Текст книги "Долгожданная развязка"
Автор книги: Максин Барри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Глава 14
Из окна виллы, еще недавно принадлежавшей Вольфгангу Мюллеру, Себастьян увидел, что Уэйн, лежавший в шезлонге, зашевелился. Поставив недопитую чашку с кофе, он вышел на веранду. Было начало восьмого, уже ощущалась вечерняя прохлада. В ветвях величественной магнолии заливался черный дрозд. Солнце медленно опускалось в море. Себастьян сел в шезлонг рядом с Уэйном. Почувствовав его присутствие, тот открыл глаза.
– Привет.
– Привет.
– Который час?
– Начало восьмого. Ты проспал несколько часов.
Уэйн кивнул и медленно сел. Лицо побледнело и осунулось. Он поплотнее запахнул на груди белый с зеленым халат, наклонился, закрыл глаза рукой и глубоко вздохнул.
– Все в порядке? – наконец спросил он. Себастьян ничего не сказал, тем самым заставив его убрать руки и взглянуть на него. И только тогда он ответил:
– Да. Тело в морге. Будет вскрытие, но бояться нечего. Он наверняка умер от инфаркта.
Уэйн взглянул на психиатра, затем перевел глаза со знакомого лица на сад.
– А что… будет потом? Я как-то не могу собраться.
Себастьян и сам ощущал огромную усталость, все тело глухо ныло. Ему нужна была Лайза, и эта неизвестно откуда взявшаяся мысль сначала заставила его нахмуриться, потом улыбнуться. Но он быстро вернулся к более важным делам.
– Я позвал управляющего. Сказал, что услышал шум, заглянул в кабинет и увидел, что старик умер, а ты, его старый друг, – в шоке. Он вызвал «скорую помощь» и полицию. Я повторил свой рассказ, настоял, чтобы тебя не допрашивали до утра, поскольку ты в плохом состоянии, и велел шоферу твоего отца привезти тебя сюда. Мне казалось, это лучше, чем гостиница. Меньше людей. – На самом же деле доктор Тил хотел, вернув Уэйна в его дом, пробудить новые воспоминания, пока тот в уязвимом состоянии. Себастьян понимал, что это жестоко, и ненавидел себя, но не позволил жалости взять верх. Он не был полностью уверен в значении последних слов Уэйна. Мольба о помощи в состоянии стресса не всегда может служить надежным показателем.
– Тебе придется завтра поговорить с полицией, но они уверены, что он умер от естественных причин. Им, вероятно, потребуются лишь некоторые подробности.
Уэйн попытался улыбнуться, но лицо не слушалось.
– Не имеет значения. Я могу сказать, что он не пережил шока от встречи с давно пропавшим сыном. Ведь, по сути, это и есть правда. – На этот раз ему удалась кривая усмешка, но в глазах застыла все та же тоска.
Себастьян поудобнее устроился в шезлонге, чувствуя приближение кризиса. Если бы ему удалось сейчас разговорить Уэйна без лжи, свободно, убрав все барьеры, тогда у того был бы шанс.
– Ты ведь долго к этому готовился, верно? – тихо спросил он.
Уэйн упорно смотрел на плитки пола под ногами.
– Наверное, с пяти лет.
– С пяти?
– Да, с пяти. Это случилось в Берлине, он только что вернулся с приема, только и говорил, что о Геббельсе, как мне помнится. Я услышал через окно, как они подъехали. Мне не разрешали подходить к окну…
Начав говорить, он не мог остановиться, как будто прорвало плотину и через нее хлынула грязная вода. Он рассказал про фиаско отца с Хейнлихом, о встрече на катере, о причинах, почему он того не выдал. Себастьян слушал с ужасом, но одновременно и с воодушевлением. Многое вставало на свои места. Потребность в отмщении. Странное, двойственное отношение к женщинам… Неудивительно, что секс казался ему чем-то стыдным и что он относился к женщинам – впрочем, и ко всем остальным, – как к пешкам в игре.
– Расскажи про Ганса, – мягко попросил он, когда Уэйн замолчал.
Уэйн пригладил волосы ладонью и повернулся к морю.
– Я… Нет, не могу.
– Он тебя ненавидел? Ты поэтому его убил?
– Нет! – Уэйн повернулся к нему с горящими глазами. – Он меня любил, маленький, несчастный ублюдок. Ганс и нырнул-то, чтобы показать мне…
Он резко и порывисто встал и сделал несколько шагов по подстриженной лужайке. Он был уверен, что Себастьян идет следом. Тот всегда шел следом, как гончая. Как очень умная, очень хитрая гончая, замечающая то там, то здесь капли его крови. Гончая, идущая по следу неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Как паразит, как пиявка. Пиявка, без которой он не может существовать. Пиявка, которая делает возможной его поганую жизнь.
– Ты – безжалостный мерзавец, Себастьян Тил, – сказал он.
Себастьян мягко улыбнулся.
– Я знаю. Разве я могу быть другим с тобой?
Уэйну показалось, что его ударили в солнечное сплетение, и он едва перевел дыхание.
– Что мне сделать, чтобы ты от меня отстал?
– Расскажи про Ганса.
Уэйн засмеялся, как залаял.
– Тогда ты еще глубже будешь лезть мне в душу.
– Знаю. И ты тоже, – просто ответил Себастьян, не отводя взора от голубых глаз. Бледные губы Уэйна растянулись в улыбке.
– Я все еще могу тебя уничтожить, Себастьян.
– Расскажи про Ганса.
Уэйн взглянул на синюю полоску моря и вдруг опустил плечи.
– Он был…
– Мистер Д'Арвилль, вас к телефону. – Себастьян резко повернулся и раздраженно взглянул на беднягу-слугу. В этот момент он бы с удовольствием придушил коротышку. Он услышал, как тяжело вздохнул Уэйн. Что это было – злость, отчаяние или облегчение?
– Хорошо. – Не взглянув на Себастьяна, он повернулся и прошел за слугой в дом и взял трубку. – Слушаю.
– Это Джонсон, сэр.
Крейг Джонсон был одним из солдат армии Уэйна. Долгие годы он набирал в эту армию людей, сманивая из охранных агентств и полиции, подбирая уволенных из армии. Уже три года одна команда вела слежку за его отцом, другая – за отпрысками сэра Мортимера Платта, которые все никак не успокаивались, а еще одна обеспечивала ему личную охрану. Джонсон был из команды, следившей за Мюллером.
– Да?
– Неприятности, сэр. Семья Дункана Сомервилла… Помните того человека, которого ваш отец… развлекал много лет назад?
– Я помню.
– Так вот, его семья, то есть его дочь и ее муж, завтра прибывают в Монако. Их недавно посетил наш старый друг Дэниел Бернштейн.
– Бернштейн, – медленно повторил Уэйн, с трудом возвращаясь к реальности. Эти несколько прекрасных минут разговора с Себастьяном были для него катарсисом, чертовски болезненным, но замечательным. Теперь снова вернулась реальность и вместе с ней все те мины, которые только и ждут, чтобы он на них подорвался. – Они могут наделать беды, – мрачно заметил он, размышляя вслух и давая возможность мозгу прийти в рабочее состояние. – Если у них есть информация, они могут меня разоблачить.
– Да, сэр.
Д'Арвилль знал, что сведения о смерти Вольфганга еще не просочились в прессу. Черт, почему они не подождали всего несколько дней. Он повесил трубку и повернулся. Себастьян как раз вошел в комнату. Один взгляд на лицо Уэйна, и врач понял, что все барьеры снова на месте. Тот улыбнулся.
– Видно, выражение «спасенный звонком» не такое уж клише.
Себастьян прислонился к дверному косяку. Он так устал – хоть ложись и помирай.
– Ты вовсе не спасен, Уэйн, – устало сказал он, но в голосе чувствовалось поражение.
Одну долгую секунду они смотрели друг на друга. Уэйн с трудом сглотнул. У него появилось почти непреодолимое желание сделать несколько шагов, разделяющих их, и… Он быстро отвернулся, но Тил успел различить боль и отчаяние в его лице.
Он молча смотрел, как Уэйн уходит. Как же ему нужна Лайза…
Часы пробили половину восьмого, и он внезапно вздрогнул. Он не верил в предчувствия, но на одно ужасное мгновение у него появилась твердая уверенность, что уже слишком поздно.
Слишком поздно для Уэйна и слишком поздно для него.
Около четырех часов дня самолет из Нью-Йорка приземлился в Ницце.
– Тут, похоже, жарко, – заметил Кир, взял руку Ориел и поцеловал. На ней было желтое летнее платье от Валентайна, волосы распущены по плечам. Она улыбнулась и сжала его руку, но лицо осталось напряженным и встревоженным.
– Это ведь Ницца, правда? Если бы здесь шел дождь, я попросила бы летчика вернуться назад!
Хакорт улыбнулся. В этом была вся Ориел. Его единственный оплот в бурном море Голливуда. Он медленно встал, потянулся и взял свой пиджак с полки над головой. Ориел глубоко вздохнула и тоже встала. Ноги у нее дрожали. И не только из-за длинного перелета. Они должны были встретиться с соратником Бернштейна в аэропорту, и хотя тот не очень распространялся по телефону, она понимала, что у него должны быть веские причины, чтобы попросить их приехать в Монте-Карло.
Наверное, в тысячный раз она вспомнила отца, его голос, его улыбку. Он всегда так охотно ей помогал…
– Пошли.
Кир за руку повел ее вслед за другими пассажирами. Они сошли с самолета и через туннель из стекла и бетона попали в таможенный зал, где их ждал багаж. Кир взял чемодан потяжелее, Ориел – полегче, не переставая думать о предстоящей встрече и о том, чем может закончиться для них попытка достать убийцу Дункана.
– Я совсем засохла, – заметила Ориел. – Давай остановимся и выпьем по чашке кофе. – Кир улыбнулся.
– Тебя, видно, совсем жажда замучила, если ты согласна на кофе в аэропорту. – Но он уже направлялся к кафетерию. Там встал в очередь за обычной бурдой, потом отнес чашки на столик.
Ориел отпила глоток и вздохнула. На столе она заметила газету «Новости Ниццы» и начала просматривать. Внезапно ее внимание привлек портрет в профиль.
– Кир! – воскликнула она. Муж наклонился к ней. – Разве это не?..
– Мюллер, – убежденно произнес он. На портрете Мюллер выглядел старше, чем на фотографиях из досье Дункана. Но это, конечно, он. Да и в заголовке стояло знакомое имя.
– «Маркус Д'Арвилль мертв», – вслух прочитала Ориел. – Он умер, Кир! – Ориел медленно покачала головой. – Все так бессмысленно. Мы долго летели, чтобы узнать, и вот…
Хакорт нахмурился.
– Тебе это не кажется… несколько странным совпадением? – пробормотал он.
Ориел подняла на него глаза.
– Ты считаешь, что происходит нечто непонятное?
Кир пожал плечами.
– Я считаю, что, раз уж мы здесь, стоит поразнюхать. Кому это повредит?
В особняке Хакортов Джемма тоже читала «Новости Ниццы». Она заказала газету сразу же после того, как родители рассказали все детям и объявили, что летят во Францию. До какой-то степени это было жутко интересно, надо же, их дедушку убили нацисты. И грустно: она заметила, какой бледной и сердитой была ее мать.
А теперь в газете напечатано о смерти этого самого Мюллера! Черт! Она как раз собиралась устроить клевую вечеринку, Парис обещал посодействовать. Так нет!..
– Чего ты хмуришься? – поинтересовался Парис, входя в дом после двухчасовой тренировки в бассейне.
– Он умер, – мрачно возвестила Джемма.
Парис замер.
– Кто умер? – спросил он.
– Мюллер. Вот, завтракай. – Джемма пододвинула к нему тарелку с тостами. Ее вечеринка горит синим пламенем, да она еще сказала Мэтти, что все заметано!
– Ну раз Мюллер умер, мама с папой скоро вернутся.
Джемма расстроенно вздохнула. Но тут зазвонил телефон.
– Похоже, мы с нашей вечеринкой прогорели, – пробормотала она и взяла трубку. – Слушаю. Привет, мам…
Парис слушал, как сестра поддакивает и отделывается междометиями. Когда она положила трубку и повернулась к нему, на лице у нее было очень странное выражение.
– Мама-папа задерживаются во Франции, – медленно сообщила она, и Парис швырнул в нее подушкой, от которой она ловко увернулась.
– Так будет вечеринка! – завопил он радостно, но тут же успокоился, не заметив энтузиазма со стороны Джеммы. – В чем дело?
– Они считают, что есть нечто странное в смерти Мюллера, – задумчиво произнесла она, и глаза ее приобрели тот блеск, который всегда настораживал Париса. Он означал неприятности.
– Джем!
– А что, если его убили? – выдохнула она, немедленно входя в раж. – Мама с папой могут впутаться в таинственную историю с нацистами, а мы тем временем будем торчать здесь, в этом скучном Лос-Анджелесе.
– Джем! – простонал Парис, уже понимая, куда она клонит. Вопреки здравому смыслу, он и сам был заинтригован.
– Может, это был его сын? – предположил он, и под озадаченным взглядом сестры схватил спортивный журнал и принялся быстро листать его.
– О чем ты толкуешь, горе ты мое? – спросила Джемма, наклонив голову, чтобы заглянуть через плечо брата в журнал.
– Вот, нашел. – Парис протянул ей журнал. – Уэйн Д'Арвилль. То-то мне казалось, что я слышал это имя. Одна английская финансовая фирма, принадлежавшая ему, спонсирует открытый чемпионат по гольфу в будущем году.
– Сын! – изумилась Джемма. – Да, папа как-то давно говорил, что у Мюллера была семья.
– Все логично, – заявил Парис, переворачивая страницу и разглядывая большой цветной портрет улыбающегося рыжеватого мужчины. – Он не захотел, чтобы весь мир узнал, что его отец – бывший нацист.
Джемма взвизгнула и выхватила у него журнал.
– Ну и мужик!
Парис, улыбаясь, следил за ней.
– Он сначала убийца, а уж потом мужик.
Но Джемма не слушала. Она повернула журнал так, чтобы Уэйн Д'Арвилль смотрел прямо на нее. Ей казалось, что голубые глаза пронзают ее, она даже моргнула. Почувствовала, как перехватывает дыхание, становится щекотно груди и твердеют соски. И медленно начала читать.
«Внушительная фигура почти двухметрового предпринимателя с волосами медного цвета и небесно-голубыми глазами заставила трепетать больше женских сердец, чем любой другой мужчина его поколения, только по совсем иной причине. Если дамы падали к ногам этого человека с внешностью кинозвезды, их мужья ощущали себя на бирже в его присутствии так, будто их посадили в один садок с акулой. До настоящего времени его впечатляющая карьера…»
Когда Джемма дочитала статью, написанную – это она отметила – женщиной, глаза ее горели.
– Значит, это сын человека, убившего дедушку, – тихо произнесла она, но в голосе скорее слышалось возбуждение, чем отвращение, и Парис, намазывавший тост маслом, с тревогой взглянул на нее. – Знаешь что, Парис, – сказала она, протягивая руку и отбирая у него тост, – мне думается, мы не должны допустить, чтобы это сошло ему с рук. Почему маме-папе достается все интересное? Бетани в Оксфорде, ей там нравится. Почему бы и нам не поехать в Европу?
– Что? – с полным ртом спросил Парис.
Она медленно встала и уставилась на журнал. Казалось, голубые глаза смеялись над ней, бросали вызов…
– Мне кажется, пора его проучить.
Парис с сомнением и тревогой в голосе спросил:
– Что ты задумала?
Глаза Джеммы сверкали, лицо раскраснелось, на красивых ярко накрашенных губах – хитрая ухмылка. На ней были шорты цвета цикламена и белая кружевная кофточка. С ее короткой стрижкой она напоминала брату чересчур красивого озорного сорванца.
– Полечу в Монте-Карло; разумеется, – сказала она. – Мама с папой и не узнают, что мы там.
– Джемма! – взмолился Парис. – Не можешь же ты вот так взять и… – Он неопределенно помахал рукой в воздухе, чувствуя, что начинает нервничать всерьез.
– Почему нет? – Она была такой невероятно молодой, невероятно упрямой, что Парис вдруг ужасно за нее испугался.
– Он же нацист, ты что, забыла?! – закричал он. – Он ворочает такими деньгами, что… У него наверняка целая армия наемников… – Джемма дала Парису вволю пошуметь, все время уверенно улыбаясь. – Он привык иметь дела с самыми могущественными людьми в этом мире!
– Он еще не имел дела со мной, – мягко заметила Джемма с той великолепной самоуверенностью, свойственной юности, и той полной убежденностью в своей правоте, которой обладают вконец испорченные дети. Она просто не могла себе представить, что можно не получить то, чего ей хочется.
– Слушай, Джем, я все о тебе знаю… И в школе у меня есть друзья. Я же не глухой. У тебя репутация, от которой кровь бы свернулась в маминых жилах, узнай она об этом, но здесь совсем другое. Он… – Парис постучал пальцем по фотографии Уэйна Д'Арвилля, – он не школьник последнего класса и не пацан из колледжа, которого ты можешь обвести вокруг пальца. Он чертовски опасен.
Парис встал, понимая, что не может ее вразумить. Он был зол и обеспокоен.
– Джемма, ты не можешь!
Джемма взглянула на него, упершись руками в бедра, склонила личико эльфа набок и обворожительно улыбнулась.
– Если уж ты так обо мне беспокоишься, большой братец, – промурлыкала она, – то почему бы тебе не полететь со мной?
Глава 15
Уэйн, замерев, как хамелеон, рассматривал лежащие перед ним фотографии. Неохотно отвел взгляд от голубоглазого мальчика и еще раз прочитал отчет команды, посланной по следу Вероники Колтрейн; документы были получены всего полчаса назад.
«Свидетельство о рождении объекта было выдано на имя бабушки, а не матери. Это привело к задержке и необходимости повторной проверки». Уэйн хмыкнул и быстро пробежал глазами страницу. Его не интересовало, почему Вероника зарегистрировала сына под девичьей фамилией матери. Без всякого сомнения, ей хотелось уничтожить все следы рождения мальчика в тюрьме от заключенной. Возможно, уже тогда она бессознательно боялась, что он отберет у нее сына.
Он снова взглянул на фотографии. Сразу же после обнаружения свидетельства о рождении, где значилось «отец неизвестен», команда начала следить за мальчиком. На этих снимках Трэвис совсем не напоминал того парня, которого он видел на складе в Нью-Йорке. За несколько дней были сделаны сотни снимков в самых различных ситуациях: вот он садится на автобус, разносит кофе журналистам, на которых работает, разговаривает с хорошенькой блондинкой, ест гамбургер. И со всех фотографий на него смотрело одно и то же лицо.
Волосы у него были очень темные, как у Вероники, а не того непонятного грязного цвета, что у этого поганца Валентайна. Это прежде всего бросилось ему в глаза. Когда он рассматривал снимки в первый раз, один, сделанный крупным планом, заставил его сердце замереть. Глаза у парня оказались голубыми, как у него. Форма лица тоже отличалась от той, что ему запомнилась. Цветные фотографии были отменного качества. Уэйн увидел, что кожа у мальчика светлая. И форма лица… Каким образом, черт возьми, Валентайну удалось изменить форму его лица? Уэйну потребовалось всего несколько секунд, чтобы во всем разобраться. Эта сучка позвонила мужу, едва он вышел за дверь. А ему следовало сообразить, что чертов портной должен быть хорошим гримером.
Д'Арвилль взглянул на часы. До рейса оставалась еще куча времени. Он тут же решил, что пора купить собственный самолет. И принялся ходить по вилле, теперь принадлежащей ему по закону, не в силах усидеть на месте. Мальчик на фотографиях выглядел совсем юным. Всего лишь семнадцать. Уэйн хорошо помнил, как это – быть семнадцатилетним.
– Трэвис, – в который раз произнес он, наслаждаясь этими двумя слогами. – Ты полюбишь Монте-Карло, Трэвис.
Потом Уэйн позвонил своему человеку здесь, в Монако.
– Флетчер? Я хочу, чтобы ты купил океанскую яхту. Сегодня же поручу банку перевести деньги. Нет, я улетаю в Нью-Йорк. Что? Мне на это плевать и на бумаги тоже. Поторопись, и все тут. И Флетчер… Команду набери из верных людей. Возьми всех своих, кто знаком с морским делом. Пусть будут в Нью-Йорке через две недели. И еще. Я хочу, чтобы яхта называлась «Трэвис Гельм». – Если он собирается похитить собственного сына, а он именно это и намеревался сделать, вряд ли можно будет погрузить похищенного на самолет связанным и с кляпом во рту.
Трэвис с головой ушел в дела. Джейк Конран, редактор, поручил ему разобраться в серийных убийствах пяти торговцев наркотиками, совершенных несколько лет назад. Джейк был уверен, что недавнее убийство торговца наркотиками в центре города тех же рук дело.
– Почерк, мой мальчик. – Он постучал карандашом себе по носу. – Всегда обращай внимание на почерк.
Вот Трэвис и засиделся сегодня, читая старые вырезки из газет. Он взглянул на часы. Уже поздно, надо позвонить домой и сказать родителям, чтобы не ждали его с ужином.
– Ну, парень, как идут дела? – Трэвис повернулся и увидел в дверях потное, улыбающееся лицо Энди Макколла, спортивного комментатора.
– Помаленьку, – признался он.
– Старайся, детка. – Энди засмеялся и потопал прочь. «Детка» усмехнулся и взглянул на кипу старых изданий и папок на его столе.
– Черт, до чего же мне нравится эта работа, – тихо сказал он. В этот момент «боинг» из Ниццы приземлился в нью-йоркском аэропорту.
– Возьми трубку, Вэл! – крикнула Вероника, поднимая ногу, покрытую хлопьями пены, из ванны, в которой она нежилась. Ей завтра предстояла крупная сделка. Одна мысль о предстоящем общении с бухгалтерами заставила ее громко застонать. Вэл услышал и вскоре сунул голову в дверь ванной.
– Помираешь никак? – поинтересовался он.
– Почти, – вздохнула она. – У меня острый приступ редкой болезни – хронической бухгалтерской аллергии.
– Наверное, больно, – посочувствовал Вэл и сунул руку в воду, не обращая внимания на то, что горячая мыльная вода мочит рукав.
– Ммм, – простонала она, когда его рука обвилась вокруг лодыжки и поползла выше. – Кто звонил?
– Трэвис. Он задерживается. Копается в какой-то жуткой истории по заданию редактора.
– Мне кажется, что ты… Ох, Вэл!
Вода выплеснулась из ванны, но они не обратили на это внимания. Не раздеваясь, он присоединился к ней. Джинсы промокли. Став темно-синими, они особенно ярко контрастировали с белизной ее голых ног…
В центре города Уэйн слушал Сирила Фрэнсиса и Фрэнка Партона, вводивших его в курс дела. Сирила, бывшего морского пехотинца, с позором выгнали из армии. Он был высоким, лицо злобное – отрада для голливудского режиссера. На щеке ярко выделялся белый шрам. В отличие от него Фрэнк Партон больше походил на агента ФБР, каковым он когда-то и являлся. Он носил светло-голубой костюм, подходящий к его бледно-синим глазами и аккуратным светлым волосам. Фрэнк был специалистом по электронике и слежке, Сирил – мозговым центром в придачу к горе мускулов.
– У вас есть его школьные бумаги?
Фрэнк передал боссу требуемое и с интересом смотрел, как тот читает отчет за десять школьных лет и просматривает экзаменационные оценки. Фрэнка его наниматель озадачивал. Он платил большие деньги, говорил как англичанин, манеры имел француза, квадратным лицом походил на немца. У него были деньги, но никаких титулов и всего остального…
– Что еще? – резко спросил Уэйн и следующие несколько часов провел, изучая кипу материалов, не вошедших в основной отчет.
К тому времени как заря принялась разгонять тьму, Уэйн прочитал все медицинские отчеты, подробное описание всех мест, где парень когда-то жил, каждой школы, в которой он учился, каждого учителя и школьного приятеля.
– Где сейчас мальчик?
Фрэнк поднес с губам маленькую коробочку и что-то сказал. Уэйн услышал треск и слабый голос.
– Мальчик дома, сэр. Это…
– Я знаю, где это. Что-нибудь необычное после моего последнего визита?
– Нет, сэр. Мальчик все еще работает в газете. Вчера работал до позднего вечера. Уроков в школе летом нет. Я получил предварительные школьные результаты. Он закончил третьим в классе.
Уэйн кивнул.
– Колледж?
– Он подал документы в местный колледж, сэр. Мог бы попасть в один из лучших в стране, с его-то результатами и финансовой поддержкой… матери. Но он явно хочет остаться здесь.
Д'Арвилль подошел к окну и взглянул на город. Здесь все в постоянном движении. Он вспомнил о расовых беспорядках, уличных бандах, торговцах наркотиками и поежился. Что за город! Трэвиса здесь могут и убить. Или Вероника именно к этому стремится? Сука. И Валентайн. Внезапно перед его глазами, закрывая вид на город, возникло ухмыляющееся лицо, и Уэйн ощутил знакомый приступ ненависти. Все эти годы этот… этот… юбочный мастер-ублюдок воспитывал его сына. Кто знает, какой вред он мог нанести парню? Что если?..
Уэйн повернулся так резко, что оба агента замерли.
– Как насчет девушек? – спросил Уэйн и с огромным облегчением услышал, как Фрэнк зачитывает список имен.
– Я хочу, чтобы они умерли, – спокойно объявил Уэйн.
Оба агента промолчали. Он медленно повернулся, рассчитывая найти их в шоке. По крайней мере в смущении. Ничего подобного. Фрэнку лишь потребовались разъяснения:
– Коупленды, сэр?
– Да.
– Оба? – Это спросил Сирил, заговоривший в первый раз после прихода Уэйна.
– Да, – подтвердил Уэйн.
– Вы хотите, чтобы это напоминало несчастный случай? – снова Партон.
– Разумеется.
– Автокатастрофа?
Уэйн посмотрел на улицу внизу.
– Нет. Они могут остаться в живых. Я хочу быть уверен, что они мертвы. Я хочу их… – Он помолчал и с удовольствием проговорил следующие слова: – Хочу стереть их с лица земли. Я хочу… – Он моргнул, потому что луч света проник между двумя высотными зданиями и ослепил его. Он начал улыбаться. – Я хочу их сжечь.
– Сжечь? – изумленно повторил Фрэнк.
– В этом городе склады горят каждый день, – задумчиво промолвил Сирил, до которого все доходило быстрее. Для человека с такой физиономией голос у него был на редкость мягким.
– Ага… Вы имеете в виду, сжечь, – снова заговорил Фрэнк. – На их складе полно горючего материала. Растворители. Вся эта косметика. Знаете, что почти вся косметика производится из горючих материалов? – спросил Фрэнк, ни к кому конкретно не обращаясь.
Уэйн медленно повернулся и уставился на него. Что-то в его голубых глазах заставило Фрэнка похолодеть. Сирил же улыбнулся.
– Я хочу, чтобы это произошло сейчас, – заявил Уэйн и весьма преуспел: улыбка сползла с лица Сирила.
– Вы имеете в виду – на этой неделе?
– Я имею в виду – сегодня. Днем.
– Но мистер Д'Арвилль! Нужно ведь все спланировать. На это требуется время. Нам следует быть осторожными… – начал Фрэнк, чей голос поднялся на целую октаву.
– Вы хотите сказать, что не можете этого сделать? – спросил Уэйн весьма спокойно, но Фрэнк ощутил, как по его спине побежал холодный пот.
– Мы справимся, – пообещал Сирил, глядя на партнера и взглядом заставляя его замолчать.
Уэйн кивнул.
– Прекрасно. Я немного посплю. Разбудите меня, когда все будет готово. Я хочу это видеть.
Оба агента промолчали, когда он снял туфли и пошел к кровати. Так же молча они вышли. Фрэнк закрыл дверь и повернулся к партнеру.
– Не знаю, как тебе, – сказал он, нажимая кнопку вызова лифта, – но мне кажется, что мы работаем на психа.
– Умного психа, – педантично поправил Сирил.
– Да, – тяжело вздохнул Фрэнк. – Хуже их не бывает.
Вэл только собирался полезть в холодильник за пивом, как затрезвонил телефон. Он взглянул на лежащую на кушетке Веронику, погруженную в документы по последней сделке. Она встала и пошла к старомодному белому с золотом телефонному аппарату.
– Миссис Коупленд?
– Да.
– О, слава Богу! Это Фил, сторож шестого склада.
– Да? – Она насторожилась, расслышав явную панику в голосе сторожа.
– Несколько минут назад пришел ваш сын. Сказал, что ему надо что-то проверить по последней партии груза, которая поступила вчера.
– Что? Трэвис? Но он же в редакции.
– Нет, мэм. Я как раз и пытаюсь вам сказать – он здесь. И произошел несчастный случай, мэм.
– Несчастный случай? – Она услышала, что кричит, подняла голову и увидела подбежавшего Вэла, который прижался ухом к другой стороне трубки. – Что случилось? – Ее голос дрожал от волнения. В ответ на вопросительный взгляд Вэла она одними губами произнесла: – Трэвис.
– Ну, мэм, почему-то рухнула груда тюков. Я не знаю, как это произошло. Я слышал, как он позвал на помощь, и увидел, что его ноги придавило тюками. Мне думается, что тайский шелк, мэм.
Вэл выхватил у нее трубку.
– Ты вызвал «скорую», приятель? Хорошо. Что, не сможешь снять с него тюки? – Вероника ждала, пытаясь прочесть ответ в лице мужа. – Ладно, мы сейчас приедем.
Вэл мрачно гнал машину к складу. Вероника чувствовала, что все в ней дрожит, дышала неглубоко и прерывисто. Что, если ноги мальчика раздавлены? Вдруг он никогда больше не будет ходить?
Когда они приехали, около склада никого не было.
– Почему еще нет «скорой»? – спросила Вероника.
– Понятия не имею, – признался Вэл, оглядываясь. – А где же сторож?
– Он, верно, с Трэвисом, – сказала Вероника, с трудом сдерживая слезы. – Вэл, мальчик, наверное, жутко перепугался.
Вэл взял ее за руку и повел внутрь. В помещении никого не было.
– Шелк лежал вон там, – показал Вэл и направился в глубь склада. Вероника оглядывалась, разглядывая груды тюков. Они оба вздрогнули, когда раздался глухой клацающий звук. – Кто-то тут есть, – заметил Вэл. – Это входная дверь захлопнулась.
– Трэвис?! – крикнула Вероника, заставив Вэла подскочить. Никто не ответил.
– Возможно, они его уже увезли, – прошептал Вэл. Они с минуту бегали между грудами тюков. Внезапно Вэл остановился и изумленно начал оглядываться.
– Что такое? – прошептала Вероника.
– Вот это место, – ответил Вэл, показывая рукой на тюки, ясно помеченные этикеткой тайского шелка. – М тут нет никого.
– Не понимаю, – проговорила Вероника. – Где же Трэвис?
Вэл открыл было рот, но не заговорил, услышав за спиной странный звук, что-то вроде тихого «бум», эхо от которого разнеслось по обширному помещению.
– Что это? – спросила Вероника, едва выговаривая слова.
– Не знаю. Похоже на… – Он замолчал, потому что Вероника схватила его за руку.
– Смотри! – Она показала на штабель тюков с атласом из Вены, над которым поднимался столб дыма.
Секунду оба стояли как парализованные, затем Вэл схватил ее за руку и резко приказал:
– Пошли.
Вэл хорошо знал это помещение. Они пробежали несколько футов, свернули и замерли: путь им преграждал столб огня.
– Но ведь огонь там, – задыхаясь выговорила Вероника, кивая головой в ту сторону, откуда они прибежали, и начиная паниковать. Она искоса взглянула на Вэла и увидела, что он так сильно сжал губы, что вся нижняя часть его лица побелела.
Они бросились назад, свернули налево, но их остановил уже третий очаг пламени. Вероника почувствовала, как по щекам текут слезы, сразу высыхая от горячего воздуха.
– Мы должны найти Трэвиса! – воскликнула она. – Он может сгореть!
– Не думаю, что Трэвис вообще здесь был! – Вэлу пришлось кричать, чтобы она услышала его за усиливающимся ревом огня.
Все горело слишком быстро, наверняка тюки заранее полили бензином или чем-то еще. Он быстро огляделся. Окна располагались слишком высоко, почти под крышей, примерно в тридцати футах от пола.
– Быстрее. Помоги мне сложить эти тюки.
Вероника начала кашлять и задыхаться. Спиной она чувствовала приближающийся жар пламени, воздух уже стал раскаленным. Она ощущала, как сгорает кислород, как начало жечь легкие.
За пять минут им удалось уложить тюки в шаткую стопку у стены под окном, но к этому времени она уже ничего не видела, глаза слезились. Она чувствовала приближение смерти, но упрямо держалась за руку Вэла, когда он начал карабкаться вверх.
Снаружи завыли сирены пожарных машин.
– Слава Богу, – прошептала Вероника.
Сооружение предательски зашаталось. Вэл взглянул вниз и увидел, что огонь уже подбирается к основанию их импровизированной лестницы.
Вероника сбросила туфли, но забыла, что на ней чулки, и они скользили по тюкам. Высоко над своей головой Вэл видел тонкую полоску окон. Они обязательно должны пролезть в них. Обязательно!
