Текст книги "Желай осторожно (СИ)"

Автор книги: Мара Вересень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

17

– Помочь? – ехидно раздалось у входа в спальню.

Я обернулась, потеряла равновесие, замахала руками, пытаясь ухватиться за воздух, но поймала только шнур. Недозавязанный узел меня не удержал. С шелестом развернувшись, он плеткой стегнул меня по глазам, покрывало под ногами поехало, и я рухнула, смачно приложившись копчиком об пол и затылком о столбик кровати и затихла. Было так больно и обидно, что в первые несколько минут я даже вдохнуть не могла. Анатоль слегка сбледнул и бросился меня реанимировать. Но к тому моменту, как он добежал, я уже достаточно пришла в себя, чтобы начать подавать признаки жизни и издавать звуки. Пока нечленораздельные, но смысла вполне себе определенного.

Мужчина подхватил меня на руки в лучших традициях спасателей-энтузиастов, у которых опыта мало, зато дури молодецкой на отряд, и едва не снес моими ногами тот самый столбик, о который я головой тюкнулась.

– А-а-а-анатоль, мамин сын! – взвыла я. – Положи, где взял, целее буду!

Руки разжались, и я плюхнулась на постель. Почему-то лицом вниз. Матрас примялся. Рядом сел? Вертеться было больно, и я не стала. Нет, ну надо такой счастливой быть, что второй раз тем же местом голову ушибить! Стоп… второй раз? А когда первый был? В голове что-то крутнулось, зазвенело и сделалось пусто.

Так, о чем это я? Ах, да, мне больно!

Я кашлянула для порядка и издала страдальческий стон. Трудно сказать, каким был произведенный эффект, но рука канцлера, осторожно ощупывающего мой затылок, дернулась, и больно стало еще сильнее. Почему-то в копчике. Попыталась устроиться поудобнее, но стало только хуже.

– Помолчи и не ерзай, я посмотрю твою голову.

– К черту голову, я себе задницу сломала!

– Да, действительно, зачем тебе голова…

– Пошути еще… Довел до ручки еще и шутит.

– Лежи спокойно, хочу кое-что попробовать.

– А может не надо, – трусливо проблеяла я и попыталась отползти, но одна рука Анатоля впечатала мое лицо в покрывало, а второй он меня придавил, чтоб не дергалась.

Голову сжало, боль собралась в пульсирующий комок и пропала. Ой, нет, не пропала. Горячая, как утюг, рука медленно опускалась по моему позвоночнику вниз, к отбитому копчику, а комок полз следом за ней, и больно мне уже не было, а как раз совсем наоборот.

– А… Анатоль… – выдохнула я.

Рука замерла.

– Больно?

– Не-е-ет, продолжай… – меня уже не держали, к одной руке присоединилась вторая, и они обе по-хозяйски облапили талию… Ну, чуть пониже. Судя по тому, как прогнулась кровать, канцлер сменил позицию и теперь был не сбоку, а сзади, нависая надо мной. Большие пальцы нашли мой копчик и принялись массировать. От рук мужчины расходилось тепло, окутывая меня сладкой истомой. Я не сдержалась и застонала.

– Тебе плохо? – спросил это невозможный тип совершенно спокойным голосом.

– Да, – сказала я, вывернулась из его рук и отползла подальше, благо размеры кровати позволяли. – Первую помощь оказал? Спасибо, на выход!

И рукой показала, куда, чтоб маршрутизатор не сбился.

– Эй, ты чего? – Анатоль встал с постели и примирительно руки поднял.

– Я чего!? Ну, ты и с… советник! – я вскочила, забыв в запале про ушибленную ногу, охнула, доковыляла до кресла, расправила плечи, подбородок подняла и высокомерно этак заявила: – Извольте покинуть помещение, канцлер.

– К принцу крови, – в тон мне ответил Анатоль, – следует обращаться «ваше высочество».

Я не выдержала и запустила в гадкого Толика подушкой, тот, конечно же, увернулся и отвесил изящный поклон, сверкая глазами.

– Я тебя как человека прошу, верни меня обратно!

– А я не человек.

– Точно, такую скотину еще поискать…

– Не угадала. Но в чем-то ты права – таких, как я, больше нет.

– Далась тебе эта угадайка! Какая разница?

– Мне – никакой, только пока условия не выполнены, ничего не получится.

– Какие еще условия? – возмутилась я.

– Замуж за принца, долго и счастливо, все дела. Угадаешь, кто я – верну обратно. Нет – смотри пункт первый.

Я замолчала и опустилась в кресло.

– Дошло? – осведомился канцлер и пристроился на подлокотнике.

– Что ты делал в том баре?

– Выпить пришел, – ответил мужчина, глядя куда-то поверх моей головы, и я поняла – врет, собака страшная.

– Проваливайте, ваше высочество, – обиделась я.

– Как пожелает светлейшая княжна, – холодно ответил он, поклонился, прошагал к выходу и рывком распахнул дверь.

Собиравшаяся войти горничная с подносом в руках совсем не ожидала препятствия в виде хмурого советника дор Лий. Поднос кувыркнулся, Анатоль выругался и, брезгливо отряхнув полу залитого чаем черного камзола, скрылся в коридоре. Штош… раз судьбе угодно устроить мне сегодня разгрузочный день – так тому и быть.

18

Вообразите себе степень изумления, когда спустя некоторое время мой непокой был решительно нарушен домомучительницей. Свита в полном составе была при ней. А также мускулистый таскатель баулов и зеркал. Вот работа у парня!

– И что за невероятное событие предстоит? – мрачно осведомилась я, отбиваясь от цепких лапок куафера, который сегодня был в костюмчике цвета вареной креветки.

Этот зверевоподобный скорбно вздыхал над моими волосами, выхватывая то один, то другой локон, трогательно сюсюкая с каждым.

– Батюшка ваш, Айгер дон Стерж, князь Мезерера, изволили прибыть, – ответствовала мадам Колин ван Жен и подала сигнал своей банде. – Приступайте.

Ошеломленная новостью, я беспечно пустила процесс созидания прекрасного на самотек и в итоге минут пять потрясенно хлопала глазами на вздымающийся из моей головы ворох розовых перьев. Платье из тяжелой парчи цвета пыльной розы, похоже, изначально шили на скелет, поэтому корсет на мне затянули так, что я не только есть в него не смогу, я и дышу то через раз. Зато появился реальный шанс откосить обмороком от мероприятия, ну, или слиться побыстрее. Желательно до фуршета, потому что, как уже говорила, есть некуда, а смотреть будет мучительно больно. Пост продолжается…

– Дивно! Дивно! – щебетал креведко, всплескивал лапочками и лучился восхищением.

Что надо принять, чтоб так восторгаться миром? Дайте два! Или вот бы еще того зелененького энергетика, что мне утром добрый доктор прописал. А то еще плясать придется, а я в печали.

Его высочество явились проводить меня лично. Ван Жен поджимала губы на столь вольное посещение мужчинами девичьих покоев, но Вениан был принц и, к тому же, жених.

– Мой цветочек, вы восхитительны, – пропел Лучезарный, затянутый в винного цвета костюм, как лошадка в новое седло, и ручку поцеловал, фиксируясь взглядом на декольте. – Прошу.

И повел меня в люди.

От принца пахло вишней и чем-то древесным, а еще он от чего-то был весьма собой доволен. Взирал с высоты своего роста взглядом покровительственным и загадочно улыбался. Я насторожилась.

– А князь когда приехал? – поинтересовалась я.

– Несколько часов назад. Разве мадам Колин вам не сообщила?

– Подгнило что-то в датском королевстве…

– Что?

– Думаю, вот, может мне фрейлину сменить? Есть ведь и другие достойные дамы…

– Только пожелайте, моя маргаритка, – ослепительно улыбнулся принц, принял величественную позу, и дверь в бальную залу распахнулась.

– Его высочество наследный принц Вениан дор Минт Лучезарный и его благословенная невеста светлейшая княжна Мари-Энн дон Стерж.

В ухе засвербело от громогласного представления, а я с любопытством завертела головой, пытаясь угадать, который из мужчин среднего возраста мой папенька.

То, что я Игоревна по паспорту еще не означает, что конкретный Игорь имелся в наличии на момент моего рождения и в процессе взросления. Не было никаких Игорей в маминых мужьях и мужчинах. Игорем звали моего деда. А мама, да, позор семьи, ибо родила до брака не пойми от кого. За что долго подвергалась остракизму со стороны родни, в основном бабулиной. Дед был за нас. А я по малолетству тащилась от жэковского водопроводчика Саныча и при любом случае сватала за него маму, так меня восхищали его усищи плавно переходящие в бакенбарды, густые, каштаново-рыжие, как у помещика.

Вот как у того темноволосого представительного господина с седыми висками и внушительной золотой с каменьями блямбой поверх бордового камзола. И этот господин, опираясь на тросточку и слегка припадая на левую ногу, шел сейчас мне на встречу.

– Папенька, – проблеяла я в лучших традициях Марьи Кирилловны Троекуровой и приложилась к перстню на протянутой для поцелуя руке.

Меня скупо и формально обняли. Какие-то отголоски не моей памяти подсказывали, что так и должно быть, но я чувствовала себя обделенной. Пока па и Вениан рассыпались друг перед другом в любезностях, я залипала на бакебарды и благоговела. До легкого звона в ушах. Но в последнем могло быть виновато количество надушенного народа в замкнутом помещении и слишком тугой корсет.

Вениал клюнул носом мою руку (какие уж будоражащие поцелуи при папе) и оставил нас общаться. Я стушевалась, опустила глазки долу и ручки на подоле одна на одну сложила.

– Не утомила ли вас дорога, светлейший князь?

– Ну, будет мне тут скромницу изображать. Это вон Веньку своего можешь морочить, не меня. Тетку схоронить не успела, а уже по балам шастаешь.

– Прощения прошу, папенька, – отозвалась я, спешно сортируя все, что мне было известно о Мари-Энн и ее прибытии ко двору Казскии.

А известно было мало. Я так и не удосужилась Толика на эту тему расспросить. Правда, Вениан намекал на суд скорый и справедливый.

– А, что с тебя взять, такая же кокетка, как маменька твоя покойница. Что там приключилось-то, помнишь?

– Не помню, папенька. Сомлела я. – Боже, что я несу! – В себя уже тут пришла. Вам бы с канцлером дор Лий поговорить.

– Так говорил уже. Этот бесий сын, словес нагородил, а толком и не сказал ничего.

– Этот может, – протянула я выбиваясь из образа, спохватилась и снова изобразила послушную дочь помещика.

По торчащим из корсета лопаткам прошлось холодком. Я обернулась в надежде, что кому-то, наконец, достало ума приоткрыть окна, но это оказалось не так. На меня в упор пялился мрачный тип в наряде а-ля граф Дракула с гладкими черными волосами собранными в хвост и длинной серьгой в ухе. Стоит ровно, как будто кол проглотил, руки за спиной сцепил, губы сжаты, взгляд суровый из-под бровей так и пронзает… так и…

– Это кто? – завороженно спросила я, буквально по одному отклеивая глаза от готичного красавца.

Князь хохотнул.

– Так жених твой бывший. Слав дон Викт, воевода из Ду́брова. Или запамятовала, как письма ему писала и голубками слала, да в беседке с ним обжималась, пока няньки тебя с воем по всему дворцу искали?

Я хлопнула отвисшей челюстью. Спокойно, Маша, я Дубровский.

19

– Что ж не сложилось-то? – пробормотала я, впечатляясь насыщенной жизнью княжны.

– Так он, во хмелю сестрицу твою в уголок прижал, ты вспылила, а на следующий же день высочеству ответ на предложение руки и сердца дала. – Князь окинул меня отеческим взором из-под густых кустистых бровей. – А и хорошо же тебя, бедняжку, по головушке приложили, что забыла столько! Иное же все при тебе осталось? А то разбойники парни лихие и до женского пола большие охотники.

Я потупилась и очень сильно постаралась изобразить смущение.

– При мне, папенька, – едва слышно ответствовала я, врать, так врать, хотя, я же не знаю, как там дело было, – канцлер раньше подоспел.

– Уж этот-то да! Этот везде поспеет. Ты с ним поаккуратнее, мало ли что, – серьезно добавил князь. – Бесь, он бесь и есть. Магия, прости Светлый за скверну, она всегда по мозгам шибко ударяет.

Дон Стерж мазнул пальцами перед грудью, изобразив в воздухе что-то наподобие косого креста.

– А Слав тут что забыл? Или в Ду́брове дел нет?

Присутствие бывшего, да еще и почти тезки моего реального бывшего, хоть и отличались они друг от друга, как позитив и негатив, будило во мне зверя.

– Дня два тому примчался, в ноги упал, винился. Напросился со мной, мол, беспокоюсь о здравии и прощения просить хочу. Вот, письмецо накропал. – Князь похлопал по карманам, искомого не нашел. – А, в покоях оставил. Потом отдам.

– А что же он сам не идет?

– Гордый больно, – поджал губы дон Стерж. – Не очень-то мне он и нравился. Однако, Ду́бров у самой завесы стоит, и чуть что, они Мезереру первый заслон от ничтошных тварей. А тут еще снег этот, будь он неладен.

Я призадумалась о тварях, бесях и скверне. Мелькнул и пропал среди присутствующих одетый в очередной зловеще темный наряд ненаследный принц. Откуда-то зазвучала музыка. Вечер переставал быть томным.

– А и гарные тут девки! – вдруг загудел родитель, сделавшись похожим на большого майского жука, расправляющего подкрылки.

Удивленно оглянулась, ища глазами сарафаны и кокошники, потому что слово «девки» непосредственно с этим у меня в голове ассоциировались, но узрела вблизи лишь пышную фигуру Колин ван Жен, которую оглаживал масляный княжий взор.

– Фу на вас, папенька. Она девкой была, когда я пешком под стол ходила, – я попыталась вразумить батюшку, но его бакенбарды уже топорщились в предвкушении от знакомства. Да и на здоровье!

Лихо подкрутив ус, князь ринулся покорять Эверест. Я поймала глазами хихикающий дуэт Молин и Лелли, за которыми хвостиком волочилось юное дарование ван Кин, и подумала было к ним присоединиться, как за спиной произошло какое-то шевеление. Меня цапнули за руку и настойчиво повлекли в круг танцующих. Угадайте, кто?! Слав Дракула остался ни с чем, и ему осталось только бессильно зубами скрежетать. Нет, серьезно, я прямо услышала!

– Канцлер, что вы себе позволяете! – едва отдышавшись от первого круга возмутилась я. – А как же эксклюзивный третий танец? А потом, чуть скандал, опять я виновата?

– Мой наследный братец не торопился свое право на первые два реализовывать, так что считай, что мы просто подсократили твою обязательную программу. К тому же я спас тебя от общения с дон Виктом. Можешь не благодарить, но должна будешь.

– Здрасьте пожалуйста, я ему еще и должна! – пыхтела я. – Что должна хоть?

– Выходи за Вениана и не выпендривайся. И будет тебе любовь и счастье до гробовой доски.

Меня закружили и прижали к себе. Воздуха, которого и так не хватало, не стало вовсе. Я хапнула ртом, как рыбка на берегу, но Анатоль уже держал дистанцию.

– С доской пока что повременим, – сказала я. – А что тебе с моего замужества? То угадай, домой верну, то иди замуж и сиди тихо?

– Не угадаешь же все равно, так что…

– У меня до свадьбы еще время есть. Тут вот папенька тебя бесем обозвал. Бесь?

– Опять ваши местечковые словесные экзерсисы, княжна.

– Издеваешься?

– Да, – не стал отпираться тот. – А Слава избегай. И помни, что ты мне должна.

Очередной головокружительный вираж, короткий поцелуй на руке, от которого по коже табуном прошлись мурашки, и канцлер меня оставил.

– Надо поговорить, – успела бросить я.

– Не здесь, – покосившись из-за спины и осияв меня изумрудным глазом в обрамлении черных ресниц, ответил он и растворился в толпе.

– Вот же… бесь!

– Светлейшая княжна, – раздалось рядом и повеяло холодком и жутью, как от старого кладбища.

Черт, попалась.

– Воевода, – вежливая холодная улыбка и высокомерный кивок. – Чем обязана?

– Позвольте пригласить…

– Не позволяю. – Хоть этот конкретный Слав мне ничего не сделал, но женская солидарность уже играла в крови. А еще с кем! С сестрой! Надеюсь, не с родной. А сколько вообще у княжны родственников? А то, как начнут визиты наносить…

– Я понимаю, я вас оскорбил…

– Оскорбили.

– Нет, стойте, прошу, просто поговорить. Вот, хоть на балконе. – Его глаза странно мигнули… и я… согласилась…

Свежий морозный воздух слегка привел в чувство. Я стояла у перил. На плечах лежал длинный черный… кафтан? сюртук? А, неважно, главное, что он прятал мои голые плечи и спину. Отделана одежка по краю была галуном в цвет ткани с мелкими красными, как кровь камнями. Смотрелось зловеще, но стильно.

– Итак? – поинтересовалась я, немного удивляясь, что с ним вышла, но дышалось здесь куда лучше, поэтому с чистой совестью забила на просьбу Анатоля, держаться от Слава подальше.

И что такого? Ведет себя прилично, за руки не хватает, с поцелуями не лезет. А хоть бы и полез, какое канцлеру дело? Глаза непроизвольно зафиксировались на чувственных губах мужчины, которые гляделись чересчур яркими из-за контраста со светлой кожей и черными… омутами… гла…

– Княжна.

В проеме ангелом возмездия возник Анатоль. Вот не вру, мне даже на мгновение крылья померещились, не ангельские, а такие вот, как у летучих мышек. Я хихикнула. Стойте, а что это Слав так близко, и что его руки у меня на голой спине делают? И почему ноги не держат?

– Граф дон Викт, как это понимать?

– Не ваше дело, канцлер, – Слав вздернул подбородок. – Я имею полное право говорить со своей соотечественницей, тем более до недавнего времени нас связывали довольно близкие отношения.

Ой, у него что, прикус неправильный? Бабушка, бабушка, а для чего у тебя такие большие зубы? Я опять захихикала.

– Ключевое слово здесь «были», и я в курсе, какого рода отношения вы обычно заводите. Так что пока вы находитесь на территории Каззскии, это мое дело. – Такой суровый, я пищу!

– А… Анатоль? А что слу-у-училось? – язык почему-то ворочался с трудом.

– Ваш жених вас искал и ваш отец, – ответил дор Лий таким голосом, словно меня Интерпол по всему миру ищет, а я дома на диване сижу и плюшками балуюсь, просто телефон разрядился.

– А… пы-ы-ыроводите меня, пжалста, – старательно тараща глаза, чтобы не закрывались, я качнулась в сторону Анатоля.

Тот с изрядной сноровкой меня поймал, швырнул в Слава его одежкой и потащил меня… нет не обратно в зал, а дальше по балкону, по небольшой, в десяток ступенек наружной лестнице и опять по балкону.

20

К тому моменту как мы оказались в помещении, я изрядно замерзла. И если до этого у меня язык заплетался, то сейчас зубы стучали. Но, по крайней мере, странное состояние, как после дозы забористого успокоительного проходило. И потряхивало меня, кажется, не только от прогулки в декольте по морозу.

– Ды… ды… дыай мне чт-т-то-нибу-бу-будь теп-п-пленькое.

Канцлер хмыкнул, странно на меня посмотрел, потом покрутил головой по сторонам, куда-то нырнул и швырнул в меня мягкий пушистый ком. О! Так это же Молькина шалька

Было темновато. Комнату освещал только неверный лунный свет, сочившийся из высокого, в пол, арочного окна. А вообще можно назвать окном окно, если ты через него с балкона пришел? Я задумывалась, плотненько заматываясь в шаль.

– И выпить, – твердо потребовала я, внутри все меленько дрожало, и теперь было точно понятно, что холод тут не причем.

Анатоль снова пошуршал и побулькал, на сей раз в столе, и, к моему удивлению, протянул мне стакан. Запах был знакомым. Наученная горьким опытом пития в Толиковой компании я осторожно попробовала протянутое кончиком языка. Так и есть! Это оно, жуткое зелье, от которого меня развозит, как пионерку. Так это что, у него заначка в столе? А если в столе его заначка, значит и стол его и… да, бинго! Это его кабинет. Так местоположение определили, осталось определиться с намерениями.

Я наугад шагнула к темнеющему у стола пятну, которое оказалось креслом. Забралась с ногами, ну, насколько кринолин влез, и чуточку отпила. Небо обожгло, по пищеводу пронеслась лавовая река, но дрожь внутри стала отпускать, и зубы уже не клацали. Но насладиться покоем в присутствии Анатоля было чем-то на грани фантастики.

– С ума сошла! – рявкнули над ухом

Зубы клацнули о стакан, рука дрогнула, в декольте потекло.

– Ты нормальный, вообще? Так и до больнички недалеко, – я отставила уже пустой стакан и попыталась шалью избавиться от лужи.

– Говорил, не лезть к нему.

– А кто лез? Оно само подползло. – Я в отчаянии воззрилась в парчовые глубины, лужа коварно проникала дальше, источая убойный аромат ядреного спирта. – Что это вообще со мной было?

– Заморочил и надкусил.

– Что?

– Слав – морой[1]1
  Морой – вампир.


[Закрыть]. Они так питаются. Энергия, кровь и прочее. – Анатоль наклонился, его лицо было почти рядом с моим и, подсвеченное луной из окна, выглядело ничуть не лучше вампирского.

От «прочего» стало жутче всего. Я схватила канцлера за воротник.

– Толичек, миленький, верни меня обратно, мне тут страшно. Я домой хочу, к маме, к Вовычу, на работу…

– Как ты меня назвала? – канцлер выпрямился, руки соскользнули по кафтану.

– Прошу простить, ваше ненаследное высочество, – подорвалась я, края шали взметнулись, как крылья защищающей своих цыплят квочки, в груди так жгло от обиды, что подмоченное напитком платье грозило вспыхнуть. – Если я вас оскорбила, то исключительно по незнанию. Я, мать твою! Вообще! Ни хрена! Не знаю!

За окном взвыло. Яростно ударил ветер, залепив стекло снегом. Стало темно и тихо.

– Успокоилась?

Я было открыла рот, но накатившее раздражение уже схлынуло. В руке Анатоля затеплился огонек. Он отделился от его пальцев, подплыл к многорогому канделябру и оставил каждой свечке по своей маленькой желтоватой копии. Я почувствовала себя середнячком в классе с профильной физикой.

– Тут все так могут?

– Кто все?

– Ты, принц, Слав вот…

– Не все, но многие. Это не афишируют. Неприлично. Особенно среди дворян. А Вениан тебе, выходит, уже все показал? – Анатоль сидел на стуле у двери, туда свет не дотягивался и возникало ощущение, что со мной низким бархатистым голосом говорит тьма.

– Нет. Дальше поцелуев дело не зашло, – ляпнул мой дурной язык, и разрушил волшебство. – Цветочки из огоньков дарил, – поспешила реабилитироваться я, но предчувствие чуда не вернулось. – Что случилось с Мари-Энн?

– Она ехала сюда, чтобы заключить помолвку с Венианом. По дороге на кортеж напали. Я ехал на встречу с небольшим отрядом, когда мы подоспели, было уже поздно. Все были мертвы.

– Как все?

– А вот так.

– А как же Мари-Энн? То есть, как же я?

– Мари-Энн мертва. А ты – это ты. Поэтому так важно выполнить условия магического контракта.

– Я ничего не подписывала!

– Но ты согласилась.

– Да я в дрова была! Я бы на что угодно согласилась!

Темнота заинтересованно блеснула глазами.

– Для магии не важно состояние тела, ты ответила согласием. Все.

– То есть, если бы Слав что-нибудь этакое меня попросил…

– Возможно, но маловероятно. Он на моей территории.

– Что значит на твоей? А как же Вениан и король?

– Король слаб, Вениан еще не король, а ключ от границы у меня. Поэтому я очень удивился, когда началось все это зимнее безобразие. И сделал логичный вывод, что это твоих рук дело. Других нарушителей равновесия в Казскии нет.

– Я вот так вот, – я пощелкала пальцами, – не умею! Так что нечего на меня собак вешать. Я еще от своей кончины не отошла, а ты уже обвинениями бросаешься! Да и когда бы это я успела?

Канцлер что-то сделал, в голове загудело, кувыркнулось…

«Лоша-а-адка-а-а!» «А вот скажите, принц, отчего в Казскии снега нет?» И ощущение теплой гладкой кожи под ладонями. И поцелуй, от которого все внутри скрутилось узлом. «Спи».

Я торопливо прикрыла руками уши, опасаясь, что их малиновое сияние затмит свечи. А еще эти труселя позорные! Совсем без них и то так стыдно бы не было.

– Это не я. – Не факт, что прокатит, но на всякий случай. – Это твое коварное пойло. Оно на меня как-то странно действует.

– Да, я заметил. Еще на пикнике, – хмыкнула темнота.

– А что с Карамелькой стало? Куда она подевалась?

– Так тебе же уже донесли. – Улыбается, жаль, не видно.

– И что теперь? – я потихоньку подкрадывалась к темному углу. Просто мне неуютно, когда собеседника не видно, вдруг он мне там рожи корчит, а я не в курсе?

– Вероятно, будет пакостить, но издалека и нестрашно.

– А давай ее замуж отдадим! Вон, хоть за Слава. Пусть ему нервы ест. Или сам на ней женись, она ж от тебя без ума.

– То есть пусть она мне нервы ест? Спасибо. Мне тебя хватает.

– А чего ты меня сюда поволок? Там вон полбара на все согласных было. Сидели бы тихонько замужем и счастливые пузыри пускали.

– Мне нужна была Мэри-Энн.

– Вот же брехло! – восхитилась я, пристраиваясь на выступающую на ладонь нижнюю часть книжного шкафа.

Фигура сидящего нога за ногу Анатоля приобрела очертания.

– Я?

– А кто мне днем пел, что в бар просто выпить пришел, спасатель-экстремист?

– Я туда за этим и пришел, а тут ты.

– Ну да, как же! А ты весь такой белый и пушистый! – я подползла чуть ближе и зависла на краешке. Шкафа дальше не было, но лицо жуковатого канцлера просматривалось почти хорошо. Ноги распутал, развалился и глазами блестит.

– Мимо.

– Что? – опешила я.

– Не белый и не пушистый.

О! Кстати о тварях.

– Ваша светлость, не потрудитесь ли пояснить этимологию некоторых понятий? В особенности меня интересует, что есть «бесь», «ничтошная тварь», и какой-то Светлый, которого княжнин папенька поминал.

– С бесем ты сегодня на балконе зажималась, ничтошные твари лезут из-за границы с Ничто, когда завеса, отделяющая от него мир слабеет. Обычно предвестником является как раз снег и холод. Странно то, что граница цела, а снег есть.

– А по щучьему веленью, по моему хотенью, тут не работает?

– Нет. Но с тобой… я бы не исключал.

– А Светлый, что за фрукт?

– Надо же людям в кого-то верить.

– Так, ладненько, было увлекательно, но я пойду, а то жених разволнуется, и папенька заругается.

Я встала, шагнула, наступила. С выступа шкафа, к двери, на подол. И полетела.

Упрямство, черта семейная, а упрямым, как правило, зовут некое рогатое парнокопытное с крепким лбом, коим сей достойный представитель фауны любит сносить любые препятствия у себя на пути. Анатоль препятствием не был, а длинный подол в ногах – был. Но канцлера это не спасло.

Пока ненаследный пытался вдохнуть после лобовой атаки в живот, я старалась представить, насколько органично будут смотреться на моем лице четкие оттиски пуговок.

Дверь открылась.

Здрасьте, мама.

Я перед Анатолем на коленях, мои руки на коленях Анатоля, перед глазами только что были нижние пуговки камзола, а теперь – герцогиня Серафин дор Лий, старшая дама королевского двора и прочая. Что я могу сказать… малиновые уши были демо-версией.