Текст книги "Торжество на час"

Автор книги: Маргарет Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Глава 39

Большой турнир вместо запланированного июня состоялся в мае и занял почетное место в потоке веселых праздников. В Гринвич отовсюду стекался народ: плыли по реке, добирались на лошадях; на солнце переливались яркие флаги, весело кричали дети, радовались приходу весны. Они высыпали на луг, чтобы насобирать цветов, сплести их в гирлянды и украсить королевскую трибуну, куда впервые после болезни предстояло выйти королеве. На глазах у всех она должна была занять место рядом с королем.

Фрейлины уже закончили одевать ее, Анна выглядела по-прежнему соблазнительной и стройной. Перенесенные страдания придали чертам ее лица еще большую привлекательность, но все же возраст наложил свою печать – не было той живости и энергии, свойственной молодым, тридцать три прожитых года давали о себе знать.

Долгие недели выздоровления Анна провела в полном унынии и одиночестве, единственной отрадой служили игры с собачками в опустевших садах Гринвича, да отдых в покоях, когда Марк Смитон напевал свои песни. Анна теперь уже не пела сама. Ей оставалось наблюдать и ждать, она гадала, где проведет остаток жизни и что это будет за жизнь без милости Генриха. Она, не строила никаких иллюзий, знала, что не получит его прощения.

Желая оттянуть минуту встречи с королем, Анна задержалась на пути к арене: она засмотрелась на Марка Смитона, который с трудом удерживался на норовистой лошади, которую он недавно купил. Рядом покатывались со смеху Арабелла и Мадж Скелтон. Марк, несмотря на свой пышный наряд, был никудышным наездником. Анна тоже не удержалась и улыбнулась. Она чувствовала себя легко и свободно в обществе этих двух замечательных девушек, отсутствие Джейн Рочфорд и Джейн Симор вселяло покой в ее душу.

– Господи, Марк, куда это ты так разоделся? – поддразнила она его.

– На обед к секретарю Кромвелю, – напыщенно произнес он и преисполнился при этом чувством собственного достоинства.

– А с каких это пор ты на короткой ноге с Томасом Кромвелем, ведь он такая важная персона! Никогда не присутствовал на подобных легкомысленных турнирах, а тут вдруг переменился и решил подружиться с тобой да еще пригласил к себе? – с плутовской улыбкой поинтересовалась Арабелла.

– У него собираются гости, Белла, а кому-то надо петь, – подхватила Мадж. – Вот откуда у нашего соловья появилась лошадь!

Но Смитон, покраснев до корней волос, важно достал из кармана изрядно помятое письмо и, с трудом удерживаясь в седле, наклонился и помахал у них перед носом бумагой, на которой отчетливо была видна личная печать Кромвеля.

– До него дошли слухи, что я часто провожу время с королевой, тогда как многие покинули ее, – самодовольно заявил он, бросив на Анну взгляд, полный обожания.

Затем с торжественным видом Марк выехал на дорогу, ведущую в Лондон.

Женщины рассмеялись ему вслед, а Маргарэт прошептала что-то насчет опасности, идущей от таких вот напыщенных пижонов.

– Уилл Бриртон говорил, что все недоумевают, где он достает деньги, – вскользь заметила Мадж.

Насмешки девушек вдруг напомнили Анне, с какой нежностью он обращался с ней в те ужасные часы.

– Бедный наивный мальчик! – вздохнула она, тронутая его преданностью; ее собственные страдания смягчили душу Анны.

Но вскоре она напрочь позабыла о фрейлинах и о певце. Приняв царственную осанку, Анна приблизилась к королевской трибуне. Она старалась изо всех сил унять нервную дрожь, которая охватила ее при мысли о встрече с Генрихом. Начнет ли он снова укорять и позорить ее на глазах у всех?

Но волнения ее были напрасны. Хотя он ни разу не улыбнулся ей, не обратился с личным вопросом, Генрих строго придерживался существующего этикета – торжественно поклонился, ответил на вопрос о его самочувствии, в свою очередь официально справился о ее здоровье, затем усадил ее подле себя, и никто, кроме самых близких людей, не заподозрил что-либо неладное между ними. Анна была королевой Англии и королевой турнира. Слегка бледная после болезни и жестокого разочарования, но по-прежнему элегантная и красивая. Может, ей снова улыбнется фортуна и вновь зазвучат колокола…

– Так и надо этой ведьме, она превратила доброго короля в тирана! – ворчали злые завистницы.

Но Анна переносила свое горе с таким достоинством, что женские сердца смягчились к ней.

Когда прозвучали фанфары и Норфолк как главный маршал торжественно возвестил об открытии турнира, Анна попыталась сосредоточить свое внимание на событиях, происходящих на арене, и не думать о грозном мрачном человеке, сидящем рядом. Ей это удалось, поскольку Генрих не обращал на нее внимания. Он озабоченно перешептывался с Саффолком или, когда рыцари вызывали соперника на поединок, кидались в бой, бросали друг друга на барьер, хмуро разглядывал списки желающих сразиться, в которые ему самому уже не придется вносить свое имя, не придется мериться силами и ставить на дыбы своего коня.

Анна догадалась, что вид рыцарей, не обладающих и половиной его умений, стремительно атакующих друг друга, приводит короля в бешенство, как точат его сердце мысли о нелепости положения, в которое он попал, и о потере наследника, которого он так долго ждал.

Но жалости к нему Анна не испытывала. Она отвернулась от него и решила развлечься.

При звуках труб и громком стуке копыт она наполнялась живительной силой. Как прекрасно, что она королева на таком турнире, где собрался весь цвет рыцарства, что она видит эти краски и движение вокруг. Вон брат и Бриртон, они улыбнулись ей подбадривающе, когда проезжали мимо, а Норрис, выступающий вместо короля, держит при себе ее талисман. Все они насколько могли выражали ей свои дружеские чувства, стремились скрасить небрежение Генриха.

«Мои фрейлины и мои кавалеры оказались настоящими друзьями; для них не важно, довольна ли мной высочайшая особа!» – подумала Анна и развеселилась. Она показывала пальцем, билась об заклад, гадала, кто станет победителем; зрелище полностью захватило ее – она громче всех хлопала в ладоши, когда ее молодой рыцарь вызвал на поединок ее брата и блестяще выиграл схватку с ним. Она забыла напрочь о неудовольствии короля, когда Хэл Норрис неожиданно осадил коня прямо перед трибуной.

Хэл попросил оруженосца помочь снять шлем: он весь раскраснелся от долгой борьбы и нервного напряжения и хотел немного остыть. Минуту спустя он посмотрел вверх и отдал королеве честь.

– Рад снова видеть вас, мадам! – прокричал он по-дружески, гарцуя на лошади перед нею.

Они с улыбкой, как старые добрые друзья, посмотрели друг на друга. Когда Анна увидела, что пот струится по лицу Хэла, она кинула ему носовой платок. Платок падал, кружась над шлемами алебардщиков. Норрис рассмеялся и пришпорил коня в погоне за ярким лоскутком шелка, а когда поймал его, бесцеремонно вытер вспотевший лоб.

Солнце согревало всех своими лучами, и Анне казалось, что все по-прежнему хорошо. Она забылась минутным счастьем и не заметила, как поднялся король. Не заметила она, как его бледное лицо вдруг покраснело. Реальность вернулась к ней, когда Маргарэт тронула ее за руку. Анна увидела, что волнение вызвано появлением гонца, который прокладывал путь к трибуне через толпу разодетых придворных.

– Он доставил письмо королю…

– Как он похож на племянника Кромвеля…

Смутные подозрения закрались в душу королеве. В это время Генрих показывал письмо Саффолку, затем, опираясь на плечо Уилла Сомерса и прихрамывая, начал спускаться с трибуны. Вместе со своим зятем он поторопился обратно во дворец, призывая рыцарей следовать за ним. Норриса и Бриртона тоже позвали, и им пришлось в спешке снимать доспехи. Без каких-либо объяснений турнир прервали. Король срочно выехал в Лондон и забрал с собою всю свиту.

«Наверное, Кромвель прислал ему сообщение о вторжении испанцев…» – пронесся слух по арене. Эта единственная мысль, которая могла прийти в голову легковерным и боязливым. Задача маршала упростилась: разочарованная публика быстро расходилась по домам, алебардщикам не пришлось никого разгонять.

– Вам лучше вернуться в свои покои, – любезно предложил Норфолк Анне. Он тоже собирался последовать за королем. Неизвестно было, догадывался ли он о причине столь необычного поведения Его Величества, но он упорно отказывался даже говорить на эту тему. Единственное, в чем оба были уверены, так как прекрасно знали Генриха, что, случись нападение испанцев, король обязательно объявил бы об этом подданным, собрал бы всех и повел за собой.

Остаток дня Анна провела вместе с фрейлинами в недоумении, ожидании и беспокойстве.

Только вечером, с наступлением темноты, из Лондона к ним приплыл на лодке Джордж Болейн. Джордж заплатил пажу, чтобы тот передал через Маргарэт, что он будет дожидаться королеву в зарослях ивняка на берегу реки. Такая осторожность была вызвана тем, что в Лондоне за ним следили.

Две женщины использовали ту же, что и много лет назад, уловку: они закутались в плащи, прикрыли лица капюшонами и пробрались через опустевший сад к реке. На пустые объяснения времени не оставалось.

– Нэн, письмо касалось тебя. Пришел конец всему, – сразу же объявил Джордж взволнованным тихим голосом.

– Меня? – Анна замерла, прижимая руку к бешено бьющемуся в груди сердцу.

– Все наши друзья арестованы, я могу оказаться утром в их числе – это я знаю наверняка. Король вместе с нашими врагами намеревается выследить и загнать тебя в угол…

– Но как им это удастся? Что я такого сделала?

– Дело не в том, что ты сделала, а в том, что они смогут поставить тебе в вину.

Он взял в руки ее холодные пальцы, торопясь все рассказать и опасаясь, что в любую минуту им помешают.

– Кромвель, Норфолк, Саффолк и другие на стороне короля и готовы состряпать любую подлую клевету.

– Мой муж! Я знаю, он рассержен, но я не могу поверить…

– Они обвинят тебя в нарушении супружеской верности.

Анна сдавленно вскрикнула. Джордж притянул ее подальше в тень, где она прислонилась к низенькой стене сада.

– Но я ни разу не изменяла ему! – запротестовала она.

– Он пылает страстью к Джейн Симор, – напомнила ей Маргарэт. – Если это правда, что король хочет жениться на ней, то он согласится на что угодно, как уже когда-то случалось с ним.

– И с кем они говорят, что я… что я… – жалостно начала Анна.

– Кажется, ты сыграла им на руку, когда утром кинула платок Норрису.

– Ты хочешь сказать, что причиной всему платок…

– Дорогая моя, ты лучше меня знаешь, с какой быстротой крутится флюгер при дворе!

Анну охватил ужас. Она не в силах была поверить рассказу.

– Но дружба с Хэлом приятно скрашивала не один наш день! Как только мы появились при дворе, он стал для нас словно родной брат.

– Это не спасет его! – съязвил ее родной брат, но при этом необычайная горечь чувствовалась в его словах.

– Что за ужас! Для него тоже…

– По дороге в Лондон король, умоляя его, обещал простить и вознаградить, чем тот пожелает, стоит только ему признаться в существовании флирта. Ему даже намекнули, что достаточно упомянуть о том, что ты однажды соблазнила его…

– Господи, Боже мой, какой грех! Что же Хэл, что он…

– Неужели ты считаешь его идиотом? Он сначала удивился, а потом ужаснулся, так же как и ты. Но продолжал до самых ворот Уайтхолла доказывать твою невиновность.

Анна подняла искаженное лицо к звездам.

– Несмотря ни на что, мир прекрасен! – мягко сказала она.

– Но Хэл не единственный, кого хотят обвинить!

Не веря своим ушам, Анна пристально всматривалась в бледное безжизненное лицо брата, которое вырисовывалось на фоне плакучих ив.

– Что? Они хотят представить меня обыкновенной проституткой? – заикаясь произнесла она. – Я знаю, нет лучшего средства, как возвести злобную клевету на врагов своих, но кто еще, ради всего святого, должен пострадать из-за меня? С кем еще я осквернила супружеское ложе?

– С Уиллом Бриртоном и Фрэнсисом Уэстоном…

– Джордж, это немыслимо! – запротестовала Маргарэт.

Живой ум Анны, подгоняемый страхом, уже искал лазейку в паучьей сети.

– Уилл, думаю, не предаст меня. Он такой же храбрый и сильный, как Хэл! – перебирала она, а в глазах читалось отчаяние. – Вот, Фрэнсис Уэстон, его вечные непристойности и надушенные рубашки…

– Его страсть привирать может навредить тебе, – признал Джордж.

– Но каким образом смогут эти раболепные шавки короля доказать мою вину?

– Боюсь, найдется с дюжину завистливых языков, готовых поклясться, что часто встречали названных мужчин в твоих покоях.

– Но все знают, что Фрэнсис приходит повидаться с моей кузиной Мадж, а его смелые и откровенные комплименты – один пустой звук.

– Кроме того, у всех троих хватило ума появляться в компании или же когда присутствовали фрейлины, – заметила Маргарэт. – Посмотрим, в чем смогут обвинить Нэн!

– Короли всегда находят словоохотливых свидетелей, дорогая Марго, – печально сказал Джордж.

Они примолкли, почувствовав долю правды в его словах.

– Это все? – наконец спросила потрясенная Анна.

Некоторое время Джордж молчал, не в силах заставить себя говорить. Ради спокойствия Маргарэт он не хотел упоминать имя их лучшего друга.

– Еще Том Уайетт, – промолвил он.

– Том! – вскрикнули одновременно обе женщины. В сердцах Анна подскочила, забыв о своей слабости.

– Я знала, что король ревновал, но это было давно. Томас всегда был осторожен и никогда не переступал мой порог, предпочитая скорее не видеться со мной, нежели навлечь на меня подозрения! Я была уверена, что еще давным-давно доказала свою преданность Генри!

– И вновь докажешь ему, Нэн, – успокаивала Маргарэт. – Все это кажется таким невероятным! Если они предстанут перед судом, я уверена, Джордж, что мой брат оправдается.

– Надеюсь, что всем удастся оправдаться за отсутствием свидетельств, – мрачно заявил Джордж, – надо только, чтобы Смитон держал свой гнусный язык за зубами.

– Смитон?!

Анна словно окаменела. Ей показалось, что она ослышалась, настолько все было невероятным.

– Боже правый! – воскликнула она. – Только в Бедламе серьезно смогут поверить, что я снизойду до общения с этим ничтожеством. Даже если б на земле не осталось ни единого мужчины…

Джордж предостерегающе закрыл ей рот.

– Он всегда ходил вокруг тебя и мурлыкал песенки. Король за это не раз давал ему пинка.

Из-за сильного беспокойства, что их услышат, он говорил кратко и невольно получалось грубо.

– Джордж! Как ты можешь предполагать…

– Что касается меня, то я не верю, зная твой разборчивый характер и представляя его сальные локоны, спадающие на лицо! – рассмеялся он, уверенный в ее неподдельном отвращении и ненавидя себя за то, что на миг усомнился в ней. – Но ты должна понимать, что он единственный из всех, кого легко заставить дать ложные показания, что поможет убедить окружающих в твоем грехе. Он один противостоит им, за его спиной нет высокородной семьи, готовой защитить его. Кроме того, моя жена посчитала своим долгом сообщить Кромвелю, что в день, когда случилось несчастье, она и наш прославленный дядюшка нежданно вошли к тебе и застали у твоих ног Марка Смитона, который к тому же прижимался к твоим коленям. Господи! Пусть ее мерзкая душа горит в аду!

Непроизвольно Анна и Маргарэт посмотрели друг на друга в темноте.

– Вот почему Кромвель…

– Говорят, приглашение на обед польстило самолюбию Смитона. Но в доме Кромвеля он попал в западню. За приятной беседой и бокалом крепкого вина – способ некогда изобретенный Уолси – пытались выудить у него признания. Дергающийся мальчишка, его и трезвого не надо упрашивать, он готов всем рассказывать о часах, проведенных с покинутой королевой, о том, как он успокаивал ее! Кромвель притворился, что ему понравился новый камзол Марка, чулки, которые так хорошо сидят на нем, он начал задавать глупые вопросы о том, где тот взял деньги на их покупку. Кстати вопросы, которые волнуют всех! Пока даже бедный дурак не почуял опасность, нависшую над ним.

– Опасность! Над ним? – выдохнула Анна.

– И над тобой тоже, дорогая Нэн, тебе грозит неменьшая опасность. Смитон начал бурно протестовать! Кромвель послал за двумя крепкими молодцами, которые уже давно поджидали за дверями. Они пытали его. Затащили предварительно в подвал, оттуда и доносились его вопли.

– Они – пытали его?

Анна с жалостью, присущей женщине, вспомнила, как впервые Генрих привел к ней мальчика с золотым голосом.

– Они обвязали веревками его голову и сжимали ее с помощью двух палок, – раздавался из темноты ив безжалостный голос. – Смитон кричал: «Сжальтесь, господин министр! Я скажу правду! Королева давала мне деньги!» Но когда веревки сжимались сильнее, одному Богу известно, в чем еще мог признаться этот жалкий трус. Не сомневаюсь, что он выдал свои мечты о любовной связи с тобой за действительность.

Анна вновь прижалась к стене, Маргарэт обняла ее, Анна закрыла лицо руками и затряслась от боли и ужаса, охвативших ее.

Но даже в такую минуту она не могла винить влюбленного юношу, не искушенного в дьявольских уловках в духе Макиавелли, на которые были большие мастера государственные мужи. Он подобно ей самой поднялся на незнакомую головокружительную высоту и теперь расплачивался за свою неопытность.

– После этого люди поверят всему, – жалобно повторяла Анна. – Боже мой, Томас, Хэл и двое других подвергаются страшной опасности, и неизвестно за что! Вместо меня принимают муки!

Терзаясь из-за любви и поддаваясь самобичеванию, она протянула руку Рочфорду.

– Слава Богу, что ты мой брат, Джордж! По крайней мере, такие постыдные обвинения не смогут выдвинуть против тебя!

Джордж мягко высвободил руку и молча уставился в темноту, на быстрое течение реки.

В наступившей тишине до сознания Анны дошла вся степень риска, которому подвергались ее друзья. Учитывая настоящее настроение Генриха, им грозила смерть! Хэлу, которого король всегда любил, тихому и сильному Уиллу, жизнерадостному весельчаку Фрэнсису и Томасу.

Страсть Тюдора к новой женщине положила конец их шикарной жизни, конец восхитительным выдумкам, беззаботным шуткам.

Хотя Анна искренне беспокоилась за них, но в душе, к своему стыду, благодарила Бога, что родилась женщиной. Страшно даже было подумать о таком слове – смерть. Ей-то, конечно, она не грозит!

– Как ты думаешь, он поместит меня в Тауэр? – выговорила она.

При одном только воспоминании об этом месте у нее по коже прошел мороз.

– Если они смогут доказать твою измену, – ответил Джордж и с жалостью посмотрел на нее.

Анна была в отчаянии, она хотела прижаться к брату, чтобы он успокоил ее, но по какой-то причине он старался не касаться ее. Джордж вдруг страшно постарел, потерял свою былую жизнерадостность. Он стоял не двигаясь, но Анна чувствовала всю глубину и силу его симпатии к ней – как никто другой он разделял ее трагедию.

На мгновение ей показалось, что и над ним нависла смертельная опасность.

Прежде чем скользнуть в заросли ивы, где его поджидала лодка, Джордж обернулся к Маргарэт, обнял ее и поцеловал, вложив в поцелуй всю нежность разбитой, но неувядающей любви, которую он столько лет хранил в своем сердце.

– Король ценит талант Томаса, – попытался он успокоить ее. – В любом случае, ты не в состоянии помочь ему. Теперь для меня важнее всего на свете, чтобы ты осталась с Нэн.

– Что бы ни произошло, я не брошу ее, – пообещала Маргарэт, она пристально посмотрела на него, и в глазах ее отразился свет звезд.

На следующий день утром, едва они успели разговеться, явился Норфолк в сопровождении алебардщиков, чтобы препроводить Анну в Тауэр.

– В чем меня обвиняют? – потребовала объяснений Анна, храбро представ перед дядей.

– В прелюбодеянии, – заявил он.

– Чем вызвано такое чудовищное отношение ко мне? Он хочет допросить меня? – гордо подняв голову, спросила она.

Анна была глубоко признательна Джорджу, что он предупредил ее: неожиданное известие Норфолка не привело ее в шоковое состояние, у нее хватило сил держаться с достоинством.

– Какими бы ни были его намерения, племянница, он приказал доставить тебя, пока не закончился прилив.

– Но Ее Величество не готова! Прошу вас, подождите, пока я упакую ее платья, – вежливо попросила Арабелла.

– Там не понадобятся ее наряды, только теплый плащ от холода и сырости! – рассмеялся он; его всегда отличало испорченное и странное чувство юмора.

Даже в малом им было отказано, такого удара они не ожидали.

– Но как я буду одеваться, и кто станет прислуживать мне за столом? – рассердилась Анна; она была похожа в эту минуту на Екатерину Арагонскую.

– Вам предоставят женщин, – ответил он с ненавистью. – Ваша тетушка, леди Болейн, и госпожа Косинс.

– Но они мои смертельные враги, постоянно следили за мной! – воскликнула Анна. Она была уже на грани обморока.

Все молча спустились к водяным воротам. И вдруг Маргарэт и Арабелла прыгнули на баржу, противясь воле Норфолка. Баржа предательски качнулась, когда алебардщики оттолкнули ее.

– Вам придется отвезти нас на берег или столкнуть в воду. Мисс Савайл и я тоже поплывем в Тауэр, – твердо заявила Маргарэт, вспомнив, как королева Екатерина не повиновалась герцогу Саффолку.

– Хорошо, можете остаться, – сдаваясь, проворчал Норфолк. Он не осмелился поднимать шум: на берегу и так уже собралась огромная толпа. – Но предупреждаю, гораздо приятнее находиться по другую сторону стен Тауэра. У женщин, которых выбрал король, строгие предписания. Они не позволят вам говорить с ней наедине.

Вверх по реке в Лондон они отправились по тому же пути, что и три года назад, когда Анна с подобающей ей пышностью плыла на коронацию.

– Если б только мне позволили встретиться с королем! Если б только я могла поговорить с ним! Умоляю тебя, мой добрый дядюшка, высади меня в Вестминстере! – просила Анна.

Легкие ритмичные взмахи весел неумолимо отдаляли ее от светлых надежд, веселья и радости, семьи, дочери, опьяняющего восхищения, которое она любила больше всего на свете. Никогда еще баржа не двигалась так быстро, и никогда еще не управляли ею так ловко. Никогда еще в жизни у Анны не было такого короткого путешествия.

Возможно, она все же надеялась, что он доставит ее в Вестминстер и она вновь увидит знакомые покои, сад, по дорожкам которого прогуливается уверенный в своей безжалостной правоте Генрих. Но когда баржа замедлила ход у причала Тауэра, Анна опустилась на колени не в силах более держать себя в руках.

– Неужели это правда, что Его Величество, кому я в таких муках родила ребенка, позволит заточить меня в это ужасное место! – простонала она, и слезы градом заструились по ее щекам.

Внезапно она вспомнила, как пытали Марка Смитона, и вне себя закричала:

– Дядя Томас! Дядя Томас! Что они сделают там со мной?

– Мадам, ничего не могу вам сказать, – ответил Норфолк и от стыда отвел глаза в сторону.