Текст книги "Желай осторожно (СИ)"
Автор книги: Мара Вересень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
30
Тогда.
Странного типа Вовыч заметил на прошлой неделе. Незнакомец неизменно отирался рядом со зданием всякий раз, как парень выходил. Не рядом, но не дальше двухсот метров. В разных местах, но всегда в тех, откуда хорошо просматривался вход. Вовыч проверял. Стоило отвести взгляд, тип стирался из памяти, как не было. Ровно до следующей встречи.
Сегодня наблюдатель был ближе, чем обычно. Почти у входа в здание. Никто не обращал на него внимания, даже Карпыч, охранник, просекающий любую неурочную активность на раз и имеющий фотографическую память на лица.
Вовыч помялся и подошёл к типу. Сначала он принял его за коммивояжера, или еще какого продавца счастья, слишком лощеным и гладким выглядел подозрительный товарищ. Даже несмотря на неизбежный по городской зиме соляной налет на носах ботинок. Однако ботинки оказались дорогими, не чета Вовычевым кроссам, второго и последнего года жизни. А ещё брюки вместо неизменных у каждого джинсов, и пальто вместо пуховика. Причем и пальто, и брюки, и даже небрежно повязаный шарф кричали о стиле громче, чем расфуфыренная секретарша генерального, жонглирующая в разговорах брендами, как иной циркач блестящими шариками.
Вовыч был к брендам равнодушен. К секретарше тоже, к ее невыразимой печали. А тип его напрягал.
– День добрый, уважаемый, – невежливо поздоровался Вовыч.
Тип удивленно приподнял уложенную волосок к волоску черную бровь, как если бы с ним вдруг скамейка заговорила или дерево, и нагло уставился пронзительным зеленым глазом. «Линзы что ли?» – подумал парень, поскольку не бывает у нормальных людей глаз такого сочного изумрудного оттенка.
– Добрый, – ответил незнакомец, а вторым глазом на вход покосился.
– Я вас уже в который раз тут вижу. Наблюдаете, следите или шпионите?
– Караулю, – похабно ухмыльнулся тип и сверху вниз Вовыча оглядел, будто мерку снимал.
«Ага, для последнего пристанища», – вякнул в голове язвительным Ринкиным голосом какой-то из тараканов.
Ринке такие фрукты нравились. Лощеные наглецы с претензией на интеллектуальный юмор, хотя сама Стержинская, то еще хамло и нахалка. Но веселая. И в подружки тогда, как Вовыча в фирму взяли, набиваться не стала, хвала ей за это, почет и прочая уважуха. Так что теперь мир, дружба и жвачка на веки вечные, главное, в архив больше ни ногой. По сути Мариана была его единственным друганом, а за друзей Вовыч всегда горой стоял. Ну, если весовые категории не слишком разнились.
Незнакомец продолжал сверлить взглядом вход, словно сквозь стены видел. Вовыч сам с трудом понимал, чего он вообще к этому хлыщу прицепился, фирма в здании была не одна, сотрудников пару сотен, но тараканы в голове дружно вопили: "Супостат!", строились клином для наступления, а писклявый Ринкин аватар уже и флагом махал. Вообще-то Вовыч Ринку как раз и ждал. Генеральный требовал дресс-код к коллективному выходу в свет, а Вовычу нужен был женский взгляд на проблему. Ленусик отпала, нижним женским определив, что «что-то» было, встала в позу, а потом гордо свалила в закат, наградив словами не слишком лестными, но случаю соответствующими. И опрометчиво данное Стержинской обещание быть ее «плюс один» получило билет в жизнь. Они с Марианой теперь оба в минусе.
Ринка, чуя отголоски вины за произошедшее, была готова на огонь, воду и медные трубы, но он предложил шопинг. На мужской взгляд обмен был равноценный. Интересно, хлыщу тоже баба шмот подбирает? Выглядит хорошо. Говорит немного странно, как иностранец. Морда смазливая. А глаз дурной. Левый все ещё на него, Вовыча, глядит, а правый… Теперь оба глаза посмотрели на вход с нескрываемым интересом. А из разъехавшегося стеклянного нутра появилась Стержинская в серой дубленке до колена и высоких чёрных сапогах. Глаза сияли, щеки румянились. Ринка предвкушала шопинг в рабочее время и тащилась от одного только осознания, что она прогуливает. Вовыч повернулся к шпиону, но того уже и след простыл. И когда свалить успел? А главное, совершенно бесшумно.
– Ты чего тут торчишь, как тополь на Плющихе, посинел весь. Мы тебя под цвет настроения Киркорова рядить станем или полиняешь к примерке?
– Окстись! Бесу бесово, а я желаю загадочный чёрный и никакого гламура и высокой моды
– Ты ранил меня в мое мурчало! – трепетно прижав кулачок к груди выдала девушка. – Где такси?
– Ща будет.
Когда подъехала машина, и они с Ринкой загрузились, Вовыч оглянулся. Он не помнил, зачем, но между лопатками свербело. Незнакомец с пронзительными зелеными глазами проводил такси взглядом человека, который готов делать что угодно, только бы не то, что ему поручили.
Музыка ревела, народ отрывался. Невероятно привлекательная в облегающем черном платье до колен, закрытом, но с голой спиной, Стержинская мрачно закидывалась шампанским и на контакт идти отказывалась. Сразу Вовыч подкатывал из чувства долга, потом по велению градусов, а потом пошел на принцип. Почти удалось. Они как раз оттанцевали обязательный медляк, когда ее наконец догнало выпитое.
– Хочу коктейль! – завопила она, сияя очами, и рванула к бару.
Вовыч, как честный человек, попытался остановить зарождающееся безобразие, но по опыту знал, проще остановить локомотив, чем Стержинскую, если ей что-то втемяшилось.
– Вот тот, синий, хочу!
– Ладно, – согласился парень. – Синий и домой.
А потом он увидел у стойки типа. Того самого. Сначала вспомнились встречи, потом Вовыч понял, что тип именно тот, но Ринку уже понесло по кочкам, и она вцепилась в зеленоглазого клещом.
– Девушка идет домой, – сообщил Вовыч, глядя в наглые глаза.
Хлыщ его узнал и дал понять, что узнал, и каким-то нутряным чутьем Вовыч понял, что вожделенная добыча, пьяная в дымину, сама пришла в руки охотника.
А тот и рад стараться! Облапил за голую спину с трогательно торчащими косточками позвоночника и зенки зеленые прищурил.
– Принц, а вы танцует? – щебетала Мариана, прижавшись к шпиону, как к родному.
– А как же замуж? – ответствовал тот, и по смазливой морде было ясно – что-то задумал.
– Сначала потанцуем, а потом можно и замуж.
Если бы Вовыч не хватал Ринку за руку, пытаясь оттащить глупую девку от хлыща, все бы обошлось. Но он хватал. И тут погас свет.
А когда стало светло, Вовыч обнаружил, что с ним что-то не так и не там.
31
Сейчас.
– Буря мглою небо кроет, – заунывно цитировала я расписывая стены в коридоре серебристыми морозными завитками. Одна. Совершенно.
– Вихри снежные крутя, – небольшой бахромистый ковёр на полу покрылся стилизованными снежинками и захрустел под ногами.
– То как зверь она, то… как зверь, – сократила я и, уперев руки в бока, огляделась.
В этой части замка я ещё не гуляла. Здесь не было жилых комнат, зато нашлась библиотека, какая-то вроде лаборатория, куча запертых дверей и совершенно пустые коридоры, в которых я оказалась, отправившись выводить Вениана на чистую воду, но свернула куда-то не туда. Карамель и Молин со мной не пошли. Трусливые паразитки решили не ввязываться в семейные терки. А так восхищались! Ну и фу на них.
Я уже была на стадии поиска мха на северной стороне отсутствующих в коридоре деревьев и невнятных воплей с общим смыслом «памагити», как в неосвещенном закутке-эркере чуть впереди послышалось какое-то бряцание и скрежет.
Я основательно струхнула и поступила не как разумная особь, с развитым чувством самосохранения, а как все те придурки из фильмов ужасов: «Там так темно и страшно! Давайте пойдём туда и посмотрим, что это там скребется/воет/чавкает/стучит!» А если конкретно – подкралась к нише на цыпочках, почти бесшумно, только замерзший ковер похрустывал, и заглянула.
Эркер обставлял фанат Ланселотов, Артуров и прочих железнолобых печального образа. Образов имелось несколько, и один из них шевелился, поскрипывал застоявшимися шарнирами, поводил плечами и разглядывал щелястым шлемом латные руковицы. У меня зашевелилось тоже. Волосы от ужаса и замороженный ковёр под ногами. Причём последний, кажется, пытался свернуться и отползти, и мешала ему только я. Мы с ковром переглянулись и дружно дали деру. Я по ковру, ковёр за мной. Самым надежным местом нам показалась библиотека. Двери в нее были массивные, открывались внутрь и великолепно подпирались изнутри тяжелым стулом с высокой спинкой. Съежившийся от страха, не иначе, ковер шустро поджал бахрому, дверь захлопнулась, стул уперся спинкой в ручки. А я на стул еще и уселась. Для надежности! Ковер пошебуршился у меня в ногах и порыве благодарности ткнулся кисточкой в щиколотку.
Я взвизгнула и дернулась. Господи, наплодила чудес! Куда теперь девать? Или само развеется?
За дверью послышались шаркающие шаги, сопровождающиеся мерзким скрипом ржавого железа и позвякиванием. Интересно, а это тоже мое нечаянное творение? Может, ну ее, эту магию… Я даже уже почти раскаялась, согласилась отречься от суперсилы и почти приняла постриг, как жутенькие металлические звуки в коридоре разбавились руганью, дребезжанием, грохотом падений, глухим и звонким, и руганью со знакомыми вибрирующими обертонами. В груди стало щекотно и чуточку страшно. Я притихла и даже дышать перестала. Ковер тоже не дышал. Он же ковер.
В ушах тоненько зазвенело, из-под двери дохнуло теплом, а потом фигурная ручка повернулась. Дверь толкнули. Стул поехал вместе со мной. Ковер мужественно попытался упереться, но понял, что силы неравные и прикинулся тряпкой. Мне ничего не оставалось, как покинуть самодвижущуюся мебель и юркнуть за ближайший стеллаж.
С некоторых пор, вы даже наверняка догадываетесь с каких, тесно стоящие стеллажи в полутемных, пахнущих бумажной пылью помещениях, вызывают у меня ненужные воспоминания и неприличные ассоциации. То, что обнаруживший в коридоре мой магический беспредел владелец бархатистых обертонов меня не найдет, шансов было мало, но усиленная алкоголем дурь продолжала прятать мое тело в густой тени. Тело зажимало ладошками рот. Телу было смешно. Мы с ним (дурь отдельно, тело отдельно) еще ни разу не играли в прятки с бесями, или кем там оборачивался коварный похититель дев из других реальностей.
Анатоль вошел, запнулся о завернувшийся край ковра (спасибо, ты настоящий джентльмен!), прогрохотал опрокинувшимся стулом. Я захихикала в ладошки. И отползла подальше в тень. Разом вспыхнули все свечи, но я на удивление удачно выбрала дислокацию: мне прекрасно было видно герцога дор Лий, а вот ему меня нет.
– Прекрати это ребячество, выходи и поговорим, как взрослые люди.
Вот как он это делает!? Вот ничего же такого не сказал, а нагнал такой сладостной жути, что внутри все свернулось комком. По крови бродил жар от огненной воды, он толкал на безумства и подергать тигра за усы. Я продолжала следить за мужчиной сквозь щелку между корешками книг и полкой. На канцлере были темные узкие заправленные в сапоги брюки, рубашка с широкими рукавами и отделанными кружевом манжетами и небрежно расстегнутый зеленый с золотым камзол до середины бедра. Черные волосы живописно растрепались. Тонкие крылья носа едва заметно вздымались в такт дыханию, словно он пытался найти меня по запаху. Правая рука была чуть приподнята, пальцы собраны щепотью… Сейчас как колданет!
Мы с телом откровенно пускали восторженные слюни. Даже мерзкий характер и стремление выставить меня виноватой во всех казскийских бедах не мешали любованию. Скорее помогали, дополняя образ притягательного киношного злодея-обаяшки. Сильно подозреваю, что градусы сыграли не малую роль, но я люблю красивое! Не важно, что.
– Мари-Энн? – вкрадчиво произнес Анатоль, я почувствовала, что растекаюсь лужицей, сердце трепыхнулось.
– Ну, как знаешь, – холодно продолжил он, и свет пропал.
Тьма обняла за плечи и расцветилась миллионом шепотков и шорохов, в которых прятались крадущиеся шаги, пульс грохотал в ушах. Найдетнайдетнайдетнайди… щеки горели, пальцы, наоборот, сделались ледяными. Воздух впереди шевельнулся, и в темноте вспыхнули два зеленых огня, разрезанные вертикальными черточками зрачков.
– А-а-а! – заорала я и от неожиданности швырнула в страшное первым, что попалось под руку – выдернутой с полки книгой.
Грохнуло, шмякнулось, темнота сдавленно ругнулась.
– Хватит, – сказал Анатоль и затеплил в пальцах огонек.
Его лицо, окрашенное желтоватым светом, проступило сквозь мрак, обозначились плечи и руки. Глаза были нормальные. Показалось… Чуть прищурившись, глаза смотрели прямо на меня.
– Может тебя запереть? На неделю. До свадьбы, – задумчиво проговорил мужчина с огоньком. Его нос вздрогнул, принюхиваясь. Затем Анатоль чему-то кивнул, стряхнул с пальцев свет и зажег свечи в библиотеке.
– Нее наадо меня заапирать, – отозвалась я, слегка растягивая слова и предусмотрительно пятясь подальше.
Канцлер пошел на сближение.
– Почему? – Шаг. – Очень хороший выход. – Шаг. – Перестанешь в чужие кабинеты вламываться, – еще один. – Магией разбрасываться почем зря, – еще шаг. – Стены портить, нервы…
Совсем рядом. Непозволительно близко. На расстоянии ладони.
– Я… как гепард, в неволе не размножаюсь, – голос охрип, во рту пересохло, до ужаса захотелось облизать губы.
Чуть склонился.
– А если попробовать?
– З-зачем? – сдавленно произнесла я, глядя на него, как бандерлог на Каа.
– Любопытно, – дыхание обожгло ресницы, шевельнуло тонкие волоски на висках над ушами.
Мои пальцы дрогнули и коснулись горячей кожи другой руки, большой с длинными пальцами, которые мгновенно оплели мои, сжали…
«Да и начхать!» – решила я, и прильнула ртом к маячившим у меня перед глазами губам.
Гулко ударившееся в груди под рубашкой сердце, повторившее такой же кульбит вслед за моим, рука, смявшая ткань платья на плече, и горячее сильное тело, прижавшее меня к стеллажу, ясно дали понять, что тактика обороны выбрана не верная, но сопротивляться не хотелось, хотелось другого. Больше и жарче.
– Анатоль, – прошептала я, задыхаясь от поцелуев, прижимаясь теснее, вплетая свои пальцы в жесткие смоляные пряди, бросающие косые тени на его лицо, с полуприкрытыми потемневшими глазами. Черные стрелки ресниц вздрагивали, выдавая его напряжение.
Новый поцелуй. Глубже, сильнее. Руки скользят по груди на талию, опускаются ниже, подхватывают под ягодицы, приподнимают. Юбки взмывают вверх. Льну кошкой и бесстыдно обхватываю его ногами. Так жарко и сладко. Невыразимо сладко. Пламя свивается жгутом внизу живота. Обрываю поцелуй, чтобы посмотреть в его глаза цвета малахита. Рычит и снова впивается в губы. Его пальцы касаются кромки чулка, скользят по краю, выше. Кожа горит огнем от прикосновений. Дрожу, утыкаясь носом в шею – запах вишни и солнца, горячий и пряный. Провожу языком. Вздрагивает. Прижимает к себе, чтобы я почувствовала… Тянусь избавить его от мешающей одежды…
Ярко полыхнули свечи, взвиваясь языками едва не до потолка, огонь змеями побежал по стеллажу, жадно впиваясь в книги. Анатоль резко отпрянул, потянул меня на себя, выдергивая из жадных щупалец, и оттолкнул прочь, придавая ускорение потоком воздуха в спину.
– Уходи, быстро!
Тяжелая дверь захлопнулась, отсекая меня от разошедшегося огненного шквала и его.
32
– Пожар, – затянула было я, но засомневалась и принюхалась.
Дыма не было. Им даже не пахло, хотя сразу, когда полыхнуло, и дым, и запах, и жар от огня… и прочее всякое. Сердце кувыркнулось, внутренности завязались узлом, дрожь прошла по телу от макушки до пяток от одной только тени воспоминания…
Я рывком распахнула дверь. Темно. В оставленной на столе у окна лампы едва теплился под стеклянным колпаком огонек. Больше никакого огня не было. Ни огня, ни дыма, ни Анатоля. Стул с высокой спинкой стоял у стены справа от двери, на полу лежал бахромистый ковер с чуть подвернутым уголком.
– Ни хрена себе вам приглючилось, ваша светлость! – прониклась я масштабами отсутствия катастрофы. Вот интересно, что глубоконеуважаемый канцлер в свое зелье мешает, что от него такой дивный эффект, причем с каждым разом все чуднее?
Я собралась было закрыть дверь, но уловила краем глаза какое-то шевеление. Замерла и огляделась еще раз. Темные стеллажи, густые тени, стол с лампой, стул, аккуратно расстеленный серо-синий ковер с едва уловимо проступающим схематичным узором из снежинок.
– Ага! – воскликнула я и придавила коварный текстиль туфлей. Бахрома вздрогнула и затрепетала. Ковер собрался морщинками вокруг моей ноги и преданно забил кисточками.
– Так то! – победно заключила я, убирая ногу. Выходит, не все глюки – глюки.
– А был ли мальчик? – глубокомысленно рассуждала я, направляясь, как мне думалось, обратно к себе.
Свернувшийся в рулончик ковер скользил рядом, иногда вырывался вперед и экспрессивно тряс бахромой, если я, по его мнению, сбивалась с направления. Отголоски бурного девичника все еще бродили в крови, поэтому сбивалась я довольно часто. К тому же меня отвлекали размышления по поводу правдивости произошедшего в библиотеке. Расклад был пятьдесят на пятьдесят. Причем вторые пятьдесят, которые приходились на то, что я просто уснула на ходу под воздействием ворованного зелья, были какие-то более вероятные, чем то, что я и Анатоль… Щеки полыхнули, сладкие мурашки прошлись по позвоночнику. Да как мне теперь ему в глаза смотреть? Вот сразу же глюки вспомню…
Пару раз мы с ковром слышали невнятное бряцание и скрежет, но бряцало и скрежетало далеко и не страшно, стало быть, Железный дровосек выбрал себе другой маршрут для прогулки, не пересекающийся с нашим.
Спустя минут двадцать блуждания закончились. Я оказалась в знакомой части дворца, у входа в тронный зал, и сразу же нашла того, кого искала. Вениан, этот принц лжи и коварства, о чем-то проникновенно вещал моему батюшке, доверительно заглядывая ему в глаза. Рассыпался в благодарностях за такую прекрасную меня? Сулил златые горы и кисельные берега? Княжеская гордость была уязвлена и сильно задета. Я прищурилась, соображая, как бы так отомстить, чтоб внешне не заметно, но по самолюбию ударило кувалдой…
– Мари-Энн! – воскликнул принц и восхищенно вспыхнул сапфирами глаз. Экая я поэтичная сегодня! – Не желаете составить мне компанию за ужином?
Рыбка идет в сети? Сам напросился…
– С большим удовольствием, ваше высочество, – ответила я и изобразила самый идеальный реверанс в мире, такой, чтоб слюни потекли, и глазки потупила покорно, и томный вздох вишенкой… Вишни и солнце… Лицо вспыхнуло. Ладно, пусть, удачно вышло.
Папенька поиграл бровями назидательно, мол, не балуй. Знал дочь свою непутевую, как облепленную, но запрещать не стал. Вот за что семейные узы уважаю, так это за сплоченность. Между собой все как кошка с собакой, но стоит кому чужому задеть – мало не покажется. По крайней мере, у меня так. Значит и у Мари-Энн. Я же ее подобие, а иначе, зачем меня Толик сюда сквозь тернии тащил.
Я удостоилась великой чести лицезреть покои его высочества. Сапфировый и золото. Красиво и много. И зеркала. Чтоб себя такого прекрасного почаще лицезреть. Я даже переодеваться не стала, как была так и явилась. Только волосы пригладила. Получился такой эффектный диссонанс меня и окружающей обстановки. Но я ж не на свидание, а за возмездием, так что… Но хорош, ни отнять ни прибавить. Идеальный принц из сказки. Галантен, обходителен и, что греха таить, целуется хорошо. Вот уже ручки облобызал, вырез взглядом огладил, прядку за ухо заправил и спину затрогал всю, пока к столу накрытому вел и на стул усаживал. Даже библиотечные глюки померкли. Опять светляков распустил?
– Вы сегодня на удивление молчаливы, любовь моя, – проворковал Вениан, надкусывая виноградинку с таким видом, что мне водички захотелось. Кисленькой. Любовь у него уже… Ага.
– Слишком много потрясений в последнее время, ваше высочество, – вежливо ответила я ковыряясь вилкой в салате.
Принц сидел во главе стола, я по длинной стороне рядом, справа от него, достаточно близко, чтобы он легко накрыл своей рукой мою.
– Могу я попросить вас, Мари-Энн, звать меня по имени, хотя бы наедине? Нам давно пора отбросить излишнюю официальность в общении. Возможно, я не так часто уделяю вам время, как вам бы того хотелось, но после свадьбы все будет по-другому.
«Угу, – мысленно протянула я, – то, что «по-другому», это вне всяких сомнений».
– Князь дон Стерж просил принять ко двору вашу младшую сестру Женевьев. Вы намекали, что Колин не слишком нравится, но у нее великолепная репутация и со своими обязанностями она справляется вполне успешно, вероятно, вам просто не хватает кого-то из более близкого круга.
– Чтоб Женька мне косы плела? Да ни в жизни! – вырвалось у меня.
Честное слово, оно само! Я даже принцеву инфу обработать не успела! Что за очередные чудеса? Из той же оперы что и танцы с реверансами? В голове отчетливо проступил образ шатенистой пустоголовой девицы с руками из ненужного места и единственной конкретной мыслью «Замуж!». Для массовости можно взять, по крайней мере, если и будет пакостить, то по-родственному. Или отвлечется на кого-нибудь. Тут женихов много, на всех хватит. Главное, было бы чем жениться!
Вениан разулыбался, словно увидел что-то хорошее, вроде птички или котеночка. Очень искренне, к слову, я даже засомневалась на счет мести.
– Вот теперь вы прежняя, – пояснил он. – Такой вы мне больше нравитесь. Признаться честно, здесь исключительно мало открытых людей и это угнетает. Не хочу, что бы вы превратились в очередную куклу, строго следующую рамкам этикета.
– Так… ведь скандал… если не следовать, – проговорила я, а Вениан тем временем пододвинулся теснее, завладел и второй моей рукой и гладил ладошки кончиками пальцев, таинственно глядя в глаза и… да, улыбаясь.
– Согласен на скандал, – прошептал он и коснулся моих губ своими, – готов оскандалиться прямо сейчас.
– Ваше высочество…
– Вениан… – еще один легкий поцелуй, и меня начинает потряхивать, и это уже точно не глюк.
– Вениан, – повторяю я, меня выдергивают из-за стола, подхватывают на руки, куда-то несут и, продолжая целовать, опускают на прохладное и гладкое.
Над головой сапфировый балдахин, расшитый звездами и спиралями, а пальцы Вениана уже выводят такие же спирали на моих плечах и груди. Я отвечаю. Отвечаю?! А чьи это ручонки стаскивают с высочества одежку, кто тут выгибается навстречу рукам прижимаясь теснее к придавившему меня к кровати телу. И тут я понимаю, что несмотря на юбки и прочую надетую на мне лабуду уж что-нибудь я бы уже почувствовала, слишком уж мы близко друг к другу.
«Главное, было бы чем жениться!», – несколькими минутами ранее весьма экспрессивно думала я. Черт… Я нечаянно…
Месть удалась.
