Текст книги "Убийство в Верховном суде"

Автор книги: Маргарет Мэри Трумэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 27

Минут двадцать спустя один из следователей, работающих с делом Сазерленда, вошел в кабинет Мартина Теллера:

– Ты слышал, Марти?

– О чем?

– С судьей Темплом Коновером случился удар прямо перед зданием Верховного суда.

– Я только что был у него дома… Мертв?

– Нет, но близок к тому. В коме.

– Куда его отвезли?

– В больницу Конгресса на Массачусетс-авеню.

– Пусть один из твоих сотрудников постоянно следит через справочную больницы за его состоянием.

Спустя какое-то время четыре следователя, работающих вместе с Теллером, собрались в его кабинете. На столе перед ними стояли три чашки кофе, одна – чая и чашка с куриным бульоном. Собравшиеся решили проанализировать дело Сазерленда с самого начала, причем каждый из присутствующих должен был добавить то новое, что удалось собрать в его зоне наблюдения. Собрать удалось не много, и Теллер это знал. Он сидел, положив ноги на стол и стараясь размять затекшие пальцы в правом ботинке: стелька в нем отклеилась и слегка загнулась.

– Извините, – сказал он, снял ботинок и, пальцами разгладив стельку, быстро всунул ногу обратно. – Так-то лучше, – вздохнул он. – О’кей, займемся-ка сообщениями службы внешнего наблюдения.

Один из детективов поднял пухлую пачку бумаг и передал часть их другим:

– Я занимался судьей Поулсоном.

– Давай начинай, – скомандовал Теллер. – Всем слушать внимательно! Если учуете что-то важное, дайте знать.

Детектив быстро прочел данные об объекте наблюдения, изложенные на первой странице, потом остановился и рассмеялся.

– Что там смешного?

– Сесть на хвост председателю Верховного суда! Да тебя самого за это могут упечь.

– Давай читай, – буркнул Теллер. Он не так-то легко принял решение о двадцатичетырехчасовой слежке за тремя членами Верховного суда. Но что другое можно было придумать? А тут еще Дориан Марс подлил масла в огонь, заявив на одном из утренних совещаний:

– Слушай, Марти, мы перешли черту. Если в самый короткий срок не подцепим рыбку, всем нам, черт возьми, придется вылететь из детективов в уличный патруль.

Теллер тогда ответил:

– А что, если рыбка большая-пребольшая, Дориан?

– Не больше сети, которую мы раскинули. И уж не крепче, – отпарировал Марс.

– В море много разной рыбешки, Дориан. Я бы даже сказал, чертовски много.

Но последнее слово в том разговоре все же осталось за Марсом, любителем всякого рода красивостей и расхожих фразочек:

– Тогда кончай травить и запускай гарпун.

Наблюдение за судьей Поулсоном не много добавило к их делу. Поулсон делил время между домом и работой, изредка выступая на открытых слушаниях в Вашингтоне, однажды съездил в Вирджинию и раза три навестил Белый дом.

– Не слишком ли часто член Верховного суда заглядывает в Белый дом? – спросил Теллер.

Детектив пожал плечами:

– А почему бы и нет. В конце концов, у них одна сфера деятельности. Кому как не им там и бывать. Ты знаешь более подходящую кандидатуру?

– Ладно, что у нас есть по Чайлдсу?

Сообщения о передвижениях Моргана Чайлдса тоже мало что им добавили, да и с судьей Темплом Коновером они не далеко продвинулись. Разве что заслуживало внимания сообщение агента, заметившего, что за миссис Коновер также ведется слежка. Агент поинтересовался, не занимается ли ею кто-либо из объединенного управления полиции, но выяснилось, что нет.

– Ты не садился ей на хвост, а, Марти? – спросил один из присутствующих.

Теллер отрицательно покачал головой:

– Скорее всего, это ее собственный муж выслеживает.

– Исходя из того, что я о ней слышал, идея не так уж и плоха, – заметил кто-то, вызвав тем самым целую серию малопристойных комментариев в адрес Сесили Коновер.

– Кончили об этом, – остановил веселье Теллер. – Займемся остальными. Что нового о докторе Сазерленде?

Зачитали записи наблюдений за Честером Сазерлендом. Детектив, читавший досье, заметил:

– Этот доктор несколько раз пытался дозвониться до ЦРУ. Ухватываете? Психиатр, время от времени позванивающий этим идиотам из разведки.

Теллер нетерпеливо поскреб под мышкой и раскурил очередную гвоздичную сигару.

– Слушай, Марти, выбрось ты эту гадость.

– Потерпи, если не нравится… Давайте-ка здесь задержимся подольше. С какой это стати он так упорно добивался связи с ЦРУ?

– Может, он завязан на них? Помнишь ту темную историю пару лет назад о каких-то экспериментах с наркотиками, в которую было вовлечено ЦРУ? Тогда по делу проходило много врачей, если я верно помню. Гражданских врачей. Может, он из них?

– Проверь-ка это дело, – сказал Теллер. – Посмотри, не мелькает ли где его имя.

Покончив с сообщениями агентов, Теллер еще раз попросил вернуться к тому, что у них собрано по подозреваемым в преступлении.

Голоса звучали приглушенно, и в какой-то момент Теллер почувствовал, что сознание его отключается. Он попытался побороть себя, справиться с накатившим туманом, вонзив ногти сжатых в кулак рук в ладони. Не помогало: мысли путались. Он вспомнил почему-то последнюю оперу, которую слушал: Дж. Пуччини «Девушка с Золотого Запада». Опера ему не понравилась… Звонок от бывшей подружки, предложившей встретиться «в память прежних лет»… Это предложение он отверг… Слова к песенке «Ты мое совершенство», которые он так и не мог вспомнить и пропеть в клубе «Джулио»… Просроченные счета… Младшая дочь, которая наконец приехала домой и «все рассказала мамочке». Она собралась замуж за отца своего будущего ребенка – сразу же, как тот окончит колледж. Вот только ждать этого события нужно было еще года два. Дочь решила оставить ребенка, пожить вместе с матерью до тех пор, пока они не обвенчаются. Теллер спросил у бывшей жены имя прохвоста, и та, поколебавшись, его назвала, взяв с Теллера обещание не звонить парню и не навлекать беды. «Я видела его фото, – сказала жена. – Блондин, очень милый…» – «Восхитительно», – разозлился Теллер.

Он вернулся на землю как раз в тот момент, когда агент, делавший сообщение, произнес:

– Есть период, примерно год, когда Поулсон сидел в претензионном суде, о котором нам почти ничего не удалось узнать.

Теллер выпрямился:

– Почему?

– Он взял тогда годичный отпуск и, насколько мне известно, потратил его на написание книги.

– Какой книги?

– О том, как возбуждать иск против правительства Соединенных Штатов. Учебник.

– Его напечатали?

– Конечно. У меня даже есть экземпляр. Можешь занести стоимость его на мой расходный лист.

– Чем занимается этот суд?

– Как мне сказали, слушает дела, возбужденные против Соединенных Штатов.

– Ну и что же странного во всем этом? Взял себе отпуск, чтобы написать книгу.

– Правильно. Но почему-то он предпочел сделать это вне дома. Поулсон словно растворился, исчез на четыре месяца.

– Что значит «словно»?

– Ну, семья осталась дома, а он забрался в нору где-то в Санкен-Спрингсе, в Делавэре.

– Почему именно там? Они с семьей проводят там лето?

– Нет.

– Где именно он останавливался в Санкен-Спрингсе?

– Похоже, что этого никто не знает. Через четыре месяца он вернулся домой и продолжил работу над книгой. Потом снова засел в суде, опубликовал книгу и после этого все время был как на ладони.

– Выясни все как следует.

– Каким образом?

– Процеди воду. Очерти границы. Закинь мощную сеть…

– Что-о?..

– В общем, сделай это, Марис.

Вторую половину дня Теллер провел у себя в кабинете, заполняя свою схему притока информации, делал необходимые звонки и раздумывал о судьбе дочери, а также о Сюзанне Пиншер…

По дороге домой он заехал в нотный магазин и купил ноты песенки «Ты мое совершенство», после чего отправился обедать и, сидя за гренками с сыром и тостами с беконом, старательно заучивал понравившиеся ему слова. Поговорив по телефону с агентом, дежурившим у Коновера, и выяснив, что тот все еще в коме и, похоже, уже не оправится, Теллер вздремнул, а затем отправился в клуб «Джулио», где плохо, но громко пропел все отпущенные ему недолгие часы досуга.

Глава 28

Известие о том, что у судьи Коновера инсульт, мгновенно распространилось по всему зданию суда, проникло во все кабинеты, просочилось за все двери, открытые и закрытые. Его секретарши, Джоан и Элен, даже всплакнули, так же как и чернокожая уборщица, добавившая, смахивая слезу: «Да сжалится над ним Господь». Стоило ли удивляться, ведь с самого первого своего появления в суде Коновер был признан основным борцом за права меньшинств.

Совещание, назначенное на утро этого дня председателем Верховного суда Поулсоном, чтобы обсудить детали дела «Найдел против штата Иллинойс», было отложено на час. Когда же наконец все собрались в конференц-зале, выяснилось, что один член суда отсутствует: не было Моргана Чайлдса. Судья Тиллинг-Мастерс спросила, не знает ли кто, что с ним. Ей ответил Огастас Смит:

– Да как обычно опаздывает. Скоро появится.

Поулсон с трудом скрывал раздражение, вызванное отсутствием Чайлдса. Он швырнул на стол карандаш и взглянул на часы.

– Как дела у судьи Коновера? – спросил Файн.

– Кажется, без изменений, – ответил Поулсон. – Один из его служащих постоянно находится при нем в госпитале и держит нас в курсе. Боюсь, все это не так безобидно.

– Но у него уже был инсульт, причем тяжелый, и все обошлось. Мы никак не можем позволить себе потерять его. – Смит имел в виду голос, который Коновер должен был отдать в поддержку либералов, и Поулсон понял его.

– Вам удалось ознакомиться с моей справкой? – спросил он.

– Мне нужен для этого еще день.

Дверь отворилась, и появился Морган Чайлдс. Он пробормотал: «Извините», прошел на свое место и уткнулся в папку с бумагами.

– Ну, кажется, теперь можно начинать, – сказал Поулсон. – Естественно, мы все сожалеем по поводу того, что произошло с судьей Коновером, и надеемся, что выздоровление будет скорым и полным.

Никто из присутствующих ни единым жестом не выдал своих истинных мыслей о случившемся. Сейчас не имело значения, насколько искренне говорил о Коновере председатель. Несмотря на то что многие считали Темпла Коновера не совсем подходящей фигурой для Верховного суда, в данный момент их сочувствие происшедшему было очевидно. Никаких конкретных правил, как поступать в случае внезапной и полной неправоспособности судьи, не существовало. В данной ситуации оставшиеся восемь судей были вправе сами решать, в какой последовательности рассматривать ожидающие решения дела. Если бы только Коновер настолько пришел в себя, что мог бы связно изложить свои мысли, его мнение при голосовании вопроса можно было бы получить и от дежурившего в госпитале служащего или другого судьи. Но Коновер был в коме, и прогнозы оставались неутешительными.

– Мы могли бы заняться рассмотрением самых неотложных вопросов, – сказал Поулсон. – Судья Коновер едва ли сможет в ближайшее время принять участие в голосовании. Я думаю, все согласны, что самым безотлагательным на сегодняшний день является дело «Найдел против штата Иллинойс». Мне хотелось бы знать…

– Я не совсем с вами согласен, – возразил судья Файн. – Прошу прощения, что перебил вас, господин председатель, но поскольку это дело действительно чрезвычайно важное, ибо от исхода голосования по этому вопросу зависит социальное развитие общества и будущее новых поколений, я считаю более разумным отложить слушание его до полного выздоровления судьи Коновера.

– Если таковое произойдет, – проворчала Тиллинг-Мастерс. – А если нет?

– Мы могли бы перенести слушание дела на другой срок, – заметил Огастас Смит. Такое решение, правда, было не в его пользу. Смит стоял на либеральных позициях и понимал, что, если Коновер не вернется на свое место в Верховном суде, президент Джоргенс найдет ему консервативную замену. А любое голосование, отложенное при ничейном результате до прихода нового судьи, в конечном итоге отразит, как показывает практика, точку зрения администрации. Хотя что касается проблемы абортов…

– Я против, – резко произнес Поулсон. – Люди ждут нашего решения по этому вопросу. Отсрочка только продемонстрирует нашу неуверенность. – Он не стал излагать истинную причину того, почему он настаивает на голосовании. В результате тайных расследований, проведенных в кулуарах суда, Поулсону стало известно о некоторых колебаниях Огастаса Смита. При предварительном голосовании Смит был на стороне Найдел. Сейчас, когда голоса разделились в соотношении четыре к четырем, его голос в пользу штата Иллинойс поможет голосованием пять против трех провести закон, запрещающий аборты.

Споры о том, как поступить в отсутствие Коновера, какое решение принять, продолжались еще долго. В конце концов Поулсон предложил присутствующим провести еще одно предварительное голосование.

– Вы считаете, мы к нему готовы? – спросил Смит.

– По-моему, да. По крайней мере, будет ясно, на каких мы позициях.

В разговор вмешалась Тиллинг-Мастерс:

– Наши позиции, как мне кажется, и так достаточно ясны. Голоса распределились четыре к четырем. А поскольку судья Коновер не может принять участие в голосовании, нам следует отложить решение вопроса на следующий срок.

Поулсон знал, что отложить решение вопроса до того момента, пока президент не введет в суд нового судью, и скорее всего консерватора, было бы безопаснее. Однако никогда нельзя быть уверенным до конца. Случалось, судьи меняли свои убеждения, едва переступив порог Верховного суда. Взять хотя бы Блэка: куклуксклановец, перешедший на сторону либералов. А Эрл Уоррен? Мог ли Эйзенхауэр предположить, что он возглавит борьбу против доктрины «независимых, но равных»? Но если его подозрения о колебаниях Смита оправдаются… Тогда дело решится быстро, и именно так, как ему бы хотелось. Суд, возглавляемый Поулсоном, осуществит свое назначение, нация получит четкие директивы, которые пресекут разногласия, возникшие вокруг этой мерзкой проблемы, призыв правительства будет претворен в жизнь, и он, Поулсон, исполнит то, что обещал.

– Давайте голосовать, – сказал судья Файн, снимая пенсне и протирая глаза. – Если что-то изменилось, хотя бы будем знать.

Морган Чайлдс откашлялся и поднял вверх палец:

– Я считаю новое голосование преждевременным, – сказал он.

– Почему? – удивился Поулсон.

– Я не готов к нему, господин председатель.

– Не готов? – Поулсон не мог сдержать улыбки. Консервативные убеждения Чайлдса были всем хорошо известны и оставались неизменны в течение долгих лет. А потому, считал Поулсон, нечего опасаться, что он встанет на сторону истицы Найдел.

– Я внимательно прочел все материалы с изложением фактической стороны дела, которые накопились в суде со времени последнего голосования, – продолжал Чайлдс, – а также другие материалы, имеющие отношение к делу. Данная проблема требует того, чтобы мы отказались от всех личных чувств, которые могли бы помешать ее законному рассмотрению. Было бы нечестно скрывать от вас, что когда я попытался сделать это и подойти к рассмотрению ее с чисто юридической точки зрения, я все же не пришел ни к какому твердому решению. Однако мои взгляды на существо вопроса изменились.

– Я удивлен, – только и смог выговорить Поулсон. Это была самая мягкая формулировка, которая пришла в тот момент ему в голову.

– Удивлены или нет, – ответил Чайлдс, – но моя позиция на сегодняшний день такова.

– А что, если бы вам все-таки пришлось голосовать сегодня, судья Чайлдс? – вмешался Смит с сухой улыбкой на губах. – Какова в этом случае была бы ваша позиция?

– Гипотетическое голосование меня не интересует.

– Оно не учитывается, но интересно с познавательной точки зрения. – Смит все еще продолжал улыбаться.

Прошло еще полчаса, которые члены Верховного суда провели в спорах о других ожидающих решения проблемах и в попытке понять, как же им все-таки вести себя в свете случившегося с Коновером. В конце концов решено было отложить голосование по всем вопросам до тех пор, пока не прояснится ситуация с самочувствием последнего.

Поулсон вернулся в свой кабинет и тяжело опустился в кресло. Нервы его были напряжены, живот словно стянуло в тугой узел. Он попытался успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов, и подумал, что хорошо было бы сейчас чего-нибудь выпить.

У него просто в голове не укладывалось, что Чайлдс мог бы голосовать в пользу Найдел! Сколько раз, сидя вдвоем за ланчем или ужином, обсуждали они свои взгляды на вещи! Сколько раз, не как члены Верховного суда, а как мужчины, мужья, отцы, делились своими наблюдениями над жизнью, сокрушенно качали головами, отмечая все ухудшающееся моральное состояние общества, в котором повинны, конечно же, прежде всего горе-либералы! Нет, человек не может внезапно настолько измениться, говорил себе Поулсон. А если и меняется, то, конечно же, в консервативную сторону, – а как же иначе, когда все нарастающий распад американского общества очевиден! Он не хотел признаться даже самому себе, что чисто профессиональный подход Чайлдса к проблеме, попытка решить ее с точки зрения закона действительно разумна. В конце концов, дело не в юридических тонкостях, думал он. Решается вопрос жизненной важности, его нельзя рассматривать лишь в юридическом аспекте. Существуют же правила приличия, благопристойность, которые нужно защищать, есть же образцы нравственности, которым нужно следовать… Да сам президент, наконец, который ввел его в должность и ожидает соответственного его обязанностям поведения.

Гнев сменился беспокойством. Поулсон поднял телефонную трубку и набрал номер Белого дома. Он звонил Крейгу Лодермену, помощнику президента. На другом конце к аппарату подошла секретарша. Предложив Поулсону немного подождать, она направилась в личный кабинет Лодермена:

– Сэр, с вами хочет говорить председатель Верховного суда.

Лодермен, человек лет тридцати пяти, с тонким аристократическим лицом и аккуратно зачесанными назад каштановыми волосами, ничем не выдал своего удивления. Лишь брови взметнулись вверх над толстой черепаховой оправой очков. Взглянув на секретаршу, он сказал:

– Хорошо. Я отвечу.

– Мистер Лодермен, – проговорил Поулсон, услышав в трубке голос помощника президента, – надеюсь, я не помешал решению важных государственных задач? – Он странно, неестественно хохотнул.

Лодермен оставался абсолютно серьезным:

– Я могу быть чем-то вам полезен, господин председатель?

Его холодность не осталась незамеченной для Поулсона, и он заколебался, прежде чем продолжить разговор:

– Мне бы хотелось переговорить с президентом.

– Боюсь, с ним можно связаться не раньше чем завтра, во второй половине дня.

– Какая досада!

– У вас дело, не терпящее отлагательств?

– Да.

– Может быть, я могу вам помочь?

– Боюсь, что нет, мистер Лодермен.

– И все-таки попытаюсь.

Поулсон внутренне негодовал: каким тоном разговаривает с ним этот юнец! Кто он, черт возьми, такой? Очередная сияющая посредственность с непомерными амбициями. Получил влиятельное место в администрации Джоргенса и постоянно напоминает об этом всем и каждому: сенаторам, конгрессменам, министрам и даже членам Верховного суда. Он, Поулсон, хотел бы сказать ему, что думает о нем и ему подобных! Вместо этого судья лишь выговорил:

– Это касается дела «Найдел против штата Иллинойс».

– Я так и думал, что вы звоните по этому поводу, господин председатель. Президент непосредственно следит за этим делом и предпринимает меры…

– Боюсь, вы не совсем понимаете, мистер Лодермен. События могут принять такой оборот, что…

– Как самочувствие судьи Коновера?

– Судя по последним сообщениям, он все еще в коме, хотя делается все возможное.

– Такой удар… Что ж, господин председатель, возможно, президент сам свяжется с вами. Как я уже сказал, он в курсе всех событий по этому делу. И я тоже.

– Может быть, вы все же доложите президенту, – голос Поулсона дрожал от едва сдерживаемого гнева, – что судья Чайлдс, похоже, изменил свое отношение к проблеме. Возможно, нужно подсказать Чайлдсу, что его голосование…

– Непременно, господин председатель. Спасибо за звонок.

Лодермен положил трубку. Поулсон достал из шкафа пальто и медленно двинулся по коридору. Ему нужно было время, чтобы все обдумать. Может быть, поможет прогулка пешком? В конце коридора он увидел Лори Роулс.

– Доброе утро, господин председатель, – Лори поравнялась с Поулсоном.

– Здравствуйте, мисс Роулс.

– Есть новости о судье Коновере?

– Нет, – ответил Поулсон. – Хотя мы не теряем надежды. Всего вам доброго, – добавил он, проходя мимо нее.

Лори Роулс вышла из здания суда и, сев в машину, отправилась домой. Поднявшись к себе, она тщательно перебрала содержимое шкафа, достала коричневый твидовый костюм, серо-коричневую блузку с высоким воротничком, застегивающимся на пуговицы, и подобрала в тон к ним чулки и туфли-лодочки. Оглядев себя в зеркале, поправила прическу и макияж. После этого, явно довольная собой, Лори снова села в машину и медленно двинулась по направлению к центру Вашингтона, время от времени поглядывая на часы и соответственно прибавляя или снижая скорость. Она оставила машину в гараже на Восемнадцатой улице и пешком отправилась в Белый дом. Она знала, что должна пройти через южную галерею. Офицер у входа спросил ее имя, сверился со списком, а затем позвонил в кабинет Крейга Лодермена.

– Пожалуйста, мисс Роулс, проходите, – сказал он, дождавшись ответа. – Одну минуту, вас проводят.

Кабинет Лодермена был просторным и хорошо изолированным от шума улицы. Крейг поднялся навстречу Лори, протянул ей руку:

– Как приятно, что вы зашли к нам. – Он был в одной рубашке, без пиджака.

– Я весьма признательна, что у вас нашлось для меня время…

– Ну-ну, не скромничайте. Вы произвели впечатление на президента. Вы и ваше сообщение.

Она казалась смущенной:

– Благодарю вас, это очень лестно.

– Я понимаю, что вы хотите этим сказать. Я нахожусь рядом с одним из самых могущественных лидеров свободного мира. Мало кому выпадает такое преимущество. Здесь кончается бюрократия.

Ну, не совсем, подумала она. Как и большинство приближенных к президенту, Лодермен настолько привык отождествлять себя с великим человеком, что постепенно уверовал и в собственное величие. Конечно же, Джоргенс доверяет ему. Более того, никто и близко не сумеет подойти к президенту, пока не будет проверен его адъютантами – командой самонадеянных и равнодушных парней с честолюбивыми замыслами и стальными сердцами. Вот и этот, здесь, слегка пугал ее, да и не ее одну. Хотя, если признаться, в то же время и чем-то привлекал. Монтескье сказал, что власть развращает. Что ж, и соблазняет тоже.

– Я хочу, чтобы вы поняли, мисс Роулс: я говорил от имени президента, когда сказал, что мы высоко оценили вашу информацию по поводу секретных досье доктора Честера Сазерленда. Не думаю, что сильно преувеличу, если добавлю, что эти досье, попади они в чужие руки, могли бы являть собой серьезную угрозу для национальной безопасности.

– Да, мистер Лодермен, когда я узнала… от его сына… о существовании этих досье, я поняла, что должна что-то предпринять. Это было непростое решение. Кларенс Сазерленд был моим другом и… и к тому же сослуживцем. Будь он жив, я бы не стала сообщать вам, скажу честно, об этих досье. Но его нет, и я решилась на то, что считаю правильным. Думаю, я сделала верный выбор.

– Да, это так, мисс Роулс. В данном случае ваши чувства вас не обманули… Расскажите мне о себе.

– Что вы хотели бы знать?

Он улыбнулся. Правда, улыбкой это можно было назвать с трудом: губы Лодермена оставались плотно сжатыми. Лори подумала: бывало ли когда-нибудь, чтобы он безудержно, во весь голос хохотал.

– Расскажите мне о самой сути Лори Роулс, о той Лори, которая, не исключено, в недалеком будущем будет работать со мной бок о бок, а значит, станет правой рукой президента Соединенных Штатов.

Лори слегка изменила положение в кресле, собралась с мыслями, внутренне скомандовала себе быть точной в деталях и принялась говорить. Лодермен слушал внешне бесстрастно, не отводя от нее глаз. Она словно бы видела, как компьютер, спрятанный где-то в глубине его мозга, вбирает в себя сказанное, сортирует, размещает по ячейкам, чтобы в нужный момент тотчас же извлечь на свет нужную информацию и пустить в дело.

– Весьма впечатляет, – проговорил он, когда она закончила.

– Спасибо. – Боже, на него подействовал весь этот спектакль! Лори почувствовала себя более свободно, поняв, что не уступит ему в умении играть, просчитывать и делать выводы. Она под стать ему, столь же умна и хитра. Из них получилась бы отличная пара. Он предложил ей стакан воды. Лори отказалась, и он выпил сам, налив в стакан из хрустального кувшина, оправленного в чехол из тончайшей кожи.

– Вы пьете?

– Пью? Что вы имеете в виду? Алкоголь?

– Да.

– Люблю вино. – И быстро добавила: – Под хорошую закуску.

– Наркотики? Травка?

– Не пробовала.

– Ни разу?

– Ну, может, раз-другой лет сто назад.

– Так уж и никаких грешков в семействе Роулс? Может быть, какая-то сомнительная связь, душевная болезнь в роду? Шпаргалки на вступительных экзаменах, неоплаченные счета за стоянку, неотданный должок, наконец… Так уж и ничего?

– Нет.

– Хорошо. – Он полистал толстую папку с документами, лежащую перед ним, затем взглянул на Лори и сказал: – Знаете, мисс Роулс, вы могли бы получить это место, если события пойдут так, как мы предполагаем.

– Не уверена, что точно поняла вас, мистер Лодермен. Мы с Кларенсом Сазерлендом были достаточно близки, и он говорил мне, что вы хотели бы найти ему работу в Белом доме…

– Насколько близки?

– Если я отвечу честно, это не повредит моему будущему?

– Напротив, честность – отличная гарантия на будущее.

– Очень близки. Очень.

– Вы, вполне понятно, расстроены его смертью и все же не забываете о делах. Мне это нравится, мисс Роулс. Вы прагматичны. – Он оперся на локти, глядя Лори прямо в глаза. – Ваш приятель, Кларенс Сазерленд, со дня на день мог войти в нашу команду. Здесь, в Белом доме. Вначале я этому противился. Ну что он мог нам предложить, чего не смог бы сделать любой другой отличник-выпускник юридического колледжа. Да их полным-полно, этих бойких молодцов с дипломом отличника. И служба в Верховном суде не большой подарок. Мы знали, каким образом он получил назначение. Нет-нет, я вовсе не считаю это преступлением. Его отец, воспользовавшись своими весьма близкими отношениями с Поулсоном, сделал то, что сделал бы любой заботливый отец: использовал свои связи во благо сыну. Я поступил бы точно так же. А вы?

– Думаю, да.

– Что ж, важно было то, что Кларенс Сазерленд, благодаря профессии отца, обладал особой информацией. А эта информация была нужна правительству. Вас не обижают мои слова?

– Почему они должны обижать меня?

– Иногда так случается. Рад, что с вами все иначе.

– Вы же сами заметили, что я прагматична.

– И честолюбивы.

– Да. Мне стоило бы догадаться, что вы это поймете.

Он усмехнулся.

– Вы правы. Когда вы впервые переступили этот порог с информацией о досье доктора Сазерленда, я был настроен скептически. Я спросил себя, чего вы добиваетесь, во что играете, чего ждете взамен. Мне ведь за это платят деньги.

– Вы так решили потому, что я женщина?

– Не вижу связи. Я не женоненавистник, я реалист. Мисс Роулс, вы хотите получить место, которое предназначалось Кларенсу Сазерленду, и вы меня этим восхищаете. Так вы говорите, что располагаете той же информацией, что и Кларенс, поскольку…

– Поскольку мы были близки. Да, это так. В подобных отношениях делишь с человеком все…

– Что ж, это мне знакомо. Но сможете ли вы держать кое-что и при себе? Я имею в виду информацию, которую вы получите здесь.

– Уверена. – Лори посмотрела ему прямо в глаза.

– Хорошо. Так… Пока что нам нужен надежный человек внутри Верховного суда. Мистер Сазерленд был таким человеком. К сожалению, больше он нам уже ничем помочь не сможет. А вот вы могли бы?..

– Думаю, что да.

– Как я уже говорил, мисс Роулс, я реалист. Чтобы поверить, мне нужны результаты.

– Например? – Задавая этот вопрос, Лори уже знала ответ.

– Помогите, чтобы голосование по делу «Найдел против штата Иллинойс» пошло по нужному руслу, так, как этого хотим мы. Так, как хочет правительство, весь американский народ.

– Это не так-то просто.

– А Сазерленд считал, что просто.

– Я не Сазерленд.

– Но предлагаете тот же товар.

– Я не предлагаю никакого товара.

– Извините, мисс Роулс. Боюсь, я не так хорошо разбираюсь в юридических тонкостях. Объясню как есть. Судья Чайлдс может стать помехой при голосовании. Я думаю, существуют кое-какие известные вам факты из его биографии, которые могли бы помочь ему отказаться от своих слишком уж жестких принципов.

– Да, это так.

– Если хотите здесь работать, помогите нам.

– Все сводится только к этому?

Он кивнул.

– Что ж, в анкете Чайлдса есть кое-какие несовпадения, детали, которые могли бы переубедить его…

– Уже видите выход?

– Да.

– Вы знаете, на что идете?

– Да.

– Беретесь убедить его?

– Думаю, что да.

– Чайлдс колеблется. Его голос, как я понял, может оказаться решающим по делу «Найдел против штата Иллинойс».

– Я считала, что он твердо держит сторону Иллинойса.

– Держал, до сегодняшнего утра. Можете что-либо предпринять?

– Могу.

– Рад слышать. Как я уже говорил вам в начале встречи, вы можете получить здесь работу, связанную с правовыми вопросами, если сумеете обеспечить нам определенные условия внутри суда.

– Рассчитывайте на меня, мистер Лодермен. Я знаю не меньше Кларенса Сазерленда. И могу сделать не меньше его.

– Я все больше убеждаюсь в том, что работа с вами доставит мне удовольствие, мисс Роулс. У меня чутье на людей, и вы относитесь к категории наиболее к себе располагающих, что я и намерен доложить президенту Джоргенсу.

– Благодарю вас.

Они поднялись и пожали друг другу руки.

– Может быть, как-нибудь вместе поужинаем, – предложил Лодермен. – Похоже, нам предстоит работать вместе не один месяц, а потому не мешало бы получше узнать друг друга. Вы согласны?

– Конечно же. Еще раз благодарю вас. Я свяжусь с вами, мистер Лодермен, в самое ближайшее время.

– С нетерпением буду ждать известий.