Текст книги "Я - машина"

Автор книги: Мари Слип

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Что ты ищешь? – повторил художник.

Молодой человек взглянул в его глаза. Взгляд добрый, брови, как и борода, белые, пушистые.

От этого взгляда Саньку почему-то стало плохо, он попятился назад.

– Осторожно! – воскликнул художник.

Но было поздно. Санек покатился со склона оврага вниз. Он не чувствовал боли, упав в камыши он тут же поднялся на ноги и в ужасе бросился прочь от этого места. Он был напуган и подавлен одновременно.

Ноги сами несли его домой. Колени были содраны под плотной тканью брюк, но он не замечал этого. Лишь когда влетел в темный коридор своей комнаты и закрыл за собой дверь, он понял, что потерял один ботинок в овраге.

Сердце его бешено колотилось.

***

На работе был завал. С утра пришла фура с полистиролом, из которого в одном из цехов делали пластиковую посуду, потом пришло еще два вагона с мясом. И ближе к вечеру надо было погрузить коробки с готовой продукцией обратно в фуру. Благо, сама по себе пластиковая посуда весила мало.

Работали на страшном пекле, почти без перекуров и без обеда. Молча, мешок за мешком, ящик за ящиком они делали свою работу.

Потом пришел начальник и сказал, что ему нужно два человека для того, чтобы погрузить газовую плиту в машину, отвезти ее по указанному адресу и там занести ее на третий этаж. Почти все мужики отреагировали на эту просьбу одинаково – сразу стали отнекиваться и вспоминать неотложные дела. Работы было много, денег заплатили не мало, зачем им еще напрягаться ради двух сотен? Хотелось выпить немного пива и свалиться спать.

Начальник, видя такое дело, лично попросил Гаврилыча помочь. Газовая плита не могла подождать до завтра. Почему-то бригадир вдруг показал пальцем на Санька и сказал:

– Тогда его беру с собой.

И как всегда какая-то неведомая сила сковала язык молодого человека, и он не смел отказаться, хотя страшно устал и хотел спать.

Начальник, довольный, кивнул головой, и повел их за собой на склад, где стояла упакованная в картон фирменная газовая плита. Сюда, к огромным железным воротам, которые открывались электродвигателем, подъехал грузовичок-«газель».

– Значит так, ребята, – сказал начальник громовым голосом, – Грузите плиту в «газель», садитесь в кабину, водитель отвезет вас ко мне, я с вами не помещаюсь туда, потому поеду на другой машине. В общем, за дело, чем быстрее управимся, тем лучше.

После этих слов он пошел искать другую машину. А грузчики принялись за работу.

Когда газовая плита была в машине, они залезли в кабину «газели» и поехали по адресу. Санек «играл в молчанку», разглядывая город за окном. Бригадир о чем-то спорил с таким же, как он, пожилым водителем.

Вскоре они были у начальника дома и получали свои деньги за работу. Газовая плита была доставлена на третий этаж без единой царапины. На прощанье начальник сказал:

– Спасибо, мужики, за помощь.

Гаврилыч махнул рукой – мол, ерунда. Хотя на самом деле у них ныли все мышцы от такой работы. До автобусной остановки им предстояло пройтись вместе где-то около пяти минут. Санька соседство бригадира не смущало, – хотя тот его и считал чудаком, но открыто – в отличие от остальных – не высмеивал. Бывало, конечно, пошутит по поводу женщин или выпивки, но дальше этих шуток никогда не заходил. Потому, наверное, Санек уважал этого пожившего человека.

Они шагали молча, страдая от жары, пока им по пути не попался продуктовой магазин.

– А что, Санек, – бодро сказал Гаврилыч, – Может, по пивку?

– Лучше воды, жарко, – простонал молодой человек.

Они зашли в душный магазин и взяли холодного сока и пива. Бригадир всегда был рад выпивке, но водку пить в одиночестве принципиально не желал, потому со вздохом покинул винный отдел. Санек даже пиво не любил. Хотя совсем уж убежденным и принципиальным трезвенником он не был.

Они вышли на улицу, и присели в тенечке на деревянную скамейку.

– Совсем ноги не держат, – пожаловался бригадир.

– Ага, если завтра работы будет столько же, помрем, – добавил Санек.

Сделав основательный глоток пива, Гаврилыч почувствовал облегчение, и он вдруг задал вопрос:

– Слушай, не в обиду, вот ответь мне, чем ты живешь?

Санек пожал плечами.

– Ты ведь холостой?

– Ну да, холостой.

– Водку не пьешь, как остальные мужики, за бабами не бегаешь, парень вроде умный… Чем ты занимаешься в свободное время?

– Ну… – молодой человек задумался, – Книги читаю, телевизор смотрю иногда.

– И все? – недоверчиво спросил бригадир.

– Ну да. А чем еще заниматься-то?

– Ну не знаю. Я вот без рыбалки жить не могу. Сидишь с водочкой и с удочкой, хорошо!

– Не, я не люблю рыбу ловить, мне ее жалко.

– Ну, ты даешь! Что ее жалеть? Хех! Сердобольный какой.

Санек пожал плечами.

– Видно, каждому – свое.

– Ну, время то надо как-то убивать.

– Когда у меня много свободного времени, я выхожу на балкон, – сказал Санек, – Сажусь на старый табурет и слушаю, как шелестят деревья. Так вечно бы сидел.

– И что, и ничего бы не делал?

– Нет. Совсем ничего. Только бы шелест слушал. А времени в этот момент совсем не существует, просто – бац, и исчезает куда-то, как в яму проваливаешься.

– Ну ты прям Аури Шри Биндо, – вздохнул Гаврилыч, – «Безмолвие ума» какое-то.

– Да, так и есть, – согласился молодой человек, – Слушаешь листья, и тебя нет. Исчезает твое «Я». Растворяется в мире.

– Ага, кому, как не мне, это знать! Я потому и пью, чтобы раствориться в мире и быть с ним в полном согласии. Хе-хе-хе…

– А без водки не можешь?

– Нет. Не могу. Как жинка-то моя померла, так и не могу. На трезвую голову нет согласия с миром. Я ведь не Аури Биндо, я грузчик.

– Я тоже, – пробормотал Санек.

Они помолчали немного, потом выкинули в урну пустые бутылки и пошли дальше.

– Слушай, – сказал вдруг Санек, – Вот ты в два раза старше меня, многое повидал, скажи мне, ты веришь в чудеса?

Бригадир почесал голову.

– Я верю, что есть вещи, которых мы не понимаем.

– Этого достаточно, чтобы верить в чудеса. А я вот, по-моему, вчера встретил Леонардо да Винчи.

Гаврилыч молчал. По его лицу нельзя было понять, что он сейчас думает.

– Я серьезно. Не веришь?

Бригадир пожал плечами,

– Ну встретил, и что?

– Да так… Просто не понимаю, как это могло случиться.

– А ты не думай об этом. Встретил и встретил, и что такого?

– Ты понимаешь, я его очень сильно уважаю. Почти люблю. Я его жизнь изучал. А тут вдруг полез в этот чертов овраг и встретил его там.

– А что он там делал?

– Он рисовал бездомных людей.

– Ну, на него это похоже. Он любил бродить по улицам и рисовать, что-нибудь интересное, – подтвердил Гаврилыч, чуть заметно улыбнувшись.

– Я его испугался. Встретил свою мечту и вдруг, вместо того, чтобы обрадоваться этому, я ощутил, как руки начали трястись от волнения. Страшно мне стало, не по себе как-то, я назад шарахнулся и нечаянно даже в овраг скатился.

– А ты уверен, что это именно да Винчи?

– Конечно. Я его узнал по лицу. Это был он. Вот хочу найти его.

– А зачем?

– Он гений. Может, он знает ответ на мой вопрос.

– А ты мне задай этот вопрос. Я вроде поживший, может, я отвечу тебе на него?

– Нет, – Санек глуповато улыбнулся. – Вы ведь не гений! А да Винчи – гений. Я только ему доверяю.

Они подошли к остановке. Тут их пути расходились в разные стороны.

– Ну, пока что ли, – сказал бригадир. – Встретишь да Винчи, передавай ему привет от меня.

– Если встречу, то обязательно передам.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

***

Санек несколько дней подряд каждый вечер приходил к оврагу в надежде увидеть там своего Леонардо да Винчи. Он даже прятался в кустах, выслеживая его. Но художник больше не появлялся. Эта мысль удручала Санька, он стал часто раздражаться по пустякам, начал плохо спать. Почти все деньги он тратил на покупку книг, которые так или иначе соприкасались с жизнью Да Винчи. Это были и книги по истории, посвященные эпохе Возрождения, и книги о писателях и музыкантах, которые любили упоминать да Винчи или людей, связанных с ним. Он перечитал всего Гофмана, найдя у него лишь однажды рассказ о мудром приоре Лео, который разбирался в искусствах и науках не хуже настоящего Леонардо да Винчи. Иными словами – Санек все больше впадал в фанатизм.

Он пытался понять основную мотивацию Леонардо да Винчи. Почему этот великий гений стал гением, что заставляло его работать, когда он точно знал, что почти весь труд его – бесплоден. Ведь львиная доля работы да Винчи обогнала свое время и была не принята, его открытия забыты или открыты вновь уже другими людьми спустя столетия. Что за ненасытный ум, что за работа такая – бесконечно поглощать знания?

Какие только теории не строил бедный Санек. Он перебрал все, от Фрейдизма до Дарвинизма в попытках понять этого человека. Но с каждой книгой он бессильно опускал руки. Как мало нашего ума и сколько всего хочется в него вместить? Он не мог вместить туда всего да Винчи и сходил с ума от этого.

А как обстояло дело у Лео с друзьями, женщинами, деньгами, детьми с обычными человеческими благами? Ну не был же он сделан из железа, в самом деле! Неужели за всю жизнь он ни разу не удержался от соблазна? У да Винчи не было детей официально, он не был женат. Но ведь кто-то жил в его сердце? Неужели только Бог?

Для себя Санек объяснял появление Леонардо да Винчи в нашем времени просто. Ведь этот человек был гением, ему была доступна не только механика но и, несомненно, физика, причем физика в нашем современном понимании. Может, он просто переместился во времени? Или, например, узнал рецепт бессмертия, или сумел воплотиться в новой жизни старым да Винчи?

В одном точно был уверен Санек, это был он! Именно Леонардо да Винчи.

***

Ближе к осени Пузо ушел с работы. Вероятно, нашел что-то получше. А здоровенный Алексей женился. Жена у него, говорят, в отличие от мужа, была маленькой и худенькой, как прутик.

В бригаду пришли новые люди. Саньку до них не было дела, а им было совершено плевать на него. Кого-то поймали за кражу на заводе. Сменилось центральное начальство.

Иногда, таская мешок за мешком, Санек задумывался о том, что времени для него не существует. Все в мире меняется, все в мире кружится, вращается, а он совсем не изменился с тех пор, как покинул отчий дом. Все та же тяжелая работа, все те же маргинальные люди-призраки окружают его. И точно так же, как и год назад, в жизни его не было надежды на то, что в этом мире что-то может измениться. Он чувствовал себя куклой, выброшенной на помойку. Куклой, у которой не меняется выражение лица, не меняется поза, только вокруг этой куклы и ее застывших глаз происходят события. Например, смена времен года – то дождь, то снег.

***

Однажды, в который раз гуляя по карьеру, он наткнулся на подвыпившего человека, одетого в старый тулуп. Лицо его заросло щетиной, глаза глубоко запали, мозолистые, грубые руки были нервно сцеплены в замок. Санек отшатнулся от него, как от чумного.

– Я за тобой давно наблюдаю, – усмехнулся незнакомый человек.

– И что? – грубовато буркнул Санек.

– Ну... Тут есть люди, которые вокруг карьера по утрам бегают, занимаются спортом. Есть и те, кто здесь живет. А ты что здесь делаешь?

Молодой человек пожал плечами.

– Я ищу одного человека.

– Я здесь всех знаю. Кого ты ищешь? – спросил незнакомец.

– Тут был художник. Он стоял на этом самом обрыве и рисовал.

– Ааааа, – протянул человек в тулупе. – А зачем он тебе?

– Мне просто очень нужно знать, где он, – с надеждой в голосе произнес Санек.

– Смотри сюда.

Незнакомец показал пальцем на старый барак, что стоял у края оврага уже много лет. Огород там был заброшен, туалет снесен. Но там еще жили люди, которым некуда было идти.

– Вот там и живет твой художник. На первом этаже. Там еще Зинка живет, ох и стерва! Не попадайся этой старой бомжихе на глаза. К нему ты легко войдешь – он дверь не запирает.

– Спасибо, – радостно улыбнулся молодой человек и от счастья с силой пожал руку незнакомцу.

Тот смутился и отшатнулся.

– Еще раз спасибо, – сказал с жаром Санек и отправился к бараку.

***

Этот барак стоял здесь с незапамятных времен. Когда-то в нем жили рабочие. Еще лет десять назад здесь у фасада были разбиты цветочные клумбы, а за бараком шумел сливовый сад. Но потом рабочие получили квартиры в соседних многоэтажках и покинули это место. А старики остались доживать здесь свой век. Сад со временем высох, а до клумб никому не было дела. Дом, как и его жильцы, состарился. Даже ЖЭУ забыли о нем, и потому не спешили со сносом. Даже участковый не хотел здесь появляться.

Санек постоял с минуту рядом с ветхим домом. Потом сел на корточки поднял с земли камень и повертел его в руке. Он думал о том – зачем все это? Вот дом, где живет великий мастер. Кто же, как не гений, который знает все обо всем, даст ему ответы на самые сокровенные вопросы? Гений, путешествующий во времени. Любимец богов.

Потом камень полетел овраг, который опасно подобрался к дому.

Несколько шагов, и Санек оказался в чреве дома, заполненного скрипом старого дерева, затхлым запахом плесени и сыростью.

В длинном коридоре горела грязно-желтым светом одна-единственная лампочка. Длинные тени от каких-то сундуков, коробок и досок лежали на полу. В конце коридора была дверь, еще одна находилась рядом с Саньком. Из-за нее раздался женский голос.

– Ну что же ты молчишь? Почему не пьешь?

Санек сделал осторожный шаг в сторону двери.

– Ты меня не уважаешь? Да я любому мужику голову могу снести. Слышишь, любому! Вот возьму и тебе проломлю череп!

Санек не смог побороть любопытство, наклонился и посмотрел в замочную скважину.

Виден был белый стол, весь в каких-то желтых пятнах, на нем несколько бутылок, булка хлеба. За столом сидела косматая рыжая старуха, тощая, с трясущимися руками, одетая в длинный ветхий халат.

– Скотина! – взвизгнула она, – Вот схвачусь за нож, что ты сделаешь? Ничего не сделаешь! Ты боишься меня. Меня все мужики боялись. Потому что все вы бабы! Даже хуже баб! И ты будешь пить со мной, я тебе сказала, значит будешь!

Она плеснула дрожащей рукой в два стакана какой-то жидкости и снова обратилась к невидимому для Санька собеседнику:

– Пей же со мной, скотина!

Сначала она выпила свой стакан, потом второй. Ее лицо исказила гримаса омерзения. Она быстро занюхала куском хлеба.

– Ну, вот ты уже и пьешь со мной, – сказала она спокойнее, – Я же говорила, что выпьешь. Никуда бы ты не делся от меня. Сейчас мы с тобой допьем эту бутылку, а потом ляжем в постель. Как миленький ляжешь!

Она снова налила два стакана. И снова выпила их одна. Санек чуть повернул голову, изменяя обзор и обнаружил, что кроме старой алкоголички в комнате никого не было.

Санек отпрянул в ужасе от замочной скважины.

Что ж, это была не та дверь. Он двинулся дальше по коридору, боясь скрипнуть половицей, а то вдруг эта старуха услышит и бросится на него с ножом.

Он подошел к дальней двери и положил ладонь на металлическую ручку. Дверь скрипнула и отворилась.

Саньку открылась большая комната с низким, почерневшим потолком, старым комодом, деревянным письменным столом и кроватью, заваленной какими-то старыми свалявшимися шубами и тряпками. Единственное окно было закрыто простыню. Такая же голая, как в коридоре, лампочка слепила глаза. За столом, повернувшись спиной к гостю, сидел человек. Рядом с ним стоял сложенный мольберт, какие-то рейки, несколько холстов валялось на полу.

Человек сидел неподвижно, не обращая внимания на скрип двери за спиной. Казалось, он оглох.

Санек сделал к нему несколько шагов. Незнакомец обернулся. Это был он, тот самый художник – призрак да Винчи. Только глаза у него были опухшими, взгляд – погасшим и безжизненным. Сейчас, в свете едва живой «лампочки Ильича» Санек вдруг с потрясающей ясностью увидел, как жалок и мрачен этот человек. Где же одухотворенность, где свет его высокого мудрого чела?!

Морщинистая кожа, скомканная, лохматая борода, какая-то телогрейка на голое тело.

Художник плеснул в граненый пожелтевший стакан водки и протянул его незнакомцу.

– Вы, вы, – только и смог промямлить Санек, – Вы….

Старик пожал плечами, мол – не хочешь со мной выпить, уговаривать не стану, и осушил стакан. Потом достал папиросу и закурил.

Что-то в его лице действительно напоминало черты да Винчи. Но сейчас стало очевидно, что сходство было весьма приблизительным. Санек стоял опустошенный и грустный. А старик, тем временем сделав пару затяжек, выпустил дым и поднялся на ноги. Его шатало из стороны в стороны. Он сделал шаг в сторону мольберта, снял свои замызганные шаровары и опорожнил мочевой пузырь. Моча с шумом полилась по холстам и свернутым ватманам.

Сделав свое дело, он, как ни в чем не бывало, уселся на прежнее место.

Санек развернулся и бросился было обратно на улицу, но его задержал хриплый голос:

– А чего заходил-то?

Санек приостановился, оглянулся и спокойным голосом произнес:

– Гаврилыч просил привет передать.

– А это кто?

Санек махнул рукой – какая, мол, разница.

Его иллюзия умерла. Он понял, насколько он был глуп, поверив своим фантазиям. Леонардо да Винчи в двадцатом веке – плод его больной, воспаленной фантазии. И вот этой фантазии не стало. Последняя надежда рухнула. Маленький остров утонул в черном океане жизни.

***

Говорят, что Санек и сам стал потом много пить, гулять, прожигать деньги. Работать он продолжал грузчиком на старом складе. Мужики изменили к нему свое отношение и стали его уважать – за то, что и выпить горазд, и за словом крепким в карман не лезет.

Он стал проще вести себя в жизни, успокоился, пропали все комплексы, появился цинизм.

Только иногда, очень редко, когда Санек смотрел на небо и видел там летящих птиц, ему становилось не по себе. В такие моменты он пытался понять – для чего его ум сотворил ту странную иллюзию – Леонардо да Винчи?

Женщины,

которые пьют

Обычно я покупаю какой-нибудь коктейль – градусов девять, не меньше, и гуляю по улице, смакуя вкус спирта и фруктового концентрата. Не могу без выпивки.

Зачем я пью?

Мне кажется, настоящий мужчина должен пить. А я хочу быть настоящим мужчиной. Мужчина должен пить, зарабатывать деньги и гулять налево. У меня получался в совершенстве только первый пункт. Зато у алкоголя есть одно интересное свойство – он отключает верхнюю кору головного мозга, затормаживает ее, и мысли становятся более абстрактными, более отточенными, яркими и правильными. У меня от алкоголя в голову навязчиво лезли размышление о мире. Я называл это «разгребанием старого хлама в своей душе».

Мне не отвратительно видеть пьяным мужчину. Папа никогда особо не пил. Потому, наверное, к мужскому пьянству у меня не выработалось отвращение. Я знал человека, у которого в семье пили в основном мужчины. Он ненавидел пьяных мужчин.

Лично я в детстве видел в основном пьяных женщин. Пила бабушка, пила сестра.

Я не считал, сколько бабушка выпивала за раз. Но пила много и не стеснялась даже одеколона.

Матушка однажды привела меня к ней в гости. Мы открыли дверь, вошли в квартиру, в которой стоял запах горелых тряпок, алкогольного угара и дыма. Воздух был плотным, сырым и удушливым. А еще он был заряжен чем-то ужасно тяжелым, какой-то темной энергией, так что всем своим существом начинаешь чувствовать тревогу.

Бабушка валялась пьяной на постели, от которой воняло. Матрац был прожжен бычками. На полу стояла целая батарея пустых бутылок, и рядом с ними, среди пепла, окурков и обугленных спичек, валялся какой-то лысый мужик в мокрых штанах. На соседней кровати лежала чуть живая прабабушка, которой было уже за семьдесят. Она не пила спиртного и была страшно суеверной.

Ясное дело, что моя матушка не стала меня оставлять в этой квартире. Я был еще слишком мал, чтобы анализировать ситуацию. Но инстинктивно я все понял, такие дни понемногу откладывались у меня в душе, формируя своеобразное мировоззрение.

Бабушка пережила много тяжелых времен и событий. Послевоенное время, террор СССР, постоянные переезды. Ее кочевая жизнь меня пугала – у ее детей постоянно менялись друзья и папы. В этой жизни не было тепла, так как человек попросту не успевает привыкнуть к новым знакомым.

Могло ли это стать для моей бабушки причиной тяги к спиртному?

Она отличалась суровым характером. Любила устроить драку, била своих мужчин. Во многих ситуациях она себя вела, как мужчина. Еще у нее был пробивной характер – она получала все, что ей нужно было для жизни, в любых инстанциях. Умела скандалить, а когда того требовала ситуация, могла и расплакаться, лишь бы добиться своего.

Она много курила. В ее квартире постоянно стоял запах дыма дешевых сигарет. Ее мужчины тоже много курили и пили. Один из них впоследствии умер от алкогольного отравления.

После смерти своего последнего мужа и своей матери, она перестала общаться с нами. Ее мир замкнулся стенами квартиры.

Бабушка перестала выходить на улицу, ей было плевать на то, что происходит в мире. У нее не было ни телевизора, ни радио. Почти всю пенсию она тратила на выпивку. Набирала кучу бутылок, и могла неделю, никуда не выходя, одиноко сидеть в своей квартире.

Немудрено, что однажды у нее случилась белая горячка. В такие моменты она любила материться и ссориться с видимыми только ей людьми. Она ругала потусторонний мир.

А если ей становилось совсем одиноко, она заливала квартиру соседей снизу. Те ломились к ней в дверь, ругали ее и вызывали милицию. Могла она и поджечь свою квартиру. Причем последний способ был более действенным, когда ей требовалось общение. Это развлекало ее.

На утро, слабая и больная, она обливалась холодным потом, не имея возможности даже дотянуться до стакана воды. Бред стихал, и она становилась маленьким ребенком. Сжималась в комочек и отключала свой мозг. Такое состояние называют алкогольной кататонией.

В такие моменты, наверное, она становилось девочкой и возвращалась в детство. Мне сложно даже предполагать, что происходила в такие моменты в ее голове, куда отправлялась ее душа.

В моих снах ко мне часто приходят мои родственники, в том числе и умершие. Они умоляют меня помочь им, сделать хоть что-нибудь во спасение их душ. Приходила и бабушка. Она ругала меня, выла как ведьма, умоляла или плакала – лишь бы я сделал хоть что-нибудь, дабы облегчить им всем жизнь в другом мире. Я считал это чем-то вроде проявления кармы и верил, что это настоящие души моих предков обращаются ко мне. Пока мне не стукнуло двадцать, я боялся их вторжения в мои сны.

Они раскалывали мое «Я». В них было столько отрицательной энергии, что тревога во сне заполняла мое сознание до краев. Они показывали мне картины своей жизни. Однажды я закричал и бросился бежать. Я находился в какой-то башне, сломя голову бежал по ступенькам вниз. Летели перила, проносились этажи, а мне становилось нестерпимо жарко. И вот я оказался на самом нижнем этаже. Здесь жара стояла невыносимая, в огромном душном помещении имелось множество дверей, за которыми полыхали языки огня. Это был ад. И я испугался навсегда остаться там. А проснувшись, еще больше испугался того, что мои родственники попадут туда, а некоторые уже там. Им нужно было как-то помочь.

Я и сейчас думаю, могу ли я хоть что-нибудь сделать для них? Вряд ли! Я все еще в поисках какого-то необычного лекарства, которое может излечить не тело, но и душу.

С возрастом я сумел заставить заткнуться своих родственников в моей голове. Они еще живут там, но уже не угрожают мне, поскольку знают, что это бесполезно. Они молча наблюдают за мной, и так же, как и я, ждут этого чудесного лекарства.

Моя бабушка перед смертью уже путала мир внутренний с миром внешним. Когда ее состояние совсем ухудшилось, матушка забрала ее к себе домой. Там мои родители контролировали каждый ее шаг. Благодаря этим обстоятельствам, перед самой смертью она почти не пила.

Хотя однажды, когда никого не было дома, она нашла под ванной несколько бутылок советского огуречного лосьона и выпила его. Этим лосьоном отец любил пользоваться после бритья, чтобы прижигать мелкие порезы.

Но, в общем, моя бабушка, несмотря на свои привычки, сумела вырастить детей в очень непростое время, сумела поставить их на ноги. Я иногда всерьез думаю, что, если бы не алкоголь, то, возможно, и меня бы не было на этом свете. Ведь алкоголь заполнял пустоту в душах моих родственников, когда жить было совсем невыносимо.

***

Пила моя старшая сестра.

Когда-то в молодости я во многом брал с нее пример. Она отлично рисовала, была умной, много читала. Уж не помню, с чего вдруг она пристрастилась к алкоголю, и как все началось. Однако сколько я ни приходил к ней в гости, она почти всегда была пьяной.

Она жила со своим мужем, который тоже любил выпить. В свое время я работал с этим человеком на одной работе, и каждый его день начинался с бутылки водки. Я не пил с мужиками, я не любил их компанию. Предпочитал пить в одиночестве, гуляя по городу, разглядывая людей и незнакомые дворы.

Я иногда задумывался, о том, что происходило в душе моей сестры.

Как и у бабушки, у нее был сильный, железный характер. Она была «мужчиной» в доме. Готовила, убирала, стирала, гоняла мужа, иногда била его. Ее боялись мужчины, потому что знали – в гневе она не будет себя контролировать, и тогда в ход пойдут сковородки, молотки, ножи. Все, чем можно навредить человеку.

Муж у нее был, что называется, – «феминный». Тонкий, худой, он был слаб не только телом, но и душой, не мог устоять перед соблазном «пойти налево», не мог отказаться от выпивки. Может, ее не устраивал муж, вот она и пила вместе с ним?

Она не раз выгоняла его, но потом они снова сходились. Один раз они почти разошлись навсегда, и она, привела в дом другого мужчину. Этот человек был мелким, добрым, испуганным – он верил в то, что любит ее. Он тоже был слаб, и зависел от женщин. А она просто пряталась от одиночества. Слабые мужчины устраивали ее, она могла ими руководить. Этот новый мужчина тоже много пил. И каждую ночь они устраивали драки.

Ходили в синяках, злые и раздраженные.

Как-то я по душам завел с ним разговор о моей сестре.

– Почему, ты с ней? Она же бьет тебя, – сказал я, это был даже не вопрос, а размышление вслух.

– Она потрясающий человек, я люблю ее, – отвечал мне он, – Понимаешь, я впервые встретил женщину, с которой мне есть, о чем поговорить. Остальные женщины скучные.

– А что если тебе найти новую женщину?

Он посмотрел на меня недоуменно.

– Я не такой. Понимаешь, я не могу просто так к кому-то уйти, или просто так познакомиться с кем-то. Мне нужно, что бы душа сама тянулась к другой душе.

Он мне таким деликатным образом объяснил, что комплексует перед женщинами. Боится их. Раз боится – будет зависеть от них, и потому будет идти у них на поводу и будет с удовольствием терпеть побои. Это устраивало его. Но такая жизнь длилась недолго. Вернулся прежний муж, нового выгнали из дому. На всякий случай его хорошенько избили.

Сестра могла пить и в одиночестве. В такие моменты она сидела перед окном и наблюдала, как по улице гуляют люди. Время тянулось медленно, почти застывало. Это мне всегда напоминала моменты, когда матушка застывала с ложкой во рту, вперив взгляд в одну точку. Как будто попадаешь в транс. Мозг не в состоянии вытерпеть напряжение – отключается.

Однажды я пришел домой поздно ночью. Увидел открытое окно, на подоконнике которого сидела моя сестра, свесив ноги наружу. На ней была надета какая-то белая грязная рубаха, замызганные трико и мужские кроссовки. Волосы ее были распущены.

Она была пьяна.

Я понял, что, скорее всего, она снова подралась с мужем, и дело происходило где-то на даче – потому что она надела, что попало, и пешком добралась до города. Вот теперь сидит на окошке, впав в какое-то мрачное оцепенение.

В ней рушился, сгорал ее мир. Я зашел домой, взял деньги и купил каких-то йогуртов. У меня не хватило смелости предложить ей их, я знал, что она очень гордая. Но йогурты были куплены именно для нее. Она к ним не притронулась. Слезла с окошка и свалилась на диван.

Я сел за свое пианино в соседней комнате и принялся сочинять какую-то грустную мелодию. Я играл долго, все никак не мог остановиться. Перебирал минорные гаммы, импровизировал. Я не мог уснуть.

Есть у меня такая проблема – я не владею словом. Не могу даже правильно построить внутренний диалог. Что уж говорить о том, чтобы утешить человека, которому плохо. Я бы и двух слов не связал.

Потому мои мысли легко перетекали в музыку.

А утром пришла мать, увидела йогурты и сказала:

– Совсем дурак, деньги тратишь на всякую ерунду!

***

У меня есть особенность: я интуитивно, как животное, без всяких слов чувствую, что творится в душе людей. И мне не нужно ничего для этого объяснять или что-то доказывать, душа сама ощущает, напряжен ли человек, или ему наоборот хорошо. Живя в постоянном напряжении, я научился сразу чувствовать все его разновидности и оттенки у других людей.

Однажды я вдруг почувствовал, что стоит зайти в гости к сестре. Взял бутылочку с пивом и отправился к ней.

Помню, что это было лето, кажется, август.

Я шагал по дороге, тянул пиво и анализировал свои ощущения. Вдруг я увидел сестру, она шла мне навстречу. Взгляд у нее был потусторонним. Я сразу понял, что-то случилось.

Я чуть не закричал от ужаса – такой мощный поток отрицательной энергии исходил от сестры. Хотелось упасть и стучать по земле кулаками. Она подошла, я взял ее за руку. Обычно я не делаю так – не выношу сантиментов и эмоций. Но тут пришлось пожертвовать своими принципами.

Одна рука у нее была забинтована, а поверх бинтов была наложена специальная сетка.

Дело было так…

На кануне она подралась с мужем, потом пошла в ванную, взяла лезвие и сделала себе надрез на руке, от сгиба локтя до запястья. Одну длинную, кровавую полосу по всей длине вены.

Ее спасли. С тех пор, как мне кажется, она стала пить еще больше, и стала более черствой.

А может все-таки, люди с возрастом так или иначе становятся грубей, а я просто сделал неправильные выводы.

***

Однажды я узнал еще одну женщину, которая пьет. По всем современным стандартом она была пьющей, хотя пила только пиво, правда, в больших количествах. Моя сестра и бабушка пили гораздо больше, и если эта женщина говорила мне о том, что она много пьет, я всегда вспоминал своих родственников. Ей было далеко до них.

Но я считаю, алкоголик – не тот, кто просто пьет. А тот, кто не в силах бороться с собой и от собственной слабости хватается за бутылку. Но у каждого человека своя мера слабости. То, что несет в себе один человек всю жизнь, для другого человека может оказаться фатальным всего за один день, за один миг.

В общем, она много пила. Отчего, спрашивал я себя? Оттого, что эмоциональна, и не может сдерживаться. Говорят, эмоциональные люди всегда отличаются некой незащищенностью. Как будто у них изначально не выработалась природная «броня» – то, что делает нас невосприимчивыми к чужим переживаниям. А те, у кого нет брони – например, подростки – эмоционально реагируют даже на движение воздуха. Но эта женщина была уже далеко не подростком, ей было за тридцать.