Текст книги "Дорога издалека (книга вторая)"

Автор книги: Мамедназар Хидыров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Верно. Когда его выкупили у Аллаберена аксакалы, братья в аул явились. Тут Егенмурад меня и познакомил с Азизом, говорит ему: вот, дескать, кто нам помог в трудную минуту… Да, скажу я тебе, Нобат-джан: Азиз-Махсум – это человек, каких мало! Только взглянешь на него, сразу видать… Он и грозен, и ловок, силен, движенья быстрые. А сам все примечает… Ну, и вежлив тоже, так сумеет с человеком обойтись, что не забудешь… Да-а…

Сапар умолк. Должно быть, утомился от долгого повествования. Нобат налил ему чаю, уже остывшего. Сам постарался запомнить все, что услышал. Записывать неудобно – это смутит, насторожит рассказчика.

– Предложил мне тогда Азиз-Махсум, – снова заговорил Сапар, – пошли, говорит, вместе с нами, уйдем в пески, будем вольными людьми. Не с руки мне это было в то время… Помнится, я сказал, как думал: дескать, новая власть установилась по всей земле, и в Бухаре, и в Туркестане, должно быть, баям прежней воли не будет, зачем же уходить? Хорошо помню: Азиз тогда задумался над моими словами. Ну, тут Егенмурад принялся ему свое толковать. Какая, мол, нам, дайханам, разница, новая власть или старая? Любая власть – трудовому человеку враг. Мы, дескать, без власти еще лучше свою жизнь устроим… Знаешь, Нобат, такие же точно слова, вспомнилось мне, говаривал в зиндане, в Керки, один молодой горожанин, что с нами вместе сидел в колодке. За такие речи его и бросили в яму. Вот и Егенмурад тоже, – наслушался, видать, того джадида…

«Местная разновидность анархизма», – отметил про себя Нобат. Сапар тем временем, отхлебнув чаю, продолжал:

– Так и ушли тогда. После не однажды приходилось мне слышать о калтаманах с колодцев Джейрали. Так это и есть люди Азиз-Махсума.

– И больше вы с самим Азизом не встречались?

– С ним самим – нет. А Егенмурад бывал у нас в ауле. Тайком, верно… И рассказывал Егенмурад – дружба-то старая у нас сохранилась, – что спорит с Азизом и тот будто склоняется к мысли о примирении с властями. Так что, Нобат, не скрою от тебя связи с калтаманами, видишь, и у меня имеются.

– Значит, Егенмурад – вместе с Азизом, на Джейрали?

– Так…

Нобат задумался только на секунду. Похоже, тут намечается операция… рискованная, правда. Сапар тоже умолк, ожидая дальнейших вопросов.

– Сапар-ага, – Нобат сел, в упор глянул на собеседника, давая понять: сейчас наступает самое серьезное. – Мне нужно познакомиться с Егенмурадом и через него с Азизом. Вы должны мне помочь. Вот таким образом и сумеете послужить еще раз революции. Согласны?

Сапар молчал. Он выглядел озадаченным.

– А зачем тебе Егенмурад и Азиз? – наконец спросил он, испытывающе, настороженно глядя на Нобата. – С добрыми помыслами встретишься ты с ними? Прости, Нобат, но сам понимаешь: люди доверились мне, и если…

– Ручаюсь именем революции, именем партии большевиков, к которой принадлежу, – раздельно, четко проговорил Нобат. – Никакого вреда Азизу и его людям не причиню. Конечно, если они сами согласятся на мирную встречу и мира не нарушат первыми… Моя цель: убедить Азиз-Махсума сложить оружие, выйти из песков. В этом случае никакого вреда ему и его людям власть не причинит, есть закон… Скажите, вы верите, что Азиза можно уговорить?

– Мое мнение… Я думаю: можно!

– Сапар-ага, во имя старой дружбы я прошу вас послужить доброму делу, оставить всякие опасения. И отправиться вместе со мной, найти дорогу на стан Азиза. Ну, договорились?

– Так и быть, – Сапар, видимо, решился. Он даже прослезился, бороду разгладил. – Скорее только давай поедем, а то Язбиби станет тревожиться…

Дипломатия точного прицела

– Уверены в этом человеке?

– Да, – Нобат стоял перед столом Ефимова, тот сидел, курил, левою рукой перелистывал одну из папок, которые Нобат разложил перед ним. – Столько лет его знаю, ни разу не показал себя способным на предательство.

– Нобат Гельдыевич, – теперь Ефимов тоже встал, подошел к нему вплотную. Снизу вверх поглядел в глаза, руку на плечо положил. – Согласно положению я не имею права отпускать вас, начальника важнейшего отдела, моего заместителя, на операцию, будто простого уполномоченного. У вас в руках дела целого округа… Вы понимаете степень риска в том, что вы задумали?

– Думаю, верно. Владимир Александрович, вы ведь знаете: Азиз-Махсум – самый крупный предводитель калтаманов на территории округа. Если он придет с повинной – понимаете, какой эффект? И «малой войне» конец, слишком уж она затянулась. Сведения о том, что он склоняется к примирению с нами, поступают из разных источников уже не один месяц. Тут все ясно. Требуется только наша инициатива. То, что Азиз не принял наших посланцев, для меня, кажется, понятно. Опасается… Если верить вот этому Сапару, там Егенмурад, старший брат Азиза, воду мутит. Отрицает всякую власть – новую ли, старую, убежденно отрицает. Анархист, понимаете, выискался доморощенный!.. Ну, вот тут я и думаю применить то, чему научился в армии, да и прежде, когда жил среди дайхан, потом с рабочими….

– На дипломатические способности свои, значит, полагаетесь?

– Пусть будет так.

– Что ж… Коммунисты риска не чураются, это вы верно… Согласен, действуйте!

Пригласить Сапара, как водится, в гости к себе на квартиру Нобат не мог: захворала хозяйка, некому было управиться на кухне. Все-таки не свой дом… С другой стороны, хотя Сапар клятвенно обещал, что ни единая душа не услышит от него о замышляемом странствии в Каракумы, в гости к калтаманам, – все-таки оставлять его надолго одного не следовало. Договорились, что Нобат сам придет к Сапару в чайхану Латифа, где тот остановился. Потолкуют за чаем и ужином, а после Нобат здесь же и вздремнет. С утра – сборы, затем в путь.

Выбрали на веранде уголок поудобней, тут и просидели дотемна. Плохо было то, что все же видели их вдвоем разные люди – посетители чайханы. Но в плане Нобата и эта деталь была предусмотрена.

Людно в тот вечер было в чайхане. Угощались не спеша, чай пили не переставая, кто вприкуску с колотым сахаром, кто со сластями, а кто впустую, только горло промочить. Прислужники в белых фартуках привидениями носились, огибая сидящих. Гомон стоял неумолчный от десятков голосов. Толковали обо всем на свете, в иных кучках стихи читали, дестаны пересказывали нараспев, кое-где тихонько звучали струны дутара, лилась негромкая песня. Спиртное в то время мусульмане обычно не употребляли, зато любителей анаши и терьяка – наркотиков еще похлестче спирта – было здесь немало. Особенно заядлых наркоманов каждый без труда опознал бы по желтым, в мелких морщинах лицам, потухшим мутным глазам, пугающей худобе. Иные из них, накурившись анаши либо напившись соку маковых зерен, пребывали в забытье, отрешенные от мира. Чего только не чудилось им в такие минуты! Самого аллаха в раю, где среди волшебных цветов прогуливаются очаровательные гурии, готовые услаждать праведника, любой из них воочию видел не однажды… Такие люди, если втянулись основательно, забывают все – семью, родных, работу свою. Все бросают. Целью их жизни становится – добыть любою ценой хотя бы щепотку, хоть несколько капель вожделенного зелья.

Жалкие это люди – наркоманы, однако среди завсегдатаев чайханы в то время можно было встретить и тех, кто пал еще ниже. Это – игроки в кости либо в карты, те, кто ставит на победителя в петушиных либо собачьих боях. Такие люди обычно в конец лишаются стыда: прикидываясь нищими, ходят, клянчат денег, будто бы на пропитание. И все, что соберут, – а многие люди ведь не откажут убогому, униженно просящему, – дочиста спускают, утоляя страсть, которой противиться нету сил.

Воистину безжалостен творец к слабым многогрешным рабам своим!

В чайхане, в непринужденной обстановке, Сапар все же разговорился, немало интересного порассказал Нобату о своем ауле, об отношениях дайхан с новой властью, о том, как они относятся к калтаманам разных шалы и предводителей, в том числе к людям Азиз-Махсума и к нему самому. Для Нобата все более ясным становилось, как выполнять намеченный план.

Спать легли заполночь. Договорились, что утром Нобат будет ожидать Сапара в чека. Отправятся верхом, кони – служебные. Важно скорее добраться до аула на левом берегу, прежде, нежели туда дойдут вести о том, что Сапар побывал в окружном центре, да еще и чека навестил не один раз…

И когда утром Сапара пропустили в кабинет Нобата, он в первый момент изумился до крайности. В дверях его встретил незнакомый дайханин, высокий, худой. Лицо горбоносое, глаза черные, навыкате. Борода и усы, правда, едва пробиваются, должно быть борода такая – «кель», безбородый… Одет бедновато – халат защитный, залатанный кое-где, сапоги побитые, черный тельпек с пролысинами. Что за диво, кто это?

– Ну как, не узнаете? – знакомым голосом спросил «дайханин».

– Нобат?! Вот так вырядился! Нет, право, я даже подумать не мог…

Больше всего хлопот при этом преображении доставили Нобату борода и усы. Вот когда подвела армейская привычка бриться чуть ли не ежедневно! Правда, тут после объезда аулов Нобат бороду запустил немного. Пришлось еще грим употребить: один из уполномоченных, прежде служивший в Ташкенте, умел применять это средство. На первое время сойдет, а дальше своя борода вырастет и усы.

Выехали, когда солнце только-только взобралось на вершину тополя. Июнь, воздух горячий с утра. Но в аулах деревья фруктовые – в свежей листве, в нежных завязях плодов, а кое-где, на позднеспелых, еще и розово-белый цвет не осыпался. Травы тоже не успели пожухнуть, мягко колышутся от легкого ветерка. В воздухе ароматы цветов, свежескошенного сена, кизячным дымом тянет от мазанок и юрт. В тополях и карагачах возле арыков невидимые птицы заливаются на разные голоса. Мычат короаы, блеют овцы на еще не высохших лугах, там, где арыки набухают полой июньской водой из Амударьи. А она щедра в эти дни раннего лета – ведь тают льды далеко на Памире, оттого и вода в реке подымается, угрожая низким песчаным берегам.

Хорошо на Лебабе в эти дни, еще не прокаленные безжалостным солнцем лета!

Путники сперва поспешили на своих добрых конях прибрежной дорогой. Затем, чтобы сократить расстояние, углубились чабанской тропой в пески. Здесь картина иная. Травы желтеют, никнут, крошатся под копытами коней. Но аромат от подсыхающих трав – особенный, ни с чем не сравнимый. Вдыхаешь – надышаться не можешь… Небо над барханами бледно-синее, и в нем черные точки – жаворонки. Не умолкают их мелодичные трели. Временами серый коршун прошелестит крыльями, внезапно камнем ринется вниз – на суслика или зайца. Еще глубже в пески – и вот уже мертво зеленеют уродливо скрюченные деревда саксаула. Здесь тишина, только ветерок посвистывает, когда взберешься на гребень высокого бархана.

Нобат и Сапар ехали молча. По сторонам не глядели – очарование природы, вступающей в разгар лета, на них не действовало в эти часы. Мысли заняты другим. Нельзя, чтобы Азиз-Махсум с Егенмурадом проведали о визите Сапара в окрчека раньше, чем они, Сапар и Нобат, установят связь со станом у колодцев Джейрели! Да и как установить связь? Это станет ясным в ауле, куда они торопятся, неустанно погоняя коней…

Аул – немноголюдный, с чахлыми деревцами, убогими мазанками, на самой оконечности канала, отведенного от Аму. Скудные полоски – меллеки дайхан и сразу за меллеками – пески. Сюда, тропами едва приметными, уходят жидкие отары овец и верблюдов на весенние пастбища. Теми же тропами наведываются по ночам калтаманы…

– Не было Егенмурада, уже почитай, месяц, и люди от него не приходили, – сообщил старик, родственник Язбиби – жены Сапара. И не слыхал никто уже порядочно времени про джигитов из Джейрели…

Он говорил неохотно, сам все время косился на Нобата. Видать, не нравился ему этот «торговец из Керки», подозрение возбуждал, несмотря на весь маскарад.

– Нужно подумать, как тут быть, – сказал Нобат, когда пришли в мазанку Сапара. – Вы пока хозяйством займитесь. Лишних людей старайтесь держать подальше от дома.

– Будь спокоен, Довлетгельды.

Это Нобат выбрал себе такое имя. Случайно пришло на память – так звали человека, который вместе с дедом Нобата, Избасаром, был продан в рабство в Бухару еще в минувшем столетии. Чтобы сойти за торговца-горожанина, Нобат прихватил короб со всякой мелочью: серьги, дешевые кольца, расчески, футляры для очков.

Времени на долгое раздумье не оставалось: Азиз-Махсума могли известить о том, что пришлый человек выспрашивает про его брата…

Час спустя Нобат снова позвал Сапара:

– У вас ведь скоро… прибавление семейства, так?

– Вроде… – тот смущенно улыбнулся.

– Вы могли бы пригласить Егенмурада на той по случаю рождения ребенка? Принял бы он такое приглашение, не побоялся бы приехать?

– А чего же? Он отчаянный… Приедет нежданно и уедет – никто даже не заметит. Ко мне все равно что к родному брату… Вон ты надумал! Только ведь рановато еще…

– Не беда! Если договориться не сумеем, он вряд ли станет дружбу с вами водить. Только этого случиться не должно… Ну, а если успех – тогда мы ему откроем наш маленький обман, извинимся. Да и обмана, по сути, нет – позже ли, раньше, той все равно вам устраивать. Еще лучше – будет гостем в открытую, без опаски.

– Ай, молодец, Ноб… тьфу! Довлетгельды!

– Дорогу на Джейрели знаете?

– Доберемся. В пески я ходил с отарой, как рал в ту сторону. Малость только не дошел до колодцев…

– Завтра же выступаем. Пока там еще не узнали про нас. Я, значит, как договорились, с целью торговли, ну и по старой дружбе с вами.

…И вот снова Каракумы. Два дня миновало, но воздух уже горячий по-летнему. Трона едва протоптана, копыта лошадей то и дело вязнут в раскаленном сыпучем песке. Поначалу путникам встречались отары с чабанами, подпасками. Овцы – кучей в тени бархана, здесь же люди, копи, ишаки. Только ягнята резвятся на просторе, звонким блеяньем оглашая нагретый, прозрачный воздух. А еще дальше в пески – ни души не встретишь. Только черепаха – серая, неуклюжая – просеменит на коротких лапах. Да еще вдали, будто мираж, промелькнет и растает за горизонтом стайка легконогих джейранов. Эта тварь чуткая – за много верст по запаху определит человека и уж близко не подпустит ни за что.

И вот они оба на стане у колодцев Джейрели. Сам атаман Азиз-Махсум стоит у входа в шестикрылую юрту – вышел встретить нежданных гостей.

Статный, плечистый. Одет по-дайхански, просто, ничего лишнего. Подпоясан платком, а через плечо – ремень с кобурой маузера. Потертая кобура – видно, что хозяин с ней не расстается. Мужественное загорелое лицо, курчавая бородка, усы. А глаза карие глубоко спрятаны, зорко глядят на человека. И что в них – сразу не угадаешь.

Почему-то хмурым выглядел вожак калтаманов. Но разгладилась морщина на переносье и глаза сверкнули радостью, когда узнал Сапара.

– А-а, старый друг! Салам, салам! Милости просим!.. Уж извини, наши молодцы крепко ухватили, да еще и напугали небось… Пожалуйте в юрту, Сапар-джан, и ты, добрый человек!

Молодцы, в самом деле, путников держали крепко, покуда не увидели, что сам предводитель к ним расположен. И на подходе к стану захватили Сапара и Нобата врасплох, даже рта раскрыть не дали. Связали, а прежде обыскали, отняли ножи и охотничье ружье, другого оружия Нобат предусмотрительно решил не брать с собой, а ружье – против волков, если пришлось бы заночевать в пустыне. Злыми, настороженными показались им тогда джигиты. А теперь вот и сам Азиз-Махсум грозным выглядел поначалу… Недоброе предзнаменование!

Нобат все это сразу заметил и оценил. Но – отступать некуда.

– Что же брата нашего, уважаемого Егенмурада, не вижу рядом с тобой, Азиз-джан? – как ни в чем не бывало спросил Сапар, когда уже сидели в юрте за чаем, обменявшись обычными вопросами о здоровье, о делах. Спросил – и осекся: вмиг будто тень пробежала по лицу Азиз-Махсума, он тяжело, горестно вздохнул.

– Всевышнему было угодно прервать жизненный путь Еген-мурада, высокочтимого брата нашего, в сем тленном мире…

– Как?! – Сапар едва усидел на месте.

– Да, да, – Азиз-Махсум покивал головой. – Три недели назад наши люди… вышли на караванную тропу, что ведет в Афганистан. И столкнулись с неизвестными, тоже на конях, при оружии. В общем, стычка вышла кровавая, наши одержали верх. Когда тех прогнали с потерей, то опознали одного из убитых. Оказалось, люди Клыч-Мергена, того самого, что под Керки воевал против красных… Наши взяли лошадей, сбрую, оружие. Убитых не было у нас, только раненых двое, в том числе Егенмурад, он и возглавлял ватагу. Сюда, на стан, его привезли еще живого, тут он и дух испустил…

Все сидели подавленные. Один из братьев Азиза украдкой провел рукавом халата по глазам.

«Весь наш план – на смарку!» – вспыхнуло в сознании Нобата. Но тотчас он принудил себя успокоиться, трезво оценить обстановку, внезапно и круто изменившуюся. Вот когда пригодился не только богатый опыт боевой жизни, но и особо – уроки шахматной игры! Егенмурада нет в живых. Но – погиб он от руки калтаманов, которых и он, Нобат, может и обязан считать врагами народной власти. Гибель брата, видать, глубоко опечалила и обескуражила Азиз-Махсума. Значит… Эту новую ситуацию следует использовать полностью!

– Вах-х, какое горе! – в общей тишине прозвучало восклицание Сапара. В голосе ощущалось глубокое, искреннее сожаление. – С доброю вестью спешили мы сюда вдвоем с моим другом. Хотели на той пригласить каждого, кто пожелает осчастливить посещением мой скромный дом. Первого тебя, Азиз-джан, – Сапар, только чтобы польстить атаману, допустил это невинное преувеличение, отлично зная, что тот не рискнул бы появиться в ауле даже инкогнито. – А также дорогого друга и брата нашего Егенмурада. Потому что ребенка всевышний посылает моему семейству… И вот…

– Все по воле творца, – не поднимая головы, глухо проговорил Азиз-Махсум. – Одному встретиться с земным миром, другому – проститься с ним навек… А мы даже поминального тоя, как подобает правоверным, не смогли на седьмой день устроить тут, в нашем волчьем логове. Да и сороковины тоже, видно, не справить нам…

«Ага, значит, и тебе наскучила волчья-то жизнь!» – с удовлетворением отметил про себя Нобат.

Некоторое время все подавленно молчали. Потом хозяин первым взялся за чайник, налил в пиалы сперва обоим гостям, потом себе, своим братьям и приближенным. Это должно было послужить знаком: беседу можно продолжать, больше не поминая усопшего.

– Ну, а вы, дорогой гость, – Азиз-Махсум, наконец, обернулся к Нобату. – Хорошо ли чувствовали себя в пути? Обиду на моих молодцов, надеюсь, не таите? Иначе нельзя, не друзей – врагов то и дело посылает нам судьба.

Нобат понял это как приглашение высказаться о цели своего прибытия, назвать себя. Он начал с учтивостью:

– Благодарю, уважаемый Азиз-сердар, дорогу осилили благополучно. И за прием спасибо, ни на кого мы не в обиде… А дорога – для нас дело привычное. Ведь я торговец, живу в Керки, приходится бывать и в Карши, и в Термезе, и в самой Бухаре. Зовут меня Довлетгельды, сын Избасара. По торговым делам заехали мы на самый край Каракумов, стали гостем у Сапара, старого друга нашего.

– Не меньше восьми лет знаю я этого уважаемого человека, – пояснил Сапар, уловив вопросительный взгляд хозяина. – Так обрадовался я его приезду, что пригласил поехать со мной сюда, на Джейрели, позвать гостей на той, заодно и поторговать с выгодой.

– Я разделяю ваше горе, – прочувствованно сказал Нобат. – И сожалею, что не смог познакомиться с вашим уважаемым старшим братом.

– Мой друг Довлетгельды, – воспользовавшись общею паузой, начал Сапар, видимо, решив, что пора перейти к делу, хотя с Нобатом у них не было договоренности, как действовать в изменившейся обстановке, – так же, как и многие достойные люди, натерпелся от кровавого деспота эмира и его прислужников. Не один месяц провел в зиндане, ноги в колодке… Так-то мы и познакомились – рядом были закованы.

– Вам тоже довелось побывать в эмирском зиндане? – с живостью спросил Нобата Азиз-Махсум.

– Нет, судьба смилостивилась надо мной, – сдержанно ответил Нобат. – Только в Бешире, откуда я родом, заточили меня в зиндан, хотя виноват не был. Ну, а наш уважаемый Сапар… Вам известно, как его освободили красные аскеры?

– Да, он мне рассказал, когда мы познакомились.

– Если б не красные аскеры, если б новая власть не восторжествовала, до сего дня люди гнили бы в зинданах! – с горячностью проговорил Сапар.

– Я думаю, с этим согласятся многие, не только те, кто в зинданах побывал… А каково ваше мнение, уважаемый Азиз-сердар?

– Новая власть много доброго принесла народу, – задумчиво, глядя в одну точку, проговорил Азиз-Махсум. – Жаль, поначалу многие люди не сумели этого предвидеть. Оттого невинная кровь пролилась не однажды.

– Это достойно сожаления, вы совершено правы, дорогой Азиз-сердар, – тотчас отозвался Нобат. – Но я слышал в Керки, еще когда шла война, что вы с вашими людьми отказались выступать на стороне противников новой власти. Значит, вы не с теми, кто проливает невинную кровь?

– Э, дорогой гость, Довлетгельды Избасар-оглы, – Азиз поднял голову, в глубоко запавших карих глазах вспыхнул огонек изумления и любопытства. – Вы напрасно петляете окольными тропами. Давайте-ка выйдем на прямую дорогу! Вы – сторонник новой власти и хотите узнать мое к ней отношение. Ну, признайтесь, ведь так?

Нобат выдержал взгляд в упор. Понял: нужно отвечать прямо.

– Я, как и вы, считаю: новая народная власть дала простым людям много хорошего. Те, кого эмир бросал в зинданы, теперь сторонники новой власти, это естественно. Да, я в числе таких людей. И ваше мнение о новой власти для меня интересно.

– Вы мужественный человек, – не спуская с Нобата глаз, проговорил Азиз-Махсум. Все поняли смысл его слов.

– Я много лет знаю Сапара, моего друга, – тотчас отозвался Нобат. И его намек тоже все поняли безошибочно.

– Но вы не правы, – внезапно опять заволновался Азиз-Махсум, – если думаете, что нет моей вины в тех междоусобицах, которые потрясают Лебаб уже который год! Новая власть, очевидно, строится на справедливых началах. Но каким людям она подчас доверяет представлять ее, распоряжаться ее именем в аулах? Мы хорошо наслышаны о том, что творили на правобережье эмирские последыши Абдурахман-караулбеги и Мамедша-мирахур. А ведь они были облечены властью теперь, после того как уже давно прогнали эмира! Нет… Я не ввязался в распрю, когда сражались в Керки. Позже, зимой, Молла-Алтыкул, хромая лисица, явился звать меня на правый берег, в поход против Салыра, я и его выставил ни с чем. Но и с новой властью не нашел общего языка. Случалось, мои джигиты поднимали оружие против тех, кто служил Абдурахману и Мамедше. У них же лутчеки, головорезы и грабители настоящие были на службе! Таким задать взбучку, я считаю, дело правое. Но при этом и невинные люди страдали…

– В Керки знают, что Абдурахман и Мамедша сняты со всех постов и наказаны, – осторожно заметил Нобат.

– Э! – Азиз-Махсум отмахнулся. – И тут, на левобережье, эти бай-ревкомы подчас такое творят – дайхане только стонут, а иные ко мне прибегают жаловаться, управы и защиты ищут… Нет, много правды в словах моего покойного брата – пусть аллах приютит его в обители райской! – какая угодно власть для дайхана или степняка-скотовода – тяжкая обуза, ярмо на шее!

Принесли свежезаваренные чайники, потом горячую шурпу в большой миске. Хозяин предложил угощаться, беседа прервалась.

Между тем завечерело. Сперва один из братьев Азиз-Махсума вышел из юрты, затем другой. Наконец поднялся сам атаман:

– Извините, уважаемые гости! Дела требуют покинуть вас. На ночь нужно отдать кое-какие распоряжения.

Он удалился, за ним последовали еще двое сотрапезников, молодые молчаливые джигиты. Сапар и Нобат остались одни.

– Кажется, дело идет неплохо, – первым заговорил Сапар. – Как считаешь… Довлетгельды?

– Вы правильно действуете, – Нобат подумал, помолчал. – Грех сказать, но то, что нет больше Егенмурада, похоже, нам на пользу.

– Эх! – Сапар вздохнул. – Добрый был джигит… Ну, а сам Азиз… гляди-ка, за трудовой народ готов постоять. Давно бы ему выйти из песков, повиниться перед властью. Может, еще и пользу принесет…

– А попади он в лапы таким, как Мамедша или Молла-Джума Сурхи, тот, что в округе отряды самообороны возглавлял, – знаете, как бы с ним поступили? Он по-своему прав, что сторонился подобных людей. Но теперь обстановка иная.

– Поверишь, Нобат, я сперва крепко опасался. Ведь он сразу разгадал, что ты не торговать сюда явился… Но человек он благородный, гостя не обидит, будь даже враг. А тем более сам, кажется, ищет, как бы подостойнее пойти на мировую.

– Сейчас поведем разговор напрямик.

В эту минуту появился Азиз в сопровождении одного из братьев:

– Пожалуйте, гости, пока не стемнело, юрту оглядите, где вам приготовлен ночлег. А после продолжим беседу.

Когда Нобат и Сапар возвратились, на сачаке горой лежали сласти – бухарская халва, леденцы, фабричного производства конфеты в разноцветных обертках. «Дань с проезжих караванщиков», – определил Нобат.

– Присылала ко мне новая власть человека, – начал рассказывать Азиз-Махсум, безошибочно угадав, что именно хотели услышать гости. – Предлагала выйти из песков, со всеми людьми, сложить оружие, затем поселиться кто где хочет, только не всем вместе, а у кого в ауле семья – тому вернуться домой. Отправил я посланника с отказом. Потому что привез он бумагу, которую составили Моман-сопи да еще Молла-Джума Сурхи. А к этим людям доверия у меня не было и не будет вовек!

– Того и другого уже отстранили от власти, – проговорил Нобат. – В окружном центре теперь новые люди. Вы слыхали про Ефимова, председателя чека и партийного секретаря? Валадимир-ага, так люди его называют…

– Да, да, слыхали! – Азиз-Махсум не захотел скрыть живого интереса. – Очень хорошо дайхане отзываются о нем. Вот если на таких людей опирается власть, тут еще можно подумать…

– Азиз-сердар, – Нобат выпрямился. – Валадимир-ага, товарищ Ефимов, мне лично знаком. Он знал, что я намеревался отправиться в Каракумы. И просил меня обязательно встретиться с вами, передать его слова и его послание. Вы поймете, не осудите: я не мог с первых слов открыть вам это.

– Послание мне?! – у Азиза расширились глаза. – Выходит, власть не ставит мне в вину моих перед ней прегрешений?

– Нет, не ставит. Есть закон. Совет народных назиров Бухарской Республики постановил: каждый, кто добровольно сложит оружие, каковы бы ни были его прежние отношения с властью, получает полное прощение, сам и все те, кто ему подчиняется. Если они, через своего предводителя, заявят о своем беспрекословном повиновении, то ни одному из них не будет причинено никакого вреда… Вот, Азиз-сердар, это я пересказываю по памяти ту бумагу, которую мне читал Валадимир-ага перед моим отъездом из Керки. Впрочем, я тоже знаю грамоту…

– Уважаемый Довлетгельды, – прервал его Азиз-Махсум, он, конечно, запомнил имя гостя. – Вы сказали: с вами послание начальника из Керки, Валадимира-ага… Мне кажется, пора доказать, что это так и есть на самом деле.

– Вы правы, – Нобат поднялся с ковра, шагнул к порогу. Взял свой левый сапог. Руку внутрь, стельку долой…

– Азиз-сердар, если среди ваших людей отыщется грамотный челозек, пусть вам прочитает.

– Грамотный? Нет, дорогой гость, у нас не одна сотня храбрых джигитов, но таких, чтобы знали грамоту… Не могу назвать ни одного. Придется прочитать вам самому.

– Ручаюсь головой, Азиз, – тотчас подал голос Сапар, – мой друг Довлетгельды прочитает именно то, что написано в этом послании.

Азиз-Махсум приготовился слушать. Нобат расправил на колене клочок шелковой ткани – отнюдь не бумагу. На светло-желтом шелке черным было начертано арабскими буквами:

«На колодцах Джейрели, Салимурад-оглы Азизу, по прозвищу Азиз-Махсум.

Именем Бухарской Народной Советской Республики, мы, председатель Керкинской окружной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, мы же по совместительству – секретарь окружного комитета Бухарской КП (большевиков) Ефимов В. А., предлагаем Вам, Азиз-Махсум (в течение времени, приемлемого для Вас и Ваших людей) продумать и решить в положительном смысле вопрос о том, чтобы пойти на примирение с народной властью Бухарской Республики. Для этого всем выйти из песков в район окружного центра Керки, сложить все огнестрельное оружие, боеприпасы и заявить о беспрекословном подчинении властям Республики в лице представителей окружного исполкома и чека. Согласно закону нашего государства, всем вам гарантируется сохранение жизни и личного имущества, включая холодное оружие, а также право поселиться в любом месте под властью Республики. Тем, кто изъявит желание поступить на службу, мы обещаем беспристрастное рассмотрение просьбы, а после ее удовлетворения – все права и преимущества, предоставляемые по закону служащим правительственного аппарата на местах. Подпись… Дата… Печать…»

Дочитав до конца, Нобат вручил шелковый лоскуток Азизу-Махсуму. Тот повертел в руках, передал одному из братьев. Потупился на мгновенье. Наконец заговорил:

– Передайте начальнику, который обращается ко мне с посланием: мы благодарны и обещаем подумать. Необходимо посоветоваться с людьми… Завтра утром вы получите наш ответ. А сейчас, дорогие гости, пора на покой.

Наутро, когда гости позавтракали в своей юрте и вышли, собираясь отправиться в путь, посыльный джигит пригласил их к предводителю.

После обычных вопросов – как провели ночь, здоровы ли – Азиз-Махсум произнес:

– Мы обсудили предложение начальника по имени Валадимир-ага. Пока еще не сумели оповестить всех наших сподвижников – мы хотим, чтобы решение было добровольным для каждого. Через две недели сообщим в Керки наше окончательное решение. Мы намерены оставить послание у себя. Пусть оно и послужит пропуском для нашего человека, которого мы пришлем с ответом.

Нобату осталось только согласиться. Простились тепло, по-дружески.

Джигиты Азиз-Махсума с почетом проводили обоих спутников до границы песков.