Текст книги "Торжество на час"
Автор книги: Маргарет Барнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
Глава 7
– Жизнь там текла, как в монастыре. Всем двором ходили к обедне, затем Клод читала скучные церковные проповеди, а мы сидели за пяльцами – нашим постоянным занятием.
Анна опять была в Хевере. Сейчас туда же с королем прибыли из Гринвича Томас Уайетт и Джордж. Они ушли с Анной во фруктовый сад, чтобы не мешать Генриху и сэру Томасу, которые ходили взад и вперед по лужайке у дома, что-то обсуждая. Втроем, как и раньше, они бродили по саду в надежде тайком нарвать фруктов под носом у старого Ходжа, да и без плодов этот уголок сада был им мил еще и тем, что напоминал о детстве, где они вместе играли под сводами старых стен. Тут они особенно чувствовали свое уединение и радость встречи. Внимая жалобному рассказу Анны, молодые люди наперебой выражали ей свое сочувствие.
– Там не было танцев? – спрашивал Джордж, лакомясь сочной айвой.
– Ее Величество считала их искушением дьявола. Иногда в самый разгар ее скучных церемоний мне так хотелось пуститься в пляс, закружиться в morris-dance [7]7
Шуточный народный танец в костюмах героев легенды о Робин Гуде.
[Закрыть], чтобы посмотреть, как вытянутся лица у этих строгих француженок.
– И музыки тоже не было? – удивлялся Уайетт, который скорее был бы готов отказаться от пищи.
Анна печально вздохнула в ответ.
– Только церковное пение. И нам не разрешалось разговаривать с мужчинами.
Тут Джордж так рассмеялся, что чуть было не подавился айвой.
– Представить только: моя сестра и вокруг ни одного мужчины! – выпалил он между приступами смеха.
– Знай я об этом раньше, лучше бы спал ночами, – ухмыльнулся Уайетт. – Всегда буду благодарен за это добродетельной королеве Франции.
Анна бросила в него вишней, а вторую ягоду положила себе в рот. Она сидела на нижней ветке яблони, слегка раскачивая ее, а Уайетт стоял рядом, опираясь о ствол. Брат Анны при полном придворном наряде сидел рядом на траве, скрестив ноги.
– В этих добропорядочных набожных женщинах есть что-то такое, от чего меня просто тошнит, – сказала Анна, состроив брезгливую гримасу. – Вот если бы считалось хорошим тоном избегать того, чего не перевариваешь!
Уайетт засмеялся и посмотрел на нее понимающе.
Анна изменилась за это время, хотя и трудно сказать, в чем именно. Конечно, она повзрослела, но еще в ней появилось что-то такое, чего он не ожидал увидеть.
– Вы, должно быть, очень жалели, что оставили службу у нашей принцессы, – сказал он с нежностью.
Анна перестала раскачиваться, резко повернулась и посмотрела на него серьезным взглядом, который не смогла скрыть за маской веселости.
– Я больше всего хотела быть с ней, Томас, и я бы осталась, но отец не позволил. Я так боялась за нее.
– Сейчас уже бояться нечего, дорогая моя. Теперь, когда они оба дома и король простил их. Со стороны Генриха это было очень великодушно. Вы знаете, что на масленицу он гостил у них в Саффолке? Говорят, он собирается вернуть их обоих ко двору.
– Тут им руководило не только великодушие. Он так скучал по ним, – заметил Джордж. – Все его раздражали, никто не мог заменить этой пары. Королева лежала больная в Виндзоре, и ему надоела…
Тут Джордж нагнулся, чтобы снять соринку со своих красных штанов, и проговорил конец фразы себе под нос, так что расслышать что-либо стало невозможно.
Анна видела, что это Томас заставил его замолчать. Она выбрала две пары вишенок из горсти, лежавшей на коленях, и повесила их себе на уши как сережки.
– И ему надоела Мэри, – закончила она за брата.
Анне не нравилось, что с ней обращаются как с ребенком или с монашкой. После небольшой паузы, прерываемой только пением дроздов, она как бы между прочим добавила:
– Я не видела ее с тех пор, как она вышла замуж за Билла Кэари. Но Джокунда говорит, что держалась она хорошо и все прошло достойным образом.
Все трое в раздумье продолжали угощаться фруктами.
– А вот и Джокунда! – внезапно воскликнула Анна, увидев, как та торопливо шла к дому в сопровождении Симонетты и слуг, несших графины и блюда с закусками.
– Иди же помоги ей, Джордж! Ты же знаешь, как она волнуется, когда приезжает король.
Сын хозяина дома тотчас поднялся с примятой травы. Он тоже обожал Джокунду. И Анна знала, что сейчас он сделает все возможное, чтобы облегчить ей роль гостеприимной светской хозяйки. Она смотрела, как он радостно побежал за мачехой, его светлые волосы развевались на ветру.
– Джордж – один из тех редких людей, которые никогда не становятся взрослыми, – заметила она, смеясь.
Но Уайетт думал не о Джордже. Не для того он поменялся дежурством и одарил своего сменщика, чтобы, приехав сюда, смотреть на Джорджа. Его он каждый день мог видеть при дворе. Сейчас ему выпал такой шанс, о котором он даже не мечтал. Неужели Анна специально все подстроила?
– Те месяцы, которые вы провели во Франции, показались мне вечностью, Нэн, – начал он. – Я затупил перо в попытке объяснить, как я скучал без вас.
– Я была так рада вашим письмам, Томас.
– Как рады?
Анна окинула взглядом знакомые деревья в саду, двор, родной дом.
– Иногда я закрывала глаза и представляла нас здесь, в этом любимом саду.
– Когда думали обо мне?
– Конечно.
Анна знала, что последует за этим предисловием, и попыталась увести разговор в сторону.
– Мне так понравились ваши итальянские сонеты…
Тут Уайетт подошел ближе и опустился перед ней на колени.
– Я отдал вам больше, чем сонеты, Нэн. Я отдал вам свое сердце.
– Дорогой мой!
– И это уже навеки. У меня так мало времени, чтобы поговорить с вами наедине…
Тут уж ему было не до красоты слога. В эти короткие минуты он должен успеть объясниться. Поглядывая на дорожку, он взял ее за руку.
– Нэн! Если мне удастся заручиться согласием вашего отца сейчас, сегодня, прежде чем я уеду, вы выйдете за меня замуж?
Анна постаралась найти ответ в своем сердце. Как приятно, что Томас снова здесь, с ней.
– Я дорожу вашей любовью, Томас. Просто не представляю, как бы я жила без вас. А вы ведь давно меня любите, правда? – Она протянула свою руку к его руке и погладила его, застенчиво улыбаясь. – Но что касается замужества… Право слово, дорогой мой друг, я не знаю.
– У вас нет никого другого? – спросил он настойчиво.
– Нет, нет, поверьте мне. Просто я только что вернулась домой издалека. Дайте мне немного подумать.
Это время Анна жила как бы в застое, в ничем не заполненном промежутке между прошлым и будущим. Если бы сейчас он заключил ее в свои объятия, разбудил поцелуем желание, то, как знать, может, победа и осталась бы за ним. И зажили бы они тихо и мирно на радость Джокунде. Но, будучи галантным рыцарем, Уайетт отнесся серьезно к ее словам и только промолвил в ответ:
– Я постараюсь приехать один на следующей неделе.
В саду послышались голоса Симонетты и сэра Томаса. Похоже было, что деловые переговоры с королем закончились, и в любую минуту их уединение могло быть нарушено. Уайетт в спешке поднялся, стряхивая пыль с колен, а Анна взяла лютню, которую предусмотрительно принесла с собой, и стала наугад что-то наигрывать.
– Давайте попробуем положить вашу новую балладу на музыку, – предложил Томас, стараясь восстановить ту беззаботную атмосферу, которая царила здесь до его не совсем удачного объяснения.
– Как там говорится: «Ярко солнце освещает молодости краткий день…»
По другую сторону стены торопливым шагом шла Симонетта, чтобы предупредить леди Болейн, что сэр Томас ушел в дом опечатывать бумаги, а король скоро отбывает. Генрих в это время как раз двигался ей навстречу, любуясь цветами гостеприимного хозяина.
– Где тут мои молодые люди? – приветливо спросил он, нюхая розу.
Симонетта полагала, что они оба помогают Джокунде, и должна была бы по всем правилам услужить королю и позвать их. Но как только она присела в поклоне, от ее зоркого глаза не укрылось мелькание знакомой зеленой юбки в глубине сада, и тут ей в голову пришла дерзкая мысль. Будучи ревностной служанкой, Симонетта всегда болела душой за семейство Болейнов, а тут представлялся удобный случай: какое бы дело ни привело короля в Хевер, теперь оно уже завершено, и король пребывал в благодушном настроении. А если Мэри была настолько глупа, что не использовала своего положения при дворе, то, в конце концов, она ведь не единственная ее ученица…
– Если будет угодно Вашему Величеству, то последний раз я видела, как они проходили через эту арку во фруктовый сад, – ответила она хитро, но в общем без обмана.
– Странное они нашли место, не правда ли?
Грациозным жестом король предложил ей подняться. Хоть место было, может, и малоподходящее, но ему все равно очень нравилось обозревать владения сэра Томаса: лужайку для игры в шары, ветви, усыпанные спелой мушмулой, которые так зазывно покачивались над открытой калиткой в арочном проеме старой каменной стены. Фруктовый сад или нет, а место было восхитительное.
И как раз в этот момент теплый летний ветерок донес до него слабые звуки музыки и смех. Музыка, мушмула и смех. Все это было так по сердцу Генриху. Пока еще не подали лошадей, у него есть время. Теперь и он заметил зеленую юбку. Генрих понимающе кивнул Симонетте и быстро пошел вниз по дорожке среди квадратных клумб. Подходя, он чуть помедлил, чтоб полюбоваться неожиданно открывшейся сценой: элегантный сэр Томас Уайетт в серебристом наряде, склоненный над темноволосой девушкой в зеленом, сочиняющие музыку под яблоневым деревом.
Так вот как проводят время его придворные, пока он занят делом! И, видит Бог, у этого молодца есть вкус! А кто она такая? Стройная фигурка, вся в пестринках от солнечного света, проникающего сквозь кружево листвы. Ну, конечно же, это старшая из сестер Болейн. Другая дочь, та, о которой сэр Томас только что говорил.
Генрих посмотрел на нее уже более заинтересованно. Он должен был видеть ее раньше при дворе, но это было давно, да к тому же, всегда в тени, в толпе свиты, где придворные были немы и безлики. Разве могла она там так заразительно смеяться и расцвести, как здесь, под этим ярким солнцем. Такая соблазнительная хохотушка, совсем не похожа на томную красавицу Мэри Болейн. Да и играет с фантазией!
Заинтригованный, Генрих подошел своей легкой походкой к клумбе с тимьяном. Уайетт, стоявший к нему спиной, читал стихи, а девушка сочиняла к ним мелодию. Никто из двоих не заметил короля, пока между ними не легла его тень.
Девушка опомнилась первая. Застигнутая врасплох, она была готова возмутиться, но только покраснела от замешательства. По ее реакции опытный Генрих сразу понял, что перед ним девственница. А враждебность в ее взгляде можно было объяснить обидой за сестру, а вовсе не тем, что он так внезапно нарушил их уединение. Она была достаточно смышленой, чтобы с честью выйти из неловкой ситуации. Одно грациозное движение – и она была уже у его ног, утопая в складках платья.
– Да сохранит Господь Ваше Величество! – вымолвила Анна.
Стоя над ней, Генрих отметил, что тело ее еще более прекрасно, чем лицо.
– Уайетт, вы прямо как собака на сене. Почему бы вам не представить эту юную леди, вместо того чтобы прятать в саду под яблоней? – подначивал он Томаса не без удовольствия.
Сказав, что подобает в таких случаях, король мог спокойно удалиться, но их занятие заинтересовало Генриха. Его отличная память сразу выдала нужные сведения.
– Сестра мне как-то говорила, что вы хорошо поете, – обратился он к Анне, позволяя ей встать.
– Как Орфей! – вставил ее обожатель.
– Бога ради, скажите, как поживает миледи? – спросила Анна с живым интересом.
Генрих засмеялся, усаживаясь на садовый табурет, предусмотрительно поданный Уайеттом.
– Как птичка в гнездышке. Я видел ее в Вестропе, она уже скоро станет матерью.
Он сорвал мушмулу и с удовольствием попробовал ее.
– А на чьи это слова вы тут музыку сочиняли? На ваши, Уайетт?
– Нет, сэр. Они принадлежат леди.
Удивление Генриха было очевидным. Он сам писал неплохие стихи. Жестом он заставил Анну снова сесть на ветку и подал отложенную лютню. Ей ничего не оставалось, как начать играть. Каково же было сочинять музыку для своей простенькой баллады перед монархом, который сам был автором многих антифонов, распеваемых во всех церквях Англии! Она была готова провалиться сквозь землю.
Но вскоре они так же увлеклись этим занятием, как и до появления Генриха, только теперь их было трое. Большинство советов короля были гораздо лучше, чем их собственные, а один раз он даже нагнулся и взял у Анны лютню. И если он и заметил при этом ее шестой палец, который она всегда старалась прятать, то не подал вида.
– А попробуйте это в другом ключе, – предложил он и наиграл мелодию в миноре. – Мне кажется, так эта вещь будет звучать более печально и просто очаровательно.
Хотя Генрих и не был мастером игры на лютне, но музыкальный слух его и вкус были безупречны. И сейчас он наслаждался: в любви к музыке эти молодые люди были ему под стать. Он совсем забыл о гостеприимном хозяине и поданных лошадях. Его юные друзья доставили ему высшую радость: в пылу своих занятий они относились к нему как к равному, совсем забыв, что он король.
Он пропел только что придуманную мелодию, а Анна, следя за его отбивающей такт рукой, подыгрывала ему на лютне. Результат превзошел все ожидания.
– Когда-нибудь вы должны сыграть это моей сестре, – сказал король.
Потом он начал говорить о влиянии итальянских сонетов на английскую поэзию, попутно расспрашивая Анну о французских композиторах, и поднялся с неохотой только тогда, когда обнаружил, что весь дом в тревоге поднят на ноги в поисках его персоны.
– К чему весь этот переполох? Неужели эта глупая гувернантка не могла сказать, что я здесь? – пожаловался он, лакомясь напоследок мушмулой.
Уайетт и Джордж приступили к своим обязанностям. Сэр Томас и леди Болейн торжественно провожали короля, а Анна покорно шла сзади. Она находилась в каком-то оцепенении от полученного впечатления. Серьезно занимаясь музыкой, Анна считала, что не лишена таланта, а тут появился человек, который взял незнакомые стихи и шутя, за какие-то полчаса, довел их до совершенства, точно подыскав мелодию. Да к тому он еще хороший спортсмен, знающий латинист и король.
Генрих молодцевато вскочил на лошадь; в верховой езде он тоже преуспел и знал, что в седле смотрится великолепно. Но позволял он себе такие спектакли, только когда ум его был занят чем-то важным, – тогда все у него выходило естественно, совсем как у истинных Плантагенетов, которым он втайне завидовал.
– Вы должны привезти свою дочь ко двору, – сказал он хозяину на прощанье.
Как только король развернулся ко всем своей широкой спиной, Анна бросила Уайетту розу.
Она стояла на террасе, пока веселая кавалькада, миновав ворота, не скрылась из виду. Все домашние уже разошлись, а она все еще медлила, любуясь цветами, бабочками и птицами. Совсем как в тот последний день перед отъездом. Только теперь не было того торжественного ожидания, и в мыслях сквозила какая-то необъяснимая печаль. В конце концов, может, это и лучше – жить тихо и спокойно в родном Кенте, быть женой местного дворянина, как Джокунда. Успокоиться на достигнутом, ни с кем не соперничать. С ней всегда будут любимые книги, музыка и верные друзья в Эллингтоне. Будут преданность и доброта.
И снова, как и тогда, Симонетта звала ее, но на сей раз по приказу отца. Анна медленно направилась к дому. Она шла, опустив голову, погруженная в свои мысли, на лице ее блуждала нерешительная улыбка. Только пройдя ползала, она обнаружила присутствие отца и мачехи, которые ждали ее. Было видно, что Джокунда только что о чем-то спорила и остановилась на полуслове.
– Где ты была, Анна? Я послал за тобой тотчас, как уехал король, – спросил сэр Томас.
Анна подняла голову и замерла, как испуганное животное, почуявшее опасность. Она заметила разложенные на столе бумаги, от нее также не укрылось лихорадочное состояние Джокунды, когда та подвигала к окну стул, чтобы заняться рукоделием, – было ясно, что мачеха хочет использовать эту работу как предлог, чтобы не участвовать в разговоре. Анна вся окаменела от дурного предчувствия, оно как-то перекликалось с ее внезапной печалью в саду.
– Ты, конечно, будешь рада услышать, что долгий спор с Батлеровской ветвью нашего рода наконец-то улажен, – обратился к ней сэр Томас, постукивая пальцами по лежащим бумагам. – Добрыми стараниями твоего дяди из Норфолка стороны пришли к взаимному согласию, что ирландские владения будут поделены пополам. Остается обсудить только один-два вопроса.
В этом не было ничего необычного: поскольку Анна была старшей дочерью, то сэр Томас часто обсуждал с ней семейные дела.
– И вы станете графом Ормондом? – спросила она, зная, что этот титул был основной причиной спора.
– Нет, – признал он с сожалением. – Но мой внук сможет.
Анна смотрела на отца в недоумении. Она повернулась к Джокунде за разъяснениями, но та отвела глаза.
– Ваш внук? – повторила она. – А почему не Джордж?
– Конечно, я бы предпочел, чтобы это был он. Но в чем-то надо было уступить. Тут уж постарался Томас Говард.
Отец спустился со ступеньки, на которой стоял, и сел подле Анны. Сейчас он был само довольство и доброта, но Анне почему-то казалось, что за всеми этими добрыми вестями он скрывает что-то неприятное.
– Ты, должно быть, удивилась, моя дорогая Нэн, когда я забрал тебя домой из Франции? – спросил он, вовлекая ее в разговор.
После года скучной жизни при королеве Клод Анна не особенно интересовалась причиной ее отзыва.
– Наверное, из-за осложнения дипломатических отношений после заключения нашего союза с Австрией, – предположила она.
В доме посла такой ответ был вполне понятен.
– Это послужило официальным предлогом.
С этими словами сэр Томас сложил вместе свои длинные ухоженные пальцы, как он всегда делал в минуты объявления об окончании важных переговоров.
– По предложению твоего дяди мы окончательно решаем все спорные вопросы, выдав тебя замуж за твоего кузена сэра Джеймса Батлера, который, как ты знаешь, наследует титул графа Ормонда. Только этим утром я говорил об этом с королем, и он дал свое высокое согласие.
Анна поняла, что все ее мечты о браке по любви были враз похоронены. Так вот почему отец так долго позволил ей гулять на свободе. Дал лишнее время потешиться, чтобы в конце концов обменять на что-то – как всех остальных.
– Джеймс Батлер, – повторила она почти шепотом.
Она смутно припомнила этого сварливого рыжеволосого человечка со шрамом над глазом. В детстве они с Джорджем смеялись над ним. Жил он где-то в Ирландии.
Анна была сейчас благодарна Джокунде, что та не стала утешать ее, уверяя, что Батлер хорошо воспитан и не так уж стар.
Она так и осталась стоять посреди зала. Войдя сюда свободной женщиной, она попала в западню. Как кролик, попавшийся в капкан. Скакал себе радостно по холмам, и вдруг – конец всему! Не убит, но на всю оставшуюся жизнь отравлен болью.
Она открыла было рот, чтобы ответить, возмутиться, заявить о своих правах, забыв, что воспитанной дочери не пристало перечить отцу. Но тут, наконец, на нее взглянула Джокунда, неодобрительно покачав головой, и Анна сразу поняла, что эта дорогая ее сердцу женщина все уже сказала до нее, и все было бесполезно.
Где же это видано, негодовала Анна, чтобы Болейны клюнули на приманку в виде титула? И как тот кролик, который до самого конца отказывается верить в свою злую судьбу, Анна решила предпринять последнюю попытку.
– Томас Уайетт только что сделал мне предложение, – сказала она, не узнавая свой безразличный ровный голос.
– Он оказал тебе честь, моя дорогая, – одобрил отец. – Томас – достойный молодой человек и наш добрый сосед. Он далеко пойдет.
Анна обернулась к отцу, расслабившись.
– Король благоволит ему. Конечно, у него большое будущее. Может, вы позволите мне выйти за него вместо Батлера? – взмолилась она, не особенно веря в успех.
– Не теперь. Сейчас уже поздно, – ответила Джокунда.
Анна упала на колени у стула отца; она трясла его руку и смотрела в непроницаемое лицо.
– Но вы же оба всегда поощряли мою дружбу с ним, и вы только что сказали, что он…
– Он не наследник графского титула, – подытожил разговор сэр Томас. – Но я уверяю тебя, он всегда был у меня на примете, в резерве, так сказать.
Анна смотрела, как спокойно он расправляет рукав своего нарядного камзола, за который она только что в отчаянии цеплялась. И в первый раз она почти ненавидела отца.
Глава 8
По приглашению короля и по желанию своего отца Анна вновь очутилась при дворе в услужении у королевы Екатерины. Но теперь эта светская жизнь уже не восхищала и не пугала ее. Опыт, приобретенный во Франции, и постоянная работа над собой обеспечивали ей теперь легкий успех во всех начинаниях. Да и честолюбивых планов больше не было. К чему было выслуживаться, если ее положение при дворе было временным, а в будущем, приближавшемся с каждым часом, ее ждал нежеланный брак.
Она стала жить сегодняшним днем, не отказывая себе в удовольствиях, иногда даже в ущерб своим прямым обязанностям. Теперь она предпочитала иметь больше друзей среди равных и не особенно интересовалась благосклонностью свыше. Она старалась взять от жизни все, весело прожить эти оставшиеся драгоценные месяцы, пока она еще для всех была Анна Болейн, хорошенькая дочь английского посла во Франции. Только самые близкие друзья могли догадываться, какая глубокая безысходность пряталась за всплесками безудержного веселья.
– Если б только тебе позволили выйти замуж за моего брата, мы бы тогда никогда не расставались – ты, Томас, Джордж и я! – вздыхала Маргарэт Уайетт, чье присутствие при дворе служило Анне постоянным утешением.
Для Маргарэт не было сомнений в том, что ее подруга страдает из-за невозможности выйти замуж за Томаса, так же как она сама не может соединить свою судьбу с Джорджем: он был помолвлен с Джейн Рочфорд. Но в глубине души Анна знала, что никогда по-настоящему не хотела стать женой Уайетта. Просто ей были приятны его манеры, а преданность льстила самолюбию. Он был той последней соломинкой, за которую она была готова ухватиться, лишь бы спастись от этого грубияна Джеймса Батлера.
Она знала, что подготовка к свадьбе шла полным ходом и в результате существующих между ее родственниками соглашений на свет может появиться наследник графского титула. Она старалась не думать о Батлере, но иногда просто была не в силах выбросить эту мысль из головы.
Сидя за вышиванием, боясь лишний раз шелохнуться, когда недомогающая королева отдыхала, или по ночам, когда лежала в темноте без сна, Анна видела перед собой грубое лицо Джеймса и с ужасом представляла, как они будут спать в одной постели. Она будет жить уединенно в ирландском особняке, где никого не будут интересовать ее танцы и песни, следила бы только за фамильным добром и рожала детей. Она видела себя через несколько лет: всегда круглая, в ожидании очередного ребенка, как Екатерина. От деревенской жизни она постепенно огрубеет. Куда денется ее стройность и гибкость? А обиднее всего было то, что не на ком будет испытывать свое умение повелевать мужчинами. Такой дар пропадет впустую.
С любимым человеком все было бы не так. Герцогиня Саффолк, например, пребывала в восторге от новорожденной дочери; да и Маргарэт Уайетт отдала бы все на свете, лишь бы отцом ее будущих детей был Джордж.
Но Анна детей не хотела. Материнские чувства, столь свойственные большинству женщин, были ей незнакомы. Она чувствовала, что создана для большой романтической и страстной любви, а монотонное счастье материнского самопожертвования ее не прельщало. Она часто задавала себе вопрос, не грешно ли так думать, но ничего поделать не могла.
Уайетту, правда, она бы родила детей охотно, просто из чувства благодарности. Но благодарить некого. А с каким достоинством Томас принял это тяжелое известие. После этого она ценила его еще больше. И хотя по долгу службы им приходилось часто встречаться, он старался не травить ей душу своими переживаниями, помня, что разговаривает с чужой невестой, и в то же время всем своим поведением показывая, что она ему дорога, как и прежде.
Но лучше всех ее понимал Джордж. Он знал, что в ней нет и половины тех достоинств, которыми наделил ее влюбленный Уайетт. По опыту он догадывался, что Анну не столько страшит предстоящий нежеланный брак, сколько то, что ей придется распроститься со всеми мечтами.
– Мужайся, моя дорогая, – шепнул он ей однажды утром, когда пришел навестить ее в покоях королевы в Гринвиче. – Со мной ведь та же история. Представляешь, каково мне будет жить с Джейн, когда перед глазами будет всегда стоять любимая с детства Маргарэт!
– Почему бы судьбе не соединить Джеймса и Джейн? Тогда бы мы были свободны, – жаловалась Анна. – Но Джейн-то, по крайней мере, хочет, выйти за тебя.
– А я зато через этот брак верну Рочфордские поместья нашей матери! – оправдывался Джордж со свойственным ему легкомыслием.
Тут публика, ожидавшая королевских милостей в переполненной прихожей, начала проходить мимо них к окнам.
– Так что давай веселиться, пока можем, – подытожил он, спускаясь во двор. – Судя по волнению в народе, приехал великий Уолси.
Они подошли к Маргарэт, стоявшей с несколькими придворными, начавшими свою службу при дворе уже после отъезда Анны во Францию. Среди них было три ее новых поклонника. Миловидный Хэл Норрис, чья образованность и утонченные манеры особенно нравились королю, и еще два молодых человека из королевских покоев – Фрэнсис Уэстон и Уильям Бриртон. Все они была рады видеть Болейнов, так как эта блестящая пара была украшением любого общества. А если в последнее время их веселость и была несколько нервозной, а остроты с некой долей цинизма, то это только прибавляло им популярности.
– Скорее, Нэн! Вон идет кардинал! – позвала Маргарэт Уайетт, и все они заспешили к раскрытым окнам, как будто его приезд был главным событием дня.
И было на что посмотреть: внушительная фигура кардинала в красном одеянии и шляпе с султаном на высоком снежно-белом коне в лучах утреннего солнца. Человек, олицетворяющий престиж Англии. За ним следовал эскорт из представителей духовенства, богатой знати и сытых приспешников. Навстречу спешили придворные и заливающиеся лаем собаки. Тут же толпились докучливые прихлебатели, которых всегда можно было встретить в окружении самого могущественного представителя церкви и государства, завсегдатаи его приемных, ищущие милостей и благословения.
– Забавно видеть, что половина лучших семей страны посылают своих сыновей к нему на обучение, ведь он теперь и лорд-канцлер, и кардинал! – заявил Джордж, глядя сверху вниз на разноцветье бархатных шапочек и шляп, украшенных плюмажем, и богатых камзолов. А перед ними выделялся ярким пятном пурпурный всадник.
– Не могу понять, как он находит время, чтобы наставлять их всех, – вставила Маргарэт, скромно помахивая рукой молодым повесам, чьи глаза смело обшаривали окна, где стояли фрейлины.
– Это помимо того, что он еще руководит строительством нового колледжа в Оксфорде, – добавил щеголеватый Фрэнсис Уэстон.
– В один прекрасный день он может зайти так далеко, что опередит короля, – лениво заметил Билл Бриртон.
– Так или иначе, а было бы интересно узнать, платит ли наша богатая знать за то, что их отпрыски воспитываются в атмосфере святости, – рассуждала Анна. – Знали бы они, что наши молодые люди здесь, в королевском дворце, просто невинные ягнята по сравнению с учениками милорда кардинала! Не так ли, Марго?
– Тебе лучше знать, – хихикнула та в ответ.
– Значит, мы – ягнята? – возмутился Уэстон, вечно хвастающий своими любовными победами. – После сегодняшних танцев, Нэн Болейн, я заставлю вас взять ваши слова обратно!
– Похоже, что у нас появились новые соперники среди этой стаи умудренных волков, – заметил Хэл Норрис, подводя Бриртона поближе к окну. – Вот этот крепкий малый в кожаном камзоле, например.
– Его-то вам нечего бояться, – засмеялась Анна, делая ударение на первом слове. – Он так поглощен своей собственной персоной, что нас просто не замечает.
– Давайте спустимся вниз, – предложила Маргарэт, по опыту зная, что, как только Уолси уединится с королем, вся свита, кроме священнослужителей, направится во внутренний сад – место прогулок королевских фрейлин.
– А если я понадоблюсь Ее Величеству? Я сейчас на дежурстве, – пыталась протестовать Анна, но все равно пошла – лучше, чем оставаться одной, наедине со своими мыслями. Теперь для нее все дни были одинаковы. Надо было вставать, одеваться, гулять или прислуживать стареющей королеве. И с каждым днем свадьба приближалась, как будто все шире отворялась дверь в темницу, где царила вечная мгла.
Анна постояла немного вместе со всеми под вязами. А когда она начала петь, то вокруг лее, как всегда, собрались многие приверженцы кардинала Уолси. Потом они устроили целое состязание на сочинение хвалебных стихов в ее честь, но все их попытки были просто жалким подражанием Томасу Уайетту. Потом делали ставки на дворцовых спаниелей и заставляли их гоняться за мячом. После нескольких действительно интересных личностей, встреченных ею во Франции, вся эта публика казалась Анне очень недалекой, и она совсем не пожалела, когда из дворца сообщили, что король предложил Чарльзу Брендону сыграть партию в теннис, и многие из ее окружения пошли смотреть этот матч.
– А ты разве не пойдешь с нами, Нэн? – удивленно спросила Маргарэт, держа за руку Джорджа.
Узнав о том, что во дворец приехала чета Саффолков, Анна горела желанием увидеть свою прежнюю хозяйку снова. Ей так хотелось поговорить с той, которая на себе испытала все тяготы ненавистного замужества и чьим доверенным лицом Анна была все это тяжелое время. Может, сейчас, когда все ушли на теннисный корт, было как раз самое удобное время для беседы. Лучше уж получить замечание от королевы Екатерины, чем упустить шанс поговорить с Мэри Тюдор.
Тихо напевая, погруженная в свои мысли, Анна пересекла газон с маргаритками в направлении резиденции герцогини. Она немного сократила путь, срезав угол у часовни. В саду после изнуряющей жары было прохладно; солнечный свет, проникающий между колоннами, оставлял на опустевшем сером храме золотые полосы.
Стук ее каблучков, разбудивший дремотную тишину, отзывался глухим эхом, и тут вдруг Анна обнаружила, что отзвуку ее шагов вторит еще одно эхо от чьей-то явно более тяжелой поступи. Она оглянулась и увидела приближающегося к ней мужчину. Обогнув часовню, он вышел из тени на освещенное солнцем место. Незнакомец был высок, узок в поясе и широк в плечах – более крепкого телосложения, чем Джордж или Уайетт.
Анна узнала в нем того молодого человека в кожаном камзоле, который на церемонии ей совсем не приглянулся. Он тоже, казалось, шел по своим делам, не обращая на нее никакого внимания, но вдруг, когда между ними оставалось всего несколько шагов, неожиданно остановился, как будто что-то вспомнил. Можно было подумать, что он ждет именно ее. В то же мгновение Анна поняла, кто перед ней. Сердце ее так забилось, что она невольно поднесла руку к груди.
