Текст книги "Тень последней луны (СИ)"

Автор книги: Мари Пяткина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Глава 5. Стихий тяжёлый промысел

Поначалу Дебасик смотрел на неё, как на тяжело заболевшего человека. Владычица требовала совершать бессмысленные действия – собирать отраву в кожаный бурдюк с поверхности ручья … Он пытался объяснить, что чёрная плёнка ядовитая, что веками и опытом проверено: для полива эта вода не годится, рыба и моллюски в ней не живут, более того, даже в бухте, куда ручей впадает, рыбы нет, что чайка, извозившись в отраве, слипается, не может летать и дохнет, но владычице было не занимать упрямства.

– Будет так, как я сказала. А не хотите помогать – я сама стану делать.

И в самом деле – взяла пучок сухой травы и этим пучком собирала вонючую чёрную жижу в мешок, прямо своими нежными ручками. Советник не выдержал и тоже начал собирать, горько сетуя на стихии, пославших им такую странную госпожу. До вечера собрали бурдюк, при чём оба извозились и пропахли.

– Мало, – вздохнула владычица, – надо специальный колодезь рыть.

Старик так огорчился, что заплакал. Бывает, правитель впадает в божественное безумие, тогда предсказывает грядущее или в ярости крушит врагов, по это походило на тихое обычное сумасшествие, которое не проходит и даже лекарь беспомощен, какие бы отвары не давал. Несчастная Авелин!

Всё изменилось, когда вечером Веля показала старику фокус: налила немного отравы в плошку, взяла огниво, трут, высекла искру – вуаля, горит отрава! Кинула в плошку кусок тряпицы – вот тебе светильник, старый грымза. Хоть дымит поболее ворвани, но бесплатное, течёт из-под земли! Старик только рот и открыл.

– Ничего, – владычица упрямо мотнула головой, – можно очистить и сделать отличное ламповое масло. Для этого нам нужна будет железная бочка.

Однако, чудеса продолжались. Владычица взяла тряпицу, смочила в отраве и смазала оси в колёсной тележке Фобоса. Колёса перестали скрипеть! Смазала колесо маленькой дворцовой мельницы – оно как завертится! Дебасик был поражён.

– Как вы говорите, отрава зовётся? – спросил он.

– Нефть. Горное или земляное масло. Слушайте, а спина у вас болит?

– У кого ж не болит спина в мои-то годы, – осторожно сказал Дебасик.

«Сейчас скажет пить по чашке этого масла каждый день», – с ужасом подумал советник.

– Вот на ночь кладите компресс из нефти, я приказываю. Я вам потом подробно прикажу, как именно класть, чтоб стихии вас исцелили. И грибок свой ужасный тоже мажьте каждую ночь, вам ясно?

Тряпка с горным маслом да под куском кожи, да под тёплым платком знатно выгрела старые кости. Когда у Дебасика прошёл многолетний ревматизм, он в правоту владычицы и уверовал. Стихии знали, кого послать его родному острову! Девица была упряма и с немалой придурью, но востра. Такая может чего-то и добиться. Кроме того, если идея с горным маслом принесёт плоды, тогда его владычица будет с приданным, что существенно увеличит шанс на удачное замужество, и вот ТОГДА на острове однозначно появится и пристань, и гостевой дом с большой харчевней.

Дебасик велел деревенским копать, вернее, выбивать в песчанике колодезь неподалёку от ручья и молчать под страхом проклятья всех стихий, что у них на острове такие глупости творятся. Не трепаться на базаре соседнего Трейнта при сдаче тарани. Ни слова не проронить в таверне, куда обычно заходят после сдачи тарани. В общем, не звенеть.

Чёрная жижа потекла из-под земли практически сразу, но владычица настаивала ковырять породу дальше, укрепляя стены большими плоскими камнями, вычерпывать кожаными вёдрами ту отраву, что собиралась на дне, и долбить глубже, причём ступенями. В результате прорыли конусообразную дырень в четыре человеческих роста, пока не сказали – больше не могём.

Тогда Веля всех отпустила, в благодарность выдав всем участникам по плошке отравы – освещать жилище, отныне, сказала она, все жители острова будут получать земляное масло бесплатно, и снова показала фокус с трутом и тряпочкой. В тот же вечер хижина рыбака Таса сгорела дотла – кто-то из детей перекинул нововведение – осветительную плошку.

Утром, когда Веля спозаранку встала на пробежку и заплыв, сам рыбак, его жена с пожитками в узелке и трое чумазых детей стояли под воротами. Сюрпри-и-из! Пришлось будить Дебасика и поручать ему устройство новой челяди: где разместить, какую поручить работу.

Неделю Веля хлопотала над колодцем, времени едва хватало поплавать, и то пришлось урезать вечернее занятие. Но, когда темнело, она упрямо шла к обычному месту встречи со зверем, чтобы принести Полу чего-то вкусненького и поболтать под лунами. Если он выходил. Потому что зверь начал пропадать и, бывало, по нескольку дней не появлялся. Тогда Веля с ума сходила от беспокойства, ей казалось, что питомца кто-то съел. Затем Пол появлялся снова, а где был – не желал отчитываться. Он изменился. Теперь мог выйти к Веле хмуро, с оттопыренной губой, искоса посмотреть на принесённые ягоды и молча убраться назад, в джунгли, всем видом показывая, что теперь главный – он, маленькое местное божество.

Но иногда, когда он был общительно настроен, то позволял по-прежнему брать себя на ручки и гладить, хотя, как ей казалось, чем дольше он жил на Гане, тем меньше в этом нуждался. Велю это огорчало, но больше не удивляло. Расспрашивать приходилось осторожно, но она теребила домочадцев, пока не разузнала о малых творителях всё, что могла, собрала правды и вымыслы. Малый творитель мог жить в семье столетиями. Если род в силу каких-либо причин вымирал – малый творитель выбирал себе нового человека и создавал новый род. В скольких руках её питомец побывал до неё? Сколько владык и владычиц островных государств видел? Не потому ли он выбрал Велю, что у неё ни кола, ни двора, ни единой родной души, и если забрать её из родного мира, никто о ней не загрустит и не вспомнит? От этих мыслей становилось невесело.

Опоссум обладал отличной памятью и невероятным множеством полезных знаний. К примеру, как обустроить простой перегонный куб, чтоб делать керосин, как переработать нефть в асфальт, битум и земляной воск. При чём на самом доступном уровне, реализуемом в их скромных условиях.

– Откуда ты всё это знаешь?! – однажды поразилась Веля, когда зверь объяснял ей устройство сифона.

– Ц-ц-ц, когда ты уходила на работу, я специально искал в этом вашем гугле и запоминал полезные вещи.

– Но у меня компьютер запаролен!

– Да ты прямо гений! – саркастично заметил зверь. – Ты при мне пароль сколько раз вводила? Считала меня тупым животным, хе-хе, ну и кто тупой?

Вот так. Живёшь себе спокойно и не догадываешься, что твой домашний питомец, пока тебя нет, изучает, как варить керосин и, возможно, делать ядерную бомбу…

– Зачем?! – поразилась Веля. – Ты же из этого мира, у вас всё по совсем другим законам движется. Ты магический зверь!

– Сядь ровно, прекрати чесаться, – раздражённо сказал опоссум. – Поставь меня на землю. Во-первых, моя прямая задача, моё назначение, моя физиология, если так тебе понятнее, – родосозидание. У меня обязан появиться собственный род и град. Чем более развит град – тем выше мой статус среди других Детей. Чем круче мой владыка и его потомки – тем выше мой статус. Сейчас мой статус – ничто. Тебе ясно? И я пытаюсь из ничего сделать что-то. Во-вторых, грядёт время, когда одной магией мы с тобой не спасёмся и не справимся. И если всё пойдёт лису под хвост, хе-хе, единственное, что я смогу сделать, это увести тебя в ещё какое-нибудь место. Но до этого лучше не доводить… В другом мире я не смогу добиться нужного статуса.

Веля замолчала. С одной стороны, её обрадовало «мы с тобой». Это означало, что волшебный зверь рассматривает их двоих как своеобразный конгломерат. С другой стороны, похоже, тревожил Пола только некий статус. Ну а с третьей, настораживали слова «не спасёмся» и «не справимся».

– А что грядёт? – осторожно спросила она.

Опоссум уставился на неё в полутьме: белый череп, чёрные впадины глаз, губа зловеще обвисла. Впервые за всё время Веле пришло в голову, что её питомец может быть по своей сути весьма недобрым. Как там говорилось? Дитя Ночи, ходящее тёмными путями? Веля со скрипом приняла эту мысль, взвесила, обкатала, как леденец, и отбросила чем подальше. Как ни крути, никого, роднее опоссума, у неё и не было. Она почесала макушку и вздохнула.

– Да что ты всё чешешься? – раздражённо спросил Пол, деловито подошёл, приподнялся на лапках, передними опёршись о Велю, как делал раньше, когда просился на ручки, и стал обнюхивать.

Веля подумала, что сейчас он ткнётся носом в щеку или шею.

– Поздравляю! – заявил зверь. – У тебя вши! Волосяные вши! И гниды! Какая мерзость…

Источником напасти оказалось погорелое семейство рыбака. Все следующие дни Веля провела в борьбе с насекомыми. За неимением керосина, взрослые домочадцы мазали головы и бороды нефтью, затем мыли щёлоком, а всех юных домочадцев, включая кухаркиных детей, остригли наголо и насильно перемыли. Один рыбацкий ребёнок внезапно оказался девочкой, да прехорошенькой. Глядя на её лысую головку, Веля вспомнила себя в детдоме и от жалости подарила ей одну из своих ярких рубашек, чёрную, с пышным розовым воротником, да только ни разу в ней не видела, наверное, мать забрала.

В общем, одежду стирали с щёлоком, бельё варили в чане. Вроде бы со вшами справились, но нервный зуд у Вели остался до конца недели.

Тем временем, земляного масла скопилось достаточно.

***

После длительного совещания с Дебасиком, для реализации сырой нефти выбрали не близкие острова Трейнта, куда было принято возить тарань и вино, а более дальние, зато надёжные – Старые Земли, где правил вменяемый и прогрессивный молодой владыка, только заступивший после почившего отца. К сожалению, женатый.

Советник очень разумно полагал, если королю Скеру доложат, что на Гане научились использовать земляное масло как горючее средство, со спокойной жизнью можно попрощаться. Он попросту уничтожит остров. Пришлёт солдат, а когда остров будет захвачен – своих полезных людей, своего наместника со своим советником, назначит собственных старост в рыбацкие деревни и заберёт, как говорила его владычица, «место рождения». Ишь, какая хитрая штука земляное масло, не просто течёт, значит, а родится… В общем, отберут остров, куда им с Авелин тогда податься? Хорошо, положим, владычицу король тоже заберёт. Но уж он-то, старик, однозначно останется не у дел.

Что у колоритного соседа могут оказаться соответствующие королевские аппетиты и вполне средневековая совесть, Веля и сама прекрасно понимала. Они обсудили с Дебасиком возможные варианты, куда добираться ближе, где дадут дороже и, в конце концов, решили плыть в Старые Земли. При хорошей погоде можно справиться за половину смены течения.

Шхуну загрузили кожаными мешками и кувшинами с добытым за последнее время маслом, водой и припасами на время путешествия. Капитаном взяли старого пропойцу, когда-то водившего торговое судно, а теперь беспробудно пьющего в рыбацкой хижине неподалёку от леса. Это же не в королевство на рынок плыть, туда бы и сам Дебасик справился, а так далеко – нужно уметь просчитать течения и проложить маршрут. Пропойце-капитану в дорогу взяли вина, так как он без опохмела ни на что не был способен. Матросами вызвались два рыбака, утверждавшие, что уже ходили под парусом и невероятно счастливые от мысли, что отправляются в такую даль по делу государственной важности.

Дома был собран общий совет домочадцев – одно из немногих новшеств, которые успешно прижились. Для совета варился большой горшок виноградного компоту, затем Веля всех садила за стол и каждого расспрашивала, в чём нуждается его ведомство, и чем ему можно в работе помочь, если что-нибудь сделать из говна и палок. Всё, о чем говорилось на советах, Дебасик стал записывать «для истории острова». Мучаясь осознанием, что разводит бюрократию, Веля сказала ему, что эти записи называются «протоколы» и сверху на них нужно ставить номер и дату, а снизу его должность при дворе и подпись.

Первой слово взяла владычица и предложила за старшего над добычей масла оставить лакея Фобоса, а во дворце – кухарку Селену, строго-настрого приказав следить за чистотой и больше вшей не допускать. Советник настаивал кухарку взять с собой, но Веля апеллировала, что у той на иждивении дети. Дебасик стал на это сердиться и говорить, что дети есть у всех и это не повод не выполнять свой долг, а не можешь при дворе владычицы работать – на твоё место всегда найдут другую кухарку. Кухарка покраснела, как варёный лобстер и, не спрашивая слова, стала кричать, что она хоть сейчас готова плыть на край света и варить кашу на всю кодлу, но детей придётся тоже взять. Тут слово взял лакей Фобос и тоже стал кричать, чтоб его не ставили главным над колодцем, а поставили садовника, потому что у него от земляного масла все руки пупырями пошли, когда он вшей травил. А поскольку раньше руки пупырями не шли, значит пупыри от масла. Дебасик стал кричать на лакея, что масло – великий дар стихий, что он мазал им спину каждый день и кости болеть перестали, но никаких пупырей не возникло, а значит лакей врёт и невесть что брал в свои глупые руки, может, медузу. Воцарился ужасный гвалт.

Тогда Веля вставила в рот свисток и стала свистеть с переливом и стучать кулаком по столу, пока все не заткнулись.

– Ты, – она ткнула пальцем в лакея, – руками масло не берёшь, а руководишь. Начальником будешь, понял?

– Вы, – она повернулась к кухарке, – остаётесь с детьми, я вполне могу полтечения питаться таранью, как последний из моих поданных.

Она откинулась на спинку кресла очень довольная своим аскетизмом и демократичностью, но все домочадцы смотрели на неё, как на дуру, даже ругаться между собой перестали.

– Что?! – Веля подалась вперёд и развела руками.

В конце концов слова попросила горничная Таки. Она призналась, что умеет варить мучной суп с кореньями и мидиями, печь оладьи и может во время плаванья исполнять обязанности Селены, если владычица изволят одеваться сами. На том и порешили.

В последний вечер Веля отправилась к зверю с мисочкой креветок, своим полезным ужином. Кухаркины дети ловили их большим сачком недалеко от берега, волокли сачок по водорослям, обходили камни, а затем вытаскивали на берег и выбирали среди водорослей прыгучих, трепещущих рачков. Свежие они были такими вкусными, что Веле до сих пор казалось – никогда ими не наешься.

Кухарка норовила кормить Велю кашами и хлебом, но мука и крупы были собраны в дорогу, поэтому владычица получила плебейскую пищу – креветки и пучок сельдерея.

Она уселась на песок у кромки леса.

– Пол! Малыш! Иди, покушаем вместе! – позвала она.

Никто не вышел. Веля очистила и съела две креветки, такие свежие, что даже сладкие, и захрустела веточкой зелени.

– По-ол!!! Выходи, дракон, биться будем!!!

– Я же просил не орать, – Он появился откуда-то сбоку. – Неизвестно кто тебя услышать может…

– Приве-ет, пушистая звезда! – обрадовалась Веля.

Она протянула руки, но опоссум огрызнулся и отскочил.

– Да что с тобой такое? Я ведь завтра утром уплываю, попытаемся продать нашу нефть…

– Так плыви, в чём дело? А это что такое?

Зверь ткнулся розовым носом в мисочку с креветками и громко понюхал.

– Ты испортила их! – вынес он вердикт.

– Как?! – искренне поразилась Веля. Она только что ела прекрасный и питательный, очень свежий продукт.

– Сварила!

После чего развернулся и ушёл в свои чёртовы джунгли.

***

Случается, твои планеты повернутся ягодицами друг к другу, и вот уже жизнь подкидывает бублик за бубликом, да один черствее второго. И прожевать всё нереально, и собираешь их на нитку, чтобы съесть потом, пока не поймёшь, что держишь в руках огромную вязанку чистого идиотизма. И не выбросить её, не избавиться, можно только повесить на шею, чтобы руки стали свободны. А там уже либо горько плакать и сетовать на судьбу, либо ходить с улыбкой – да, я выгляжу странно и глупо, но мне плевать и даже больше – мне это нравится!

Особого оптимизма относительно цели поездки Веля не испытывала. С самого начала всё пошло лису под хвост, как говаривал зверь рода. Горничную Таки бесконечно тошнило, она не могла не то что готовить, но даже вылезти из своего гамака. Веле пришлось подставлять ей кожаное ведро и выносить это ведро за нею, мыть и приносить назад. Дебасик вместо того, чтоб понемногу приводить в чувство капитана взятым из дому вином, в первый же день напился до беспамятства, как и во второй, и в третий, и всё пропил, потому что Веля не додумалась спрятать кувшины. Когда вино закончилось, советник впал в депрессию и даже полюбившихся ему «протоколов» вести не мог. Капитан, видимо, имел свои запасы, потому что постоянно был неадекватен. Одни стихии знают, как он мог стоять за штурвалом, однако, он стоял, а корабль плыл. Саму её тоже подташнивало, и только сила воли позволяла не послать всё к дьяволу и не закрыться в каюте. Кто бы тогда контролировал весь этот бардак? В том числе, пришлось взять в свои руки варку каши и супа. Пока она разобралась, как разжечь печку, пока наловчилась возиться с утварью – прошёл целый день. В итоге получился ожог на левой ладони и довольно сносная еда. На красном месте вздулся багровый пузырь, ожог болел и мешал работать, но работать было надо, поэтому пузырь феерически лопнул, а под ним образовалась язва, которую Веля заматывала тряпкой и, видимо, занесла инфекцию, потому что сбоку язва начала гноиться. Вскоре от непривычной пищи на матросов напал понос. Мог, конечно, и от инфекции на Велиной руке, но вряд ли, потому что Веля кипятила все деревянные миски и ложки, а всю еду как следует обрабатывала термически, то есть – разваривала в стулообразную равномерную жижу. К концу путешествия Веля потеряла на нервной почве килограмма три, а по вечерам совершенно не по-правительски ревела. А там уже и приплыли.

В порту шхуну досмотрела портовая стража и взяла такой налог, что Дебасик ещё больше повесил нос. Велю же огорчил сам порт. Почему-то в королевстве она не обращала внимания на другие суда, возможно потому, что всё в те дни ей было в новинку и в диковинку, а теперь невероятное убожество её лохани по сравнению с другими кораблями прямо резало глаза. Куда идти, что делать – она не знала. За всю свою жизнь Веля только раз продала помаду однокурснице. Рука болела, Дебасик отказывался покидать каюту, а идти без него Веля попросту боялась. Вскоре капитан и матросы выпросили аванс и удрали в кабак, а Веля так и сидела на судне, косясь из камбуза на шумную портовую жизнь, на голых до пояса шлюх в ярких юбках и шляпах, с размалёваными грудями, на отчаянные, кровавые драки пьяной матросни, на то, как приплывают и разгружаются чужие торговые суда, как другие суда загружаются товарами и уплывают, как рыбацкие баркасы привозят рыбу, много рыбы, да такой, какой Веля и в глаза не видывала: чёрные, сомообразные, огромные рыбы с лапками, на которых рыбы, будучи живыми, ползали. Кистеперые?!

А люди тут – со всех островов Либра, одетые кто во что горазд: нищие в лохмотьях, богачи в расшитых золотом камзолах, торговцы в плащах, учёные и жрецы в хламидах, с какими угодно причёсками и бородами самой разной длины и фасона. Веля видела бритых налысо женщин, одетых в кожаные бриджи и жилет, увешанных оружием, не прекрасных сказочных амазонок, а мрачных мужеподобных баб. Она даже не сразу поняла, что это женщины, пока не заметила у них груди. Велина соседка по общаге, Натали, называла таких «баба-пи©р».

Или вдруг проходил военный корабль Старых Земель, огромный, смоляной, щетинился пушками, а на мачтах развивались стяги, а на них летела белая чайка – Дитя Дня. С каждым часом простоя всё больший стыд одолевал Велю за свою свиту и лохань…

Всё изменилось в один миг. Может, это Пол ворожил, бродя по своим дорогам ночи, чтобы Велины пазлы сложились в нужный узор? Мерзавец, мог вы ворожить более тактичным способом и попроще…

Ужин в этот день был поздним – обе луны красовались на своих местах. На ужин варился давным-давно обещанный мучной суп с мидиями – Таки, наконец, восстала из мёртвых. Она и походила на оживший труп – бледная, с кругами под глазами, остренький нос заострился ещё больше, зато ведро за ней больше выносить не требовалось, как и кормить всех на шхуне. Значит, можно перевязать руку тряпкой, пропитанной нефтью и ждать, пока ожог заживёт. Больше у Вели ничего, чем можно намазать рану, не имелось.

Она обыскала каюту капитана и нашла спрятанное пойло – кожаный мешок на завязках, а в нём – зловонную брагу из мелких пальмовых плодов. Замечательно! Она налила себе кружку, вытащила на палубу кресло-качалку и, прихлёбывая вонючее бухлишко, стала глядеть на горящие вдоль воды и у харчевен смоляные факелы, фонарики на кораблях, на кипящую ночною жизнью пристань и раздумывать, будет ли когда-нибудь такая же энергичная пристань у неё на Гане.

Вот подкатила прелестная повозка, за нею слуги принесли несколько носилок с шёлковыми занавесками. Из повозки выскочили, судя по камзолам, местные аристократы, чистые и нарядные. Из носилок выпорхнули очаровательные дамы в длинных лёгких платьях с открытыми руками и шеями, как носили на многих островах в здешнем тёплом климате, с украшениями на руках, плечах и в причёсках, яркие, словно бабочки. Вся весёлая компания загрузилась на увитый цветами и утыканный яркими фонариками прогулочный кораблик и, размахивая кубками, отчалила в море. Глядя им во след, Веля вздохнула. И когда её советник придёт в себя?! Она залпом допила омерзительное пойло, скривилась и передёрнулась.

Сперва раздались крики, а затем – удар и треск. Веля подхватилась – что происходит? В темноте кораблик налетел на тяжёлое, гружёное углём судно, оно зацепило его и поволокло за собой.

– Кораблекрушение! – закричали на пристани.

– Спасите! Помогите! – закричали с прогулочного корабля. Дамы подняли визг.

А затем случилось страшное. Маленький кораблик так быстро раскололся пополам, словно был сделан из печенья. Она смутно увидела, скорее догадалась по плеску, что в воду посыпались люди.

– Их затянет под корму! – крикнул кто-то.

Поднялся гвалт, с пристани и других кораблей стали поспешно спускать лодки, моряки прыгнули в воду, но Веля уже была на половине дороги. «Господи, хоть на что-то я гожусь» – мелькнуло в мыслях. Она подплыла к осколкам судёнышка. «И-и-и-и, золотая меда-а-аль…» «Заткнись!» – грубо оборвала Веля собственный мысленный поток. Огляделась. Кое-где за обломки цеплялись люди, скуля, загребала лапками лохматая белая собачонка с бантом над глупым лобиком. Веля ещё раз оглянулась – к ним уже подгребала шлюпка с угольного судна, другая – с берега, в руках моряков виднелись багры и факелы. Однако она отчётливо помнила, когда ещё плыла: где-то здесь отчаянно била по воде руками белая фигура с открытым в панике ртом, а вот её уже и нет, одни обломки да цветы качаются. Надо искать. Веля глубоко вдохнула, нырнула, открыла глаза под водой – белая фигура медленно опускалась в чёрное никуда, а течение играло с длинными одеждами и казалось, что это огромная чудная медуза. Веля рванулась следом, догнала в несколько гребков, вцепилась в пышные светлые локоны и дёрнула на себя, наверх, к свету факелов в лодках. «Как хорошо, что она без сознания, – подумала Веля, – не мешает, не цепляется…» Сама всплыла, подтащила спасённую, и вот к ним уже тянутся руки, бесчувственную даму поднимают в лодку.

Веля ныряла ещё много раз. Во второй – вытащила ещё одну женщину, на третий никого не увидела, но не бросала попыток, ей всё казалось, что она плохо ищет, неглубоко ныряет, а надо опускаться глубже и дольше искать. Наконец поняла, что скоро пойдёт ко дну сама и бросила поиски.

– Великие стихии, да она не дышит!!! Эвелин! Эвелин! – с надрывом закричали в лодке.

«Откуда он меня знает?» – в недоумении подумала Веля. Она подплыла, по дороге зацепив собачонку, сунула её в лодку, подтянулась на руках и, тяжело дыша, перевалилась за борт.

Звали не её.

– Эвелин! – кричал мокрый молодой человек с тёмными слипшимися волосами и тряс за плечи ту даму с белыми локонами, которую Веля вытащила первой. Вторая, хоть и дольше пробыла в воде, уже приходила в себя в сторонке.

– Отойдите, – задыхаясь, приказала Веля, – дайте. Мне. Место!

Кусая руки, юноша вскочил.

«Так, сперва воду слить»…

Она положила даму животом себе на колено, лицом вниз, открыла ей рот, вывела челюсть – всё, как учили – вылилось немного воды, совсем немного. «Чёрт, наверное, это плохо», – подумала Веля. Она смутно помнила, что воды из утопленника должно выйти больше. Но за всю её жизнь при ней ни разу никто не тонул.

– Дитя дня, помоги! – вопил молодой человек. – Эй, что ты делаешь?!

Веля положила даму плашмя, запрокинула ей голову, открыла рот, вытащила язык. Она делала всё это на тренажёре, на сухом тренажёре с сухим языком, с электронными датчиками и лампочками во лбу и груди. Если ты действовал неправильно – лампочки загорались красным и тренажёр пищал. Если ты делал всё правильно – лампочки становились зелёными и «включалось сердце». На даме не горело никаких лампочек. Но что было хуже всего – западал язык. Веля тянула его на себя – мокрый скользкий язык рвался назад. К счастью, на плече у дамы красовалась бриллиантовая брошь, ею вместо булавки Веля приколола язык к щеке.

– Она сумасшедшая! – закричал юноша и схватил её за плечо.

– Не можешь помочь, так хоть не мешай, – огрызнулась Веля.

Растопыренными пальцами отмеряла, где разместить руки, сцепила в замок, ожог болит – плевать. Ну, тридцать на два, с богом! Раз, два, три, четыре… Пышная грудь дамы безрезультатно дёргалась, во все стороны летели брызги.

– Эвелин! За что стихии забирают тебя во цвете лет?! – вопил кавалер.

– Заткнись ради бога, – с тихой угрозой попросила Эвелина, не та, к которой он обращался, а та, у которой перед глазами плавали круги от напряжения и болела обожжённая ладонь. Пятнадцать, шестнадцать… Она давила и давила, даже после того, как под руками хрустнуло… тридцать!

Теперь надо нос зажать пальцами, у тренажера не было мокрого, скользящего в руках носа! У тренажёра были специальные резиновые накладки на лицо, которые тренер потом вываривал! Плевать. Два глубоких вдоха – в даму. «Ничего не выйдет, это труп…» – успела ещё подумать Веля, и дама забилась у неё в руках, закашляла, фонтаном извергая воду.

– Моя Эвелин!

Дама с кашлем и слезами упала на руки молодого человека, собачка громко лаяла, мокрые и сухие люди в лодках восторженно рукоплескали, а где-то далеко, на старой драной шхуне, кричал оживший, наконец, Дебасик: «Это моя владычица! Владычица Авелин Ганская!»

– Я извиняюсь, – сказал Веля, – Надо бы брошечку отстегнуть…

***

В эту ночь Веля и вся её команда ночевала во дворце. Она спасла молодую супругу местного владыки и её фрейлину, правда, супруге сломала два ребра, но это были мелочи. Дворец был огромен, дворец был с фонтанами и примитивным водопроводом. «Хочу такой же, хочу в фонтане умываться по утрам и туалет в помещении!» – с горячей завистью подумала она. Им выделили две большие комнаты. Одну – Веле с горничной, одну – Дебасику с капитаном. Матросы остались на судне, сторожить бурдюки и кувшины.

А вот несколько придворных не спасли, и это совсем не радовало, потому что совпадением всё это происшествие даже не пахло, а пахло подставой и неразборчивостью Пола в средствах. Поэтому спала Веля плохо.

Утром за нею прислали от госпожи. Давешняя спасённая дама приняла её в своих покоях, просторных и светлых, лёжа в постели с огромным пологом. Пока Веля шла от дверей, владычица приманивала её открытым взглядом прелестных голубых глаз с чёрными ресницами. Также у тёзки были пышные белокурые косы и пухлые смеющиеся губы. И вся владычица была пухленькой, мягонькой и, видимо, считалась первой красавицей.

– Ах, какая прелесть, как это называется? – воскликнула она, взмахом руки отпуская служанок.

– Что именно? – с ответной улыбкой спросила Веля.

– Ну, вот эти прекрасные одежды, в которых ты одета? У вас на Гане все так одеваются? Ты как амазонка, я тоже так хочу.

Веля устыдилась порядком подуставшего топика и легинсов.

– Да так, – махнула рукой она, – ну, майка, лосины.

– Ах, хочу такое же! Садись, скорее, ко мне в постель!

Владычица схватила колокольчик и громко позвонила, но тут же искривилась от боли в сломанных рёбрах.

– Позовите портниху! – приказала своим женщинам.

И тут же Веле:

– Ведь мы с тобою тёзки, да?

Они болтали до полудня. Оказывается, намедни отмечалось семь течений от их с владыкой брака.

Все ели столбцов, на Гане ловят столбцов? Эвелин «ужас как любит» столбцов, они так забавно ползают и очень вкусные с лимоном. А Веля – Эвелин или Авелин? Но всё равно, имя-то одно, значит тёзки, правда? Потом играли в колесо, пили вино и поехали кататься, при чём владыка Жоль сам повёл судно, потому что он умеет и с детства ходит под парусом. Этот Жоль видно перебрал вина, он клялся, что прямо перед носом у него проскочила огромная крыса размером с кота, от неожиданности он повернул в другую сторону и они пошли ко дну, и две придворные дамы и один кавалер потонули, это ужасно, потому что теперь не будет нужного числа людей играть в колесо. А Веля умеет играть в колесо? А почему, разве на Гане в колесо не играют? А потом она очнулась на лодке, а во рту у неё брошка и грудь прямо ужас как болела, а теперь лейб-лекарь так туго завязал, что не продохнуть, и сказал лежать, но благодаря Веле она снова может радоваться солнышку и поехать к маме, а уж владыка Жоль как рад, не передать, хотя сперва он испугался и думал, что Веля её убьёт до конца. Он скоро придёт, у него по утрам дурацкие дела, а ей скучно, потому что две дамы потонули, а одна нахлебалась воды и теперь больная, не со слугами же разговаривать. А Веля амазонка? Ах, она бы тоже хотела быть как Веля, но это ужас, как тяжело, наверное. Да где же портниха? Эвелин тоже хочет такие чудные штанцы и этот, как его, да, топик!

Путём мучительных вычислений и подсчёта течений на пальцах Веля определила её возраст – шестнадцать лет. Значит, замуж тёзка вышла в пятнадцать. Веля сразу повесила нос. Кажется, даже на Либре её шансы устроить личную жизнь невелеки. Но настоящее испытание ждало её впереди.

Эвелин Староземскую было не заткнуть. Пожирая Велю глазами, она рассказала, что не любит багровые розы, а любит всё розовое, что они с владыкой с детства были обещаны друг другу, что они оба относятся к роду чайки и приходятся друг другу троюродными кузенами и у них роду так принято жениться, чтобы сила зверя не рассеивалась, а род оставался при власти на Старых Землях.

Она насильно подарила Веле ту самую брошку, которой её язык был приколот к щеке, – на память. Веля хотела подарить ей розовый тренерский свисток, но вышло бы слишком неравномерно, поэтому пришлось отдать свою единственную ценность – кулончик. Эвелин поклялась, что никогда его не снимет и заставила Велю приколоть бриллиантовую брошку к топику. Затем, практически без перехода заявила, что её владыка предпочитает её любить языком и губами и совсем не против, если она сперва не примет ванны. Веля мучительно покраснела и стала думать, как бы убраться подальше от этой болтливой особы, как минимум, уйти с её кровати на топчан в углу, но к счастью, пришёл сам владыка и белокурая пампушка переключилась на мужа – стала ему рассказывать, как чудесно они с Велей проводили время и какая Веля милая. Поскольку подниматься ей лекарь запретил, слуги накрыли лёгкий обед на террасе, куда Эвелин вынесли в кресле. Тёзка принялась жевать свои любимые столбцы, оказавшиеся теми самыми кистепёрыми рыбами, и замолчала. Столбцы и правда оказались хороши.