Текст книги "Апостол Кармы (СИ)"

Автор книги: Максим Злобин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Понятно, – выдохнул я. – Ну да, поэтому и спутниковый снимок был размыт. Как я сам-то сразу не догадался?

– Извини, Серёж, – Рыжикова виновато опустила глаза.

– А арестовать? – спросил я, но тут же сам себе ответил: – Арестовывать графа уполномочена только лейб-гвардия. Плохо. Очень-очень плохо.

А охрана тем временем уже вернулась.

– Заранее прошу простить меня за грубость, Ваше Сиятельство, – сказал один из мужиков. – И учесть, что это не мои слова. Егор Егорович попросил передать, чтобы вы катились к чёртовой матери со своими игрушечными проверками.

Что ж…

А вот и новый план поспел!

– Честь имею, – сказал я, взял Ксюшу под локоток и двинулся к машине Шапочки.

– Серёж? – испуганно прошептала Рыжикова. – Ты чего задумал? Ты же не станешь через забор перелезать, да?

– Ни в коем случае, – улыбнулся я. – Лазанье через заборы есть занятие, которое, мягко говоря, не достойно графа. И раз уж мы заговорили о титулах… Если в этот раз я не могу использовать своё должностное положение как начальник «конторы», тогда мне придётся использовать статус аристократа.

– Это как?

– Всё просто, душа моя. Егор Егорович послал меня к чёрту. Причём сделал это не просто прилюдно, а через своих холуев, что как бы усугубляет. Тем самым Его Сиятельство оскорбил меня до глубины души…

– Серёж.

– … и моя тонкая душевная организация просто не позволяет снести такую обиду…

– Серёжа, не надо.

– … тем более что само моё происхождение претит жить в бесчестии. И выход у нас теперь один, Ксения Константиновна.

– Серёжа, пожалуйста, не делай этого.

– Я вызову графа на дуэль…

Глава 11
Про четыреста подписей и ушастого негодяя

– Я не разделяю ваши методы, Сергей Романович, – без тени иронии заявил Панкратов. – Это очень плохая идея. Серьёзно.

– Не разделяйте, право ваше, – я откинулся на спинку кресла. – А идея очень даже хорошая.

На улице начало темнеть. Рабочий день Ксюши и Брюллова закончился уже давно, а потому ребята разъехались по домам, – и без того сегодня задержались. Так что мы с Михаилом Михайловичем остались вдвоём, и впереди было весьма долгое обсуждение. А чтобы оно пошло чуть веселее, на ужин я заказал пиццу.

И кстати!

Сам заказ был нашей первой настоящей коммуникацией с Тха Кай Бок. При помощи переводчика на телефоне, мы спросили какую именно пиццу заказать на её долю. И уж не знаю, то ли тайка оказалась ценительницей классики с тонким вкусом, а то ли из природной скромности выбирала из самых дешёвых, но попросила она себе самую обычную маргариту.

Так…

Ладно. Доставка должна приехать с минуты на минуту, но как бы не урчал от голода желудок, неплохо было бы вернуться к делу.

План у меня уже готов. План составлен и действительно хорош, но в нём есть такая дыра… не дыра даже, а дырень. Дырища! И если её никак не залатать, то сразу же посыплется всё остальное. Так что мне буквально необходимо перетянуть Панкратова на свою сторону, убедить его использовать свои связи и пойти на одну очень рисковую авантюру.

Но сперва объяснить что к чему, конечно же.

– Идея очень даже хоро-ша-а-а-а, – нараспев повторил я. – Просто вы не знаете, что я задумал.

– Смертоубийство вы задумали, Сергей Романович. Подсудное дело. Я вам не просто помогать не стану, а даже постараюсь воспрепятствовать…

Я уже потерялся, где, когда и при каких обстоятельствах мы с Панкратовым разговариваем на «ты», а при каких на «вы». Но вот сейчас тайник, по всей видимости, выбрал тактику холодной вежливости. И надо бы вывалить на него главное, чтобы потеплел.

– Никакой дуэли не будет.

Михаил Михайлович откатился на стуле чуть назад и скрестил руки на груди.

– Продолжайте, Ваше Сиятельство, прошу вас.

– Что есть дуэль? – задал я риторический вопрос. – Правовая ловушка. Вот представьте, идёте вы по улице, никого не трогаете. С дамой или без… на самом деле всё равно, но пусть лучше будет с дамой. Представили?

– Довольно ясно.

– Отлично. А теперь представьте, что вы видите, как толпа негодяев в подворотне избивает девушку. Или дедушку. Или вообще бабушку, милую такую, в платочке, с полной авоськой бездомных котят. Но! – я поднял палец вверх. – Помимо прочего вы видите, что за спинами у негодяев школьные рюкзаки, а рожи их сплошь покрыты юношескими прыщами. То есть совершеннолетия они явно не достигли. Прямо вот сто процентов.

– Так.

– Помочь бабушке и надавать соплякам по шее – это верный путь в тюрьму, потому что закон встанет на их сторону. Детишки же. А не помочь при всё при этом, значит поссориться с самим собой и прослыть… не то, что лохом, простите за моветон, а недочеловеком даже.

– Все ещё не понимаю, к чему вы ведёте, Сергей Романович.

– А веду я к тому, что дуэль для современного аристократа точно такая же ловушка. Согласишься и ты преступил закон Его Величества. Откажешься – ещё хуже, посрамил свою честь. Вы, Михаил Михайлович, всерьёз об этой дилемме никогда не размышляли, происхождение не то…

– Спасибо, что ткнули меня носом в моё происхождение, Ваше Сиятельство.

– Это я специально, – улыбнулся я. – Нарочно обидел вас, и сейчас даже объясню зачем. Так вот. Вам, Михаил Михайлович, подобное не грозит. А тем временем каждый аристократ от барона и выше живёт на пороховой бочке и время от времени вынужден изобретать способы проскользнуть в узкую щёлочку между уголовным кодексом и кодексом чести. То есть, говоря чуть проще, грамотно съехать с дуэли.

– Всё равно не понимаю.

– Всё-всё-всё, перехожу к главному. Представьте, Михаил Михайлович, что вы граф Григорьев. Вы мужчина чуть за пятьдесят, у вас есть много денег, дар артефакторики, небольшой лишний вес и ритмичная пульсация в простате. При этом вам очень нравится жить. Есть для чего, и есть на что. И вот, в какой-то момент вам бросает вызов некто Сергей Каринский. Молодой, сильный и невероятно красивый. Стабильный криомант, на минуточку, и почти что выпускник Академии. Ещё и лучший на курсе. То есть вот вообще вам не ровня.

– Восхваление самого себя сейчас тоже было нарочно?

– А как же! – хохотнул я. – Это я вас на эмоции вывожу. И да, чуть не забыл. При всём при этом Каринский утверждает, что он оскорблённая сторона. А это значит, что согласно дуэльному кодексу, он имеет право выбрать оружие. Конечно же он выберет магию, и конечно же расшибёт вам голову ледышкой в первую же секунду после отмашки секундантов.

– Так…

– А теперь представьте, что за безнадёгу вы испытываете в этот момент, – попросил я. – И придумайте как избежать дуэли. Но только быстро! На обдумывание есть несколько секунд, ведь вызов вам бросили не заочно и когда-то давно, а прямо здесь и сейчас, в присутствии вашей семьи. Что первое приходит вам на ум, Михаил Михайлович? Не подбирайте слова, и не бойтесь меня обидеть. Я же только что указал на ваше происхождение, верно? Так вперёд, сравняйте счёт!

– Хм-м-м…

Панкратов крепко задумался. Да так крепко, что даже усы начал терзать – схватился за правый и как давай таскать его из стороны в сторону.

– Быстрее, Михаил Михайлович! На вас все смотрят! Не ударьте в грязь лицом!

– Ну допустим, – сказал Панкратов и прокашлялся в кулак. – Наверное, я откажу вам в дуэли, потому что…

– Таа-а-а-ак…

– Потому что…

– Ну-у-у-у…

– Потому что мне противно марать руки об сына изменника?

– Точно!

Я аж с кресла подпрыгнул. Значит, я верно анализирую людей, и это действительно первое, что приходит на ум.

– А это ведь, согласитесь, оскорбление несколько иного порядка, – продолжил я. – Тут уже не моя персональная честь задета, а честь семьи. Честь рода. Ну а дальше…

Дальше я рассказал Панкратову о том, что будет дальше. А также о том, какую роль прошу его сыграть в грядущем спектакле.

– Без вас у меня ничего не получится, Михаил Михайлович, – сказал я. – Помогите. Пожалуйста.

И в тот же самый момент приехала пицца. Я попросил Панкратова посидеть, подумать и составить список вопросов по теме, а сам пока что сбегал вниз. Забрал коробки, рассчитался с курьером, и чтобы дать тайнику чуть побольше времени, полюбовался на мост через Трубеж. В оранжевом свете фонарей было в нём что-то особенно милое.

– Тха Кай Бок! – постучался я в дверь, а затем вручил тайке коробку с её маргаритой и по привычке наорал: – ПРИЯТНОГО АППЕТИТА!!!

– Тха Кай Бок, – кивнула та и заперлась у себя в каморке.

– Итак, Михаил Михайлович, – я положил остальные коробки на офисный стол, открыл первую попавшуюся и взял кусочек. – У вас остались вопросы?

– Остались, – кивнул Панкратов. – И довольно много. Первый: ты действительно настолько в себе уверен?

Вот мы и обратно на «ты» вернулись.

– Уверен. Смею напомнить вам об инциденте в переславском банке. Я умею за себя постоять, Михаил Михайлович, не сомневайтесь.

– Ну допустим. Тут верю. Тогда вопрос второй: ты уверен в том, что это не дойдёт до Его Величества?

– Ни в коем разе. Я не допущу. В самом крайнем случае съем улики.

– Ладно, – едва заметно улыбнулся Панкратов. – И наконец последний вопрос: чего ты так прицепился к этому Григорьеву? Из-за странной закупки на сто сорок тысяч рублей? Не мелковато ли, Сиятельство?

– Я уверен, что там скрывается что-то действительно стоящее.

– И личные мотивы тут не при чём?

Отвечать я не стал, и решил тактично промолчать. Не хотелось врать Панкратову, он этого явно не заслуживает. А личные мотивы… так ведь они и есть настоящий драйвер всей этой авантюры. Ведь если в этой грёбаной артефактной мастерской найдётся что-то такое, что укажет на подставу отца Григорьевым…

– Ну так что, Михаил Михайлович? – спросил я. – Мы договорились? – и вгрызся в кусок пиццы.

– Я постараюсь, Сергей Романович. Ничего не обещаю, но очень постараюсь…

* * *

Наступило утро. Егор Егорович умылся, причесался, широко улыбнулся новому дню и спустился вниз. Завтракать.

Выглядел граф именно так, как его и представлял себе Сергей Каринский. За тем единственным исключением, что с простатой Егора Егоровича всё было в полном порядке, – есть ещё хорошие лекари в провинциях. Так что ни о каких пульсациях даже речи не шло.

На завтрак – тост, омлет, нарезка финского сервелата и блинчики со сгущёнкой. И всё как обычно, и всё как всегда… шло до тех самых пор, пока в столовую не ворвался до безобразия озадаченный камердинер Его Сиятельства.

– Егор Егорович, к вам граф Каринский!

– Опять? – удивился Григорьев.

Вчера вечером этот сопляк пытался пробраться на его закрытый объект и нёс какую-то околесицу про «лихоимство». И ещё вчера Григорьев подумал, что парень сошёл с ума. То есть не: «ой-ой-ой, смотрите как странно он себя ведёт», – а в прямом смысле этого слова. То есть человека срочно нужно отвести в ПНД, ведь он себе прямо на ходу новую биографию выдумывает.

Ну а что тут удивительного?

Отца посадили, имущество отобрали, из Академии выгнали, вот и тронулся умом от горя. Увы и ах, от этого не застрахованы ни молодые, ни аристократы. Жаль, конечно, но что теперь поделать?

– Ты же не пустил его в дом? – уточнил Егор Егорович у камердинера, на что тот лишь виновато опустил глаза. – Понятно. Попроси подождать пять минут.

– Конечно, Ваше Сиятельство.

Обходными путями, чтобы не встретиться в холле с незваным гостем, Егор Егорович поднялся к себе наверх и переоделся из халата во что-то более приличное. Строгие брюки, пиджак с длинными фалдами, платочек на груди.

Всё-таки встреча графа с графом должна быть обставлена как полагается, пускай даже один из них без пяти минут городской сумасшедший.

– Сергей Романович, – сказал Григорьев, спускаясь вниз по парадной лестнице. – Добрый день, Ваше Сиятельство.

А тот в свою очередь пристально рассматривал семейные фотографии на камине. Одну из них даже держал в руках.

– Какие же вы все… блондинистые, – с плохо скрываемым разочарованием сказал Каринский, чем лишь укрепил веру Григорьева в душевную болезнь паренька. – Кровосмешение, не иначе.

– Простите?

– Не прощу, – Каринский поставил фотографию на место и твёрдой поступью зашагал в сторону графа. – Егор Егорович, вчера вы позволили себе посягнуть на мою дворянскую честь и достоинство. Вы оскорбили меня в присутствии своих людей и моей спутницы, послав меня к чёртовой матери.

Признаться, Григорьев потерялся и не нашёл что ответить. Да и не вопрос это был вовсе, а утверждение. «Предъява», выражаясь языком нового русского дворянства.

– Теперь я нахожусь в полном своём праве, чтобы призвать вас к ответу и к кодексу чести. Я требую сатисфакции, – совершенно буднично и спокойно, парень достал из заднего кармана брюк пару перчаток и бросил их Григорьеву под ноги. – Я вызываю вас на дуэль…

«Точно сумасшедший!» – подумал Егор Егорович.

– Сергей Романович, боюсь вы неправильно меня поняли, я…

– Хватит мямлить, граф! – крикнул Каринский.

А тем временем в холле потихоньку становилось людно. Служанкам приспичило убраться именно здесь и именно сейчас, садовник за окном застыл с раскрытым ртом, и на шум поспешил явиться старенький тесть Его Сиятельства. А ещё дети! Вон над диваном торчат хвостики младшей!

– Или вы хотите сказать, что ваше слово ничего не стоит? Вы пустобрёх, Ваше Сиятельство?

От таких слов Егор Егорович вскипел моментально. Адреналин ударил в голову, и захотелось просто-напросто сунуть сопляку кулаком в лицо, но… то лишь сперва.

Следом за горячкой накатил животный страх. Пришло осознание того, что Каринский, похоже, действительно хочет дуэли, – буквально нарывается на неё. «Зачем?» – другой вопрос, ведь страх причин не ищет. Страх направил мысли Григорьева в совершенно другую сторону:

Сергей Романович боевой маг в самом расцвете сил. Ещё и сумасшедший с недавних пор, отчего становится лишь более серьёзным противником.

Нет!

Паника-паника-паника! Нужно как-то выйти из положения, и выйти с достоинством. А как? Как поставить наглеца на место и при этом избежать драки? «Ну точно!» – просиял Егор Егорович и похвалил себя за сообразительность.

– Боюсь, вы не в себе, – сказал он. – И драться с вами, уж извините, ниже моего достоинства. Вы сын предателя, Каринский. Вам больше нет места в высшем свете, успокойтесь. И покиньте мой дом немедля, пока я не вывел вас силой.

– Сын предателя? – Сергей вскинул брови. – То есть теперь вы оскорбляете мою семью?

– Так и есть, – кивнул Егор Егорович. – Ваша семья это заслужила.

А молодой граф тем временем начал меняться в лице. Теперь настал его черёд справляться с гневом, а как он это сделает… да плевать по большому счёту.

– Ну уж не-е-ет, – протянул Сергей. – Я вам этого не позволю. Если вам есть в чём упрекать мою семью, давайте разбираться на этом уровне! Я объявляю вам войну родов!

– Ах-ха-ха-ха!

Всё. Конец. Жаль, что в комнате нет врача, чтобы зафиксировать безумие господина Каринского. Война родов? Ну да, ну да. Интересно, Сергея Романовича не смущает тот факт, что он единственный из своего рода, в то время как фамилию Григорьев носят как минимум пятеро первоклассных боевых магов?

Пожалуй, это было бы даже забавно. Если бы для подобной войны не требовалось личное разрешение Императора, и если бы не ещё одно «но»:

– Боюсь, вы не сможете сделать ставку, Каринский. У вас же ничего нет. Вы нищий.

– У меня по-прежнему есть дом! – возразил Сергей. – Я ставлю на кон его! Или вы боитесь⁈

– Ну раз так, – улыбнулся Его Сиятельство. – Раз так, то почему бы и нет? Я с удовольствием заберу у вас последнее, если вы так настаиваете. Возвращайтесь, как только получите разрешение Его Величества на войну. Тогда и поговорим.

Абсолютно уверенный в том, что последнее слово осталось за ним, – а также в том, что он только что отправил дурачка искать «то не знаю чего», – Егор Егорович развернулся и неспеша двинулся прочь от наглеца. Как вдруг услышал за спиной:

– Вы не поверите…

* * *

Накануне вечером

– Михаил Михайлович! Ну как ты, дорогой⁈ Как там твоя «контора»?

– Нормально, Вась, нормально. Вот только мне помощь твоя нужна, и срочно.

– Слушаю.

Да, Его Величество лично предупредил Василия Степановича Уварова о том, что на какое-то время его начальник лишён всякой поддержки Тайной Канцелярии. И даже объяснил почему, за что ему отдельное спасибо. Командировка Панкратова – это тест на профпригодность. Он же испытание на прочность, после которого Михаил Михайлович опять вернётся на свой пост, а Уваров опять станет его замом.

Тут стоит отметить, что подсиживать своего начальника Василий Степанович не собирался. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Это было не то, что немыслимо, а буквально невозможно.

Слишком уж тесно были переплетены судьбы этих двух мужчин. Сперва соседи и друзья по голожопому детству, потом одноклассники, потом однокурсники, потом выпускники Семёновского полка, потом напарники по оперативному отделу Тайного Приказа, и выше, выше, выше, и вместе, и рука об руку.

Панкратов, так тот вообще крёстный для сына Уварова.

То есть вычеркнуть его из своей жизни не получится, слишком уж уникальный статус имеет Панкратов для Василия Степановича.

Так вот… на какое-то время его друга и начальника отстранили от Канцелярии. А это значит ни финансирования из бюджета, ни информации, ни уж тем более оперативных сил предоставлять ему нельзя. Однако с самого начала что-то подсказывало Уварову, что рано или поздно этот приказ предстоит нарушить. Потому что… ну как отказать родному человеку?

С одной стороны.

С другой, Миша просил о чём-то уж совсем невозможном. Тайком подсунуть документ о начале войны родов под подпись Его Величеству. Это же… плохо! Невозможно подобрать печатное слово, которое отражало бы ситуацию в полной мере.

– Не бойся, никто не узнает, – уверял Панкратов.

– Миш…

– Я тебе обещаю, что всё будет хорошо. Всё уже продумано наперёд.

– Миш, ты понимаешь, насколько это рисково для меня? И для тебя? Мы же оба вылетим к чёртовой матери, и не просто с работы, а сразу же прямиком в тюрьму.

– Прыжок веры, Вась. Прошу.

– Прыжок веры, – задумчиво повторил Уваров и замолчал.

– Эй? Ты тут?

– Да, я тут.

– Понятно. То есть ты мне отказываешь?

Тишина. Звенящая, но при этом тягучая. Давненько Василий Степанович не оказывался перед столь сложным моральным выбором. Однако всё уже было предрешено в тот самый момент, когда он поднял трубку. Нельзя отказать. Просто нельзя.

– Ну хорошо, – сказал Уваров. – Вот только как ты себе это представляешь? С технической точки зрения, я имею ввиду.

– Кхм, – теперь какое-то время помолчал Панкратов. – Ну ладно. Пора рассказать тебе, что такое квартальная премия. Ты сейчас за компьютером?

– Да.

– Отлично. Тогда зайди в папку «шапки» и…

И в следующие несколько минут происходил настоящий цифровой шаманизм. При помощи специального софта, Уваров разом сформировал четыреста с лишним документов. Почти одинаковых. Разнились в них лишь имена и фамилии тех тайников, которым по мистической причине причиталась квартальная премия от Его Величества.

Уваров и сам исправно получал такую. Причём каждый раз совершенно неожиданно.

Итак! Принтер взялся за работу, а Уваров тем временем продолжил слушать инструкции друга:

– Ну а теперь скопируй файл. Шапку оставляешь в том же самом углу, шрифты не меняешь, меняешь только то, что тебе нужно. Не бойся, там на всё что угодно хватит, я проверял. В теле записки пишешь про войну родов своими словами, но так чтобы количество строчек совпадало с оригиналом. Особенное внимание обрати на последнюю строку. Смотри, чтобы по длине подходила. Место под подпись Величества тоже не трогай. Дальше объяснять нужно?

А дальше объяснять было не нужно. Панкратов предлагал подмешать документ в стопку с премиями для сотрудников.

– И давно ты так делаешь?

– Лет пять, – честно признался Панкратов. – Может, шесть. Но только по крайней необходимости, Вась! И только во благо Империи. Не думай, свои личные выгоды я никогда не проталкивал. И учти мне там, да? Большая сила – большая ответственность, не делай глупостей.

– А что я, по-твоему, делаю именно сейчас?

– Ну да, – хохотнул Панкратов. – И ещё. Сам понимаешь, четыреста подписей всё-таки. Алексей Николаевич человек на престоле новенький, и может этого не понять. Так что ты дождись момента, когда к нему матушка зайдёт, и только тогда действуй. Она ведь всё это уже ни раз проходила, и если что подтвердит.

– Понял. Но что, если Алексей Николаевич всё-таки решит всё это прочитать?

Вместо ответа в трубке Уваров услышал весёлый хриплый смех.

– Ну не знаю, – ответил Панкратов. – Стихи ему тогда прочитай, чтобы отвлёкся.

– Очень смешно…

Спал той ночью Василий Степанович плохо. Потел, ворочался. Ещё и комар, падла такая, одолел. И даже в смерти своей всё равно выиграл – теперь на белых обоях в спальне Уварова красовалось кровавое пятно.

Ну а утром он первым же делом взял заветную стопку и принялся караулить самодержцев российских. Долго ли, коротко ли, а всё-таки улучил удобный момент и после деликатного стука вошёл в кабинет Алексея Николаевича Романова.

– Ваше Величество, – поклонился Уваров бывшей Императрице. – Ваше Величество, – а затем её сыну.

И положил перед Императором стопку документов. На непонимающий взгляд нарвался моментально, буквально сразу же.

– Это что?

– Это квартальная премия сотрудникам Тайного Указа.

– Так, – Его Величество отодвинул стопку. – А я здесь причём?

– Для оформления требуется ваша подпись.

– Простите, Василий Степанович, но я не намерен тратить на это своё время. Уверен, что вы справитесь без…

– Алексей! – перебил Императора единственный человек в мире, которому было можно невозбранно перебивать Императоров. – Ты не прав!

Его родительница, Екатерина III, по-стариковски сидела у окошка и пила чай из фарфорового сервиза.

– Матушка, при всём уважении, но это какая-то чушь…

– Это не чушь! – возразила Екатерина. – Взгляни на документ.

– Но…

– Взгляни внимательно. Что ты там видишь?

– Кхм, – прокашлялся Алексей Николаевич с явным намерением начать читать документ, но его перебили снова.

– Десять тысяч рублей! – надрывно крикнула Императрица. – Ты всерьёз думаешь, что сотрудникам Тайного Указа действительно нужны эти несчастные десять тысяч рублей? Для людей, которые рискуют жизнью во имя страны? Нет! Для них куда важнее твоя подпись. Этот документ не про деньги, сын. Он про напоминание о том, куда может привести служба в Семёновском и Преображенском полках Его Величества, и о том, что Его Величество помнит про своих людей.

Признаться честно, до этой мысли Екатерина дошла не сама. Слово в слово, всё то же самое очень долго и нудно вбивал ей в голову Михаил Михайлович Панкратов.

– Я делала, и ты не переломишься, – сказала как отрезала Императрица и отхлебнула чаю.

Алексей Николаевич тяжко вздохнул, взялся за верхний листочек стопки и прочитал его от корки до корки. Подписал. Взял второй. Взглянул на имя в шапке документа и тоже подписал. Взял третий…

«Его Величеству нравятся имена», – с ужасом понял Василий Степанович, когда самодержец остановился взглядом уже на десятом документе: «Человек развлекается единственно возможным для него сейчас способом».

А значит нужно развлечь его как-то иначе и… да пусть отсохнет у Панкратова его чёртов язык с этими тупыми шутками про стихи, но в стрессовый момент ничего кроме стихов действительно не лезло в голову.

А стопка всё мельчает. А до подмешанного документа осталось десять листов. Девять листов…

– Ваше Величество, вы любите поэзию?

Сработало! Алексей Николаевич поднял глаза, и будто заинтересовавшийся учитель прикусил ручку.

– Вы пишите?

И кой-то чёрт дёрнул Уварова ответить:

– Да!

– Ну так прочитайте нам что-нибудь, – попросил Его Величество и вернулся к подписям. – Из своего.

…восемь листов. Семь листов…

От напряжения Василий Степанович аж испариной покрылся. Мозг его сейчас лихорадочно соображал, что же делать. Фристайл – явно не его жанр. «Я помню чудное мороз и солнце» – вот чтобы он продекламировал бы первым делом, случись так, что нужно придумывать.

С другой стороны, что он может знать из поэзии такого, чего не знает Его Величество? Где его образование, и где образование самодержца? Если Уваров и помнил хоть какие-то стихи из школьной программы, то Алексей Николаевич в довесок помнил кем и в каком году они были написаны. Причём наверняка.

И что же делать?

Нужно найти в памяти что-то такое, что претит благородному вкусу и происхождению Его Величества, но что при этом выпускник Семёновского полка знает наизусть. Есть ли в голове у Уварова что-то такое?

Как оказалось, есть…

– На могильной на плите, – робко сказал Василий Степанович и заметил, как у Императора дёрнулась бровь. – Я был зачат нечистой силой.

…шесть листов. Пять листов…

– Когда яр-Р-ркая луна! – заорал Уваров и начал отыгрывать; а для начала указал скрюченной пятернёй куда-то туда, где по идее должна была находиться яркая луна. – Светила ясно над могилой! Старый склеп предохранял меня от солнечного…

…четыре листа. Три листа…

– Я был вскормлен мертвецами! – тут Василий Степанович начал пританцовывать. – Я сосал из мёртвой груди жёлтый гной!

И чуть было не засмеялся от счастья, когда понял, что Величество ускорился и теперь подписывает документы не глядя. А на самом деле боковым зрением косит на его оголтелые пляски.

…два листа. Один лист…

– Стал ушастым негодяем я, и тронутым к тому же!

Всё! Алексей Николаевич поставил свою подпись в нужном месте, чем разрешил семействам Каринских и Григорьевых устроить меж собой весёлую кровавую зарубу. Миссия выполнена. Уваров резко выдохнул и до самого конца своего «стиха» думал теперь лишь об одном: и как теперь после пережитого не стать адреналиновым наркоманом?

– Хорошие стихи, – сказал Его Величество напоследок и передал Уварову стопку подписанных документов. – Немного мрачные, правда. На любителя…

* * *

– … вы не поверите, Егор Егорович, – я достал из заднего кармана брюк бумагу за подписью Алексея Николаевича Романова. – Но я с самого начала подозревал вас в малодушии и подготовил документ заранее. Вот, прошу.

Григорьев сперва не поверил. Впрочем, он и потом не поверил, – а этого и не требовалось. Подлинность документа играет исключительно в мою пользу. А граф пускай и дальше думает, что я сошёл с ума, раз даже подпись Императора решил подделать.

Подделал, сам во всё это поверил и теперь после непродолжительной схватки с его семейством перепишу дом на Григорьевых. А если вдруг не захочу переписывать, то меня можно будет пошантажировать. Чем? Ну конечно же, подделкой документов.

И да, именно такую логическую цепочку я прочитал на хитрой роже Его Сиятельства. Всё этот хорёк понимает. Всё просчитывает на несколько шагов вперёд.

– Да без проблем, – пожал плечами Григорьев.

– Ручку?

– Благодарю.

С тем граф подошёл к камину, приложил бумагу к твёрдому и поставил на ней свою титулованную закорюку.

– Если вам так не терпится лишиться дома, Каринский, – граф вернул мне документ. – Тогда моя семья к вашим услугам. Ну так что? Когда? Где?

– Сегодня вечером, – ответил я и взглянул на часы. – В девять. Информацию о месте я пришлю вам чуть позже вместе со своим человеком…

«Со своим человеком», – я как мог поднажал на эти слова. Шапочка – мой последний, маленький, но очень важный штрих. Он нужен для того, чтобы моё безумие выглядело ещё более правдоподобно. Он ведь не только записку передаст, он ещё и плюшевую рыбу графу подарит. Ну а если совсем повезёт, ещё и босиком у него по участку побегает.

– Честь имею, – сказал я, развернулся и двинулся на выход из особняка Григорьевых.

Что дальше?

Дальше у меня есть около восьми часов на задуманное. Панкратов уже на полпути в Москву за одним очень интересным артефактным расходником, ну а я тем временем должен в достаточной мере зарядить Слезу Кармы. Так что берегись, Переславль! Сергей Романович Каринский выходит на твои улицы, чтобы насаждать доброту…