Текст книги "Дорога издалека (книга вторая)"

Автор книги: Мамедназар Хидыров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Побывал Азиз-Махсум вместе с Нобатом и на тое у Сапара. Тому судьба послала сына – крепкого, горластого мальчишку.

Не раз жители окольных улиц города Керки примечали, как глубокой ночью со стороны песков молча подходила группа всадников, одни сидели в седлах свободно, другие – будто не люди, а статуи. Это азизовцы под покровом темноты доставляли в окрчека взятых в плен калтаманов. Не один десяток таких пленников привели джигиты-добровольцы к железным воротам чека и сдали дежурному.

Полгода спустя, когда в Восточной Бухаре объявился Ибрагим-бек, крупный басмаческий вожак, и власти республики отовсюду собирали силы в помощь войскам Бухарского фронта, Азиз-Махсуму с отрядом предложили участвовать в операциях, отправиться на восток – в горную область Локай. Азиз согласился и со всем своим отрядом не одну неделю провел в боях с басмачами, которые в конце концов были разгромлены. За личную доблесть, мужество, умелые действия во главе отряда Азиз-Махсум был награжден орденом Красного Знамени Бухарской НСР. Он прожил долгую жизнь, ни разу не сойдя с верного пути, который выбрал однажды и бесповоротно.

Спрямляется русло жизни

Зимой того же года – двадцать второго – важные новости достигли Керки и всех аулов округа: в Москве, на съезде Советов, было образовано великое и могучее государство трудящихся – Союз Советских Социалистических Республик. Бухарская НСР входила в Союз на договорных началах.

О том, как было встречено известие об этом событии в столице республики, Нобату рассказал Владимир Александрович, прибыв из Бухары с очередного партийного съезда.

– Знаете, кто сейчас представитель союзного правительства при нашем Совете народных назиров? – спросил Ефимов. – Орджоникидзе Григорий Константинович! Серго – так издавна его называют в партии. О, это орел! Слышали про него?

– Слышал. В Питере, накануне Октября, мои товарищи в полку, большевики, говорили: Орджоникидзе и с ним наш Феликс Эдмундович Ленина в подполье оберегают. Где скрывался Ильич, мы тогда не знали, конечно. Оказалось, в Разлизе, неподалеку от станции Левашово, где стоял наш полк… Знаете, Владимир Александрович, мы, солдаты, поезд с Лениным встретили и проводили, на перроне нашей станции держали караул…

– Вот как? А в партии вы совсем недавно, хотя в перевороте октябрьском участвовали, в боях за Петроград. Почему же?

– Владимир Александрович, не забывайте, – Нобат невесело усмехнулся, – все-таки я сын Лебаба. Сразу было не решиться, себя достойным не считал… Только в Фергане почувствовал: теперь оправдаю звание большевика.

– Что ж, не торопились – это правильно. Зато решили твердо. А сейчас, дорогой Нобат, будем смотреть в завтрашний день. Не хочу вас интриговать, но все же… Сейчас я ожидаю из центра, от ЦК партии Бухары, важных депеш. Определенно это коснется и вашей дальнейшей судьбы, вашей службы.

– Скоро ли ждать новостей? – Нобат почувствовал знакомое, все еще не забытое волнение.

– Скоро. Днями.

Не пришлось долго Нобату раздумывать о том, что его ожидает. Сразу после начала нового года его опять вызвал Ефимов.

– На пороге больших перемен стоим мы все, товарищ Гельдыев. Сейчас в новом, всесоюзном ЦИКе и Центральном Комитете РКП большевиков поднят вопрос о национальном размежевании территории Средней Азии. Иначе говоря, речь идет о переделе границ нынешних Туркестанской автономной, частично Киргизской[13]13
  До 1925 года нынешняя Казахская ССР носила название Киргизская АССР.


[Закрыть], а также обеих народных республик – Бухары и Хорезма, с выделением национально-административных единиц. Прежде всего, очевидно, будут созданы союзные республики – Узбекская и Туркменская. Согласно указанию Ильича. Наша Бухарская республика – государство переходного типа. Его роль сейчас постепенно будет сведена к тому, чтобы подготовить нац-размежевание тех народов, которые населяют республику. Понятно, какие дела? Ваш народ будет иметь свое самостоятельное государство! Впервые в своей тысячелетней истории, не так ли?

– Да, впервые. А мечтают о своем государстве туркмены испокон веков. Поэты наши столько стихов об этом сложили! Великий Махтумкули еще два столетия тому назад предсказывал, что туркмены в конце концов обретут единство.

– Революция претворяет в жизнь вековые чаяния народов, в этом ее сила и величие. Вот сейчас нам предстоит пережить крупнейший поворот в истории целого края. И в качестве одного из первых актов намечается создание местных партийных органов на территории Бухарской республики. На бюро окружкома мы наметили кандидатуры секретарей райкомов партии. В Ходжамбас думаем первым секретарем рекомендовать вас, товарищ Гельдыев. Уверен, в центре утвердят. Ваше согласие?

– Сразу секретарем? – Нобат ожидал новости, но не такой, он был в сильнейшей степени озадачен. – Но, Владимир Александрович… ведь у меня нет опыта партийной работы!

– Знаем, все учитываем. Но на ответственных постах кадры нужны абсолютно надежные. Главное – именно это! А остальное… Вы – плоть от плоти трудовых дайхан, остались для них своим, близким – такое впечатление от всей вашей биографии складывается у окружной парторганизации, у меня лично. Это – залог того, что научитесь и мирной организаторской работе. Мы убеждены и верим вам! Подумайте, время есть. Свои возможности взвесьте, учтите свои намерения. Научитесь искусству партийного руководства пока в скромном масштабе одного района. Правда, нового! Вот… Одним словом, подумайте. Бюро окружкома в начале следующего месяца.

– Хорошо. Если партия считает нужным… Но я все же хочу подумать, внутренне подготовиться.

– В любое время прошу ко мне, буду рад выслушать.

До решающего разговора на бюро Нобат отпросился на три дня в Бешир. Дома, в семье, все оказалось благополучно. Донди, на последнем сроке беременности, подурневшая, но светящаяся изнутри той особенною красотой, которой природа отмечает будущую мать, была рада нежданному приезду мужа. Но, как обычно, чувства свои выражала сдержанно. Никому из близких Нобат не говорил о возможных в недалеком будущем переменах в его судьбе. Поделился только с верным другом Бекмурадом. Тот рассказал о положении дел в ауле. Главное порадовало Нобата: присмирели калтаманы, повывелись, теперь торговые караваны беспрепятственно ходят через Кизылкумы на Камачи и Карши. О сдаче Азиз-Махсума с людьми, о действиях его отряда на службе у власти здесь тоже были наслышаны. Как всегда, реальность приукрасили вымыслом. Сам Азиз-сердар приобрел черты почти сказочного богатыря, красного героя, перед которым трепещут калтаманы всего Лебаба. Качествами дьявольски хитроумного, изворотливого и удачливого дипломата молва наградила Нобата Гельдыева.

«Пускай! – снисходительно думал Нобат. – Страху нагнать побольше на врагов – это полезно».

Зимой азизовцы и бойцы самообороны приводили в чека уже не только пленных калтаманов, но эскортировали немало таких, которые сдались добровольно.

Все, что Нобат увидел и услышал в родных местах, заставило его еще глубже задуматься над предложением Ефимова. Да, дело ясное: нужно соглашаться, занять пост, на который выдвигает партия!

Вскоре были образованы районные оргкомитеты партии. В Керки состоялось заседание окружного бюро. Нобата Гельдыева в числе других утвердили секретарем райкома. Вскоре он выехал в Ходжамбас. Конечно, пока один, без семьи.

То были месяцы, когда широким потоком в Бухару двинулась подмога из РСФСР, согласно только что заключенным соглашениям об экономическом сотрудничестве двух братских республик. Поезда везли оборудование для текстильных фабрик, мануфактуру, новые сельскохозяйственные орудия, семена, медикаменты, десятки работников были направлены в республику из Туркестана – партийные и комсомольские организаторы, агрономы и зоотехники, врачи, учителя. Правительство республики торопило местные органы власти с проведением тех мероприятий, которые уже давно предусматривались конституцией – она была введена в действие после победы народной революции, в октябре двадцать первого года, – и позднейшими законодательными актами, однако все время откладывались в таких отдаленных и отсталых округах, как Керкинский.

Не успели Нобат и командированные с ним из округа работники райкома оглядеться на новом месте, как из центра в исполком прибыло распоряжение: начать подготовку к выборам в Советы народных депутатов, как именовались в республике основные органы власти. Соответствующие указания от ЦК компартии Бухары получил и только что созданный Ходжамбасский райком.

То и другое задания имели в условиях, когда укрепляется народная власть, важнейшее политическое значение. Это должно было стать абсолютно ясным каждому члену партии. Потому, только-только успели обосноваться, заняв под районный комитет пустующий дом бежавшего с эмирскими полчищами эмлекдара – местного сборщика налогов, из ЦК поступила новая директива: развернуть сеть политической учебы среди коммунистов с привлечением желающих беспартийных, как тогда называли – сочувствующих. Инструктора политучебы в ближайшее время будут присланы, а пока, на первых порах – обходиться собственными силами.

Передел конфискованных земель уж проходил полным ходом, здесь распоряжались местный исполком и батрачком; Нобат только установил над этим партийный контроль. А вот подготовкой выборов и развертыванием политучебы предстояло заняться вплотную, и не откладывая.

Срок выборов в Советы был указан достаточно отдаленный, поэтому сперва все внимание Нобат решил сосредоточить на политучебе.

Как предписывала директива, райком партии обязал всех активистов в каждом ауле создать кружок политического самообразования. И для начала проводить обязательную читку республиканской газеты «Ахбар»[14]14
  «Известия» (Президиума Всебухарского ЦИКа).


[Закрыть], которая стала поступать в район и рассылаться по аулам. Далее, неизменно обсуждать в своем кругу каждое инструктивное письмо райкома, получаемое местной ячейкой, по вопросам текущей внутренней политики. В дополнение к этому райком планировал выезд в ячейки с докладами как самого секретаря, так и работников райкома и исполкома – их число должно было со дня на день пополниться товарищами, которых обещали прислать из центра.

Какая это трудная работа – политическое просвещение людей, среди которых и грамотных-то единицы, людей с грузом вековой приниженности, духовной слепоты и косности, – Нобат вполне уяснил после первой же встречи с активистами Ходжам-баса. Пришло много беспартийных дайхан – это радовало. Задавали вопросы, он отвечал. Но среди вопросов немало оказалось и таких, на которые, Нобат честно признался и этим только поднял свой авторитет, – ответить он пообещал лишь после визита в окружной центр. К примеру, дайхане спрашивали, будет ли власть отбирать и отдавать беднякам наделы земли и воды крупных баев, хотя бы сами баи оставались лояльными. Могут ли беспрепятственно вернуться в родные места люди, по несознательности бежавшие за рубеж, но не поднимавшие оружия в защиту свергнутого эмира? Поможет ли власть семенами будущей весной? Нет ли опасности, что вернется эмир с войсками? Ведь слышно, что в Восточной Бухаре все еще действуют крупные силы его сторонников… А каково положение в Советском Туркестане, в России? Больше там не голодают дайхане, как еще недавно? И еще было объявлено, что болен самый главный урус-большевик – Ленин; поправился ли он?

Подобные же вопросы Нобату задали и еще в трех аулах, где на беседу тоже собрался довольно многолюдный актив.

– Очень хорошо, что сразу приехали! – поздоровавшись и усаживаясь в кресло, похвалил Нобата Ефимов, когда они после месячного перерыва опять встретились, на сой раз в окружкоме партии. – Медлить с ответами на вопросы дайхан никак нельзя. Знаю, что трудно, все знаю, дорогой мой! И мы думаем, как помочь… Сейчас… погодите, позвоню, очень кстати…

Он принялся крутить ручку телефона. Нобат сидел расслабившись – отдыхал после долгих часов тряски в седле. Немного пыла раненая нога – часто в последнее время приходилось ездить верхом. За окнами раскачивались от ветра голые, понурые деревья. Зима… Как там Донди?

Когда Ефимов, наконец, соединился с исполкомом, он проговорил всего пару слов: «Присылайте. Да, для Ходжамбаса… Ждем!»

– Сейчас дадим вам подмогу, – пообещал Нобату, положив трубку.

Минут через пять в кабинете приотворилась дверь.

– Заходите! – пригласил Ефимов.

На пороге стоял человек, невысокий, узкоплечий, в полувоенной одежде, фуражка на голове. Молодой, черные усики только пробиваются на смуглом, скуластом лице. По виду узбек.

– Знакомьтесь, – Ефимов поднялся. – Эргашев Гулам, командируется в ваше распоряжение.

Затем он представил Нобата; они с вошедшим обменялись рукопожатием.

– Ну, товарищ Гулам в дороге о себе расскажет. Давайте, друзья, не медлите – в путь!

Простившись, Нобат с новым знакомым завернули в чайхану Латифа – пообедать, забрать пожитки Эргашева. Выяснилось: он чарджуйский, был чернорабочим на речной пристани. Член партии с девятнадцатого, участвовал в штурме бекской цитадели. Окончил курсы партийных пропагандистов. Назначен в Керки, отсюда в Ходжамбас. Холост, мать осталась в Чарджуе, младший братишка подался в Ташкент учиться.

Похоже, оба они – Нобат и Гулам – остались довольны знакомством. Только к седлу оказался непривычен новый работник райкома, потому на обратный путь до Ходжамбаса затратили времени вдвое больше того, что требуется опытному всаднику.

– Придется, друг, тебя подучить, – шутил Нобат в дороге. – Ничего, привыкнешь скоро! У нас куда ни задумал отправиться – только верхом…

Гулам Эргашев, назначенный в райком завотделом политпросвета, оправдал добрые надежды Нобата, зародившиеся уже в первые часы знакомства. Парень совсем молодой, но серьезный, скромный, притом энергичный, исполнительный. Подготовлен хорошо – видно, что на курсах времени даром не терял. Вскоре он представил на бюро свой план развития сети политучебы; главным в нем была подготовка низовых инструкторов, руководителей кружков из числа местных коммунистов. Терпеливо выявлял Эргашев в аульных ячейках тех, кто не только грамотен, а еще и обладал задатками пропагандиста, был любознателен, пользовался авторитетом у людей. Немного времени спустя, уже летом, Нобат лично проверил работу нескольких аульных кружков политического самообразования, и результаты были налицо. Дайхане в аулах полюбили молодого политпросветчика, баи же – люто возненавидели. Как-то ночью стреляли ему вслед, хотя и безуспешно, когда он верхом возвращался в районный центр после занятий в кружке.

Тем временем раздел земель был завершен. Подошла пора широко развернуть кампанию по выборам в Советы народных депутатов.

Конституция Бухарской НСР, подобно Конституции Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, предусматривала выборы при открытой подаче голосов; лишались избирательного права лица, занимавшие правительственные посты при эмирском режиме, осужденные за пособничество контрреволюционерам, а также высокопоставленные служители культа. Низовая, самая массовая категория народных депутатов – депутаты аульных Советов. Их нужно было избрать в первую очередь. Окружной исполком распорядился создать в аулах избирательные комиссии, а также приступить к составлению списков избирателей.

В связи с этим вновь обострилась, только в скрытой форме, классовая борьба.

Прежде всего, крупные баи, сохранившие значительную долю былых богатств и влияния, живо сообразили, какую роль в развертывающейся кампании призваны сыграть избирательные комиссии в аулах. И постарались употребить все средства и способы, чтобы протащить в эти комиссии своих ставленников. Кое-где им это удалось. Но несравненно больше было случаев, когда козни богатеев и мусульманских святош с позором для них разоблачались аульными активистами. Актив же в каждом ауле сделался теперь многолюдным, объединяя коммунистов и комсомольцев, сочувствующих, а также членов батрачкомов, товарищества дайхан по совместному использованию средств и сельскохозяйственных материалов, доставляемых властью, по централизованной закупке товаров.

Нобат наравне со всеми работниками райкома партии и райисполкома в эти дни не знал отдыха. В самом Ходжамбасе почти никто из них не показывался по неделям. Главного внимания требовали аулы, удаленные от центра, в стороне от дорог, там и приходилось проводить больше всего времени.

Тревожная обстановка сложилась в Бешире.

Замысел Нобата и Бекмурада – подготовить из Джумакулчи Бабаева кандидата на пост председателя аульного Совета – не удался. Джумакулчи, ставший председателем местного ширкета, поначалу хорошо зарекомендовал себя и на новой работе. Но в конце концов все же угодил в ловушку, искусно расставленную баями, авторитет его в массах оказался подорванным. Перед самыми выборами в райисполкоме не нашлось подходящего кандидата – кому возглавить аулсовет в Бешире. Обстоятельство это особенно огорчало и тревожило Нобата.

Как раз незадолго до начала избирательной кампании на правом берегу, южнее Керкичи, появилась доселе неведомая в здешних местах банда калтаманов. Вскоре выяснилось: она прорвалась из-за рубежа, скрытно» переплыв Амударью. Банда грабила местное население. Покарать нежданных «гостей» выступил с отрядом сам Розы Аннаев, командир дивизиона милиции. Банду выследил, окружил и разбил в пух и прах – лишь разрозненным одиночкам, без коней и винтовок, удалось кое-как спастись, попрятаться где попало. Но при этом и сам командир, отважный и не в меру горячий, был тяжело ранен в левое плечо. Снова оказался Розы-Анна в уже знакомом ему керкинском лазарете. Лечили его старательно, однако полностью восстановить его здоровье не удалось – левая рука утратила былую подвижность. С таким дефектом на службу в народную милицию рядовыми джигитами не брали совсем; на командных должностях служить также не рекомендовалось: ведь и командиру нужно владеть конем, в стычках то и дело браться за шашку и карабин.

Ефимов, верный своему обыкновению заботиться о подчиненных, оказавшихся в беде, внимательно следил за тем, как лечат в лазарете Розы Аннаева. И первым узнал от главного врача: операция не дала ожидаемых результатов, левая рука у пациента будет функционировать лишь частично.

Из центра запрашивали о состоянии дел в окружном дивизионе милиции – там знали о ранении Розы-Анна. Председатель чека вынужден был поставить нового командира дивизиона.

В разгар предвыборной кампании обнаружилось, что в Бешире баи подговаривают своих сторонников продвигать всеми способами в председатели исполкома аульного Совета Давуд-бая, который был заместителем у Шихи, первого председателя ревкома. Давуд, моложе своего «хозяина» и поживее умом, значительную долю имущества сумел пораздать – на время – родственникам и стал таким образом фигурой, как будто приемлемой для занятий выборной должности. Нобат, узнав о выходе Розы-Анна из госпиталя и о том, что командиром дивизиона милиции ему не быть, подумал: вот подходящая кандидатура на пост предисполкома в Бешире.

Долго он уговаривал Розы-Анна. Человек мягкий и приветливый в обхождении, бывший окружной начмил обладал несговорчивым нравом. Кроме того, по натуре это был воин, и капитулировать перед безжалостною судьбой ему отнюдь не хотелось.

После нескольких дней отдыха в Бешире в доме у родственников Розы-Анна по вызову секретаря райкома Гельдыева отправился в Ходжамбас. В тесный кабинет Нобата, где единственным украшением был портрет Ленина в красной деревянной рамке, он вошел утром.

– Привет, дорогой Розы! – поднялся ему навстречу Нобат. Они пожали друг другу руки. – Садись. С нетерпением тебя поджидаю. Ну, как чувствуешь себя?

– Рад тебя видеть! Благодарение судьбе, все у меня как будто хорошо, – Розы-Анна сел на краешек стула, левую – искалеченную – руку неловко примостил на стуле, поморщился, должно быть от боли, но сразу улыбнулся, как бы оправдываясь: – Вот только рука…

– Выглядишь ты молодцом, – Нобат поудобнее уселся за столом, давая понять, что разговор предстоит серьезный. – Но служба в строю отныне уже не для тебя. Так сказали врачи, так и в бумагах твоих написано. Ты ведь знаешь об этом?

– Нобат, друг! – Розыкул подался к нему. – Все знаю, но слушать не хочу! Как это – негоден?! Я же не рядовой джигит! Калтаманов еще не всех выловили, видишь, так и лезут, проклятые, из-за кордона… Кому доверить дивизион, отряды самообороны в аулах? У меня же опыт! Ну, пусть заместителя дадут, сам не стану ходить в рейды…

– Товарищ Розы Аннаев, тебе следует уяснить: по состоянию здоровья ты вообще не можешь служить в органах чека или милиции. Решение врачей – закон. Ты знаешь, наверное, меня с эскадроном разлучили вот точно так же. А я с ребятами столько месяцев плечо к плечу, сперва на Лебабе, потом в Фергане… Думаешь, не тяжко было расставаться? Тяжко, брат, поверь. И тебя я понимаю очень хорошо. Но… На основе медицинского заключения бюро окружкома уже решило: откомандировать тебя к нам в район для использования на административной работе. Вот, пока ты дома отдыхал, пришла бумага, смотри сам.

Нобат раскрыл одну из папок на столе, достал лист бумаги, с грифом и печатью окружкома партии, протянул Розы. Но тот лишь отмахнулся правой рукой:

– Не согласен, что хочешь говори! Война не закончилась, а мне, бойцу, – в кабинете сидеть?! Буду жаловаться в ЦК!

– Жаловаться – твое право, конечно. Только, друг, послушай меня и вдумайся, – Нобат встал, подошел к нему, руку положил на плечо. Розы-Анна сразу остыл, теперь он глядел с надеждой. Нобат продолжал: – Война не окончена, в этом ты прав. Но ты не учитываешь: война сейчас будет вестись иными средствами. Оружие против нас, если и поднимут, то разве самые безрассудные, то есть единицы. А врагов у народной власти – сам знаешь сколько. Эксплуататоров, баев и торгашей мы пока вынуждены терпеть, но они друзьями нам не сделаются… Вот. Сейчас близятся выборы… Кто станет во главе аульных Советов – важнейший вопрос для всей нашей внутренней политики. Баи же не дремлют – своих пытаются протолкнуть в кандидаты. Чем не поле битвы? Ну, может, я не то говорю, ты скажи, не стесняйся.

– Что тут возразишь? Баям в Советы нельзя ходу давать… – выдохнул опечалено Розы.

– Правильно. Нам в Советах нужны люди стойкие, проверенные, настоящие бойцы за дело народа. Все это мы взвесили… и решили, дорогой Розы, выдвинуть тебя кандидатом на пост председателя в Бешире. Подумай до завтра, мне нужно знать твой ответ.

– Председателем, вот как? – он вскинул удивленные глаза. – Подумать, и верно, как будто: словно на передовую линию фронта… Но такая должность! Ведь я сирота, бедняк из бедняков, а буду – вроде бекча в старое время… Погоди, а думаешь, изберут меня?

– Организованно провести выборы – первейшая наша задача, всех коммунистов. Начинаем ее с надеждой на успех, иначе нельзя. В общем… это наша забота. Слово за тобой.

– Ну что ж… – Розы подавил вздох. – До завтра ждать незачем. Так и быть, – он встал. – Согласен! Если выберут, в помощи не откажешь, верно?

– Какой может быть разговор! – У Нобата отлегло от сердца, он вернулся на свое место. – Молодец, товарищ Розы, вижу, ты настоящий боец партии! Давай пока отдохни еще денек-другой. А там окружной исполком пришлет в Бешир инструктора готовить выборы. В тот день, когда их назначат, я сам заеду.

В назначенный день на широком дворе – между зданием исполкома и складом сельхозинвентаря, бывшим зинданом – над дощатым помостом, наподобие трибуны, взвился алый флаг. В это же время проворные джарчи в разных концах аула громко призывали граждан: «Все на выборы, хов! Собирайтесь к исполкому!.. Не говорите, что не слышали, хо-ов!..»

Пока джарчи бегали из конца в конец аула и дайхане запоясывали халаты, собирались не спеша отправиться на собрание, в одной из комнат исполкома заседала избирательная комиссия – пять человек. Во главе – председатель, Сейтек-уста, то есть мастер, известный в Бешире кузнец. А среди членов – Молла-Аннакер, этот грамотей за секретаря, еще Джумакулчи Бабаев, председатель ширкета, дайханин Язмурад – когда-то он калтаманам угодил в лапы вместе с другими караванщиками, пятым – Аллак-Дяли, вожак комсомольцев, против которого с особой яростью выступили аульные богатеи.

В последний раз проверили список избирателей, а также небольшой перечень кандидатов в члены аульного Совета. Тут двадцать семь имен, а избрать следует лишь девятнадцать, сообразно числу жителей Бешира и законной норме представительства.

Сдержанный гул во дворе перед трибуной дал знать членам комиссии: люди собрались.

– Пора, друзья, – проговорил Сейтек. Все поднялись. Молла-Аннакер собрал бумаги в ковровую сумку на ремне, которую повесил через плечо. Все пятеро вышли на порог. При их появлении собравшиеся приумолкли.

Когда избирательная комиссия направилась к трибуне, из другой комнаты исполкома появились и зашагали в том же направлении еще четверо. Это – прежняя власть: Шихи-бай, Давуд-бай, их щуплый секретарь Халмирза. Вместе с ними Гулам Эргашев, присланный в Бешир уполномоченным по проведению выборов.

Он и открыл собрание. Встав у края трибуны, возгласил:

– Товарищи и граждане! Сегодня большой праздник на вашей земле – первые свободные выборы народной власти! – Он на минуту смолк, лицо озарилось улыбкой. Тотчас комсомольцы, устроившиеся возле самой трибуны, захлопали в ладоши, закричали: «Яшасын! Ура!» Иные вскакивали на ноги, потрясали в воздухе кулаками. Остальная масса людей отозвалась одобрительным гулом, сдержанным говором. Эргашев поднял руку. – Сейчас, как требует закон, предоставим слово председателю исполкома Мамедахун-оглы-Шихи. Пожалуйста.

– Граждане аула Бешир, – неуверенно начал Шихи-бай, вид у него был удрученный. – Объявляю, исполком прежнего состава отныне слагает свои полномочия… У кого есть вопросы либо претензии – прошу сейчас высказать.

Собрание молчало, только в задних рядах прокатился гул, люди задвигались.

– Если же нет к нам вопросов, – опять заговорил Шихи-бай, – то позвольте считать нас освобожденными от обязанностей. А бумаги и печать исполкома товарищ Халмирза передаст новому секретарю.

– Я думаю, граждане, – опять поднял руку Эргашев, – мы отпустим с миром прежнего председателя исполкома и его помощников, выразим благодарность за службу. Все ли согласны?

– Согласны! Благодарим! – вяло отозвались в разных концах двора, двое-трое захлопали в ладоши. А кто-то из молодежи выкрикнул: – Пусть проваливают, пока целы!

Шихи-бай, за ним Давуд и Халмирза, сгорбленные, сошли с трибуны и растворились среди сидящих. На трибуне остались Эргашев, Сейтек-уста и члены комиссии.

– Продолжим, граждане, – заговорил вновь Гулам. – Слово председателю избирательной комиссии Эсенкули-оглы Сейтеку.

– Люди аула Бешир, – степенно начал он, – вам уже называли имена тех, кого мы сейчас будем, избирать в новый Совет. Вон, список их на дверях исполкома… Но грамотных среди нас очень мало, поэтому снова назовем имена кандидатов. Давай, Молла-Аннакер!

После этого аульный грамотей, водрузив очки на нос, по бумаге громко прочел имена и фамилии всех двадцати семи кандидатов в депутаты. Первым здесь шел Анна-оглы Ролы, выдвинутый партийной ячейкой Бешира. И едва Аннакер назвал его имя, неодобрительно загудели в задних рядах, там, где скопилось больше всего баев и их приспешников.

Когда список был дочитан до конца, Сейтек, переглянувшись с Эргашевым, вновь заговорил:

– Как велит закон, вам, люди, предоставлено право отвести любого из кандидатов. Если собрание признает доводы основательными, этого человека исключим из списков. Кто хочет высказаться?

– Не надо нам Розы! – тотчас раздался голос откуда-то из дальнего угла. – Чужак!.. Не знаем его, из аула давно ушел невесть куда.

– Граждане, граждане! – заволновался Сейтек, опять переглянулся с Гуламом, видимо, не зная, как поступить. Тот поднял руку:

– Согласно закону, граждане избиратели, каждый, кто желает высказаться против кандидата, должен выйти сюда, перед людьми, назвать свое имя. Пожалуйста, гражданин, выйдите и повторите свой отвод Анна-оглы Розы!

Однако тот так объявиться и не пожелал. Но у него нашлись сторонники. Недружно и все же уверенно из разных концов двора донеслось:

– Правильно, зачем чужаки у власти? Не хотим Розы! Худородный он! Мы его не выдвигали!..

Этих храбрецов поддерживали те, кто послабее, – невнятным, но явно одобрительным гулом. Должно быть, все же успели накануне выборов поработать байские приспешники.

Положение складывалось критическое: в первые же минуты проваливали кандидата партийной ячейки. Столь дружного – хотя и неорганизованного – выступления байских подголосков не ожидали активисты Бешира.

– Прошу слова! – прозвучало негромко среди общего шума. Над сидящими поднялся Бекмурад Сары. – Граждане избиратели! Как секретарь ячейки большевиков, пользуясь моим правом, напоминаю: Розы Анна-оглы – наш одноаулец, здесь, на земле аула Бешир, пролилась кровь от его пуповины… Мальчишкой ходил он тут за байскими отарами, немало поту пролил. Вон… вон, люди из рода Лакыр, вы же сами приютили его на зиму после того, как мальчуган все лето провел в степи подпаском… – он перевел дух, сдернул с головы тельпек, опять нахлобучил. – Поразмыслите, граждане Бешира, кто кричит здесь, на выборах, против товарища Анна-оглы Розы. Это баям он не по душе в Совете! Ну, и пускай они голосуют против… Товарищи члены партии большевиков! Члены комсомола! Как секретарь призываю вас… всех вас – поднять руки за нашего кандидата, товарища Анна-оглы Розы!

Поклонившись, Бекмурад сошел с трибуны. Его короткая, но взволнованная речь подогрела страсти – весь двор теперь гомонил на разные голоса. На трибуне совещались Сейтек-мастер и Гулам Эргашев. Впереди – двадцать шесть имен. Если для каждого потребуется столько же времени…

– А-хов, Сейтек-уста! – прозвучало откуда-то издали, от ворот. На трибунах разом приободрились, хотя и не зная причины. Просто голос был ободряющим, словно только его и ждали в накаленной обстановке. Стало совсем тихо. Тот же голос возвестил:

– Видать, гости к нам… Пыль на дороге с севера. Ага, двое на конях!..

– Да что у тебя, глаза притупились? Гляди зорче! Кого послал всевышний? – закричали с разных сторон. Самые нетерпеливые, из числа молодых, вскакивали на ноги. Тотчас поднялся, одергивая поясной платок на халате, Аллак-Дяли, кому-то из своих неприметно махнул рукой: давай на коня! Парень выбрался из массы людей, сидящих на корточках, метнулся к коновязям. Еще мгновение – и он, верхом на чьей-то серой, в яблоках, лошади, рысью помчался навстречу неведомым гостям.

Все, кто собрался во дворе, больше не глядели на трибуну. Только на север. Над дувалами, макушками тополей два облачка пыли, все ближе одно к другому… Ага, столкнулись! Теперь приближаются. Еще, еще…