Текст книги "Тень последней луны (СИ)"

Автор книги: Мари Пяткина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Он помолчал. Веле тоже нечего было сказать, и она таращилась на стены. Порой попадались интересные надписи, к примеру: «Отомсти себе – не плати налоги», «Дьявол уехал к бабушке», «Ты слишком добр, п@ц тебе, Зорис».

– Слушай, детка, зверь у тебя такой урод, как тебе его в руки брать не гадко. – произнёс Шепан. – Лис хоть красивым был.

– Мне плевать, какой он, – отрезала Веля. – Пусть он хоть монстром вам всем выглядит. Это мой зверь и я пойду за ним. Есть другие ходы в подземелье?

– Я через кухню прошёл в винный подвал, а оттуда в катакомбы. Чёрт, детка. Не нравится мне всё это. Твой папаша не дурак, что мне ему говорить?

– А ничего, – с отчаянием сказала Веля и мотнула головой.

– Ты же шкуру украла!

– Пусть докажет, что это я.

В своих покоях она спрятала лампу с пеплом в глубине шкафа с рукоделием матери, быстро вымыла холодной водой самые грязные места, распустила волосы и облилась духами, чтоб не вонять гарью. За окном только начинало сереть. Возможно, она успеет вздремнуть, пока не придут звать к завтраку? Она ужасно устала, будто, она невесело ухмыльнулась, – всю ночь бродила по каменоломням и отдалась прислуге. Веля юркнула в кровать и с изумлением обнаружила, что её постель занята. Там спала тёплая староземская владычица Эвелин, которая, стоило Веле лишь прикоснуться к ней, проснулась и заплакала.

– Ах, дорогая, – сквозь слёзы сказала она, – похоже, я надоела королю, он сказал больше не приходить. Я не могла спать, не знала, куда мне деваться и пришла к тебе, но тебя не было… Я так несчастна!

Кажется, эта фраза была кодовой, глаза сразу защипало.

– Мне жаль, – сказала Веля сдавленно.

Она не уточняла, чего именно ей жаль, просто обняла тёзку и тоже заплакала. Она думала о том, что сегодня сделала, и о всём том, что сделать только предстоит, и слёзы катились сами по себе. Веля слушала жалобы тёзки на равнодушие отца, с ужасом представляла вероятные финалы собственной истории и душераздирающе всхлипывала.

Так, наплакавшись, в обнимку, обе и уснули. Утром было неловко, горничные невесть что подумали, впрочем, виду не подали, а подали одеваться: блузку, лёгкую юбку, жакет – день был приёмный и Веле предстояло сидеть с собственноручно разведённой бюрократией у подножья лестницы в тронном зале. Волосы она заплетать не стала, а просто расчесала и надела одну из жемчужных корон матери с длинными цепочками, свисавшими по бокам и сзади, чтоб отцу было приятно.

За завтраком король выглядел задумчивым. Он никак не прокомментировал то, что она в короне, ни слова не спросил о пропавшей шкуре, словно ничего не произошло, даже не спросил, где она была ночью, хотя служанки сказали о его позднем визите.

– Начинайте трапезу, – сказал король, скользнув взглядом по её бледному, не выспавшемуся лицу, и налил себе отвара реса из парующего медного кувшина. На секунду Веле стало жаль отца. «Вот встать бы сейчас и сказать: что мы делаем? – с горечью подумала она. – Неужели нельзя, чтобы всё стало нормально? Чтобы мой милый Пол остался со мной и ни о чём не беспокоился, кроме времени третьей луны и своих хождений по дорогам ночи? Если бы отец разрешил мне оставить зверька, как бы я его полюбила!»

За еду принялся один принц Фиппол, да его мать положила в свою тарелку кусок пирога с голубями. «Надо же, вот и аппетит появился!» – некстати мелькнуло в мыслях. Король заметил пристальный Велин взгляд.

– Ты что-то хочешь мне сказать? – спросил он, щурясь так, будто силился что-то рассмотреть за её спиной.

Веля открыла рот.

– Возможно, ты наконец-то решилась отдать своего никчемного зверя? – с усмешкой продолжил король.

– У меня нет зверя, папочка, – улыбнулась Веля, – Ты не мог бы подать мне ресу?

Глава 18. Чёт и нечет

Он смотрел из окна башни на то, как работают плотники на площади – там сооружали помост. Подёргал рукой решётку – крепка. Хорошо.

Тому, что шкура пропала, король не удивился, это же понятно: раз лис жив – значит и шкура при нём. Но куда делся плащ? Это был его любимый плащ.

– Проведи праздник, – говорил ему лис. – Привези на праздник ганцев. Это же разумно – в именины дочери пригласить её людей. Пусть весь день состязаются, пьют, едят, поставь отдельные столы для них. Приставь своих людей. А как стемнеет – скажешь ей, пошли смотреть подарок. Заведёшь сюда и пусть глядит из окна, как ганцев вешают. С её прислуги не начинай, прислугу тяжело будет простить, начинай с рыбаков и рабочих завода, тех не так жалко. Пусть вешают неторопливо, по одному, делай паузы, проси позвать братца. До десятка дойдёшь – а там и позовёт, как миленькая.

В каземате делать комнаты для содержания дочери он передумал – там, всё же, звуки бывают, а дочь девица с тонким душевным и сердечным устройством, станет нервничать лишнее. Поэтому комнаты сделали в угловой фланкирующей башенке, уже несколько лет как приспособленной под склад припасов. Склад перенесли, крыс вытравили, всё как следует убрали, повесили гобелены и поставили мебель. Помещение получилось – сам бы жил. Также – отдельно, ни она мешать никому не будет, ни ей не помешают думать и приходить в себя. Издеваться он над нею не собирался, Скер всегда старался не обижать женщин, он же не зверь какой-то, а это, к тому же, дочь. Но изолировать, когда всё закончится, придётся, это и крабу понятно. Хотя бы чтоб не занималась членовредительством и другой ерундой.

Скрипнула дверь – король оглянулся. Там стоял полезный человек, с цепкими маленькими глазками и огромной плешью, с выражением лица, будто он уже принял все известные слабительные и теперь смиренно страдает, пока они подействуют.

– Мы подыскали двух женщин, чтоб смотрели по очереди за принцессой и помогали, – сказал полезный человек, – вот они, владыка.

Женщины, что топтались за ним, присели в книксенах. Лица – простые, тела – надёжные. Король поговорил с ними, и обе понравились. Одна раньше служила сиделкой при буйной помешанной, а вторую забрали из каземата, где она была охранницей и умела кормить через лейку. Король предупредил, что с предшественницей случилось несчастье. Объяснил, что будет входить в обязанности, и за какую плату.

– Семейные? – спросил король, глядя им под ноги.

– Я – жена и мать, – с достоинством сказала одна, – четверых детей.

– Я одинока, – ответила вторая, – у сестры живу.

– В случае побега, самоубийства, членовредительства вашей подопечной ваши близкие разделят наказание, – произнёс король, поднимая взгляд, – тяжесть которого определит тяжесть вашего упущения.

Женщины переглянулись и синхронно сделали книксен.

– Не упустим, ваше величество, – сказала одна.

***

Ещё декаду назад глашатаи стали кричать по площадям на всех островах, что в смену течений король даёт праздник в честь возвращения её высочества Авелин. Практически сразу в столицу потянулись уличные артисты: бродячие цирки со зверями, акробатами, жонглёрами и бывшие жрецы закрытых храмов, что нынче подались в лекари и фокусники. Певцы, танцоры, трубадуры, торговцы целебными снадобьями от всех хворей, мошенники и менялы, обманщики, игроки, шулеры и жулики, калеки и нищие, ворьё всех пород и сортов, вся человеческая пена, которую выносит прибой. Пришлось заранее усилить стражу по городу и в катакомбах.

В Трейнт, прослышав о грядущих многодневных торжествах за счёт короны, подались остовитяне с Кварта, Старых Земель, Васара и многих, многих других островов, Наир, столица Трейнта весь полнился разноцветными и разношерстными толпами. Таверны и гостевые дворы были битком набиты, приезжие спали на пристани и деревянных настилах тротуаров. Однажды скопища людей превратят столицу в огромный рассадник заразы. Его и так называют рассадником тирании и сплетен.

Ревела, визжала и блеяла скотина на королевских скотных дворах – шёл забой животных для завтрашнего пиршества. Из провинции тянулись возы с зерном, овощами, молочными сырами, бочками вина и пива – король платил за всё. Любопытно, сколько украдёт на этом казначей? После похорон Мирры он построил старшему сыну дом. Скер наблюдал за ним уже больше десяти течений и знал все его схемы. Казначея давно следовало повесить, да только сперва не мешало бы найти замену, но подходящего толкового человека не попадалось.

Размалёванные актёры в рваных театрах да пёстрые цирковые труппы уже давали представления на спешно сколоченных помостах, собирая досужих зевак, и только один помост стоял пустым – новый, с одинокой виселицей.

– Пап, ты говорил, что заменишь казни рудниками, – старательно глядя в тучный затылок возницы, сказала дочь, когда они вдвоём, пробуя подарок, новый её экипаж, катались вокруг дворца в сопровождении двух конных гвардейцев.

Она всегда отводила глаза. Это было забавно, Скер и за собою знал похожую привычку, потому улыбнулся. Ему нравилось то, как без скрипа идёт новый экипаж, нравился запах лошади, и что они катаются вдвоём, не считая двух конных гвардейцев сзади. Мальчик очень просился, но король его не взял, он хотел хоть теперь поговорить. Скер ласково погладил принцессу по голове, украшенной маленькой жемчужной диадемой матери. Дочь подтыкала ею чёлку, будто обручем. Ему и голова эта нравилась, похожая на Мирру, но с его коротким носом и серыми глазами. Хорошая голова, жаль, что несговорчивая и недальновидная.

– Всё только от тебя зависит, дочка.

Несколько долгих секунд она терпела ласку, как чужая лошадь, затем отодвинулась, чтобы свеситься с краю и бросить монетку невесть как пробравшейся в эту часть города нищенке, а назад придвигаться не стала. Её тело говорило языком жестов, что дочь его совсем не любит.

– В чём ты будешь завтра? – спросил он, чтоб сменить тему, женщины любят болтать о нарядах, даже Мирра любила. – Я покажу тебя народу. Если ты покажешься недостаточно хорошо одета, о нас станут плохо говорить.

– Мне три платья шьётся, – последовал сдержанный ответ. – На утренний приём, дневные состязания и на вечер.

– Прибудут вассалы и союзники, – продолжал король, – с жёнами, сыновьями и дочками. Перезнакомишься со всеми, может кто-нибудь приглянется. Или просто наберёшь себе дам и кавалеров. Устроим танцы.

– Но ведь я не умею танцевать, как у вас принято.

– Я, если честно, тоже, но владыки как напьются и начнут – будет смешно, тебе понравится. Что ты всё зеваешь?!

– Сплю плохо.

– Я в твои годы спал отлично. Плавай больше и лучше ешь!

– Хорошо.

Он знал, что дочь уже третий день где-то бродит ночами, вероятно, со своим зверем. Не было новостей и от Шепана. Король уже жалел, что обратился к нему.

– Ты забыл, что он уже участвовал в заговоре? – спросил его лис намедни. – Предавший раз – предаст снова.

Скер всё помнил и без его слов.

– Это дурно пахнет, – сказал ему лис. – Они втроём плетут интриги, замышляют подлость, мой владыка, а раз так – не получится подождать, пока братец объявится сам. Так что привози её людей и делай то, что умеешь.

Они сделали два круга вокруг дворца и вокруг помоста с виселицей, затем король толкнул возницу в спину и приказал ехать за город, экипаж развернулся и покатил по главной улице.

В этом районе стояли дома трейнтинской знати, королевских чиновников и крупных торговцев. По деревянным настилам тротуаров прогуливались местные богачи, прислуга, бегущая по делам, с корзинами и свёртками в руках, поспешно выскакивала на мостовую, кланяясь и давая пройти господам. И все снимали шляпы, с поклонами оборачиваясь к экипажу, останавливались поглазеть, как Скер едет с дочерью. Дочь вежливо кивала в ответ, не делая особой разницы, кто перед нею, иногда доброжелательно махала ладошкой, невысоко поднимая руку. Это было непривычно и мило. Королю подумалось, что она могла бы стать весьма полезной во многих вопросах, её можно было отправлять на часть встреч, отдать ей часть обязанностей, связанных с благотворительностью, это частично освободило бы его самого. Но сперва следовало решить главный вопрос.

– Я сказал собрать со всех поселений твоих ганцев и привезти на праздник. Завтра с утра со всеми своими увидишься.

– Прикажи, пусть захватят весь керосин и мазут, который произвели. Это для них построена виселица? – спокойно спросила дочь, разглядывая нарядный дом казначея, выкрашенный в светло-жёлтый цвет, с цветочными горшками, вывешенными снаружи окон.

– Я бы предпочёл, чтоб там висел последний дохлый зверь, после необходимого уничтожения которого начнётся эра человека. Но праздник твой, решать, разумеется, тебе.

Дочь промолчала. Они проехали мимо поворота на рыбный рынок, далеко распространяющий зловоние. Теперь, перед праздником, рынок со всех сторон оброс щупальцами из тележек и лотков, где продавалась горячая еда, и густая вонь тухлой рыбы, потрохов и нечистот разбавлялась запахом горячего хлеба, жареного мяса, сочных сырых овощей и тонкими фруктовыми ароматами. Королю сразу захотелось есть.

В честь праздника разрешили торговлю на улицах, и теперь отсюда и до самых городских ворот тянулась шумная полоса сувенирных рядов. До самых ворот молчали.

– И как вы дальше видите моё будущее? – спросила дочь, наконец, дрожащим голосом. – Положим, я отдаю вам зверя, и что дальше? Вы выбираете мне супруга их числа ваших союзников или их сыновей? Я уплываю в какие-то дали, либо вы даёте мне где-нибудь тут жильё, чтоб вас не обвинили в скупости, и там, в печальном этом дворце, превращаюсь в томную даму, мечтающую об адюльтере, поскольку мне осточертел второй подбородок и живот моего мужа?!

Скер на минуту задумался. Не считая адюльтера, он и в самом деле считал, что спокойная и размеренная жизнь – лучшее, что он может дать дочери. Ведь Мирра ею довольствовалась? И у него самого в молодости этого не было. Однако, адюльтер, второй подбородок, какая гадость, и к чему такое сказано?

– А чего бы ты сама хотела? – спросил он.

– Я бы хотела, чтобы мне оставили моего зверька, моего Пола, и тогда я, отец… тогда я ради вас пошла бы на всё.

– А без зверя? Ну, торгуйся, смекни, чего ты хочешь. Всё, что я могу сделать, я сделаю. Без него.

– Нет, это невыносимо! Кстати, куда вы меня везёте?

Дворец Снов встретил их тяжёлой, как гранит, тишиной. Скер из жалости разрешил жрице остаться, он знал её много лет, с тех пор, как привёз из школы при храме ворона в Васаре. Он платил ей со своих денег: у неё не было мужа и никаких доходов, но постепенно невесть как образовалось двое детей. Теперь, когда культ зверя упразднили, она больше не носила шкур, а ходила в просторной хламиде и возжигала огонь стихиям. Жрица вышла им навстречу, когда Скер извлёк дочь из коляски, но он знаком приказал ей убираться, взял дочь под локоть и повёл к склепам.

– Я не понимаю, зачем мы здесь, – сухо сказала дочь.

Всё она прекрасно понимала!

– Вот тут, – он указал на щербатую плиту со следами его прошлого взлома, – твоя мать. Она послушала зверя своего рода и отдала тебя в другое место, потому у нас теперь сложности. Но она всё равно твоя мать. Что ты чувствуешь?

Дочь пожала плечами, угрюмо глядя на склеп, непонятно было, о чём она думала.

– Её убил мой собственный зверь, – продолжал король. – Вскоре после того, как ты появилась на Либре. Ты могла бы с нею встретиться, с живой. Но нет. У зверей своя мораль и свои правила, отличные от людских. Они делают то, что считают нужным, не считаясь ни с чем, и человеческие чувства им безразличны, включая тех людей, которых они себе выбрали в прислугу и лицемерно называют своими владыками.

– Примерно, как вы? – рассматривая плиту, спросила дочь.

Скер с трудом подавил гнев.

– Вот здесь, – он указал на маленький соседний склеп, – положили тебя. Мне сказали, что ты родилась мёртвой, потом пришлось учиться любить тебя заново.

– Будто вы меня любите.

– Конечно же люблю.

– Тогда разрешите мне оставить себе моего зверя. Он не делает ничего плохого. Он только хочет спасти людей от третьей луны.

Король поморщился, как от зубной боли.

– Нет никакой третьей луны, – сказал он. – Мир спасать не от чего. Это ложь, при помощи которой зверь тобой манипулирует. Мои люди искали по всем книгам, по всем фрескам, по всем храмам.

Дочь резко и нервно мотнула в бок головой и впервые за день посмотрела на него прямым взглядом.

– А если есть? – спросила она, – вы признаете свою ошибку?

Скер задумался.

«Если третья луна существует, – хотелось сказать ему, – если она придёт, чтоб убить этот мир, если звери были нужны, чтоб остановить её, один твой зверь ничего не сможет сделать. Мой бы смог, потому что я послушно кормил его силой остальных. Пока не накормил смертью»

Но тут король вспомнил, что лис вернулся и ему сразу стало легче. Или не вернулся? Раньше разум короля был его владыкой, теперь ему всё чаще казалось, что в голове у него сломался какой-то механизм, вроде часового, и пришло обычное людское помешательство, и вот он уже не знает, где правда, а где вымысел.

– Я так и думала. Становится поздно, может, поедем назад? – спросила дочь и дотронулась до его руки.

– Ты куда-то торопишься?

– Портниха просила ещё помериться. А одно платье вообще на живую нитку смётано. Ей с помощницами целую ночь шить.

***

После обеда пошёл дождь.

На чердак когда-то давно снесли старую мебель, когда Мирре вздумалось её поменять всю сразу, а после стали стаскивать всё то, что нельзя было оставить в подвалах, где, как ни крути, царила сырость. Старые ковры и гобелены, постели, сундуки, одежду, утварь, всё то, что выбрасывать и раздавать пока не следовало, но и спросом больше не пользовалось, пылилось там до возможной необходимости, которая всё не наступала. И теперь чердак был завален хламом. Тем временем, крыша постоянно протекала в разных местах, во время каждого сильного дождя где-нибудь да капало. После приходили кровельщики и латали дыру, но снова шёл дождь – и протекало в другом месте. Мажордом придумал подставлять под дыры старые кухонные котлы, и в дождливую погоду теперь не только по террасе стучало, но и грохотало над головой, словно дьяволы хвостами били – бам, бам, бам, плюм, тыщ, дыщ. Прямо в мозг. Ему всё времени не доставало распорядиться перекрыть крышу полностью, а хозяйки во дворце больше не было. Вроде и глупость, обращать внимание на такие мелочи, но грохот раздражал, как и пятно, что вдруг расплылось на потолке в спальне у Леяры.

– Куда ты? – с улыбкой спросила она, хватая его за руку и целуя в ладонь.

– Хочу посмотреть, насколько всё скверно, – король поморщился, глазами указывая на пятно, похожее на цаплю в полёте. – Челядь пока носом не ткнёшь, не почешутся…

Большим пальцем он погладил её по мягким губам и подбородку, встал и начал одеваться.

– Ты ещё вернёшься?

– Может к ночи, не знаю.

Как Скер и думал, кроме стражи у лестницы ему ни души не попалось, будто дождь всех разогнал по норам.

– Не хочу переписывать! Вот ещё! – вопил принц Фиппол за закрытой дверью своей комнаты. Голос наставника что-то уныло и размерено бубнил в ответ. Шло время его уроков. Король улыбнулся – кто же в здравом уме переписывать захочет.

Он поднялся по лестнице до самого верху, мимо людской, откуда слышались оживлённые голоса – там играли в карты, мимо комнат прислуги, мимо пустующих ничейных комнат, к барабанной дроби воды, бьющей о чугун. На чердаке дождь особенно громко шелестел и гремел, создавая ту особую музыку, которая большинству людей дарит ощущение покоя. Даже скрип двери потонул в этом шуме, а может, кто-то смазал петли. Король обнаружил спящих на стропилах нетопырей и, разумеется, источник неловкости – новую дыру, из которой тонкой струйкой текло на пол. Король поискал глазами подходящую ёмкость и подставил кувшин с отбитой ручкой.

– Придётся всё перекрывать, – пробормотал он, с досадой воображая суету и неудобства, которые неизменно последуют за таким распоряжением, и уже повернулся уходить.

Удручающе неприхотливая дочь устроилась со своим охранником на старой продавленной кровати, когда-то давно лично королю служившей. Тот задрал ей юбку и целовал ногу, продвигаясь от колена вверх по бедру. Оба были так увлечены, что не заметили его, а дождь так грохотал, что никто ничего не слышал и Скер, как придурок, некоторое время тупо смотрел, надеясь, что хотя бы одного в этой паре перепутал с кем-нибудь ещё, но с каждым мгновением всё больше уверяясь, что, к сожалению, не перепутал. Зато увидел несколько больше, чем собирался.

Ему подумалось – вот к каким печальным последствиям приводит излишняя мягкость с детьми и сентиментальность с бывшими друзьями. Вот тебе и второй шанс. Не надо тревожить умершие симпатии, не стоит пытаться их воскресить. Никому, ни при каких обстоятельствах нельзя давать второго шанса.

Дочь заметила его первой. Ещё бы, ведь лицо его товарища было занято её плотью, а затылком никто смотреть не может. Она вздрогнула, оттолкнула Шепана и поспешно одёрнула юбку.

– Одни стихии знают, как мне сложно не убить вас обоих прямо сейчас, – медленно сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Скер балансировал на той тонкой грани, за которой глаза заливало гневом, а потом он приходил в себя и ничего не помнил, а перепуганная прислуга пряталась по углам.

– И я, возможно, не стал бы сдерживаться, но мне не надо, чтобы твой зверь присосался к кому-нибудь ещё, – он ткнул пальцем в дочь.

Оба молчали. А что они могли сказать? Впрочем, дочь в кои веки смотрела прямо в глаза и, король готов был поклясться, с вызовом. Более того, в её взгляде зависла насмешка, тяжёлая, как чугун, о который с грохотом бились капли. Только тогда он и понял, насколько дочь его ненавидит, и ужаснулся. Но нужно было что-то говорить, и Скер сказал, обращаясь к бывшему другу.

– Казнить тебя теперь я не могу, потому что нет повода, разве что опозориться, придав огласке вашу связь. Завтра мы с тобой откроем турнир поединком. Как бы ни закончилось – хорошо.

– Меч, топор?

– Пусть будут топоры. Всё по-честному, – и зачем-то добавил: – Ты уж постарайся.

Скер опять посмотрел на дочь. Возможно, она влюблена? В принципе, он мог бы понять. Но в её лице не было и тени тревоги. Кажется, кто из них двоих ни погибнет, любой исход её удовлетворит. Ну и чем он прогневил стихии, кто бы ему сказал? Что он сделал не так?!

– Иди к себе, – с трудом произнёс он и посторонился, чтоб могли уйти.

Затем стоял последи захламленного пыльного пространства, опустив голову. Он надеялся услышать хотя бы несколько лисьих слов: мой бедный король, уж я-то тебя не предам, не оставлю. Но слышал только грохот дождя по ветхой, нуждавшейся в замене кровле.