Текст книги "Лестница из терновника. Трилогия"

Автор книги: Максим Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 45 страниц)

Лин-И провёл Элсу по крытой галерее, потом – мимо кордегардии, где отдыхали пограничники, и дальше наверх по узкой винтовой лестнице. В кабинет коменданта.

Господин О-Наю – Вишнёвый Цвет, ну и имя для офицера, подумал Элсу – оказался немолодым блондином с заметной проседью в косе. Лицо у коменданта было бледным и жёстким, с резкими острыми чертами и длинным носом, губы – тонкими, глаза – бесцветными, а взгляд – совершенно нестерпимым. Форменную серую куртку пограничника северян в серебряных офицерских галунах и с меховой оторочкой он носил, как самые отчаянные языческие вояки – надев лишь один левый рукав. Элсу заметил на рукояти меча О-Наю оскаленную собачью головку с рубиновыми глазами – комендант, оказывается, был кровным Барсёнком, может, даже Барсёнком Барса.

Элсу не смог сообразить, хорошо это или плохо для него. Во всяком случае, желание немедленно наорать на коменданта у него прошло без следа. Вдобавок, на лакированной подставке перед северянином лежал меч Элсу – и к нему нельзя было потянуться, что показалось Элсу изощрённым издевательством.

– Ты вправду Львёнок? – спросил О-Наю, окинув Элсу довольно-таки неприязненным взглядом. – Твоё оружие?

– Львёнок Льва, – сказал Элсу, пытаясь выдержать тон между вызывающим и почтительным. – Младший и последний. Любимый. Моё имя – Элсу, Лучший. Я его любимый сын. Меч мой, его подарил сам Лев.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать. Год уже в Поре. Я – подтверждённый мужчина.

О-Наю презрительно усмехнулся.

– Все вы с беззащитными подтверждённые... Но это многое объясняет. Твой отец в настоящее время не собирается развязывать настоящую войну, так? Это тебе повоевать захотелось, и он велел паре старых волков показать тебе, как это делается. Так?

Элсу промолчал. Звучало нехорошо.

– Они выбрали этот городишко потому, что гарнизон тут невелик, – продолжал О-Наю, рассматривая чеканный узор на ножнах меча Элсу. – Эта крепость горела. О пушках вы не знали – пушки здесь недавно. Это обычный разбойничий рейд – вас интересовали те невеликие ценности, которые вы могли бы тут найти, лошади, женщины, мальчишки... пустить кровь, ощутить себя убийцами, показать, как вы плюёте на наши границы...

Элсу пожал плечами.

– Так твой отец учил и твоих старших братьев, – продолжал О-Наю. – Это ваша обычная тактика. Прийти и взять, да? Лев – хозяин мира, все остальные – рабы у ног. Так? Лев одно не учёл – кое-что изменилось.

– Что изменилось? – огрызнулся Элсу. – Север истину познал? Или ты – о пушках, которые сюда привезли?

– Подход изменился, – усмехнулся О-Наю. – Полагаю, это не менее важно, чем пушки. Как думаешь, не стоит ли сообщать вашим о судьбе их пленных? Это же важно, правда – знать, что случилось с твоим братом, ушедшим воевать и не вернувшимся?

– Мёртвых оплакивают, – сказал Элсу, поднимая голову.

– А живых, малыш? Твои братья никогда не задумывались о судьбе живых на нашей территории?

– Воин, попавший в плен живым – не воин, а дерьмо! – привычно вырвалось у Элсу – и он тут же запнулся.

О-Наю рассмеялся коротким злым смешком.

– Вот, значит, как? Ты – титулованное дерьмо?! Солдаты – не важны, а ты очень важен, я полагаю. Вот главное, что изменилось – живой Львёнок в наших руках. Об этом мы мечтали давно. Появилась отличная возможность сквитаться с твоими родичами за всё и сполна.

Элсу сделал вид, что рассматривает тушечницу, вырезанную в виде спящей птицы. О-Наю крутил в руках его меч, смотреть на это было совершенно нестерпимо.

– Оружие разбойника, – заметил О-Наю, наполовину обнажив клинок. – Удобно рубить с потягом с седла... Оружие убийцы, а не честного бойца. Не могу себе представить такое оружие в поединке за любовь... Впрочем, вы, варвары, понятия не имеете, что это такое...

– Что со мной будет, комендант? – спросил Элсу, и его голос прозвучал слишком хрипло.

– Я не комендант, – сказал О-Наю. – Я – Маршал Штаба Государева, Смотритель Границ. По делу в этой крепости. А ты – подарок Небес. Я привезу моему Государю отличные новости...

– Что со мной будет, смотритель? – спросил Элсу, чувствуя, как его покидают остатки мужества.

О-Наю взглянул на него насмешливо.

– С тобой? Будь моя воля, я позвал бы плебеев с вашей стороны границы и отдал бы тебя солдатам, предложив вашим мужикам взглянуть на это представление. Я дал бы возможность вашим рабам порадоваться, глядя, как с ними сравняется Львёнок... а потом оставил бы тебя в крепости в качестве солдатской подружки. Я предложил бы здешним бойцам показывать тебя новеньким, как местную диковину. Я рассказал бы об этом в Столице и сделал бы так, что вся граница болтала бы о девчонке, получившейся из юного воришки львиной крови...

Лин-И, стоящий у дверей, хмыкнул. Элсу замотал головой:

– Ты же не будешь...

– Ты бы стал забавной историей пограничников, – продолжал О-Наю безжалостно. – Ходячей шуткой, которая, в конце концов, дойдёт до твоих родичей. Представляешь, как бы стал вспоминать о тебе твой отец? Ты хочешь получить долгую славу Первой Львицы, Элсу?

– Нет!

– Или уже не первой?

– Послушай... пожалуйста! Это невозможно... так нельзя... Смотритель, за меня отомстят!

– Тебе это не поможет. Даже не спасёт твоей чести... да и будут ли они мстить за солдатскую девчонку, Элсу?

– Смотритель... ради Творца, который Отец Сущему... прошу тебя... – в этот миг Элсу понял, что Львята могут плакать – да что там! – что Львята могут рыдать, вопить, царапать себе лицо и биться головой об пол: удержаться от всего этого оказалось очень непросто. – Послушай... я... я, кажется, пока никого не убил из твоих людей... ранил только... вроде бы... тебе не за что ненавидеть меня лично... не надо, прошу тебя! Я же... я не раб! Я такого не вынесу!

– Ты и твои братья, я думаю, часто слушали такие слова от твоих ровесников-северян? Я – не раб. Я вам не враг. У меня – мать, братишки, любимый. Пощадите. Так?

Элсу замолчал. Его голова снова разболелась нестерпимо. Он чувствовал ужас и безнадёжность – и не мог придумать, как помочь себе. У него не было сил даже ненавидеть О-Наю так, как надо бы. Больше всего Элсу хотелось умереть – но смерть превратилась в недостижимый лучезарный чертог, на который приходилось смотреть откуда-то из ледяной бездны... Лицо северянина показалось железной маской демона. Элсу бессознательно обхватил себя руками за плечи, опустив глаза – он больше не мог уговаривать О-Наю, потому что какая-то тайная часть его души признавала за О-Наю право... даже не силы, скорее – местной, языческой чести. Именно в этом виделся главный и нестерпимый ужас – в сомнении, в неверии в собственную правоту.

– Я напишу Государю, – холодно сказал О-Наю. – И Государь решит твою судьбу. Если прикажет – тебя помилуют. Если прикажет – тебя вернут домой. Если прикажет – прибьют твою кожу к крепостным воротам. Молись. Увести, – кратко приказал он Лин-И.

Элсу прошёл мимо глазеющих на него солдат, как сквозь строй. Перед ним открыли дверь того самого каземата в подвале – но девок там уже не было. На бадью с водой кто-то положил широкую доску; на доске стояла миска с кашей из ся-и.

– У тебя есть еда, вода и общество, достойное твоего положения, – сказал Лин-И.

– Тут же – никого? – не понял Элсу.

– Так Львят в крепости больше и нет, – хмыкнул Лин-И и захлопнул за ним дверь.

Это случилось в десятый день второй осенней луны.

***

Запись N135-03; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев .

Я брожу по городу в обществе "моего друга" Ча и "его нового друга" посла Лянчина. То есть, мы с Ар-Нелем показываем этому кренделю нашу прекрасную столицу.

Ар-Неля это, кажется, развлекает безмерно – а мне, пожалуй, не очень нравится. Я предпочёл бы пообщаться с послом без посредников: мне тяжело смотреть, как Ча дразнит гусей. С другой стороны, я отлично понимаю, что мой личный контакт мог бы не срастись вовсе. Посол – его имя Анну ад Джарата, "Отважный сын человека по имени Джарату", "Львёнок Львёнка", как говорится, сын не самого Льва, а кого-то из его ближайшего окружения – подозреваю, он общается с Ар-Нелем по той же причине, по какой на Земле даже религиозный фанатик тает в обществе хорошенькой девушки. Анну явно воспринимает общество Ча как общество дурное, а собственное в этом обществе пребывание как грех – но ему трудно устоять.

В таком раскладе я, конечно, ему Ар-Неля не заменю.

Мне остаётся только изображать свиту и наблюдать со стороны. Мой милый-дорогой Ча словно нарочно ведёт именно такие беседы, в которых содержится максимум необходимой этнографу информации. Впрочем, Ар-Нель всего-навсего пытается бороться с культурным шоком на свой лад.

А я отслеживаю разницу менталитетов. Северянин подчёркивает собственную утончённость всеми мыслимыми способами – носит больше побрякушек, чем обычно, вплетает в длинные пряди волос у висков яшмовые бусины, благоухает эфирным маслом местных лилий, весь куртуазный до предела. Южанин, подозреваю, считает чистоту и ароматность серьёзным грехом и выглядит даже брутальнее, чем на первом приёме: он без всякой нужды носит кирасу из чернёной стали, накидывает на неё широченный полушубок и кажется оттого вдвое больше себя самого. Ар-Нель на контрасте с Анну изрядно напоминает девушку, но его, по-моему, нимало не смущает его собственный женственный вид. Анну его показная хрупкость и пушистость больше не обманывают: периодически эти двое меряются силами, и у господина посла ещё не зажила ссадина на скуле – Ар-Нель чуток не рассчитал.

А Анну после того боя разгадал тонкий замысел Ча.

– Ты, вот что – ты похож на хищное растение, – стирая кровь с лица, говорит он несколько уязвлённым тоном. – Внешне – цветок и мёд, а внутри – смерть. Ты – это обман.

– Видишь ли, дорогой Анну, – мурлычет Ар-Нель польщённо и протягивает ему белоснежный платочек из собственного рукава, – подобный обман – урок тем, кто не умеет или не желает замечать сути вещей. Не годится судить о чьих-то силах или фехтовальном стиле, не скрестив с ним клинка. Тот же, кто судит, недооценивая противника из гордыни, самоуверенности или глупости – может быть наказан поражением в бою. Это закономерно, не правда ли?

– Ты убивал? – спрашивает Анну.

– Я?! О, Небо! Конечно, нет! Я не жажду отнимать чужие жизни. Я ломал руки, я выбил глаз одному Юноше, который вёл себя недостаточно почтительно... не считая зубов... но убивать! Ты ведь не считаешь меня жестоким, Анну, не так ли?

Я не думаю, что посол ему поверил – но он продолжает проводить в компании Ар-Неля большую часть свободного времени. Старший посол, Эткуру ад Сонна, "Гордость господина Сонну", пятый принц Лянчина, что-то очевидно подозревает и очень не одобряет этого приятельства – но Анну ухитряется улизнуть при любом удобном случае.

Я сопровождаю их двоих на прогулках, как дуэнья. Ар-Нель слишком легкомысленно настроен; я не хочу, чтобы он попал в беду.

Узнаю множество любопытных вещей, которые Анну раскладывает перед Ар-Нелем, как колоду карт.

Уважаемый Господин Посол не умеет писать и читать. В Кши-На население грамотно почти поголовно – в городах даже есть субсидируемые Домом Государевым трёхлетние школы для обучения детей всех сословий каллиграфии, арифметике, истории и закону; для Лянчина грамотность – редкая роскошь. И то сказать, в Кши-На слишком требовательны торговля и ремёсла, уже изобретён печатный станок и печатные книги сравнительно дёшевы – а воину писать-читать особенно без надобности. Для того чтобы разбирать каракули, нужны писари; роль писаря в свите послов выполняет толстяк-никудышник... хе, вот ведь привычка! Похоже, я начал думать в терминах Кши-На – в Лянчине обрезанного и образованного человека, выполняющего функции секретаря и духовника, называют бесплотным. Он – не раб; к этому сорту людей в Лянчине вообще изрядно другое отношение. Терпимее.

– Неужели он сам согласился стать таким? – спрашивает Ар-Нель, даже не пытаясь скрыть отвращение.

– Иначе ему было бы никогда не попасть в Прайд, – говорит Анну. – Видеть рабынь Прайда могут только Львята и бесплотные. Это правильно.

– Ах, я не могу представить себе благ, которые соблазнили бы меня на такое! – фыркает Ар-Нель.

– Много денег для нищей родни. Защита Прайда. Разве плохо?

Ар-Нель вздыхает.

– Ваш секретарь – самоотверженный и достойный человек. Вероятно, я – избалованный аристократ... Мне, друг мой, ужасно даже думать о таком – но подобный поступок, в какой-то мере, уважаем. Видимо, честь и благополучие Семьи для вашего народа ещё важнее, чем для нашего.

– Вот видишь, – Анну искренне радуется, когда считает, что его правильно поняли.

Вообще, младший посол – не дурак, как мне, прости Господи, сходу показалось. Ар-Нель оценил его вернее, чем я: Анну любопытен, его интересует окружающий мир, а главное – он совершенно честно пытается понять людей, с которыми общается. В этом смысле Анну кажется самым раскрытым из всей лянчинской свиты.

Он повадился рисовать вместе с Ар-Нелем – неумело, забавно, но вдохновенно. Бродит с ним по кварталам, принадлежащим цеховым мастерам, наблюдает за работой стеклодувов, оптиков, каллиграфов, переписывающих стихи на заказ, механиков, чеканщиков, красильщиков шёлка – интересуется самим процессом ремесла, который явно внове ему как зрелище.

Тай-Е, сердце моё – прекрасен. Столица, Сестрёнка, Матушка, подруга самого Князя Дня, им же и оплодотворённая, город – общая возлюбленная и родственница, украшаемая жителями, как украшают любимую женщину – вот что это такое. Река Ши-А, Серебряная Лента – торговый путь с северо-запада; из других мест ведут дороги – и все дороги в Кши-На ведут в Тай-Е. Здесь великолепные дома из известняка и мрамора разных оттенков, от розоватого до тёмно-серого, почти чёрного, с любимыми аборигенами стрелами-шпилями или острыми башенками, с флюгерами в виде штандарта на мече – в кущах ив, неизменной акации и златоцветника. Здесь Государева Академия Наук, Обсерватория, Библиотека и Госпиталь. Упомянутые кварталы ремесленников – явный зародыш промышленного центра. Площадь Гостей, с выстроенными в широкий полукруг торговыми рядами – место, где можно встретить пришельцев из любых дальних мест. Жителей Мо, к примеру: высоких, крепких и соломенно-светловолосых, носящих что-то вроде длинных шинелей из войлока потрясающего качества – этот войлок и другие изделия из козьей шерсти считаются основной статьёй дохода в стране. Жителей восточных окраин, горной гряды Ит-Ер, матово-бледных, с чёрными кудряшками, обстриженными по плечи, в кожаных куртках, обшитых полосками серебристого меха: эти привозят своё оружие, мёд, сгущённый сок местных плодов, похожий на фруктовую тянучку, и золотые самородки. Суровых обветренных парней из приморья с их диковинными редкостями – вялеными осьминогами и копчёной рыбой ростом с сома или осетра, зубастой, в колючих гребнях, на которую местные глядят с некоторой опаской. Каких-то тропических ребят в куче косичек, ожерелий и браслетов – с песчаным жемчугом, украшениями и посудой из резных самоцветов, тканями, сделанными, по-моему, из хлопка...

Даже в бедных кварталах – каменные дома и та подчёркнутая чистота, которая отличает Кши-На вообще. Здесь – работают "холодные сапожники" в будках с тремя стенками, рядом с жаровней, шьют, разматывают и красят шёлк, пекут грошовые пирожки и продают с пылу, с жару, а в длинной крытой галерее художники, ещё не снискавшие себе ни денег, ни славы, берутся за серебрушку и четверть часа каллиграфически надписать ваш фонарик на заказ золотом или нарисовать на вашем веере всё, что угодно, дополнив шедевр стихотворной строкой на ваш выбор...

Анну не может удержаться от прогулок, но ему неприятна спокойная вежливость жителей Тай-Е – без тени заискивания перед сильными мира сего. Спокойно-вежливы и исполнены достоинства даже работяги нижайшего пошиба, вроде тех, кто расчищает на улицах снег, не говоря уже о мастерах.

– Они – им надо знать своё место, – говорит Анну возмущённо, когда юный мастер, наносящий узор на оловянный сосуд, улыбается и просит его не загораживать свет. – Он указывает Львёнку! Ему положено быть рабыней, вниз смотреть!

– Я полагаю, ты несправедлив, Анну, – говорит Ар-Нель. – Мы с тобой и этот Мальчик – разные части общей жизни. Аристократ служит Государю, Чиновник – государству, Купец – торгует, Мужик – растит ся-и и кормит всех, Ремесленник – создает разные вещи, Воин – защищает нуждающихся в защите. Не годится разрушать части, из которых состоит целое – особенно, части, находящиеся внизу. На них держится верх бытия – если разрушить основу, мир рухнет.

– Тебя послушать, так воин не лучше пахаря, – усмехается Анну. – Пахарь растит хлеб, это – да, это полезно. Но – душа? Что стоит больше – душа воина или душа пахаря?

– Душа пахаря, – смеётся Ар-Нель. – В этом не может быть сомнений. Пахарь не проливает крови и не заставляет никого проливать слёзы. Пахарь обнажает клинок только перед свадьбой – и любую рану своего партнёра ощущает на собственной коже... кто же выше перед Небом?

Анну морщится, шмыгает носом – указывает на Ча пальцем:

– Ты, Ар-Нель, ты нарочно злишь меня!

– Может, это так, может, нет. Видишь ли, дорогой друг... возможно, у нас с тобой разные представления о ценах на что бы то ни было...

– Да! На женщин тоже, да! Ты – в свите женщины, это – позор. Бросает тень на тебя. А ты носишь её знаки, ты всем их показываешь. Ты гордишься, что в свите женщины!

– Я в свите Будущей Матери Государей. Я был её спарринг-партнёром и наставником. Я горд этим, ты прав. Я горд и тем, что смею называть Государыню благословлённым именем – я люблю её.

– Как своего брата? – ядовито спрашивает Анну.

– Как свою сестру. Как отважную и добрую сестру, – глаза Ар-Неля вспыхивают.

– Сестра... нелепое слово. Брат падший. Брат, запятнавший себя. Брат, вычеркнутый из тебя.

– Ах, нет! Боль и гордость рода. Место для нежности в душе.

Чеканщик забыт – принципиальный вопрос. Они выходят из лавки, продолжая спорить – а я за ними. На спорщиков оборачиваются покупатели, и парнишка, отложив своё оловянное блюдо, украшенное фениксами, смотрит им вслед. Они идут по узкой улице, не замечая прохожих – в увлечении и азарте.

– Нежность – что это? – спрашивает Анну. Без иронии – просто не знает этого слова на языке Кши-На – и ставит Ар-Неля в тупик. Ча задумывается, даже бросает на меня вопросительный взгляд – но решается обойтись своими силами.

– О, это... то чувство, что испытываешь, рассматривая первый цветок, появившийся на проталине среди снега... или едва обсохшего фазанёнка, только что вылупившегося из яйца – похожего на жёлтый пушистый шарик на ветви златоцветника... То, что чувствуешь к милому, бесконечно уязвимому, нуждающемуся в защите... к фонарику, горящему в сырой ветреной ночи на окне твоего дома.

– Такие слова – для того, кто уже почти не человек? – хмыкает Анну. – Для пустого горшка – для горшка, откуда вытащишь то, что вложил?

Ар-Нель касается собственного лба кончиками пальцев – и делает такое движение, будто стряхивает с них воду: "я не желаю держать в уме этот вздор", достаточно выразительный жест и довольно-таки жеманный.

– Друг мой, это сказано опрометчиво. Надлежало бы относиться с большей бережностью к драгоценному и удивительному сосуду, куда вкладываешь погнутый медяк – не ценишь же ты дороже то, что оставляешь внутри сосуда, мой дорогой? – а вынимаешь слиток золота с голову коня – не дешевле ведь дитя львиной крови?

Анну щёлкает пальцами и хохочет. Толкает Ар-Неля в плечо:

– Не знаю, прав ли ты, но ты находчив в споре! С тобой весело.

Ар-Нель улыбается в ответ:

– Легко найти слова, излагая истину.

– Истина! Это – истина для тебя!

– Анну, видишь ли... Мне кажется, что некоторые вещи, общеизвестные у нас в Кши-На, для Лянчина – экзотическая диковинка... Нечто, вроде стеклянных сторожевых собачек, да? Ты видишь это – и не можешь понять, зачем это нужно: оно ведь непривычно и чуждо для тебя...

– Ты, о чём ты говоришь?

– О любви женщины, – отвечает Ар-Нель, едва заметно пожав плечами.

Анну хватает его за воротник, поднимает к его лицу тонко вышитый край со знаками Юноши:

– Ты, Ар-Нель – ты сам об этом не знаешь! Ты не касался женщины!

Ча мягко вынимает край воротника из пальцев Анну:

– В моей постели не было женщин, мой друг, ты прав. Но в жизни – были. Мать, любившая меня и первой учившая меня держать меч. А ещё меня любит сестра – и я каждый миг помню о дружбе и чистой любви моей Государыни, наполняющей душу гордостью и стремлением оказаться достойным. А что было у тебя?

Анну резко вдыхает – и отворачивается. Спарринг закончился чистой победой милого-дорогого Ча, но, по-моему, он использовал запрещённый приём. Врезал Господину Послу в нервный узел. В болевую точку.

Некоторое время они идут рядом – молча. Потом Ар-Нель трогает Анну за локоть:

– Хочешь взглянуть на мастерскую лучшего оружейника в Столице? Уважаемый Господин Ки-Эт из Семьи Ол, Владыка Огня и Стали – он работает для Дома Государева...

Анну мрачно усмехается, но кивает. Через минуту они оживлённо обсуждают метательные ножи и потрясающей работы мечи для ритуальных поединков. Анну хочет купить длинный и тяжёлый меч с какой-то особой рукоятью, со сложной гардой из витых золочёных веток и обоюдоострым лезвием – воодушевлённо торгуется с мастером, явно развеявшись.

Ар-Нель смотрит на него искоса, делая вид, что страшно интересуется стилетом в ножнах, украшенных опалами. Во взгляде Ча мне мерещится тихая печаль.

Уж не жалеет ли он варвара? Если да – то я меньше понимаю жителей Кши-На, чем думал.

После этой прогулки – у меня безумный вечер.

То есть, начинается-то он очень приятно: Государь свободен от забот и играет в шарады в обществе своих друзей и фрейлин супруги. Разумеется, присутствуют Ар-Нель, Юу, Н-До и Лью, которую при дворе зовут Сестричкой – но вместе с моими старыми знакомыми в игре участвуют несколько новых. Крохотный парень, на голову ниже своей высокой жены, остренький белый мышонок, светловолосый, светлоглазый, с длинными белесыми ресницами, которого называют Маленьким Фениксом, – лучший друг Государя и, как говорят, самый опасный боец среди молодёжи высшего света. Его жена – бледная темноволосая Да-Э, с отличной фигурой и дивными тёмно-серыми очами – хитрюга и любительница солёных шуточек. Молодой офицер со своей шустрой чернявой женой – той самой лихой фехтовальщицей по прозвищу Забияка. Милая компания очень молодых ребят, старшие из которых Ар-Нель и Н-До – я и мои ровесники для них – "Взрослые", и я терпим лишь потому, что никогда не пытаюсь никого поучать. Они воспринимают меня не очень серьёзно, оттого позволяют наблюдать их игры и слушать болтовню.

А игра на сей раз забавная. Настоящее развлечение для образованных и утончённых аристократов, включающее воображение – образ создаётся поэтическим экспромтом с довольно сложным и трудно переводимым на русский язык подбором звуков, непременно – с речевой фигурой, которую можно назвать каламбуром. Если участвует хоть пара игроков с чувством юмора – все будут покатываться со смеху.

Я не играю с ними – я, в конце концов, неотёсанный горец, хоть и учёный. Я записываю эти игры, чтобы порадовать коллег: редкостно очаровательная местная фишка, украшение коллекции традиционных игр молодёжи. Кроме неизбежных и неизменных поединков, в эту коллекцию входят во множестве другие игры с оружием: этакие местные "ножички" – швыряние метательного ножа в мишень или в песок всевозможными хитрыми способами, жонглирование ножами, танцы с ножом, приставленным к горлу или щеке – в зависимости от рисковости играющего. В последнем случае выигравшим считается тот, чей нож не оставит на коже никакой отметки при очень сложных и быстрых движениях, причём попытка держать нож, не прикасаясь остриём к телу, чревата дисквалификацией. На эту игру, в которую очень охотно играют и девушки, мне всегда было страшновато смотреть: лихие смельчаки выдают такие акробатические номера, что я боюсь, как бы они не зарезались.

Ар-Нель, страстный любитель рисования, научил двор играть "в кляксы" – сначала каждый участник стряхивает с кисти на лист бумаги несколько клякс, а потом все меняются листами и пытаются дорисовать эти кляксы до осмысленного образа. С Ар-Нелем рискуют тягаться только Маленький Феникс и муж Забияки, Ти-Э из Семьи О-Лэ, – они видят в кляксах не только набивших оскомину птичек и цветочные гирлянды. Ти-Э как-то ухитрился сплести целый пейзаж с лохматым кривым деревом, хижиной, крытой тростником, и летящей цаплей, – но уморительные звери Ар-Неля, каждый – со своей неповторимой физиономией, обычно всё равно выигрывают.

Любимой юношами игрой "в слова" при дворе не увлекаются – вероятно, для семейных пар она кажется слишком эротичной. Правда, я видел, как Н-До играет с Лью, но одно дело – касаться кончиком влажной кисти ладони собственной жены, наедине, а совсем другое – чужой женщины или другого мужчины. Верность тут незыблема, как скала. Я ещё могу допустить существование мужчины, играющего во что-то этакое с юношей – подобные игрушки могут вылиться в поединок, страшно рискованный, но потенциально вполне ведущий к полигамному браку; флирт с чужой женой совершенно немыслим. Любой фривольный намёк чужой женщине воспринимается обществом, как изнасилование с отягчающими. Прелюбодеям нет прощения.

Для того чтобы представить себе здешнюю замужнюю даму, кокетничающую с другим, у меня не хватает воображения; по крайней мере, мне такие не встречались даже в слухах и сплетнях. "Без боя?!" – обычная местная формула, которой объясняется невозможность подобных отношений.

В общем, я весело провожу ранний вечер, следя за играющими юными аристократами, отпуская хамские шуточки, которые их смешат, и попивая "капли датского короля" с совершенно чудесными слоёными вафлями. Свита Государя заигралась до темноты; я ухожу спать, когда за окнами уже стоит хрустальный... чуть не сказал "мартовский" – вечер. И вот, в этих сумерках, синих, лиловых, прозрачных, освещённых дрожащими огоньками, я вижу шепчущуюся парочку; молодые люди стоят друг к другу ближе, чем им позволяют приличия – судя по костюмам, это юноши, а не парень с девушкой.

Они оборачиваются на мои шаги – и мило здороваются.

Ри-Ё, ага. "Добрый вечер, Учитель". А с ним – Ма-И из Семьи Л-Та, одетый по-столичному, и даже с бусинами в волосах. Ну да, ему, вроде как, только пару дней назад прислал письмо Официальный Партнёр. Ма-И застенчиво улыбается. "Привет, Ник!"

Что там этот шельмец Ри-Ё пел о Букашке и Звезде? Мне кажется, или этим двоим лучше не общаться?

Ладно, это не моё дело. Я только отмечаю, что мой паж обладает сверхъестественными способностями по части поиска приключений. Я его даже не зову. Вполне возможно, что я снова чего-то не понимаю, а Ма-И просто легче разговаривать с плебеем, чем с тем столичным аристократом, которого ему силы Земли и Неба назначили. Вроде как Третий Господин Л-Та тренируется флиртовать и быть храбрым. И вообще, политика, любовь и прочие здешние радости – не моё дело. Моё дело – целая пачка традиционных игр, записанных самым лучшим образом, а политикой нехай доблестный КомКон занимается... если сможет.

Я иду спать; я успеваю заснуть и проспать некоторое время – и меня будит позывной экстренного вызова. Первые такты старинной песни "Опустела без тебя Земля" – я просыпаюсь с мыслью, что мне всё это снится, но стоит мне окончательно опомниться, осознаю: вижу зеленоватые линии карты с указанием места встречи.

Кому неймётся в ночь глухую? Не иначе как КомКон – как говаривал грубиян-Сашка, "вспомни говно – и вот оно!"

Я, про себя проклиная всё на свете, волокусь в дворцовый парк. Дежурные гвардейцы салютуют обнажёнными клинками. Встреченный Господин Смотритель Дворца, проверяющий, всё ли в порядке, вежливо здоровается и выражает сочувствие по поводу моей бессонницы. Я благодарю, мы хохмим насчёт плохого сна в одинокой постели, я высказываю надежду уснуть после прогулки, мы раскланиваемся – я выхожу, наконец, во двор.

Небо прозрачно-ясно, весенние звёзды сияют крупной россыпью. Мир благоухает весной – почти как на Земле: сыростью оседающего, подтаявшего снега и какой-то дымной терпкостью. Мне хочется просто прогуляться в такую чудесную ночь, а приходится искать визитёров... чёрт бы их побрал...

КомКоновская авиетка замаскирована под снежную гору. Гора выглядит уж слишком по-зимнему... тоже мне, гении камуфляжа! Я подхожу, дожидаюсь демаскировки, здороваюсь с Вадиком, беру у него торбочку с кое-какими ценными припасами и убеждаюсь: да, мои знакомые-комконовцы с ним и в полном составе – и ушастый Антон, и Рашпиль. Кто же ещё – в такой момент, когда новая миссия едва начата!

Они довольно неофициально меня приветствуют; я собираюсь сесть на заднее сиденье, чтобы поговорить – и обнаруживаю там молодую даму. Выпадаю в осадок.

Это – земная девица. Плотная и жёсткая, с грубоватым лицом – не по сравнению с местным населением, а в принципе топорной работы деваха. Угловатая, плоскогрудая, с русыми волосами, остриженными по плечи. Я на автопилоте думаю о неудачной метаморфозе – и улыбаюсь собственному уровню вживания в среду. Это чудо улыбается в ответ.

– Ваша новая партнёрша, Николай Бенедиктович, – сообщает Рашпиль. – Ваши успехи в последнее время – неоспоримы, и мы решили, что вам нужен помощник. Вот, рекомендую: Марина Санина, работала на Шиенне и Альсоре. Мастер спорта по айкидо, прекрасная фехтовальщица – большие успехи при работе в агрессивных сообществах...

Это Кши-На – агрессивное сообщество?! Это, чёрт вас раздери, Земля – агрессивное сообщество!

– Не подходит по внешним данным, – говорю я.

Марина вспыхивает:

– Это почему же?! – и распахивает плащ, отороченный горностаем. Под плащом – местное платье с пелеринкой. Местный покрой рассчитан на то, чтобы подчеркнуть женственность фигуры – в данном конкретном случае, на спортсменке, состоящей из одних жёстких мускулов, довольно небрежно расположенных, он смотрится компрометирующе.

– Единственная легенда, которую я могу себе представить – она моя соотечественница, – говорю я. – Горская девочка, с Хен-Ер. Но – давайте, вы все меня убедите, что я в принципе могу с ней закрутить?

– А почему нет? – спрашивает Антон. – Если вы тоскуете по дому...

– Ну... как бы вам объяснить... Приступ ностальгии толкнёт вас на чужбине в объятия пожилой безобразной эмигрантки? А если вас всё это время окружали юные и прелестные аборигенки?

– Это я – пожилая и безобразная? – выдыхает Марина. – Ну, знаете ли...

– Ничего личного, простите, – говорю я. – Я только хочу, чтобы вы поняли. Я служу во Дворце Государевом. В свите Государыни. Там у неё девочки в роли фрейлин – праздничная фантазия мужчины. Сливки общества. Самые очаровательные, самые образованные, самые утончённые. Сама Государыня – невесомый шестнадцатилетний ангел. Мне периодически предлагают всё самое вкусное и чудесное – и я отказываюсь, мотивируя отказ нестерпимой скорбью по погибшей жене... И вдруг появляюсь в обществе Марины... фальшиво, как морковный заяц, а здешний люд страшно чувствителен к фальши в отношениях.