Текст книги "Торжество на час"
Автор книги: Маргарет Барнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
– Что нам делать, Гарри?
Но как было думать в такой волнующий час? Он просто засмеялся в ответ своим мужским уверенным смехом.
– Как знать, все еще может образоваться, – оптимистично заверил он ее.
Поглощенные друг другом, они не услышали быстро приближающихся шагов. Мимо открытой двери промелькнула фигура мужчины в белом камзоле.
– Нэн! Где вы? Если вы не одна, то ради Бога, будьте осторожны! Королева идет сюда.
Слова были произнесены тревожным шепотом, и снова все стихло. Влюбленные даже не заметили, видел их кто или нет.
– Это Томас Уайетт, – сказала Анна в испуге. – Никто другой не стал бы так рисковать ради меня.
– Святый Боже, он, наверное, видел, как я пошел вслед за вами! Я ведь стоял рядом с ним, – пробормотал Перси.
Тут и могла наступить трагическая развязка и обязательно наступила бы, если бы на месте Томаса Уайетта был бы другой побежденный соперник. Анна тронула Гарри за руку, чтобы вывести из состояния оцепенения.
– Томасу, конечно, очень больно, – сказала она огорченно, – но он никогда не предаст меня.
Они затихли, прислушиваясь.
– Он прав. Она поднимается по лестнице… слышны голоса ее фрейлин.
– Гарри? Что нам делать?
Он быстро оглядел комнату.
Выходить через дверь было рискованно: он мог не успеть дойти до конца галереи. Там, должно быть, только что скрылся Уайетт в своем белом заметном наряде. Гарри открыл окно и посмотрел вниз. Прямо у стены росла раскидистая шелковица. Бесшумно и быстро, вознося молитву некогда обитавшим здесь монахам-госпитальерам, он перекинул ногу через подоконник.
– Закройте за мной окно, – прошептал он, начав спускаться.
Пока он нащупывал ногой ветку, на которую можно было бы ступить, руки и лицо его все еще были на уровне подоконника. И Анна наклонилась над ним, счастливая и гордая. Она – женщина, которая может осчастливить его дом и с которой он готов идти на все.
– Господи, пошли всем спаниелям приятных снов! – засмеялась она, быстро закрывая оконную задвижку.
Глава 10
Королева постепенно утрачивала власть. Ее влияние на Генриха было велико в самом начале их женитьбы. Но она была гораздо старше его, да еще и некрасива. Должно быть, думалось Анне, она всегда любила Генриха, даже те несколько месяцев, когда была замужем за Артуром Тюдором, его болезненным старшим братом. До смерти Артура она постоянно видела Генриха, веселого и полного сил. И после того, как папа дал разрешение на их брак, Екатерина была предана своему мужу всей своей бесхитростной душой и бренным телом. Но теперь, устав от ее капризов и видя, что Екатерина никогда не сможет подарить ему наследника, Генрих постепенно начинал ощущать, как любовь сменяется раздражением.
А влияние Уолси, напротив, набирало силу. Он тоже был старше короля. Атлетически сложенный, кардинал представлял собой заметную личность при дворе и сразу приглянулся Генриху, когда тот взошел на престол. И сейчас, спустя столько лет, благодаря своему уму и изворотливости, Уолси сумел сохранить и упрочить свое положение и добиться постоянной благосклонности монарха. А если его фигура и потеряла от пресыщенной жизни былую стройность, то в своем пурпурном одеянии он выглядел от этого только еще более величественно.
Генрих не любил праздности, это было не в его характере. Особенно его занимали дела государственные. Тем более, что они не причиняли ему никаких хлопот: за всем следил зоркий глаз Уолси, и Генрих полностью доверял ему. Кардинал настолько забрал все международные дела в свои руки, что никто в королевском Совете и думать не смел возразить ему. Деньги для осуществления проектов, в полезности которых ему удавалось убедить Генриха, текли к нему рекой.
Обеспечивая равновесие сил в Европе, Англия достигла небывалого могущества. С ней считались, как никогда. Уолси неусыпно следил за тем, чтобы славный солдат Франции – Франциск и племянник Екатерины – Чарльз Испанский, стоявшие от Англии по разные стороны, всегда ощущали шаткость своего положения, тогда как величественная фигура Генриха Тюдора, стоявшего между ними, могла управлять их возвышением или падением, проявляя свою благосклонность поочередно то к одному, то к другому. Уолси сделал Генриха арбитром Европы.
Неудивительно, что великий кардинал почти ежедневно курсировал между Гринвичем и Вестминстером и беседовал наедине с Генрихом часами.
Анна Болейн больше не была неприметной девушкой. События, происходившие вокруг нее, служили ей теперь не только фоном для своих маленьких удовольствий и успехов. Более зрело оценивала она окружающих ее людей, и не только потому, что они представляли те силы, которые влияли на ее собственную жизнь, но еще и потому, что ей было интересно, какими путями они шли, чтобы достичь успеха.
Она вдруг обнаружила, что все действуют по-разному. Королева, например, добиваясь желаемого, всегда шла напрямую, не используя никаких уловок, чего Анна не одобряла. Герцог Саффолк постепенно подчинял себе добрую и отзывчивую Мэри Тюдор; он особенно гордился тем, что в роду у них были Говарды, кровные родственники Плантагенетов. Несмотря на теперешнюю веселую, легкую жизнь, Анне, с детства приученной разумно мыслить, было ясно, что, хотя имя Генриха Тюдора и было у всех на устах, в действительности управлял Англией Томас Уолси.
– Когда я впервые попал сюда, кардинал обычно говорил: «Король желает то, король хочет это», – рассказывал Гарри Перси в узком кругу Анниных друзей в Гринвиче, – а теперь, стоит ему только немного расслабиться, попав к себе домой, он чаще говорит: «Король и я».
– Или, еще чаще, просто «я», – засмеялся его друг Кавендиш.
Джордж Болейн нахмурился.
– То положение, которое он сейчас занимает, и его повелительный тон оскорбительны для таких людей, как мой дядя и герцог Саффолк, – добавил он.
– И для многих других, – подтвердил Билл Бриртон, чья семья все больше склонялась к простоте лютеранства.
– И в то же время он очень вежлив с торговым людом, а бедные приходят к нему искать справедливости, – заметила Маргарэт Уайетт, размышляя о том, как трудно судить великих.
– Может, он просто боится соперничества с равными себе? – предположила Анна.
Но какая разница, любили кардинала или ненавидели, до тех пор пока он приезжал и приводил с собой своих молодых людей?
Всю зиму наследника герцога Нортамберлендского можно было чаще всего встретить при дворе королевы; и Анна, если только она не дежурила, всегда была с ним. Старшие фрейлины королевы были слишком озабочены плохим самочувствием своей хозяйки, чтобы заметить это. Анна и Перси жили в каком-то счастливом трансе, почти не скрывая своей взаимной привязанности. И со временем все, даже сплетники, к этому привыкли и воспринимали как должное.
– О Боже, знать бы только, чем все это кончится, Нэн? – с тревогой спросил Джордж сестру на Рождественском празднике.
Он закружил ее в новом французском танце, иначе она бы окончательно скомпрометировала себя, танцуя весь вечер только с Перси.
Анна терпеливо перенесла его вмешательство.
– Это настоящая любовь, – оправдывалась она, – совсем не похожая на легкие любовные романы, что я знала прежде, это чувство помогло мне понять, какая я на самом деле. И ты ведь сам признаешь, что тебе нравится Гарри, теперь, когда ты узнал его поближе.
– Все это верно, – согласился Джордж, видя, как расцвела его сестра за это время. – И тысячу раз досадно, что ты не можешь выйти за него замуж. Но что будет, когда вернется отец?
– О, Джордж, я просто не смею думать об этом! – вздохнула Анна, случайно ловя на себе заинтересованный взгляд короля, когда они с братом проходили мимо места, где восседал Генрих. – Но думаю, что даже если его не тронет сила нашей любви, он ведь не сможет не согласиться, что союз с могущественными Нортамберлендами стоит большего, чем титул графа Ормонда?
– Пусть так, но разве сам Перси не помолвлен с дочерью графа Шрузбери?
– Он ее терпеть не может. У нее фигура, как у племенной кобылы. Гарри клянется, что ни за что не женится на Мэри Талбот, – победно выложила Анна все, что знала, пока они танцевали.
А когда Джордж провожал ее на место, она возмущенно зашептала:
– Мы что, скот, что нас должны продавать для увеличения семейных владений?
Джордж по своей натуре был более покладистым, в нем не бродил дух неповиновения, посеянный однажды в Аннином сердце взбунтовавшейся Мэри Тюдор.
– Похоже, что да. И я, например, не вижу способа избежать базарного стойла, – ответил он с горечью, провожая влюбленными глазами сестру Уайетта, которая прошла мимо них с Уильямом Бриртоном.
Анна взглянула на него с сочувствием и крепко сжала руку.
– Друг мой! Извини! Я совсем забыла, – пробормотала она. – Я терпеть не могу эту твою Джейн.
По правде, Анна теперь не испытывала к кому-либо особых антипатий, так как смотрела на мир влюбленными глазами. У нее даже характер стал мягче, а насмешки менее язвительными. Даже когда ее будущая невестка позавидовала их крепкой дружбе с братом, Анна уступила ей свое место без боя, а если кто в ее присутствии замечал, что у недавно родившегося ребенка Мэри Кэари волосы, как у Тюдоров, она воздерживалась от резкого ответа, чего раньше не случалось.
Она написала Джокунде о своем возлюбленном и была очень мила с Томасом Уайеттом. С большим терпением обучала Гарри Перси новейшим танцам и даже убедила, что его баритон может прилично звучать под аккомпанемент ее лютни. Когда в кругу ее друзей он чувствовал себя неловко, Анна всегда умела загладить недоразумение и повернуть разговор таким образом, чтобы Гарри мог там проявить себя с самой лучшей стороны. Впервые в жизни чужие успехи радовали Анну больше, чем свои собственные.
– Что она нашла в этом парне? – недоумевал Уайетт всякий раз, когда удавалось поговорить с Джорджем наедине.
– Он, конечно, простоват, но мне нравится, – отвечал Джордж. – Только…
– Что только?
– Только иногда я не могу избавиться от ощущения, что он, при всей его лихой удали и презрении к нашей утонченной жизни, в решающие минуты проявит не больше мужества, чем, скажем, ты или я.
Тут друзья оглядывали зал и обязательно замечали в каком-нибудь алькове две головы, низко склоненные над пяльцами, – темную Аннину и пламенеющую Нортамберленда.
– Разве он имеет на нее прав больше, чем я, который любит ее всю жизнь, – вопрошал с горечью Уайетт.
Впервые в жизни от безысходности своих страданий Томас был вынужден изменить тактику поведения: он стал докучать Анне, расточая самые изысканные комплименты, втайне радуясь, что возможности его соперника в этой области крайне ограничены, или же предавался воспоминаниям, где Перси не было места. Он садился, обхватив колени, на подушечку у Анниных ног или облокачивался на спинку ее стула, чтобы лишний раз подчеркнуть, какими близкими друзьями они всегда были.
– Эта цепочка, Нэн! Это же я подарил ее вам на пятнадцатилетие, – заметил он однажды.
Чтоб поиздеваться над Гарри, он взял в руки золотую цепочку с флакончиком для духов, висевшую у Анны на поясе, и начал рассматривать прикрепленное к ней маленькое зеркальце, обрамленное драгоценными камнями.
– Я польщен и признателен вам за то, что вы до сих пор носите ее.
– Она мне до сих пор дорога, Томас, – печально ответила Анна.
– Но боюсь, что не так, как раньше. Я хорошо помню, как вы бегали по газону в Хевере и встали на цыпочки, чтоб поцеловать меня, когда я подарил ее вам. Тогда вы были ниже ростом, моя дорогая.
Они оба помнили о присутствии Перси, который, сразу помрачнев, отошел в сторону к окну и стоял там недовольный, скрестив руки на груди, к тайной радости окружающих.
– Какая же девушка без зеркала? – пыталась оправдаться Анна как можно легковеснее.
– Не вижу в нем необходимости, если сама она отражается в зеркале всех мужских глаз, – парировал Уайетт.
Он украдкой взглянул на своего сердитого соперника и продолжал вертеть зеркало то так, то эдак, любуясь своей отросшей маленькой бородкой, – последним криком моды при дворе.
– Это мне сейчас надлежит следить за модой, – пояснил он.
– Оставьте зеркало, Томас, и не будьте таким самодовольным, – смеялась Анна, отнимая свое имущество.
– Но для госпожи Болейн, которая поет для принцессы и танцует для самого короля, это должно быть такой пустячной вещью. Для той, которая держит в придворной конюшне кровного рысака и чье платье скреплено пряжкой с плаща сыночка герцога!
Отводя ее выставленную для защиты руку, он молниеносно отстегнул цепочку от пояса, успев при этом коснуться губами ее нежной шеи, и, торжествуя и смеясь, поднял отнятую безделушку у себя над головой.
Рука Перси потянулась к кинжалу. И, зная его вспыльчивый, горячий характер, окружающие могли не сомневаться, что он готов воспользоваться им. Они только не знали, что в последнюю минуту его остановило чувство благодарности. Этот стройный и изящный Уайетт мог безнаказанно провоцировать воинственного поклонника очаровательной Болейн, потому что однажды он предупредил ее о приходе королевы и спас от позора. Анна хорошо помнила это.
Но так или иначе все это льстило ее самолюбию: двое молодых людей ненавидели друг друга, и все из-за нее!
В этот день Уолси задержался при дворе дольше обычного, обсуждая с королем какие-то особо важные дела.
– О чем только они говорят все это время? – недовольно ворчал Перси, когда его соперник удалился.
– А я-то думала, вы жалеете, что время летит так быстро, – упрекнула Анна.
– После того как мы сегодня уедем, меня здесь долго не будет, может, несколько недель.
Этот ответ напугал Анну. Она взглянула на него, враз оставив колкости; куда только подевалась ее самодовольная улыбка.
– Несколько недель? – повторила она в недоумении.
– Милорд кардинал отправляется во Францию.
– Во Францию? Но мой отец как раз возвращается оттуда! Гарри, что значат все эти секретные переговоры с королем?
Лорд Перси пожал плечами. Его друг Кавендиш, который иногда помогал секретарю кардинала, намекал на что-то по секрету, но Гарри не очень-то этим интересовался.
– Говорят, это что-то относительно женитьбы.
– Женитьбы короля?
– Тише, Нэн! За такие слова можно жизнью поплатиться.
И все же это была потрясающая новость. О ней просто невозможно было молчать.
– А как же королева? – вымолвила Анна.
– Если бы она родила ему сыновей, все, надо полагать, было бы по-другому.
Анна невольно подумала о своей госпоже, чье сухое тело она облачала в королевские одежды не далее как этим утром. Самоуверенная Екатерина, в чьих покоях даже воздух, казалось, был насыщен чувством собственного достоинства. Королева, чьего имени никогда не коснулся скандал и чью снисходительную доброту чтил английский народ, над которым она царствовала уже более двадцати лет. Это было просто немыслимо.
– Но как же он… избавится от нее? – спросила Анна.
Нортамберленд развел руками. Все, чего ему в этот момент хотелось, так это остаться с Анной наедине и доказать ей, что он не собирается ее с кем-либо делить.
– Ни для кого не секрет, что он готов на все, лишь бы иметь законного сына.
Это было похоже на правду… Теперь, когда Анна над этим задумалась… Разве она сама не видела, как осторожно распаковывали портрет сестры французского короля, когда ее отец прислал гонца из Франции?
Анна воткнула иголку в натянутый для вышивания холст и встала. Она все еще не могла прийти в себя от той новости, которую ей поведал Перси, но оставила ее на потом, больше всего желая сейчас уединиться где-нибудь с Гарри.
– Я провожу вас до садовой калитки, – сказала она и послала пажа за плащом.
Они вышли из комнаты и спустились по задней лестнице во двор, залитый мартовским солнцем. С реки дул сильный ветер, и королевский сад был пуст. Когда они были уже у самой калитки, то как будто по взаимной договоренности одновременно остановились между раскидистым кустом шиповника и садовой стеной. Этот куст, как им хорошо было известно, полностью скрывал их от любопытных глаз, следящих за всеми из окон дворца. Но на этот раз Перси не торопился обнимать ее.
– И что Уайетт собирается делать с этой цепочкой? – спросил он угрюмо.
– Носить, надо полагать, чтобы донимать меня, – засмеялась Анна, сорвав увядающую розу, лепестки с которой розовым дождем посыпались ей на руки.
– Всем видом показывая, что вы сами отдали ему ее.
– А что, если и так? Он же мой кузен.
– Чтобы похвастаться, что вы были его до того, как стали моей.
Такое обвинение было просто глупо, зато его ревность действовала на Анну как бальзам. Она пожала плечами и продолжала обрывать лепестки.
Перси придвинулся ближе. Он схватил ее за руки и встряхнул, впившись глазами в хорошенькое личико.
– И вы таки любите его. Вы сами признались в этом. У него в запасе все те года, которых мне уже не наверстать, потому что я не приехал и не нашел вас раньше. Он тысячу раз объяснялся вам в любви этим своим бойким языком, и он целовал вас…
Она посмотрела на Перси своими искренними глазами и улыбнулась.
– О, Гарри, давайте не будем начинать все сначала! Разве я не говорила вам, что вы единственный человек, которого я когда-либо любила, смогла полюбить всем своим сердцем? Разве я еще недостаточно уязвила свою бедную гордость, чтобы даже неотесанному Нортамберленду стало ясно, как я отношусь к нему? – Она обворожительно засмеялась и легонько ударила его общипанным бутоном по гладко выбритой щеке. – Не я ли каждый день рискую навлечь на себя гнев моего дядюшки, в открытую нося вашу драгоценную пряжку у себя на груди?
Он нагнулся и с чувством поцеловал ее.
– Я знаю, знаю, любовь моя. Но этого недостаточно. Любой может подарить вам брошь или пряжку.
Он отпустил ее и стоял, красивый и сильный, под весенним солнцем, пытаясь снять со своего пальца массивное кольцо с печаткой.
– Вот, – произнес он грубым от волнения голосом, – возьмите это, – и с силой вложил кольцо в ее руку.
Массивное золотое кольцо, щедро украшенное драгоценными камнями, – фамильная драгоценность, переходившая в его семье из поколения в поколение.
– Но тут же печать вашего отца – смотрителя англо-шотландской границы. Как же вы будете подписывать документы или отдавать приказы?
– Острием моей шпаги, – коротко ответил он.
Анна все еще в нерешительности держала кольцо в руках.
– Наденьте его, – заставил он.
Она рассмеялась, так как, когда надела его, кольцо повисло на пальце как обруч.
– Ради Бога, Гарри, не глупите. Как я смогу носить его, даже если захочу?
– Я прикажу его уменьшить. По крайней мере, все другие увидят, что вы – моя.
Анна вся засветилась от радости.
– Вы хотите сказать, что мы обручимся?
– Обязательно, несмотря ни на что, – серьезно пообещал он, глядя ей в глаза.
Это было как в волшебной сказке, где всякое может случиться. И все же, разве было что-то невероятное в том, что в один прекрасный день он будет управлять половиной Англии? Конечно, это должно произвести впечатление на ее отца. Заранее заключенное соглашение – вещь серьезная. Почти такая же серьезная, как обручение.
Стоя вместе с ним на солнце в окружении свежей весенней зелени, Анна почти готова была верить, что это и есть их обручение. Как оно отличалось от пышной свадьбы Мэри Тюдор, о которой Анна в свое время так мечтала. Но сейчас почему-то ее совсем не волновали ни расшитое жемчугом платье, ни торжественная церемония. Сейчас весь мир сосредоточился для Анны в человеке, стоявшем рядом. Всегда полная честолюбивых планов, сейчас она сочла бы высшим счастьем иметь законное право делить с ним стол и кров. Даже если бы он был всего лишь простым стрельцом в охране ее дяди, она бы не изменила своего желания. Она хотела его и гордилась его силой.
Анна зажала в руке кольцо. Как ей хотелось оставить его у себя!
– Приезд моего отца ожидается со дня на день, – только и смогла вымолвить она.
– Во имя нашей большой любви мы должны осмелиться и бросить вызов старым обычаям, – пытался он приободрить ее.
– Когда он станет уговаривать меня выйти замуж за ирландского кузена, я сошлюсь на наш уговор, – пообещала Анна. – А вы?
– Ничто, ничто на свете не в силах заставить меня отказаться от него.
Этот уговор еще больше подстегнул Перси, и, прежде чем кардинал уехал во Францию, кольцо было убавлено до размера Анниного пальца. Во время отсутствия своего возлюбленного Анна носила его с таким видом, как будто это было бесценное сокровище. И она была готова носить его гордо и счастливо всю жизнь.
Глава 11
Поскольку любовь Анны Болейн и Гарри Перси не имела особых надежд на будущее, они еще бережнее к ней относились. В любой момент они были готовы восстать против родительской тирании во имя своего высокого чувства. Оставалось только удивляться, что до сих пор злые языки не раструбили о них по всему дворцу.
– Если бы только можно было выдать за Джеймса Батлера мою сестру! – вздыхала Анна. – Ей с ее ребенком было бы все равно, кто является его отцом: Билл Кэари или кто другой.
– Но осталась бы еще Мэри Талбот, – напомнил ей Перси, скорчив гримасу.
Влюбленные были серьезно обеспокоены письмом от духовника графа Шрузбери, которое целиком было посвящено как раз этому больному для них вопросу.
– А что, если попросить кардинала Уолси помочь нам? – предложила Анна. – Герцогиня Саффолк говорила мне, что он добрый.
– Добрый к тому, кто гораздо ниже его и… к Томасу Уолси, – усмехался Перси, живущий в доме кардинала.
– Но он защищал Мэри перед королем, когда она вышла замуж за герцога.
– А посмотри, как теперь Саффолк обязан ему за это! Долги такого рода дают хорошие дивиденды. Да и потом, Уолси почти ничем не рисковал. Он знал, что король их обоих все равно любит.
– Иногда мне кажется, что король добрее кардинала, – задумчиво сказала Анна.
И хотя она никогда не говорила об этом с Перси, но одно время даже подумывала, не обратиться ли ей к самому королю. Он был так внимателен к ней последнее время и казался гораздо более доступным, чем ее жестокосердный дядя или даже отец. И он проявлял такой интерес к ее музыке. Очень часто, направляясь в церковь или на теннисный корт, он останавливался, чтобы поговорить с ней. Он был совсем не страшен, особенно если беседовать о чем-нибудь веселом. Противно было смотреть, как другие церемонно раскланивались, трепетали и заикались перед ним, будто он был какой-то монстр. В конце концов, он был такой же человек, как и все, так же, как и другие, реагировал на взгляд или жест. Разве что с большей готовностью. Тут Анна покраснела. Вероятно, поэтому-то она и не может обсуждать эту идею с Гарри…
Да, надо признать, Генрих Тюдор был очень интересным собеседником: этот заразительный смех, игривый взгляд… Когда он пребывал в благодушном настроении, на него можно было просто любоваться.
Думая так о Генрихе, Анна почему-то совсем забыла о тех страданиях, которые он причинил ее сестре.
Но когда ей случайно доводилось слышать, как грубо Генрих разговаривает с королевой или издевается над неповоротливым секретарем кардинала Уолси, вся ее смелость куда-то девалась.
Так проходили недели. А в первый летний месяц из Франции возвратился отец. Анна и Джордж встретили его настороженно. Сэр Томас был добр, внимателен и спокоен в ожидании нового высокого назначения. Его кочевая жизнь закончилась, и теперь его должны были утвердить верховным мажордомом королевского двора. Брат с сестрой отлично понимали, что с этой новой должностью их свободной жизни тоже придет конец. Теперь отец будет иметь возможность контролировать каждый их шаг.
И первое, что он сделал, это устроил пышную свадьбу своего сына с Джейн Рочфорд. Оставалось только удивляться, почему он, явно нуждаясь в своей доле ормондских земель для получения повышения при дворе, не заговаривал об Анниной свадьбе.
– Может, у вашего ирландского кузена до того извращенный вкус, что он предпочел вам кого-то другого, а ваш отец просто не решается сказать об этом, – предположил Перси, введенный в заблуждение обходительными манерами сэра Томаса.
Анна же была на этот счет другого мнения.
– Может быть, – согласилась она с сомнением.
– И тогда мой отец сможет расторгнуть договор со Шрузбери. Особенно, если принять во внимание, что ваша мать принадлежала к высокочтимому роду Говардов.
Такие рассуждения тоже были сродни ярмарочному торгу.
– Все может случиться, – соглашалась Анна только для того, чтобы поддержать оптимистично настроенного возлюбленного.
Но что бы ни случилось, а избавить брата от нелюбимой Джейн было уже невозможно. И волею судеб это была именно Джейн, кто в конце концов выдал их.
Произошло это в Гринвиче в тот ленивый полуденный час, когда весь двор имел обыкновение бесцельно бродить по саду. Юная принцесса Мэри и Генри Фицрой играли в прятки, к ним присоединились некоторые молодые придворные. Среди них были и Маргарэт Уайетт с Джорджем, им всегда доставляло удовольствие играть с детьми. Томаса Уайетта тоже втянули в игру, сделав водящим. Анна и Перси стояли рядом и разговаривали. Только новобрачная – Джейн Рочфорд, чувствуя себя задетой и покинутой, с завистью наблюдала в стороне за их веселой возней и заметила, как, спустя какое-то время, Анна с Перси удалились к гроту у реки, где озорной каменный купидон наполнял водой пруд с кувшинками.
Детские восторженные крики и заразительный смех Джорджа разряжали дремотную атмосферу. Пожилая графиня Солсбери, истинная представительница Плантагенетов, коей было доверено воспитание Мэри, сидела и следила за ними, окруженная служанками и собаками.
И тут в самый разгар веселья из Палаты заседаний Совета на лужайку вышли король с Уолси, сопровождаемые новым верховным мажордомом, группой высших советников, герцогами Норфолкским и Саффолком – практически всеми важными персонами королевства. Прекращать игру не было никакой нужды: Генрих был в хорошем настроении, да и вообще он тоже был любитель всяких игр. Он остановился, за ним, подобно яркому павлиньему хвосту, встал его великолепный эскорт.
– Беги, Генри! Лови ее! – подбадривал он своего красивого незаконного сына.
Но молодая принцесса была слишком проворна. С быстротой молнии мелькнуло ее бледно-голубое шелковое платье, она обежала свою грузную наставницу и первая коснулась рукой диска солнечных часов, заявив о своей победе. Все вокруг засмеялись и захлопали, а Уолси, приходившийся девочке крестным отцом, не преминул сказать что-то лестное ее отцу и своему господину.
– Ну, теперь очередь Фицроя прятаться, – объявил Уайетт.
И мальчик, как будто ведомый чьей-то злой рукой, побежал по заросшей тропинке прямо к гроту.
Мэри Тюдор сосчитала до двадцати, открыла свое раскрасневшееся личико и прислушалась. Она безошибочно определила направление, откуда раздался свист партнера. Взрослые, которые были выше ее ростом, видели, как мальчик обогнул куст, к которому она направлялась, и побежал вниз к реке.
Джордж Болейн перестал смеяться и, как бы нечаянно, встал у Мэри на пути. К нему тоже как бы случайно подошли Томас Уайетт и Норрис. Вместе они образовали пеструю группу, которая почти совсем заслонила грот от взора короля. Девочка, думая, что они хотят помочь ей, была готова повернуть в другую сторону.
– Не сбивайся со следа! Олень в заливе! – поддерживал ее король.
– Здесь его нигде нет! – задыхаясь от бега, отвечала Мэри.
И тут Джейн Рочфорд поймала ее за рукав и указала правильное направление.
– Осторожнее, дурочка, – пробормотал ее муж, взглядом пытаясь заставить ее повиноваться. Даже тогда ему не могло прийти в голову, что кто-нибудь способен намеренно предать его сестру.
В ответ Джейн только высунула свой розовый злой язык. Она покажет ему, как пренебрегать ее обществом и проводить все время со своей гордой сестрицей и этой снедаемой любовью Маргарэт Уайетт!
– Посмотрите, Ваше Высочество! Вон там, у грота с купидоном. Видите, как шевелятся кусты? – зашептала она.
Предупредить влюбленных было уже нельзя: Мэри бежала прямо на них. Фицрой ускользнул незамеченным, а она бежала к гроту, думая найти его там. Предвкушая победу, она раздвинула ветки тисового дерева, закрывавшего вход.
– Нэн Болейн! – закричала она от удивления пронзительным голосом. – О, мисс Анна, оказывается вместо него я поймала вас!
И тут она попала в точку.
Поначалу девочка не заметила Перси, стоявшего рядом с растерянной фрейлиной матери. Да и почему бы ему там не быть? Но внезапная тишина насторожила ее. Мэри была умным и добрым ребенком. Смутно понимая деликатность ситуации, она уже была готова повернуться и продолжить поиски своего сводного брата.
Но король, услышав, как его дочь произнесла имя Анны, был начеку. Теперь он тоже увидел ее, но, полагая что Анна, как и другие, участвует в игре, отнес ее встревоженный вид к желанию угодить принцессе. До чего же умница была эта Анна Болейн!
– Хорошенького зверька ты на сей раз поймала, крошка! – засмеялся он радостно. – Только олень, похоже, превратился в испуганного олененка.
Никто не поддержал его смеха. Только Кромвель как-то нервно захихикал. Как только Мэри повернулась, Генрих заметил рыжеволосую голову Перси. В ограниченном пространстве маленького грота он почти касался Анны. На его лице было написано то же смущение, а воинственная поза выдавала в нем влюбленного, готового броситься на защиту любимой.
От веселого настроения Генриха не осталось и следа. Он чувствовал себя так, как будто кто-то посмеялся над ним. Резко повернувшись, он пошел в сторону своих покоев, оставив дочь в недоумении. Герцог Норфолкский и сэр Томас Болейн поспешили за ним в полном замешательстве.
В этот день король был холоден с кардиналом и на прощанье резко заметил ему:
– Этот молодой болван из вашей свиты… Разберитесь с ним, милорд.
Еще не дойдя до ворот замка, Уолси обернулся и что-то сказал Кавендишу.
Анна все еще не могла понять, как это все произошло. Только что она была в объятиях любимого, наслаждаясь минутами уединения в маленьком гроте. Где-то рядом был слышен беззаботный смех и крики. И вдруг дочь короля раздвинула ветки и предстала перед ними исцарапанная и запыхавшаяся, но довольная. И выкрикнула ее имя, так что король услышал. Затем последовала тишина, напугавшая всех. Потом кто-то захихикал.
Анна чувствовала себя как судомойка на кухне, застигнутая врасплох с каким-нибудь поваренком. Она видела, какими глазами король смотрел на них, и в ответ ей хотелось выкрикнуть, что в этом дворце, полном зависти и интриг, их любовь была единственным чистым родником. А когда Генрих повернулся, не сказав ни слова, ей стало страшно.
Она успела заглянуть в лицо своему отцу, оно было бледным от едва сдерживаемого гнева. Анна увидела брата с невесткой, которые пожирали друг друга глазами, как будто только что поссорились. Затем все сразу куда-то заспешили, у всех нашлись неотложные дела. Хрупкая графиня забрала с собой служанок и собак. А дети, привыкшие к тому, что взрослые своим вмешательством часто только портят игру, вдруг почувствовали усталость и ушли посмотреть, как гребцы Уолси разворачивали на реке баржу против течения.
