Текст книги "Долгожданная развязка"
Автор книги: Максин Барри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
– Почему? Врачи обязаны хранить врачебную тайну.
Бен улыбнулся, продемонстрировав крупные белые зубы. Наивность и доброта южного джентльмена успокаивающе действовали на его мятежную душу. Он положил руку на плечо Дункана и легонько сжал.
– Это означает, друг мой, что врач больше боится Д'Арвилля, чем меня. Почему бы, собственно, ему так бояться слепого владельца казино?
– Да… – только и промолвил Дункан, чувствуя, что свалял дурака.
Бен посильнее сжал его плечо, взял папку и углубился в чтение. История семьи выглядела неубедительно, слишком неубедительно. Когда он познакомился с последними находками, то окончательно уверился, что Д'Арвилль – тот, кого они ищут. Он взглянул на других членов группы и понял, что они того же мнения.
– Что теперь? – спросил Дункан.
– Разумеется, едем в Монако. Ты снял виллу?
Дункан утвердительно кивнул и протянул связку ключей.
– Прекрасно. А ты, друг мой, – Бен хлопнул Сомервилла мясистой пятерней по спине, – пойди и развлекись в его казино. Кто знает, может, ты выиграешь еще одно состояние плюс к тому, которое у тебя уже есть!
Дорога Корниш, ведущая к Монте-Карло, пользовалась дурной славой. Ее извилистый путь изобиловал крутыми поворотами и узкими местами над обрывами. Дункан радовался, что сидел между крупным Беном и красавчиком-плейбоем, глаза которого, как он уже успел заметить, не задерживались ни на чем дольше, чем на мгновение.
В двух милях от границы Монако напротив крутого обрыва был припаркован черный «ситроен» с тонированными стеклами. В нем нетерпеливо ждал Вольфганг Мюллер.
Его пальцы скрючило ревматизмом, они постоянно болели, но он уже почти перестал замечать боль. Он мог слышать крики чаек и далеко внизу грохот разбивающихся о скалы волн. Он ощущал запах моря и слышал равномерное дыхание Густава Ландро, француза, сотрудничавшего с немцами во время войны и с тех пор промышлявшего всякими случайными заработками.
– Когда, по словам Валдо, они уехали из гостиницы? – пролаял Мюллер, заставив сидящего рядом человека подпрыгнуть от неожиданности.
– Они скоро будут здесь, месье Д'Арвилль. Постарайтесь расслабиться.
– Я и так не волнуюсь, – соврал Вольфганг, заставляя себя сдержаться, что было весьма просто благодаря многолетней практике. За последние годы он сильно изменился. С той поры как ослеп.
Когда его подонок-сын ушел, Мюллер пролежал на полу кабинета, как ему показалось, несколько часов, страдая от дикой боли и в ужасе зажав ладонями изувеченные глаза. Потом приехал врач, сделал укол, и ему немного полегчало. Но когда он проснулся на следующее утро, его окружала все та же жуткая тьма.
Он несколько месяцев не выходил из своей роскошной виллы, в таком был подавленном состоянии. Даже телефонный звонок будущему тестю своего сына, богатому аристократу и владельцу виноградников, не принес облегчения. Разумеется, драгоценная возлюбленная Уэйна тут же его бросила, но Мюллер понимал, что это не остановит его мерзкого отпрыска. Так и вышло. Этот пособник дьявола быстренько уехал в Англию, где отец не мог его достать.
Но прошло время, и Вольфганг Мюллер заставил себя вырваться из объятий живой смерти. Он не мог видеть, но оставшиеся у него органы чувств необыкновенно обострились. Он теперь слышал то, чего не слышали другие, мог определить запах так, как не мог никто другой. Свое главное удовольствие он получал от еды, поэтому в его кухне трудились сразу три повара.
– Жан подал сигнал! – Неожиданный возглас попутчика отвлек Вольфганга от его мыслей, он замер, и на тонких бескровных губах появилась улыбка удовлетворения.
Моссад. Неужели они думали, что могут вместе со своим американским приспешником без его ведома копаться в его прошлом? Придурки! А вот фатерланд, его отечество умело производить на свет людей, способных подняться на самый верх, действительно доказать, что они – сливки человеческой расы.
Он услышал шум более мощного мотора за своей спиной и удовлетворенно перевел дыхание.
– Ты уверен, что с водителем грузовика все в порядке с юридической точки зрения? – спросил он уже во второй раз.
– Абсолютно. Жан – герой Сопротивления. Никто не заподозрит ни его, ни то, что несчастный случай был подстроен.
– Уж лучше ему быть святым, – проворчал Вольфганг. – Тогда бы они занимались им до скончания века. Грузовик такой, как я заказал? – резко спросил он.
– Да, месье. Мы обошли пятьдесят фирм, пока нашли подходящий по своей металлической конструкции. И отказ тормозов будет вполне объяснимым, потому что, если бы вы могли увидеть ту груду ржавого металла, за рулем которой сидит Жан, – Вольфганг лишь пожал плечами, – вы бы не беспокоились. В таких делах Жану равных нет.
Грузовик уехал. Вольфганг кивнул и поудобнее устроился на сиденье. Кости брошены. А он верил в свою удачу…
– Опусти стекло, Бен, – попросил Дункан, – становится душно.
Бен послушался и с удовольствием вдохнул свежий воздух.
– Да, Господь ведал, что творил, когда создавал Землю. Только понюхайте этот воздух!
Машину вел потрепанный торговец, на коленях которого все еще лежала синяя сумка. Дункан наклонился, чтобы поскорее разглядеть Монте-Карло, и жалея, что приходится ехать туда при таких обстоятельствах.
– С чего мы начнем, когда? – спросил он и удивленно замолчал, потому что водитель принялся что-то визгливо кричать на идише.
Он ощутил, как напрягся сидящий рядом Бен, а в следующее мгновение его глаза расширились от страха, потому что из-за поворота прямо на них выскочил груженный фруктами грузовик. Торговец крутанул руль, стараясь избежать столкновения, но было уже поздно.
Дункан почувствовал, как сжалось от страха горло при визге тормозов и воздух наполнил едкий запах жженой резины. Он вскрикнул, когда машина ударилась о скалу, потом в немом ужасе схватил Бена за колено. Машину бросило на другую сторону дороги, к жиденькому парапету. Он услышал, как красавец начал читать молитву на иврите, а машина тем временем сбила барьер, на секунду задержалась на краю и рухнула вниз, в бездну.
Дункан ощущал весь ужас падения и со стоном закрыл глаза. Перед ударом о землю он почувствовал, как огромная теплая рука Бена сжала его руку…
Вольфганг Мюллер прислушивался к звукам и классифицировал их в уме: визг тормозов, скрежет металла, внезапная тишина, последний стон умирающей машины… или умирающих людей.
Он медленно кивнул.
– Хорошая работа. Мы обещали ему сто тысяч франков, верно?
Далеко от Монте-Карло, в психиатрической больнице в Англии, доктор Себастьян Тил принимал свою последнюю пациентку.
Девушка выглядела такой молоденькой. На вид не больше пятнадцати, хотя на самом деле ей было за двадцать. Годы анорексии оставили от нее лишь кожу да кости. Она села и принялась вертеть рукой, на которой не хватало нескольких пальцев, прядь длинных тусклых волос.
Она уже много раз делала попытки себя изуродовать.
Себастьян улыбнулся ей. Девушка улыбнулась в ответ.
– Здравствуйте, доктор Тил, – нервно, но весело произнесла она. Хотя она ненавидела разговоры с врачами, Себастьяна она обожала. Он был самым лучшим ее другом во всем мире.
Себастьян встал, подошел поближе и уселся на край стола, внимательно наблюдая за возможными признаками беспокойства. Но, к своему удовлетворению, таковых не обнаружил. Такие больные, как Селена, обычно реагировали на физическую близость, как на угрозу.
– Послушай, Селена. Я слышал, что ты не ешь овощи. Это так?
Девушка жалобно взглянула на него, и Себастьян почувствовал, как защемило сердце. Он проработал в психиатрических больницах и лечебницах для психически больных преступников всю свою жизнь. У него был только один «частный» пациент. Если так можно было сказать об Уэйне.
Для человека, которому еще нет и сорока, репутация Себастьяна была отменной. Его покойный наставник, сэр Джулиус, был корифеем британской психиатрии, и хотя Себастьян Тил был американцем, у него никогда не было желания вернуться в Штаты.
Его жизнь была здесь, с его пациентами.
И эти пациенты сами того не сознавая, медленно разбивали его сердце.
Через час Себастьян покинул больницу, прошел через переполненную стоянку и устало забрался в свою машину. Он не обратил внимания, что пара медсестер через окно следили за ним глазами, полными восхищения, уважения и желания.
Каждая медсестра в больнице знала, что лучше Себастьяна нет. И не только из-за написанных им книг или лекций, которые он регулярно читал в Оксфорде и Кембридже. Просто-напросто Себастьян был из всех знакомых им людей ближе всего к их представлению о святых. Среднего роста, с каштановыми волосами, сверкающими на солнце, теплыми карими глазами, один взгляд которых способен растопить самое очерствевшее сердце. Голос спокойный, мягкий, умеющий уговорить даже буйного пациента.
И еще. Было в нем что-то такое… человечное, что привязывало к нему всех пациентов. Медсестры могли застать его в момент, когда он укачивал в своих объятиях испуганного семидесятилетнего старика. Они видели, как он поглаживанием руки успокаивал больного в смирительной рубашке, превращая того в почти спокойное человеческое существо. Он не отстранялся от пациентов, как другие врачи. И он за это сурово расплачивался.
Все незамужние сестры – и даже некоторые замужние – мечтали стать его любовницами. И не только из-за внешности или его невинности, хотя и то и другое было невероятно притягательным. Нет, они прекрасно понимали, что Себастьян Тил – высший приз, о каком только может мечтать женщина. Он никогда не будет говорить с ней покровительственным тоном. Никогда не изменит. И всегда будет считаться с ее точкой зрения. Такие мужчины – большая редкость.
Но до сих пор никаких женщин в жизни этого человека не было замечено, хотя за ним пристально следило множество ревнивых женских глаз. И медсестры пришли к печальному, но неизбежному выводу: он слишком предан своему делу. И сейчас, когда он садился в машину, лицо его было бледным, осунувшимся и утомленным – работа убивала его.
Доктор Тил ехал осторожно – движение было плотным – и когда остановился у своего дома, чувствовал себя выжатой половой тряпкой. Он вошел, сдернул галстук и устало упал на диван. Его внимание привлекло какое-то движение, и он совсем не удивился, разглядев в кресле напротив себя высоченного француза. Этот человек считался одним из самых богатых в стране. Очень красивый, обладающий огромной властью, он был совершенно безумен.
– Себастьян, – произнес Уэйн Д'Арвилль с укоризной, – ты выглядишь как ходячая смерть. А ведь мог бы заняться частной практикой и зарабатывать бешеные деньги. И мне ты нужен больше, чем им. – Он, как всегда, просто констатировал факт, но Тилу понадобилось больше десяти лет, чтобы это осознать.
Себастьян откинулся на спинку дивана и глубоко вздохнул. Он знал, насколько опасен этот человек. Он помнил, что тот сделал с Вероникой Колтрейн. Но он также знал, что он, доктор Себастьян Тил, – единственный имеющийся у Уэйна Д'Арвилля шанс.
– Расскажи мне, как прошел сегодняшний день, – мягко попросил он.
Глава 4
Франция
Теплым осенним вечером одинокий выстрел разорвал тишину в шато Д'Монтиньи. Садовники выбежали из розария, около дверей кабинета собрались горничные, но ни одна не решалась войти. Пришлось Жюлю, шестидесятисемилетнему мажордому, робко постучать в дверь.
– Месье Дюк? Вы меня слышите? – Огромные часы времен Людовика XIV пробили четыре часа, заставив всех собравшихся вздрогнуть.
Жюль постучал еще раз. Не получив ответа, он нажал на позолоченную ручку двери, удивился, когда она послушно открылась, и заглянул внутрь.
Кабинет имел типично классический вид. Тома в кожаных переплетах стояли на полках, а в воздухе чувствовался застоялый запах книжной пыли, дорогих сигар, старой кожи и хорошего коньяка. За письменным столом семнадцатого века сидел в безжизненной позе Дюк Д'Монтиньи. Жюлю и остальным была хорошо видна лысая макушка Дюка, освещенная солнечными лучами, падающими через окно. Дверь шкафа, где он хранил дуэльные пистолеты, была широко распахнута, и там не хватало прекрасного пистолета восемнадцатого века, отделанного серебром.
Жюль, неожиданно почувствовав себя древним стариком, медленно прошел по пушистому ковру и приблизился к хозяину. Семья Жюля работала на Д'Монтиньи со времен Наполеона Бонапарта, и Жюль почувствовал, как на глаза набежали слезы. Серебряный пистолет лежал в нескольких дюймах от левой руки Дюка, и мажордом с трудом отвел глаза от этого великолепного инструмента смерти. Он содрогнулся, заметив глубокую рану в виске Дюка, и оглянулся на толпящуюся в дверях прислугу.
– Позвоните в полицию, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь, и даже не заметил, кто именно пошел выполнять его поручение.
На столе ничего не было, кроме обычных предметов. Кремовая плотная бумага лучшего качества с гербом Д'Монтиньи и адресом сложена ровной стопкой слева, рядом с конвертами. Позолоченные ручки стояли рядами в подставках из слоновой кости. Жюль осмотрел стол, но не увидел посмертной записки, только один машинописный лист. Не в силах бороться с любопытством, Жюль осторожно взял его за верхний конец и прочитал.
Когда он дочитал до конца, почти ничего не отразилось на его старом, морщинистом лице. Именно этого он и боялся. Четыре года подряд виноградники давали плохой урожаи. Ранние морозы и сильные ливни практически уничтожили два последних урожая, уменьшились и поставки винограда со стороны. Дюк взял большую сумму у банков, и в городе ходили слухи, что они требуют заложить замок в качестве обеспечения для следующей ссуды.
Читая, Жюль хмурился, стараясь припомнить, где он слышал такое имя – Уэйн Д'Арвилль. Не тот ли это сын владельца казино, который хотел жениться на единственной дочери и наследнице Дюка?
Разумеется, Дюк не мог этого допустить. Если Жюль правильно помнил, владелец казино лишил сына наследства и рассказал об этом Дюку. К счастью, дочка Дюка оказалась разумной девицей и позднее вышла замуж за отпрыска старой и уважаемой аристократической семьи с севера.
Почему же теперь, удивился Жюль, Уэйн Д'Арвилль скупил у банков все векселя и права на виноградники и замок? Наверняка чтобы отомстить. А ведь столько лет прошло…
Он печально покачал головой и положил лист на место. Каковы бы ни были причины, этот человек потребовал возврата ссуды, прекрасно зная, что Дюку нечем заплатить. И тот выбрал единственный путь, оставшийся старому, потерпевшему поражение человеку, у которого сохранилось лишь его гордое имя.
Жюль медленно повернулся и пошел к двери, где женщины тихонько всхлипывали и утирали глаза фартуками. У него не хватило мужества сказать им, что замок уже не принадлежит больше Монтиньи. Скоро они и так узнают.
Бедный месье Дюк. Потерять семейный очаг, дело и честь – он не смог этого пережить.
Закрывая за собой дверь, Жюль прикинул, что же теперь будет делать с замком этот англичанин. Скорее всего продаст. Ведь его интересовало не дело Монтиньи. Жюля передернуло, когда он представил себе человека, способного так долго таить обиду.
Наверное, душа у него темнее ночи.
Уэйн получил от банка официальное сообщение о смерти Дюка через два дня. Ему сообщили, что шато теперь принадлежит ему.
Известили и дочь Дюка, которая очень болезненно восприняла эти новости. Семья ее мужа славилась своим общественным положением, наследственными связями и генеалогией, но больше ничем. Будущее семьи зависело от Монтиньи. Управляющий банком также написал, что она упала в обморок, узнав, к кому перешли виноградники и замок.
Ответом Уэйна было короткое распоряжение продать виноградники тому, кто даст больше, а это наверняка будет Дом Виллье, старый соперник Монтиньи. Шато, сообщил он, уже обещано знакомому владельцу многочисленных гостиниц, который собирается превратить семейный дом в показательный отель для знаменитых и богатых людей.
Уже к пятнице Уэйн начисто забыл о Дюке и его нищей дочери. Он оформил во Франции все необходимые бумаги и с удовольствием вернулся в Англию. Он никогда не забывал, что его отец, Вольфганг Мюллер, все еще живет в Монте-Карло. И хотя ему неприятно было в этом признаться, он не чувствовал себя во Франции в безопасности.
Вернувшись домой, он уверенно направил свой «феррари» к зданию компании и оставил в новом подземном гараже, где место его машины обозначалось табличкой: «Президент Уэйн Д'Арвилль». Подобные надписи изобиловали в здании. Они красовались на дверях зала заседаний правления и его личного офиса, на бумагах, рекламной литературе и даже на финансовых отчетах многочисленным клиентам компании.
Он не хотел, чтобы кто-нибудь забыл, кто тут босс.
Уэйн вошел в здание, мало напоминавшее прежнюю компанию. Обшитые темным деревом комнаты, уютная, домашняя атмосфера, столь милая сердцу старых клиентов, исчезли. Теперь их встречал светлый холл с огромными окнами и серым ковром на полу, удобной мебелью, современным коммутатором и справочной службой. Секретарша была молоденькой, хорошенькой, вполне современной. Она улыбнулась Уэйну, сверкнув крупными белыми зубами. Тот прошел мимо к скоростному лифту, даже не заметив, что она существует.
Все офисы, мимо которых он проходил, не имели дверей. Исчезли без следа маленькие, уютные кабинетики. Уэйн желал всегда видеть своих подчиненных. Офисы были большими, ярко освещенными, оборудованными по последнему слову техники. Большинство из старых директоров уже покинули компанию, и их место заняла молодежь из Оксфорда и Кембриджа. Среди них были экономисты и прогнозисты, умеющие унюхать выгодную сделку за версту.
За последние несколько лет Уэйн очень разбогател. Он был уже не просто состоятельным, а очень богатым. Компания принадлежала ему полностью, и он мог делать что пожелает с пайщиками, директорами или членами правления. Тоби Платт, сын сэра Мортимера и гомосексуалист, и его жена Аманда несколько раз подавали в суд, оспаривая завещание сэра Мортимера и ссылаясь на неправомерное влияние. Но у них ничего не вышло, хотя они и пытались оспорить решение суда.
Уэйн регулярно получал письма с угрозами возбудить новый судебный процесс, письма, поливающие его грязью, от друзей Тоби и некоторых бывших директоров. Он все выбрасывал в мусорную корзину.
Войдя в свой офис, в котором не осталось ничего от бывшего кабинета сэра Мортимера, Уэйн проработал, не поднимая головы, два часа над накопившимися делами и ответил на самые срочные телефонные звонки.
Затем он нажал кнопку недавно установленного интеркома и получил ответ своей молодой, привлекательной секретарши.
– Мисс Форсит, созовите собрание исследовательского отдела, хорошо? В понедельник утром, в десять часов.
– Слушаюсь, мистер Д'Арвилль, – ответила Юдифь Форсит, делая запись в журнале. Похоже, слухи, касающиеся исследовательского отдела, были правдой. Она не удивилась. Отдел не приносил дохода. А значит, был лишним. Юдифь вздохнула, порадовавшись тому, что не работает в этом отделе. Но в компании не было профсоюза, поэтому она со страхом посмотрела на закрытую дверь босса. Как и все женщины в компании, она двояко относилась к Уэйну Д'Арвиллю. Она одновременно и хотела его и боялась до дрожи в коленках. И хотя она намеренно расстегивала две верхние пуговки блузок и носила едва прикрывающие колени юбки, она отдавала себе отчет, что он ее едва замечает.
Но в Уэйне Д'Арвилле было почти два метра роста, а таких красивых голубых глаз она вообще никогда не видела, поэтому и не оставляла попытки привлечь его внимание. Тем более что он, поверить невозможно, был все еще холост.
Д'Арвилль, не подозревая о мечтах своей секретарши, спрятал бумаги, вытащил кальки нового офисного комплекса, но обнаружил, что не может сосредоточиться.
Скоро ему придется заняться поисками жены. Разумеется, англичанки, с наследственным титулом. И как можно меньше похожей на эту сучку Монтиньи. Он нахмурился и устало потер лоб ладонью. Ему требовалась его обычная «доза». Сняв трубку, он набрал номер из пяти цифр.
– Слушаю?
Уэйн глубоко вздохнул, знакомый голос сразу подействовал успокаивающе. Он медленно откинулся в кресле, на несколько минут выкинув из головы неприятный осадок, оставшийся после Франции, и все остальное.
– Привет, Себ. Это я.
После первой встречи с американским психиатром много лет назад Уэйн постоянно ощущал потребность в общении с ним. Он яростно сопротивлялся этому магнетизму, но ничего не мог с собой поделать.
– А, привет. Когда ты вернулся из Франции?
– Вчера. Я хотел спросить, ты не свободен сегодня вечером? Мы бы поужинали.
Себастьян покрутил в руке телефонный шнур. Сегодня ему Уэйна не выдержать.
– Нет, – ответил он тихо, – сегодня у меня не получится.
Уэйн внезапно выпрямился, снова ощутив на своих плечах весь этот проклятый мир.
– Почему?
Доктор Тил чувствовал, что нужен этому человеку. А он не мог отказать тому, кто испытывает такую боль. Он вздохнул и провел рукой по волосам.
– Послушай, почему бы нам завтра не пообедать вместе у тебя? – мягко спросил он. Голос его успокаивал даже по телефону.
Уэйн улыбнулся, сразу почувствовав облегчение, и снова откинулся в кресле.
– Еще лучше. Я закажу обед.
– Не трудись, я сам все приготовлю. Принесу продукты с собой.
– Ладно. Я помогу.
– Договорились. Значит, до завтра. – Себастьян медленно положил трубку на рычаг, глубоко вздохнул и расправил плечи.
Себастьян вышел из дома сразу после десяти и на своей маленькой машине, которую он недавно купил с рук, добрался до открытого супермаркета. Деньги мало что для него значили. Он понимал, что, занимаясь частной практикой, может заработать целое состояние, но не стремился к этому. Он никогда не завидовал своим более обеспеченным коллегам, и все это замечали.
Он купил свежие фрукты и овощи, хрустящий хлеб, говядину и крабовое мясо.
Полгода назад Уэйн переехал в дом в Белгравии. Это было двухэтажное здание из желтого камня с железной решеткой, огораживающей участок по периметру. Уэйн сам впустил Себастьяна, взял у него пакеты с продуктами и прошел с ним на кухню. Когда Уэйн ждал Себастьяна, он всегда отпускал слуг. Он не хотел, чтобы кто-нибудь испортил ему эти драгоценные часы.
Себастьян не стал высказываться по поводу комнат, декорированных в минималистском стиле. Он знал, что Уэйн практически не обращает внимания на место, где живет, поэтому его дом выглядел так, будто там вообще никто не жил. Ничто не нарушало гармонии цвета, все вещи были строго на своих местах. Себастьян вспомнил свою неухоженную квартиру, полки, забитые книгами, диванные подушки, разбросанные где попало и не сочетающиеся по цвету со шторами, и почувствовал глубокую жалость к французу. Постороннему человеку могло бы показаться, что у него есть все, что душе угодно, но на самом деле, как знал Себастьян, у него не было ничего.
Все эти годы он осторожно пробирался по минному полю, которое представлял собой истерзанный мозг Уэйна, по крохам собирая информацию. Они играли в странную игру – Себастьян старался найти ключ к паранойе и боли этого человека, а Уэйн всячески мешал ему. Он говорил полуправду, уходил от ответов, лгал. Себастьян все ясно видел. Уэйн панически боялся психиатра, но одновременно полностью от него зависел. Себастьян был его единственным другом, которому он доверял и верил, что тот его не предаст. Но доктор Тил был опасен, и Уэйна часто бросало в холодный пот, когда психиатр был рядом. Тем не менее Уэйн понимал, что без него он пропадет.
Да, они играли в странную игру. Но Уэйн не мог положить ей конец, а Себастьян не хотел.
Вот так оно и продолжалось.
В кухне Уэйн поставил чайник и насыпал кофе в кофеварку.
– Как нынче дела на работе? – поинтересовался Себастьян, присматриваясь к Уэйну и безуспешно пытаясь обнаружить признаки ухудшения его психического состояния. Он знал, Уэйн был сильно возбужден по поводу «сделки» во Франции. Слишком сильно, значит, то была не только деловая операция. Но Себастьян понимал, что должен действовать осторожно. – Не знал, что тебя виноделие интересует, – безразлично заметил он.
Уэйн замер. Он всегда чувствовал, когда Себастьян выходил на охоту.
– Я и не интересуюсь. Я все продаю.
Себастьян задумчиво посмотрел на напряженные плечи Уэйна.
– Тогда, возможно, тебе всегда хотелось владеть замком? – тихо спросил он.
Уэйн пожал плечами. Он не знал, что может обозначать такой символ, как замок, в психиатрии. Но с Себом надо быть осторожным.
– Нет, – спокойно ответил он и улыбнулся, – я уже договорился о его продаже.
Себастьян кивнул. Он знал, как трудно что-либо выудить у такого зажатого человека, как Уэйн. Знал, что тот испытывает острое чувство вины за смерть младшего брата, и догадывался, что он присутствовал при его гибели. Знал, что Уэйн ненавидит отца, но не мог понять почему. По сути дела, догадайся Уэйн, как много Себастьян о нем уже знает, психиатр подвергался бы куда большей опасности, чем сейчас.
– Я рад, что у тебя все хорошо с делами, – изменил тактику Себастьян. – Власть ведь для тебя много значит, верно?
Уэйн улыбнулся.
– Она для всех много значит. Кроме тебя, разумеется, – мягко добавил он и принялся быстро рассказывать о планах строительства нового административного здания. Так было безопаснее. Он мог говорить не остерегаясь. – К пятидесяти годам я заработаю еще десять миллионов, – закончил он с таким мрачным удовольствием, что психиатр немедленно насторожился.
Он отложил нож, которым резал мясо, и вытер руки о полотенце.
– Они тебе зачем-то нужны?
Д'Арвилль взглянул на него через стол и мысленно чертыхнулся, в тысячный раз проклиная себя за то, что поддерживает эту дружбу, но зная, что отказаться от нее не сможет. Себастьян был другом, в котором он нуждался всю свою жизнь, другом, которого ему так не хватало тогда, когда он вел борьбу с отцом, подтолкнувшую его к самому краю.
Все было просто. Себастьян позволял ему на несколько чудесных часов забыть о боли, к тому же он был единственным, кого Уэйн считал себе ровней. Хотя, разумеется, он мог разделаться с Себастьяном, стоило ему захотеть… Он лениво пожал плечами и ссыпал помидоры в миску.
– Кому не нужны деньги? – уклончиво ответил он.
– Мне, – мягко сказал Себастьян. – Деньги – далеко не все.
– Я это знаю, – мрачно согласился Уэйн, искоса наблюдая, как Себастьян кладет мясо в воду. Потом добавил туда же овощи и внезапно замер, заметив выражение лица Уэйна.
– В чем дело? – тихо спросил он, стараясь говорить спокойно. – Ты знаешь, что можешь мне рассказать.
– Да ничего, – быстро ответил Уэйн, без особого успеха стараясь справиться с желанием все рассказать. – Мне просто кажется… Знаешь, я подумал, что мне надо жениться. Мне нужна семья.
– Вот как. Ты скучаешь по своему брату, верно?
– Да, – согласился Уэйн, не успев подумать, потом быстро взглянул на Себастьяна. На мгновение голубые глаза блеснули гневом, но он тут же улыбнулся. – Я все забываю, какой ты, – признался он уже без злости. Беседы с Себастьяном напоминали ему наркотик. Опасно, интересно, возбуждает, но в перспективе – грозит смертью.
Себастьян поставил кастрюлю в духовку и включил ее. На нем были простые джинсы и дешевая белая рубашка. Волосы небрежно зачесаны назад и поблескивали цветом зрелых плодов каштана, которых так много в это время года в английской деревне. Уэйн почувствовал, как ощущение покоя опускается на его плечи, подобно мантии. Он всегда так себя чувствовал в присутствии Себастьяна, поэтому и был к нему привязан.
– Ну вот, – удовлетворенно заметил Себастьян. – Теперь остается подождать пару часов.
– Прекрасно. Пойдем выпьем.
В розово-серо-кремовой элегантной гостиной Себастьян сел в кресло и наблюдал, как Уэйн наливает виски. Он взял из его рук стакан, но пить не стал, только смотрел, как пьет француз – механически, без всякого видимого удовольствия.
Себастьян медленно поставил свой стакан на кремовый кожаный подлокотник кресла.
– Расскажи мне о своих новых виноградниках. Как они выглядят в это время года?
Уэйн пожал плечами и зевнул.
– Не знаю, не глядел. Только подписал бумаги и передал их новому владельцу.
– А как насчет замка? Действительно ли французские замки так романтичны, как описывается в художественной литературе?
Уэйн снова пожал плечами.
– Я жил в гостинице. В чем дело? – добавил он, заметив жалость в карих глазах Себастьяна.
Себастьян беспомощно пожал плечами.
– Разве не странно, что ты ездил во Францию и даже не взглянул на свои новые владения? Не осмотрел окрестности?
Уэйн мрачно улыбнулся.
– Я съездил на могилу, – сказал он и тут же, разозлившись на себя, допил виски.
– Чью могилу?
Как обычно, Себастьян задавал вопросы мягко, но настойчиво. Будто аккуратно извлекал занозу из пальца. Уэйн встал и налил себе еще виски. Вернувшись к своему креслу, он сел, скрестил ноги и посмотрел американцу прямо в глаза.
– Знаешь, по-своему ты не менее беспощаден, чем я.
Себастьян кивнул, ничуть не обиженный таким выводом.
– Скорее всего, – признался он. – Так чью могилу ты навещал? Своего брата?
– Нет! – резко ответил Уэйн, потом покачал головой. Наслаждение и боль – в этом весь Себастьян. – Мне надо бы от тебя избавиться, – тихо заметил он.
– Но ты этого не сделаешь.
– Нет, не сделаю. Не думаю, что смогу. Но ведь ты это уже знаешь, верно? Ты всегда это знал. С самого начала. Правильно? – настаивал Уэйн, причем его желание наказать себя было столь очевидным, что Себастьян подивился, как он сам этого не сознавал.
– Да, я знал. Так чья была могила?
Уэйн мрачно усмехнулся, отдавая должное настойчивости собеседника, и отпил глоток из стакана.
– Дюка Д'Монтиньи. Когда-то я был обручен с его дочерью.
– Да? Расскажи мне о ней.
Уэйн покачал головой.
– Тут ты не угадал. Старик не хотел, чтобы я на ней женился, когда я… Ну я подождал, пока не разбогател достаточно, чтобы скупить его векселя. Он покончил жизнь самоубийством, – вызывающе заключил он.
Себастьян протянул руку к стакану и медленно выпил, пытаясь найти связь в этом отрывочном рассказе. То, что Уэйн не испытывал никаких угрызений совести, доведя человека до самоубийства, лишний раз подтверждало серьезность его психического состояния.
Но все равно у Себастьяна не хватало оснований, чтобы поместить Уэйна в психиатрическую больницу. Уэйн был богатым и могущественным. Очень влиятельным. Чтобы поместить человека в больницу, нужно пройти через множество инстанций и быть абсолютно уверенным в своем диагнозе. Себастьян знал, что его мнение никто не станет оспаривать, но он также не сомневался, что сделает Уэйн, узнай он, что такие бумаги готовятся. Себастьян не столько боялся за себя, сколько за других. Уэйн почти уничтожил Веронику Колтрейн, хотя она была ни в чем не виновата. Кто знает, что он может сделать, если Себастьян попытается поместить его в больницу и ему это не удастся.
