Текст книги "Охотники за каучуком (Роман об одном виде сырья)"

Автор книги: Манфред Кюнне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

13

Сначала кажется, что слабость, одолевающая Чарльза после составления нового договора, просто результат простуды. Врач назначает ему согревающие компрессы на все тело и горячий чай. Проходит три недели, но состояние Чарльза не улучшается. Его волосы начинают седеть; он мрачен и не замечает ничего вокруг. Одна жена догадывается об истинной причине болезни и тщетно старается подбодрить Чарльза. Пренебрегая советами врача, он поднимается с постели и часами просиживает над счетными книгами, погрузившись в вычисления.

Ни зять, ни шурин и не предполагали, что он когда-нибудь захочет выйти из дела. Оба теряют дар речи, когда Чарльз сообщает им о своем намерении. Зять предлагает снова одолжить ему нужную сумму под небольшой процент, но Гудьир отказывается.

– Зачем она мне?

На губах его играет странная усмешка. Долгие годы разочарований наложили на него свой отпечаток, и в словах сквозит горечь, оставленная в его душе последним маневром шурина. А тот сердится:

– Мне совсем не хочется, чтобы меня винили, если ты разоришься.

– В таком случае пусть мои права перейдут к Фреду, ладно?

Но зять молчит, и тогда Чарльз заявляет:

– Ну, хорошо. Я найду покупателя на стороне.

– Подожди, – вмешивается шурин. – Наш договор запрещает принимать в дело новых участников.

Как лицо, получающее основной доход от патентов, шурин-де совсем и не думал торговаться из-за них с Чарльзом, да и зять, к которому перешли десять процентов, принадлежавшие недавно скончавшемуся третьему компаньону, вовсе, мол, не считает одолженные Чарльзу двенадцать тысяч задатком под его фабрики резиновых изделий.

Чарльз спрашивает:

– Вы что же, думаете, я подарю вам все?

– Но не станешь же ты действовать во вред самому себе!

Чарльз молчит.

Договор, который составляет для них адвокат через несколько дней, превращает зятя в нового хозяина фабрик и доли Гудьира в прибылях, а шурина – во владельца всех патентов.

Чарльз подписывается размашистым росчерком пера. Стремясь вырваться из окружения родственников, он продает дом, где жил последнее время, и возвращается в Нью-Йорк с женой и деньгами, переведенными на его счет зятем и шурином. Там на 96-й улице он снимает скромную квартирку и, освободившись от всех забот, с головой погружается в работу над экономическими и техническими записями, накопившимися за пятнадцать лет. Он делает заметки, разыскивает свои прежние работы, перечитывает, сверяет и снова трудится с прежним неистовством.

Менее чем за семь месяцев он заканчивает подробное описание вулканизации, обработки и хозяйственного значения каучука, отмечает новые свойства этого вещества, его широкое распространение в Америке, перечисляет более пятисот предметов, сделанных из каучука и резины.

Рукопись он отдает размножить тиражом в несколько сот экземпляров; ее печатают на пергаменте из резины и переплетают в резиновые обложки. И непомерные расходы, в которые вылилась эта затея, гораздо меньше волнуют его, чем мысли о неисчерпаемых возможностях резины, которые он так блестяще подтвердит необычным оформлением книги.

И тут к нему снова подкрадывается болезнь. Мозг, изнуренный лихорадочной работой, отказывается служить. Надвигающаяся слепота и прогрессирующий упадок сил – тоже следствие этой беспокойной жизни, полной надежд и разочарований.

Чарльз окончательно теряет зрение в тот самый день, когда из Нью-Хейвена приходит известие, что «Гудьир компани», продолжающая существовать под этим названием, построила еще одну, третью фабрику. И в то время, как фирма благодаря агитационному действию книги из месяца в месяц увеличивает обороты, в то время, как она наводняет внутренний и внешний рынок резиной и резиновыми изделиями, а редактор «Нью-Йорк таймс» в шутливо-нескромной статейке оценивает состояние шурина приблизительно в четыре миллиона долларов, – в это время больной Чарльз тает буквально на глазах. Приехавшая повидаться дочь едва узнает его, а зять не знает, что сказать при виде почти не приходящего в себя, еле дышащего человека.

– Кэти, это вы! – шепчет вдруг больной.

Его мертвые глаза ищут лицо дочери. Он делает невероятное усилие, пытается приподняться, но снова падает на подушки. Некоторое время он молчит, обессиленный. Потом с трудом произносит:

– Рассказывайте.

Зять смущенно говорит:

– Я не могу долго задерживаться.

– Почему?

– Нужно ехать в Бостон – разобраться в кое-каких неполадках.

– На фабрике?

– Да.

– Ах, эта… – бормочет Чарльз, судорожно сжимая руку жены.

Он теряет сознание.

Так проходит тридцать часов. Смерть наступает 1 июля 1860 года, за несколько дней до его шестидесятилетия. Жене достаются в наследство одни долги.

Выпускались все более многочисленные и сложные машины для переработки каучука, строились все более крупные фабрики резиновых изделий. Немецкие химики Людерсдорф и Бенцингер, американец Роберт Кини, англичанин Паркс изобрели способ вулканизации чистой серой, раствором серной печени, сернистым паром, хлористой серой. Возросло во много раз предложение резиновых изделий на рынке. Увеличился и спрос. Мировое потребление каучука поднялось с трехсот пятидесяти тонн в 1840 году до четырех с лишним тысяч тонн в 1850 году. В течение одного десятилетия дали результаты эксперименты, начавшиеся веком раньше. И особое место в мировой экономике заняла Бразилия – страна, снабжавшая резиновую промышленность сырьем.

Глава четвертая
Белое золото на «Черной реке»

В верховьях Риу-Негру, между песчаными отмелями и пышно разросшейся стеной тропического леса, некогда располагалась колония Санта-Клара. Жили в ней сборщики каучука и чайного листа, искатели алмазов, торговцы и проститутки. Временами сюда заглядывали любители орхидей и путешественники из Европы. Девять месяцев в году черная зловонная вода плескалась о сваи, на которых стояли прогнившие и покосившиеся домишки. Потом на три месяца река откатывалась назад. Протоки, по которым плавали лодки и каноэ, высыхали и становились канавами в затвердевшей глине; в это время жители колонии принимались за свою основную деятельность. Сборщики чайного листа уходили в леса на поиски чайного дерева. Искатели алмазов грузили в лодки свой инструмент. Сборщики каучука поодиночке или группами тоже готовились к долгому и нелегкому путешествию в глубь заболоченного края, к деревьям, из стволов которых под ударами ножа сочилось «el oro blanco», «белое золото».

1

Около полудня в дом торговца Самона Рейеша входит человек. Его изорванная одежда вся в грязи, обожженное солнцем лицо потемнело от усталости. Увидев торговца, он словно оживает и начинает что-то возбужденно говорить.

Рейеш прерывает беседу с гостем – англичанином, который уже два дня находится в Санта-Кларе, – и поворачивается к незнакомцу. В его голосе сквозит удивление и недовольство.

– Кто ты такой? Что тебе от меня нужно? Я тебя не понял.

– Меня зовут Бенито, – повторяет человек. – Я ищу работу. Мне сказали, что у вас можно найти работу, сеньор.

– Работу? У меня?

Рейеш качает головой.

– Над тобой подшутили. Мои люди отправляются в лес и собирают каучук.

– Я о том и говорю, – объясняет Бенито.

Сквозь открытое окно с реки доносится запах тины и гниющей древесины – то слабый, то густой и неприятный. Рейеш бросает взгляд на англичанина, светловолосого, еще молодого человека, который, вытянув ноги, сидит в гамаке, сосет трубку и хмурится, уставившись в пространство.

– Прошу извинить, – говорит Рейеш. – Видите, как получается… Дела.

Сопровождаемый пришельцем, он переходит в тесную соседнюю комнатку, которую он называет своей «конторой». На грубо сколоченном столе стоит письменный прибор, разбросаны письма и несколько засаленных тетрадок.

– Так вот! – говорит Рейеш, останавливаясь у стола и разглядывая Бенито. – Значит, хочешь работать у меня. Ты не здешний, я тебя не знаю.

– У нас была своя хижина, – отвечает Бенито, – в шести днях пути отсюда. Половодье унесло обеих коз, лодку – все наше добро. По дороге умер ребенок. Мы с Сарой только сегодня пришли сюда.

– С Сарой?

– Это моя жена. Она ждет там у дома. Сеньор! Дайте ей поесть. Ради всего святого! И я сейчас же отправлюсь в лес!

Рейеш внимательно смотрит на него.

– Послушай, – говорит он, сомневаясь. – У тебя лихорадка. Ты сейчас свалишься от усталости…

– Нет, я сильный! Мне и раньше приходилось собирать каучук! Никто не знает лес лучше меня!

– Это просто преступление посылать тебя в таком состоянии, – говорит Рейеш.

В голосе Бенито слышны сдавленные рыдания.

– Вы еще не знаете меня! Вы не знаете…

Он умолкает, вытирает мокрое от пота лицо и нервно проводит рукой по длинным волосам.

Рейеш стоит у окна. Взгляд его останавливается на женщине, которая сидит на корточках в тени дома и, несмотря на жару, кутается в одеяло, из-под которого видны ее босые ноги.

– Сара! – почти беззвучно произносит Бенито. – Она уже два дня ничего не ела. О господи, дайте ей что-нибудь, сеньор!

Помолчав, Рейеш спрашивает, не оборачиваясь:

– Значит, тебе нужны деньги?

– Если бы вы поверили мне хоть немного в долг!

Наконец Рейеш говорит:

– Можешь получить у меня лодку.

Бенито облегченно вздыхает.

– Тебе понадобится ружье, затем гамак, котелок, сетка от москитов, порох, мука, мясо… – перечисляет Рейеш.

Он возвращается к столу, перелистывает тетрадь, раскупоривает бутылку с чернилами, достает перо. Качает в раздумье головой и добавляет:

– А еще тебе нужен хороший нож.

Чернила густые и черные. Перо скрипит. Рейеш поднимает наконец голову и видит перед собой мутные от лихорадки глаза Бенито.

– Здесь все записано. Теперь пойдем вместе на склад. Получишь все, что тебе нужно, – все! И кроме того, аванс в десять мильрейсов! Будешь привозить хороший каучук, сможешь неплохо заработать! А теперь подпиши вот здесь.

– Я не умею писать, – говорит Бенито.

– А читать?

– Тоже нет.

– Ну, поставь внизу крест.

Рейеш смеется.

– Я не боюсь, что ты удерешь со всеми вещами. Не захочешь же ты бросить жену.

Бенито вздрагивает.

– Разве она должна остаться здесь?

– Как хочешь, – отвечает Рейеш. – Места у меня, правда, маловато, но иногда бывают гости, так что она могла бы убирать в доме и готовить.

Бенито растерян.

– Но ведь я хочу взять ее с собой!

– В болото? Ты как будто не похож на человека, который хочет убить свою жену.

– Сеньор!

– Bueno. Допустим, она уедет с тобой. Но кто мне поручится, что ты вернешься со всеми вещами назад?

Неловким движением Бенито берется за перо. Пальцы его дрожат, когда он выводит на бумаге крест.

Два раза в год в Санта-Клару приходит речной пароход. Обычно он бросает якорь напротив свайных домов, посреди реки и стоит там несколько часов. На лодке с парохода перевозят в колонию провиант, одежду, инструменты, оружие, водку, а иной раз и несколько писем. А от домов торговцев к пароходу тянутся цепочки челноков, груженных большими кипами каучука и чайного листа. Потом с борта раздаются пушечные выстрелы, судно разворачивается и медленно, пыхтя и отдуваясь, идет обратно в Манаус. Там каучук перегружают на океанские корабли, доставляющие его во все страны света.

2

Бенито позвал жену в дом, и Самон Рейеш повел его на склад, чтобы отобрать индейцу лодку, ружье и множество других предметов. Выдав снаряжение, торговец один возвращается в комнату, где сидит англичанин.

– Вот вы, мистер Викхэм, путешествуете по стране! Ищете растения и хотите познакомиться со здешними людьми, – говорит Рейеш, усаживаясь на пустой ящик.

Он вытирает рукавом мокрый лоб и продолжает:

– Приедете домой, так расскажите своим друзьям, что за собачья жизнь тут у нашего брата! Семью оставляешь в Буэнос-Айресе, а сам торчишь в этой грязной дыре, трясешься от лихорадки и надрываешь последние силы. Месяцами ждешь парохода, ругаешься с этими индейскими рожами, теряешь здоровье, а в результате одни неприятности и москиты. И все это за паршивые две тысячи мильрейсов, которые нью-хейвенская «Гудьир компани» платит за полную лодку каучука. Дерьмо!

– Почему же вы возитесь с этим каучуком, если ничего на нем не зарабатываете?

Помолчав, Рейеш отвечает:

– Это, конечно, чепуха. Кое-что я все-таки зарабатываю. А торговать все равно чем-то нужно.

Англичанин, посасывая трубку, качает головой, возражает Рейешу.

– Что вы сказали? – переспрашивает тот. – По-португальски вы еще… Гм, вы ведь недавно в этой стране.

Англичанин объясняет:

– Я сказал – ошибаетесь! Я не торгую. А тоже живу…

– Еще бы! Чиновник лесного управления в Гондурасе, не так ли? У вас постоянное место. А у меня?

С реки слышится звон гитары. К нему примешиваются пьяные крики и женский визг. Рейешу это знакомо: в притоне Хосе Эставана сборщики чайного листа и каучука прощаются с Санта-Кларой.

– Возьмите хоть этого Бенито, – говорит он, снова обращаясь к англичанину, – этого парня, который только что был здесь! Тоже уже пьянствует у Эставана. А мне придется кормить его жену! Теперь она будет жить в моем доме и есть мой хлеб. Ее мужа я снарядил, чтобы он мог отправиться в лес. Так приходится выручать многих, у кого нет своей лодки.

Он пожимает плечами.

– И все они идут пьянствовать к Эставану…

Он умалчивает о том, что сам советует каждому из них навестить этого дьявола-искусителя и что каждый реал, который они там пропивают или отдают больным и изможденным девушкам за их услуги, возвращается в его карман, ибо Хосе Эставан состоит у него на службе и управляет этим притоном.

– А где уверенность, что они вернутся? Многие гибнут в болотах, и приходится терпеть убытки. Теряешь все – лодки, ружья, снаряжение! – добавляет Рейеш.

– И часто так случается?

– Ну, если люди выезжают отсюда уже с лихорадкой, как этот Бенито…

Он быстро поправляется:

– Заранее ведь не узнаешь. Да и почти все они здесь больны.

Англичанин зевает. Потом поднимается, выколачивает трубку о каблук и говорит:

– Well. Пройдусь еще немного. До вечера!

Самон Рейеш провожает его взглядом. Тяжело поднимается. Сухие бамбуковые стволы, заменяющие пол, трещат под его шагами, когда он направляется в заднюю часть дома, к комнате, где он спит. Останавливается у узкого окошка и пристально рассматривает женщину, лежащую в гамаке. Она приподнимает голову, встречается с ним взглядом, отводит глаза.

– Уезжает твой Бенито, – говорит Рейеш.

Подходит ближе.

– Я дал ему денег. Сейчас он пропивает их.

Женщина плотнее закутывается в одеяло, остаются видны только голые распухшие ноги.

Рейеш проводит языком по пересохшим губам.

– Послушай, – хрипит он. – Ты чертовски смазливая бабенка! Таких здесь не часто увидишь!

Хохочет.

– Я подарю тебе платье! С лентами и шарфом!

Он протягивает к ней руку. Женщина в ужасе отшатывается от него. Рейеш снова смеется.

– Вот оно что, так мы испугались…

Он заглядывает ей в глаза.

– Брось! У меня тебе будет неплохо. И не так уж много мне от тебя нужно – не так уж много!

Рубаха распахнута на его широкой волосатой груди. Он сопит.

– Ну, ты! Не вздумай устраивать фокусы…

Его губы кривятся в жестокой усмешке.

– Со мной шутки плохи!

Женщина сидит совершенно неподвижно. Только на ее шее под тонкой нежной кожей бешено бьется маленькая голубая жилка.

3

Когда Бенито возвращается из леса, англичанина Генри Викхэма уже давно нет в колонии, о сваи домов Санта-Клары опять плещется бурный черный поток.

Сидящий в своей «конторе» Самон Рейеш поднимает голову, услышав звук открывающейся двери.

– Господи! – вырывается у него. – Это ты! ты! – Он смотрит на Бенито, словно тот на его глазах встал из гроба.

Бенито подходит к тюку, лежащему у стены, и садится. Голова его падает на грудь. Он тяжело дышит.

– Привез что-нибудь? – спрашивает наконец Рейеш.

– В лодке, сеньор.

Рейеш отодвигает выцветшую засаленную тетрадь, в которой он только что сверял записи.

– Так, – говорит он, приходя в себя. – Пока что сбор недурен. Тридцать полных лодок! И хороший, очень хороший каучук! Мало примесей – мало земли и песка. Я тебе говорил, когда ты уезжал: главное для меня качество! Мой каучук считается самым лучшим. Уж от этого я не отступлю!

Наконец они выходят на причал, пристроенный к задней стене дома. Рейеш оглядывает неуклюжее суденышко из древесной коры, болтающееся на веревке и прибиваемое течением к сваям.

– Это не моя лодка!

– Случилось несчастье, – объясняет Бенито. – Попал в быстрину. Лодку разбило о скалы. Клянусь мадонной! Я почти все спас. Только ружье…

На мгновенье он замолкает, потом продолжает:

– Я срубил пальму и выдолбил из ствола челнок. Три месяца он нес меня по воде, сеньор, я перетаскивал его по земле, когда нужно было обойти пороги. Плохое это было время. Приходилось спать прямо на земле и каждый вечер собирать много хворосту. Ведь огонь прогоняет насекомых… Да, сеньор, москитную сетку и гамак я тоже не смог спасти…

Рейеш рассматривает серые куски каучука, которыми почти до половины заполнена лодка. Свою цилиндрическую форму они приобрели от консервных банок, которые Бенито брал с собой, чтобы собирать в них сок каучукового дерева.

– Я не очень сильно коптил каучук, – говорит Бенито. – Не сомневайтесь, сеньор, вы будете довольны.

В наступившую тишину врывается пьяный хохот сборщиков чайного листа и каучука, вернувшихся недавно из лесов; они снова сидят в притоне Хосе Эставана, чтобы в объятиях больных женщин забыть о товарищах, навсегда оставшихся в лесу, и отдохнуть от долгой, изнурительной работы, опрокидывая плохую водку стакан за стаканом и устраивая дикий шум. Заработанные ценой голода и страданий деньги, ради которых они уходили в лес, надеясь разбогатеть и выбраться из этих краев, поселиться где-нибудь подальше на севере, на западе или на юге, засеять небольшой участок кукурузой, купить несколько свиней, овец и кур и никогда больше не возвращаться в душный смертоносный лес, – эти деньги многие пускают на ветер за одну-единственную ночь.

– Пропойцы! – презрительно роняет Рейеш. – Развратники! Свиньи!

Бенито спрашивает:

– Где Сара?

– Ей было хорошо у меня.

Рейеш смеется.

– Понимаю. Тебе не терпится…

В доме они встречают индейского мальчишку, который пытается проскользнуть мимо. Рейеш останавливает его.

– За домом привязана лодка, – говорит он. – Отведешь ее к большому складу и скажешь Диего и Рамону, чтобы они ее разгрузили. Пусть сосчитают, сколько там кусков. И смотри там, поосторожнее! Если перевернешь лодку, никто каучука из воды не вытащит, а отдавать его рыбам у меня нет никакого желания. Ну, быстро!

Сара сидит посреди тесной каморки в задней части дома, перед ней груда рубах, она чинит одну из них. Взгляд Бенито устремлен на ярко-красное платье, в которое она одета. Он впервые видит его.

Рубаха падает у нее из рук. Она вскакивает.

– Сара!

Женщина пятится от него.

– Ты узнаешь меня?

– Да, конечно!

Она бросает взгляд на дверь, потом медленно опускает голову.

– Ты меня испугал, – шепчет она.

Он тяжело дышит.

– Мне повезло. Мы получим деньги – много денег!

Вдруг она вырывает у него свою руку.

– Ты рада?

– Да, конечно!

Бенито видит, что она вымученно улыбается и снова посматривает на дверь. Оттуда доносится строгий голос Рейеша:

– Ну, хватит. Надо заняться подсчетами.

Бенито проходит за ним в «контору». Рейеш садится за грубо сколоченный стол, кладет перед собой одну из тетрадей, долго роется в ней, наконец отбрасывает, достает другую и раскрывает ее.

– Вот! – произносит он наконец. – Ты привез лодку каучука. Получишь за это двести мильрейсов.

– Пресвятая дева! Теперь я богатый человек!

– Вычтем десять мильрейсов аванса и расходы, которые я понес из-за тебя, платье для твоей жены, еда…

– Разве она не работала на вас? – спрашивает удивленный Бенито.

– Гости ко мне не приезжали, да и вообще по дому почти нечего было делать. Считаю за это время всего десять мильрейсов. Вот!

Рейеш толстым указательным пальцем показывает на запись в тетрадке.

– Я дал тебе лодку, а ты потерял ее. Она стоила пятьдесят мильрейсов…

Бенито молчит.

– Всего, значит, семьдесят мильрейсов, – продолжает Рейеш. – Остается сто тридцать!

Он окунает перо в почти засохшие чернила и начинает записывать в тетрадь какие-то цифры.

– Ружье! – говорит он затем. – Ружье из Манауса, прекрасная модель, здесь такую трудно достать. Обошлось мне в сто пятьдесят мильрейсов…

Он бросает взгляд на Бенито, тот бледнеет как смерть.

– Ведь я дал его тебе, так?

Молчание.

– А боеприпасы! – продолжает Рейеш. – Их ты тоже получил. Здесь все указано!

Он изучает длинную колонку записей.

– Мука и мясо! Черт тебя возьми, парень! Отвечай же! Брал ты муку и мясо?

– Да.

– Гамак!

– Да.

– Топор! Нож…

– Неправда! – восклицает Бенито. – Нож я привез обратно. Вы же сами видели, сеньор, он в лодке!

Рейеш качает головой.

– Кто же у меня купит бывший в употреблении нож! Я не могу принять его обратно. Жаль, но ничего не поделаешь! Тяжелый стальной клинок, уж никак не дешевле пяти мильрейсов…

Бенито вспоминает дни, когда он, изнемогая от жары, продирался сквозь колючки и жгучую траву, чтобы вонзить нож в мягкую кору каучуковых деревьев, и отчаянно отбивался от москитов, которые роями набрасывались на него. Видит себя лежащим в приступе лихорадки посреди узкой просеки, до которой он добирался к вечеру. Вспоминает, как на рассвете снова наведывался к деревьям и проверял, собралось ли в банках каучуковое молоко.

– Я работал, – хрипло выдавливает он из себя. – Я привез нож обратно!

– Ты привез и новую одежду, которую я тебе дал, – возражает Рейеш. – Только изодранную в клочья! Полюбуйся, разве можно ее еще носить? Да и до ножа никому нельзя дотрагиваться, ведь ты болен, а он столько времени был у тебя.

Он переводит дыхание. Потом продолжает:

– Сетка от москитов!

– Она была рваной! Ею почти нельзя было пользоваться, а одеяло было дырявое!

– Да, верно – шерстяное одеяло! Отличное, теплое одеяло!

Рейеш покачивает головой.

– Жаль, что ты не умеешь читать. Ты бы сам увидел, что все это здесь помечено вместе с ценами и ты сам поставил внизу крест.

Он проводит жирную черту под записями, еще раз перечитывает их и ставит возле каждой точку. Затем пишет что-то ниже черты, откладывает перо и вытирает со лба пот.

– Четыреста двадцать, – произносит он.

– Ты привез лодку каучука на двести мильрейсов. Значит, за тобой еще двести двадцать мильрейсов.

Дрожь пробегает по телу Бенито. Он прыгает на Рейеша. Стол с треском кренится набок, чернильница падает, на полу из бамбука появляется черное пятно.

Вдруг в дверях появляется Сара. Она в ужасе глядит на Бенито и торговца, который тяжело дышит, прислонившись к стене. У него разорвана на груди рубаха, а на шее видны красные пятна.

– Мне ничего не стоит посадить тебя за решетку, – шипит Рейеш, медленно приближаясь к Бенито. – Тебя отвезут в Манаус. В тюрьму! Но я человек добрый… Ведь ты болен. Ты сам не знаешь, что с тобой сделают, если ты тронешь меня хоть пальцем.

Он никак не может отдышаться.

– Да, кроме того, за тобой должок. Придется уж тебе сначала расплатиться со мной.

Бенито поднимает голову. У него осунувшееся, постаревшее лицо.

– И не надейся, что я тебе что-нибудь прощу, – добавляет Рейеш. – Я во всем люблю порядок. Ты хотел меня задушить…

У Сары вырывается крик испуга. Бенито глухо отвечает:

– Расплатиться. А чем?

– Будешь работать на меня. У меня есть лагерь сборщиков, поедешь туда.

Потом голос Рейеша звучит уже не так резко:

– Я дам тебе другую лодку. Если отработаешь за нее, она будет твоей. Как только рассчитаешься с долгами, можешь отправляться куда глаза глядят. А твоя жена… гм, ну что ж, пусть пока остается здесь. Или ты собираешься тащить ее с собой в лагерь? Для женщин там места не приготовили.

Бенито не отвечает. Жена подходит к нему и робко кладет ему руку на плечо.

Рейеш принужденно смеется.

– Я должен вас предостеречь! Не думай, – обращается он к Бенито, – что вам построят отдельную спальню. А мои надсмотрщики – отчаянные ребята!

Некоторое время он молча наблюдает за обоими, потом подходит к столу, поднимает опрокинутый стул, нагибается еще раз и достает чернильницу, в которой сохранился остаток густой черной жидкости.

– Ну, так как же? – спрашивает он.

Бенито нерешительно кивает.

– Дать тебе лодку?

– Нет.

– Это почему же?

– Пятьдесят мильрейсов – это мне не по карману, сеньор.

– Неужели ты хочешь пройти шестьдесят километров по лесу пешком?

– Поеду на своем челноке.

– И пойдешь вместе с ним ко дну. Больше одного плавания такое корыто не выдержит.

Рейеш размышляет.

– Можешь не платить за лодку. Отдашь ее управляющему, и дело с концом.

Бенито долго смотрит в лицо торговца.

– Ладно, – произносит он наконец.

Рейеш наклоняет чернильницу, обмакивает перо, раскрывает тетрадь и что-то записывает под длинной колонкой чисел.

– Аванс нужен? – спрашивает он индейца. – Почему бы тебе не выпить перед отъездом пару стаканчиков у Эставана?

Лицо Бенито вдруг покрывается красными пятнами.

– Двадцать мильрейсов, сеньор! И еще дайте мне муки, и мяса, и новый котелок! Я отработаю за все!

Его глаза лихорадочно блестят. Сара обнимает мужа и поддерживает его за плечи.

– Одеяло, – еле выговаривает он слабеющим голосом. – Топор…

Рейеш быстро строчит, не поднимая глаза от тетради. Потом резко спрашивает:

– А жена?

Он пристально смотрит на нее. Она теснее прижимается к Бенито и крепче обнимает его. Но он бормочет:

– Останется здесь…

Рейеш тяжело поднимается со стула. Протягивает Бенито перо и пододвигает к нему тетрадь.

– Поставь вот тут внизу крест, – говорит он.

Они брели по лесу в одиночку, группами или целыми отрядами под началом «управляющего». Строили себе хижины на берегах рек и по краям глубоких болот, где любит расти каучуковое дерево. Проводили целые месяцы на одном и том же месте, с раннего утра до поздней ночи занимаясь убийственным трудом. В нарушение закона, предписывавшего делать небольшие надрезы через определенное время, чтобы деревья жили еще несколько лет и не переставали давать латекс, они сдирали ножами гладкую серую кору со ствола, стремясь побыстрее «выдоить» деревья до конца. Вскоре деревья теряли листву, засыхали, скрывались под толстым слоем вьющихся растений и сгнивали. Когда участок леса оказывался «обобранным», управляющий со своим отрядом двигался дальше и разбивал лагерь в другом месте, чтобы снова начать свое разрушительное дело.

Этих людей, на каждом шагу оставлявших за собой гибнущие деревья, называли каучуковыми пиратами.