Текст книги "Песнь ледяной сирены (СИ)"
Автор книги: Марго Арнелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава двенадцатая. Спящий огонь
Эскилль не знал, как долго простоял, припав на одно колено и закрывая тело собственными крыльями. Жаль, ледяную сирену ими не закрыть – подобное объятие станет для нее смертельным. Аларику же словно смело сумасшедшим водоворотом снега и ветра. Но огненные серафимы так просто не сдаются на волю духам зимы.
Сердце снежной бури стало огненным благодаря его стихии, снег с каждой минутой все больше таял под ним. Растекался в разные стороны прозрачными дорожками, серебристыми змейками, прохладными ручейками, пока они не застывали, столкнувшись со снежной стеной. Там, где, прикрывшись крыльями, стоял Эскилль, снег и вовсе истаял. Под ним был прозрачный лед, похожий на чистейшее стекло. И никакой земли – даже призрачного на нее намека. Нахмурившись, он вглядывался вглубь ледяного пласта в надежде увидеть мерзлую землю Крамарка, на которой испокон веков, после прихода на остров Хозяина Зимы, росли только те цветы, что не позволяли морозу себя сломить: ледянки, снежные лилии да подснежники.
Эскилль так и не увидел даже намека на бурый отпечаток земли – лишь прозрачно-голубую гладь, уходящую в самые недра Крамарка. С хмурым видом поднял голову. Он вырос на острове, не знающем ничего, кроме зимы. За долгие годы привык к виду падающего со светло-серого неба снега. Привык к превосходству белого, серебристого и прозрачно-голубого (созданную специалистами «искусственную почву», на которой фермеры выращивали овощи и злаки, прятали от зимы, укутывая в надежные стены теплиц). И все же его, огненного серафима, безграничная власть льда пугала и настораживала. Как далеко простер свои руки Хозяин Зимы?
Эскилль не понял, в какой момент закончилась снежная буря. Просто в очередной раз взглянув вдаль, увидел не белый водоворот, а спокойное белое море, разлившее свои тихие воды до самого горизонта.
Он поднялся, складывая огненные крылья. Пламя впиталось в его кожу, свернулось где-то внутри или растеклось по венам в ожидании своего часа. А лучше бы хлынуло огненной рекой прямо на лед и освободило землю – настоящую землю! Хотя бы маленький ее клочок. Чуть меньше льда на Крамарке, чуть меньше огня в нем самом…
Даже мечтать о таком не стоило. Огонь из Эскилля уйдет, лишь когда он сам обратится прахом.
– Аларика! – крикнул он во все горло.
Показалось, или чей-то крик раздался в ответ?
Не раздумывая, Эскилль бросился на голос. С его губ скоро сорвался вздох облегчения. Аларика и впрямь была там, засыпанная снегом, словно только выбралась из-под него. Что-то в ее облике было неправильным, странным. Эскилль пригляделся. Казалось бы, такая мелочь: с щек Аларики исчез румянец, придавая коже бледно-лиловый цвет. Но с каких пор бледнели огненные серафимы?
– Ты в порядке? – с тревогой спросил он.
– Н-нормально. – Губы ее посинели, пальцы выдавали дрожь. Аларика оперлась об него, с трудом сохраняя равновесие. – Столкнулась, кажется, со стужей – эта стерва знатно отхлестала меня по щекам.
– Я оказался в глазу бури, кричал тебе.
– Я создала свой. И стояла в нем, пока снежная буря не погасила мои крылья, – мрачно отозвалась Аларика.
Эскилль вздернул брови. Волнение в нем все нарастало. Лучница-серафим вздохнула – все поняла по его лицу.
– С тобой, видимо, этого не произошло? Мне бы столько огня!
– Хочешь – забирай. – Получилось грубее, чем он рассчитывал.
На какое-то время в успокоившемся Ледяном Венце воцарилась неуютная тишина. Они сказали «прости» одновременно и неловко рассмеялись.
– Надо возвращаться. Поисков на сегодня достаточно. А тебе нужен обжигающий чай.
Аларика кивнула и первой пошла искать оставленные ими же метки на деревьях. По пути Эскилль неустанно вертел головой по сторонам.
– Ищешь свою скрипачку?
– Как думаешь, снежная буря ее пощадила? – спросил он вместо ответа. Впрочем, это и был ответ.
Аларика пожала плечами. Кажется, никакого сострадания к лишенной голоса ледяной сирене она не испытывала.
Частокол стеклянных деревьев сменился полосой ельника. В воздухе повис густой аромат свежих еловых веток. Аларика вдруг замерла, тронув Эскилля за плечо.
– Кажется, я что-то вижу.
Она кивнула подбородком вправо. Прищурившись, Эскилль проследил за направлением ее взгляда. Он не сразу заметил вдалеке знакомые очертания. Инеевые волосы, алебастровая кожа, вместо одежды покрытая изморозью. Шкура Хладным была не нужна, холода они не боялись – они сами были его средоточием.
– Нам лучше проскочить незаметно, – рассудил он. – Я вымотан, тебя заморозила снежная буря… Не лучшее время для битвы.
– Чушь, – выразительно фыркнула Аларика. – Истинные охотники не бегут от угрозы.
Она все еще была смертельно бледна, чем пугала Эскилля. Дрожа, едва стояла на ногах.
– Я знал охотников, чьей смертью стали не исчадия льда, а их непомерное честолюбие, – не выдержав, неодобрительно бросил он.
Аларика даже отвечать не стала, но в ее взгляде промелькнуло презрение. Что ж, пусть считает осторожность Эскилля слабостью. В конце концов, он, несущий в своем сердце утроенную порцию огня, не за себя боится.
– Давай хотя бы попытаемся застать их врасплох.
Судя по состроенной гримаске, Аларике эта идея по вкусу не пришлась. Однако спорить она отчего-то не стала. О причинах, побудивших ее сменить безрассудное лихачество и отчаянную смелость на осторожность, Эскилль задумываться не стал. Не сейчас, когда рядом бродят исчадия льда, ведомые лишь одним желанием – убивать. Рожденные в холоде, они испытывали ненормальную, болезненную тягу к горячей – звериной и человеческой – крови.
Эскилль подобрался ближе, используя снежные холмы в качестве укрытий. Пришлось затаиться и терпеливо наблюдать, выжидая подходящий момент для нападения. Эскилль сжимал в руках меч, но не призывал огненную стихию перекинуться на лезвие. Судя по тому, как ерзала спрятавшаяся за сугробом Аларика, ей не терпелось броситься в атаку и уничтожить парочку Хладных.
Исчадия льда вели себя как обычно – бродили по лесу, медленно переставляя ноги, изредка зарывались руками в сугроб в поисках притаившихся там зверьков. Их обычная медлительность исчезала, как только они видели добычу. На глазах серафимов Хладный стремительно преодолел расстояние в несколько шагов и резко опустил длинную четырехпалую руку. По ней, победно вскинутой вверх секундами позже, алыми змейками стекала кровь: своим длинным ногтем, несущим боль и холод, Хладный пронзил сердце зазевавшегося кролика.
Послышалось мерзкое чавканье. Аларика опустила взгляд, делая вид, что поправляет ножны на поясе. Эскилль ее не винил.
Трапеза закончилась, и Хладные вернулись в свое прежнее сонливое состояние. Перемазанные в кроличьей крови, бессмысленно топтали снег. Сейчас они сыты, но не откажутся запастись едой на долгие голодные дни.
Потеряв последнее терпение, Аларика одними губами произнесла: «Чего ждем?» Эскилль кивнул, указывая на ближайшего Хладного. Его план, жестами переданный лучнице, заключался в том, чтобы подобраться к исчадию льда с двух сторон, застать его врасплох и заставить потерять драгоценные мгновения, которыми они не замедлят воспользоваться.
Аларика сняла со спины лук и уже подносила к губам стрелу, когда невесть откуда появившийся Хладный схватил ее за шиворот и с силой бросил прямо на дерево. Красавица-серафим со стоном сползла по стволу. Лук остался сиротливо лежать на верхушке сугроба. Но у Аларики, как у любого стража, вынужденного в определенный момент сменить дальний бой на ближний, в ножнах покоился короткий меч.
Подлетев к Хладному, который отшвырнул Аларику как куклу, Эскилль зажег стихией ладонь. Зачарованная сталь клинка тут же впитала в себя пламя. Лезвие заполыхало и обрушилось на шею исчадия. Плавились инеевые волосы, ледяные кости и жилы. Хладный издал свой последний пронзительный вопль, превращаясь в серебристый пепел.
А Аларика, едва придя в себя после жестокого удара, уже бросалась на второго Хладного. Еще холодным мечом рубанула по протянутой к ней руке. Исчадие льда зашипел – скорее от ярости, чем от боли. Обрубок руки упал в снег, лишенная крови рана тут же затянулась тонкой корочкой изморози. Без источника огня, будь то огненные крылья серафима, зачарованный меч, факел или кровь саламандры, убить Хладного нелегко.
Эскилль бросился Аларике на подмогу, но его тут же сбил с ног вылетевший из-за дерева третий Хладный. Удар был такой силы, что он потерял равновесие и рухнул на спину. Если бы не плотный ковер снега, смягчивший падение, хорошо приложился бы головой о лед. Боль оглушила. Меч отлетел в сторону – слишком далеко, чтобы Эскилль смог до него дотянуться. Он лежал, судорожно вдыхая ртом воздух и мысленно проклиная себя: главное для огненного стража – умение удерживать в руках меч в самом ожесточенном бою.
Хладный уже протягивал к глазу поверженного серафима свой смертоносный коготь. Если тот вонзится в глазное яблоко, зрение Эскиллю не вернут даже самые искусные целители из рода ледяных сирен.
Но он никогда не забывал, что отличает его от остальных стражей Атриви-Норд. Не предпринимая попыток подняться, Эскилль голыми руками взялся за голову Хладного. Кончики пальцев полыхнули. Исчадие льда заорал – чего-чего, а огня они не переносили, вслепую попытался достать когтями до лица врага. Эскилль отвернул голову вправо, впечатавшись щекой в снег. Пусть лучше заденет щеку, чем глаза.
Взгляд упал на поляну, где с Хладным сражалась Аларика. Меч, по-прежнему погасший, со свистом рассекал воздух. Клинок лишил исчадие уже обеих кистей, а значит, его когти больше не представляли опасности для Аларики. Но оставалось еще ледяное дыхание, способное превратить кожу человека в лед.
Аларика полоснула Хладного по плечу. Уклониться он не успел, но оставленная красавицей-серафимом рана тут же затянулась – будто ее и не было никогда. Причинить вред исчадию льда холодной сталью – то же самое, что пытаться проткнуть толщу покрывшего остров льда ножом.
Или убить сотканного из снега и иллюзий духа зимы.
– Аларика, зажигай меч! – прохрипел Эскилль, глядя, как она замахивается для нового удара.
– Я пытаюсь! – В ее голосе звенело отчаяние. Даже… страх.
Стиснув зубы, Эскилль вложил всю свою силу в ладони. Падающий прямо на лицо серебристый пепел, лишь мгновение назад бывший плотью исчадия льда, вызвал гримасу отвращения, но Эскилль наконец смог сбросить с себя отяжелевшее тело Хладного и вскочить на ноги.
Пока он разбирался с одним исчадием, его брат по ледяной крови выбил меч из руки Аларики и теперь угрожающе надвигался на нее. Из губ Хладного вырывался ледяной дымок. Как живой, он потянулся к лицу лучницы, привлеченный теплом нежной девичьей кожи.
Она вскинула руки. Как и Аларика, Эскилль ждал, что они загорятся. Но охватившее ладони пламя было невероятно слабым, едва различимым. Таким огнем Хладного не уничтожить – лишь еще больше разозлишь.
Эскилль бросился за мечом. Схватил, зажег одним касанием. Хладный почувствовал за спиной куда более сильную угрозу, чем Аларика, которая не оставляла попыток – к слову, безуспешных – вызвать настоящий огонь. Порывисто развернулся… и тут же напоролся грудью на полыхающий меч. Ледяной дымок из его рта сменился паром. Тяжело рухнув на снег, тварь обратилась серебром.
Эскилль с тревогой взглянул на бледную Аларику. Тяжело дыша, она выставила перед собой руки и смотрела на них так, словно видела в первый раз.
– Ты в порядке?
Она сначала кивнула – скорее, по привычке, – а потом отчаянно замотала головой. В карих глазах застыл страх. Эскилль не мог подумать, что когда-нибудь увидит Аларику такой: сбитой с толку, испуганной, обескураженной.
– Мой огонь… Я не могу призвать стихию!
– Может быть, это как-то связано с прикосновением Хладного? – предположил он.
– Никогда ни о чем подобном не слышала, – отрезала Аларика. – И он даже не успел дотронуться до меня, когда… как это началось.
– Мы сейчас же отправляемся в крепость. Не переживай. Целительницы тебе помогут.
Эскилль говорил уверенно, чтобы заглушить полный сомнения голос, который звучал в голове. С Аларикой происходило что-то неладное. Он еще никогда не видел, чтобы дар огненного серафима вдруг без причины ослабевал.
Она вновь взяла меч, крепко стиснула рукоять в ладони. Стояла так с минуту, с надеждой глядя на лезвие, но оно так и осталось ледяным. Аларика со злостью отшвырнула клинок, будто он был повинен в ее бедах, и закрыла лицо руками.
В Атриви-Норд они возвращались в полном молчании. Уже на подходе к крепости Аларика вдруг застыла. Вытянула голые руки, прикрыла глаза. Мгновение спустя ее узкие ладони потонули в огненном зареве. На губах заиграла улыбка. Аларика победоносно взглянула на Эскилля.
– Думаю, тебе все же стоит сходить к целительницам, – тихо предложил он.
Она лишь отмахнулась.
– Все в порядке. Я чувствую. Чтобы это ни было, все уже прошло.
Серафимы попрощались перед воротами, ведущими во внутренний двор крепости. Аларика легкой походкой шла по вечерней улице, освещенной Чашами Феникса вперемешку с фонарями. Но беспокойство за красноволосую охотницу в Эскилле лишь нарастало. Еще долго он стоял, хмуро глядя ей вслед, а в голове пульсировала фраза, когда-то сказанная отцом.
«Угодивший в снежную бурю, если и выживет, прежним уже не вернется».
Глава тринадцатая. Дюжина платьев из снега, инея и льда
Лишенная воли, Сольвейг слишком далеко забрела в гущу Ледяного Венца. Так далеко, что и ночи не хватило, чтобы выбраться обратно. Заснуть она не смогла – постоянно кралась вперед, при ближайшем шуме замирала и пряталась за сугробы.
На рассвете она наконец вышла к лесу с живыми, пусть и ощетинившимся иголками, деревьями. Брошенная на мерзлую землю мантия Хозяина Зимы захрустела под ногами. Ели сомкнулись вокруг Сольвейг, окутывая знакомым до боли ароматом, касались лапами голых плеч, приветствуя старую знакомую. Однако их пышные верхушки почти скрыли от ледяной сирены солнце, что добавило мрачности их маленькому царству. Не затеряться бы снова в его колкой глубине…
Она обобрала куст с дикими ягодами, ела торопливо, позволяя струйке кисло-сладкого сока стекать по подбородку. Как же хотелось горячей пищи… Жаль, готовить на костре она не умела, как не умела и охотиться. И убить животное – убить кого-нибудь, даже исчадие льда – не смогла бы. Все равно ей нужен был костер – не только дым, что послужит сигналом, но и источник света и тепла, по которому она обычно не тосковала.
Сольвейг собрала достаточно сухого хвороста и хвои. Какой-то шорох за спиной заставил ее обернуться. Меж высоких елей мелькнула белая тень, раздался пронзительный вой.
Сначала она решила, что это ветер, плача о чем-то своем перегоняет с места на место снежинки. Но выл не ветер. А страж. Дух.
Тилкхе.
Он стоял, широко расставив лапы и задрав вытянутую морду к небу, будто пытаясь докричаться до него.
«Ты нашел меня! Ты пришел… сам»
Слезы облегчения выступили на глазах. Сольвейг подлетела к тилкхе, обняла за шею. От прикосновения к снежному меху щеку закололо, но это было приятное ощущение, приносящее успокоение. Пушистый белоснежный хвост мерно покачивался: тилкхе, ее собрат по несчастью, пытался показать, что рад ее видеть, не используя для этого недоступные ему слова.
В следующее же мгновение стало ясно, что снежный страж совсем не случайно ее нашел. Он пришел, чтобы предупредить об опасности. Чтобы защитить свою немую хозяйку.
Ближайший сугроб вдруг завозился. Сольвейг отпустила шею тилкхе, отпрыгнула назад. Существо, что притворялось сугробом, поднялось на четыре мощные лапы. Они поддерживали крупное, коренастое тело с толстой, короткой шеей и большой головой. Голодно блеснули льдистые глаза, раздался низкий, утробный рев, от которого внутренности Сольвейг заледенели. Подчиняясь этому зову, ветер закружился вокруг короткого и толстого туловища, покрытого густой снежной шкурой.
Сольвейг мысленно застонала. Ледяной Венец послал ей одного из самых опасных своих созданий – бурана-шатуна. Убежать от него почти невозможно – как и любой ветер, он быстр, как и любой зверь, он всегда голоден. И, как и любой дух зимы, он цепко держит в своих мертвых пальцах ледяную стихию.
Тилкхе пригнулся к земле, зарычал – предупреждающе, грозно. Буран-шатун поднялся на задние лапы и взревел. Ударная волна, поднятая силой нечеловеческого голоса, сбила Сольвейг с ног. Она упала и распласталась на снегу. Тилкхе навис над ледяной сиреной, расставив лапы по обе стороны от нее.
Потоки обезумевшего ветра поднимали хлопья снега с поверхности земли и швыряли в лицо Сольвейг и морду ее снежного стража. Лишь единожды ледяные клыки тилкхе встретились со снежной шкурой бурана-шатуна – когда тот подошел к Сольвейг слишком близко. Дух зимы ответил новым шквалом ветра и поспешно ретировался. Больше подобной ошибки он не совершал.
Бурану-шатуну быстро наскучила эта игра, и он выдумал другую. Взревел снова, и невинные снежинки в воздухе сложились во внушительных размеров ком. Дух зимы послал его в сторону Сольвейг новой ударной волной, порожденной его ревом и ледяным дыханием. За одним таким болезненным «снежком» с вкраплениями острых льдинок последовал другой, за ним – еще и еще.
Тилкхе закрывал тело Сольвейг своим, спасая ее от болезненных ударов шатуна-бурана. Она тяжело дышала, закрывая лицо руками. Изредка всхлипывала – от жалости к стражу, что служил ее живым щитом, и от собственного бессилия. Напрягла горло и, собрав все силы воедино, попыталась крикнуть. Наружу вырвался лишь едва слышный хрип, а горло мучительно засаднило.
Странной связью ледяной сирены и ее снежного стража Сольвейг чувствовала: сила тилкхе иссякает. Он будет защищать ее столько, сколько сможет, а потом растает как снег на пороге прогретого саламандрами дома. Летты с ее чарующей Песней тоже нет рядом. Вот бы в частоколе деревьев мелькнули два огненных крыла… Но, кроме тилкхе, ей некому было помочь.
Они пришли из ниоткуда. Три красивые девушки, чью красоту не портила даже прозрачность их тел и лиц. Узкие плечи их были скрыты под снежными шубками. Не мех снежных лисиц, а тщательно подогнанные друг к другу снежинки, переливающиеся в солнечных лучах как искрящееся конфетти. Похожие друг на друга, словно сестры, они приближались. Лица напряженные; у одной вместо глаз – узкие щелочки, у другой, будто в подражание, прямой узкой линией стал рот.
Сольвейг сжалась в тугой комок. Очередные духи зимы, что пришли по ее душу. Пришли, чтобы забрать крупицу ее драгоценного тепла. Буран-шатун, встав на задние лапы, заворчал. То ли радовался, что пришла подмога, то ли негодовал, что его жертву у него могут отобрать.
– Оставь несчастную девочку в покое! – крикнула одна из сестер.
Сольвейг вытаращила глаза. Буран заревел пуще прежнего и бросил в духов зимы ком снега, ощетинившийся льдом. Те, однако, в долгу не остались. Вокруг них закружились вихри – настоящий снежный водоворот. Кружились вокруг бурана, ослепляя, пока тот взрывной волной крушил ели.
Сестры-ветра тоже держали стихию на коротком поводке.
«Это мираж. Не может быть иначе».
Духи не помогают людям и ледяным сиренам. Да и как так вышло, что они явились именно сейчас, когда Сольвейг была так необходима чья-то помощь? Знали ли сестры, что та ей нужна? Что если, вездесущие, за ней наблюдали?
Сейчас, правда, не до поиска ответов: вокруг Сольвейг бушевал свирепый шторм. Волны снега яростно бились о торчащие из белоснежного моря стволы, по крепости не уступающие камню. Шквальный ветер проносился сквозь ели, срывая с них хвою. Сольвейг закрыла руками уши и лежала так, пока шторм не стих.
Льдистые глаза бурана-шатуна потухли. Он рухнул, как подкошенный, и распадаться на снежинки не спешил. Так и остался огромным сугробом, занесенным снегом курганом.
Сольвейг неуклюже поднялась, бросилась к тилкхе, который подозрительно нюхал поверженного бурана-шатуна. Ладони ее мазнули по боку снежного стража, на них осталась призрачная, светящаяся кровь. Он еле дышал, вывалив набок язык.
«Уходи, – мысленно попросила она. Знала, что слова тилкхе не нужны. Он поймет ее и без них. – Уходи. Набирайся сил».
Тилкхе протяжно, протестующе завыл. Сольвейг обняла его за снежную шею, беззвучно плача. «Пожалуйста. Мне тоже больно. Но я не хочу потерять тебя навсегда».
Снежный страж понимающе лизнул ее щеку. И… развоплотился. Стал ворохом снежинок, что опадали на окропленный призрачной кровью наст. Сольвейг обессилено опустилась на землю. Едва она успела обрести друга, как снова осталась одна.
Духи зимы наблюдали за разыгравшейся сценой с неприкрытым любопытством.
«Кто вы?» – устало вывела Сольвейг на снегу.
– Значит, наши братья-ветра не врут, – с сочувствием протянула одна. – Ледяная сирена без голоса… какая жалость.
– Мы – сестры-метелицы, свита самой Белой Невесты, – гордо отозвалась другая.
«Что…» – нетвердой рукой написала она на снегу, собираясь спросить: «Что вы сделали?»
– Поймали сердце бури, – пожала скрытыми шубкой плечами одна из сестер.
– И уничтожили его, – бесстрастно добавила другая.
«Но разве он не…»
Ей снова не дали «договорить».
– Наш брат, да. Дикий брат. Паршивая отца, отбившаяся от стада.
– Фу, как грубо, – надула губки младшая из сестер. Во всяком случае, Сольвейг показалось, что среди метелиц она была самой молодой.
– Правдиво, – отрезала другая.
Будто посчитав тему родства духов и их странных взаимоотношений исчерпанной, все трое вперили в Сольвейг изучающий льдистый взгляд.
Ей оставалось лишь поражаться тому, насколько они походили на людей. Многим ветрам оказалось не под силу не только выучить язык людей и научиться на нем говорить, но и просто обрести голос. Рычали, словно звери, бураны-шатуны, издавали невнятный шум вихри-гончие. Вьюги выли странными голосами, и, как рассказывала мама, которая и передала Сольвейг весь кладезь информации о мире ледяных созданий, знание человеческой речи плакальщицы высосали из людей через их слезы. Но они все-таки ветра, и как бы старательно они ни пытались подражать своим жертвам, спутать их с людьми невозможно.
Но сестры-метелицы… Они говорили связно, бегло, умело складывая слова в предложения. Их плавная речь, не отличимая от человеческой, журчала словно ручей. Как же так вышло? Одарил ли Хозяин Зимы метелиц магией, которой не обладали другие духи-ветра, выражая свою благосклонность? Или они умело – лучше, чем это делали вьюги – крали силу и знание у самого человека?
Но на снегу Сольвейг написала совсем другое.
«Почему вы меня спасли?»
– Ты нам пригодишься, – без обиняков заявила сестра-метелица.
– Ледяная сирена, да еще и умелая швея... Да, определенно пригодишься.
«Зачем?»
Странно, а может, и вполне закономерно, но диалог Сольвейг с духами зимы состоял пока из одних только вопросов.
– Чтобы соткать для Белой Невесты и ее свиты лучшие наряды. Те, которых мы… она заслуживает.
– Наши швеи едва справляются со своей работой. И утомляют нас, бесконечно жалуясь на холод.
– Но ты – ледяная сирена. Ты не будешь досаждать нам постоянным нытьем.
– К тому же, ты нема…
– Как грубо, – снова осудила сестру младшая метелица.
– Скоро состоится роскошный бал, для которого нам понадобится очень много снежных платьев. Наш господин и отец желает, чтобы все было сделано как того требуют традиции, и никто не будет слушать наших объяснений, если что-то пойдет не так.
«Господин и отец? Хозяин… Зимы?» – мысленно ахнула Сольвейг.
Сестры-метелицы покивали, соглашаясь с разговорчивой средней сестрой.
– Тебе нужно будет сшить дюжину снежных платьев. Если справишься – можешь просить любую награду.
Старшая метелица зачерпнула пригоршню снега и протянула руку Сольвейг. На раскрытой ладони ослепительно сверкали бриллианты.
– А еще можем построить тебе целый замок изо льда, – предложила одна.
– Или хорошенькую ледяную избушку, – подхватила другая.
– Кто пожелает себе избушку, когда можно получить целый замок? – пренебрежительно фыркнула третья метелица.
«А вы можете отыскать того, кого я потеряла?» – прерывая спор, написала Сольвейг на снегу.
– Наши братья-ветра, крылья Белой Невесты, способны найти ответы почти на любой вопрос.
– Они вездесущи.
– Обыщут весь Крамарк и найдут твою потеряшку – где бы она ни была.
Сольвейг нервно покусала губы. Казалось безумием идти на сделку с духами зимы. «Духи обманывали меня прежде, – подумала она, вспоминая тех, что заманил ее в лес и сорвал с ее шеи костяное ожерелье. – Духи постоянно обманывают людей. Так стоит ли им верить?» Вспоминая Льдинку, признала: не все духи зимы жестоки и коварны. Как и в случае с людьми, их палитра куда богаче, чем черный и белый цвета.
К тому же, сестры-метелицы ее все-таки спасли… Да и что Сольвейг еще оставалось делать? Плутать по лесу в поисках Летты? Возвращаться домой и надеяться, что кто-то из стражей ее найдет, и бояться, что будет уже поздно? Ведь каждая минута промедления обращалась песчинками, что утекали в нижнюю чашу песочных часов. Если кто и мог знать, где сейчас находится Летта, то это духи зимы.
И если существовал хоть один шанс, что она жива, Сольвейг должна сделать все возможное и невозможное, чтобы ее отыскать. Отправиться неведомо куда вслед за духами зимы – разве это такая большая плата?
Дрожащими пальцами она вывела на снегу: «Я согласна», будто подписывая договор кровью.
– Вот и прекрасно, – довольно сказала старшая сестра-метелица. – Пора отправляться в башню Авроры.
Младшая метелица стрельнула в ее сторону недовольным взглядом.
– Авроре башня больше не принадлежит. – Она улыбнулась Сольвейг, с взмахом ресниц сменив гнев на милость. – Мы отправляемся в Полярную Звезду.
Две сестры-метелицы подхватили ее под руки и поднялись ввысь. Кожу Сольвейг закололо снежинками, словно заострившимися по краям. Она терпела – другого способа добраться до башни духов зимы не было. Не на снежногривах же – зачем скакуны ветрам?
Старшая метелица плыла впереди, но Сольвейг едва ее видела – мир вокруг заволокла снежная пелена. С каждым ударом испуганного сердца сестры-метелицы поднимались все выше и выше и влекли Сольвейг за собой. Прочь от стылой земли, накрытой снегом, что не таял никогда.
В небо.
