривать.
– Все-таки очень интересно, – улыбнулся Роман, – Что вы на самом деле задумали? Зачем вам я?
– Но вы же хотите, наконец, разобраться в ваших с Вадимом отношениях? – ответил Александр Петрович, – А также решить проблему Вадима. Это хорошо, что он сам понимает ситуацию, а это – первый шаг на пути к выздоровлению. К сожалению, Вадим много пьет, а это может все осложнить и спровоцировать новые приступы. Сам Вадим уже не в состоянии победить себя, ему нужна помощь.
– И поэтому я здесь? – спросил Роман, поставив пустую чашку на стол. Вадим тоже допил свой чай и угрюмо вертел чашку в руках.
