Текст книги "Желай осторожно (СИ)"
Автор книги: Мара Вересень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
13
Тайная комната находилась рядом с вместилищем железа. Ловить ключ, восседая на метле, не пришлось – было не заперто, так как ни одна душа за здорово живешь туда бы и так не сунулась. Даже вездесущая Иванна, швабра которой побывала во всех уголках необъятного офиса, опасалась соваться в темное царство.
– Да пребудет с тобой сила, юный подаван, – напутствовала я Вовыча и радушно распахнула дверь в архив, свет включился автоматически.
– Может не надо? – попытался сдать назад парень, но судьба в моем лице была непреклонна.
– Вов, – уже не дурачась, сказала я, – я правда не могу, там паутина, а ты меня знаешь, влезу – буду орать дурниной и метаться по офису с бессмысленным взглядом.
– Ладно. Что искать? – сдался он и взглядом трехсотого спартанца вперился в густо стоящие ребрами к нам стеллажи, серые и пушистые от вековой пыли.
– Надо найти проект за пятый год.
– Нашей эры или еще до?
– Остряк, ржунимогу. Там на полках таблички с годом есть. Нужно за ноябрь. Тащи все, что найдешь, потом сама разберу.
Я осталась на пороге, а Вовыч исчез из поля зрения. Слышно было, как он чихает и чертыхается. Расстояния между конструкциями из перфорированного железа было как раз на ширину его плеч, а они у Вовыча не сказать, чтоб сильно широкие. Среднестатистические такие плечи. Все прочее вполне себе рельефное и подтянутое, соразмерно его 180 см. Я помнится, как раз на рельеф вида сзади и повелась сначала. Глаза у Вовыча серые, с желтоватыми прожилками и жесткие русые волосы ежиком.
– Рин, я их нашел.
– Хватай и тащи, пока не задохнулся в этой пылище.
– Не могу. Я, кажется, застрял.
– Это все потому, что кто-то слишком много… Ты серьезно или шутка такая, чтоб я тебя вызволять полезла? – Я сунула голову внутрь рассадника антисанитарии и попыталась на слух определить местонахождение своего палладина.
– Не шутка. Я зацепился за что-то, а стеллаж на соплях, и если я дернусь, и все рухнет, то придется МЧС вызывать, голыми руками меня отсюда не откопают. Так что собери фобии в кулак и давай сюда. Нет тут паутины, пыль одна.
Я вспомнила, что я – русская женщина, которая и коня, и избу, и полвагона картошки, если придется. Не к месту всплыло из глубин еще о товарищах, но погибать не хотелось, а выручать придется, он же за моей надобностью туда полез.
Стеллаж с 2001 по искомый 2005 год от Рождества Христова жался к стенке и был в череде братьев крайним, или первым, если по времени считать. Вовыч обнаружился почти в самом углу с тремя папками в руках, пришпиленный за свой крупной вязки свитер к соседнему стеллажу, как брелок к рюкзаку, за такое место, что рукой самостоятельно не дотянуться. Оттопыренный локоть парня упирался в 2001/2005 и, судя по шаткости конструкции, только на этом локте и держался. Видимо, вынутые с полки папки, что-то нарушили в вековом равновесии стеллажа, и он сдался, бросив родную стену.
– Вовыч, ты только держись! – надрывно прошептала я, взяла древние документы из его рук, быстро отнесла папки к порогу и вернулась.
– Дошутишься ты когда-нибудь, Стержинская, чесслово. – Парень поддерживал кренящуюся конструкцию левой рукой, а правой пытался сорваться с крючка, но выходило плохо.
Я пробралась к нему бочком, поднырнула под руку и, изобразив страстные объятия, занялась процессом освобождения.
– Вовыч…
– Ммм? – невнятно и со странной интонацией, которой я никогда в его исполнении не слышала, отозвался парень.
– Тебе твой свитер очень сильно дорог?
– Нууу, – протянул он, снова игнорируя членораздельную речь.
– Я просто не вижу другого выхода, как этот гордиев узел разорвать к чертовой бабушке, иначе мы тут надолго. Рвать?
– Хыо… хорошо, – выдохнул он, я пристроилась поудобнее и почувствовала, что Вовычу действительно сейчас станет хорошо. Ведь то, что упиралось мне чуть пониже живота, было совсем не пряжкой ремня. Я замерла, подняла голову и встретилась взглядом с серыми глазами в поволоке желания.
– Вовыч, – серьезно и строго произнесла я, но голос предательски дал петуха. – Ты маньяк.
– Сексуальный? – хрипловато поинтересовался он, пожирая меня взглядом.
Я судорожно сглотнула, но деваться между стеллажами было некуда, а пытаться отползти в сторону бочком чревато. Оглушительно лопнула старая лампочка, я взвизгнула, инстинктивно прижимаясь к парню. На нас обрушилась тьма, зловеще проскрежетал, наклоняясь, стеллаж и уронив папки с верхних полок, замер. Через два удара сердца и один долгий взгляд Вовыч смял мои губы поцелуем. А через минуту меня прижали в простенок между стеллажами, юбка покинула отведенное приличиями положение, задравшись вверх не без помощи этого маньяка, руки которого азартно сжали то, откуда ноги растут, и потащили белье в низ. Я рванула Вовкин ремень, и мы сделали это. Среди летающих в воздухе серых хлопьев и тонны старых бумаг.
Спустя полчаса, мы, косясь друг на друга с подозрением, как два шпиона, работающих на недружественные государства, отряхивались от пыли на пороге архива. Меня слегка потряхивало от впечатлений и случайной любви, Вовыч тоже был чуток не в себе, а еще его немножко совесть мучила за внезапный разврат с коллегой, он ведь с Ленусиком.
– Ничего не было, – сказал он.
– Точно, – отозвалась я, собирая папки с пола.
– Можешь и дальше спать на моем диване, но в архив я с тобой больше не пойду.
Мы пожали друг другу руки и разбежались по кабинетам лечить душевные раны.
14
Сейчас.
Я проснулась от тишины. Впервые за все время пребывания в дурацкой сказке меня не тормошили, не вытаскивали насильно из постели и не тыкали веером. Я даже засомневалась, там ли я, где была, или еще где. Но монструозная кровать была моя, диваны с канделябрами тоже. Тяжелые ночные шторы были раздвинуты, и в спальню сочился призрачный голубоватый свет. Заинтригованная, я выпуталась из одеялка, в которое умоталась аки гусеница, и осторожненько выглянула наружу. Мать честная! Вот это да! Все обозримое из моего окна пространство было завалено белым, пушистым и искрящимся. Сверкали облитые серебром деревья, кусты превратились в таинственные сугробики, лавочки укрылись белоснежными пледами, румяные парковые служители чистили от снега многочисленные дорожки. Я умиленно наблюдала за прекрасным – как другие работают – когда мозг выкинул фортель.
«А вот скажите, принц, – отчетливо произнесли у меня в голове моим же загадочно журчащим голосом, – отчего в Казскии снега нет?»
И следом вспышками: обжигающие зеленые глаза, сумасшедший поцелуй, труселя в рюшики и «спи», сказанное низким голосом с такими модуляциями, что от одного воспоминания волоски на руках дыбом встали. А рядом гарцевали бронзовые кони, а королева приказывала красить розы красной краской. Приснится же такое!
Однако время шло, а моей персоной никто и не думал интересоваться. Я забеспокоилась. В перерыве между метаниями по комнатам и заламыванием рук, совершила омовение в своей русалочьей ванной комнате, кое-как расчесала кудри и натянула платье прямо на сорочку, оставив корсеты-фижмы-кринолины более сведущим в этих пыточных конструкциях служанкам. Вот объявятся, тогда и…
В дверь поскреблись. Я выглянула в гостиную и прислушалась. Шкряб повторился. Открыла.
– Здравствуйте, доктор! Вы микстурку предложить или смерть констатировать?
Эскулап булькнул, выпучил глазки и на всякий случай отгородился от меня саквояжиком.
– Вы проходите, а то жметесь на пороге, как не родной.
Доктор судорожно дернул кадыком и вошел. Мужественный человек, уважаю. Я с утра еще и не так встретить могу, особенно после… В голове что-то подозрительно загудело, я забыла последнее, о чем думала и воззрилась на лекаря.
– Какими судьбами, милейший?
– Его высочество ваш благословенный жених, – загудел лекарь, – велел справиться о вашем здоровье после вчерашнего гм… инцидента. Вас не беспокоили, чтобы дать время прийти в себя, но уже полдень и его высочество волнуется.
– А, простите, что вчера было? – уточнила я на всякий случай.
– Так, ваша светлость изволили в фанты играть, а маркиза ван Лав пошутила неудачно, – залебезил доктор, отчаянно кося мимо моего не стянутого корсетом декольте.
– Вот народ! – непритворно изумилась я. – Уже разнесли по городам и весям.
Слава, конечно, вещь хорошая, но уж больно повод сомнительный.
– Послушайте, доктор, а почему так тихо?
– Так, ваша светлость, прислуга из приходящих добраться не могут, дворцовые в храм набились, про господ не знаю, но никто почти не выходил.
– Да что случилось?!
– Так, снег же!
– И?
Вот здесь доктор глянул на меня с профессиональным прищуром и подозрением. Я насторожилась, чуя подвох, но он продолжил:
– Так, боятся, в Казскии уже больше ста лет снега не было. Тогда короля, дедушку вашего благословенного жениха, убили, до того, как он преемника назвал и ключ от королевства передал. Граница без хранителя разрушилась, зима пришла, а с нею, – лекарь поежился, как от холодного сквозняка, – твари из Ничто. Канцлер с утра с отрядом к границе выехал. Вот все и ждут.
Все страньше и страньше, подумалось мне. Доктор переминался с ноги на ногу, сжимая ручку саквояжа. Чтоб утешить такой полезный источник информации, я попросила смешать мне что-нибудь бодрящее.
– Простите, доктор, а как ваше имя, а то уже в который раз вы меня выручаете, а я так невежливо…
– Альк ир Прим, ваша светлость, – представился он и подал стаканчик с чем-то зелененьким и ощутимо попахивающим мандаринами.
Я снизошла и употребила. Вкус напоминал фанту, а эффект… Сразу захотелось посадить дерево, построить дом, вымыть окна и вырыть траншею отсюда и до заката. Поймав мой горящий нездоровым энтузиазмом взгляд, Альк поспешил ретироваться.
Я совершила круг почета по покоям и снова вернулась в гостиную. Нашла шнурок вызова прислуги, издергала его по всякому, но никто не торопился являться. А мне до зуда хотелось что-то делать! И я пошла на поиски живых. К тому же желудок непрозрачно намекал, что можно было бы и подкрепиться.
Я брела по коридору, бесшумно ступая по ковру и в полголоса, подражая маленьким девочкам из хорор-фильмов, напевала:
– Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…
Гуляло эхо, со стен смотрели картины в массивных рамах, сквозняк легонько шевелил огоньки свечей отбрасывая на стены причудливые серые тени.
– Тарам-парам, парам-тарам… – неспешно и заунывно продолжала я свою подрывную деятельность, желудок время от времени отзывался зловещим урчанием.
Что-то пискнуло, громыхнуло, плюхнуло, раскатилось и, шелестя, шмякнулось. Я притормозила и обернулась. В коридоре в глубоком обмороке валялась одна из моих горничных, рядом печально возлежал поднос с несостоявшимся перекусом, тоже, надо полагать, моим. Мы с желудком синхронно издали разочарованное «ууууу» и задались логичным вопросом, откуда данная девица в коридор просочилась, если мы мимо нее не ходили?
– Элементарно, Ватсон! – воскликнула я, отыскав за панелькой, прикидывающейся частью стены, очередной тайный ход, в котором пахло едой. Вот она, изнанка дворцовой жизни!
Кухня обнаружилась в самом конце коридора. Место, где рождалась дворцовая еда, ужасало до содрогания и одновременно восхищало размерами, количеством занятых на производстве, гвалтом, лязгом, стуком, шкворчанием, бульканием и, конечно же, запахами. Подстегнутый дивным средством Алька организм, измаявшись от безделья, возжелал включиться в работу, но меня вовремя отловили и обезвредили, всучив тарелку с едой и огромную чашку чая. Судя по сноровке, я такая голодная была здесь не первой. Помимо еды мне выдали ценные указания, выразившиеся в неопределенном взмахе полной руки и вербальном посыле: «От тамочки сядьте, бырышня».
«Тамочки» оказалось помещением в стиле сельская столовка с четырьмя вместительными деревянными столами, круглыми трехногими табуретиками с вырезанными по центру сиденья трогательными сердечками. Я слегка подзависла, соображая, это какой-то функциональный элемент или все-таки декоративный? В широкое окно с короткими занавесками виднелся какой-то хозяйственный двор. Не хватало батарей под подоконником, жизнеутверждающих лозунгов по стенам и алюминиевых ложек с вилками. Вот, кстати, вилку-то мне и не выдали.
15
– Княжна дон Стерж! – позвали меня из уголка, в коем при ближайшем рассмотрении, обнаружилась презанятная компания.
Во-первых, там была брюнеточка, памятная мне по чаепитию у королевы, и еще одна девица, голубоглазая эффектная шатенка, из кружка маркизы ван Лав. Во-вторых – юноша бледный со взором горящим, которым он куколку окидывал. И, в-третьих, неожиданно, фрекен Бок. С юношей я, вроде, танцевала на балу, как звать не помнила, девицы тоже не назывались. Я, не чинясь, присела на свободный табурет, опередив кинувшегося с любезностями кудрявого, как барашек, дворянчика.
– Ваша светлость, – змеей зашипела ван Жен, опустив приветственные речи, – вы одеты недопустимо вольно!
– Как смогла, так и оделась. Я, может, все утро трепетно ждала вашего появления, а вы, моя временная фрейлина, изволили увиливать от обязанностей.
Брюнеточка хихикнула. Она тоже была «налегке», но целомудренно прикрыла отсутствие корсета ажурной серой шалью, отчего сейчас походила на большую моль, внезапно сменившую гастрономические пристрастия.
– Баронесса Молин дон Шер, – представилась она, и теперь захотелось хихикать мне. Что ж у них тут у всех имена такие говорящие!
– Маркиза Лелли дон Блу, – не осталась в стороне куколка.
– Пушше ван Кин, – представился юноша, привстал, встряхнул кудрями и поклонился, – придворный поэт.
– Если церемонии окончены, можно я уже приступлю к трапезе? – вопросила я общество, ловко соорудила из лежащего на тарелке ломтя хлеба, мяса, сыра и нарезанных овощей внушительный бутерброд и едва ли не с урчанием впилась в него. Это было так вкусно! Свежий гречишный хлебушек с хрустящей корочкой, ароматный, пахнущий розмарином и душистым перцем балычок, свежий салат, огурчики и нежнейший домашний сыр. Я жевала и наслаждалась, потягивала остывший до идеальной температуры чай из кружки, общество завороженно следило за процессом.
Только теперь я заметила, что еда у всей честной компании на тарелках не тронута. Приехали! Люди забыли, что можно кушать руками? Первым нашелся ван Кин, старательно воспроизведя мои действия, он с гордостью откусил от кривоватого бутерброда. Дамы помялись для порядка и принялись повторять, манерно оттопыривая мизинчики. Голод не тетка.
– Занятные у вас в княжестве Мезерер, традиции, – проговорила мадам ван Жен.
– Это не традиции, а инстинкты и здравый смысл, – ответила я. – А вы сюда кушать пришли или так, слухи собирать?
Моль с куколкой переглянулись, и я поняла – второе будет вернее. Молин тем временем выразительно поиграла глазами, намекая, что не прочь свести более тесное знакомство.
– А вы знаете, Мари-Энн, что ее величество отказала маркизе ван Лав от двора? – проговорила она.
Я приподняла бровь.
– Зря Карамель над вами так подшутила, – добавила дон Блу. – Крайне непристойно.
– Ну почему же, – отозвалась я, настороженно прислушиваясь к трепыхнувшемуся сердцу, – было весьма… познавательно!
Колина ван Жен поджала губы, а подружки захихикали. Все, теперь у меня есть свой собственный источник сплетен.
Тем временем во дворе стало оживленно, а часть народа из кухни ломанулась к дверям. Благородное общество тоже поддалось низменному стадному инстинкту и приклеилось к окну, мне, разомлевшей от сытной еды и потому среагировавшей позже всех, пришлось довольствоваться оттопыренными задиками. На бархатных штанах ван Кина фривольно проступал отпечаток сердечка с табуретки.
– Что показывают? – поинтересовалась я.
На меня зашипели, будто я захрупала попкорном в разгар напряженной сцены в кино. Пожав княжескими плечиками, нагло экспроприировала брошенную молькой шаль и двинулась на воздух.
А хорошо! Свежо и бодро! Не защищенные пятком нижних юбок ноги покрылись пупырышками размером с горох. Размышляя о легинсах в начесе, я пристроилась рядом пышной кухаркой, одарившей меня куском хлеба, и наблюдала, как через двор к соседнему с кухонным крыльцу уверенной упругой походкой движется канцлер дор Лий. Темно-зеленый плащ, подбитый коротким черным мехом, зловеще развевается, уши и подбородок побелели от холода, глаза горят, на щеках легкий румянец – просто чудо, как хорош! Поймала себя на том, что стою в толпе восторженных дам всех возможных возрастов и комплекций с таким же придурковатым выражением умиления на лице. Мысленно отвесила себе профилактического леща, скривилась и тут на меня посмотрели. Инстинктивно юркнула за широкую мясистую кухаркину спину, но Толик уже взял след и целеустремленно порысил в моем направлении.
Кухонная челядь бодренько втянулась обратно в помещение, оставив меня на растерзание вредному советнику.
«Будешь орать, еще и рот завяжу», – вдруг вспомнилось мне сказанное в полутьме хрипловатым голосом, а визуальный ряд дополнился Венианом в латах и пушистых розовых тапочках. В голове снова что-то загудело, кувыркнулось, и оказалось, что мерзкий Толик уже отбуксировал меня к другому крылечку и почти в дверь пропихнул.
– Что за карусель у меня в голове! Опять твои чудеса на виражах!
– Пить меньше надо! – отозвалось это высокопоставленное хамло, подхватило меня под руку, прогарцевало через небольшой зал, свернуло в коридор и впихнуло меня в… кабинет. Дверь грохнула, я подпрыгнула и обернулась. Анатоль стоял, скрестив руки на груди с таким грозным и суровым видом, что не по себе стало.
«Я ужас, летящий на крыльях ночи!» – сходу выдало подсознание. Я ни при чем, это все от стресса. Просто, когда мне чуточку страшненько, меня всегда на «ха-ха» пробивает, и дурь всякая в голову лезет. И нет, не смешно мне ни капельки, а то, что рот до ушей разъезжается, так паника явление стихийное и контролю разума поддается слабо.
Анатоль продолжал буравить меня взглядом, я тихо истерила. Еще минута и начну громко. Канцлер отмер, обошел меня по дуге, как буйно помешанную, от которой не пойми чего ждать, по пути сбросил верхнюю одежку на кресло и снова примерз, только теперь у окна, свет выгодно обрисовывал силуэт, оставляя странно изменившееся лицо в тени. А, нет, показалось.
– Как ты это сделала?
– Что именно? – решила уточнить я, поскольку сегодня еще ничем особенным отличиться не успела, кроме как горничную в обморок уложить и научить придворных дам бутеры делать.
Сплетенные кренделем руки развернулись, и одна из них патетически указала на заснеженный двор за окном.
– Принц, вы так затейливо шутите, что я никак не пойму, в чем соль?
– Могу еще перца сыпануть для бодрости и стимуляции мыслительного процесса! – в низких обертонах канцлера послышалось угрожающее горловое рычание, напомнившее мое детское приключение с чужой дворовой псиной, от которой я в панике спасалась на ржавой горке, и утробно рокочущий харлей одновременно.
– Это не я, честно, – тихонечко отмазывалась я, пятясь к двери. – Не была, не состояла, не привлекалась. Что было, что будет, чем сердце… Прости-прости, просто страшно очень.
Анатоль приближался, дверная ручка выскальзывала из-под руки… В дверь загрохотали. Я юркнула в сторону, а в кабинет просунулась лысая как колено голова с встопорщенными усами и поинтересовалась:
– Обед суда подавать, ваша милость? Или в залу пройти изволите?
Было бы глупо не воспользоваться шансом, и я рванула на выход. Серая накидка Молин, осталась в руке пытавшегося воспрепятствовать моему побегу мужчины. Туфли уже есть, теперь вот шалька, так, гляди, гардероб и соберет.
16
Я пришла в себя, когда, запыхавшаяся от бега, стояла в своей гостиной, удивляясь, каким чудом я нашла дорогу. Вот что страх животворящий делает! Если без шуток, то Анатоль здорово меня напугал. И выходило, что зимние красоты не его рук дело, а сам он два в одно не свяжет, что этому причиной. Но это были еще не все чудеса на сегодня.
Как из княжеской из спальни… С ногами у Вениана было все в порядке, не смотря на любовь к конному спорту, а вот с глазами что-то не то. Не подумайте ничего лишнего, комплект был полный, вот только один глаз живописно обрамлялся лиловым, что в сочетании с длинной золотистой челкой, делало принца похожим на обиженного бассета, решившего спрятаться от жестокого мира в хозяйской спальне. Бедняжку сразу же захотелось обнять, погладить по шелковистой шерстке, потрепать за ушки…
«Песик» радостно включился в процесс поглаживания, бодро перехватив инициативу, и принялся пылко осыпать мою шею поцелуями, а уши комплиментами. Обнаружив себя на диванчике на коленях Вениана, я пресекла развитие сюжета, скомандовав «фу» и «место» исключительно себе и мысленно.
– А как так оказалось, что вы здесь оказались, ваше высочество? – поинтересовалась я, отсев от жениха на более приличное расстояние.
– Соскучился, – загадочно блестя голубым глазом из фиолетовых глубин ответил принц.
– А вот эта вот нательная роспись в честь чего?
Вениан глаза ресницами прикрыл и в сторонку глянул, как прописная кокетка. А ресницы длинные, темно-графитовые, и брови такого же цвета вразлет, одна чуть выше другой к виску приподнята.
– Неудачно поспарринговал. Мечтал о вас, моя прелесть, отвлекся, срочно нужен целительный поцелуй. – Вениан сократил расстояние и уже рисовал пальцем в вырезе платья затейливые фигуры.
Там где его рука касалась кожи оставались невидимые, но ощутимые приятно обжигающие завитки и точки, они впитывались под кожу, будоражили, в голове сделалось легко и пусто, как от шампанского. Сапфировые глаза принца словно подсвечивались изнутри фейерверком и так и манили присмотреться поближе… Горячие губы коснулись враз пересохших моих… Фонарь под полуприкрытым глазом наследника выцветал и таял.
– Волшебствовать умеете? – полюбопытствовала я, увлекшись процессом самоизлечения, и даже пальцем потыкала в уже почти исчезнувший знак воинской доблести.
Искорки в Венькиных глазах притухли и разгорелись снова, он поймал мою руку, коснулся губами запястья, провел пальцами по ладошке, взмахнул кистью, словно стряхивая воду, и на моей руке оказался тугой розовый бутон, свитый из среребристо-голубых язычков огня.
– Как красиво! – восхищенно выдохнула я и дотронулась до бутона, цветок рассыпался искрами, точно такими же, как те, что, затухая, прятались в синей глубине глаз принца.
– Все для вас, моя звездочка. Вас ждет подарок.
– Где? – оживилась я.
Как известно всякой уважающей себя женщине, подарков много не бывает, а у меня в последнее время так и вообще никаких не было, одни расстройства. Требую моральную компенсацию. И подарков!
– В спальне, моя искорка, – заулыбался принц и предложил проводить, чтобы вместе посмотреть.
Я вначале посопротивлялась, недолго, в конце концов, что он мне может такого показать, чего я не видела? Однако, удивил. В спальне на постели лежала пушистая и мягкая, как котеночек, белоснежная шубка, а к ней сапожки, и шапочка, и муфта. Я тут ее же схватила и принялась упоенно тискать, чувствуя себя Гердой, которую одарили перед путешествием на крайний север. Лучезарный не разочаровал.
– На завтра запланирована зимняя прогулка, а я не хочу, чтобы вы простудились.
– Опять на лошадь лезть? – приуныла я.
– Ну, зачем же, – утешил меня принц, заправляя мне прядку за ухо, и как бы невзначай касаясь груди. – Есть несколько чудных экипажей, теплых и уютных. Прогуляемся к Серебряному озеру, поучаствуем в зимних забавах, – продолжал ворковать принц, накручивая на палец мой локон, как будто вовсе не на санки и коньки намекал, и снова глаза зажег.
В гостиной раздались тяжелые уверенные шаги. И вот знаете, я даже не удивляюсь уже. Если у меня хорошее настроение – явится зеленоглазое хамло, и все испортит!
– Ваше высочество, – холодно позвал он, не став, однако, заходить в спальню. Воспитанный, паразит.
Мы вышли сами. Сначала Вениан, затем я, пылая щеками и поправляя одежду, что не укрылось от глаз канцлера. Облив меня презрением, он вышел вслед за братцем. Ну, хоть промолчал.
А что, собственно, не так! Я металась из угла в угол, щеки горели, на сей раз от обиды и злости. Привел меня сюда, свадьбу с принцем организовал и прочие полцарства в придачу, а теперь ведет себя так, будто я сама напросилась исключительно ради блуда, выпивки, и чтобы его ненаследное высочество бесить и в дурацкое положение ставить. И где эти лентяйки, мои горничные, шляются весь день! У них княжна не одета и не причесана, вечер скоро, вдруг бал, а я без туалета!
С удвоенной силой дернула шнурок для вызова прислуги, что-то крякнуло, хрустнуло, глаза и макушку припорошило пылью и побелкой, а витой шнур с кисточкой на конце уныло повис в моей руке. Вот пойду и сделаю что-нибудь этакое, сознание, например, потеряю, чтоб все испугались и пожалели, что меня не любили. Потом очнусь – и дома, а не вот это вот все! А шнурок в постели спрячу и буду им от врагов отмахиваться, когда будить придут. Решительно направилась в спальню. Задумалась, куда бы его незаметно пристроить. Выходило, что только на перекладину, держащую балдахин над кроватью. Ну и прекрасно!
Я стояла на краю мега-койки и пыхтела, привязывая оборванный измочаленный хвост к резному деревянному бруску. Шелковый шнур норовил выскользнуть и узлом вязаться не желал. Мышка плакала, кололась, но продолжала грызть кактус…
– Помочь? – ехидно раздалось у входа в спальню.
