Текст книги "Тень последней луны (СИ)"

Автор книги: Мари Пяткина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Веля подняла глаза – ей улыбался отцовский приятель-бабник.

– Счастлив поздравить нашу милую принцессу, – сказал он. – Можете рассчитывать… А вот, позвольте, моя старшая дочь…

Он вытолкнул вперёд упитанную темноглазую девицу с яркими губами, облачённую в такой жакет, как стали носить с её подачи. Девица восторженно обшарила её тёмными глазами, сделала книксен и вручила шкатулку.

Веля приоткрыла крышку – внутри лежала пара отличных ножей, очень нарядных, с нарукавниками из золочёной кожи. На секунду Веля почувствовала настоящую радость – всё последнее время она ходила без какой-либо защиты.

– Папа, можно дополнить этим мой туалет? – спросила она.

– Разумеется, – сказал король, морщась, как от зубной боли. – Это твой день.

– Вам нездоровится? – спросила Веля.

– Довольно, – отец недобро усмехнулся в бороду. – Развлекайся.

«Последний день рождения, – думала Веля, застёгивая с помощью яркогубой девицы их подарок. – Хорошо бы, чтоб быстро умереть. Просто взять суициднуться что-то мне мешает…»

Попробовала быстро выбросить нож, но тот выскакивал плохо – перетянули нарукавник. Пришлось ослаблять, это заняло её внимание на некоторое время, к удовольствию отцовского вассала и его дарительницы-дочки.

Подошли очередные гости и она едва не вскрикнула от радости и огорчения одновременно – в большую гостиную пустили всех её ганских домочадцев, которых, по правилам, там быть не могло. Она готова была обнять всех своих старых друзей без исключения, но лицо отца сказало, что следует ограничиться просто улыбкой и рукопожатием.

Дебасик стал ещё более белобородым и интеллигентным, а его нос, казалось, ещё большее покраснел. Кухарка стала ещё шире, присмотревшись, Веля поняла, что та снова беременна. Фобос с таким значительным лицом держался рядом, что, вероятно, ребёнок был от него. Все нарядились как могли, особенно – Таки. Веля чуть не заплакала, пока осматривала всех. Вот когда ей жилось весело, хорошо и спокойно – с ними.

– Драгоценную нашу владычицу Авелин, – дрожащим голосом произнёс Дебасик, – поздравляем с именинами и желаем ей…

От волнения он запнулся.

– Желаем…

Веля испугалась, что старик будет выглядеть смешно и поспешила увести их в сторонку, там торопливо пожала тянущиеся со всех сторон руки.

– Мы привезли всё масло, как вы и просили, – немного успокоившись, сказал Дебасик. – И выручку острова за последнее время. У нас даже прибыль есть! У нас теперь есть всё, только нету души нашего острова. Очень не хватает вашего высочества. Но мы же понимаем, что для владычицы Авелин хорошо…

– Хотелось бы и мне понять, – с грустной улыбкой перебила его Веля.

– Авелин! – позвал её отец. – Пора.

Они под руку вышли на восточную часть террасы, ту, под которой простиралась битком-набитая народом площадь, украшенная стягами, с которых спороли все изображения зверя рода. Горнисты загудели в горны, призывая к тишине. Глашатай в ярко-красном костюме и круглой шапочке с вышитым гербом, зычным голосом зачитал приказ о престолонаследовании и о праздновании именин наследницы престола, о замене смертной казни рудниками, – приказ вступал в силу с завтрашнего дня. Сразу поднялся адский шум – приветственные крики, восторженный визг и свист, топанье ног и аплодисменты. Веля видела, как дёрнулся мускул у отца под глазом.

– У вас голова болит? – спросила она, улыбаясь и невысоко махая ладошкой.

– Да, – бросил он. – Второй день.

Веле стало неловко.

– Так велите настойку опиума подать, – сказала она, – Или я распоряжусь.

– Мне нужна ясная голова, – медленно сказал король, – турнир открывать. Впрочем, если твой возрастной любовник навсегда вылечит меня от головной боли, я могу быть спокоен – черни ты нравишься.

Веля мучительно покраснела.

– Шепан не виноват по сути, – негромко начала она, под визг и рёв своих вероятных будущих подданных. – Я его спровоци…

– Это мне безразлично, – оборвал король, глядя вниз, на вопящее, пёстрое колышущееся море из голов, тел и стягов. – В выгребной яме ты только по собственному желанию. Я просил не так уж и много, всего лишь не ронять лица.

– Я тоже просила всего лишь оставить мне зверя, – сквозь зубы произнесла багровая от стыда и злости Веля.

– Не надо обвинять меня в своём собственном скотстве, – со спокойной брезгливостью произнёс отец и подал ей руку, идти назад, к высокородным гостям. – Я к твоему падению не причастен.

Замирая, Веля подняла взгляд. Король в глаза не смотрел, его лицо носило самое мрачное выражение из виденных. Впрочем, Веля подумала, что не видела отца в бою.

– Вы в самом деле собираетесь вешать моих ганцев? – спросила она. – На Шепана мне, в сущности, плевать. А мне что приготовили?

– Развлекайся, – холодно ответил тот и повернулся уходить с террасы.

«Потерпи, – сказала себе Веля, – скоро всё твоё пребывание в Трейнте, похожее на один неимоверно растянутый и запертый в комнате скандал, закончится…»

Когда она увидела своих домочадцев, то поняла, что никуда со зверем не пойдёт, а разделит общую судьбу, какой бы она ни была. Всё, что у неё хорошего и плохого умрёт вместе с нею, а она сама – вместе с Либром, раз уж это её законное место.

Внизу, на площади, будто кто-то невидимый подал сигнал, завопили певцы, задудели дудочки, забренчали лютни. Зазывалы принялись приглашать народ выпить и закусить на дармовщинку и толпы людей потянулись с площади в те места, где с самого утра, распространяя аппетитный запах, на вертелах жарились огромные быки и шкварчали над углями, брызгая салом, кабаньи туши, и где рекой лились пиво, эль и вино.

Она взяла отца под руку, под рукавом камзола будто камень шевельнулся. А само лицо так и осталось неподвижным.

Так вместе к гостям и вернулись.

Уселись за длинным столом: отец в торце, она по правую руку. Еле согнула своё ужасное платье и заняла места, как две огромных тётки. С изумлением она увидела, что её тёска, Эвелин Староземская, как ни в чём ни бывало сидит рядом с Жолем и они премило воркуют, в то время как его новой жены нигде не видно. «Вот это святая простота, – с оттенком зависти подумала Веля. – Вот у кого всё понятно и разумно. Зверя на смерть отдали, расстались, изменяли, сошлись снова, ведь любовь. Впрочем, и эти тоже трупы…»

Почти напротив неё сидели Леяра с Фипом. Мальчик был сам не свой, такой тихий. Веля улыбнулась ему, чтоб приободрить – он вымученно улыбнулся в ответ.

Она растягивала губы в стороны при каждом заздравном тосте, и даже пыталась отпивать из своего кубка, но почему-то появился комок в горле, есть и пить стало невозможно. А вот отец ел и даже смеялся чьей-то шутке. Веля поразилась его самообладанию. «А может, мы отравлены? – подумала она. – И отец и я. Отсюда эта ненависть. У него – к зверям, у меня – к нему, у него – ко мне, замкнутый круг, и эти головные боли…» Она постаралась абстрагироваться. И едва начало получаться, как отец сказал:

– Трапеза окончена, – и встал.

Зашумели стулья – гости поднялись вслед за ним.

Завтрак подошёл к концу, пришло время состязаний.

Придерживая руками жёсткий подол, Веля вернулась в свои комнаты, переодеться. Оказалось, что её ожидают давешние служанки с деревянными мордами.

– Где мои горничные? – устало спросила она.

– Его величество нам сказали прислуживать, – отчеканила одна, буравя Велю глазками. Вторая сжала губы и сделала книксен.

«Он хочет меня контролировать, – поняла Веля, – это не прислуга, это снова шпионки. Впрочем, всё равно…»

Женщины сняли с неё верхнее платье, нижние юбки, помогли влезть во второе, специально сшитое для состязаний, бело-розовое, с корсетом, сплошь кружевное и плетёное, очень лёгкое по сравнению с первым. Короткое, чуть ниже колена, с рукавом по локоть – Веля задавала моду в Трейнте. К этому платью прилагалась белая шляпа с широкой розовой кружевной лентой. Веля с облегчением убрала в шкатулку тяжёлую как рок корону матери.

– Следует нарукавники снять, – сказала одна из женщин, протягивая ладонь.

– Отец разрешил носить, это подарок, – глядя в пол произнесла Веля, а внутри у неё что-то сжалось.

– Это оружие, – возразила женщина. – Вам не следует…

– Завали хлебало, – сказала Веля, поднимая глаза и улыбаясь.

– Что? – переспросила женщина. Кажется, Веля перешла на другой язык.

– Заткни пердак или я его тебе заткну. Мои отношения с отцом – это мои с ним отношения. Вечером мы помиримся, и ты окажешься на улице в лучшем случае. В худшем – я попрошу у него твою голову в качестве бонуса.

Женщина немедленно умолкла. Что касается второй, то она изначально не произнесла ни слова. Смотрела стёклышками пустых глазок, стихиям неведомо, шевелилась ли хоть какая-то мысль в приплюснутом домике черепа. Затем обе сделали книксен.

– Затяните корсет, – Веля повернулась спиной, придерживая волосы.

Затем оглядела обеих, нахлобучила нарядную шляпку так же, как носила свою прежнюю, кожаную, и хлопнула дверью с досады на то, что вышла из себя. Следующим шагом будет отвесить служанке пощёчину. А чего? Ведь ей за это ровным счётом ничего не будет.

Для состязаний на набережной сколотили трибуны. Всё последнее время трейнтинцы, разбившись по цехам, тренировались стрелять из луков и фехтовать, победителей ожидали призы: лошади – лучшим лучникам, мечи староземской ковки – фехтовальщикам и парусная лодка, для команды, которой удастся захватить мост.

На лучшем месте, на покрытом коврами настиле, поставили отцовское бронзовое кресло, рядом – мягкий стул с высокой спинкой для её высочества. Отцовское кресло пустовало. Веля пошла по ковровой дорожке к своему стулу, глядя под ноги и сцепив пальцы, пока тысячи глаз обшаривали её с ног до головы.

– Мамуля, я хочу такое платье на свадьбу Пенти! – взвизгнул девичий голос где-то сбоку.

– Ещё чего, срамота, ноги видно, – негромко отрезала мать.

– Ну ма-а-ам!!!

– Бедняга, говорят, папаша хочет убить и её зверя, – сказал мужской голос с другой стороны.

– Пивом напился и критикуешь? Королю виднее, что правильно… – строго ответили ему.

Веля уселась, раскинув пышную юбку вокруг себя, да так и сидела, жалея, что нечем занять руки. Ей, подвижной от природы, приходилось прикладывать усилия, чтоб сидеть неподвижно с деланым безразличием на лице, пока подданные обсуждали её внешний вид и житейские обстоятельства.

Сбоку подошла Леяра, она с принцем сидела на скамье неподалёку, в первых рядах.

– Не имела возможности вам сказать, – тихо произнесла она, – ваш отец вчера был нездоров, что-то наподобие нервного припадка с мигренью, а может полнокровие, так звали лекаря кровь пускать.

Веле снова стало стыдно.

– Мне ничего не говорили, – пробормотала она.

– Вас не нашли. Не стоило бы его величеству открывать турнир сегодня.

– Ну предложите ему, может, вас отец послушает.

Леяра странно посмотрела, будто хотела ещё что-то сказать, но тут прогудел рог и все встали, Веля тоже поднялась – на сингловое ристалище вышел король. Он снял свой нарядный синий камзол и рубашку, теперь его тело стягивали кожаные доспехи с железными пластинами на груди, животе, плечах. В них отец словно стал ещё больше. Бритую голову, лоб, уши и щёки покрывал новый блестящий шлем, в левой руке король держал короткий круглый щит, в правой – свою секиру.

От вида отца, от его грозного, облачённого в броню тела, Велю охватила невольная тревога, какая возникает у людей при виде крупного и свирепого зверя.

Король поднял секиру, и зрители восторженно завопили. Среди них было немало солдат, ходивших за отцом в его бесконечные походы и привыкших видеть своего владыку именно таким. Следом на арену вышел Шепан, в похожей, почти такой же амуниции. Толпа восторженно приветствовала и его. Никто не догадывался, что поединок будет смертельным. Для зрителей – их король открывал развлекательный турнир. Впрочем, если бы и догадались, восторженный рёв был бы не меньше. Шепан крутанул секиру и шутливо салютовал в сторону трибуны – жри, детка. Ты этого хотела? Веля вздохнула и опустила полу шляпки чуть пониже, пряча лицо. Жаль, что от себя спрятаться нельзя.

***

Каждый крик отдавался у него в голове ударом молотка.

Скер смотрел, как ликуют трибуны, предвкушая забаву. В стороне, на куче сваленных шлемов и деревянных мечей, которые дожидались шуточного сражения горожан, сидел его адъютант, наряженный по последней моде в этот короткий сюртук, едва прикрывающий зад, и узкие штанцы, которые ввела его дочь. Зрители облепили все крыши ближайших домов, а из каждого окна торчало с полдесятка голов. В первых рядах трибун – союзники и трейнтинские вельможи, Теттал, староземские владыки, Леяра с принцем Фипполом, который больше не смотрел на короля с ужасом, в глазах мальчишки снова плескалось то естественное восхищение, к которому король успел привыкнуть. Его мать получила слишком хорошее воспитание, чтобы показывать чувства, но смотрела как-то странно. Он улыбнулся им поверх щита. Хорошо, когда кто-то молится стихиям о твоей победе. Следовало приветствовать свой народ, и король поднял секиру. Отвечая орущей толпе, за глазами сразу шевельнулась боль, подобно живому зверю повернулась там, внутри.

Его девочка неподвижно сидела со сложенными на коленях руками и отстранённым лицом. Трейнт испортил её, жаль. Но вот Шепан будто в шутку отсалютовал ей, и Скер очнулся.

– Начинай, – бросил он.

Горнист продудел.

Они пошли по кругу друг против друга. Иногда кто-то делал выпад и удар, а второй подставлял щит специальным, скользящим движением, чуть отдёргивая его к себе в момент соприкосновения с секирой. Раньше они часто становились в пару поразмяться, ничего нового, кроме незримого присутствия смерти. Скер дурак, нужно было не слушать Мирру, а свести с ним счёты давным-давно, тогда бы он не стал свидетелем этой омерзительной сцены. Впрочем, дочь нашла бы и другой способ намерено его позорить. Чёртова головная боль, череп будто мёртвой водой наполнен. Это всё из-за зверя. Следует немедленно с ним покончить, но сперва убить бывшего приятеля. Предавший раз – предаст не раз. Король знал, что его преимущество – в весе, силе и в желании убить, но и у бывшего друга было своё преимущество – в подвижности, в отсутствии мигрени и желании выжить.

Они всё кружили друг против друга, подставляя щиты под секиры противника и чуть отдёргивая их в момент удара, от этого ужасные удары, которыми оба обменивались, теряли силу, а щиты оставались не щерблёнными.

Король подумал – Шепан явно выжидает, когда он устанет и откроется. Он упорный, как и король, воевал всю свою жизнь, как король, а вот держать себя в руках, как оказалось, не смог. Ему подумалось, что оба они созданы для боя, как волки, которые приходят на поле после, пожрать падали. И вдруг он понял, что больше не сердится на этого человека, а в сердце простил его и понимает. Значит, точно следовало поскорее с ним покончить.

Он усилил удары с расчётом, что повредит ему щит, но и тот будто чутьём угадывал, чего хочет король и не сделал ни единого промаха. Король напомнил себе, что бывший дружок видит в его смерти приз, и только и ждёт, чтоб по-волчьи вцепиться клыками ему в горло.

– Что она тебе наплела? – спросил Скер, с лязгом обрушивая лезвие на щит приятеля.

– Какая разница? – Шепан, с прижатым к телу щитом, казалось, экономил силы для удобного момента.

Король чуть помедлил и тут же получил сильнейший удар в свой щит обухом, рука болезненно отозвалась, а под черепом блеснула вспышка боли.

– Она лжёт тебе, со мной она тоже притворялась любящей дочерью.

– Я знаю. Я же с ней сплю.

И Шепан пошёл вперёд. Он дважды обрушил секиру на его щит, стараясь попасть ему в плечо, но ярость уже снова потащила короля за собой, и он отбил удары приятеля с такой силой, что тот отступил на несколько шагов и секира в его руке, король видел, дрогнула.

Лицо заливало потом, Скер сорвал шлем и отбросил в сторону. Ликование трибун затихло – теперь всем стало понятно, что это смертельный бой. В наступившей на арене тишине слышно было только хриплое дыхание бойцов, даже море, казалось, прекратило свой извечный рокот.

Теперь секира короля, как живая яростная птица взлетала раз за разом, а его противник только защищался и отступал, Скер понял, что Шепан больше не может толком отразить его шторма, а значит нужно добивать.

Со всей силой, на которую король был способен, он ударил в щит Шепана своим щитом, и ушибленная рука у того повисла. Есть! Ему ещё хватило сноровки отпрянуть, но птица в Скеровой руке уже летела ему обухом в висок. От страшного удара искорёженный шлем слетел с головы. Шепан сделал ещё шаг назад, словно пытаясь устоять на ногах, и упал на колени перед королём. Голова была сплющена с одной стороны, из виска тонкой алой струйкой била кровь. Далеко била, окрашивая багровым деревянный настил набережной.

Протрубил горн. Трибуны взорвались ором и аплодисментами.

Тяжело дыша, бледный от головной боли и ярости, с дрожащими от напряженного боя руками, король подошёл к бывшему другу, завис над ним. Тот завалился на бок. Бледное и окровавленное лицо из последних сил повернулось, взгляд потянулся к трибуне, но король носком сапога развернул лицо назад, к себе, и, наступив на лоб, смотрел в глаза, пока мысль не покинула их.

– Я давал тебе шанс, – обращаясь к мёртвому, сказал он и только тогда поднял взгляд. Дочь вежливо хлопала вместе со всеми.

Сбоку подскочил адъютант, подал платок, вытереть лицо и кувшин с водой. король шумно напился.

– Вода! Где вода?! – раздался крик с края трибун.

Сперва он не понял, о чём идёт речь. Вода? Вот же она. Мысленно он всё ещё дрался, по привычке выискивая свои ошибки, а также анализируя ошибки Шепана. Всё ещё думая, как на месте Шепана дрался бы он, король повернулся к морю и увидел, что моря больше нет.

Вдаль, сколько видел глаз, простиралось песчаное, грязное дно, с кучами водорослей и тины. Все корабли, покренившись бортами и мачтами, лежали на этой странной, непривычной для них суше. А над всем этим опускалась, ползла по небу, загораживая солнце, давящая, сумрачная тень.

Наползла, неотвратимая, как рок. И посреди дня вдруг наступила ночь.

Глава 21. Луна

За какие такие грехи задаваться вопросом

зачем, и зачем, и зачем, и зачем, и зачем..…

Янка

Где-то завизжал бабий тонкий голос, ещё один, и на тёмной площади началась свалка. С грохотом падали скамьи – все вскочили одновременно. По ристалищу хаотично заметались люди, кто-то падал, другой валился сверху, на короля налетел адъютант, Скер поймал его и сжал плечо.

– Найди мою дочь!

Но тот смотрел пустыми глазами и Скер оттолкнул его. Поднялся гам: кто-то громко молился, другие звали потерянных в суматохе родных.

– Ваше величество! – ему в руку вцепился мальчик. – Что это?

Скер поискал глазами Леяру, нашёл, перепуганную, но по-прежнему владеющую собой.

Он никогда не видел ничего подобного тому, что закрывало небо до самого горизонта. Огромная, бугристая и чёрная твердь простиралась теперь над головами, заслоняя свет Всеотца Дня. Третья Луна. Если бы головная боль прошла и адский стук молотков в его черепе прекратился, пришла бы ясность и внутренняя тишина. Тогда бы он осмыслил, что звери не лгали. Он уничтожил мир. Что ж, это стоит увидеть!

– Зажгите фонари! – приказал он, схватив за шиворот дрожащего прислужника и встряхивая. – Зажгите все лампы!

При виде своего владыки тот будто очнулся, в полных животного ужаса глазах отразилось понимание – привык слушаться, повиновение вошло в привычку, ставшую второй натурой. Постепенно там и сям вспыхнули масляные лампы, которыми король оснастил пристань, на ристалище зажглись факелы.

Он махнул своей страже, тем из них, кто оставался, чтоб держались рядом. А сам стоял и смотрел на мечущихся в панике людей и думал о том, что он, всё-таки, убил их, в то время как собирался сделать хозяевами мира. «Так вершатся пророчества и разбиваются мечты» – с ухмылкой подумал король. Он никогда не знал поражений, слишком привык всего добиваться упорством, а чего не знал – тому учился, чтобы снова победить. Осталось освоить последний, самый сложный урок – научиться мириться с поражением.

Стража канула в небытие, быть может, сбежала в панике, потому что вокруг чёрте-что творилось. Скер оглянулся, где дочь. Яркое пятно – белое с розовым платье, склонилось над чем-то на опустевшем ристалище. Ах да, он только что убил её любовника. Смотрел, как она накрывает его лицо своей шляпкой. Какая чушь, все там будем.

Она приблизилась, бледная, с каким-то остервенением свивая и развивая ленту. Скверный праздник у девочки вышел, жаль.

– Я не сержусь, за Шепана не сержусь, – сказала она, попеременно глядя то на него, то на Леяру, на секунду её взгляд коснулся и мальчика, но тут же отдёрнулся, – Для него всё кончилось в бою и быстро, я бы тоже так хотела.

В её словах была правда, а в испуганном и бледном лице – сходство с матерью.

– Что сейчас будет? – тихо спросил король, повысить голос ещё раз было бы невыносимо.

– Что бывает, когда вода уходит до самого горизонта? – Вместо прямого ответа на вопрос дочь пожала плечами.

Скер поморщился. Чёртова головная боль не давала думать. Он уже ничего не желал – лишь бы шум кончился. А эта чёртова девка даже сейчас мотала жилы – не могла нормально ответить. Ему захотелось взять её за причёску и один раз тряхнуть.

Разом, в один миг, завыли все городские собаки. С пронзительными криками сорвались в тёмное небо и унеслись прочь птицы, – король проводил их взглядом.

– Если бы я знал, я не стал бы спрашивать, – поражаясь своему самообладанию, терпеливо пояснил он. – На моей памяти такого не было и в книгах не написано. Луна пришла, вода ушла, что дальше?

– А дальше вся вода, которая ушла, вернётся огромной ударной волной, всё сметающей на своём пути. Это называется цунами.

Скер прищурился в попытке представить, о чём она говорит, но ничего не вышло. И вдруг он понял, что дикая головная боль и нервный приступ, и весь его тяжёлый дискомфорт – всё это – предчувствие грядущей катастрофы. Стихии посылали знак, а он не мог понять.

– Насколько велика будет волна?

– Не знаю, – дочь покачала головой, – не могу представить.

– Все идём наверх, – приказал король, трогаясь с места, – во дворец. Он на холме.

– Я так понимаю, это бессмысленно, – дочь пожала плечами и осталась стоять.

Ему пришлось вернуться, взять её за предплечье и повести за собой.

– Либо ты сама пойдёшь, – сказал он, – либо я возьму тебя подмышку и понесу.

– Я пойду сама, – сердито ответила дочь, отбирая руку. – Дурацкое платье и обувь! Я не могу в этом бежать!

Она сняла и отбросила туфли, осталась босая, как уличная девка. Плевать.

Постепенно явился новый звук, сперва незаметный из-за боли в голове и криков толпы. Король остановился, прислушиваясь, вычленяя из терзающих его шумов пока ещё далёкий, утробный и низкий рёв, словно издаваемый сотней звериных глоток, будто армия чудовищ мчалась на город. Чем громче он звучал, заглушая все иные звуки – тем легче становилось больной его голове. Только ужас остался, прилип, словно грязь.

И король побежал вперёд.

Он врезáлся в хаотично мечущихся людей и люди врезались в него. Он кого-то отталкивал, швырял в сторону, эгоистично расчищая себе путь, и если бы кто-то преградил ему дорогу с оружием, Скер не раздумывая взялся бы за секиру. Иногда лишь оглядывался, убедиться, что дочь и Леяра с принцем не отстали, а чёрная Луна с бугристой поверхностью, с кратерами, горами и мёртвыми долинами, будто морщинами изрезанная скалистыми урочищами и сухими руслами рек, ползла над его головой, двигаясь вместе с ним. Наконец, из-за дальнего края корявой Луны-убийцы, сверкнуло солнце. «Соберись, ты король, что ты как тряпка!» Он оглянулся и замер на месте.

Вода возвращалась. Блестела в скупых ещё солнечных лучах пена на гребне гигантского, чудовищного вала, высотой до Луны, будто огромная невидимая рука разгневанного божества собрала всю воду Либра в исполинскую секиру, и теперь несла её, чтоб одним ударом смыть с лица мира погань, что назвалась людьми, с их ничтожным владыкой, вознамерившимся поставить человека над высшими существами.

Множество пенистых волн окружали этот вал, таких маленьких и кудрявых издали, но Скер знал, что каждая из них вблизи окажется больше его дворца, до которого он почти добрался – они стояли у подножья забитой людом лестницы – все бросились наверх.

Волну заметили. Проклятья, стоны, крики и молитвы зазвучали с новой силой, но уже ничто не могло заглушить чудовищного рокота приближавшегося вала.

– Я же говорила, бессмысленно! – задыхаясь, крикнула дочь.

Король повернулся к ней и открыл рот, чтоб сказать, что был неправ, что он ошибся, что в своей самоуверенности был преступен и ему нет оправдания, но слова так и не покинули его рта. Потому что извинения больше не имели значения. Ничто не имело значения перед лицом разгневанной стихии. Мальчишка снова повис на руке.

– Ваше величество, мы умрём?! – всхлипнул он. – Мне бы так не хотелось!

Скер хотел сказать, что воин не должен бояться смерти, и снова осёкся – поучения не имели значения тоже. Тогда он произнёс правду:

– Закрой глаза, это будет быстро.

Слова потонули в рёве воды. Пахло вином и потом – от толпы, духами – от прижавшихся к нему женщин. Порыв ветра ударил с такой силой, что чуть не сбил с ног принцессу в её пышном платье, швырнул на короля. Он инстинктивно сгрёб в охапку и дочь, и Леяру. Зажжённые вместе с лампами факелы отбросили долгие языки огня. В лицо ударило тяжёлой вонью потревоженного морского дна. «Сейчас вода раскрошит мой флот в жалкие щепки», – мелькнуло в мыслях.

Кто-то ещё пытался бежать, но многие, как и король, замерли, зачарованные ужасной и фантастической картиной приближавшегося вала. Что-то крохотное сверкало белыми парусами на самом его гребне. Это волна, играючи, несла на горбу огромный корабль, оторванный от мелких судёнышек плавучего острова северян, размолотого в безжалостных жерновах.

На мгновенье король будто оглох. Во внутренней тишине, такой желанной ранее, он смотрел, как вершится судьба.

Рокочущий вал неотвратимо приблизился, исполненный ярости мрачной и беспощадной, разрушающей острова. На мгновенье завис над кораблями, лежащими у берега на сухом морском дне. Над пристанью. Над торговой площадью. Над королём, его домашними женщинами и всей обречённой толпой. Накатился, всем многотонным своим весом рухнул вниз, и разбился о невидимую твердь.

С грохотом и плеском рассыпался по сторонам и потёк дальше.

Земля дрогнула под королём и накренилась, мраморная плита у него под ногами треснула и стала дыбом, он едва успел отскочить, чтоб не упасть, а люди на площади повалились, словно кегли. Над их головами ревел поток воды, заглушая вопли ужаса и стоны боли. Бурлящая вода струилась по окружности, словно весь Трейнт оказался в огромном пузыре, над которым пролетела чудовищная волна в своей погоне за притянувшей её мёртвой Луной. Едва дыша и содрогаясь, король стоял и смотрел, как безжалостный поток швыряет в невидимую стену все принесённые с собой подарки: разбитые, размолотые чужие корабли, доски, палки, щепки, тряпки, огромные куски человеческих жилищ, белокаменную колону староземского дворца с барельефом из чаек, мёртвую и живую рыбу, изувеченные тела людей, обрывки парусов, оторванные руки и всё порожденье человеческих рук, по которому прошлась Луна.

Король оглянулся посмотреть, велика ли накрывшая их сфера. Он стоял у самого её края, а вокруг, сколько видел глаз, простиралось бурлящее водяное небо. Сердце забилось, король сглотнул. Кажется, смерть снова прошла стороной, только краешком плаща задела.

Чёрная тень Луны медленно уползала всё дальше, становилось всё светлее. Люди вставали, потрясённо оглядываясь. Трейнт, как в стеклянной игрушке, лежал на дне адского аквариума.

Какой-то подросток, оборванец и смельчак, по мокрому песку подбежал к самому краю преграды между их обжитым миром и безжалостной стихией, тыкал пальцем в вертикальную стену воды, и подпрыгивал, показывая вверх. К невидимой преграде потоком прижало погибшего кита. Над головой, будто в воздухе, проплыла акула, за нею – другая. Поток утих, огромные хищные рыбы свободно кружили в водном небе.

Вот одна приблизилась к туше, открыла острозубую пасть и изящно откусила. Туша шевельнулась, как живая. И ещё раз шевельнулась – вторая акула тоже оторвала кусок вожделенной плоти. Питаясь, они легко касались кита, быстро и страстно целовали, как целуют изголодавшиеся по ласке женщины, и тёмная кровь клубами вырывалась в воду в местах их поцелуев.

Вдруг акулы исчезли, словно их и не было, и только разорванная туша слабо шевелилась в струе течения. Длинная вытянутая тень стремительно приблизилась и превратилась в гигантское рыбовидное чудовище, иссиня-чёрное, с огромной головой на короткой шее, вытянутым носом и могучими ластами на коротких конечностях. Распахнулась чудовищных размеров пасть, полная острейших зубов, и китовая туша исчезла, лишь пузыри остались, да кровавая дымка. Вся площадь ахнула, отважный оборванец присел и сжался в комок. Могучий длинный хвост хлестнул по невидимой стене, и монстр уплыл в темноту.

– Дьявол, – пробормотал король, – это дьявол.

Скер слыхал легенды о дьяволах, пожирающих корабли, даже видел дьявольские кости, которые иногда выносило штормами, но не думал, что увидит их вживую, но могучий поток принёс из морских глубин и этих гигантов, и других. Он оглянулся – Леяра с принцем зачарованно смотрели, как за преградой у самого дна размеренно плавают огромные тупоголовые рыбы, покрытые костяными пластинами вместо чешуи, с ластами на лапах вместо плавников, словно созданные для того, чтоб ползти по суше. Дочери рядом с ними не было, но бело-розовое пышное платье мелькнуло сверху, на террасе.

Следовало закончить начатое, сделать то, что он хотел сделать, но не успел. Скер был последователен, он всегда заканчивал. Он по-бычьи дёрнул головой вбок и пошёл наверх, за дочерью.

Посреди террасы, прямо на каменных плитах пола, сидел зверь в теле человека, в той странной позе, в которой иногда садился его лис – подогнув под себя ноги, как мальчишка, которого в наказанье поставили в угол, на песок, на колени, а он устал и присел на пятки. Глаза его были закрыты, опущенную голову покрывал костяной, кажется, шлем самой странной формы; руки согнуты в локтях, большие пальцы упирались в лоб, будто он задумался.

Дочь стояла рядом и задумчиво грызла ноготь. Повернулась, увидела Скера и покраснела, как вареный лобстер. На память король пока не жаловался, он сразу вспомнил тот день, когда эти двое заявились продавать масло.

– Даже так! – негромко произнёс он. – Выполнил работу и уехал, ты говорила?