Текст книги "Убийство в Верховном суде"

Автор книги: Маргарет Мэри Трумэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Вы посещали вместе эти разнообразные места. Кстати, вы были его собутыльником?

– Кларенс не пил, разве что бокал вина, да и то нечасто.

– Наркотики?

– Определенно нет.

– А у него в квартире хранился солидный запас.

– Мне об этом ничего не известно.

– Жаль. Потому что у меня в таком случае был бы дополнительный повод исключить вас из списка подозреваемых. – Если Плам этому поверит, то он, Теллер, поверит во Второе пришествие. А чем черт не шутит, вдруг мистер Плам и сам…

Плам изобразил удивление:

– Ах, вот как! То есть вы спрашиваете, употреблял ли Кларенс наркотики? Нет, пожалуй, разве что слабые, но кто их сейчас не пробовал?

– Какие конкретно? Марихуану?

– Да.

– Кокаин?

– Периодически. Зато вы пьете спиртное. Вот вам снова проблема отцов и детей.

– Обсуждать ее с вами у меня нет никакого желания, – отрезал Теллер.

– Нет и не надо. Что еще вы хотели бы узнать от меня о Кларенсе?

– Назовите других его близких знакомых. С кем еще он шатался по злачным местам?

– Я с ним по злачным местам не шатался, лейтенант.

– Называйте это как вам угодно.

– У Кларенса было много приятелей. Несмотря на престиж семейства Сазерлендов, он общался с самыми разными людьми. Временами ему доставляло удовольствие окунаться в жизнь социальных низов. Поэтому он не брезговал знакомством со странными типами.

– Назовите хотя бы некоторых из них.

– По фамилиям?

– Если знаете, то по фамилиям.

– Фамилий я не запомнил. Иных он приглашал к нам, с другими встречался в барах, третьим…

– Мужчины, женщины?

– В основном женщины.

– В основном? Значит, он все-таки…

– Бисексуал? Нет. Кларенс был нормальным человеком.

– Но не без причуд?

– Это как посмотреть. С моей точки зрения, лейтенант, он был, повторяю, нормальным, здоровым мужчиной, который брал от жизни что мог, до того как остепениться.

– У него была постоянная девушка? С которой он встречался бы регулярно? Иными словами, не был ли ваш приятель Кларенс Сазерленд, извините за выражение, влюблен в женщину?

– Мне такая неизвестна.

– А не знаете ли вы часом женщины, у которой могло бы возникнуть желание его застрелить?

– Нет.

– Тогда, может быть, вам знакома женщина, любившая Кларенса Сазерленда?

– О да, и не одна. Обаяния у него было море.

– Назовите хотя бы одну из них.

– Лори Роулс.

– Из Верховного суда?

– Точно. Она доводила его до бешенства своими преследованиями: то звонила в неурочные часы, то вообще заявлялась, когда у него была другая, и закатывала скандал. Трудный случай: она ему подыгрывала, но в душе хотела лишь одного – наплодить выводок детей и печь ему яблочный пирог по выходным.

– Судя по описанию, очень милая девушка.

– Как для кого.

– Насколько я понимаю, не для Кларенса.

– Вы верно поняли мои слова. Если помните, я…

– Что еще вы можете мне сообщить?

– Да ничего существенного. Время от времени он встречался с женщинами постарше. Такова современная тенденция: женщину в возрасте тянет к молодому мужчине. От общения с ним она сама молодеет.

– Я бы считал наоборот: острее чувствует свой возраст.

– Вот видите, а жизнь подсказывает свое. Так или иначе, он периодически встречался с женщинами постарше.

– Фамилии?

– Извините, не знаком ни с одной из них.

Теллер встал, еще раз окинул взглядом комнату.

– Вопросов больше нет, мистер Плам. Благодарю за потраченное время и за беседу. Очень, очень поучительно.

– Не стоит благодарности. Так вы скажете своим людям у входа, чтобы меня пропускали?

– Обязательно. Кстати, среди них нет громил. Они – сотрудники полиции, исполняющие свои служебные обязанности.

– Не обижайтесь, лейтенант, просто так говорится.

– Да я не в обиде, чего там. А вот где вы провели ту ночь, когда убили Кларенса?

– В постели.

– Один?

– Нет, конечно.

– С женщиной в летах. Извините…

– Не знаю, возраст не спрашивал.

– А как звали, помните?

– Вроде… честно говоря… как будто… а вам это очень нужно?

– Да нет, если вам не нужно, то нам тем более. Еще раз спасибо.

Теллер задержался в управлении до семи, потом поехал домой. По приезде сунул в духовку замороженный ужин, поставил пластинку «Смерть розы», и когда из колонок полилась мелодия вальса, прошелся в танце по комнате с воображаемой партнершей, которой, конечно же, была Сюзанна Пиншер: «Вы сегодня обворожительны, дорогая». В ответ она посмотрела ему в глаза: «Из всех встретившихся мне в жизни мужчин, вы – самый обаятельный и неотразимый…»

В этот момент его кошка Бист, вспугнутая посторонними звуками, сиганула с дивана на стол, но не рассчитала и приземлилась прямо на вертящийся диск. Зарываясь в пластмассовую поверхность диска, поползла поперек бороздок игла, отчего комната наполнилась какофонией скрежетов и скрипов.

– Брысь! – завопил Теллер на кошку, которая, прошмыгнув у него под рукой, скрылась под стулом. Теллер сходил на кухню, принес из холодильника бутылку джина, налил себе порцию и, усевшись в кресло-качалку, обратился с тостом к пустому пространству в центре комнаты. «Не знаю, где вы сейчас и с кем, но за вас, мисс Пиншер. Не знаю, что ты за человек, но да будет земля тебе пухом, Кларенс Сазерленд!» Он ополовинил стакан и, уже ни к кому не обращаясь, добавил: «Отцы и дети, тоже мне проблема!»

Глава 7

Утро субботнего дня выдалось ясное, прозрачной и холодное. Сюзанна поднялась раньше обычного, после двадцатиминутной зарядки приняла горячий душ, поставив на максимум напор струй в регулируемой душевой головке. Потом надела темно-красный свитер-гольф, поверх него – просторный шерстяной костюм спортивного покроя, натянула сапоги. Она вывела из гаража машину, взглянула на часы: времени до условленной встречи с судьей Чайлдсом оставалось вдоволь, поэтому она забежала в соседнюю закусочную, где за кофе с ломтиком мускатной дыни просмотрела сегодняшний номер «Вашингтон пост».

Еще через полчаса, завидев указатель: «В аэропорт „Нэшнл“», она свернула с Мемориального шоссе Джорджа Вашингтона и не сразу, но нашла дорогу в тот сектор аэродромного комплекса, где стояли частные самолеты.

Послужной список Моргана Чайлдса в авиации был досконально известен через прессу и телевидение миллионам его сограждан. Сюзанна, прежде чем встретиться с ним, добросовестно проштудировала репортажи и отчеты, создавшие ему эту всенародную известность. Никто другой из девяти членов Верховного суда не пользовался такой популярностью, как Чайлдс. И было за что: в разгар корейской войны Чайлдс, в те годы летчик-истребитель, воздушный ас, был сбит за линией фронта, захвачен в плен, откуда бежал после полугода пребывания в лагере для военнопленных. Драматические описания плена, побега и последующих мытарств, неустрашимость и стойкость Чайлдса сделали его героем средств массовой информации и с их помощью – огромного числа соотечественников. Его портрет поместил на обложке журнал «Тайм». Съемочные группы телевидения следовали за Чайлдсом по всей Корее, отправляя на родину живые, зримые изображения кумира в различных эпизодах войны. И вот он вернулся домой, увешанный наградами, любимый и обожаемый, в большом спросе как оратор и участник телевизионных шоу-дебатов. Со временем, однако, восхищение поулеглось, шум вокруг него поутих и Чайлдс заново начал строить жизнь, сначала рядовым адвокатом, потом членом окружного суда и, наконец, дошел до высшей судебной инстанции отечества, став самым молодым членом Верховного суда за всю его многолетнюю историю.

Оставив машину на стоянке для посетителей, Сюзанна прошла вдоль шеренги малых самолетов, которая упиралась в ангар. Дверь была открыта, и она вошла. Тотчас же из полумрака внутри ангара выдвинулся крепкий молодой человек в костюме-тройке и преградил ей путь:

– Вы по какому делу, мадам? – спросил он вежливо.

Ее первой реакцией было оспорить его право на подобные вопросы, но она рассудила, что, по всей вероятности, судье Чайлдсу придана охрана и молодой человек находится здесь как раз с этой целью.

– Меня зовут Сюзанна Пиншер, у меня назначена встреча с судьей Чайлдсом.

– Прошу вас, мисс Пиншер, судья предупредил меня о вашем приходе, пройдите во-он туда. – Она посмотрела в направлении его вытянутой руки и в полутемном углу ангара заметила Моргана Чайлдса в светло-зеленом комбинезоне, скрытого по грудь под капотом двигателя полуприкрытого брезентом, потрепанного одномоторного самолета. Очевидно заслышав ее шаги, судья выпрямился, и улыбка осветила его загорелое, с квадратным подбородком и грубоватыми чертами лицо.

– Приветствую, – сказал он, – и прошу извинить – не пожимаю вам руки, потому что нет смысла пачкаться в масле нам обоим. – Руки его были черны и по щеке тянулась масляная полоса.

Сюзанна улыбнулась:

– Я смотрю, вы мастер на все руки?

– Грешен, люблю возиться с моторами. Я и парашют свой всегда сам укладывал, может, оттого и жив остался. А эту зверюгу чинить одно удовольствие.

Она коснулась пальцами ткани на крыле:

– Это ваш?

– Мой, он у меня уже давно. Думаю, вы не обиделись на предложение встретиться здесь, мисс Пиншер? Мне казалось, на аэродроме нас будут меньше дергать, чем в Верховном суде, можно будет поговорить без помех. Простите, но избави меня Бог забыть поставить на место эту штуку. – Он полез под капот с гаечным ключом в руках.

Сюзанна наклонилась, чтобы получше рассмотреть, что он делает. У судьи были короткие, толстые, словно обрубленные, пальцы и руки рабочего человека. «Как у отца», – подумалось Сюзанне. Только сейчас ей пришло в голову, как много, в сущности, общего у Чайлдса с ее отцом. Оба стригли седину коротко, «под бобрик». Ее отец, как и Чайлдс, работал летчиком, только на гражданских линиях компании «Пан-Америкэн». Уйдя на пенсию и поселившись в Сент-Хелене – одном из винодельческих районов Калифорнии севернее Сан-Франциско, он по-прежнему сохранил любовь к технике, возился без устали с разными механизмами, и не было среди них такого, починить который ему оказалось бы не под силу.

Чайлдс выпрямился и, опершись о фюзеляж, стал протирать руки ветошью.

– Ну что, мисс Пиншер, давайте поговорим. Итак, что мне известно об убийстве Кларенса Сазерленда? Немного, заметно меньше, я уверен, чем вам и вашим коллегам. Когда труп обнаружили в зале суда, я сидел с другими судьями на совещании и был наравне со всеми потрясен как самим фактом убийства клерка в Актовом зале Верховного суда, так и тем, что в момент убийства он сидел в кресле председателя.

– Потрясен – очевидно, мягко сказано о реакции ваших коллег на происшедшее в суде?

– Пожалуй. Далее, я от имени верховных судей присутствовал на похоронах.

– Я прочла об этом в газетах. Интересно, почему они не явились на церемонию в полном составе?

– Из-за массы неотложных дел в суде, разумеется.

Она замялась, потом все же решилась:

– Может быть, судьи… не все, конечно… как бы поточнее выразиться… наверно, кое-кто из судей…

– Не пожелал приехать на кладбище из-за неприязненного отношения к Сазерленду? Лично я сомневаюсь…

– Тогда почему выбор пал на вас, судья Чайлдс? Разве вы больше остальных были связаны с ним по службе? Насколько я знаю, Сазерленд работал клерком у председателя суда Поулсона.

Чайлдс ухмыльнулся и швырнул ветошь на заваленный инструментами стол.

– Объяснение простое, мисс Пиншер, – 3.И.С.П.

– 3.И.С.П.?

– Звание Имеет Свои Преимущества. Я младший среди верховных судей. Поэтому спросили, есть ли желающие, и послали меня.

– Прямо как в армии.

– Один к одному.

– И все-таки каково ваше мнение о Сазерленде? – переспросила она. – Я стараюсь сложить из обрывков сведений и впечатлений хотя бы приблизительный его портрет.

– Кларенс? Загадочный был молодой человек, с двойным дном, если хотите. Вот почему воссоздать его настоящий облик – дело нелегкое. – В открытые двери ангара ворвался пронизывающий октябрьский ветер, сдув со стола наземь стопку спецификаций по двигателю. Чайлдс поднял с пола листки, бережно сложил и опустил в карман комбинезона. Посмотрев наружу сквозь раскрытую дверь, сказал: – Сегодня утром я собирался урвать часок для полета. Сожалею, но другого свободного времени у меня не предвидится, только час, мисс Пиншер. Учитывая это, может быть, продолжим нашу беседу на борту самолета?

– Вот этого? – спросила Сюзанна, тыча пальцем в ткань крыла.

– А что вас в нем не устраивает? «Пайпер Колт» 1964 года выпуска. Устойчивая, надежная машина. Впрочем, решайте сами.

– Да что вы, я с радостью… раз нет другого выхода…

Они полетели на север на высоте около двух тысяч метров. Чайлдс пространно рассказывал ей о машине: что на ней стоит двигатель «Лайкаминг», позволяющий развивать скорость до двухсот километров в час при рабочем потолке порядка четырех тысяч метров и дальности полета 520 километров.

Много лет назад, в годы своей юности, Сюзанна брала уроки вождения самолета и лишь немного не дотянула до получения прав. В нынешнем полете с Чайлдсом к ней возвращались ощущения той поры: переполняющее душу чувство полной свободы от земных пут и пьянящий восторг… Она посмотрела вниз, на землю, напоминающую доску для игры в монополию; точно пластмассовые кубики, толпились крохотные домишки и в прорезях шоссе сновали автомобильчики, будто по трекам, которые уместились бы у нее на ладони.

Чайлдс обернулся к ней:

– Нравится?

– Не то слово, – прокричала она в ответ, перекрывая гул мотора.

– В небе я – счастливейший из смертных, мисс Пиншер. Отсюда легче разбираться в земных делах, в перипетиях нашей жизни.

– Понятно, но моя задача – разобраться в смерти Кларенса Сазерленда.

– Я не забыл. Валяйте, спрашивайте.

– В суде его не любили. Кто конкретно?

Чайлдс усмехнулся, посылая машину в крутой левый вираж.

– Пора возвращаться, – сказал он.

– Из-за моего бестактного вопроса?

– Нет, из-за того, что время на исходе. У меня скоро деловое свидание. – Он скосил глаза, фиксируя показания приборов. – Так кто, спрашиваете, его не любил? Многие, по моим наблюдениям, очень многие.

– В том числе и вы?

– В том числе и я, не стану скрывать. Кларенс по сути своей был… я бы сказал, сильно испорченным отпрыском богатой семьи. Держался так, будто ему на роду было написано стать хозяином жизни – карьера, деньги и все прочее. Собственно, так оно и было: огромный капитал, большие связи, хорошая голова на плечах, симпатичная физиономия. Внешность неоперившегося птенца, незащищенного, ранимого мальчика с телом мужчины – вот за что его так любили женщины. Ну, и за огромное обаяние, этого у него тоже не отнять, мисс Пиншер.

– И за эти же качества вы его ненавидели?

Чайлдс посмотрел на нее изумленным взглядом.

– Ненавидел? Мне не за что было его ненавидеть! Невзлюбил – да, но ненавидел – ни в коем случае. Я вам скажу почему – потому что прежде всего испытывал к нему жалость.

– Жалость? – теперь настала ее очередь удивляться.

– Да, я жалел его, как жалею большинство современных молодых людей, за неприспособленность к жизни, мисс Пиншер. За неумение высморкаться самостоятельно, окажись они в сложном положении. До того их балуют, ограждают от забот, укрывают от настоящей жизни, что не дают несчастным ребятам вырасти в зрелых мужчин. Хотя сами они думают иначе – на том основании, что носят брюки и спят каждую ночь с новой женщиной. – Он ткнул пальцем в окно: – Вот и аэропорт… Вот как, значит, я о них понимаю, мисс Пиншер, дети они, несмышленыши, а давно пора бы возмужать. Малохольные они какие-то, мягкотелые, с моей точки зрения, хотя, наверное, негоже судье быть столь категоричным.

Чайлдс послал «Колт» на снижение. Сюзанна восхищалась тем, как мастерски он вел машину параллельно посадочной полосе, бросил ее вниз, зашел плавным левым виражом над дорожкой, выровнял самолет и посадил на широкую, убегающую вдаль бетонную полосу.

Когда Чайлдс подрулил к своей стоянке и заглушил двигатель, Сюзанна поблагодарила его за чудесный полет.

– Рад, что доставил вам удовольствие. – Он проводил ее до машины. – Можно дать вам один непрошеный совет? Мы, судьи, горазды на непрошеные советы, как вы знаете.

– Буду вам признательна.

– Ищите женщину, потому что скорее всего Кларенса убила женщина. Для прессы и телевидения «мужской» вариант, может быть, и привлекательнее, но для вас опрос мужчин, в том числе и членов Верховного суда, обернется пустой тратой времени, попомните мое слово. Бог свидетель, мы все, мягко говоря, далеко не ангелы, но Кларенс был из тех, кто дурно обращается с женщинами. Об этом, я догадываюсь, знают все, да помалкивают. У меня нет никаких улик, я не вправе кого-либо подозревать, однако все шансы за то, что его убила из мести доведенная им до безумия одна из его бывших любовниц.

– Вы кого-нибудь конкретно имеете в виду?

– Нет, да это и невозможно, поскольку из фамилий жертв можно, наверно, составить телефонную книгу.

Она пожала судье руку, повторно поблагодарив за полет.

– Приезжайте еще, мисс Пиншер, – добродушно откликнулся Чайлдс. – Летать с такой пассажиркой на борту – одно удовольствие.

Глава 8

– Ничего себе! Какое шикарное заведение! Даже не скажешь, что рядовой ресторан! – восхитился Мартин Теллер, усаживаясь напротив Сюзанны за столик в ресторане «У Жико». – Сразу чувствуешь себя венгерским князем!

Она рассмеялась.

– С роскошью, действительно, некоторый перебор, но зато есть ощущение праздника. Погодите, то ли будет, когда заиграет цыганский скрипичный ансамбль!

Перед ужином для аппетита он заказал ей кровавую мэри, себе – джин со льдом, но не водку. Откинувшись в кресле, обозрел зал: австрийские абажуры и шторы, начищенная до блеска медь, полированное дерево, потолки с пышной лепниной в стиле рококо и на каждом столике по гвоздике. Теллер остался доволен.

– Здесь очень приятно, – удовлетворенно подытожил он, потягивая джин. – А вы родом из Венгрии?

– О, во мне смесь разных кровей, немножко той, немножко этой, в том числе и венгерская кровь.

Официант принес им меню.

– Как прошло сегодня утром собеседование с Чайлдсом? – осведомился Теллер.

Положив меню на стол, Сюзанна посмотрела на собеседника поверх очков:

– Не очень удачно. Скрытный он человек. И странный. Впрочем, в наше время у большинства людей есть необъяснимые странности.

– А конкретно у Чайлдса? В чем выражается странность?

– Трудно сказать. Внешне все обстоит безупречно: любезен, приветлив, откровенен. Взял меня в полет на своем самолете.

Теллер изобразил плотоядную улыбку и пошевелил пальцами, будто вертя воображаемой сигаретой.

– Катал, значит, на своем самолете? Ишь ты, а я-то полагал, что он примерный семьянин: жена, четверо детей, размеренная жизнь в загородном доме…

Сюзанна нахмурилась, сняла очки:

– Давайте обойдемся без пошлостей. У него – дефицит свободного времени, мне нужно было задать ему несколько вопросов, поэтому пришлось разговаривать в самолете. Что тут предосудительного?

Теллер удрученно махнул рукой:

– Не обращайте на меня внимания. Я сегодня немного расстроен: утром возил Бьюти к ветеринару.

– А, вашу собаку?

– Нет, кота. Нужно было выписать ему пилюли.

– Понятно, – и водрузив очки на переносицу, она продолжила изучать меню.

Теллер выбрал одно из фирменных блюд ресторана – утку на вертеле.

– Осторожней с красной капустой, – предупредила его Сюзанна, – по-моему, они добавляют в нее дрожжи для брожения – так мне прошлый раз показалось. – Себе она заказала «жекели гуляш» – жаркое из свинины в сметане с квашеной капустой, обильно сдобренное красным венгерским перцем.

– Теперь, мисс Пиншер, расскажите мне, чем вы занимались всю остальную неделю. Удалось поговорить с кем-либо из других судей?

– Нет, не удалось, ни с кем, кроме Чайлдса. Он, кстати говоря, считает, что убийца Кларенса Сазерленда – женщина, которую тот бесконечными похождениями толкнул на убийство из мести.

– Вы знаете, из бесед с рядом сотрудников Верховного суда у меня создалось то же впечатление.

Она откинулась на спинку кресла.

– А в действительности как вы это себе представляете: женщина проникает запросто, без помех, в Актовый зал Верховного суда и убивает старшего клерка, так что ли?

– Как известно, женщины способны на все, мисс Пиншер. О присутствующих, естественно, не говорят. Можно мне называть вас Сюзанна?

– Сделайте одолжение. Можете даже Кэнди, если вам так больше нравится.

– Как писал один местный поэт: «Кэнди очень хороша, только просит джин душа».

– Очень верное жизненное наблюдение. Послушайте, лейтенант, не в моих привычках отравлять чудесно начатый вечер, но человек отправился на тот свет, причем отнюдь не по собственной воле. Поэтому не пора ли нам вернуться к нашим делам?

Он обреченно кивнул, согласившись с приговором, но выпросив отсрочку исполнения, пока он не доест яблочный штрудель и не допьет кофе, который подали в стаканах, помещенных в серебряные филигранные подстаканники.

– Вот теперь я готов, – сказал он с довольным видом, похлопывая себя по животу. – Так, на ваш взгляд, прав Чайлдс относительно злоумышленницы, как любит выражаться мой начальник, или не прав? Вам тоже кажется, что Сазерленда прикончила одна из его дам?

– Вполне резонный вывод, с моей точки зрения.

– А личное отношение Чайлдса к Сазерленду?

– Скверное. Он сильно недолюбливал убитого, считая его одним из поколения «мягкотелых», по его собственному выражению.

– Оно и понятно: Чайлдсу такие ребята очень не по душе. Я ознакомился на неделе кое с какими материалами о нем: военный до мозга костей – упрямый, прямолинейный, не приемлющий перемен. Кстати, вам известно, что он вырос в крайней бедности? А я вот полагал всю жизнь, что Чайлдс и другие, кто добивается высокого положения в обществе, от рождения имеют все что нужно, чтобы выйти в люди.

– Ему можно верить. Он классический образец сверхуспешной биографии по-американски.

– Что есть, то есть. Мне попала в руки на днях серия очерков о нем в «Лайфе» – тех, знаменитых, Дэна Брейжера. Здорово написано!

Она согласно кивнула.

– Я эти очерки тоже прочла, готовясь к беседе с Чайлдсом. Между прочим, его отношения с Брейжером – целая повесть сама по себе, причем захватывающе интересная, – напомнила Сюзанна Теллеру прогремевшую по всей Америке историю фронтовой дружбы летчика и журналиста.

Командированный на корейский фронт агентством «Юнайтед пресс интернэшнл» Брейжер, как и Чайлдс, угодил в плен к северокорейцам в ходе одной из многочисленных стычек на передовой. Его отправили по этапу в глубь страны, где он оказался в одном с Чайлдсом лагере для военнопленных. За полгода заключения Чайлдс подготовил и осуществил побег группы из пяти человек, одним из которых стал Брейжер. Совместные скитания до выхода к своим сдружили их накрепко, они стали неразлучны, как бывает только на войне. По возвращении из плена Брейжер получил практически исключительное право качать рассказы от первого лица у героя номер один корейской войны. Напечатанная в «Лайфе» серия очерков, собственно, и представляла собой одну из форм вознаграждения за тесную дружбу с Чайлдсом.

Плен, однако, не прошел для Брейжера даром: после войны его свалила тяжелая болезнь – прямое следствие пребывания в лагере. Ему ампутировали ногу, через год пришлось отнять и вторую, в результате чего он был вынужден оставить журналистику и теперь, согласно имеющейся у Сюзанны информации, коротал свои дни в безвестности где-то в Сан-Франциско.

– Я слышал, Чайлдс помогает ему материально? – спросил Теллер.

– Сейчас не знаю, а раньше помогал. – Долгие годы Морган Чайлдс ежемесячно высылал чек Дэну Брейжеру, но анонимно, щадя его самолюбие. Об этом стало известно прессе, пошли многочисленные статьи о верности и благородстве Чайлдса, которые еще выше подняли его репутацию героя, добавив к его портрету такие качества, как щедрость, скромность и бескорыстие.

– Традиционную рюмку после ужина? – предложил Теллер.

– Спасибо, но вынуждена отказаться. Мне действительно надо поскорее домой. Я хотела на субботу и воскресенье забрать детей к себе, мы давно условились с ними, но из-за сегодняшней встречи с судьей Чайлдсом все мои планы пошли кувырком. Так что еще раз спасибо, но мне пора – завтра с утра чуть свет придется выехать к детям.

– Я своих тоже вижу по большим праздникам. У меня две дочери, обе в колледжах. Время от времени ко мне наведываются, но в основном предпочитают на каникулах жить с матерью в Париже.

У нее от удивления расширились глаза:

– Во Франции?

– Да нет, в Париже, штат Кентукки. Ее новый муж оттуда родом. Славный малый, очень порядочный, взял на себя всю заботу о ней и детях, чем, к слову сказать, избавил меня от уплаты алиментов… Мне, между прочим, до сих пор неведомо, как вы любите проводить свой досуг, чем интересуетесь в свободное время. Я это к тому, что есть два билета в Мемориальный центр Кеннеди на следующую субботу, там дают «Се-Па».

– Что такое «Се-Па»?

– Так любители величают для краткости две одноактные оперы: «Сельская честь» и «Паяцы». Их обычно исполняют вместе, в одном спектакле, поэтому среди посвященных они известны как «Се-Па». Так вы не возражаете против посещения оперы?

– Я вижу, вы большой любитель.

– Почти профессионал. Если бы вы слышали, какой у меня тенор прорезывается в душе!

– Можно мне ответить на этой неделе? Я вам позвоню.

– Буду рад.

Ее машина стояла совсем рядом с рестораном. Теллер проводил Сюзанну, помог открыть дверцу.

– Спасибо за ужин, – сказала она, усаживаясь за руль, – по-моему, он вполне удался. Мне только неловко, что заставила вас платить, ведь выбирала-то ресторан я сама.

– И выбрали безошибочно. Кроме того, общение с вами того стоило. Мне ужасно нравится с вами беседовать.

– Благодарю за комплимент. Знаете, я в опере полный профан. Но очень хочется посмотреть… как, я забыла, называется спектакль?

– «Се-Па». Замечательно, что решились. Тогда на неделе созвонимся.

Теллер стоял и смотрел вслед ее автомобилю. Потом сел в свой и поехал по М-стрит, на Северо-Запад, в Джорджтаун. Машину он припарковал в нарушение всех правил, презрев угрозу нового начальника дорожной полиции беспощадно карать сотрудников, злоупотребляющих служебным положением. Обогнув квартал, он зашел в клуб «Джулио».

В помещении было темно, тесно и накурено. В зале, удлиненном и узком, полпространства справа занимал бар. В середине противоположной стены располагалась крохотная эстрада для музыкантов. Сегодня на ней восседал сам Джулио, владелец клуба, в окружении клавишных инструментов: органа, акустического и электрического пианино, а также электронного ритмического устройства, воспроизводящего звучание ударных.

– Здравствуй, Марти, – окликнул Джулио Теллера, как только тот сел на единственный незанятый табурет у стойки. Всего их в помещении было десять, однако семь занимали пожилые женщины, все до одной добрые знакомые Теллера. Официантка, не спрашивая, принесла ему джин со льдом. Тем временем Джулио стал наигрывать попурри из полузабытых песен, однако по-прежнему популярных в клубах любителей старых песен – тех, кого тянет на огонек попеть и избыть одиночество. Он играл «Будь у тебя тюльпан в волосах», «По реке по-над берегом», «Чем не красотка?», и Теллер пел вместе со всеми. Но уже часом и четырьмя порциями джина позже он упоенно солировал с микрофоном в руках, исполняя свой коронный номер: Фрэнка Синатру со всеми его ужимками. Он словно вытягивал звуки из глубины души, баюкал их, полуприкрыв глаза, и вдруг менял темп, силу голоса, к огромному восторгу присутствующих.

– Спокойной ночи, Марти, – попрощался с ним Джулио, когда Теллер встал со своего места, нетвердо держась на ногах. Той же шаткой походкой он, помахав рукой остающимся, направился к двери.

– Спой «Ко мне, ко мне», – попросил некто пьяный от стойки, плохо ворочая языком.

– В следующий раз, – пообещал Теллер. Выйдя наружу, он несколько раз глубоко вдохнул отрезвляюще студеный ночной воздух, отыскал свою машину и поехал домой, всю дорогу до самой своей двери напевая вполголоса «Ко мне, ко мне».

– Отцы и дети, тоже мне проблема! – проворчал он сварливо, укладываясь спать.