Текст книги "Торжество на час"
Автор книги: Маргарет Барнс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
Анна тоже остановилась, даже не заметив этого. Она не видела в этом ничего странного и моментально забыла, что девушке не подобает так вести себя с незнакомым. Так они и стояли в нескольких шагах друг от друга, и впервые в жизни Анна лицезрела наяву предмет своих девичьих грез. Черты лица его были грубоваты, а кожа сильно загорелой. Примечательны были глаза с карими искорками. Он был тем человеком, о котором Анна мечтала. Мечтала и ждала встречи.
И тут она тихо засмеялась, потому что волосы его, цвет которых в своих мечтах она никак не могла подобрать, не были ни темными, ни светлыми. Они были рыжими, как у Тюдоров.
– Почему вы смеетесь? – спросил он обиженно.
– Потому что вы совсем другой, – ответила она, тяжело дыша, как будто ей пришлось проделать трудный путь, чтобы найти его. Он оглядел свой неказистый наряд.
– Если вас удивляет, что я не ношу такие пышные рукава, все в разрезах, как у женщин…
Анна с удивлением увидела, что за его показной грубостью скрывается ранимая душа и что его совсем недавно кто-то уже обидел.
– Нет, нет, – заверила она его. – Дело не в одежде, вы просто сам по себе другой.
– Но вы же раньше меня никогда не видели.
И Анна, которая никогда не лезла в карман за словом, молчала, не зная, что ответить. Как она могла объяснить ему?
– Я тоже никогда не видел никого похожего на вас, – добавил он уже дружелюбнее.
– А какая я? – с интересом спросила она, желая увидеть себя его глазами.
Он немного помедлил, не в силах выразить словами, как привлекательна она была: этот блеск в глазах и бледная рука на черном бархате платья.
– Вы так… хрупки. Как будто можете переломиться у меня в руках, – пробормотал он.
Хотя Анна и ожидала от него традиционных комплиментов, но была полностью удовлетворена его неожиданным ответом. И когда он вытянул перед ней свои руки, чтобы продемонстрировать их силу и неуклюжесть, в ней поднялась волна нежности, которую обычно испытывает мать к своему ребенку.
Чтобы скрыть это незнакомое ей доселе чувство и потому, что стоять так было неприлично, Анна отошла в сторону и села на залитый солнцем парапет между двумя колоннами.
– Вас не было среди тех, кто слушал мое пение, – сказала она, чтобы что-нибудь ответить.
– А вы поете? – спросил он безразлично, усаживаясь подле нее. – Я не большой любитель музыки.
Анна оторопела. При дворе даже начисто лишенный музыкального слуха и вкуса вряд ли осмелился бы сказать такое. А поскольку он был единственным человеком, которого она смогла бы полюбить, для нее это было особенно тяжелым ударом. Но то, что она услышала дальше, было еще хуже.
– Это развлечение для здешних щеголей, которые проводят время за сочинением песенок и хвастают своими победами над фрейлинами, – пояснил он неодобрительно и безжалостно сломал ветку жасмина, разделявшую их.
– В основном они только хвастают и ничего больше, – пыталась оправдаться Анна за своих друзей.
– Тем более, только пустая трата времени.
Анна предположила, что с такими взглядами ему будет трудно найти единомышленников при дворе.
– А вы как проводите время? – осторожно спросила она.
Он засмеялся нерешительно, как бы извиняясь, может потому, что в действительности сам немного завидовал тем, чьи таланты только что высмеивал.
– Там, где я живу, нужно уметь владеть шпагой, – пояснил он. – Это вам не театральные бои герольдов, где каждый знает следующий выпад соперника.
– А где вы живете? – спросила Анна.
– На севере. А вы? – Он оглядел ее с головы до ног, от расшитой жемчугом шапочки до модных высоких туфель. – Все время при дворе, надо полагать?
Анна немного помешкала с ответом. В первый раз за время их разговора она вспомнила о предстоящем замужестве, но даже оно не могло сейчас омрачить чувство радости от встречи.
– Мой дом в Кенте, – ответила она неуверенно и поспешила переменить тему. – Вы не желаете пойти посмотреть, как король играет в теннис?
– Да я в этом почти ничего не понимаю, поэтому вряд ли мне будет интересно, – ответил он.
– Люди не всегда руководствуются в своих действиях интересом.
– Почему? Он что, так плохо играет?
У Анны вырвался смешок. Глупцов она обычно не очень-то жаловала. Но этот странный молодой человек, говорящий с такой прямотой, был для нее интересен.
– Играет он все еще отлично, – пояснила она терпеливо. – Но тем не менее большинство смотрит игру просто из уважения. И вам, как вновь прибывшему, разумно было бы пойти туда. Если вы, конечно, думаете сделать карьеру при дворе.
– Да не особенно. Мне бы хотелось поскорее выбраться отсюда.
– Вы нашей здешней жизни не одобряете, не так ли? – вздохнула Анна. – А что вы хотите делать?
Он обезоруживающе улыбнулся.
– Говорить здесь с вами.
– Это у вас не получится, потому что, похоже, милорд кардинал уже уезжает. Подают лошадей. И вон идут все ваши друзья.
Он привстал, чтобы самому убедиться в этом, и сдавленное ругательство, слетевшее с его губ, было для Анны как музыка. Но она была достаточно умна, чтобы не удерживать его. Пусть ему кажется, что это она услала его прочь. Анна тоже поднялась, слегка улыбаясь. Ее руки были так сложены на груди, чтобы не были видны пальцы левой руки.
Его взгляд опять остановился на Анне, но теперь, казалось, он был готов разозлиться на себя за то, что никак не может оставить ее, как будто она расставила перед ним невидимые сети.
– Ни одна женщина не имеет права быть такой… такой хрупкой, что мужчина может сломать ее своими руками, – заявил он напоследок еще раз.
Улыбка Анны перешла в смех.
– Но я ведь не в ваших руках, – ответила она.
Вызов был тотчас принят. Он схватил ее за обе руки и до боли сжал нежное тело своими сильными пальцами. Но протеста от нее не последовало, ей было приятно такое объятие.
– На самом деле я не такая уж слабая. С любым могу потягаться в стрельбе из лука, – оправдывалась она в волнении.
Куда девалась вся ее напускная холодность! Она произносила еще что-то, но ее бессвязные слова напоминали клекот пойманной птицы. Маленькая напуганная девочка, еще ни разу не побывавшая в объятиях мужчины. Он сразу понял это. Может, в чем другом он и не был особым знатоком, но в женщинах толк знал. Рот его раскрылся в радостной улыбке.
– Все равно от меня вам не вырваться, если я сам не отпущу, – сказал он ей.
Но его уже звали. Близ часовни послышались шаги. Анна легонько толкнула его.
– Поторопитесь! Кардинал уже уезжает, – прошептала она.
Он засмеялся, отпустил ее и побежал вдогонку остальным.
Она попыталась остановить его, но было уже поздно.
– Я даже не знаю вашего имени! – крикнула она ему вслед.
В ответ он только помахал на бегу рукой.
Анна медленно пошла за ним, млея от наслаждения. Во дворе перед дворцом, где готовились к отъезду люди Уолси, она вновь присоединилась к своим друзьям.
– Кто тот человек? – спросила она, конкретно ни к кому не обращаясь.
– Который? – спросила Маргарэт Уайетт, для которой все они были на одно лицо.
– Тот, что с медными волосами, конечно; он еще не сел на лошадь.
– Разве вы не знаете? – удивился Фрэнсис Уэстон, всегда знавший все последние новости. – Это лорд Гарри Перси, старший сын герцога Нортамберлендского.
Лорд Гарри Перси. Анна молча смотрела ему вслед. Она видела, как он оседлал коня, забрал поводья у своего конюха и пустился в галоп, чтобы догнать удаляющуюся кавалькаду. Анна сама была неплохой наездницей, но он был просто превосходен. Она представила его на боевом коне, без седла, в какой-нибудь пограничной схватке, и у нее захватило дух.
– А на севере-то они все еще носят короткие камзолы, модные в прошлом году, – заметил какой-то умник у нее под боком.
– Это потому, что он очень идет ему, – отпарировала Анна.
– По крайней мере, если он не воспользовался услугами лондонских портных, то не потому, что не может позволить себе этого, – примирительно вставил Хэл Норрис. – Я полагаю, что в своих краях Нортамберленды не менее почитаемы, чем король или кардинал.
Анна была благодарна ему за эти слова, как будто они относились лично к ней.
Гарри Перси.
Она мысленно произнесла его имя. Конечно же, она о нем слышала. Медленно повернувшись, Анна пошла без всякой цели назад по пестревшей маргаритками лужайке. Она совсем забыла о своем намерении повидаться с Мэри, герцогиней Саффолк, чтобы поговорить о ненавистном Джеймсе Батлере.
Глава 9
Все время до следующей встречи с Перси Анна жила как во сне. Теперь она больше уже не думала ночами о предстоящем замужестве. Все мысли ее были о нем. Королева упрекала ее в рассеянности, а друзья подтрунивали, пытаясь выведать, кто же, наконец, покорил ее сердце. А она продолжала механически выполнять свои обязанности и молчала.
«На этот раз я пущу в ход все свои чары, чтобы завоевать его», – поклялась себе Анна, когда снова пышная кавалькада кардинала Уолси появилась в Гринвиче.
Она нарочно встала одна, отдельно от остальных. Но когда увидела Перси, входящего в королевский сад, все ее ухищрения и уловки были забыты: истинная любовь не терпит фальши. Да в них и не было нужды. Он сразу подошел к ней и взял за руки. На сей раз на Перси был дорогой модный камзол, сшитый хорошим портным, а волосы гладко причесаны. Не тратя время на пустые вежливые фразы, он сразу приступил к делу.
– Его преосвященство приглашает короля и королеву посетить его новый особняк в Хэмптоне. Когда мы все отправимся туда завтра, вы поедете верхом со мной? – скорее потребовал он, чем спросил.
Анна засмеялась от счастья.
– В таком случае вам, наверное, было бы неплохо узнать мое имя, – ответила она, строя ему глазки.
– У меня есть для вас имя.
– Так скажите его!
Он нетерпеливо оглядел полный народа двор.
– Только не здесь, – ответил он. – А как ваше имя?
– Я – Анна, дочь сэра Томаса Болейна.
На лице его появилась заинтересованность.
– Так это вы – Анна Болейн? Я слышал о вас от многих.
– Надеюсь, что-нибудь приятное?
– Если судить по тому, что я о вас слышал, вы должны быть или ангелом, или ведьмой.
– Для вас я буду и тем, и другим, – пообещала Анна радостно. – А мои друзья зовут меня Нэн.
– Так что, Нэн, вы составите мне завтра компанию?
– Только в том случае, если не понадоблюсь королеве.
Тут он, наконец, осознал, что все еще держит ее за руки.
– Нет чтоб ей опять чем-нибудь заболеть или что-то в этом роде, – пожелал он без всяких угрызений совести и предложил Анне сесть на траву, предварительно расстелив свой новый плащ.
– В этом случае я бы совсем не смогла поехать, – ответила она, усаживаясь на импровизированную подстилку. Перси опустился рядом. – К тому же я совсем забыла, – добавила она, срывая стебелек травы, – что сэр Томас Уайетт уже пригласил меня.
– Это тот поэт, которым все восхищаются, не так ли? И, конечно, влюблен в вас?
С любым другим поклонником Анна бы сделала сейчас все возможное, чтобы раздуть пламя ревности. Но с этим бесхитростным северянином из глубинки все было не так. Она с удивлением обнаружила, что отвечает честно и прямо:
– Наверное, да, так как он однажды уже делал мне предложение, – сказала она.
– Так почему же вы не согласились, ведь он так знаменит? – спросил Перси напрямик.
– Потому что мой отец не позволил.
– И вы очень переживали?
– Нет. Я всегда любила Томаса Уайетта, но… больше как друга. Его просто нельзя не любить.
Лицо Перси просветлело.
– Тогда, надо полагать, он меня за это не убьет.
– Я просто представить не могу, чтобы Томас был способен на такой дикий поступок.
Видя, как Перси покраснел, Анна поняла, что задела его за живое.
– Да и не смог бы, – добавила она, оценивающе глядя на его мускулистую фигуру.
– Тогда все решено, – ответил он, перекатываясь со спины на живот, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. – Я купил для вас лошадь, – произнес он как бы между прочим.
Анна не могла поверить своим ушам.
– Вы купили мне лошадь? Да вы меня всего один раз видели! Даже имени не знали! – изумилась она.
Но, конечно же, Хэл Норрис говорил, что Нортамберленды очень богаты. Может, для них подарить девушке лошадь – это все равно, что ленту или чепчик.
Перси улыбнулся, глядя на ее радость, сам довольный от того, что угодил ей.
– Она чалой масти с белой звездой на лбу. И очень спокойная.
Анна вскочила от радостного возбуждения.
– Сколько я здесь служу, у меня еще не было своей лошади! Фрейлинам разрешается держать только спаниелей. А можно мне увидеть ее?
– Я этого и хотел бы. Тогда можно будет уйти отсюда, от всего этого шума. Мой конюх водит ее вокруг конюшни.
Это означало несколько драгоценных минут наедине. По дороге они разговаривали.
Лошадь была с блестящей как шелк шерстью; когда Анна гладила ее, она тыкалась носом в ее ласкающую руку. Анна была в восторге.
– Как это мило с вашей стороны! Эта лошадь как раз мне по росту. Но не стоило заботиться о том, чтобы она была спокойной. Я ездила на охоту с моим братом с малых лет.
Он посмотрел на нее с одобрением, так как гораздо больше ценил в женщине умелую наездницу, чем изнеженное поэтическое существо.
– Я был бы очень огорчен, если бы она причинила вам вред, – тихо ответил он.
– Я назову ее Бон Ами [8]8
Добрый друг (франц.).
[Закрыть], – сказала Анна.
– У вас есть где держать ее?
Они окинули взглядом стойла. Анна знала, что только дочерям лордов позволено держать своих собственных лошадей. Но ничто на свете не заставило бы ее отказаться от этого чудесного подарка.
– Мой отец в отъезде, – сказала она, благодаря судьбу за то, что тот был во Франции. – Но я уверена, что мой брат что-нибудь придумает. Поставьте ее пока в пустое стойло для коня сэра Томаса Болейна, а завтра я поеду на ней.
Звон колокола заставил ее вернуться к прежним заботам.
– В часовне звонят, – сказала она. – Я должна спешить, чтобы сопровождать Ее Величество на церковную службу.
– Ну а завтра вы уж постараетесь, чтобы кто-нибудь другой составил ей компанию в ее душном экипаже? – спросил он настойчиво.
– Бедная Маргарэт! И бедный Томас! – смеялась Анна по дороге во дворец.
Но что оставалось делать девушке, когда настойчивый кавалер не только уговаривал ее ехать с ним, но и предоставил лошадь?
Так что это Маргарэт пришлось на следующий день пылиться в карете, готовя королеве холодные компрессы, тогда как Анна ехала верхом со своим новым поклонником, наслаждаясь ласковым утренним солнцем.
«При случае я обязательно отблагодарю Маргарэт», – пообещала сама себе Анна.
Сентябрьский день был сказочно прекрасен: сквозь небольшие облачка тумана, поднимавшиеся над живыми изгородями, виднелась Темза, спокойно несущая свои воды сквозь бесконечные луга. Осень уже позолотила верхушки дубов. И лишь напуганные лебеди неистово били крыльями по воде, нарушая идиллию этого волшебного утра.
«Только одному Богу известно, сколько таких счастливых дней мне еще осталось», – с грустью думала Анна.
Бон Ами уверенно бежала по мягкой земле заливных лугов. К тому времени, когда очертания Лондона скрылись из виду, Анна и Перси уже достаточно отстали от королевского кортежа. Они ехали вдвоем, рассказывая друг другу свои сокровенные маленькие тайны, изучая друг друга и тем самым закладывая основы для своей любви. Они были полностью поглощены этим занятием до самого прибытия в Хэмптон.
Генрих Тюдор с неохотой остановил свою лошадь. Рассет, так ее звали, стряхнула с себя назойливых мух и зашла остудить копыта в чистую прозрачную воду, в зеркале которой отражался замок такой красоты, что лучше трудно было себе представить.
Крепостной ров и стены были данью прошлому воинственному веку. А за ними царил мир и покой. Скученные башенки и бельведеры, возвышавшиеся на первый взгляд в хаотическом беспорядке, поражали своей внутренней гармонией. Замок удивлял величественной простотой. Как сверкающий драгоценный камень в оправе зеленых садов, простирающихся до самых ворот.
– Никогда не видел ничего лучше! – воскликнул Генрих, перекрывая восторженные голоса окружавшей его свиты.
Его радостное восхищение превзошло все ожидания самодовольного Уолси. А когда король, направляя свою лошадь по подъемному мосту, в задумчивости добавил, что дворец до того велик, что мог бы служить летней резиденцией, то такое неожиданно высокое одобрение не могло не вызвать у состоятельного прелата чувства едва заметной неловкости.
Попав во внутренний двор, Генрих был просто сражен увиденной красотой: огромный зал, часовня, хозяйственные постройки, рыбные пруды, – он настаивал на том, чтобы осмотреть все. Пока королева отдыхала, его сопровождала сестра Мэри, только подогревавшая энтузиазм Тюдора своим собственным темпераментом. И к тому времени, когда грузный кардинал показал им, наконец, свой кабинет, он уже был полностью обессилен и сожалел, что поступил так опрометчиво. А Генрих ощупывал со знанием дела роскошную обивку стен, долго стоял перед выложенным из камня камином, где была выгравирована кардинальская шапочка.
– Я бы и сам мог здесь работать, – произнес он с завистью.
Тут уж Уолси было поздно жалеть, что он так глупо выставил напоказ свое богатство, или вспоминать с дурным предчувствием историю Наботского виноградника. К тому же думать в тот день больше не пришлось.
Был пир с редкими винами и развлечениями, он превосходил торжества в самом Виндзоре. Уолси оказался на удивление гостеприимным. А Томас Кромвель, его простоватый неутомимый секретарь, снующий туда-сюда, чтоб ублажить высоких гостей, служил отличным контрастом для своего любезного барственного хозяина.
Сменив Маргарэт Уайетт, Анна весь день прислуживала королеве, только издалека наблюдая за состязаниями по стрельбе из лука, в которых ей так хотелось принять участие. А после был ужин со сменой изысканных блюд, под музыку менестрелей, сочиненную самим королем.
Лорд Гарри Перси, как оказалось, отличился своими способностями на стрельбище, и король, с уважением относясь к чужим спортивным успехам, окружил его вниманием и пригласил к своему столу, отдавая должное как его мастерству, так и титулу его отца.
Хотя Анна сидела далеко от Перси, и разговаривать они не могли, зато обменивались многозначительными взглядами. А когда отодвинули мебель, чтобы освободить место для игр и танцев, он отвел ее в сторону и подарил приз, который выиграл в состязаниях – пряжку, усеянную драгоценными камнями. Переполняемая радостью, Анна тем не менее понимала, что не сможет открыто носить ее, так как все знали, что она помолвлена с Джеймсом Батлером. Она попыталась собраться с духом и объяснить это Перси, но боялась потерять его. К ее удивлению, он совсем не возражал, когда она спрятала пряжку за корсаж.
– Король прекрасно стреляет из лука, да и не он один, – заметил Перси, дивясь тому, что со всей своей музыкой и стихами эти южане при дворе сохранили-таки в себе кое-какие умения, достойные настоящих мужчин.
– А вот борьбой ему уже не заниматься. Тогда как вы…
Тут Анна окинула взглядом группу акробатов и борцов, готовившихся взойти на помост, и с удовлетворением отметила, что ни один из них не был так хорошо сложен, как ее герой.
– А не хотите ли еще попытать счастья в броске? – предложила она, чтобы иметь возможность гордиться вместе с ним еще одной победой.
Но он, по-видимому, не хотел оставлять ее одну.
– Позже начнутся танцы, – объявила Анна, надеясь, что он пригласит ее.
– Боюсь, что я больше разбираюсь в защите наших северных границ, чем в танцах, – признался Перси.
Она ободряюще взяла его под руку и была готова показать несколько танцевальных движений, если бы не внезапно появившийся Джордж, недовольный тем, что какой-то северянин увел ее от друзей, на его взгляд, гораздо более ей подходящих.
– Нэн! Нэн! – зашептал он настойчиво. – Тебя требует король.
Анна высвободила руку.
– Король? – повторила она в недоумении.
– Да, он тебя не в постель зовет, – пояснил Джордж по-братски бесцеремонно. – Он хочет, чтобы ты спела герцогине свою балладу.
Анна пошла вслед за Джорджем, удивляясь и торжествуя. Несмотря на роскошные гобелены и изысканно одетую публику, обстановка в комнате была близка к домашней. Король сидел у очага, сестра – подле него, а Саффолк стоял, облокотясь на спинку стула. Королева и кардинал были заняты разговором.
Екатерина Арагонская выглядела отдохнувшей и счастливой, польщенная, вне всякого сомнения, обходительностью своего гостеприимного хозяина. Такой праздник явно пришелся ей по душе. Время от времени она с любовью поглядывала на свою маленькую дочь, танцевавшую с высоким мальчиком лет четырнадцати. И даже если каждый знал, что юный Генри Фицрой был побочным сыном ее мужа, то, что ж, все это было давно, да и с королями такое случалось нередко… Надо признать, что Генрих был ей неплохим мужем.
Все присутствующие смотрели на танцующую молодежь со снисходительными улыбками. В свои десять лет юная Мэри Тюдор была очаровательна. Нежная и неиспорченная дочь высочайших просвещенных родителей.
«Через несколько лет она будет танцевать не хуже меня», – подумала Анна с неожиданной неприязнью.
А когда взгляд ее упал на разодетого партнера Мэри, внебрачного сына Элизабет Блаунт, она пожалела их общего отца. Как это тяжело было для короля: иметь одного единственного сына, любить его, но быть не в состоянии оставить ему что-либо, кроме собственного поместья в Ричмонде. И никаких надежд иметь законных сыновей.
Музыка смолкла, и под взрыв аплодисментов девочка, смеясь, бросилась в объятия отца. А любимая тетушка, в честь которой ее назвали, положила ему на колено коробочку с засахаренными фруктами, чтобы ребенок полакомился. Увидев ожидавшую Анну, герцогиня ласково кивнула.
– А вот и мое утешение в ссылке – Анна Болейн, сейчас она споет для нас, – сказала она.
Генрих повернулся: лицо его, освещенное пламенем камина, было ласковым и красным, а маленькие хитрые глаза смотрели на Анну с восторгом.
– Ну, мисс Анна, где же вы были с тех пор, как я нашел вас и Тома Уайетта в саду под яблоней? – спросил он весело, и все рассмеялись.
Анна взяла лютню у одного из королевских музыкантов и запела, как ее просили. Чистый высокий голос заполнил гостиную кардинала Уолси такой нежной мелодией, которая раньше там никогда не звучала. Она пела для короля уже второй раз, но теперь голос ее не дрожал от страха, напротив, она почувствовала свою силу и власть. Она знала, как гордится ею в эти минуты брат и как радуется за нее Томас: ведь ей была оказана такая высокая честь.
Мэри Тюдор слушала ее с удовольствием, а король с интересом, который был вызван не только ее голосом, в этом Анна была уверена. А больше всего Анну радовало то, что представился такой удобный случай продемонстрировать свои таланты перед Гарри Перси. Может, послушав ее, он изменит свое отношение к музыке. Если бы удалось приобщить его к ее любимым занятиям!
В минуту щедрых аплодисментов, которыми ее наградила королевская семья, Анна была на вершине блаженства. Не было ни прошлого, ни тревожного будущего, а только пьянящее настоящее. Но, к сожалению, все продолжалось лишь мгновение. Следующими должны были выступать борцы. Герцогиня пригласила ее сесть подле себя.
– Вы должны еще спеть для нас сегодня, – сказала она.
Но радость Анны была недолговечна. Она оглянулась, поймав на себе тайный страстный взгляд короля, но тут вдруг увидела королеву, которая, не мигая, смотрела на нее своими выпуклыми глазами.
Их взгляды встретились. Екатерина тут же отвела глаза и продолжила как ни в чем не бывало разговор со своим собеседником. Улучив момент, она повернулась и сказала что-то стоящей рядом фрейлине, которая в свою очередь, подала знак Анне. Екатерина, умевшая найти выход из любого положения, выбрала момент, когда все разговаривали и в общем шуме ни король, ни его сестра не заметили ее действий. Анне ничего не оставалось, как подчиниться приказу.
Недовольная, она предстала перед своей госпожой и кардиналом. Екатерина не обращала на нее внимания. Только когда она закончила свой разговор, а актеры поднялись на сцену, она повернула голову и бросила небрежно:
– Мой новый спаниель, милая. Донна де Салинас оставила его спящим на своей постели. Он может проснуться в незнакомом месте и испугаться. Прошу вас, пойдите и составьте ему компанию.
Пойти и составить этой избалованной собачке компанию! Когда только что своим красивым голосом она услаждала самого короля! Ей прислуживать собачонке, когда это мог бы сделать любой паж! Ладно бы просто прислуживать, а то ведь ей придется пропустить все самое интересное, все тут будут веселиться, а она сидеть одна с этой королевской игрушкой. Она, дочь королевского посла, которая когда-то отвергла поцелуи теперешнего французского короля!
Гордость Анны была уязвлена. Попробуй кто другой приказать ей такое, она бы в гневе вылетела из комнаты. Но под взглядом этих выпученных глаз она не посмела ослушаться. Больше петь ее уже не пригласят. Мэри Тюдор будет обижена, а Анна пропустит танцы.
Дрожа от гнева и почти ничего не видя из-за застилающих глаза слез разочарования, Анна брела по лабиринту незнакомых коридоров. Дважды она чуть совсем не заблудилась, но когда, наконец, поднялась по задней лестнице наверх, то не нашла никого, кто бы мог показать ей покои королевы. Не было даже кому зажечь свечи. Лестницы и галереи были пусты. Даже слуги все спустились вниз, чтобы посмотреть представление.
Наконец она нашла комнату испанки де Салинас. Сквозь решетчатые окна взошедшая луна озаряла все кругом серебряным светом. Королевский спаниель, свернувшись клубочком, крепко спал на постели. Анна посмотрела на него с неприязнью, прошла через узкую комнату к окну и приложилась горячим лбом к прохладной оконной раме.
– Ненавижу ее! Как я ненавижу ее! – бормотала она, комкая в руках влажный носовой платок.
В коридоре послышались шаги. Должно быть, кто-то из пажей. Войдя в комнату, Анна не закрыла за собой дверь, и та оставалась распахнутой настежь. Анна вся подобралась, чтобы никто не смог заметить на ее лице следов гнева или слез. Но, к ее радости, в дверях стоял не кто иной, как Гарри Перси. Как только его глаза привыкли к темноте и он убедился, что Анна одна, он смело вошел в комнату и заключил ее в свои объятия.
– Я шел за вами, – зашептал он, заглядывая в ее мокрое от слез лицо. – Почему эта старая ведьма услала вас?
Анна прильнула к нему, и он нежно обнял ее, давая возможность выплакаться в его новый дорогой камзол. В перерывах между всхлипываниями она пыталась объяснить ему.
– Она не хотела, чтобы я снова пела. Очевидно, король слишком пристально смотрел на меня… Или она думает, что в его жизни уже достаточно Болейнов. Она всегда относится ко мне вдвое строже, чем к остальным.
– Бедная моя девочка!
– До сих пор я еще ни разу не допустила, чтобы кто-нибудь, кроме моей мачехи, видел меня в слезах. Даже тогда, когда они говорили всякие гадости о моей руке.
– Но я – не кто-нибудь.
Анна утерла нос.
– Это было глупо, я понимаю, но я надеялась, что они попросят меня спеть еще раз, да и мне так хотелось, чтобы вы увидели, как я танцую, – призналась она откровенно, чего с ней раньше не бывало.
– Это была милая глупость, и за нее я люблю вас еще больше.
Он отыскал свой носовой платок и вытер ее лицо.
– Ну, поскольку эта гадкая собачонка спит, и мы не можем пойти танцевать… – вздохнула она, высвобождаясь из его успокоительных объятий, с тем, чтобы выйти из комнаты.
– А зачем нам ждать на сквозняке в коридоре? – здраво заметил он.
Анна колебалась, боясь поддаться искушению.
– Я буду навсегда опозорена, если они застанут вас здесь.
– Но дверь открыта, и мы всегда услышим шаги на лестнице. Да и они еще долго будут развлекаться.
Почти сдавшись, Анна прошла ближе к окну.
– Но вам-то нет нужды пропускать весь праздник, – заметила она в сердцах.
– Неужели вы можете подумать, что я не хочу остаться с вами? – прошептал он.
В его голосе было столько чувства, что Анна, сама испытывавшая то же волнение, испугалась. Она распахнула маленькое квадратное оконце, и перед ними открылся вид на стремительно бегущую реку и спящие сады, утопающие в лунном свете.
– Как хорошо! – прошептала она. – Джордж говорит, что кардинал Уолси получил этот замок от монашеского ордена рыцарей-госпитальеров и расширил его. Я бы предпочла его всем замкам на свете.
Но Перси в этот момент интересовала красота только ее милого профиля.
– Вы еще не видели Врессела, – заметил он.
Она взглянула на него и улыбнулась. Перси уже много рассказывал ей о замке своего отца.
– Он очень мрачный? – спросила она.
– Для вас, наверное, да. Особенно после Парижа и этих непригодных к обороне особняков южан.
– Но для вас это то же, что Хевер для меня?
– Мой отец живет там почти как король; и однажды замок станет моим. Странно, но до сих пор этого казалось мне вполне достаточно.
– А теперь? – спросила Анна, играя кинжалом, висевшим у его пояса.
В этой узкой комнате они были так близко друг от друга, что она чувствовала себя несколько неловко.
– Сейчас я вижу, что там недостает женщины.
– Какой женщины?
– Такой, у которой волосы как ночь, лицо в форме моего сердца и красивые руки…
Анна осторожно убрала кинжал в ножны и протянула к нему свои руки.
– Только одна из них красивая, Гарри, – печально сказала она, сожалея, что не так совершенна, как ему казалось.
Он нежно повернул ее левую руку таким образом, что уродливый палец был не виден, и поцеловал ладонь.
– Этот ваш недостаток мне особенно дорог. Вы ведь не стали смеяться над моей неотесанностью, – ответил он.
В нем как будто жили два человека: один – тщеславный и агрессивный – для всех окружающих, другой – сама нежность – для нее. Анна смотрела на него с обожанием.
– Il faut toujours lutter pour les choses que l'on tient les plus précieuses [9]9
Всегда следует защищать то, что дорого (франц.).
[Закрыть], – мягко сказала она.
Им не надо было слов. Они уже все сказали глазами, прежде чем бросились друг другу в объятия. Стоило ему только протянуть руки, и она прильнула к нему. И на этот раз не для утешения. К своей радости он обнаружил, что ее изящное тело отвечает на его страсть, Он почувствовал, как ее руки пылко обняли его шею. А когда его молодые жадные губы нашли ее уста, она только прижалась к нему еще крепче. И когда он, наконец, отпустил ее, она высвободилась с неохотой из его объятий и вздохнула с явным удовлетворением.
– Мне надо было сказать вам раньше. Я должна выйти замуж за Джеймса Батлера, моего ирландского кузена, потому что он наследник родового титула, – сказала она, зная, что ничто уже теперь не сможет разъединить их.
– Я убью его, прежде чем вы это сделаете, – пообещал он, приблизившись к ее лицу, а затем уже более спокойным голосом добавил: – У отца относительно меня тоже свои планы, но как только я увидел вас, они перестали для меня существовать.
Анна облокотилась на освещенную луной стену. Ей надо было отстраниться от него, чтобы все обдумать.
