Текст книги "Горький шоколад (СИ)"

Автор книги: Максим Субботин

Соавторы: Айя Субботина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Второй раз был неторопливым и очень нежным. Много касаний, много взглядов, много поцелуев. Сначала Габриэль просто лежала на столе, позволяя максу делать с собой все, что тот захочет. Двигаться с той скоростью, с какой он захочет. Потом она села, откинулась на руки и, глядя ему в глаза, начала двигаться в ответ. А после Макс увлек ее обратно в кресло, где почти в точности повторился их относительно первый раз, в гостиной, с той лишь разницей, что теперь член Макса не остался без дела.

Она проснулась в постели, но не в своей комнате. Сонно щурясь, села, пытаясь понять, который час. Окна оказались плотно зашторены, и не было ни одной щелочки, чтобы разглядеть время суток за окном. Эль осмотрелась: шкаф, стол, пара картин, серо-белые тона в отделке. Так, похоже, она в комнате Макса. А ведь собиралась встать пораньше. Даже будильник в телефоне завела, чтобы уйти до того, как все в доме проснутся. Долгие проводы были совершенно ни к чему.

Но, похоже, все пошло насмарку.

А всему виной вчерашняя ночь.

Эль прикрыла глаза рукой, вспоминая – и отчаянно краснея. Они сделали это на столе? Господи, и это было так прекрасно, что одного отголоска памяти хватило, чтобы заставить ее сердце пуститься галопом.

Господи, она всего лишь собиралась попрощаться. Просто поставить красивую и яркую точку – и уйти. А в итоге он вымотал ее так, что она даже не помнила, как уснула.

Но, возможно, еще не поздно?

Эль откинула одеяло, попыталась встать, и поняла, что не может. Ногу что-то держало. Она сперва подумала, что это Робинзон, но нет – котяра спал рядом, и даже ухом не повел, когда она пошевелилась. Вот так: вчерашний бездомный джентльмен сегодня спит на шикарной постели с дизайнерским бельем. Эль не удержалась и почесала кот за ухом, и он тут же замурчал в ответ, вытянулся, будто желая показать, какой он большой. Котяра действительно казался гораздо больше, чем там, в Лондоне, подобранный в луже – отъелся, распушился. Настоящий пуфик на лапах. Причем пуфик любопытный и общительный.

Но раз это не кот, то что тогда?

Эль села, присмотрелась. Ее нога за щиколотку была привязана к столбику кровати шелковой лентой. Привязана – громко сказано. Конечно, будь у нее желание, освободиться не составило бы труда. Но… как это понимать?

– Проснулась? – Макс, приоткрыв дверь плечом, боком пятился в комнату с подносом в руках. – Уже почти полдень, ты молодец спать.

Эль, вдруг осознав, что сидит совершенно голая, потянула на себя одеяло. Макс, водрузив свою ношу на прикроватный столик, сел на кровать и, перегнувшись через Эль, погладил Робинзона. Кот, сладко выгнувшись, растянулся еще сильнее.

– Представляешь, скребся ночью в дверь, пришлось пустить.

– Он, кажется, почти обжился, – ответила Эль, все еще пытаясь собрать мысли в кучу.

– Скоро нас выселит спать на коврик, – шепотом сказал Макс, а Робинзон мяукнул, словно понимал, о чем речь.

Эль сглотнула. Нас?

– Пришлось тебя привязать, чтобы не наделала глупостей, – сказала Макс, распрямившись.

– Я и не собиралась. – Эль еще выше подобрала одеяло.

– Думаешь, раз мне тридцать, то я старый, глупый и слепой? – Он покачал головой. – И не видел, что ты придумала? И зачем вчера пришла?

Эль выдохнула. Ну, да, все же было очевидно, особенно после того, как она позорно сбежала от его попытки обсудить ее поступление. Просто ушла, даже не дав ему возможности что-то сказать. Боялась услышать его мягкие намеки, что пора бы ей выметаться за порог. А потом еще и это прощание. Она просто не могла уйти, не насладившись этим мужчиной еще раз. Идеальным мужчиной, которого любила сильнее, чем саму жизнь.

– Я не хочу тебя обременять. И мы договаривалась, что как только все прояснится…

– Одуванчик, не нужно мне напоминать то, что я и так прекрасно помню.

– Ну, мало ли.

– Значит, ты все-таки считаешь меня старым и тупым. – Он даже не скрывал, что наслаждается ее неловкостью. – На самом деле мне еще никогда так сильно не хотелось переложить тебя через колено и отшлепать. Чтобы ты на всю жизнь запомнила, почему говорить глупости болезненно для твоей хорошенькой пятой точки.

Эль просто молчала. А что ему говорить? Что она вконец растерялась? Не знает, что думать и говорить? Что ей меньше всего на свете хочется расставаться с ним, но эта сказка слишком хороша для девчонки из трейлера. И Марго, возможно, в какой-то степени была права, когда говорила, что это не может быть всерьез и надолго. Не потому, что Макс привык к другим отношениям, а потому, что они оба на разных полюсах.

– Понятия не имею, о чем ты сейчас думаешь, Одуванчик, но явно не о том, о чем нужно.

– Я думаю, что не могу и не хочу всю жизнь просидеть в тени твоего имени и твоих финансовых возможностей. – Эль втянула нижнюю губу, вспомнила их вчерашние жаркие поцелуи – и грустно выдохнула. – Ты – образец всего, что меня восхищает в людях, Максимилиан Ван Дорт. Ты умный, настойчивый. Ты сам себя сделал. Показал всему миру, на что способен острый ум и деловая хватка.

– Если бы я умел краснеть, то покраснел бы. – Он показал язык и, подвинув к ней Робинзона, растянулся рядом на постели. – Надеюсь то что мы снова в одной кровати не помешает ходу твоих мыслей? Видишь, я даже кота между нами положил.

– Хватит надо мной насмехаться! – разозлилась она. От стыда и от того, что одной лишь интонацией он снова вселил в нее надежду, что для них еще не все потеряно. Надежду, которой она накануне устроила пышные похороны.

– И в мыслях не было. – Веселые морщинки вокруг его глаз свидетельствовали об обратном.

– Я люблю тебя, Макс, но я не буду рыбой-прилипалой. Не буду паразитом, который к тебе присосался.

– Если ты о вчерашнем…

– Что ты за человек! – Чтобы скрыть смущение, Эль уткнулась лицом в подушку.

– Прости, Одуванчик. Если ты хотела поговорить о биологии, то я весь внимания.

– Да причем тут биология?

– Ну, как же. – Он принялся загибать пальцы. – Рыба-прилипала, паразит.

– Ты же понимаешь, о чем я. Просто зачем-то высмеиваешь.

– Я высмеиваю не тебя, Одуванчик. – Он перестал дурачиться, подпер голову кулаком. – Я высмеиваю предрассудки, которыми напичкана твоя светлая голова.

– Это не предрассудки. Это… правда.

– Правда то, что ты любишь меня. И правда, что я тоже люблю тебя. Остальное – предрассудки, страх и недоверие. И если первые два я готов тебе простить, то последнее меня, знаешь ли, задевает. Понятия не имею, чем заслужил такое недоверие, но неужели ты и правда думаешь, что я мудак, который так просто позволит тебе уйти?

Эль не думала. И с трудом понимала, что он говорит. Она впитывала слова, которые он произнес так запросто, как будто это была самая естественная и правильная вещь на свете.

– Ты меня… любишь? – Голос предательски дрогнул.

– Люблю. Почему тебя это удивляет?

– Потому что это… слишком даже для сказки.

– Ну, в таком случае, мисс писательница, тебе придется написать свою собственную сказку. Я, пожалуй, даже от посвящения не откажусь. Что скажешь: «Моему М.»?

– Ты меня разыгрываешь. – Она попыталась встать, но ни лента на щиколотке, ни Макс не дали этого сделать. Он поймал ее за запястье, заставил сесть. – Прости, Одуванчик, я просто чертовски нервничаю. Не каждый день приходится отговариваться любимую женщину не сбегать за тридевять земель. Да и в любви я признаваться не мастак.

– Если честно, то да, – не стала смягчать пилюлю она.

– Ну, вот, а я уже почти решился на второй дубль. – Он упал на подушку, посмотрел в потолок, рассеянно поглаживая кошачью спинку. – Я просто не хочу, чтобы ты уходила, Одуванчик. Ни в общежитие, ни на съемную квартиру. Никуда. Это какая-то ерунда. Почему надо куда-то идти только потому, что я – Макс Ван Дорт, и у меня есть деньги? Если бы я был простым парнем с заправки, ты бы осталась?

– Я не хочу, чтобы ты был золотым ключиком, который открывает передо мной все двери. В особенности те, о которые нужно лоб разбить. Иначе я перестану быть тебе интересна. Стану просто Эль, которая ломается от каждого чиха.

– Мне кажется, Габриэль, мы с тобой сейчас говорим о разных людях. Потому что мой Одуванчик доказал, что у него есть стержень. Ты сильнее многих, кого я знаю. У тебя есть план на будущее, и я точно знаю, что там нет пункта «прожигать жизнь». Мы же можем найти способ жить друг с другом, я уверен. Все на поверхности лежит.

Его слова отчаянно рвали душу. Потому что, если на минутку прикрыть глаза и позволить себе оторваться от земли, то получалось, что Макс предлагает…

– Я никуда тебя не отпущу, Одуванчик. Для того и привязал.

– Ты сейчас говоришь об этой кровати или… вообще?

– В данный момент – вообще, но как только ты согласишься, то и из кровати не выпущу до конца дня. Завтрашнего. Или даже послезавтрашнего, если испортим все телефоны в доме.

Она прижала пальцы к закрытым глазам, надеясь спрятать слезы, но щеки уже были мокрыми. Это же Макс. Ее Макс. И он сказал, что любит.

– Торжественно клянусь, мисс Кромби, что не буду подавлять твое право самостоятельно набивать все шишки, проваливать экзамены и искать работу. Но надеюсь, обо всем этом узнавать первым. И, – он вскинул палец, – оставляю за собой право не давать советы, даже если ты будешь очень стараться их получить.

Эль яростно вытерла слезы – и просто упала на него сверху. Только рассмеялась, когда так и не смогла высвободить ногу.

– Крепко ты меня привязал, – сказала все еще дрожащим от счастья голосом.

– Замысловатым морским узлом, – посмеялся он. – Ночью гуглил, между прочим.

Она знала, что его веселье служит лишь одной цели – прогнать ее смущение.

– Ну, так что, Одуванчик? – Кажется, он волновался, ожидая ее ответа.

Была в этом какая-то запредельная магия: красивый, восхитительно умный и обаятельный мужчина – и вдруг ждет, что на его признание ответит сопливая девчонка в рваных джинсах. Вернее, в данный конкретный момент вообще без каких-либо джинсов – девчонка с голым задом, которая отчего-то уже не стеснялась своей наготы.

– Скажу, что я соврала насчет того, что не собираюсь к тебе прилипать. – Она обхватила его за шею и, обнажив все свое хрупкое счастье, поцеловала теперь уже своего Макса в уголок рта. Он улыбнулся и в ответ потерся носом об ее нос. – Я собираюсь сплести вокруг тебя большую ловушку, Макс Ван Дорт. Из которой тебе никогда не вырваться.

И сама удивилась смелости, с которой прозвучало это обещание без срока годности.

– Мне кажется, Габриэль Кромби, я уже давным-давно в твоей ловушке.

Пять лет спустя

– Робинзон! – Эль всплеснула руками, деланно нахмурилась. – Неужели во всем доме больше нет места, чтобы положить свою пушистую попу?

Кот приоткрыл один глаз, затем сладко зевнул и потянулся передними лапами. С места он не сдвинулся. Порядком отъевшийся, свернулся клубком на развернутом журнале, полностью погребя его под собой.

– Отдай! – потребовала Эль и попыталась вытащить журнал из-под котяры.

Тот приоткрыл второй глаз, лениво потянулся к рукам хозяйки лапой, изображая попытку поиграть. Когти он не выпускал, потому Эль потеребила пушистую лапу, затем погладила кота по голове. Тот перевернулся набок, громко замурлыкал, подставляя под ласку упитанное пузо.

Продолжая гладить котяру, Эль осторожно перекатила его на другой бок и медленно вытянула из-под него журнал. В последний момент, поняв подвох, Робинзон все же попытался ухватить его лапами, но было уже поздно.

– Справилась? – Макс стоял в дверях, подперев проем плечом. В последнее время он немного отпустил волосы и те, сейчас мокрые после душа, падали ему на лицо.

– Победа далась непросто, но я не сдалась, – гордо сообщала Эль, продемонстрировав трофей.

– Как и всегда, – улыбнулся Макс.

– Иди сюда, – глаза Эль сверкали нетерпением.

Макс прошел к дивану, бросил взгляд на кота, который, лишившись своей подстилки, сидел с самым несчастным видом, будто спать ему в огромном доме было действительно больше негде.

– Не грусти, хвостатый, обещаю вкусную компенсацию за неудобства.

Робинзон с заметным воодушевлением посмотрел на хозяина, облизнулся.

– Спелись, – посетовала Эль и плюхнулась на диван.

Макс сел рядом.

– Смотри…

Девушка переложила ему на колени журнал.

Длинное интервью начиналось фотографией самой Эль, где она, улыбаясь, сидела в окружении стопок своей книги. Не просто книги, а бестселлера, за несколько месяцев разлетевшегося миллионным тиражом.

– Ты знаешь, я никогда в тебе не сомневался, – Макс обнял Эль, поцеловал ее в макушку. – Даже когда кое-кто собирался повесить нос и сдаться.

– Знаю. И только благодаря тебе эта книга была завершена.

– Неправда, небольшая помощь – это ерунда. Вспомни, как сидела по ночам. Как училась, ни на что не обращая внимания. Тебя и в постель было не загнать. Упорство – вот по-настоящему движущая сила.

– Но ты все равно загонял, – Эль подняла на него взгляд, хитро улыбнулась.

– Сексом и развратом.

– Коварно, но действенно.

– А что оставалось делать? Но теперь-то все позади… Диплом у тебя на руках.

– Все, теперь ни секса, ни разврата не ждать? – тяжело вздохнула Эль.

– Да, только глубокие беседы и…

– Глубокие… – зажмурилась Эль. – И мокрые…

– Ай-ай-ай, Габриэль, и что у вас только в голове? – Макс несильно щелкнул ее по носу.

Эль поморщилась.

– Что надо в голове, – показала ему язык. – Но это еще не все. Листай дальше. Еще дальше… Еще… Стоп.

Она смотрела на него, закусив губу, с явной гордостью.

– О, а вот это уже лишнее, – сказал Макс.

– Ничего не лишнее. Максимилиан Ван Дорт удвоил свою чистую прибыль в сравнении с предыдущим годом.

– Деньги делают деньги, – отмахнулся тот. – Тоже мне достижение.

– Скромняга какой.

– Это все для тебя, – серьезно сказал Макс. Затем чуть помедлил, положил ладонь на заметно округлившийся живот Эль. – Для вас.

– Тогда уж для нас всех, – ладонь Эль легла поверх его. – Чего ты в кусты прячешься?

– Ты уже решила, в каких тонах хочешь детскую?

– У меня есть пара идей, но они требуют твоего одобрения.

– Я весь…

Его слова прервало бесцеремонное вторжение Робинзона. Котяра просунул морду у него подмышкой, мяукнул и полез дальше, явно намереваясь обосноваться у Макса на коленях.

– Он решил, что мы про него забыли, – усмехнулась Эль.

– Забудешь про такого. На тебя, хвостатый, основная часть расходов и идет. Я меньше ем, чем ты.

– Хорошего кота должно быть много, – разулыбалась его Эль.

– Я люблю тебя. – Макс притянул ее к себе. – Спасибо, что появилась в моей жизни.

– И я тебя люблю. Спасибо, что позволил принести в твою жизнь немного глупости.

– Так что с детской? Мы с хвостатым все внимание…